- Прут, как из худого мешка, - кивнул лейтенант. - И не без успеха.
      - То есть? - спросил Пестель, не переставая жевать.
      - Они окончательно научились раскручивать гайки и уволокли сразу метров сорок рельсов, что торчали из-за проволоки. Теперь пробуют научиться переносить ограждения.
      Пестель покрутил головой:
      - Вот это да.
      - Да, - кивнул лейтенант. - Такое впечатление, что они подсмотрели, как мы разносили их для БМП поутру, и теперь... А, ладно. У вас-то что нового?
      Внезапно дверь в соседнюю комнату скрипнула, капитан вошел в комнатуху, сел у керосиновой лампы. Покрутил фитиль, но он и так был вывернут до предела.
      - Так. С Чернобровом я поговорю потом, а пока - с вами.
      Лейтенант вежливо, не вставая со стула, отталкиваясь сапогами от пола, отполз чуть вбок, чтобы не закрывать капитану обзор.
      - Я бы попросил вас, - Дондик серьезно оглядел лица всех присутствующих, избегая смотреть на лейтенанта, - особенно ни о чем не рассказывать.
      - Что такое? - удивился Антон. - Почему?
      - Это приказ, а не просьба, - резко сказал капитан. Ростик мельком взглянул на Кима. Тот чуть набычился,
      его и без того корейские глаза стали еще уже. Ростик знал это выражение, так бывало перед дракой или перед особенно сложным спором, в общем, когда следовало не отступать. Получив эту поддержку, Ростик почувствовал прилив уверенности.
      - Капитан, - сказал он, умышленно укоротив обращение, - вы ведете себя некорректно.
      - Что? - У Дондика, казалось, даже лицо вытянулось.
      - Вы не объясняете свои решения, а мы ведь зависим от них. Да и остальные тоже.
      В комнате стояла тишина. Внезапно лейтенант поднялся и вышел. Капитан проводил его долгим, задумчивым взглядом.
      - Мне бы тоже очень хотелось спросить, - вступил Пестель, не удержавшись. - Вы что, в самом деле считаете, что Умалчиваниями можно что-то изменить?
      - Да как вы смеете? - Впрочем, голоса капитан не поднимал. Может, это еще предстояло.
      - А как вы смеете лгать людям своими умалчиваниями? Своим шушуканьем, своей мышиной возней с информацией, которую должны, слышите, должны знать все? - спросил Антон.
      Кажется, его понесло. Ростик и не подозревал, что он так умеет.
      - Я не думал, что столкнусь с этой проблемой, - как бы сам себе сказал капитан. - А оказалось, что вы такие же, как все, интеллигенты... Да вы знаете, с кем разговариваете?
      - Знаем, - даже как-то сварливо ответил Пестель. - Но и вы поймите, это не прихоть - потрепаться с солдатами во время перекура. Сейчас мы спорим о значении информации. А она имеет жизненное значение. Она затрагивает проблему выживания.
      - Попросту ту самую возможность жить нам всем через пару месяцев или полгода, - пояснил Ростик. Он впервые ощутил, что слишком сложные формулировки могут затемнять ситуацию, а не выявлять ее, но как это исправить, пока не знал.
      В этом споре вообще слишком многое получилось экспромтом, слишком многое было непродуманно. Ростик не сомневался, что позже они найдут более удачные аргументы, но спорить предстояло именно сейчас, а не потом.
      - А я приказываю молчать. И не поднимать панику.
      - Не поднимать? Может, давно пора поднять? Чтобы хотя бы рельсы не оставлять противнику, а свернуть их и затащить в город? - спросил Антон.
      Пестель подумал и спокойно, явно стараясь перевести разговор в конструктивное русло, проговорил:
      - Может, мы бы даже смогли наладить торговлю? Капитан хлопнул себя ладонью по колену, встал, походил
      по комнате. Вдруг Ростик заметил, что он умылся. А они-то сидели как чушки, даже руки перед едой... Почему-то это задело больше всего. Эта секретность оборачивалась бездушием, словно они уже были арестованы.
