Минуло еще пятнадцать годков и в Ливонии малышей учили убивать иноверцев - походя, как в игре. Но делали сие - как бы исподтишка, опасаясь осуждения общества. Мир же зачитывался трудами Дидро и Руссо. И Жизнь Человеческая впервые стала "Священной". Увы, пока только лишь на бумаге...
      Еще через пятнадцать лет католических девочек в центре Европы угоняли в протестантское рабство и это воспринималось в порядке вещей. Но малейшее сочувствие к их судьбе сразу же нашло понимание - пока, к сожалению, в высших кругах. Но этого было достаточно, чтоб впервые возникло требование о безусловном запрещении Рабства!
      Затем по Польше прокатились "погромы". В сущности - детские шалости в сравнении с тем, что делали кальвинисты. Но - впервые в Истории культурные и образованные люди всех наций единогласно "прокляли погромщиков"! Впервые целая страна была осуждена международным судом. Международный суд впервые сказал: "Польша будет разделена и разъята на части за нарочную государственную политику к Инородцам, да Иноверцам!"
      И прочие Государства задумались. Вообразите себе - по всему миру, - и в "просвещенной" Великобритании (подавлявшей ирландские бунты), и в "дикой" Османской Империи (угнетающей вообще всех!) появились Законы, спасительные для меньшинств!
      Прошло еще лет пятнадцать... Завершилась самая страшная из всех Войн, когда-либо пережитых человечеством. И впервые возник Международный Процесс, на коем судили - и Победителей. За бесчеловечное отношение к побежденным.
      Нет, в Вене так и не осудили, не посадили, и не повесили никого из "военных преступников". Просто весь мир, наконец, уяснил для себя - даже на Войне, даже там - есть границы дозволенного!
      Прошло без малого - лишь сто лет. Сто лет, перевернувших весь мир. За сей век мы дальше ушли от того Зверя, что рычит в каждом из нас, чем за всю историю человечества! Я не знаю - что, не знаю - как это выразить, но... Как будто мы сделали шаг и приблизились к Господу! И от этого - все мы стали чище, и лучше...
      Я часто разговариваю с моею сестрой и из первых рук доложу, - она сама себе Судия. Люди же - Простили ее. И в сием - больший смысл, чем сие можно представить.
      Господа, четверть века мы не знаем войн и насилий! Четверть века продолжается мир - самый долгий и благодатный из тех, кои знает История. И сие - славный знак!
      Ежели на то - Воля Божия, Девятнадцатый Век станет веком всеобщего примирения и Прощения, а Двадцатый грядет Царством Божиим!
      В 1809 году в Париже мы основали Ложу "Amis Reunis", провозгласив ее Целью - "Мир и Всеобщее Дружество на Земле".
      Мы сказали друг другу:
      "Много Крови пролилось за Историю. Много Обид, Насилия и Жестокостей обращают нас во Врагов. Но...
      Возьмемся за Руки, Друзья! Ибо сие - первое, что мы можем сделать, чтоб Воссоединиться!"
      Среди нас были литовцы. Не смею называть их имен - "Amis Reunis" почитается лютеранскою Ложею, но...
      Когда католики заняли Литву и Курляндию, литовцы сии, как могли, воздействовали на литовское народное мнение и в Литве не было массового истребления протестантов. Когда мы перешли в контрнаступление, массовые казни католиков миновали Литву, - тут уж постарались мои лютеранские друзья по "Реунис".
      На Венском Конгрессе я встретил литовскую делегацию, и, подойдя к ним, протянул мою руку, сказав:
      - "Спасибо Вам, Братья мои, что пощадили Вы единоверцев моих в начале Нашествия. Дружбы сией я - не забуду!"
      Средь литовцев все - заклятые враги дома Бенкендорфов, а мы - клялись в Мести почти что ко всем литовцам той делегации. Но...
      В тот день престарелый Князь Радзивилл вышел из рядов своей свиты, пожал руку мою, поклонился и произнес:
      - "Спасибо Вам, Братья наши, за то что пощадили вы наш народ... Путь начинается с первого шага, а дружба с рукопожатия. У нас есть общий враг не пора ли забыть древнюю свару?!"
