Ему отвечали, что от "Ученого" выходят прекраснейшие инженеры и "горных дел мастера". Государь только хмыкнул и решительно повелел:
      - "Пока сей якобинец несет пользу Империи - не смейте тронуть его хоть бы пальцем! А всяческие новомодные завихрения... Это встречается у молодых. Навроде триппера. Повзрослеют и само - отойдет!"
      После этого он повернулся ко мне и, полушутливо погрозив пальцем, предупредил:
      - "Тебя, кстати, сие тоже касается. Спасти от казни вражеского шпиона... У меня нету слов. Скажи спасибо, что он - несет пользу нашей Империи!"
      Кто-то из слушателей только охнул от таких слов. Но... Государь думает, что у молодых инженеров "сие пройдет". Разве я сторож брату моему?
      Но вернусь к моему рассказу. Самой странной историей из всех тех, что приключились этой зимой в Дерптском Университете стал день рождения Маргит. Но - по порядку...
      Все, что мы сделали в Университете стало продолжением наших работ. Оптические прицелы - закономерное развитие работ группы Гадолина, тугоплавкие сплавы - работа, начатая Вольфрамом, хлорные пороха - тоже наши методики...
      Самым же "неочевидным" открытием стало получение "сухого капсюля-детонатора". Объясню.
      Бертолле создал "гремучую ртуть". При малейшем ударе по сей диковине происходит маленький взрыв. Этот взрыв поджигает порцию пороха - гремит выстрел. Все отлично, кроме одного "но"...
      Гремучая ртуть боится воды. Малейшая сырость в воздухе и "ртуть" "плывет", насыщаясь водой, а патрон "сыреет" от этого.
      Не будь сего феномена, "унитарный патрон" возник бы много раньше во Франции, но...
      Как можно предохранить "гремучую ртуть" от воды? На ум приходит два способа: "наклепать" металл, иль - покрасить. Но "ртуть" "вытягивает" на себя влагу из масел и сыреет только от этого! И потом - ртуть боится ударов, и любой металл дает "основной окисел" при взаимодействии с кислородом. Окисел вступает в реакцию с ртутью, и та - химически разлагается...
      Французы долгие годы ломали голову надо всем этим, ничего не придумали и создали "разборный патрон". Основу его составляла картонная гильза со вкладывающимся в нее листком меди с гремучею ртутью. Во все это засыпали пороховой заряд и зажимали фузейную пулю...
      Возникшая фузея била на восемьсот шагов и сие стало верхом технической мысли всего якобинства. Но...
      Использовались такие фузеи только в пустынной, да высокогорной Испании, где "составной капсюль" мог выдержать, не отсырев, чуть ли не - месяц! Но вообразите сей капсюль в болотистой, да дождливой Ливонии. Опытный образец сохранял способности к взрыву не более трех часов! Вот что такое промозглая слякоть. Такой капсюль был нам не нужен.
      Мы повторили весь тот путь неудачных проб и ошибок, коий до нас проделали якобинцы. Ноль. Ничего. И вот тогда...
      В моем ведении была секретная группа. Как я уже доложил, в свое время выяснилось, что некие окислы фосфора в условиях малого окисления обращаются в страшный яд. Дело сие не "кануло в Лету", но после долгих проб и ошибок пришли к выводу, что фосфор - слишком летуч и не успевает создать "летальную концентрацию" отравляющего вещества. (Не берем случай - узких ущелий, да - подземелия крепостей.)
      Поэтому мы перешли к аналогу фосфора - мышьяку.
      В отличие он гидрида фосфора, иль - фосфина, гидрид мышьяка, иль арсин, медленней окислялся природным воздухом и дольше сохранял "отравляющий потенциал". В отличие от фосфора, коий при нормальных условиях образует окисел "пять" (коий не обнаруживает отравляющих свойств), мышьяк преимущественно дает окисел "три", коий и поражает жертву. (Потом уже в организме происходит "доокисление" мышьяка, кое и приносит летальный эффект, а фосфору некуда - "доокисливаться" он и так уже целиком весь "окисленный"!)