      - Если бы я знал, что так получится, - сказал капитан, усмехаясь, хотя по его злым глазенкам всем было видно, что ему вовсе не до смеха, - я бы не с вами поехал, а вызвал бы... Да поймите же вы, то, что вы собираетесь распространять, попросту вызовет пораженческие настроения.
      Ростик сжал кулаки и уверенно отчеканил:
      - Если ничего не делать, капитан, нас ждет судьба того города, который погибает, как мы это видели сегодня.
      Дондик быстро ответил:
      - Там две... нации, а у нас одна.
      - Расы, - поправил капитана Пестель. - Нациями зеленокожих и червеобразных не назовешь. А вообще это даже разные
      виды.
      - И все равно, у нас есть только мы - люди, - продолжил капитан. -Мы не будем воевать друг с другом. Потому что у нас одна нация. Одна.
      - Всегда две - дураки и те, кто думает о будущем, - внезапно сказал Ким.
      Почему-то именно эта реплика заставила капитана измениться. Он стал каким-то по-змеиному вкрадчивым, злобным, жестким. Ростик почувствовал, что против воли крепче сжимает свой автомат.
      - Вы ведь корейский эмигрант? - спросил Дондик, подходя очень близко к Киму, и даже наклоняясь к нему, словно тот был не человеком, а неодушевленной куклой или сидел в кресле, связанный по рукам и ногам.
      - И что из этого следует?
      Ростик никогда друга таким не видел, Киму было и страшно, но он был и зол необычайно. Казалось, поднеси к нему сейчас спичку, он загорится как целлулоидная расческа.
      - Когда вернемся на Землю, то...
      - Никогда не вернемся, капитан, - поправил его Пестель. - Я лично в это не верю. Это попросту невозможно. Иначе тут не было бы того города, его бы давно вернули. Как и другие существа, которых мы видим, с которыми даже воюем.
      На это замечание капитан никак не отреагировал. Он лишь чуть отодвинулся от Кима. И тот сразу перестал быть похожим на марионетку. Ростик почувствовал, что у него возникла страшная догадка - капитан знал, как сделать марионеткой каждого. И умел этим пользоваться.
      - Будьте готовы, вас вызовут для допросов, - сказал Дондик.
      Антон внезапно широко и вполне искренне улыбнулся.
      - Сначала остановите зеленых богомолов и научитесь передавать приказы не по проводам. А то ведь срежут и даже спасибо не скажут.
      При чем тут провода, никто не знал. Да и сам Антон, похоже, не знал. И все-таки его дурацкое замечание имело смысл, оно показывало - прежний мир рухнул, и ничто никогда не повернет вспять.
      Дондик отошел к дальней стене комнаты, оперся о нее спиной, сунул руки в карманы:
      - Как я погляжу, смелые вы очень.
      - Тут фронт, и дальше послать некуда, - спокойно, заражаясь настроением Антона, ответил Ким.
      - Есть еще и лагеря, - зло, как бы даже и не совсем сознавая, что он говорит, бросил капитан.
      - Были. Были, а не есть, в этих словах заключена огромная разница, -проговорил Ким. - И придется потрудиться, чтобы они снова возникли.
      Пестель добавил, как всегда, очень рассудительно:
      - Уверен, не удастся. И вообще, я полагаю, было бы лучше, если бы мы думали, а не собачились между собой.
      Ростик встал и широко развел руками, как бы сочувствуя, но одной рукой удерживал автомат за цевье, и жест доброй воли не получился.
      - Похоже, капитан, вы потерпели поражение. Может быть, потому, что даже не дали нам умыться. Пошли, ребята, разговоров сегодня будет - море. -- Он подумал и добавил: - Когда отстреляемся от богомолов.
      Часть 3. Рельсовая война
      13
      Через пару недель внезапно, против всех ожиданий, Ростик, Ким, Пестель и Антон получили разрешение отправиться по домам. Сначала Ким разволновался, но потом размяк. Отпуск домой в любом случае был все-таки отпуском. До трамвайной остановки они добежали чуть не вприпрыжку. Потом посерьезнели и пошли, сами того не замечая, в ногу развернутой шеренгой.