      Через неделю мы в присутствии русской, прусской, английской, австрийской, французской, голландской и шведской комиссий провели наконец "вечную границу" меж Литвою и Латвией. (Верней, была подтверждена историческая граница меж "Литвою" и "Орденом".)
      Прошло четверть века. Тяжко рубцуются старые раны. Но вот уже десять лет, как в приграничных областях Литвы и Курляндии люди женятся меж собой, а латыши и литовцы зовут себя "сродниками".
      Придет день и моя Родина станет Свободной. Так вот - в тот же день мы сделаем все, чтоб Свободу сию получила кроме нас и Литва, а литовцы, надеюсь, помогут отстоять нам наши Права!
      "AMIS REUNIS".
      Из первых рук доложу: в Курляндии были физически истреблены все протестанты. Все - до единого.
      Как я уже доложил, - в Литве протестантские дети и женщины (после естественных изнасилований - разумеется) "стали рабами" католиков, но им сохранили жизнь. Невольно напрашивается параллель с Эстонией - там католики "ущемлены в правах", но "смеют жить". В отличие от нашего края. Из того по народному мнению: "литовцы хорошо выказали себя" и "невиновны во всех этих ужасах".
      Массовые экзекуции прокатились лишь по Курляндии, да Северной Польше, окончательно ставшей после этого - Пруссией. Но речь не шла о "тотальном уничтожении". "Волчицы" начисто вырезали несчастных лишь в местах своих дислокаций.
      Из всего этого - вам чуть более ясно: народ с обеих сторон рвался в драку. Народные ополчения с обеих сторон дрались так, что Кровь хлестала потоками... Осада Риги вылилась в беспримерную кровавую баню, когда стороны фактически дрались стенка на стенку!
      Вот эту-то кашу и расхлебывала моя милая матушка.
      Стоило пасть моему отцу, сразу же пошла буча. Немецкие родственники мои ушли на Войну, а семьи многих из них "обживали Финляндию". Латыши ж, получив полное превосходство, желали "скинуть ненавистное жидовское Иго".
      Единственным, кто остановил их, был мой брат - Озоль. Брат мой, к счастию, остался мне верен:
      - "Против Саши я не пойду. Он - старший сын и Наследник, ему и Держать нашу Власть!"
      Ему говорили:
      - "Пока его нет - ты мог бы жить Регентом!", - на сие мой брат, по-латышски - неспешно подумавши, отвечал:
      - "Власть - как сладкая женщина. "Кувыркнешься" с ней один раз, а потом придет муж...
      Кто ж ее - "пользованную" просто так назад-то возьмет?! И будут у меня с братом моим всякие Разбирательства... До Смерти.
      И... Ежели убьет он - вы же скажете: "Поделом Узурпатору!" А ежели я: "Братоубийца!" Ведь...
      Обещал я ему. Перед Господом Обещал!
      И ежели и у нас - в наших краях брат покривит душой против старшего грядет Царство Антихриста!"
      Были люди, коим рассуждения брата моего показались дики. Они поспешили сказать, что "Власть немцев кончена!" и стали божиться, что именно они-то и убили отца моего - Карла Уллманиса. Вскоре матушка моя была "вызвана на обряд Посвященья во Власть" каких-то совершенных лунатиков.
      Матушка, конечно же, отказалась и чернь стала ей угрожать. Тогда сестра моя Доротея (еще весьма слабая от ранения в руку) вызвалась "прибыть вместо нее". Латыши сочли сие знаком "раскола среди жидов" и страшно обрадовались. "Новая Власть" поспешила объявить Дашку "единственной законной Наследницей" всего состояния Карла Уллманиса и сразу же успокоилась...
      В день "Помазания на трон" какого-то из латышей, Дашка по замыслу должна была лично благословить его "от лица прежней Власти". Так как она считалась "национальным Героем" и "современной воительницей", ее не слишком обыскивали и сестра пронесла в кирху двуствольный нарезной пистолет с гильзовыми патронами.
