Нос двинулся вправо, потом вернулся назад. Так, это скорее всего жест отрицания, понял посол человечества Ростик.
      - Шир Гошод, - показал на себя посол Чужого города, потом указал нижней левой куда-то назад, - Шир Гошод. - Потом он указал куда-то в сторону верха. - Шир Гошод...
      - Понятно, это его племя так зовется, - отозвался от стены Эдик.
      Ростик метнул в него свирепый взгляд, потом медленно кивнул в знак понимания. Шир Гошоду тоже полагалось знать его мимику. Тогда он вытянул руку и на тонкой пыли подземелья нарисовал, как мог, червеобразного. Зеленый кивнул носом.
      - Махри Гошод, - сказал он, теперь уже отчетливо под ражая Ростиковому произношению. Ну, была не была, решил Рост. - Человек Гошод.
      Зеленый снова рассмеялся, на этот раз еще менее сдержанно. Его круглые глаза вдруг заволокла тонкая, белесая пленочка, как у птицы. Потом он ткнул пальцем в Ростика и произнес веско: - Челвук. - Ростик, - сказал Ростик. Человек Ростик... Ну, как тебе попроще. - Он слегка повысил голос, выделяя имя: - Рост.
      Зеленый потер обе левые руки, выражая, вероятно, сильнейшее возбуждение.
      - Рст. - Потом сделал плавный жест, указывая на свое левое плечо, закрытое тогой. - Мырмд.
      - А ты говоришь, у них нет личного имени, - сказал Ростик Эдику, хотя тот ничего такого не говорил. Указал паль цем на зеленого и отчетливо произнес: - Марамод?
      Шир кивнул. Потом странно, даже с довольным видом, слегка улыбаясь, склонил голову набок. Ростик и Марамод посидели, никто из них теперь ничего не говорил. Наконец, Ростик догадался, что Шир ждет продолжения. Или у него выдержка, как у совы, или такие переговоры тут случаются раз в неделю, решил Ростик.
      - Значит, так, - произнес он, хотя мог бы этого и не говорить.
      И начал рисовать. Сначала дома, не такие, как стояли в городе Широв, а такие, в каких жили люди. Потом нарисовал окопы с ограждением из колючей проволоки. Чтобы было понятно, он, как на чертеже, сделал кружочек на окопе, на проволоке, и рисовал эти детали чуть в стороне в увеличенном виде. Марамод сидел и смотрел с интересом. Потом поднялся, обошел Ростика и стал смотреть из-за его плеча. Так обоим было удобнее.
      А Ростик тем временем нарисовал богомолов, кузнечиков и высоких черепах. Шир Марамод посмотрел на черепаху внимательно, покрутил головой, ткнул в нее пальцем и громко, очень четко произнес: - Гтум.
      - Ге... Что? - спросил от стены Эдик. Он, как оказалось, тоже видел все эти художества. - Гатаум, - подсказал Ростик. Шир подтвердил носом. Потом Ростик столкнул две большие стрелки - одну от насекомых, другую со стороны города. Эту он сделал короткой, но толстой. Рядом нарисовал щит, о который сломал две стрелы из самострела насекомых. После этого поднялся со своего половичка, посмотрел на Марамода и поднял брови как можно выше, задавая безмолвный вопрос - понимает ли он?
      Шир снова потер обе левые руки одну о другую, вежливо улыбнулся, нарисовал в стороне город со стенами. Он проводил всего одну линию, как правило, замкнутую. Но она разом отражала контур города, домов, даже земли вокруг. Искусство этого зеленокожего было легко и выразительно.
      А потом Марамод сделал то, чего Ростик не ожидал. Он указал куда-то на запад, а на своем рисунке изобразил что-то... Это могла быть волна или высокий, растянутый по фронту водоворот... Это могло быть что угодно.
      Ростик обвел эту волну пальцем и рядом изобразил вопрос, подсказав его значение мимикой.
      - Брм. Брм... - в звучании этого слова сложился и страх, и мука, и ожидание боли.