      Идти были легко, ни машин, ни заграждений не было. Лишь пару раз они замечали сложенные из мешков с песком посты, но они стояли пустыми.
      Дома, вот уж повезло, подали воду. Струйка была тонкая, не толще мизинца, но это все равно была вода. И пахла она гораздо лучше, чем та, которую они пили в окопах. Ростик тут же наполнил с помощью садового шланга все бочки, и даже хватило напора налить четверть бака в садовом душе, построенном отцом.
      Искупавшись и переодевшись во все чистое, он подумал было приготовить себе что-нибудь поесть, но почему-то уснул. Проснулся оттого, что кто-то ласково, как в детстве, поцеловал его в лоб. Он открыл глаза, это была, конечно, мама.
      Она выглядела осунувшейся, бледной, усталой. У глаз собрались незнакомые морщинки, но глаза сияли все той же победной силой, что и раньше, и она была так же красива, как тогда, когда уходила с отцом в кино или просто пройтись по городу.
      За ужином они говорили мало. Она лишь смотрела, как он ест, подперев кулаком щеку, и вздыхала. И, только убирая пустую тарелку, спросила:
      - Как там у вас, все живы?
      - Да ты что, мам, - с преувеличенным энтузиазмом ответил Ростик, -богомолы же стрелять не умеют. Просто пытаются проволоку срезать или рельсы отвинтить...
      - Не скажи, - сказала вдруг мама. - К нам стали поступать раненные от выстрелов из каких-то самострелов, что ли... В общем, это стрелы с насаженными вместо острия колючками какого-то растения. Они потрясающе острые, твердые и дают очень плохую, глубокую рану.
      - Нет, мам, у нас такого не было, у нас все спокойно. Она печально улыбнулась:
      - То-то мы каждый вечер стрельбу слышим.
      Она стала собираться в душ, нашла в шкафу свежее полотенце, длинный халат.
      - Ну ведь это мы же стреляем. А они - просто насекомые. Ну ладно, у нас там - пустяки. У вас-то что? Что в городе слышно?
      - Из годных к строевой остались только девушки, - сказала мама. - И еще идут упорные разговоры, что будут рыть рвы, как во время войны.
      - Рвы? - тупо спросил Ростик. - Зачем рвы? У них же нет танков, а ров они просто перелезут.
      - Ну, сам знаешь, какие у нас начальники. - И мама ушла купаться.
      Ростик переоделся в штатское и вышел, чтобы посидеть на лавочке и посмотреть на Октябрьскую. Но на лавочке уже сидел Ким. В штатском. Он был вымыт, даже блестел, наверное, как и Ростик. И весь светился добродушием. Как в детстве, он спросил:
      - Что делать будем?
      У Ростика уже давно, еще с того момента, как им сообщили об увольнительной, засела одна мысль. Теперь он ее озвучил:
      - Знаешь, мне хочется сходить в обсерваторию.
      - Зачем? - удивился Ким.
      - Ну, мы ведь так ничего и не знаем - где оказались и почему? Может, они что-нибудь новенькое выяснили?
      Ким посидел, подумал, посмотрел на облака над головой, которые уже скоро должны были погаснуть, и кивнул:
      - Пошли. Может, на велах?
      Подкачав свои несравненные "Украины", друзья поехали знакомой дорогой. У ограды обсерватории их вдруг остановили. Это был обыкновенный пост, вот только стояли на нем девчонки. Все в форме, бледненькие, чумазенькие, с карабинами. Командовала у них довольно пожилая девица, прямо тетка тридцатилетняя, с косой во всю спину, торчащей из-под пилотки, как змея. Она спросила документы.
      - Девушка, - растерянно ответил Ким, - у меня не то что документов нет, но даже и фамилия нерусская.
      Шутка оказалась неудачной, девица разозлилась, решив, что над ней смеются.