      Но и это не все. Дальнейшее изучение натолкнуло на мысль, что стоит заменить не только фосфор на его аналог - мышьяк, но и кислород на его аналог - серу. Образующийся сульфид мышьяка, иль верней - сульфарсенат... Но здесь я умолкаю, ибо сие - военная тайна.
      Опыты на кроликах, и на овцах приводили к тому, что несчастные животные покрывались ужасными язвами, слепли и разве что не - разлагались у нас на глазах! Из соображений гуманности, мы не решились испробовать все это на русских рабах, а пленные поляки и остальные католики появились для опытов лишь к ноябрю 1812 года.
      Первые же испытания "приближенные к боевым" дали жуткий эффект и мы "рекомендовали применение соединений серы и мышьяка в военных условиях". (С одной оговоркой, - "войскам не советовалось входить в зону сих поражений".)
      К счастию, - дело до этого не дошло. Примененье подобных средств осуществимо лишь при "позиционной войне" с противником, но с начала 1813 года фронт непрерывно откатывался во Францию и условий для применений отравляющих газов так и не появилось. К тому же - летом 1813 года союзники заключили альянс, одним из условий коего стала договоренность о "международном суде" над военными преступлениями.
      Примененье "отравляющих средств" подпало под статьи договора и работы над сульфидами мышьяка были свернуты.
      Впоследствии, немецкие ученые, покинувши Дерпт, доложили новым прусским и английским хозяевам суть сих открытий и ныне сии соединения "внимательно изучаются".
      На занятиях в Академии Генерального Штаба я на днях имел Честь доложить:
      "...Вопрос возникновения боевых отравляющих средств в газовом, иль жидко-капельном виде - уже решен и нужно лишь политическое безумие одной из трех-четырех развитых стран, чтобы их применить.
      Страна, первой применившей сие оружие Апокалипсиса, заслуживает того, чтоб быть стертой с политической карты! Мы обладаем этим оружием, но - не желаем и не приступим к его применению первыми.
      Поэтому, - на сегодняшний день нашей главной задачей представляется разработка механических и химических средств по предотвращению подобного поражения..."
      Так говорю я сейчас, а той зимой - мы разрабатывали это оружие и многие из моих людей стали потом Академиками за его разработку. Так вот, там возник один забавный момент...
      Главная проблема с любым отравляющим веществом состоит в том, - как его обезвредить. По сей день препятствием (кроме нравственных) к применению отравляющих средств считается то, что непонятно - как потом занимать "отравленные территории"?
      В условиях разработки мы столкнулись с той же проблемой, - неизвестно получится ль у нас яд, но то что опытные образцы опасны для жизни сомнений не вызывало.
      Как я уже говорил, - зима в том году получилась суровой и проточная вода из реки в "холодильниках", кои улавливали всю эту гадость, принялась замерзать...
      (Дерптские "холодильники" - особый объект. Матушка строила их в момент закладки фундамента "новых зданий" Университета и поэтому у нас в Дерпте создается самый "глубокий вакуум" из известных: холодильники представляют из себя набор бронзовых труб, заложенных на большой глубине, - причем "питаются" они непосредственно из реки! Туда же - в реку идет и вмонтированный непосредственно в холодильники - водоструйный насос, коий и создает нужный вакуум.
      Большинство Дерптских открытий обязано "рождением" именно вакууму и фантастической степени очистки исходных материалов, коей мы добиваемся в "бескислородной среде". Мы даже идем на то, что ставим везде прокладки из чистого каучука, хоть это и стоит бешеных денег, но - "вакуум" "окупает" все эти траты!
      Такие успехи - не прошли незамечены. В Англии новые оксфордские корпуса проектируются со "встроенными в них холодильниками", - то же самое делают немцы и в Бремене. Пройдет пару лет и мы утратим наш перевес на "сверхчистые материалы", а у "противника" можно ждать "научный прорыв", - но сие, пожалуй, и к лучшему... Сей процесс - Постижение Мира и угоден Господу Нашему.)