      Ее, конечно, "пощупали" охранники нового "герцога" (якобы в поисках спрятанного оружия), но в лубок с раненою рукой заглянуть не додумались. Ну а, - "Дать потрогать и дать - огромная разница!"
      Был прохладный, ветреный день, огромное стеченье народа на площади и самозванец должен был идти снизу вверх по лестнице в кирху. Дашка же, объявив себя иудейкой, отказалась заходить в христианскую церковь и "обряд передачи Власти" решили "сотворить" на крыльце - "на глазах у народа", "на свежем воздухе".
      По словам очевидцев, Дашка вдруг расчихалась и все, думая, что у нее очередной приступ "сенной болезни", отвернулись на миг, чтоб дать больной высморкаться. "Самозванец" даже захохотал, указывая на нее и говоря латышам:
      - "У нас была прогнившая Власть и больные Наследники. Ну да что взять с этих жидов, да жидовок!"
      При этом он на миг отвернулся вниз - на толпу, а потом раздался общий крик ужаса. "Самозванец" поднял голову и увидал над собой дуло Дашкиного пистолета и услышал слова:
      - "Тебе привет от Карлиса Уллманиса!"
      Грянул выстрел. На глазах всех голова "самозванца" разлетелась на части, а сестра, обернувшись, пустила вторую пулю в упор в сына несчастного - тот, не подумав, бежал со всех ног к отцу...
      Выстрел был с десяти шагов, юноша качнулся и стал валиться на ступени церковной лестницы, сестра же моя закричала:
      - "Ко мне - мои родичи! Жеребца сюда! Ливонского Жеребца!"
      Откуда-то вынесли стяг Бенкендорфов. Уллманисы и "незаконные" латышские "сродники" Бенкендорфов окружили сестру. Враги же нашего дома, видя гибель сразу двух своих предводителей, оробели и дали увлечь себя общей панике.
      К вечеру все было кончено. Сестра с моей матушкой приняли в Ратуше делегацию латышей и "простили их". От всех не укрылось при этом, что стол возглавила моя родная сестра - Доротея фон Ливен, матушка ж сидела чуть за спиной у нее. (Там, где в ее времена обычно сидел ее исповедник и реббе Арья бен Леви.)
      Когда сестра встала из-за стола, чтоб "принять Преданность", кровь ее из лубка отдельными каплями стала звенеть прямо на пол. Дашка была смертельно бледна, но...
      Череда покорных ей вождей кланов не осмелилась - ни разойтись, ни предложить ей присесть.
      Первый же человек встал пред сестрой моей на колени, пальцем коснулся лужицы крови перед ним на полу, на миг приложил палец к губам и поцеловал его. Тогда сестра моя усмехнулась:
      - "Ну, и какова на вкус Кровь Хозяина?"
      Ее подданный поклонился и отвечал:
      - "Так же сладостна, как Святое Причастие!"
      Лишь тогда сестра моя милостиво кивнула ему и заметила:
      - "Раз так, - могли бы целовать саму Кровь, но не - палец! Или же мне снять сапоги?! Ведь вам моя нога больше нравится?"
      Вообразите, - латыши лишь втянули в себя свои винные головы и целовали не пальцы, но залитый сестриной кровью пол Ратуши.
      В нашем доме мы все - "либералы". Аж дух захватывает!
      Казалось бы, - все вернулось на круги своя. Но... Произошедшие в дальнейшем события немцы связывают с тем, что "жиды разбаловали латышей", а латыши - "Хозяйка наша была чересчур жестока к нам!"
      Это не удивительно. Это я рос сызмальства атаманом банды крохотных латышей и привык воспринимать их, как ровню. Когда я попал в Колледж, кулаки латышей спасли меня от больших неприятностей. Мое отношение к латышам сему соответствовало.
      Сестра же моя выросла в окружении маленьких баронесс, а потом стала фрейлиной нашей бабушки. С "простыми девочками" она встречалась постольку-поскольку, - в Вассерфаллене на каникулах. И общение сие сводилось к тому, что "смердячки" мыли ее, да причесывали. Обратите внимание, что Вассерфаллен не в Латвии, но - Ливонии. Ливские девушки стали наперсницами, да дуэньями моей младшей сестры. Им она поверяла свои девичьи тайны с секретами. А ливы традиционно не дружны к латышам.