      - Всякие сосунки... - начала было она, но вмешался Ростик:
      - У нас просто увольнительная, мы с позиций и правил новых не знаем. О том, что у вас ввели документы, нам просто не сообщили.
      - Увольнительная? - переспросила тетка с косой. - Так вы с передовой? А где ваше оружие?
      Эх, если бы они были знакомы, все стало проще. Но так получилось, что ни одну из постовых ребята не знали, а выяснять общих знакомых было слишком долго. Поэтому Ростик просто ответил:
      - Дома осталось. Зачем оно в городе?
      - Ох, подозрительно это, - сказала командир. - Да и молоды вы очень...
      Ким, который действительно выглядел чрезвычайно по-мальчишески еще и из-за своего небольшого росточка, решил было обидеться:
      - На передовую посылать - не молоды, да? А как к друзьям пройти...
      Ростик толкнул его в бок кулаком, но девица уже все поняла.
      - Вы в обсерваторию?
      - К Перегуде, - добавил Ростик, надеясь, что постовая не станет спрашивать имя-отчество директора, которые он конечно же забыл.
      - Сейчас спрошу, - веско сказала девица. Она вернулась на пост, выложенный мешками с песком, покрутила ручку полевого телефона, отвернулась от ребят и стала что-то докладывать в трубку. Потом прокричала: - Как ваши фамилии?
      Ким назвался за обоих. Ребята уже примирились, что придется поворачивать, как вдруг девица махнула рукой своим подчиненным и звонко крикнула:
      - Пропустить!
      Ростик с Кимом очень удивились, но проехали. Оставив велосипеды, как и месяца полтора назад, в тот день, когда только-только свершился Перенос, они прошли знакомой дорогой по пустынным коридорам в кабинет директора. Как и тогда, Перегуда был в синем халате и у него уже сидели гости.
      На этот раз они увидели довольно молодого парня, которого, как оказалось, Ким отдаленно знал. На всякий случай тот все-таки представился:
      - Грузинов, можно просто Поликарп.
      - Поликарп у нас инженер с вагоноремонтного. Но сейчас, пожалуй, решает совсем не вагоноремонтные задачи, - по-хозяйски заговорил Перегуда. -- А это, позвольте представить вам, профессор Рымолов, Андрей Арсеньевич.
      И Перегуда указал на худого, рано поседевшего человека с узким носом, ясными серыми глазами и тонкими, словно у музыканта, пальцами.
      - Ага, вас как-то поминал Дондик, - сказал Ким. - Говорил, вы отсидент за системологию науки не по Марксу.
      Рымолов с Перегудой переглянулись. Потом вдруг Рымолов улыбнулся. И у Ростика потеплело на душе, такой мягкой и знакомой показалась ему эта улыбка. Так же улыбался отец.
      - А я о вас тоже слышал. По-первых, я хорошо знаю вашего отца, - он повернулся к Ростику, - Гринева. А во-вторых, Дондик в своем отчете упомянул, что вы отказались от неразглашения информации о поездке в город зеленокожих и червеобразных.
      - Так вы его тоже знаете? - спросил Ким.
      - Что значит тоже, он осуществляет за мной, так сказать, надзор. Я ведь так и не реабилитирован, знаете ли... Ну да это уже детали.
      - Давайте выпьем чаю, - предложил Перегуда. - У меня есть немного еще с Земли, настоящего. Да и варенье найдется.
      За чаем Перегуда и Рымолов принялись расспрашивать ребят о путешествии в город. И задавали вопросы до тех пор, пока, увлекшись, оба служивых не рассказали все, что видели, и даже кое-что из того, что думали по поводу увиденного. Оба ученых слушали очень внимательно. А Поликарп так даже рот раскрыл от изумления. Закончив рассказ и посидев для приличия пару минут в тишине, Ростик в свою очередь спросил:
      - Ну а тут какие новости?
      - Что вас интересует? - спросил Перегуда.
      - Вы определили, где мы оказались? - подался вперед Ким. - И как это произошло? И что нам теперь делать?