      Марамод покрутил головой, стараясь смотреть и на Рости-ка, и на Эдика. Следующий раз поеду один, решил Ростик, чтобы он смотрел на меня и на рисунок. Так будет вежливей... - Борым?
      Он даже не спросил, насколько правильно произносит слово. Он вдруг понял, что с ним происходит что-то необычное. Холодная волна прокатилась по его коже, руки одеревенели, живот скрутил приступ тошноты и боли одновременно, в глазах стало меркнуть. Если бы он не был солдатом, не вылезающим из боев почти полгода, он непременно упал бы. Лишь жесткая, как кираса под солдатским бушлатом, воля заставила его удержаться на ногах.
      Голос Эдика, заговорившего от своей стены, вдруг зазвучал далеко и незнакомо, ни одного слова невозможно было понять. Эхо отдавалось над головой, отражалось от стен... Когда Ростик почувствовал, что возвращается в норму, выяснилось, что он по-прежнему смотрит на Шира, на рисунок, который тот продолжал крутить в пыли перед людьми. Теперь Марамод изобразил на волне массу точек. И каждая из этих точек была опасной... Ростик потряс головой. Нет, он больше не видел, что это такое. Хотя ему показалось...
      Он разом устал. Ему хотелось сесть в машину и катить в Боловск, где его ждало тепло, отдых, чай. Да, очень хотелось чаю. Но нет... Теперь главное - успеть. Предупредить всех, кто захотел бы его выслушать, что то, чего они опасались ранее, от чего стали закапываться в землю еще летом, движется с запада и для всего города, всей их цивилизации несет неминуемую смерть...
      Ростик ткнул пальцем в эту волну и поднял на Марамода взгляд. Даже не напрягшись, он спросил его так, словно мысль была сильнее слов. Потом снова, еще, еще... Потом поймал себя на том, что произносит слова вслух, сначала негромко, потом резче, вдруг он едва не закричал: - Что это?!
      Марамод поднялся, отошел в сторону. Ростик сделал ошибку. Он понял это сразу. Кричать не следовало.
      Он поднялся на ноги и церемонно, словно японец, согнулся в поясе. Потом снова сел и ткнул пальцем в волну. И поднял взгляд на зеленокожего. Тот был уже непроницаем. Он присел на корточки, словно в любой момент готов был встать.
      Парой легких касаний подновил рисунок своего города, но теперь под ним стал пририсовывать какие-то окружности. В одной из них легко, словно это ему ничего не стоило, нарисовал себя и... Ростик не поверил глазам человечка. Сбоку одним касанием он создал еще одного, Ростику не нужно было даже пояснять, что это Эдик.
      А потом Марамод изобразил что-то черное сверху, упавшее на город. Город оказался покрыт этим полностью, иные из ручейков этой темной массы пытались проникнуть сквозь землю в подземелье, где сидели фигурки Шира и людей, но очень глубоко не продвинулись. - Брм, - снова сказал Шир.
      Ростик встал, сложил свой половик. Отряхнул его, как мог, от пыли.
      Отошел на несколько шагов назад, церемонно поклонился, сложив руки ладонями вверх, словно индус. Затем подошел к Марамоду и снова осторожно, чтобы не получилось хуже, пожал ему руку. - Ты чего? - спросил Эдик. Уходим. - ответил Ростик.
      - Почему? Все так хорошо получалось! Вам даже удалось найти понимание. Еще немного - и вы бы...
      Ростик больше не ждал. Он схватил журналиста за руку и поволок его к выходу. Эдик поупирался для вида, потом зашагал едва ли не быстрее Ростика. Наконец, когда они уже вышли из здания библиотеки, он спросил:
      - Что он там нарисовал? Мне показалось... Они нам не угрожали?
      - Дело не в нас, - ответил Ростик. - Опасность угрожает городу. - От Широв? Или этих, как их... Махри Гошодов?
      - Опасность движется волной, к которой ни те, ни другие не имеют отношения. И нам лучше поторопиться, если мы хотим...
