У Ростика были более важные дела. Он поправил амуницию и зашагал в центр города. Ростик и оглянуться не успел, как около него уже топало человек двадцать, они даже построились за ним, как за командиром.
      Вышагивая, Ростик осматривался. Город походил на добросовестно обглоданную кость. Хотя нет, даже костей не осталось. Он оглянулся на место, где в день прилета саранчи упал паренек из тех, кто до самой последней минуты таскал дрова. Сейчас тут ничего не было, только грязный снег, уплотненный весом летающих крыс. О том, чтобы остались хотя бы следы крови, не было и речи.
      Стали вспоминать, где есть другие убежища. Когда вспоминали, тут же кто-то бежал стучать и звать людей наверх. Пара весьма потрепанного вида солдатиков без понуканий двинулась в сторону кинотеатра "Мир", утверждая, что там доподлинно в подвале сидят люди.
      Свернув к центру, встретились с другой толпой. Как выяснилось, это были люди из убежища под водолечебницей. Они вывалились на свет бледные, дрожащие, такие же голодные, как и те, что пришли из больницы.
      Многие из них плакали, и не только старухи, но и вполне зрелые мужики. Может, им досталось больше других или они без наблюдения за поверхностью все немного спятили? Так или иначе, Ростик их не осуждал. Он лишь похлопал по плечу какую-то мамашу с малышом на руках, которая вдруг бросилась к нему на грудь, и пошел дальше, к центру.
      Тут еще одна толпа вывалилась из двора университета. Это было хорошо, значит, и ученые пережили саранчу, значит, их осталось достаточно, чтобы... Чтобы продолжать человеческую цивилизацию? Но это не очень-то от науки и зависит, скорее, руководство должно быть толковым. А вот эту проблему полагалось еще выяснять.
      Внезапно из-за угла появилась процессия людей с пустыми носилками. Они стали по одному входить в здание Дворца культуры. Командовала всеми мама, как она оказалась тут - можно было только догадываться. Ростик хмыкнул и пошел к ней. Она размахивала руками, покрикивала на каких-то особенно бестолковых солдат, выделенных ей в помощь. Она уже оправилась или силой воли не давала себе скиснуть. А может быть, она действительно была занята всегда, в любом положении у нее было о ком заботиться. Она заметила его, подошла. Несмотря на круги под глазами, улыбнулась. - Ты чего такой мрачный? Ростик не знал, что ответить. Он спросил: - Ты скоро дома появишься?
      - Не знаю, дел очень много. Я успела осмотреть одно убежище... - она разочарованно покрутила головой. - Там по ловина людей в состоянии, при котором мы раньше не при нимали их, сразу везли в область. Сейчас областных больниц нет, придется самим их выхаживать... Ну все, отправляйся домой, приводи себя и жилище в порядок. Я тоже скоро по пробую появиться.
      Она чмокнула его в лоб и двинулась за солдатами, уходящими в глубь дворца. Ей в самом деле было некогда.
      Ростик смотрел ей вслед, завидуя и переживая за нее одновременно. Внезапно кто-то хлопнул его по плечу. Он обернулся, это оказался старшина Квадратный. - Здорово, Гринев. Ты тоже, оказывается, выжил. Молодец. Старшина даже не улыбался, он информировал, а может, ему и в самом деле было не до улыбок. Он был серым от недосыпа, голода, перенапряжения последних недель. Ростик промолчал, но почувствовал себя польщенным. - Ты куда?
      - Тащусь к райкому, из него еще никто не выходил, а хотелось бы доложиться в штабе... Может, пойдем вместе?
      Ростик огляделся. В самом деле к райкому шли десятки людей, служилые, мелкие командиры, как Квадратный и он, одним словом - "сапоги"... Это был костяк любой армии, ее смазка, заставляющая вращаться колеса всей телеги в лад и в нужную сторону. Пожалуй, с жилищем в самом деле следовало повременить. Следовало поскорее врубаться. - Наверное, ты прав. Пошли вместе.