      - Ого, сколько вопросов! - рассмеялся Рымолов. Потом подумал, допил чай. - Понимаете, мы размышляем, считаем, наблюдаем.
      - Пока главным образом - наблюдаем, - вмешался Перегуда.
      - Да, пожалуй, именно так. Но общей картины еще не представляем себе. И потому, вы уж нас извините, пока ничего сказать не можем. Знаете, преждевременные заявления...
      - Понятно, - кивнул Ким и даже чашку отставил со звоном. - Рука Дондика, подписка и все такое.
      Ученые переглянулись.
      - Ну, это не совсем рука Дондика, - сказал Рымолов, который вообще в этой паре был главным. - Просто нам в самом деле нужно понаблюдать, пораскинуть мозгами... Вы ведь спрашиваете о выводах, а их пока нет. Или очень мало, настолько мало, что и говорить не о чем.
      - Нам бы хоть что-нибудь, - сказал Ростик. - Гипотезы, идеи, соображения, факты. Мы ведь вам что-то принесли, почему бы вам не ответить вежливостью на нашу, так сказать, любезность.
      - Обрати внимание, Боря, как этот молодой человек аргументирует. У него врожденный дар дипломата, - улыбнулся Рымолов. Потом повернулся к Ростику: - И все-таки любые разговоры на эту тему, любые ответы на вопросы, которые вы нам задаете, пока преждевременны. Правда, у нас есть надежда получить кое-что довольно быстро, но это зависит...
      С этими словами довольно церемонный Рымолов указал ладонью на Поликарпа -- о нем, кажется, все на время забыли. Вагоноремонтный инженер покраснел лбом, а потом быстро заговорил:
      - Дело в том, что у меня есть распоряжение попытаться подготовить для полетов над Полдневьем пару самолетов...
      - Что? - спросил Ким. - Как вы сказали?
      - Что сказал? - переспросил Поликарп, у него была очень быстрая речь, и это почему-то мешало его понимать.
      -       Полет над чем?
      - Полдневьем, - произнес Рымолов. - Вы не замечали? Солнце тут или то, что заменяет теперь наше родное светило, все время находится над головой, словно мы все время живем в полдень. И никогда - в другое время суток. Вот и появилось это словцо - Полдневье, как сокращение от определения - Мир Вечного Полдня. - Он помолчал, потом уже тише добавил: -- Это и есть наш новый мир.
      - Теперь понятно, - кивнул Ростик. Он еще бы выпил чаю, но стеснялся попросить. Зато наложил себе еще одну розетку яблочного варенья и с удовольствием принялся за него, разрезая стальной ложечкой полупрозрачные аккуратные дольки засахаренной коричной, а потом еще и темноватой, твердой китайки.
      - Я был бы рад рассказать вам о каких-нибудь наших успехах, - опять зачастил Поликарп, - да только их нет как нет. Когда меня послали на аэродром, я даже не знал, что в этом городке может быть такое...
      - Поликарп попал к нам после головного отделения политеха по распределению, - пояснил Рымолов. - Приехал за три дня до Переноса.
      Поликарп снова покраснел, но уже чуть меньше.
      - В общем, оказалось, с военной поры тут осталась небольшая площадка, и даже функционировал аэроклуб.
      Ростик знал об этом аэроклубе, конечно. Отец как-то его водил туда, предложил прыгнуть с парашютом, но Ростик забоялся, и отцу пришлось прыгать самому.
      - Мы отремонтировали пару самолетов и пытаемся поднять их в воздух. К сожалению, с шестьдесят четвертого аэроклуб снят с централизованного снабжения, нет ни запчастей, ни топлива... С пилотами тоже беда. Есть один старик, но он забывает даже, что летит не в истребителе времен войны, и всем советует выжимать газ до предела, словно вознамерился сжечь всю нефть Полдневья.
      - А на чем летаете? - спросил Ким. В голосе его вдруг зазвучали нотки умиления.
      - На ЯКах восемнадцатых. - Поликарп поднялся. - Ну, спасибо за чай и за рассказ. Мне пора.