      Ежели замерзание основных труб "лечится" постоянным их прогреванием, трубы, обслуживающие группу ядов, не могли нагреваться. Мы не могли позволить себе, чтоб хоть "понюшка" сей гадости вырвалась в атмосферу...
      В прежние зимы работы по ядам приостанавливались, но за полгода перед войной - мы не позволили себе такой роскоши.
      По моему приказу - в холодильники стала закачиваться морская вода, а верней, - даже еще более охлажденный "крепкий рассол", коий не замерзал даже в лютый мороз. Через месяц сей практики - основной холодильник в группе ядов вышел из строя...
      Я готов был рвать на себе волосы от отчаяния, - я своими собственными руками загубил один из основных холодильников. Никто не мог понять, - что происходит: все боялись притронуться к "ядовитой трубе", а она - по каким-то причинам перестала "сосать вакуум".
      Потом уже - все говорили, что я - безумец. Человек моего положения и происхождения не должен был так рисковать. Но я, в отличие от других понимал, что мы делаем в группе ядов, и считал, что смогу отравиться в меньшей степени, нежели прочие. Да и какой бы я был руководитель над моими людьми, ежли б послал их на верную смерть, а сам - не подвергся опасности?
      В урочный час я надел маску с толченым углем и пропитанную мочевиной (да, - ежели вас не стошнит, то - моею же собственною мочой!) и вместе с двумя помощниками, знающими толк в мышьяке, полез в подвал разбирать "заворот" холодильника. (Проверки щупом показывали, что именно тут была "пробка".)
      Каменщики разобрали к этому времени участок стены и даже сняли "внешнюю рубашку" у "холодильника". При виде нашего приближения, они сразу же ретировались, оставив свои яркие фонари на всех стенах...
      Я прочел молитву. Как будущий реббе, "простил" все грехи двум товарищам и... Мы стали резать "внутреннюю трубу".
      Когда мы прорезали бронзовую стенку нашего холодильника - мы так и ахнули, от открывшейся красоты - чистый мышьяк собрался кристаллами фантастической красоты на стенках трубы и сверкал, и переливался всеми оттенками радуги...
      Вообразите себе, - мы три часа сряду - кололи всю эту кристаллическую благодать, и наш инструмент только зубрился, отскакивая от прекрасных кристаллов! Мы поливали кристаллы кислотами и щелочами, грели и охлаждали их, но - все было втуне. Прекрасные друзы чернели, таяли под огнем, но не счищались...
      Наконец, мы "победили" проклятый мышьяк, заварили трубу холодильника и выбрались из подвала наружу. (Победу нам принесло нагревание мышьяка с последующей обработкой растворами щелоков...)
      Первый же глоток свежего воздуха сбил меня с ног, все поплыло у меня в голове и я рухнул в обморок...
      Не знаю, - сколько я в этот день вдохнул окислов мышьяка... Шимон Боткин на сей счет думает, что я с измальства возился со всякою гадостью и поэтому мой организм "привык" ко всем этим ядам. К тому ж - я был крупнее и тяжелей моих двух помощников и мне требовалась большая концентрация яда, чтоб умереть. (Один из двоих, поболев с два месяца - помер, второй же стал инвалидом и умер от мышьякового отравления через пару лет.)
      Как бы там ни было, - мои кишки, печень и почки по сей день страдают от последствий сего отравления и я пуще прежнего слежу за едой. Кстати, - одним из самых "пользительных средств" зарекомендовало себя рижское пиво - Боткин велел пить его не меньше трех литров в день, чтоб яд быстрей выходил из меня и сие, на мой взгляд, меня отчасти спасло. Мои товарищи по несчастью не имели "армейской закваски" на сей счет и последствия отравления для них сказались много хуже.
      По сей день я почитаю обыденным "принять" перед сном две-три кружечки темного рижского и по сей день - пока жив. А вот они...
      Ежели вы не знали того, - мышьяк "выходит" из организма долгие годы и по сей день в моих выделениях столько же мышьяка - как и в свежих трупах при экспертизе на отравления.
      Мой случай включен во все медицинские антологии, как пример чудовищной "толерантности" к столь страшному яду...
      Я же вижу в сием - Божью Волю, с Наследственностью.