      Глава 33
      - Ты знаешь, - усталым, чуть хрипловатым голосом начал рассказывать Квадратный, - что между некоторыми подземельями установилась связь по кабельным каналам? Понимаешь, город-то немолодой, а раньше на этом не экономили, не то что в районе новостроек. - И что?
      - Что-то там с райкомом этим не совсем в порядке. Ростик остановился. - Погибли, что ли, все? Квадратный уныло качнул головой из стороны в сторону. - Даже не знаю, хочу сам посмотреть.
      Они вышли к райкому внезапно. И Ростик на мгновение замер. То ли свет так падал на это отдельно стоящее здание, v то ли... Он пригляделся, так и есть. Саранча обгрызла светло-желтую краску, и весь корпус побелел.
      - Ишь ты, - заметил изменение и старшина, - прямо Белым домом стал. Ну, где президенты сидят, знаешь?
      Впереди них у самых ступеней уже стояло с полсотни вояк - усталые, измученные люди, из тех, кто привык стоять ниже самых первых ступеней райкомовского крыльца и привык молчать. А ведь они что-то знают, что-то такое, чего не знаю я, решил Рост.
      - Пойдем, что ли? - спросил его Квадратный. Он явно терял решимость и уверенность в себе. - Надо же выяснить...
      Тогда кто-то из толпы стал протискиваться назад, разъясняя по дороге, что нужно бежать на окраину, где люди еще оставались в подвалах, в самодельных погребах... Но таких было мало. - Обязательно, - согласился Ростик
      Они прошли между расщепленными входными дверями, саранча поработала тут особенно старательно. Под ногами захрустели осколки стекла. Стараясь развеять унылое впечатление, Ростик спросил: - Квадратный, ты где пересиживал саранчу? - Под Дворцом культуры. - А я в больнице.
      - Досталось тебе, наверное. Там, сказывают, одних раненых было тысяч пять.
      Где-то тут есть лестница, которая ведет в подвал, попытался вспомнить Ростик. Внезапно сбоку их обогнало шесть решительного вида мужичков. Один нес в руке топор. Что-то в их спинах подсказывало - эти знают.
      - Раненых, конечно, было немало.
      Лестница в убежище оказалась за закрытой и почти уцелевшей дверью, обитой оцинкованной жестью. Впрочем, в двух местах летающие крысы все равно превратили дерево в труху, и запор лопнул от третьего удара топором. Тут было темно. Ростик пошел следом за остальными. Положив руку на перила, понял, что дерево объедено, подобно тому, как в холлах и коридорах первого этажа сожрали даже паркет. - Тут! - крикнул кто-то из темноты внизу.
      Почти тотчас раздались удары в звонкие, стальные створки. Ростик остановился, прислушался, так же прислушивались и остальные.
      Внезапно со скрипом повернулись запоры, и дверь стала открываться. Наружу ударил ясный, сильный, почти забытый электрический свет. - Ух ты! хмыкнул кто-то, закрывая лицо локтем.
      И тогда в свете мощных электрических фонарей, работающих непонятно от каких аккумуляторов, появились темные фигуры.
      - Наверху все в порядке, товарищи? - задал вопрос уверенный, сильный голос.
      И начальники, так и не дождавшись ответа, растолкав солдатиков, потащились по лестнице, хрустя разбитым стеклом, камешками и поправляя превосходные зимние пальто.
      Они шли, а Рост не верил своим глазам - все они были упитанными, чистыми, очень сытыми... Разумеется, они остановились наверху, в холле, и подождали, пока поднимется Борщагов. Глядя на эту процессию, Ростик вдруг понял, что это все те люди, которых он привык видеть на трибуне по праздникам. Пожалуй, только капитана Дондика он не ожидал тут застать. Почему-то ему казалось, что капитан должен оказаться в таком же убежище, как все, как сам Ростик.
      Мимо продефилировали женщины с весьма откормленными лицами. Они все молодели, пока не пошли уже просто девицы, должно быть, секретарши. Среди них вдруг оказалась Рая. Заметив Ростика, она сделала было шаг к нему, но вдруг дернулась, как от удара, и пошла наверх среди чистеньких девушек.