      С этими словами он убежал. Как выяснилось, ходил он так же быстро, как и говорил. Ким проследил его уход долгим-долгим взглядом. Может, впервые за все годы Ростик не понимал, что происходит с другом.
      14
      После ухода Поликарпа над столом повисла недолгая пауза. Потом Перегуда поднялся и пошел снова ставить чайник на примус. Ростик с облегчением понял, что их пока не выгоняют. Тем более что Рымолов принялся задумчиво крутить в тонких пальцах чайную ложечку.
      Уходить в самом деле не хотелось, потому что они так и не получили того, за чем пришли, и потому что тут было уютно, несмотря на запах керосиновой лампы. Словно в прежние времена, еще до Переноса. Вот с этого Ростик и решил начать.
      - Я все пытаюсь понять - что же такое был этот Перенос? Но ни к чему так и не пришел.
      Рымолов посмотрел на него, на Кима, улыбнулся. Провел пальцем по столу, разглаживая не очень свежую, но еще вполне пристойную скатерть.
      - А мне приходится думать о невероятном количестве самых разных вещей, -- сказал он. - Как наладить стирку белья, ведь тут нет мыла. Что делать, когда кончится керосин. Как все-таки сохранить подачу воды в районы многоэтажек, ведь без этого нас ждет эпидемия. - Он задумался, посмотрел на дрожащий огонь лампы. - Скажите, почему вы все-таки отказались давать подписку о неразглашении, когда Дондик вас об этом попросил?
      - Он не очень-то и просил, - пробурчал Ким. - Если бы попросил, я бы, может...
      - Не в этом дело, - перебил его Ростик. - Он наверняка положил бы результаты этой поездки под сукно, засекретил не только от простых жителей, но и от вас, например. А ведь каждому ясно, что только обдумыванием мы можем выбраться из создавшейся ситуации.
      - Понятно, - кивнул Рымолов. - Хотя должен вам сказать, выбраться отсюда мы не сможем, даже если все начнем думать только на эту тему. Она вообще уже обдумыванием не решается. Но вот выработка наилучшей стратегии, учет реальных опасностей, попытка более полноценного использования ресурсов -- это, безусловно, следует обдумывать.
      - Значит, мы были правы? - спросил Ким.
      - А вот и чай, - провозгласил Перегуда, втаскивая шипящий чайник в комнату.
      Чаем в ближайшие несколько минут все и занялись. Это было славно, отсюда не хотелось уходить. Или окопы, плохая вода, недосыпание, грязь и глина в котелке заставили изменить отношение ко всему на свете? Ведь еще месяца два назад такое вот чинное сидение за столом скорее в молчании, чем под разговор показалось бы Ростику скучноватым и бесполезным времяпрепровождением.
      - Может быть, - Ростик давно думал над этим вопросом, - вы подскажете нам, товарищ профессор, как нам следует настраиваться? К какой стратегии следует быть готовыми?
      - Ну, над этой проблемой мы будем думать все вместе и еще не одно десятилетие, если выживем, - спокойно ответил Рымолов. - Но уже сейчас проглядывается единственный вариант - приспосабливаться, стараясь не очень деградировать. Уступать в материальной сфере, но стремиться изо всех сил держаться за имеющийся массив знаний. И как только предоставится случай, рвануться, чтобы не упустить основных завоеваний цивилизации - образования, медицины. Если удастся... - Он опустил голову, потом все- таки отчетливо произнес: - Демократии. Без качественно иной структуры управления всей общиной нам, как говорили в лагере, хана.
      Ростик не очень понял, о чем идет разговор и какое отношение все эти соображения имеют к его вопросу. Он бы хотел получить более ясный и подробный ответ, но не решился помешать. Зато Ким спросил:
      - А конкретно - что нам сейчас известно? Если мы все попали в новую ситуацию, какие качества у нас остались?
      - Качества? - Перегуда даже хмыкнул, но потом вдруг посерьезнел и стал говорить, словно читал лекцию: - А никаких. Вот я, в отличие от Андрея Арсеньича, занимаюсь почти чистыми размышлениями над нашей новой теорией мироздания. И могу однозначно признать - даже время тут обладает иными свойствами. Мы должны будем выработать новое деление суток, часов, минут. Должны будем создать новый годичный цикл, новый сезонный режим...
