ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Я не стал терять время. Я включил зрение, еще поднимаясь по лестнице. Медсестра открыла дверь с лестничной площадки, и я сразу же нырнул в первую палату слева – там, где лежала в коме девушка, мисс Бектон. Я закрыл за собой дверь и поднял взгляд.

Девушке не было еще двадцати лет. Ее отличали болезненная худоба и огненно-рыжие волосы, наверняка крашеные. Она лежала на животе, повернув голову набок и глядя перед собой мутным взглядом. На спине белели бинты.

Сфокусировав на ней взгляд, я увидел и другое. Девушке безжалостно искалечили психику, и даже те немногие клочки кожи, которые оставались открытыми, сплошь покрывали фантомные раны, из которых сочились кровь и сукровица. Рот ее открылся в беззвучном крике, а под отсутствующим взглядом я разглядел выпученные от ужаса глаза. Та часть мисс Бектон, что еще оставалась в телесной оболочке, визжала.

Мой желудок судорожно сжался, и я едва успел добежать до мусорного ведерка в углу, куда меня и вырвало.

Мёрфи склонилась рядом со мной, положив руку мне на спину.

– Гарри? Ты в порядке?

Злость, сострадание и жалость боролись за первое место в моих мыслях. Сражаясь с дурнотой, я все-таки заметил, как стоявший в противоположном углу приемник-таймер включился и тут же сдох, окутавшись облачком дыма. Люминесцентные трубки на потолке замигали, реагируя на окутавшую меня под воздействием эмоций бурю магических энергий.

– Нет, – прохрипел я, борясь с новым приступом тошноты. – Я не в порядке.

Секунду Мёрфи смотрела на меня, потом перевела взгляд на девушку.

– Она…

– Она не очнется, – сказал я.

Я несколько раз сплюнул в ведерко и встал с колен. Голова снова разболелась. Перепуганные глаза девушки намертво врезались в мое сознание. Она уходила из дома развлечься. Посмотреть любимое кино. Возможно, заглянуть потом с друзьями в кафе или ресторан. Уж наверняка она просыпалась вчера не с мыслью о том, что какая-то чудовищная тварь порвет в клочья ее рассудок.

– Гарри, – очень мягко повторила Мёрфи. – Это ведь не ты сделал с ней такое.

– Блин… – прохрипел я. Она взяла меня за правую руку и с каким-то отчаянием сжала мне пальцы. – Блин, Мёрф. Я найду эту сволочь. Найду и убью.

Рука ее оставалась такой же твердой и уверенной, как и голос.

– Я тебе помогу.

Я кивнул и некоторое время не отнимал у нее руки. В этом касании не было никакого напряжения, ничего возбуждающего. Мёрфи, такая живая, настоящая, сжимала мою руку, напоминая мне, что и я жив. Каким-то образом мне удалось оттолкнуть от себя то ощущение нутряного кошмара, что переполняло девушку, изгнать его из самых непосредственных моих мыслей, и в конце концов тошнота немного отступила. Я еще раз осторожно сжал ее пальцы и отпустил.

– Идем, – произнес я все еще хрипло. – Пелл.

– Ты уверен, что тебе не нужно отдохнуть хотя бы минуту?

– Не поможет, – буркнул я, махнув рукой в сторону радио и ламп. – Надо покончить с этим и уходить.

Она прикусила губу, но кивнула и повела меня в палату, расположенную напротив первой. Мне ужасно не хотелось делать этого, но я снова включил зрение и сосредоточился, входя в палату Кларка Пелла.

Пелл оказался старым хрычом, сработанным из сапожной кожи и хрящей. Одна рука и обе ноги в гипсе, растяжки… Половина лица представляла собой чудовищно распухший багровый синяк. К носу тянулась трубочка от кислородного аппарата. Из-под обмотавших голову бинтов торчали клочки седых волос. Один глаз опух настолько, что почти не открывался. Зато второй был открыт и пристально смотрел на нас.

Раны его, скрытые от глаз физической оболочкой, оказались почти такими же жуткими, как у девушки. Его безжалостно избили. Фантомные синяки и ссадины покрывали морщинистую кожу, изломанные кости придавали телу неестественные очертания. Но я увидел в этом старике еще кое-что. Под слоем сапожной кожи и хрящей имелся еще слой сапожной кожи и хрящей. И стали. Старого хрыча жестоко избили, но такое с ним случилось не впервые – как в физическом, так и в духовном смысле. Старикан-то оказался бойцом. Он был напуган, но он был еще и разозлен.