      Когда этот парад номенклатурных лиц окончился, Ростик, увлекаемый ребятами в грязных бушлатах и мятых кирасах, оказался в начальственном убежище. И ахнул.
      Чем дольше он ходил, тем тяжелее ему становилось. Воды тут оказалось залейся, еды было столько, что начальники, кажется, не сожрали и половины... Этим, разумеется, не преминули воспользоваться. Кто-то из вояк стал тут же впихивать консервы в солдатские сидоры, кто-то прятал за пазуху... Квадратный вдруг задрожал, чтобы не упасть, схватился за Ростика. - Ты чего?
      Квадратный не ответил. Он содрал с кровати одну простыню и провел по ней измазанной многонедельной грязью пятерней. Потом скомкал и пошел к лестнице.
      Вдруг у двери кто-то тонким, но уверенным голоском скомандовал:
      - А ну выходи строиться! Командиры приказали, если что... - И в темном воздухе звякнул взведенный затвор авто мата.
      - Я тебе, сука, сейчас поиграю автоматом, - громко, на все подземелье, но очень спокойно ответил Квадратный. - А ну брось, скот, слышишь?
      С той и другой стороны двери автоматы защелкали затворами. Ростик поймал себя на том, что нашел отличную нишу для огня по двери.
      - У меня приказ! - завизжали у двери. - Ну, чего ты? Приказ же...
      Квадратный так и шел дальше, неся, как флаг, содранную простыню.
      - Я сказал, брось оружие. Пока ты тут девок трахал, холуй, мы там... Брось автомат! - на этот крик все, кого Ростик видел у двери, вдруг послушно опустили оружие. А Квадрат ный вошел в раж: - К стене, суки! Не то всех положу тут, и пусть потом... Хоть трибунал, но всех положу как одного.
      Ростик бросился Квадратному на помощь. И странное дело, парни, что пришли с топором, оказались рядом, должно быть, глубже всех других наук усвоили первое правило атаки - всем заедино, иначе - смерть. И тогда голубопогонники сдрейфили.
      Арестовывать по анонимному доносу полусонных, невооруженных людей по ночам, стоять заградотрядами, то есть бить в спины тем, кто тебе и посмотреть в глаза не может, - это они умели. А вот встретиться с настоящими бойцами, выжившими только потому, что умели опережать противника, каким бы он ни был, они не могли. Холуи, вспомнил Ростик определение старшины, они терялись, когда не находили холуйства в других.
      - Вы же не будете стрелять в своих? - вдруг ноющим голосом сказал кто-то из голубых. И Ростик с удивлением узнал Голубца. Тогда он подошел к нему, приблизил свой нос к самым его глазам, чтобы даже в неверном свете, падающем сверху, разглядеть его побелевшие глазенки, и процедил:
      - Ты не свой, гад. У нас роженица умерла, потому что ей воды не хватило, пока ты тут душ принимал...
      Он замахнулся, кто-то из стоящих у стены голубопогон-ных дернулся, поднял руку к поясу, чтобы достать пистолет, но над головами веером, высекая бетонные крошки, прошла очередь. Ростик обернулся, парень, что нес топор, сменил его на автомат.
      - Хватит, ребята. Пошли наверх, спросим народ: что с этими делать?
      Они поднялись. Голубопогонники шли, неловко цепляясь друг за друга, постоянно сбиваясь в кучу, должно быть, боялись, что кто-то из этих грязных, завшивевших, озлобленных людей все-таки начнет стрелять. Так они и появились на крыльце.
      Как ни странно, тут уже собралась толпа. Она не смешивалась с чистенькими начальниками, она стояла внизу, у самых ступеней, и ждала. Это было понятно по тому, что начальникам просто не давали уйти. Если кто-то из отцов города и района пытался спуститься, его тут же теснили на крыльцо. Молча подталкивая в плечи, в спину, под зад... А войти в здание коммунисты тоже боялись. Там раздалась очередь, было неясно, кто пустил в ход оружие, и главное - чья взяла?