      Согласно древней традиции, "латыши работали на земле, ливы же служили в баронской армии". Из этого получилось, что некогда многочисленные племена ливов "обратились в ничто", зато латыши расплодились на "ливской" земле. Объяснение сему просто: солдат оставляет за собой меньше потомства, чем крестьянин, и семья его вынуждена жить "без мужика". Много женщина одна не наработает и для обеспечения солдатских семей (ливского корня) бароны принялись завозить на "ливскую пустошь" работников-латышей.
      Чтобы русским стало понятнее, - "баре" в наших краях исключительно немцы, "крестьяне" из латышей, а ливы - солдаты с приказчиками. (В дни народных бунтов верхам это на руку - каратели из военных легко вешают бунтовщиков, ибо те им - не родственники.)
      По сей день Доротея скажет, что "правила она хорошо". А ежели и пошли недовольные, так она всегда относилась к простому люду из принципа: "Одобрительно, но без потачки!"
      Сей принцип она усвоила из "Учебника светских манер для юных барышень". Труд сей датирован шестнадцатым веком. Веком Ивана Грозного, да Ночи Святого Варфоломея...
      Я читал сей учебник, - весьма забавная вещь. К примеру, - как отставлять в сторону пальчик, когда прижигаешь раскаленною кочергой "срамное место" еретику. Иль почему - много мелких порезов при пытке предпочтительней одного, но - глубокого?
      В общем, - в простой, незатейливой и весьма занимательной форме неизвестный автор тех лет посвящал "юных барышень" в тонкости анатомии и физиологии, религии и юриспруденции, а также - химии и медицине. В смысле лекарств, порохов и всяких там ядов...
      Все это, по мнению автора, должно было очень помочь маленькой баронессе - найти свое место в жизни в ту нелегкую пору...
      Учебник необычайно затрепан и явно зачитан. Многие страницы настолько затерты, что милые баронессы, штудируя сей изумительный труд, подводили готический шрифт своими чернилами. Кое-где на страницах запеклось что-то бурое...
      Как бы там ни было - в день Бородина матушка на заседании в Ратуше вскочила вдруг с места, схватившись одной рукою за сердце, а другой - за голову с криком:
      - "Саша! Сашенька!" - а потом упала на пол замертво и пару часов была без признаков жизни. Когда же сам Шимон Боткин уже опасался самого страшного, матушка вдруг очнулась, вцепилась костлявыми пальцами в грудки врачу и четко, но ясно произнесла:
      - "Саша при смерти. Только ты сможешь спасти его! Собирайте карету, дайте мне мои камушки. Надо проехать через вражьи посты... Собирайся, Шимон, бери инструменты - мой сын умирает. Но ты сдохнешь прежде него. Понял?" - а чего ж тут было не понимать?
      Занятно, но латыши сразу поверили в матушкины слова. Они решили: "Ведьма знает, что говорит. Сын ее - при Смерти! Надобен Новый Хозяин!"
      Согласно обычаю, Права на Лифляндию переходили теперь к моей "языческой" дочке - Катинке, да "чреву" Маргит. Катинка была католичкою и ей требовался лютеранский Регент. Равно как и - не родившемуся ребенку от Маргит.
      Регентом сиим мог быть лишь мой брат - "Озоль" Уллманис.
      Но зачем ему сия перхоть?! Жизнь католички в наших краях не стоила выеденного яйца, женское ж "пузо" - не конкурент...
      Может быть - сего б не случилось, будь жива моя Ялечка...
      Она не усидела в "родных" Озолях и, как началась война, поехала в Ригу. Сперва она пыталась стать снайпером, но менять Веру ради того она не решилась, а католичкам штуцеров не давали.
      Тут средь полячек пошло поветрие. Они надевали на голову белые косынки с красным ("георгиевским") крестом и выбегали на поле боя, вынося своих раненых. Через пару дней сию моду подхватили и лютеранки. Наши девушки, в пику католичкам, носили черную косынку с белым ("тевтонским") крестом.