Кто бы с ним это ни проделал, он не получил того, чего хотел, – в отличие от случая с девушкой. Когда нападение не вызвало того страха, какого ожидалось, преступнику пришлось ограничиться физическим насилием. Старикан выстоял, хоть и не мог противопоставить этому ничего, кроме жизненной закалки и упрямства. И уж если ему это удалось, то и я как-нибудь справлюсь с тем, что запечатлелось у меня в памяти.

Я выключил зрение и вдохнул. Мёрфи, державшаяся за моей спиной так, словно готова подхватить меня, если я вырублюсь, склонила голову набок и удивленно посмотрела на меня.

– Я в порядке, – заверил я ее вполголоса.

Пелл слабо, но явственно хмыкнул:

– Плакса. Ни повязки даже.

Я внимательно посмотрел на старика.

– Кто это с вами сделал?

Он слабо покачал головой:

– Псих.

Мёрфи хотела что-то сказать, но я поднял руку, покачал головой, и она послушно осеклась.

– Сэр, – обратился я к Пеллу. – Даю вам честное слово, я не коп. Я не врач. Я думаю, вы увидели нечто необычное.

Он посмотрел на меня, прищурив единственный зрячий глаз.

– Так ведь? – тихо спросил я.

– Р… Р-рукк… – попытался произнести он и закашлялся.

Я поднял руку и дождался, пока он успокоится.

– Руки-Молоты, – произнес я.

Пелл задрал губу в слабой ухмылке. Его здоровая рука слабо пошевелилась, и я шагнул ближе к нему.

– Вы сказали Грину, что на вас напал кто-то, наряженный Руками-Молотами, – предположил я.

Пелл устало закрыл глаза.

– Примерно так.

Я кивнул.

– Только это был не маскарад, – тихо произнес я. – А взаправду.

Пелл слегка вздрогнул и снова открыл глаз, мутный от боли и усталости.

– Это был он, – прошептал старик. – Не знаю как. Этого не может быть. Но… как-то я это почувствовал.

– Я вам верю, – ответил я.

Секунду он смотрел на меня, потом кивнул и закрыл глаз.

– Именно так. Единственный гребаный фильм, который меня мог напугать. И фильм-то так себе… – Он слабо тряхнул головой. – Проваливайте.

– Спасибо, – тихо сказал я ему. Потом повернулся и пошел к двери.

Мёрфи следовала за мной по пятам – так, вдвоем, мы и спустились.

– Гарри? – спросила она. – Что это было?

– Пелл, – сказал я. – Он дал нам то, что нужно.

– Правда?

– Угу. Кажется, так. Эта тварь, должно быть, какая-то разновидность фобофага.

– Чего-чего?

– Такое потустороннее создание, которое питается страхом. Оно нападает с целью напугать людей и поглощает их эмоции.

– Ну, Пеллу кости переломали не криком «Бу-у!», – заметила Мёрфи.

– Угу. Для того чтобы попасть в реальный мир, ему приходится обзавестись материальным телом. В общем-то, это стандартная тактика всех подобных демонов.

– И как нам его одолеть?

Я покачал головой.

– Пока не знаю. Первым делом мне надо бы выяснить, какого именно типа этот фобофаг. Только для этого надо еще зацепки найти. Довольно много разных тварей способны перебраться в Чикаго из Небывальщины и сделать то, что сделал этот гад.

Мы вышли на солнце, и я остановился, подняв лицо навстречу его лучам.

Ужас и страдания, которые я увидел у жертв, никуда не делись, сохраняясь у меня в памяти до боли отчетливыми образами. Но солнечное тепло – а еще такое же отчетливое воспоминание об упрямой стойкости Пела – смягчало потрясение.

– Ты как, ничего? – спросила Мёрфи.

– Думаю, да, – тихо ответил я.

– Ты хоть можешь рассказать, что увидел?

Я попробовал, хотя слов у меня явно не хватало. Она выслушала и медленно кивнула.

– Похоже, с Рози такого, что с ними, не случилось.

– Может, это просто мы с Роулинзом вовремя подоспели, – возразил я. – Может, он успел только размяться перед игрой.

– А может, имелась какая-нибудь другая причина, – заметила Мёрфи.

– Напомни мне, чтобы я прочитал тебе лекцию насчет приоритета версий, – хмыкнул я. – До тех пор, пока не обнаружено ничего конкретного, в качестве основного принимается самое простое объяснение.

Мёрфи кивнула.