      - Ну, кое-что мы все-таки уже определили, - сказал Рымолов. - Мы определили, что тут, как и на Земле, день может убывать и прибывать на несколько минут в сутки. Причем это случилось в день, который мы сейчас собираемся назвать первым июля. Логично предположить, что...
      - А почему не двадцать второго июня? - спросил Ким. - Так было бы привычней.
      - Мы не уверены, что у нас будет возможность довести счет дней в месяце до двадцати двух, - сказал Перегуда. - Пока надеемся, что сумеем оставить двенадцать месяцев в году, но, скорее всего, они будут по три недели каждый или даже меньше. Понимаете, некоторые данные по ботанике позволяют предположить, что год тут в целом короче, чем на Земле. Но протекает интенсивнее.
      - Значит, тут и зима будет? - спросил Ростик.
      - Обязательно, вот только мы пока не знаем ее физических параметров, но она будет. Собственно, раз нас сюда перенесло, значит, основные наши... качества остаются почти теми же, что и дома. Вот только... немного измененными.
      - Кстати, о ботанике, - вступил Рымолов. - Вы, по-моему, знаете одного парня с довольно интересной фамилией - Пестель. Он еще работал на биостанции, хотел, кажется, в Москве учиться...
      - Мы вместе служим, - сказал Ким. - Да и до того как оказались в окопах, знали его.
      - Да, мне тоже показалось, что ваши фамилии в справке Дондика стояли вместе. Там вот все наши биологи и почти все ботаники погибли, как вам известно. Они были теми, кто в первую очередь пострадал от нападения насекомых. Сейчас идет речь о том, чтобы создать новую биолабораторию, в которую подбирается мало-мальски подходящий состав. Ваш Пестель...
      - Значит, он скоро получит повышение? - спросил Ким.
      - Повышение?
      - По отношению к нашему солдатскому бытию любая смена жизни может быть только повышением, - сказал Ким.
      А Ростик почему-то подумал, что его друг говорит о себе, причем в большей даже степени, чем о Пестеле.
      У этой реплики оказалось еще то плохое свойство, что она сломала установившийся мир и дружелюбие за столом. Оба ученых почувствовали себя виноватыми, словно они попросту спрятались за такими вот молодыми пареньками, как Ким и Ростик. Более непосредственный Перегуда попытался даже оправдываться, и тогда неловко стало уже всем.
      Прошло совсем немного времени, и Ростик с Кимом поднялись, чтобы уходить. На прощанье Перегуда предложил приходить по вечерам, когда темнеет и работать с большим телескопом становится невозможно из-за появляющейся завесы, перекрывающей не только солнечный свет, но и возможность наблюдать за соседними территориями.
      Примерно на полдороге Ким попал в выбоину, образовавшуюся прямо на дороге, свосьмерил колесо, и, чтобы не доломать его окончательно, ребятам пришлось дальше топать пешком. Они не разговаривали, пока Ким вдруг не произнес:
      - Знаешь, самое главное в жизни - делать свое дело.
      - Это еще понять нужно.
      - Я вот уже понял, а все равно - никакого облегчения.
      - Понял? - удивился Ростик. О себе он такого сказать не мог.
      - Знаешь... - Они прошли сотню метров, прежде чем Ким признался: - Я всегда хотел стать авиатором.
      - Ты никогда не говорил... И что тебе мешает? У нас все-таки есть... был аэроклуб.
      - Я раз пять ходил к врачу, и меня всегда заворачивали. Зрение. Но тут, может быть, где народу не ахти, не станут слишком придираться. А значит... Значит, у меня есть надежда. Завтра же попробую найти этого Поликарпа и спрошу, не нужен ли им человек, который сделает все, что понадобится.