      Но Ялька была ревностной католичкой... Она надела белую косынку с красным крестом и стала спасать лютеран - католичкою. Полякам сие не понравилось и они в нее стали постреливать.
      Сперва просто попугивали, но Ялька не обратила внимания и в конце июля какой-то польский петух влепил ей пулю в голову.
      Когда Ялька рухнула наземь, никто не понял - что с ней. Многие думали, что она поскользнулась... Только когда к ней подбежали прочие лютеранки, правда вышла наружу.
      На другой день добрая половина всех лютеранок вышли не с черными, но "георгиевскими" платками. Вечером не стало еще двух...
      На третий день те самые девушки, кои давеча шли спасать наших раненых, получили винтовки с оптическими прицелами. Больше раненых никто не спасал...
      Когда война покатилась на запад, нахождение снайперских принадлежностей в польской семье приводило к казни всего семейства. А за "георгиевскую" косынку полячек... скажем так - мучили насмерть.
      Ибо... После смерти моей жены, остальные литвинки тоже пошли в снайпера, а детей оставили под охраною в Озолях.
      После матушкиного обморока (и дня Бородина) неизвестные (по мнению латышей - конечно, католики!) проникли в Озоли и...
      Узнать Катинку труда не составило, - она была выше прочих. Ее схватили, сломали руки, и по очереди сгнушались. Она - умерла...
      К вечеру того дня, как пришли известия с Озолей, против дома нашего собралась большая толпа латышей, кои "лаяли евреев и немцев", требуя от них - "убираться из нашего города".
      К бунтующим пошла моя матушка, ее сразу же окружили...
      Внезапно со стороны "дома Бенкендорфов" раздались частые выстрелы, крики и грохот ломаемой мебели. Через миг распахнулись "парадные двери" и оттуда выбежало несколько "жидов"-егерей, выводивших "среди себя" мою Маргит. Многие из них были ранены...
      Манием руки матушка моя разогнала толпу, сама присоединилась к процессии и они бросились бежать к домам гетто. (Из "нашего" дома все время палили им в спину из штуцеров.)
      Матушкины евреи ценой жизни спасли мою Маргит - по рассказам, неизвестные "подобрали ключи" от "черного хода" и были уже у дверей "роженицы", когда "жиды" преградили им путь...
      Пошла перестрелка. К счастию, - сестра моя с крохотною Эрикой жила в казармах Рижского Конно-егерского, почитаясь всеми, как "дочь и Наследница" нашего с нею батюшки.
      "Бунт народный" бессмыслен и беспощаден. Почти все баронские семьи (а сами бароны в ту пору служили в имперской армии) при первых признаках мятежа, бросив все, бежали к казармам. Многие баронессы в тот день впервые взяли в руки оружие, "добровольцами" ж к моей сестре пошли почти дети крохотные бароны в возрасте от десяти до четырнадцати! (Более старшие уже ушли с родителями в русскую армию.)
      К счастию, - нарезное оружие с "унитарным патроном" позволяет стрелять из него без особого навыка. Так что если наш огонь в этот день и не был прицелен, все компенсировалось его большой плотностью и темпом стрельбы. (Десятилетние пареньки с особым жаром приняли команду Доротеи фон Ливен: "Огня не жалеть!")
      Но самый главный удар в этот день выпал на "жидовскую кавалерию". Она в первые же минуты бунта понесла решительные потери, ибо заговорщики стреляли со всех окон и даже - крыш. Но силы латышей, к счастию, разделились, а сестра моя выказала недурной полководческий дар, выбив бунтующих из Цитадели, и - ценой единственных за день тяжких потерь заняла Арсенал.
      Впоследствии она часто смеялась, что причиной тому стала ее раненая рука. "Нрав Жеребцов" постоянно толкал ее на всякие подвиги, но раненая рука "не пускала", - куда уж женщине в рукопашную, да с перебитой правой рукой?! В итоге, - сестра весь тот день провела за штабным столом над картою города, а "геройствовали" те, кому это положено. Ко всеобщему удовольствию.