      Мои мать, дед и прадед "баловались" с разными ядами и на мой взгляд я с первого дня моей жизни мог перенести большие дозы, чем все мои сверстники. А мои несчастные братья и сестры, не имеющие подобного дара умерли во чреве моей милой матушки. В дни ее студенческих опытов... "Лютый северный ветер выдул из обычных людей - древних викингов".
      "Баловство с ядами" моей матушки - спасло меня в этот раз. Может быть, оно же дало мне излечение и от опиумной зависимости... Все, что Господь ни сделает - все к лучшему!
      Как бы там ни было, - я на десять дней оказался прикован к постели, а у моего ложа дежурила Маргит. Она поила меня пивом и молоком и кормила взбитыми яйцами. Кормила и плакала, - "В кого ты такой уродился?" "Зачем тебе больше всех надо?!"
      Я никогда не мог ответить на сей вопрос. Правда, и Маргит перестала его задавать - в дни Войны, чудовищного Наводнения, иль моей глупой Выходки против Турок Маргит только вздыхала, сидела возле моего ложа, да - держа меня за руку, молила Господа, чтоб он и на сей раз пощадил ее "бестолкового идиота"...
      Я знаю - она гордится мной после этого. Девочки мои растут при сознании, что их отец - чем бы ни пришлось ему заниматься, любим их матушкой и - всегда ею оправдан. А что еще нужно для Семейного Счастья?
      Так вот, - пока я лежал, да метался в бреду, мне не давала покоя странная мысль: чем разрушить кристалл мышьяка? Почему-то сие для меня было мучительно важно. Я понимал, что мы его уничтожили, мы "расчистили" трубу холодильника, но...
      Что-то не давало мне спать. Когда я приходил в себя, я вызывал к постели ученых и мы обсуждали - как образуются эти кристаллы, почему их не было раньше и...
      Сие выглядит странно, но ни один из моих собеседников не пришел к открытию, лежавшему на поверхности... Возможно, - им не пришло в голову "совместить" несколько совершенно разных проблем. А вот мне...
      Однажды, когда отравление чуток отступило, а я, наконец, смог нормально заснуть, мне приснилось, - как мельчайшие частички металлического мышьяка взлетают "не тая" из "родительской колбы", летят по страшным черным изгибам бесконечного холодильника... Им становится страшно, невыносимо холодно и они, как сверкающие большие снежинки, ложатся на что-то сине-зеленое.
      Я сам - большая снежинка и мне - тоже холодно. И прочие хладные кристаллические тельца ложатся поверх меня и мне не в силах выбраться! Они ложатся на меня гигантскою массой и мне нечем дышать... Я хриплю, мне не хватает воздуха... Воздуха... Кислород, дайте мне кислород!
      Меня разбудила из этого кошмара Маргит. Она, страшно напуганная, растолкала меня и, тряся, да растирая мне щеки, с ужасом стала спрашивать:
      - "Что с тобой? Тебе нечем дышать?! Почему ты кричишь - "кислород"?! Что с тобой?!"
      Я, еще до конца не придя в себя, простонал:
      - "Я вообразил себя молекулой мышьяка... Мне не хватило воздуха. Я..."
      Я толчком сел в своей собственной кровати. Я уставился в кромешную тьму. Я спросил Маргит:
      - "Где мои вещи? Мне нужно немедленно в лабораторию. Который час?"
      На часах было шесть утра. За окном - кромешная зимняя ночь. Под всхлипы и робкие протесты Маргит я быстро собрался и побежал в мою личную лабораторию.
      Там я стал собирать некоторое подобие нашего холодильника с охлаждением "крепким рассолом" и снегом с солью. Я даже распахнул буквально все окна, чтоб в комнате стало еще холодней! Затем... Затем в лабораторию повалили ученые, кои с интересом стали наблюдать за моими манипуляциями.
      Кто-то спросил:
      - "Что с тобой?"