      Ростик и сам не знал, как закончить эту фразу. Но он был твердо уверен в одном - сегодня Шир Гошод по имени Марамод попытался предупредить человечество Полдневья о неминуемой гибели, если они не успеют зарыться в землю. И как можно глубже.
      Глава 27
      Проход в ограждении из колючки растаскивали уже при свете ракет. И Ростику показалось, что народу на этой работе было занято гораздо меньше, чем утром. Он почему-то сразу понял - что-то случилось. Едва он выскочил из машины и посмотрел на лицо молоденького лейтенантика, с которым раньше нигде, кажется, не встречался, как тот строго, как старшему, доложил:
      - Прорыв периметра на заводе. Практически они отбили все наши контратаки. Сейчас там...
      Он повернулся к заводу. Там то и дело взлетали осветительные ракеты и доносились то редкие, то очень частые выстрелы. Иногда включался даже, как показалось Ростику, крупнокалиберный пулемет.
      - Теперь понятно, почему они нам позволили так легко вернуться, пробормотал Ростик, имея в виду насекомых, которые даже не атаковали их при подъезде к городу.
      - Все, кого я смог снять из окопов, там, - пояснил лейте нантик.
      - Понятно, - согласился Ростик. - Чернобров, поехали в райком. Только скорее.
      Он снова залез в машину, и они понеслись. Мысль, что эта самая машина могла бы решить исход боя, а вместо этого Ростик раскатывает на ней по родным улицам, не давала ему покоя. Потом он высадился у знакомого здания, поднялся по лестнице к освещенным окнам. Как ему сейчас показалось, все были на местах. Чтобы не застрять в приемной, они с Эдиком прошли к Дондику. Тот примет их сразу, Ростик в этом не сомневался. Так и оказалось.
      Капитан, узнав, что посольство вернулось, провел обоих послов к себе, усадил у низкого, уставленного роскошной консервированной снедью стола, предложил рассказывать. Ростик рассказал, коротко, как только мог. Потом, практически через запятую после своего доклада, спросил: - Что на заводе?
      - Ты уже слышал? Там... - капитан посмотрел в темное окно, словно пытался в мрачном, заснеженном, темном го роде за стеклом найти хоть какой-то луч света, - все проиграно, Гринев. Потери таковы, что мы должны теперь неделю мобилизовываться, чтобы попытаться отбить назад наш металл. Этим теперь и вынуждены заниматься...
      - Это неправильно, товарищ капитан, - сказал Ростик твердо. Так твердо, как только мог. - Нам нужно закапы ваться и заниматься только этим.
      - А как же металл? Ты предлагаешь его бросить? Ростик вздохнул.
      - Мы даже не понимаем, зачем он нам нужен. Мы просто деремся за него...
      - Как так - не знаем? - подал голос Эдик. - Это наш металл, наш стратегический запас.
      - Мы не обратили внимание на то, что воюем с очень простыми существами, они лишены понятия стратегического запаса, им вообще никакой запас не нужен, кроме запаса еды. И тем не менее они вступили с нами в ожесточенную битву, пытаясь выиграть этот самый металл.
      - Что это значит? - капитан, прищурившись, посмотрел на Ростика. - Ты узнал там что-то еще, помимо этого... Борыма?
      - У меня там было очередное... - Ростик хотел сказать "видение", но потом решил не подрывать веру в свою идею таким ненаучным термином, очередной приступ тошноты. И мне вдруг показалось, что металл нужен именно для того, чтобы защититься от этого борыма. Понимаете? Металл обеспечивает полную защиту от того зла, которое накатывает на нас с запада. И о котором нас предупредил Марамод. - Какую именно защиту? - спросил Дондик.
      - Не знаю, просто мне пришло в голову... - Он задумался. - Нет не только металл может спасать. Для защиты Гошоды просто уходят в подземелья. Но для чего-то еще - используют металл. И мы бы могли его использовать, если бы знали... Что и как именно нам грозит. А пока... - Ростик вздохнул. Он устал, но яснее говорить о том, что успел сегодня сделать, у него не получилось. - Пока следует закапываться. Почему-то мне кажется, у нас очень мало времени.