      Впереди всех, как обычно, стоял Борщагов. Он щурился на солнце, слегка выпятив живот, осматривал площадь. И был он таким выбритым, умытым, свежим, бодрым, так аккуратно у него был повязан галстук, так сверкали начищенные ботинки, что ничего и объяснять никому не нужно было.
      Кстати, Ростик обратил внимание, что галстук у него был так называемый ленинский, то есть довольно широкий и мягкий, как было принято в стародавние времена, темно-голубой, в белый горошек. Еще Ростик вдруг обратил внимание, что и бородка у него под вождя. И крысиные усики тоже... Его затошнило, как бывало, когда он узнавал что-то необъяснимым образом, когда он предвидел будущее. Но это было не предвидение, это был приступ ненависти к скотам, превратившим сограждан в своих рабов и находящих в этом не только смысл жизни, но и наслаждение. Это была ненависть к пиявкам, которые, как уголовники, считали, что грабить всех дано им от природы. Коммунисты - вот в чем собралась вся подлость этого мира...
      - Ну, - спросил Квадратный, посмотрев на толпу у лестницы, на начальников перед собой, на сжавшихся от страха гэбэшат где-то сбоку, - и что теперь с вами делать, товарищи говнюки?
      Глава 34
      - Да как вы смеете? - повернулся к Квадратному Борщагов. - Да мы за этот город, за вас...
      Внезапно из толпы, становящейся все плотнее и гуще, на всю площадь раздался чей-то мужской, уверенный и жесткий голос:
      - Да, расскажи, отец родной, как ты о нас заботишься, ночей не спишь!
      В толпе возник, но довольно быстро утих смех. На крыльце никто не издал ни звука. Ситуация в самом деле была непонятной. Никто не знал, что теперь делать. Одно было ясно - по-старому уже не будет, не должно быть.
      Вдруг кто-то в толпе вскипел, стал проталкиваться вперед. Ростик пригляделся, ему все было видно. Это были три или четыре женщины, грязные, немытые волосы, выбившиеся из-под платков, превращали их в каких-то фурий. Таких можно было испугаться и с оружием в руках. Начальнички отшатнулись, Борщагов стал бледным, как его рубашка. - Товарищи! ..
      - Кабан навозный тебе товарищ, - отозвался тот же голос. На этот раз смешков уже не было.
      А ведь кончился смех, решил Ростик. Толпа качнулась вперед, но тут как-то неловко в первых рядах появился высокий бородатый человек в длинном, разорванном под мышкой пальто. Ростик его раньше не видел, но он почему-то сразу почувствовал, что этот человек не побоится встать на пути всей толпы, и это делало его сейчас самым сильным из всех, кто тут находился.
      - Люди, не берите грех на душу! Послушайте свою со весть, ведь не знаем мы ничего...
      - Как не знаем?! - заорал Квадратный. - Пока мы там гнили заживо, эти... - он указал на начальство, от возмуще ния у него не было слов. Тогда он вырвал из-за пазухи про стыню и бросил в толпу. - Вот! А еще, - он подскочил к кому-то из тех ребят, что набивали сидоры райкомовской жратвой, - вот, и вот, и вот...
      Он кидал в толпу и банки, и какие-то пакеты, затянутые целлофаном, и еще какие-то упаковки. Ростик уже не понимал, что происходит, не понимал, что доказывает Квадратный и как он это доказывает. Но старшина знал, что делал.
      Какая-то старушка с седыми космами, закрывающими лицо, без платка, почти безумная, все трепала в поднятых руках кусок простыни. И ее голос был слышен почти на всю площадь или даже на весь город:
      - Стиранные, Матерь Божья!
      Надо отдать должное Борщагову, он попытался взять ситуацию под контроль. Он поднял руку в .извечном жесте успокоения, шагнул вперед и зычно заорал:
      - Это положено мне по штату, по номенклатурному списку...
      - Ты, мразь человеческая, помолчи, а то линчуют тебя тут, и все дела, - сказал парень с автоматом, остановивший потасовку в подвале. - Просто молчи, может, обойдется.