      - "Есть идея. На холоду мышьяк испаряется, не переходя в жидкую фазу. Я не знаю температуру, иль - условий подобного перехода, но мне кажется, что это - так! И еще мне кажется, что в вакууме мышьяк в отсутствии кислорода образует прочный кристалл, не растворимый известными растворителями. И ежели его окислять, он дает не основной, но - кислотный окисел, коий не должен взаимодействовать с гремучею ртутью!
      Вообразите себе, - вакуумною возгонкой мы сможем создать пленку металлического мышьяка, не дающего металлооксид! А это и есть - сухой капсюль!"
      Мои слова вызвали эффект разорвавшейся бомбы. Люди сгрудились вокруг меня и моей, на глазах создающейся, установки. Наконец, я поместил медный листок с гремучею ртутью в "переохлаждаемую" точку моего "холодильника" и на наших глазах стала расти мышьяковая бляшка.
      Дрожащими руками мы вынули первый листок из моего "самопального" аппарата. Ребята изо всех сил попытались "отскрести" бляшку разными скребками и щеточками. Потом полили бляшку водой. Наконец, ее поместили в особую ступку и сбросили на нее дробинку свинца...
      Грохнул маленький взрыв.
      Когда утихли первые крики восторга и радости, кто-то, перебивая всех, закричал:
      - "В воздухе много углекислоты! Воды - недостаточно! Полейте ее кислотой, черт побери!"
      Под нарастающее общее возбуждение сделали второй образец. Обработали его кислотой. Ступка, свинцовая дробь, - новый взрыв! Кто-то закричал:
      - "Качать Сашу! Качать!" - а Маргит уцепилась за меня ручками и кричала в ответ:
      - "Да вы с ума все сошли! Он же - больной! Он весьма слаб!"
      Но людей уже охватила какая-то эйфория. Новость разнеслась по всем коридорам нашего Университета, все сбежались к моей лаборатории и в толпе только и раздавалось, - "а щелоками пробовали?", "а что если - вместо подложки использовать не медь?", "при какой температуре начинается быстрое окисление?" и прочее, прочее, прочее...
      Вы не поверите, - в комнате настежь были распахнуты окна, все стояли с синими от мороза руками, да красными носами и никто не чувствовал холода!
      Когда стало ясно, что мы "сделали сухой капсюль", всякая осмысленная работа в Университете сама собой прекратилась. Все хором повалили в столовую, где попросту - напились, как свиньи, и устроили массовое братанье с "амикошонством".
      Я не знаю, почему все произошло именно так, но по сей день - во всех Академиях мира меня уважают прежде всего за "сублимацию мышьяка", да "сухой капсюль". Они говорят, что у меня - "Божий дар", а сие не дар, но - бред от отравления мышьяком... Вот так мне и удалось совершить мое самое главное в жизни открытие.
      Потом уже, когда все утомились, да расползлись по кельям, Маргит отвела меня "к нам", уложила в постель (я был еще весьма слаб), и, забираясь под одеяло ко мне под бочок, вдруг произнесла:
      - "А я этот день совсем по-иному себе напридумала... Сегодня у меня день рождения. Сегодня - день нашей Свадьбы..."
      Я оторопел. Жена моя, не желая ничем "затмить нашу Радость", не решилась сказать о сием!
      Я попытался обнять, "приласкать" ее, но Маргит только лишь захихикала и назидательно произнесла:
      - "Тоже мне - герой-любовник! Ты сперва выздоровей! Спи уж - горе мое..."
      Свадьбу мы сыграли через пару дней. Собрался полный Университет, да приехали мои отец с матушкой.
      Утром были испытания нового капсюля. Его поместили в самодельную медную гильзу с зарядом пороха, а пуля в "стальной рубашке" (якобинское изобретение) была в нее запрессована. На глазах моей матушки с десяток "унитарных патронов" были высыпаны в чан с водой, там хорошенько "взболтаны" и "размешаны", а потом - "в сыром виде" заряжены в расточенный по этому случаю штуцер. Из десяти патронов нормально выстрелили восемь и лишь два дали осечку, - да и то - по причине "отсырения пороха", но не дефекта нашего капсюля!
      Матушка прослезилась от этого, велела немедля "растачивать штуцера" под новый патрон и заказала мастерским партию в миллион медных гильз!