      Капитан налил себе чаю, стал его отхлебывать, с удовольствием вдыхая бледно-серый, пахучий пар. Только сейчас Ростик заметил, что, хотя он сидел в бушлате, натянутом на кирасу и отцовскую тельняшку, ему не было жарко в этой комнате. Значит, с топливом стало совсем нехорошо.
      - Да мы и так, собственно, закапывались, учитывая прежние... предвидения. Твои в частности, - капитан был спокоен, он думал. Или делал вид, что думает, хотя все уже решил.
      - Этого мало. Нужно ускорить именно попытку закопаться, а металл... Им придется пожертвовать, - твердо сказал Ростик. - Иначе мы вообще все проиграем. Все, что у нас есть.
      Тишина сгустилась до такой степени, что даже пар, кажется, уже не поднимался из стакана, а стоял мягким, но ощутимым облаком в круге керосиновой лампы под зеленым партийным абажуром.
      - Значит, ты считаешь, отвлекать людей на контратаку за вода не следует? А нужно форсировать закапывание. Но как же тогда?..
      - Если угроза, о которой сказал Марамод, тотальна, она сметет насекомых, и мы получим назад весь наш металл. Я повторяю - весь, даже тот, который они уже утащили к себе в лагерь.
      - А насекомые что же - не соображают? Ты как-то говорил, они почти разумны, а сейчас не чувствуют опасности? - спросил взволнованно Эдик.
      Ростик не думал, что журналист так внимательно отнесется к тому дорожному трепу, которым Ростик угостил его сегодня по дороге в Чужой город и обратно. И вот поди ж ты, цитирует его, когда не нужно.
      - Я в самом деле не все понимаю в этой ситуации. Но уверен в одном насекомые рискуют. И кажется, понимают, что рискуют. Хотя все еще надеются как-то выпутаться из этой ситуации. А вот успеют ли?.. Но мы рисковать не должны, потому что хуже понимаем ситуацию. Тем более что контратака на завод приведет не только к тем жертвам, которые мы понесем в боях с насекомыми, но и к тем, которые появятся, когда борым... Капитан встал так резко, что Эдик даже вздрогнул.
      - Да ладно тебе! Заладил - борым, борым... Что мы знаем об этом борьше? А тут реальная угроза, реальные ценности, которые нужно вернуть! Понимаешь, не выдумки, а все на стоящее, вещественное.
      - Я воюю недавно, - проговорил Ростик, вставая, - всего полгода. Но выучил вот что - опасность никогда не бывает вещественной до тех пор, пока не убивает. Я свободен? Капитан вздохнул.
      - Погоди. Может, мне удастся уговорить Борщагова тебя принять.
      - Не буду я с ним разговаривать, вас-то не могу убедить, а на него только зря время потрачу. Лучше я расскажу Рымолову, и тот, если сочтет нужным...
      Дондик поиграл желваками. Потом у него дернулась бровь, кажется, это был нервный тик. - Может, ты и прав. А потом?
      - Вернусь, куда прикажете. На завод - пойду штурмовать завод, прикажете закапываться - закопаюсь. Дондик внимательно посмотрел на Ростика.
      - Сделаем так. Иди докладывай Рымолову и попробуй убедить его выработать к завтрашнему утру более достойные аргументы твоей правоты, чем приступ тошноты. А потом... Думаю, на заводе тебе делать уже нечего. Если руководство согласится с моим мнением, вывезем мы тебя подальше от города на запад, за кольцо насекомых, и будешь ты, друг лю безный, стеречь свой борым. - Капитан потер руки, стараясь их согреть. - Если дело настолько серьезно, как ты расписы ваешь, лучше позаботимся о своевременном предупрежде нии.
      Так и сделали. Рымолов толковал с Ростиком практически всю ночь, даже пришлось рисовать иные из картинок, которые изобразил Марамод, потом профессор согласился со всем, что было проделано в Чужом городе, а в конце даже одобрил предложение Дондика отправить Ростика на запад для отслеживания неведомой опасности. Утром, когда уже все валились с ног от усталости, он переоделся в роскошную, купленную незадолго до Переноса "тройку" и отправился к Борщагову, чтобы убедить руководство не тратить время на проигранную войну за завод.