– Если эта тварь дважды уже нападала на участников конвента, она скорее всего сделает это и еще раз. Мне кажется, нам стоило бы посоветовать им закрыть мероприятие. Не будет конвента – не будет и нападений, правильно?

– Слишком поздно, – буркнул я.

Она склонила голову набок.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Эта тварь питается страхом. Она подсела на страх, как на иглу. Если закрыть конвент, это напугает кучу народа.

– Ну, напугать может и пресса.

– Но не так, – возразил я. – Сообщение в новостях может расстроить кого-то, лишить покоя. Но по тем, кто находился на конвент, кто знал пострадавших, кто был в том же здании, – по ним это ударит сильнее. Для них это – настоящая опасность. Нечто реальное.

– Если нападавший так опасен, им стоит его бояться, – заметила Мёрфи.

– Если не считать того, что их страх привлечет к себе того самого нападавшего, – сказал я. – Собственно, если страха будет много, это привлечет не одного его, а и других хищников такого рода.

– Других? – Мёрфи застыла на месте.

– Так капля крови в воде привлекает акул, – сказал я. – Только вместо того чтобы сосредоточиться на конвенте, потенциальные жертвы окажутся рассеяны по всему Чикаго. Пока единственное наше преимущество заключается в том, что мы примерно знаем, где эта тварь нанесет следующий удар. Если конвент закроют, мы лишимся этого преимущества.

– И следующий шанс сесть ему на след представится тогда, когда появится новый труп… – Мёрфи тряхнула головой. – Чем могу помочь тебе я?

– Пока подбрось меня домой. Мне нужно посоветоваться и… – Я вдруг стиснул зубы. – Вот блин, чуть не забыл.

– Что?

– У меня встреча за ленчем, которую нельзя пропускать.

– Важнее этого? – удивилась Мёрфи.

– Не могу перенести, – буркнул я. – Дела Совета. Возможно, и важнее.

Она покачала головой.

– Ты взваливаешь на себя слишком большую ответственность, Гарри. Ты всего лишь человек. Хороший человек, но твои возможности не безграничны.

– Вот что случается, когда я не в кожаной куртке, – хмыкнул я. – Людям начинает казаться, будто я не сверхгерой.

Она фыркнула, и мы пошли к ее машине.

– Я серьезно, – сказала она. – Ты же не можешь быть одновременно везде. И не можешь помешать случиться всему плохому.

– Это не значит, что не надо и пытаться, – возразил я.

– Возможно. Но ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Ты прямо разрываешься из-за этого. Как та девушка. – Она мотнула головой в сторону реанимационного корпуса. – Мне больно смотреть на тебя. У тебя достаточно неприятностей и без того, чтобы биться лбом в дела, с которыми невозможно справиться.

Я пожал плечами и молчал, пока мы не вернулись к машине.

– Я просто не могу, – произнес я. – Не могу видеть, как люди страдают вот так. Ненавижу.

Мёрфи посмотрела на меня в упор и кивнула.

– Я тоже.

Мыш ткнул меня головой в ногу и привалился, грея своим телом.

Это успокаивало. Мы забрались втроем в машину Мёрфи и поехали выслеживать неизвестно кого. Неизвестно – по крайней мере до встречи с Летним Рыцарем.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Я попросил Мёрфи высадить меня в паре кварталов от моего дома, чтобы Мыш хоть немного размял лапы. Он, похоже, не возражал против такого решения и с энтузиазмом, проявлявшимся в оживленных движениях хвоста, обнюхивал придорожные кусты. На всякий случай я время от времени оглядывался, но незнакомый наблюдатель больше не показывался. Конечно, он мог действовать и не в одиночку, однако других подозрительных людей или машин я тоже не обнаружил. Впрочем, я продолжал от греха параноидально озираться по сторонам до тех пор, пока мы не дошли до моего старого дома и не спустились по ступенькам к двери.

Я пробормотал заклинание, нейтрализующее обереги, которыми я укрепил свое жилье вскоре после начала войны с Красной Коллегией. Потом щелкнул ключом, повернул дверную ручку и со всех сил двинул стальную дверь плечом.

Дверь приоткрылась на пять или шесть дюймов. Я толкнул ее еще несколько раз, отворив хотя бы для того, чтобы протиснуться боком, вошел, впустив Мыша перед собой, и почти ткнулся носом в ствол обреза.

– Эта штука противозаконна, знаешь ли, – заметил я.

Томас насупился на меня поверх мушки и опустил ружье. Я услышал металлический щелчок – он поставил обрез обратно на предохранитель.