      Борщагов посмотрел на него и отшатнулся вбок, наткнулся на Ростика. Ростик заставил себя улыбнуться: - Не ушибся, шкура партийная? - Да как ты смеешь, мальчишка?!
      - Как ты, падаль, смеешь этим людям еще в глаза смотреть?
      Толи Борщагов не понял, что голубопогонники не свободны в своих действиях, то ли уже плохо соображал, что происходит вокруг, то ли его зашкалило от страха, но он заорал: - Охрана!
      И такова была сила привычки, что двое "голубых" каким-то образом решились, сунулись было вперед, но ненадолго. Одному подставили ножку, и он едва не упал, его подхватили и втолкнули назад в рядок гэбэшников. Второго вообще так двинули прикладом в спину, что грохот его падения на холодный асфальт заглушил даже ропот толпы. Парень больше не двигался. Других желающих слушать Борщагова не было.
      Райкомовский секретарь теперь выглядел как большой, нелепый цыпленок, попавший под шпоры закаленного в боях петуха. Он огляделся, в его глазах светился страх. - Да как же так можно, товарищи?..
      - Когда ты, гнида, свои подштанники стирал в воде, а у нас дети умирали - мы тоже были товарищами?.. - спокой но проговорил Квадратный, подошел к нему и толкнул к стене. Потом быстро, но твердо, как и положено солдату, по добрал автомат с плеча, положил руку на затвор. - Стойте!
      Это опять был бородач. Он поднял обе руки, и вдруг Ростик понял, что стрельба в самом деле может оказаться ошибкой, если этот человек так думает. Почему так было и.что это был за человек, Ростик не знал.
      - Не нужно пачкаться об этих... Иначе мы возьмем на себя грех больший, чем каждый из нас может вынести. Они были поставлены властью, не теми людьми, которым мы до веряли, а властью, понимаете? И они так привыкли, они не понимают даже, какое преступление совершали...
      - Да кто ты такой? - спросил парень с автоматом. - Пря мо как блаженный какой! - Он оглянулся на Квадратного, на Ростика, на остальных своих друзей, с которыми пришел в это здание.
      - А я и есть... - Бородатый выпрямился, выровнял сбитое в крике дыхание. - Меня зовут отец Петр. Рукоположен...
      Толпа зашумела. Но женщины, те, которые рвались вперед и от вида которых даже у Ростика застыла кровь, успокаивались. Хотя многие еще трясли кулаками в воздухе, что-то требовали или просто хотели понять, просили, чтобы им объяснили... Ростик стал приходить в себя. Ему уже в самом деле не хотелось участвовать в убийстве этих...
      Да, они были сволочами, но они в самом деле не понимали, что творили. И может, им следовало дать еще одну возможность понять этот мир? В этом заключалась бы какая-то более убедительная доля справедливости, чем в автомате, который старшина Квадратный все еще держал перед Борщаговым.
      Внезапно вперед выступил Кошеваров. Лицо его перекашивала судорога, рот от крика съезжал набок, но он почему-то был тверд и уверен в себе.
      - Люди! - заорал он. - Да, получилось плохо. Мы... плохо рассчитали наши возможности, многого не учли... В итоге, потеряли людей, и их теперь не вернуть. Но я знаю, все равно кому-то придется печь хлеб, развозить его по домам и боль ницам, придатся подсчитывать запасы, находить лекарства. Я предлагаю...
      Если и есть человек, который думает тут о деле и не злобствует, так это именно Кошеваров, решил Ростик. Странно, оказывается, не все они гады. Если его не пристукнут по злобе, он может оказаться лучшим из тех, кто сейчас готов работать на город.
      Толпа вновь качнулась вперед. Каждый орал свое, получалось не очень понятно, но впечатляюще: - Сволочи, гады ползучие! .. - Детьми заслонились, как в войну, а сами! .. А кто-то голосил и вовсе непонятное:
      - Людоеды, ведь человечиной в своих райкомах привыкли кормиться! ..