      А Ростик отправился домой, выспался, пообедал и написал записку, чтобы мама не волновалась. Сразу после полудня снова оказался у Рымолова в знакомом, высоком, тесно уставленном разными разностями кабинете. Тот только что вернулся с заседания, был бледен от усталости, но в целом доволен.
      - Ты понимаешь, он никак не хотел отступать. Талдычил что-то про сорок первый год, про несдававшихся комму нистов... Прямо зоопарк какой-то! В конце Дондик доказал ему, что отбить завод имеющимися силами мы не можем, а вот укрепляться, как ты подсказал, закапыванием, в самый раз... - Это не я подсказал, а Шир Марамод.
      - Ладно, - отмахнулся от него Рымолов совершенно про фессорским жестом, - поправка принимается. Пусть будет Шир. Только этот довод не сыграл никакой роли. Все поче му-то ссылались на тебя... Я, правда, помянул еще других не обычных людей...
      - Так это не Дондик серьезно отнесся к нашим "видениям", а вы? удивился Ростик, теперь концы у него вполне сходились. - А я-то думаю, что заставило наших истуканистых...
      - Главным образом сработали твои "предвидения", - резковато прервал его Рымолов. - И тебе не сносить головы, если ничего не произойдет.
      - Произойдет, - сразу помрачнел Ростик. - Что-то да произойдет.
      - И так нехорошо, потому что погибнут люди. И эдак - тебе не на пользу пойдет. Ростик, пожалуй, никто не обвинит тебя в том, что ты не умеешь выбирать опасные приключе ния.
      Профессор произнес последнюю фразу с подчеркнутой иронической интонацией. Но в нем было столько интереса, заботы и даже человеческого тепла, что Ростику стало легче - ему верили и о нем по-настоящему, дружески заботились.
      Потом все завертелось - подготовка машины, снаряжение людей, получение валенок, тулупов, ватиновых штанов на складе... Пробивание накладных для пищи, солярки, боеприпасов, беготня по складам... Незадолго до полуночи все было готово, даже Чернобров и Голубец, которого вернули на прежнее место, в кузов БМП, за турель крупнокалиберного пулемета, хотя всем было известно, насколько неважно он работает на станкаче. Только Эдика не хватало, но его в этот поход решили не брать.
      И наконец, получив список сигнальных знаков, сами ракеты и даже армейскую переносную рацию, пятидесятикило-метровку, которая после доработки в Полдневье иногда пробивала расстояние на тридцать вер'ст, они отбыли
      На этот раз ехали не газуя, как это ни было чудно, с Чернобровом-то за баранкой. Плавно и тихо прокатили по заснеженным улицам, мимо знакомых домов с темными окнами и редких костров, разожженных для согрева постовых. Ростик даже спросил: - Чернобров, у тебя зубы, часом, не болят? - Нет, а что? - Почему тогда не газуешь?
      Чернобров сдвинул набок шапку, почесал за ухом, потом поправил ее, дернув головой, рассудительно и печально ответил:
      - Эх, командир, дело-то какое, может, больше никогда всего этого и не увидим. А прощаться нужно с торжест вом.
      Ростик сосредоточился, но ничего впереди не увидел, ни про свою будущность, ни про Черноброва. Но он все равно уверенно заявил: - Еще увидишь, Чернобров. И без всяких приступов ясновидения он знал, что прав.
      Глава 28
      Глаза у Голубца оказались что надо, он и увидел это раньше всех. А может быть, дело было в том, что как раз была его вахта. Он просто стоял и из Ростикова бинокля рассматривал горизонт. Разумеется, бинокль был привязан бечевой к пулемету, так что можно было очень плавно и ровно осматриваться, не мучаясь дрожью рук от холода или слишком резким биением сердца, как бывает при работе с дальнобойной оптикой.