      Ибо, - брат мой Озоль Уллманис в отличие от сестры "увлекся сражением", сам помчался "драться на улицы" и там, где он был - враг сразу же наступал. Зато сестра вовремя перебрасывала резервы и... отступала. Но за каждый шаг, за каждый дом, каждую улицу латыши платили огромную цену и вскоре наступление выдохлось.
      На Венском Конгрессе сестру мою принимал сам Меттерних. И они стали любовниками.
      Сестре моей нравилось, что за нею ухаживает величайший из дипломатов и царедворцев Европы. Меттерних же по сей день гордится, что "любил единственную воительницу нашего времени", "удержавшую позицию женщинами и детьми, - один к тридцати"!
      Это действительно так. Другое дело, что на "основных направлениях" Дашка оборонялась "кадровыми" против "повстанцев" и ее "кадровые" были вооружены до зубов, а "повстанцы" - вы понимаете. Не важно - Доротея ведь женщина!
      Ее и впрямь - с той поры изображают исключительно в костюме валькирии. А она смеется в ответ:
      - "А я в тот день - ни разу не выстрелила!"
      Туже пришлось матушке с Маргит. Матушка моя была дважды ранена (оба раза легко) и один раз пуля царапнула Маргит.
      К счастию, матушка моя изменила границу рижского гетто и до "жидовских домов" было рукой подать. Оттуда же - на подмогу матушкиным егерям бежали евреи из "рижской самообороны", да охранники многочисленных компаний, да банков...
      В ответ мятежники взорвали одну из стен гетто и начался "рижский погром". (Впрочем, весьма недолгий. Стоило сестре занять Арсенал, прочие части повстанцев вышли из гетто и бросились на штурм Цитадели.)
      К ночи в городе установилось хрупкое "двоевластие" - торговые кварталы и порт остались в наших руках; жилые ж районы перешли к "заговорщикам". За ними высилась Цитадель со всеми казармами, бастионы, да Арсенал - в наших руках.
      Город обратился в "слоеный пирог" - с тем условием, что "начинка" сего пирога превосходила "тесто" в десятки раз! И при том - с одной стороны у нас оказалось оружие с пушками, но - кот наплакал людей, а с другой много отчаявшихся жидов, зато - мало оружия.
      Но и "противник" в тот день понес решительные потери и не смел пойти на другой штурм.
      Зато на другой стороне Бастионов - за Даугавой оживились поляки, кои сызнова принялись обстреливать Цитадель...
      Спасение пришло откуда не ждали. В Риге стоят - два полка. Второй из них - Лифляндский Егерский (на коий рассчитывали наши враги) - весь день "хранил Верность Дому Бенкендорфов".
      Офицеры его (под командой Винценгероде) объявили, что "не поддержат "новую" Власть, пока не прояснится Судьба Александра фон Бенкендорфа". А до той поры они обещали "Хранить Верность дому сему и не воевать - ни с Женою, Сестрою и Матерью Природного Господина, ни - Братом его..." No comments.
      Неизвестно, чем бы все кончилось, ежели б "противник" сам себе не подгадил. Первый же Указ "новой Власти", объявлял "Латвию - Свободной от Жидов, Русских и Немцев", называя лишь латышей - "титульной нацией".
      Сие вызвало неслыханные волнения в только что "нейтральном" Лифляндском полку. Латыши не учли, что сами они - в основном, - хуторяне. В Армию же со времен Ливонского Ордена немцы брали не латышей, но - ливов (за их "ливскую слепоту" и вытекающую из нее - легендарную меткость)! Ливы же по определению "новой Власти" - лишались всех прав, уравниваясь во всем чуть ли не с русскими...
      С минуты объявления сией глупости Лифляндский Егерский "перешел к нам". (Помните "Королеву Марго" и ее продолжения? Дюма не пришлось много выдумывать, жизнь сама подсказала - как сие вышло два века назад...)
      Пока латыши думали, как "пробивать оборону" моей сестры, "ливские егеря" внезапным ударом заняли прибрежные батареи. Три раза и затем еще два "условно" ударила пушка и из балтийской предутренней мглы вынырнул первый транспорт...