– Ты бы лучше дверь починил. Каждый раз, когда ты ее открываешь, грохот как от штурмовой бригады.

– Ой, да ну, – отозвался я, отстегивая Мыша с поводка. – Один раз-то всего пережили осаду, и уже такая паранойя.

– Ну что я могу сказать. – Он повернулся и сунул обрез в объемистую спортивную сумку, стоявшую на полу у входа. – Как-то я никогда не мечтал сыграть роль в ужастике с зомби.

– Не говори ерунды, – сказал я. Мистер пулей пересек комнату и в знак дружеского приветствия врезался всей своей тридцатифунтовой тушей мне в ноги. – Кино было мое. Ты был копьеносцем. Типа роль второго плана.

– Спасибо на том, – хмыкнул он. – Пиво будешь?

– Еще бы.

Томас склонился над ледником. На нем были джинсы, туфли и белая хлопчатобумажная футболка. Я покосился на сумку и нахмурился. Его сундук – старый армейский инвентарный ящик – стоял, запертый, на полу рядом с сумкой. Вокруг них разместились, как мне показалось, все личные пожитки Томаса. Он вернулся ко мне, держа в руках пару запотевших бутылок Макова пива и ловким движением больших пальцев сорвал крышки.

– Мак убил бы тебя, если б узнал, что ты его охлаждаешь.

Я взял у Томаса бутылку, вглядываясь в его лицо. Как обычно, оно выдало очень немного.

– Лучше бы Мак пришел и установил сюда кондиционер, если хочет, чтобы я пил его пиво теплым в разгар лета.

Томас усмехнулся. Мы чокнулись бутылками и сделали по глотку.

– Уходишь, – произнес я, помолчав немного.

Он молча сделал еще глоток.

– Ты мне ничего не хочешь сказать?

Он пожал плечами и кивнул в сторону лежавшего на каминной полке конверту.

– Мои новые телефон и адрес. И еще там немного денег тебе.

– Томас… – начал я.

Он снова отхлебнул пиво и мотнул головой.

– Нет, возьми. Ты сам предлагал мне пожить здесь до тех пор, пока я не стану на ноги. Я почти два года тут прожил. Я твой должник.

– Нет, – сказал я.

Он нахмурился:

– Гарри, пожалуйста.

С минуту я смотрел на него, раздираемый противоречивыми эмоциями. Часть меня по-детски радовалась, что маленькая квартирка снова будет принадлежать мне одному. Гораздо большая часть вдруг ощутила себя опустошенной, расстроенной. Но имелась и еще одна часть – эта радовалась за Томаса, гордилась им. С первого дня, как Томас поселился у меня, он оправлялся от полученных ран. Довольно долго я боялся, что отчаяние и самоглодание раздавят его… в общем, я понимал, что его желание жить самостоятельно – признак выздоровления. Ну и таким же признаком я мог считать возрождающиеся у Томаса гордость и уверенность в себе. Потому он и оставил деньги над камином. Я не мог отказаться от них, не уязвив при этом его гордость.

Если не считать обрывочных воспоминаний об отце, Томас – единственная оставшаяся у меня родня. Томас без колебаний рисковал ради меня жизнью, охранял мой сон, ухаживал за мной, когда меня ранили, а время от времени даже стряпал. Ну конечно, порой мы действовали друг другу на нервы, только это ничуть не приуменьшало того, что мы на самом деле значим друг для друга.

Мы братья.

Все остальное преходяще.

– Ты справишься сам? – тихо спросил я, встретившись с ним взглядом.

Он чуть улыбнулся и пожал плечами:

– Думаю, да.

Я склонил голову набок.

– Откуда у тебя деньги?

– Заработал.

Брови мои сами собой поползли вверх.

– Ты что, нашел работу, с которой тебя не выгнали почти сразу же?

Томас слегка поморщился.

– Извини, – спохватился я. – Но… я же знаю, у тебя с этим были сложности… – Собственно, сложности у него возникали с сослуживцами, точнее, с сослуживицами: их влекло к нему с такой силой, что они едва не дрались за место в очереди. Да уж, инкубу куда легче тусоваться в ночных клубах или на званых вечеринках, чем вкалывать на кассе или доставщиком пиццы. – Нашел что-то подходящее?

– Угу. Главное, без людей, – ответил он. Произнося это, он улыбался как ни в чем не бывало, но я-то ощущал в нем напряжение. Он чего-то не договаривал. – Уже некоторое время там.

– Да? – спросил я. – Где?