      Чернобров в тот момент спал, Ростик сидел в тепле кабины и жевал, вспоминая, когда же он видел Любаню в последний раз. Выходило, несколько месяцев назад. Хотя что такое месяц? Сколько значит здешний час, минута или неделя? Все тут было слишком наперекосяк, чтобы придавать большое значение новой временной шкале, предложенной Перегудой.
      Вдруг дверка в кабину раскрылась и показалась красная, обветренная на морозце физиономия Голубца. - Тут туча, товарищ командир. Ростик перевел на него все еще задумчивые глаза. - Какая туча? - Такая... неопределенная, ответил солдат.
      Делать было нечего, Ростик вылез из тепла, и, как всегда бывает, когда выходишь из не очень жаркого помещения на мороз, его пробила дрожь: Он подкрутил окуляры бинокля и сосредоточился.
      Да, сплошной вал черного цвета. Невысокий, очень плотный, без просветов. Перекатывается по снежной, белой равнине, которая искрилась бы, если б с утра не висела над головой привычная зимняя хмарь. - Голуба, ты не заметил, она движется? - спросил Ростик.
      - Ну, для этого нужно заметить точку на горизонте, потом подождать...
      - Я и сам знаю, как это делается, - отозвался Ростик. - Ты движения не заметил?
      - Нет, слишком мало времени прошло. Я сразу решил до ложить. - Что ж, тоже правильно.
      Ростик заметил небольшую возвышенность, расположенную перед черной волной километрах в трех, если он правильно оценивал расстояние. Подождал, потом еще подождал. Оторвался от бинокля, подышал на руки, помахал в воздухе, чтобы кровь прилила к пальцам. Снова приник к окулярам. Так и есть, холм теперь был раза в два ближе к волне, чем вначале. А ведь прошло меньше местного получаса... Быстро эта штука едет. Прямо несется. Причем своими силами, потому что такого сумасшедшего ветра в Полдневье не бывает. - Голуба, готовь рацию. - Что докладывать?
      - Доложи, что строго с запада по новой координатной сетке на город идет вал черного цвета, со скоростью пример но... - Ростик посчитал, километров"пять в час. Есть подозрение, что это и есть угроза, о которой... Которую мы тут сторожим.
      Голуба засел за рацию, которую от греха подальше унесли в кабину. Антенну, конечно, вынесли наружу, но все равно ему пришлось крутить ручку почти четверть часа, пока он накопил достаточно энергии, чтобы дать позывные. Уверенности, что его услышали в городе, ни у кого не было, потому что подтверждение приема они не услышали. Ростик слегка разозлился. Конечно, это была реакция на страх перед неизвестностью. Он прикрикнул: Буди Черноброва. Пусть он тебе ручку крутит.
      - А чего меня будить? - отозвался ворчливый голос, по казавшийся еще более обиженным на морозе. - Я не сплю вовсе.
      - Вот и хорошо, - разом успокоился Ростик. - Все равно скоро поедем. Назад, в город? - спросил Голуба. - Вперед, нужно же посмотреть: что это такое?
      Снова зажужжала ручка динамки, снова забормотал что-то в микрофон Голубец. Потом он сдвинул наушники чуть назад и закричал, словно Ростик был глухой: - Они спрашивают: сколько у них времени?
      - От нас до черноты этой километров восемьдесят, если не меньше. До темноты осталось часов семь... Скажи, если она ночью движется, то появится под городом завтра поутру. А если не движется, тогда... Скажем, после полудня. - Рос тик никак не мог рассмотреть в бинокль, что же это такое. Скажи, что едем вперед. Возможны перерывы связи, пусть ждут.
      Сложились, Чернобров поворчал на застывший на морозе мотор, потом все-таки завелся, покатили на запад. На этот раз ехали неспешно, должно быть, желания лететь в объятия черной кляксы, заливающей весь видимый впереди мир, у водилы не было.
      Ехали часов пять, за это время проехали больше половины того расстояния, с которого заметили черноту. Да и сама клякса эта приблизилась километров на тридцать, если не больше. Вот и получилось, что между людьми и тем, что на них наползало, осталось чуть больше пяти километров. Тут уже все было по-другому.