      Никто не ждал русский десант так близко к берегу, но выяснилось, что Витгенштейн (давний любимец и протеже моей матушки) получил от Государя "особые полномочия", скопил "финскую" армию в Гельсингфорсе и теперь "пришел" не чрез Ирбенский пролив, но - прямиком из Финляндии.
      Ирбенский пролив был "заставлен" плавучими минами и латыши уж уверились, что, пока целы рижские батареи, десанты им не грозят... Теперь же русские армии (ударной силой в коих были наши бароны, да их "карманные армии") посыпались через Рижский порт, как горошины из мешка!
      За неделю Витгенштейн десантировал в Ригу двухсоттысячную "Финскую" армию и о всяческом мятеже можно было забыть. Армия сия сразу же пошла сквозь Латвийское Герцогство, кое до того запрещало всякое появление у нас русских, и якобинцы попросту растерялись, - чудовищный двухсоттысячный корпус нежданно зашел им во фланг, а Бонапарт уверял всех в Прочности наших границ! Он говорил: "Русские не посмеют! У них нету денег и они не обидят диаспору"!
      Кто ж знал, что латыши нам так шибко нагадят...
      Пятьдесят тысяч "мятежников" влились в общую армию и мудрый Витгенштейн сразу же расформировал все их полки. По сей день латыши служат с прочими лютеранами в общем строю и офицеры следят, чтоб они никогда не составляли более чем одну десятую войска.
      Число ж русских - даже в "лютеранских" частях не должно быть менее одной пятой! Русские - веротерпимы и лучше всех уживаются в многонациональной среде, так что они играют роль этакой "смазки", сглаживающей межнациональные, да религиозные противоречия.
      Вы удивитесь, - как же так: русские и в "лютеранах"?! Но существует мой личный Указ:
      "Согласно Лютеру - всякий должен молиться на своем родном языке. Отсюда - ежели русский молится на "обыденном русском", он может и должен служить среди лютеран".
      Кое-кто обвиняет меня в "поглощении русской паствы" и "растворении" немногочисленных русских в лютеранах Прибалтики.
      Ну, сие изумительно - здравствуйте, - оказывается это я "ассимилирую русских в эстонцев и финнов"!
      Ежели человек молится на "родном" языке, исповедует лютеранство - мне лично, - все равно - кто его дедушки с бабушками. Я повторю вслед за Павлом:
      "Нет разницы ни в эллине, ни в иудее... Все люди - Братья и произошли от общих Праотца, да Праматери. Ежели человеку по душе жить среди лютеран; он нормально работает, а не пьет, или пачкает - назовите его хоть бы "негром", - это мой подданный. Пусть при этом он сто раз поляк, иль тысячу - русский. Это - мой человек".
      Многие при сием сразу же замечают - русские "растворяются" именно в эстонцах, ливах, да финнах! Средь латышей же они (как вода с растительным маслом!) четко делятся меж собой.
      Поэтому возникает странная вещь, - согласно переписи, "русских" больше всего именно среди латышей! А в так называемой "Эстонии", иль "Финляндии" их практически нет! При том, что все видят - в Ревеле с Гельсингфорсом в десять раз больше вывесок "на кириллице"!
      Но сие скорее всего - вопрос национальной культуры, местных болот, да... ее "архаичности"...
      Кстати, - ненависть и сопротивление латышей сыграли матушке добрую службу. Вчерашние "бунтари" из "северных замков", вернув себе прежнюю Власть, рассыпались в комплиментах "ненавистной жидовке". Глашатай их генерал, видный "нацист", публицист и мой троюродный дядюшка - барон фон Фок написал в своем "Норд Винд" ("Северном Ветре") открытое письмо моей матушке. (Выдержку из него я уже приводил, вот же прочее.)
      "Сударыня, много Крови, Слез и Чернил пролилось меж нами и Вами в прежние времена.
      Вы называли нас - "Отрыжкой Реакции", "Последним Островком Феодальной Европы" и прочее. Мы тоже Вас не щадили...
      Вы возглавили сей народ - "ради Свободы его". От кого, спрашивается?! От русских?!! Как бы не так!