Он легко ушел от прямого ответа.

– Ну, есть такое место на Лейк-Вью. Наконец смог отложить немного. Хотел вернуть тебе долг.

– Перерабатывал, наверное, – предположил я. – Насколько я могу судить, ты пахал восемьдесят, если не девяносто часов в неделю.

Томас пожал плечами; улыбка маской застыла на его лице.

– Ну, пришлось повкалывать.

Я сделал еще глоток пива (классного, кстати, даже в охлажденном виде) и обдумал все это. Если Томас о чем-то не хочет говорить, он и не будет об этом говорить. Давить на него в такой ситуации бессмысленно. У меня не сложилось впечатления, будто он вляпался в неприятности, и хотя лицом он владеет получше профессионального игрока, я прожил с ним достаточно, чтобы в большинстве случаев видеть его если не насквозь, то, во всяком случае, сквозь маску. До сих пор Томасу не удавалось зарабатывать себе на жизнь. Если теперь он считает, что в состоянии это делать, значит, к его словам нужно относиться серьезно.

Жить самостоятельно ему просто необходимо. Я вряд ли оказал бы ему услугу, помешав этому.

– Уверен, что справишься? – спросил я еще раз.

Что-то проступило все-таки из-под маски – досада.

– Прорвусь. Давно пора жить по-человечески.

– Ну, не надо спешить, если ты к этому не готов.

– Да ладно, Гарри. До сих пор нам везло. Совет меня здесь не засек. Но даже при том, что ты теперь Страж и все такое, рано или поздно кто-нибудь да пронюхает, что в твоем доме живет вампир Белой Коллегии.

Я поморщился.

– Это, конечно, будет западло, – согласился я. – Но я не возражаю, если тебе нужно еще сколько-то времени.

– А я не возражаю повкалывать, если это поможет тебе избежать неприятностей с Советом, – сказал он. – И потом, я же свою задницу спасаю. Я и сам не хотел бы иметь с ними дела.

– Я не позволю им…

Тут Томас рассмеялся уже по-настоящему, искренне.

– Господи, Гарри! Ты мне брат, не мать. Со мной все будет хорошо. Наконец-то ты сможешь жить без оглядки на мое присутствие… может, даже девиц к себе таскать начнешь.

– Уговорил, красавчик, – хмыкнул я. – Тебе с переездом помочь или как?

– Не. – Он допил пиво. – У меня один сундук и сумка, больше ничего. Такси я уже вызвал. – Он помолчал. – Если, конечно, тебе не нужна моя помощь в каком-нибудь деле. Мне надо въехать до понедельника.

Я покачал головой.

– Я сейчас работаю с ОСР, так что помощи мне хватает. И я надеюсь разобраться с этим до вечера.

Томас внимательно посмотрел на меня.

– Вот ты и вляпался.

– Чего? – не понял я.

– Обещал быструю победу. Теперь-то всё наверняка безнадежно запутается. Господи, ну уж ты-то мог бы учитывать опыт.

Я ухмыльнулся.

– Можешь во мне не сомневаться. – Я допил пиво и протянул брату руку. Он пожал ее.

– Если что, звони, – сказал он.

– Заметано.

– Спасибо, братишка, – тихо произнес Томас.

Я пару раз моргнул.

– Угу. Всегда можешь рассчитывать на ночлег здесь. Только если девиц таскать не будешь.

За дверью захрустел под колесами гравий, потом посигналили.

– Такси приехало, – сказал он. – Ох, да. Ты не против, если я позаимствую у тебя обрез? Пока себе такого не достану?

– Валяй, – кивнул я. – У меня все равно еще револьвер есть.

– Спасибо. – Он нагнулся и без видимого усилия вскинул на плечо тяжелый сундук. Потом взял спортивную сумку, повесил ее на другое плечо и легко открыл дверь. Он оглянулся, подмигнул мне и закрыл дверь за собой.

С минуту я смотрел на закрытую дверь. Хлопнула крышка багажника, потом дверца. Снова прохрустели по гравию колеса, и моя квартира вдруг показалась мне на пару размеров больше. Мыш протяжно вздохнул и подошел потыкаться мордой. Я почесал его за ухом.

– С ним все будет хорошо, – сказал я. – Не беспокойся.

Мыш снова вздохнул.

– Я тоже буду без него скучать, – сказал я псу и вдруг встрепенулся. – Ты не расслабляйся. Нам надо к Маку сходить. Познакомишься там с Летним Рыцарем.