      Хотя вокруг еще был чистый снег и солнышко как бы проглянуло через тучу наверху, а в воздухе уже появилось что-то... Ростик попросил остановиться, вышел из машины, огляделся. Да, страх, отчаяние и безмолвное ожидание гибели царило всюду. Это было очень странное чувство, но Ростик был уверен, что ему не кажется, что так и есть, - в воздухе повис кислый, удушающий запах ужаса.
      Внезапно откуда-то спереди, от виднеющегося теперь очень близко черного фронта вздулся тонкий, явственно видимый на снежном фоне язык. Он стал вытягиваться вперед, но вдруг изогнулся и стал приближаться. Ростик мог бы поклясться, что это темное щупальце тянется к нему. Именно к нему. Внезапно Чернобров сказал:
      - Командир, может, хватит, а? Давай поехали отсюда... подальше! Сейчас.
      Ростик ждал. Вот-вот это станет совсем близко. Он поднял бинокль, отвязанный от турели, и попытался понять, что же это... Нет, не понимает. До щупальца, вытянувшегося вперед, как тончайшая, полупрозрачная сеть, осталось километра два. Внезапно щупальце ослабело, повисело почти неподвижно, а потом стало втягиваться назад. Но Ростик знал, вот подкатит черный фронт ближе, и тогда оно дотянется. . - Командир, поехали, к едрене фене, наконец! Внезапно из тучи в снег упало что-то... Вернее, кто-то. Ростик присмотрелся. Так и есть. Сбоку упало что-то еще, такое же точно, как и то, что он видел впереди. Он шагнул к лунке, образовавшейся в пушистом снегу, но тут что-то упало совсем близко, на расстоянии метров десяти. И он рассмотрел...
      Это была никакая не черная градина, а что-то живое. Крохотный комок, величиной с мышь-полевку, только с крылышками. Ростик подошел ближе, зверек устал, он лежал, распластавшись на снегу, и крутил головой с непомерно большим ртом, составляющим почти половину его тела. Из невероятно большой для такого существа пасти торчали вверх и вниз две цепкие, темные гребенки зубов В целом зверь был немного похож на летучую мышку .или крысенка, но... Нет, скорее всего это напоминало миниатюрную химеру с собора Парижской Богоматери. Это было не животное, даже не зверь, это был пожиратель всего, что только попадалось на пути. Ростик протянул руку, тотчас в воздухе повис тонкий писк, смешанный с почти змеиным шипением.
      Ростик разозлился. Или испугался. Он схватил зверька в перчатку, без жалости сдавил кулак, услышал хруст, пошел к машине. Вдруг прямо из воздуха крохотные химеры стали падать на него, как дождь. Эти были менее усталыми, они еще могли управлять полетом и целили ему в лицо, в глаза, стремились попасть за шиворот...
      Чернобров раскрыл дверь и снова что-то заорал. Скорее по жесту, чем на слух, Ростик его понял и побежал. Ворвался в кабину, смяв Голубу, захлопнул за собой дверцу. - Всё, поехали. И как можно быстрее.
      Пока Голуба восхищался зверьками, их видом и острыми зубками, пока он снимал запутавшихся в бушлате Ростика летучек, аккуратно раздавливая им головы, Чернобров развернул машину и понесся назад, в сторону города, как угорелый. Успокоившись, Ростик проговорил: - Ты только не заглохни, Чернобров, а не то - каюк.
      - Знаю, - буркнул водила и только сильнее надавил на газ.
      Странно, сейчас Ростику совсем не хотелось его за это упрекать. Он лишь надеялся, когда туча будет подальше, можно будет ехать помедленнее, потому что провалиться под лед какой-нибудь речки тоже не хотелось бы... Голуба выбрался в кузов, стал неотрывно смотреть назад.
      - Сколько же их? - пробормотал он, словно в полусне. Потом наклонился к Ростику и заорал: - Командир, сколько их? Чернобров, зло сверкнув глазами, ответил сквозь зубы:
      - Ты такого числа не знаешь, парень. Да и никто не знает, может, только господь... Э-ге, вдруг понял Ростик. Но для верности решил спросить: - Ты крещеный, Чернобров?