      Но вперед уже не рвались. Отец Петр стоял чуть сбоку, повернувшись лицом и к толпе, и к начальникам, и к солдатам с голубыми погонами. Он смотрел на людей, и в глазах его была такая скорбь, такая мука и жалость, но и такое понимание, что Ростику захотелось подойти и спросить его: что он на самом деле обо всем этом думает? Но не подошел, постеснялся.
      Тем временем в первые ряды пробился Рымолов. Он был грязен, как и большинство людей на этой площади. Но его, непонятно почему, даже грязь делала каким-то возвышенным и - как ни странно - спокойным. Он вытолкался вперед, поднялся на ступеньки и заговорил. Голос у него был не самый громкий, но он выделялся, как выделяется голос хорошего актера в любой, самой шумной толпе.
      - Друзья! ... - Он поднял голову, и шум стал затихать. - Сограждане! Удовлетворившись полученным эффектом, профессор стал оглядывать толпу, так он делал, наверное, читая лекции. - Я предлагаю все-таки не казнить этих людей. Да, они замараны подлостью, но это была подлость всей системы целиком. Если мы расстреляем их, сами ста нем как они. Ведь они всегда были готовы стрелять в нас, не так ли?
      - Что делать-то? - прокричал уже знакомый мужской голос.
      На этот раз Ростик разглядел крикуна и почти не удивился, когда обнаружил, что это был тот самый языкастый каменщик, который у них в подвале замазывал трещины, пробитые крысами.
      - А делать ничего особенного не нужно, - уверенно сказал Рымолов. - Их следует отпустить. И запретить им на де сять, скажем, лет занимать начальственные посты в городе. А руководство следует выбрать - как делает это любая демо кратия, кроме советской.
      - Вот тебя и выберем, - крикнул кто-то из женщин. - А ты потом...
      Ростик не расслышал, что будет, если Рымолов зарвется и станет как все прежние вожди.
      - Тогда переизберете меня, - предложил Рымолов на всю площадь. Он подумал, постучал ногой по холодному, заснеженному асфальту. - Обещаю, первое, что сделаю, повешу вот тут на площади вечевой колокол. И каждый, кто что-ни будь узнает про меня или кого-нибудь из начальников сквер ное, придет, постучит и скажет, , в чем его претензии. Справедливо?
      Толпа зашумела. Теперь в ней уже не было агрессии, хотя злость еще оставалась.
      - Наши предки всегда так жили, - вдруг сказал отец Петр. - И мы так будем жить. Нас немного осталось, - не ожиданно добавил он, видимо, считая эти слова аргументом. Толпа вдруг стала расползаться, кто-то из задних рядов уже проталкивался наружу, чтобы отправиться домой.
      - Всем спасибо! - прокричал Рымолов. Повернулся к Кошеварову, к начальникам и стал перечислять: - Кошеваров, Ворожева, прошу вас заняться подсчетом наличных ресурсов сегодня, а завтра с утра доложить...
      Ростик не слушал. Это были распоряжения человека, который решил взять на себя властные полномочия. Что из этого получится, могло подсказать только завтра. Внезапно Рымолов окликнул и его:
      - Гринев! Ты пригласи-ка свою маму и сам завтра приходи...
      Кто-то прорвался к бывшим партийным бонзам, кому-то двинули в ухо, кажется, Борщагову, но драчуна уже оттеснили, уговаривали не злиться. - Я буду, Андрей Арсеньевич! - ответил Ростик. Рымолов улыбнулся бледными губами и подошел к отцу Петру, стал что-то говорить. Бородач покачал головой, потом стал неторопливо отвечать. Делать тут было больше нечего. Власть, похоже, в самом деле перешла в новые руки.
      Ростик посмотрел, как самые предприимчивые из толпы продрались ко входу в райком и полезли внутрь, надеясь поживиться тем, что осталось в райкомовском убежище, как Квадратный подошел к голубопогонникам и стал резковато, но уже беззлобно спрашивать кто да что, намереваясь выставить в райкоме посты.
      Все было к лучшему. Хотя полной уверенности у Ростика не было.