Я собрал все, что могло понадобиться для официальных переговоров с Летним Рыцарем, вызвал такси и стал ждать, гадая, что именно скрывает от меня мой брат.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Кабак Мак-Энелли расположен в полуподвале неподалеку от моего офиса. Когда-то это был первый этаж, но поскольку Чикаго на деле представляет собой огромное болото, в которое погружается город, дом за свою долгую жизнь тоже осел, так что в кабак попадаешь, спустившись на пару ступенек. Потолок там низкий, а может, это мне с моим ростом так кажется, поэтому, входя, я, как всегда, увидел сначала несколько вращающихся на уровне моих глаз вентиляторов, да и когда спустился, лопасти продолжали лениво месить воздух в неуютной близости от моей головы.

На двери Мак повесил табличку: НЕЙТРАЛЬНАЯ ТЕРРИТОРИЯ. Это означало, что согласно Неписаным Законам, принятым большинством разнообразнейших сверхъестественных наций лет десять или двадцать назад, на площади заведения нельзя вести боевые действия. Согласно этим же законам, в баре не допускалось никаких поединков, да и пытаться спровоцировать какие-либо конфликты тоже запрещалось строго-настрого. В общем, если кому-либо вздумалось бы устроить махалово, ему пришлось бы поискать другое место; в противном случае он вынужден был бы иметь дело со всеми договорившимися сторонами.

Но еще важнее – по крайней мере для меня – то, что Мак мой друг. Приходя в его заведение перекусить, я считаю себя гостем, а его – хозяином дома. Я соблюдал бы установленный нейтралитет из простого уважения к нему… впрочем, приятно сознавать, что уговор все-таки действует. Не всякий член сверхъестественного сообщества отличается такими же вежливостью и дружелюбием, что и я.

Заведение Мака занимает одно большое помещение. Чертова дюжина толстых деревянных колонн поддерживает перекрытие, и каждая из них украшена вырезанными сюжетами Древнего Мира. У барной стойки стоят тринадцать табуреток, по залу в кажущемся беспорядке расставлены тринадцать столов, и вся эта асимметрия придает заведению уютный, неформальный дух.

Я вошел в зал, вооруженный до зубов – попробуй сунься! В левой руке я держал посох, а за пояс заткнул свой новый жезл – палку длиной в два фута и толщиной в два пальца. На левую руку я надел браслет-оберег, на палец правой – кольцо для фокусировки энергии; у правой ноги выступал Мыш, всем своим видом выражая готовность дать немедленный и решительный отпор любому.

Пара сидящих внутри людей посмотрели на мое лицо и сразу же сделали вид, будто я их нисколько не интересую. На деле расположение духа у меня было далеко не из худших, но сейчас я хотел выглядеть именно так. С самого начала войны с Красной Коллегией я на опыте усвоил, что хищники – как в человечьем, так и в любом другом обличье – улавливают чужой страх и выискивают слабые места. Поэтому я вступил в заведение так, словно мне не терпится начистить кому-нибудь ряшку: куда проще обескуражить потенциального хищника загодя, чем отделываться от него потом, когда он уже заинтересовался тобой.

Я пересек зал, подошел к барной стойке, и Мак кивнул мне. Мак – долговязый мужик, и лет ему что-то между тридцатью и пятьюдесятью. Одет он был по обыкновению в темные рубаху и брюки и белоснежный, без единого пятнышка, фартук. Он ухитрялся волшебным образом одновременно обслуживать посетителей и готовить разнообразные яства на большой дровяной плите. Дневной жар ощущался в подвале не так сильно, да и вентиляторы, и сам подземный дух помещения убавляли духоту, и все же на бритой (а может, лысой, кто его знает) голове Мака блестели капельки пота. Мак прекрасно понимал, что на деле означает мой воинственный вид, и его это нисколько не смущало. Он кивнул мне, и я плюхнулся на табурет.

– Привет, Мак. Скажи, ты совсем не держишь здесь холодного пива?

Он покосился на меня без тени улыбки.

Я прислонил посох к стойке и поднял руки, сдаваясь.

– Шучу. Но хоть лимонада холодного у тебя найдется, надеюсь? Там, на улице, миллион градусов выше нуля.

Вместо ответа Мак поставил передо мной стакан лимонада с лимонадными же ледяными кубиками собственного изобретения: такой лимонад остается холодным, но не разбавляется водой по мере таяния льда. В том, что касается питья, Мак настоящий гений. Впрочем, и его сандвичи с говядиной тоже можно считать особо ценным национальным достоянием.

– По делу? – спросил он.