      - А как же, - ответил, разом успокоившись, водила. - Вот только тут это не помогает.
      Ростик еще раз посмотрел на здоровенного мужичину с бровями, закрывающими треть лба и половину висков, и попытался найти еще одного летающего крысенка, который беспрерывно шипел где-то внизу, под ногами. А может, ему это только казалось.
      Он хотел было ответить шуткой, чтобы, мол, и сам Чернобров не плошал, но не стал. Что-то ему подсказывало, что плошать Чернобров не собирался. И это наводило на мысли. Внезапно водила, удостоверившись, что Голуба ушел к задней части кузова, проговорил, словно о давно решенном деле: - Вот успокоится маленько все, церковь поставим. - Церковь? - удивился Ростик.
      - Эх, молод ты еще, командир, не понимаешь. - Черно бров подумал, решительно вдавливая педаль газа в пол. - А нам еще такое предстоит, что без церкви никак нельзя.
      А что, решил Ростик, можно и церковь, только было бы кому ставить.
      Глава 29
      До конца город так и не успел подготовиться к нападению летающей угрозы, но тех, кто оказался вне укрытия, было немного. И в этом не было вины Ростика.
      Едва они оторвались от основной тучи химер, он приказал остановить машину и дал все условленные сигналы о приближающейся опасности. Примерно с полдороги он снова установил связь и вторично передал всю информацию, какой к тому времени располагал.
      В город он не спешил. Несмотря на то, что в темноте темные крысята стали почти не видны, он приказал остановить БМП и попробовал следить за приближающейся тучей. Саму тучу они, конечно, проворонили, она вынырнула под утро в пределах прямой досягаемости, до нее оставалось всего-то километра три, максимум пять. Она даже стала выбрасывать щупальца, чтобы дотянуться до людей - новой, свежей пищи.
      Но БМП завелась сразу, и разведчики снова ускользнули. На этот раз они рассчитали время атаки крысят на город часа на два после полудня и прямиком отправились докладывать начальству. Доклада не получилось, все сколько-нибудь серьезные командиры уже засели в бункере, устроенном в подвале райкома, и приняли там только Голубца, должно быть, как еще одного пехотинца на случай возможного сражения. Пожав плечами, Ростик приказал Черноброву ставить машину в гараж и отправился к матери. Она обрадовалась, увидев его, и Ростик мигнуть не успел, как оказался в самом большом больничном убежище, устроенном из трех бомбоубежищ, сообщающихся узкими патернами.
      Тут имелось немало оборудования, но и много людей. Пожалуй, людей здесь оказалось гораздо больше, чем должно было помещаться по нормам. Но делать нечего, врачи принимали всех, кто сумел до них добрести. Как человека, знающего угрозу лучше других, Ростика послали следить за обстановкой наверху в подобие перископа, устроенного из многоколенчатой трубы. Ростик, напившись крепкого чаю, приник к окулярам и стал наблюдать, смутно чувствуя, что все это неправильно, что ему полагалось бы сейчас носиться по городу и спасать упрямых дураков, которые надеются отсидеться за закрытыми окнами и дверями или в своих деревенских подвалах.
      Но зато тут было относительно тепло. Для согрева убежищ запалили три огромные буржуйки, которые не только согревали воздух, но и кипятили воду. Потом кто-то из завхозов больницы, продолжая по привычке распоряжаться, приказал все чужие чайники убрать, а для производства горячей воды разожгли огонь в огромной, литров на двести, нагревательной колонке, и, как оказалось, это было правильно - и воздух прогревался лучше, и чаем могли наделить всех желающих, а не только самых предприимчивых.
      Примерно в час дня, когда Ростик уже не видел на площади перед больницей никого, кроме нескольких солдатиков, устало переносящих из ближайшего парка распиленные еще ночью деревья, стали закрывать двери. Их оказалось пять. Около каждой кто-то из здешних начальников поставил охрану, и оставили только один вход, тот самый, где еще носили дрова.