      Глава 35
      Заседание в бывшем кабинете первого секретаря Борщагова началось часов в десять. Уже давно включилось солнце, уже давно стали собираться самые первые, нетерпеливые функционеры, приглашенные Рымоловым. Ростик был среди них, но он не терял времени даром, сходил в гараж.
      По сравнению с прежними временами, вход в гараж был свободный, нигде и видно не было голубопогонных, только шоферня да пара механиков в замасленных до изумления телогрейках. Чернобров был уже тут. Но возился не с БМП, а около вполне мирного, курносого "уазика". Узнав Ростика, водила кивнул и пожаловался:
      - Шины объели, сиденья, даже поролон - тудыть их против шерсти... - А хоть что-то тут ездить может?
      Ростик оглянулся по сторонам. Машин в гараже было немало. Стояли тут и "Волги", и даже один "ЗИМ" с весьма понурым видом, должно быть, ПОТОКУ, что его бампер странно скособочился и шины, как у большинства машин, прохудились.
      - Не знаю еще, - прогудел Чернобров, и, вздохнув, полез в мотор, разбираться. - В общем, постараюсь, но ручаться не могу. А что, - спросил он из-поД капота, - опять в Чужой город посылают? - Ничего не понятно пока.
      - М-да, без транспорта будет хреново, - заключил Чернобров и стал так энергично звенеть гаечными ключами, что Ростик решил ему не мешать.
      Когда в кабинете все расселись, преимущественно на найденных где-то вокзальных скамья*, расставленных рядами, как в кинотеатре, Ростик обнаружил, что собралось человек тридцать. Среди них оказалось немало вполне примелькавшихся начальственных лиц, но было и немало новых. О своей роли тут Ростик толком не думал, но подозревал, что олицетворяет человека с ружьем.
      Начал Кошеваров. У него была перевязана голова, но он кипел энергией. Почему-то эта гоЛова привлекла такое внимание, что даже профессор не выдержал:
      - Простите, Илья Самойлович, почему у вас бинты, как у мумии какой-то? Ответила мама.
      - Вчера вечером, когда уже стемнело, кто-то изрядно по мял нашего, так сказать, мэра, прямо во дворике дома. Но в общем, ничего страшного. - Вот как? - Рымолов закусил губу.
      - Да ерунда это, - отозвался Кашеваров, - отвели душу, и слава богу. Днем, если помните, вообще чуть не расстреляли. - Продолжим, - решил Рымолов- Так что у нас?
      - Вчера мы провели самую поверхностную перепись, и выяснилось, что в городе осталось, по нашим оценкам, тысяч семьдесят пять, в лучшем случае, в0семьДесят- Так мало? - спросил кто-то из заднего ряда.
      - Эта цифра, к сожалению, скоро будет еще меньше, - отозвалась вдруг мама. - У нас нет ни перевязки, ни ле карств. Вчера выяснилась и вторая проблема: очень мало медицински грамотных людей. Почему-то раньше это не принималось в расчет, медики почти на треть были мобилизованы... солдатами. А теперь, когда нужно лечить людей...
      - Может, организуем ускореннее курсы? - Рымолов постучал карандашом по кипе бумаг, которые он держал на широком мраморном подоконнике, за неимением стола. Свежее стекло было вставлено только в наружные пазы. - Вот только врачам придется самим позаботиться не только о практике, но и о преподавании.
      - Было бы неплохо, - согласился Кошеваров. - Я не берусь отвечать за всех, но уверен, если добавить паек, многие согласятся и на большую нагрузку.
      - Некоторые врачи и так не уходят домой из больниц, - отозвалась мама, - если мы предложим им еще и преподавать...
      - И все-таки, это необходимо, - проговорил Рымолов. - Нужно будет подумать и о возобновлении занятий в университете. Может, в самом деле, если ввести за это добавоч ные пайки, преподаватели согласятся... Кстати, что у нас с пайками?