      После того счастливая матушка выдала всем сотрудникам Дерпта по сто гульденов за "сей научный прорыв", а потом...
      Потом - все ученые стояли вокруг нас с Маргит в церкви и мы шли вдоль стены бокалов и рюмок, чокаясь со всеми по очереди. Женщины плакали, приговаривая: "Золушка! Чистая Золушка!", - а мужики одобрительно кивали и подмигивали мне, одобряя мой выбор.
      У эмигрантов особый мир и, когда одна из их девушек "забирается столь высоко", прочие сему весьма радуются и надеются, что и их жизнь изменится к лучшему.
      Весной доктора сообщили нам, что Маргит "в тягости"... Теперь я мог с чистым сердцем идти на Войну. Род Бенкендорфов имел - законное продолжение.
      Но прежде чем пойдет рассказ о Войне, надобно рассказать, - чем кончилось дело с масонами-заговорщиками.
      Дядя мой Аракчеев набирал своих сыщиков исключительно из татар. Дело сие правильное, но татары его не знали основ конспирации и любой агент абвера дал бы им сто очков форы...
      Увы, я не мог "вбросить" толпу немецких евреев на улицы Санкт-Петербурга и устроить там "скачки с препятствиями" за католиками, да - евреями польскими. Меня б, мягко говоря, "неправильно поняли".
      Татары же из военного ведомства знали самые азы сыска и жандармерии и, несмотря на гору улик, не смогли "накопать" что-то существенное. Тогда мы еще раз встретились с дядей и он сказал мне, что - сам он не сомневается в "злодейских умыслах банды Сперанского", но... с тем, что у него есть на руках, к Государю идти просто глупо.
      Как я уже говорил, - мой кузен практиковал стиль правления "канатоходца" и не желал склоняться ни в ту, ни - иную сторону.
      К той поре Доротея родила нашу дочь - Эрику Шарлотту и все дома: Бенкендорфов, Эйлеров и фон Шеллингов - собрались на крестины у нас в Вассерфаллене.
      Там-то - посреди семейного торжества я отозвал в сторону моего кузена Сперанского и, указывая ему на дядю нашего Аракчеева, на ухо шепнул:
      - "Бойся его! Знаешь, что он - злоумышляет против тебя?"
      "Мишель" в первый миг хотел было обратить сие в шутку, но по напрягшимся желвакам я приметил, что его не удивили сии слова. (Молодые татары из Артиллеристского управления так топорно "вешали хвост", что все масоны Санкт-Петербурга приметили сию слежку и...)
      Сперанский долго смотрел мне в глаза, а потом чуть кивнул и предложил знаком руки - уединиться в соседнюю комнату.
      Там было темно и уютно, - на дворе трещал лютый мороз, а тут топился камин и, благодаря его свету, я мог видеть все.
      Миша помог мне сесть в кресло, затворил за мной дверь и теперь свет шел лишь от язычков - будто жидкого пламени. Сам главный масон встал предо мной и свет не попадал на его лицо, зато сам Сперанский легко видел меня.
      Все сие - детские фокусы, но кузен мой почитал себя самым умным в нашей семье, - поэтому-то он и усадил меня - будто бы на допрос. Я же - в моей методике "по вербовке и получению сведений" указываю, что ТАК с "объектом" не делают. (За вычетом "допросов с пристрастием", но сие епархия жандармерии. Разведчик же просто не смеет смотреть на лицо "клиента", пряча от него собственные глаза. Это - психологически неприятно и "объект" если не "закрывается", то - затаивает обиду на вас.)
      Как бы там ни было - предложение "пошептаться" исходило не от меня и я просто смотрел на огонь.
      Я люблю смотреть на огонь. Сие - в основе иной методики, разработанной мной: ежели вам предстоит в разговоре "скользкий момент", сосредоточьтесь на чем-то приятном и душевном для вас. На вашем лице сама собой возникнет улыбка, кою собеседник не преминет принять на свой счет. А дальше уж - как пойдет...