      Но ничего из этого грандиозного плана не вышло. Когда они свернули на Октябрьскую, Ростик обострившимся за время службы в окопах темновым зрением определил, что впереди кто-то есть. На миг ему стало жаль, что он не захватил с собой автомат. Но все-таки одернул себя, и лишь положил руку на плечо другу, призывая его быть готовым...
      К чему? Этого он и сам не знал. И все-таки в голове прокрутились неприятные мысли. Самой скверной была именно размолвка с Дондиком. Сейчас, может быть, наступала расплата?
      - Так вот почему нас в увольнительную отпустили, - ахнул Ким. У него, похоже, появились те же подозрения.
      Но все вышло по-другому.
      - Вот же они, - раздался голос Пестеля из темноты.
      И навстречу Киму с Ростиком шагнул высокий, сутулый паренек в очках, но в форме и с оружием. Он переспросил их по фамилиям.
      - А в чем дело? - поинтересовался Ким. Голос его не дрожал, но Ростик знал, что это дается другу немалой ценой.
      - Собирайтесь, ребята, - устало и расстроенно сказал очкарик. -Прорыв линии обороны у Острохаток. Всех собираем, потому что...
      Он не договорил, но Ростику и не нужно было большего. Это не арест, это что-то иное. Просто отзыв из увольнения. Неприятно, но это не арест.
      - Ладно, сейчас переоденемся, оружие подхватим - и будем, - ответил за обоих Ким. Он тоже почувствовал облегчение.
      Переодеваясь в еще сырую после недавней стирки форму, объясняя ситуацию маме, Ростик про себя подумал, что они только и успели, что поговорить в обсерватории да выспаться. Но в тот момент, когда он подгонял автоматный ремень к плечу, это показалось ему не таким уж малым отпуском. Другим, сказал он себе, и этого не досталось.
      Через пять минут они уже топали по улице. Как выяснилось, согласно приказу, взвод должен был оказаться на позициях к полуночи. И хотя здесь даже полночь не имела смысла, приказ следовало исполнить.
      Это была нелегкая задача, из некоторых домов приходилось вызывать даже девушек. Как же удивился Ким да и остальные окопники, когда выяснилось, что у большинства из них уже была форма, оружие и походные мешки. Правда до сих пор девушки ходили только в охранение, но теперь, как решили умные дяди из райкома, пришла пора двинуть их на передовую.
      15
      Острохатки рядом с вагоноремонтным казались сборищем слабеньких, незначительных, хрупких шлюпочек рядом с большим стальным кораблем. Вот только в корабле этом не было ни стройности, ни красоты. Сплошное нагромождение острых углов, пирамид, трубопроводов, каких-то жуткого вида технических строений.
      Ростик не знал, откуда у него могла появиться мысль о большом корабле, но чувствовал, что она верна. Как и корабль, завод было очень просто защищать, он создан был для защиты, тут каждый выступ, каждый темный угол мог стать смертельной ловушкой. Разумеется, при достаточном количестве защитников, а уж этого хватало.
      Он поправил резкость окуляров и увидел, что насекомые уносят что-то сплошной темной цепочкой, двигаясь в затылок друг другу. Помимо привычных зеленых богомолов, мимикров и яркоглазых вертлявых кузнечиков, появилась четвертая разновидность - большие черные, с толстыми волосами на груди, на спине, на ногах, торчащими во все стороны. Эти были заметно сильнее других. Они держали в лапах - Ростик сначала не поверил своим глазам, потом все-таки вынужден был смириться с очевидным - огромные, самозарядные самострелы. У них оказалась довольно сложная конструкция, с нешироким, но мощным луком, длинным рычагом взвода, убирающимся в приклад, и автоматической подачей стрелы в конце рывка.
      Поразмышляв, Ростик решил, что сами черные кузнецы такую систему выдумать не могли, да и приспособлена она была не к их телу, а к строению, больше напоминающему гуманоидное. Черным приходилось стрелять, зажав лапой приклад, удерживая двумя цевье и спуская тетиву четвертой, маленькой, лапкой, возникающей откуда-то из живота. Более подробно рассмотреть детали в темноте Ростик не мог.