      Шестьсот лет назад на земли сии прибыли наши прапредки. Они нашли чащобы, болота, да человеческие жертвоприношения. Знаете каков был первый Указ Архиепископа Альбрехта?!
      "Запретить местным язычникам приносить пленных в жертву их темным Идолам".
      Знаете, - как сии нелюди по сей день казнят своих пленных? Я имею в виду не одних лютеран, - на том берегу Даугавы - такие же латыши, но католики. Эти бьют тех, те - этих, но они казнят врагов именно так, как шестьсот лет назад сие видел Альбрехт...
      Так, как сие описано в "Поклонении Зверю" - на страницах "Молота Ведьм" того времени...
      Двести лет наши предки вычищали от скверны эту страну. Двести лет никто не жил на болотах, но лишь "служил" здесь, ибо замки, дома, да "земля" крестоносцев были не там, но - "блаженной Ливонии", - в землях ливов, да эстов.
      Когда пришел час, латыши взбунтовались, требуя "Свободы от поработителей-немцев". Ради Свободы, а не чего-то еще, латыши призвали поляков и предали нас под Грюнвальдом.
      Двести лет после этого латышей "воспитывали" поляки. Почему "воспитывали"? Потому что в Указе Ягайло по поводу латышей, воеводам приказано - "прекратить человечьи жертвоприношения, да разбить местные Идолы". Вы сами знаете, - как ненавистны поляки с тех пор латышам...
      Когда пришел час, латыши взбунтовались, требуя "Свободы от ненавистных католиков". Ради Свободы сией они призвали русских, а затем шведов, предавая, да истребляя поляков целыми семьями.
      Сто лет здесь были шведы. Первое, что они сделали - попытались прекратить человеческие жертвоприношения. На сей счет есть Указ шведского короля. Чем сие кончилось?
      Когда пришел час, латыши опять взбунтовались, требуя отмены Редукций, да "Свободы от шведских господ". Ради Свободы сией они открывали ворота своих крепостей русским, да убивали шведов все теми же древними способами, принося их в жертву идолищам...
      Вы не находите странную закономерность?
      Вы думали, что латыши так ненавидят русских, что "ради Свободы от них" переметнутся к Вам - в Еврейское Царство? Вынужден вас разочаровать.
      Придет день и ваши "агнцы" растерзают еще и внуков, и правнуков ваших, сплясав на их трупах языческое камлание...
      Камлание - не кому-нибудь, но - Вечному Змею. Владыке Осени. Богу Смерти и Таинств... Богу Любви - кстати сказать.
      Вы знаете, что всех своих пленников местные шаманы именно "любят" до смерти всеми способами, ибо... Ибо по их понятиям в этот миг "Вечный Змей" - Бог Любви Велс "входит в тела человеческие". Надо ли Вам объяснять, что они имеют в виду?!
      Не это ли самое и произошло с вашей же "языческой" внучкой?
      Всякому свойственно заблуждаться. Когда тебя Зовет Ангел, хочется подчиниться ему - не раздумывая.
      Это потом, созерцая себя, вспоминаешь, что тот, кого звали не иначе как - "Светоносный", был не просто Ангел, но - "Первейший, Умнейший и Достойнейший из них всех". Сложно не послушать Зова "Умнейшего и Достойнейшего"...
      Обосновался же Он именно там - у Вас в Риге. Еще Альбрехт сказал, что "местные испарения выделяют тепло и закрывают от нас хлад небес"!
      "Небеса" же "хладны", не там, но у нас. Приезжайте к нам - в Ваш же Вассерфаллен. Не просто же так, - Предки Вашего Дома селились не в Риге, но у нас - на "ливских пустошах"...
      Здесь не богато, не сытно и - холодно... Зато в любом месте наших краев слышен колокол кирхи, да небо такое прозрачное, что до него - можно достать рукой...
      Первые Крестоносцы обосновались именно здесь, потому что "тут слышен Глас Божий", да "оружие, бывшее на Алтаре в Пернау, несет Благословение Божие". Четыреста лет (пока мы не перебрались в Ригу) звание "тевтонского рыцаря" значило для всего мира - "Крестоносец" и "Паладин". Нищий Крестоносец и Паладин...