      Миша сам пожелал стать для меня черной тенью. Чем-то страшным и возвышающимся предо мной, как перевернутый "игрек". Заняв сию позу, он сам обратился из милого кузена в что-то страшное и абстрактное. Квинтэссенцию Врага моей Родины.
      Мы долго играли в молчанку, за вычетом того, что я смотрел на любимый огонь и - втайне радовался, а Сперанский - в кромешную темноту и ему было страшно. Одним светлым пятном во тьме для Сперанского был мой лик и с каждой минутой, не сознавая того, он доверялся мне все больше и больше. Для меня ж - на фоне живительного огня единственным темным пятном был Сперанский и я...
      Наконец он не выдержал и спросил:
      - "Что ты знаешь об этом? Говори! Ты - мне брат!"
      Я рассмеялся в ответ. (Сперанский полагал, что я пьян, а я только лишь - полоскал горло водкой, да закапал в глаза матушкину "росу".) Я пьяно погрозил кузену:
      - "А он - дядя мне! И мне - лютеранину, ближе татарин - магометанец, чем ты - поганый католик!"
      Кузен "вспыхнул". Он зарычал, заворчал, как собака, у коей вырвали кость, и выругался:
      - "Мы с тобою - евреи прежде всего. Мы должны быть заодно. Я не католик, я - просто масон. Вольный каменщик. Ежели тебе нужны доказательства, что я - не католик..."
      - "Ах, так ты - жид?! Тогда клянись Иеговой! Вон там лежит Тора матушки - поклянись-ка на ней, что не передашь никому, что я тебе сейчас расскажу! Иеговой клянись!"
      Негодяй с радостью схватил Святое Писание и свершил Святотатство. Он помянул Имя всуе и Клялся самым Святым в тот самый миг, когда и не думал сдержать своей Клятвы.
      С любой точки зрения руки мои стали развязаны и чисты. Я сказал кузену-католику (еврею-католику, так - смешней):
      - "Знаешь, Мишенька, а ведь ты - атеист... Атеист, черт тебя подери. За сие - черти тебя будут жарить в аду. А может быть ты и - не масон? Тебе сие - просто выгодно, а?
      Знавал я двух деятелей, - оба были ревнителями чистоты Крови и Веры. Фамилия одного была Израэлянц, а второго - Моссальский. А ты же - не лучше!
      У тебя ж ведь, - церковная фамилия - атеист! Предка твоего - Церковь выкормила, выпестовала, а ты - Вольный Каменщик... Сука ты после этого..."
      Кузен ударил меня по лицу. Хлестнул наотмашь, - так бьют пьяных, чтоб они протрезвели. Я пьяненько захихикал в ответ, а кузен в сердцах крикнул:
      - "Отец мой - Романов! Бабушка его нарочно подкинула, ибо не могла она его от китайца родить! И воспитывали его на наши деньги, а не церковную милостыню! Сам-то ты - кто?!"
      - "Я?! Бенкендорф. Мать меня к дверям кирхи не подложила... Родила от обычного мужика, да - не бросила! Не то что мать - китайчонка Сперанского!"
      Кузен завизжал, он чуть ли не кинулся на меня. Он... Он завопил в ярости:
      - "Я с тобой - по делу хотел! А ты?!"
      - "А я и говорю с тобою по делу. Я - Бенкендорф. А ты - Сперанский. Ежели меня "поскрести", - я - пират, да разбойник, а ты - без малого царь. Диктатор Империи. Гроссмейстер... Все масоны за тобой - в одну дуду дудят. Целая армия...
      А нет ли, думает Государь, за всем этим Заговора? И зовет дядю нашего (неродного, - заметь!) и говорит он ему, - а что ежели Китайчонок... Ты проследи-ка чуток, а там - ежели что: хвать всех, да - в мешок!"
      "Мишель" охнул. Оно будто "сдулся", как рыбий пузырь, из коего вышел весь воздух. Царственный кузен наш - был еще тот хорек, - ради трона мог вообразить себе и не этакое...
      Сперанский поверил мне сразу и - от всей души.