      Отозвалась Тамара Ависовна, мама Любы. Формально она и раньше числилась среди руководителей города и теперь чувствовала себя вполне привычно:
      - Я что могу доложить, - ее грузинский акцент не портил впечатления компетентности и спокойствия. - Общепита, конечно, нет. Но в целом, как ни странно, восемьдесят тысяч людей вполне можно прокормить до лета. Разносолов не обещаю, но с голоду никто не умрет, это точно. А весной нужно сеять, пахать. Кошеваров подал голос:
      - Я считаю, следует разрешить огороды. Семена, правда, трудно найти, но может быть, в университете кое-что найдется?
      Рымолов опять постучал карандашом по своим бумагам. По мере того как ему докладывали, он все чаще записывал что-то на обрывках серой, дешевой бумаги. Когда он переворачивал листок, Ростик видел, что с оборотной стороны на них напечатаны какие-то бланки.
      - С биологическими кафедрами я поговорю, но... Есть другие идеи по поводу семян?
      Ростик рассказал, как Пестель нашел около Чужого города мутированную пшеницу. Рымолов подтвердил, что это неплохая догадка - сеять то, что тут уже вполне может служить пищей людям. Теперь записывать стал и Кошеваров.
      Потом слово взял лейтенант Достальский. Он сидел в самом дальнем ряду с автоматом на коленях и был по-военному лаконичен:
      - Считаю большой удачей, что удалось сохранить лошадей. Это значит, совсем без транспорта не останемся. Я уже не говорю о кавалерии. Вот только их очень мало, нужно найти кого-то, кто в них разбирается, и наладить конное производство. - Долго это, - отозвался кто-то.
      - Зато надежно. Это же лошади, не верблюды какие-ни будь, - сказал Достальский.
      Ростик заподозрил, что в училище у них, как у пограничников, например, был курс конноспортивной подготовки. Хотя за верблюдов почему-то стало немного обидно.
      - А может, мустангов где-нибудь тут найдем? - спросил кто-то. Но дискуссия о мустангах не удалась, ее прервал Рымолов.
      - У нас мало времени. Кто может сказать что-нибудь о на секомых? Снова доложил Достальский: - Я был там вчера. Саранча уничтожила рой. Рымолов вдруг посмотрел на Ростика.
      - Это похоже на то, что ты говорил, вернувшись из Чужого города?
      - Похоже, - кивнул Ростик. - Возможно, насекомые начали готовить защиту от саранчи, но опоздали.
      - И победили те, у кого оказалось больше сил, - поддержал его Достальский. - С этой стороны угрозы пока не видно. Рымолов повернулся к нему. - Лейтенант, металл нашли?
      - Не только рельсы или колеса, но и пули, гильзы, обломки инструментов - все спрессовано и спаяно в небольшие чушки.
      - Тогда тебе, лейтенант, придется позаботиться о том, чтобы все это вернулось на территорию завода. Соберешь все в одном месте, как прежде, выставишь охрану.
      - Таскать все придется на руках, - сказал Достальский. - Нужны люди.
      - Людей пришлем, если есть пища, эта проблема отпада ет, - отозвался Кошеваров. - За паек многие будут только рады мобилизоваться.
      - А почему нужно таскать на руках? - спросил, подумав, Рымолов. Попробуй найти мастеров, пусть склепают тачки какие-нибудь. Или хотя бы носилки... В общем, проследи, чтобы не надрывались...
      Доклад следовал за докладом. Как ни удивительно это было, но положение их оказалось совсем не безнадежным. Ростик даже стал опасаться, что в этом проявляется магия начальственного кабинета, из которого жизнь по ту сторону стен представляется вполне спокойной, ровной и неопасной. Или действительно существовала окопная прайда и правда штабов? Ростик потряс головой, он уже плохо понимал, зачем тут оказался. - Гринев, - позвал его Рымолов.
      Ростик поднял голову, людей осталось меньше половины, остальные, экономя время, разошлись работать. Дел и вправду было немало.
      - Подумай, не говорил ли тебе твой высокоинформированный триффид о том, как часто случаются тут. . - Он назвал это - борым, - подсказал Ростик