      Кузен заметался по комнате, стал материться и причитать... Наконец, он отчаянно махнул мне "прощай" и пулей выскочил от меня. А я еще долго смотрел на огонь, да смеялся при этом.
      Видите ли... Я вдруг осознал, что милейший кузен и впрямь много раз примерял в своих снах - Корону Российской Империи. А как же после этого Клятва Вольного Каменщика?!
      Бедный, бедный Сперанский! Моссальский... Израэлянц...
      Где-нибудь чрез неделю после этого мои люди доложили мне, что в столичный порт прибыл груз - контрабанда оружия. Я дал знать о сием Аракчееву, а уж его артиллеристы ежели и не понимали в политике, - за оружие - уцепились.
      Потом - прибыло судно с порохом. Аракчеев перепугался, что масоны-католики злоумышляют неведомо что и... "до зубов" вооружил своих сыщиков.
      Масоны узнали об этом, сделали из того вывод, что татары готовятся на все тяжкие (а пример с убиением Павла говорил, что татары мало того что решительный, но и - готовый к политическому убийству народ) и стали закупать оружие пачками.
      Закупали они его чрез третьи руки, но ежели Англия с Пруссией стали нам "сигнализировать" о сием, Франция, не желая "подставить" сторонников, предпочла все это скрыть.
      В итоге же получилось, что в столице возникла "устойчивая преступная группа, имеющая неограниченные поставки оружия от якобинцев и ставящая своей целью - физическое устранение Императора и всей царствующей семьи".
      В конце концов, противники так себя запугали, что средь масонов возникла "боевая группа", коя и решилась взорвать "Немецкую" Церковь в миг Пасхальных торжеств 1812 года, когда туда прибудет сам Государь сопровождать свою вдовствующую Королеву-Мать на всенощную...
      Мышеловка захлопнулась.
      Прежде чем я продолжу о событиях того года, переброшу мостик от прошлого в наши дни.
      В 1830 году в Санкт-Петербург пришел пароход, на коем прибыли: мой сын - Жорж Дантес (от Эмилии Дантес) и голландский посланник - барон Геккерн. Они состояли меж собою "в любовной связи" (как сие следует из наблюдения жандармерии), но природа сей связи была чуть иной, чем кое-кому хотелось бы думать. Видите ли...
      Сын мой был - вылитый Бенкендорф. Двухметровый гигант с голубыми глазами (сие в роду Бенкендорфов и передалось через поколение, - мы с Доротеей "стальноглазы" - сие у нас от фон Шеллингов), вьющимися волосами цвета чистого льна, да всеми статями "Ливонского Жеребца" свел с ума женщин обеих столиц.
      То же самое произошло и с мужчинами - знатоками "мужской красоты". Доложу по секрету, - когда мой сын впервые "представил себя" при дворе, ядовитый барон Клейнмихель не преминул съязвить:
      - "Господа, сие граф Бенкендорф - лет тридцать назад! Я слыхал, что дамы пысали кипятком при одном виде "ливонского принца", но до сего дня верил, что это - метафора. Но...
      Похоже, что слухи имеют под собой почву! Мало того, - сей Феб-Аполлон так прекрасен, что я верю всем рассказам про то, как наш граф в молодости соблазнил самого персидского принца!"
      Дамы из окружения "черных баронов" гадливо подхихикнули сим словам, а любезные мне "серые" дамы вспыхнули, и невольно ступив назад - как будто закрыли меня единой стеной. Один из моих "серых баронов" - юный фон Клодт, положив руку на эфес своей шпаги, коротко произнес:
      - "Сие - оскорбление! Потрудитесь-ка объясниться. Или.."
      Клейнмихель сразу же стушевался (сие встречается за "чистопородными" "черными" немцами, - в прямой драке они вечно пасуют пред "немцами-латышами" - иль немцами "серыми") и за него отвечал его друг - фон Адлерберг:
      - "Валли неточно выразился! Никто и не хотел намекать, что хоть кто-нибудь из "Жеребцов" хоть на миг выказал себя в чем-то - "Кобылой". Персидский Наследник в сиих делах был "известною женщиной" и даже с секретарем жил, как - официальная жена с мужем.