Через пару дней за тот же столик садится химик из Натуральной Школы, или чиновник колониального управления Франции - и без лишнего шума выигрывает у профессионального шахматиста ту самую сумму, кою я проиграл давеча. За вычетом комиссионных. И опять ни одна сволочь не может знать, о чем именно беседуют шахматисты.
      Кто песни насвистывает, кто шутки травит, надеясь отвлечь вниманье партнера, а кто и рассказывает о последних перемещениях в командовании... скажем, - Испанского корпуса французской армии. Люди-то разные бывают, мало ли что наговоришь-то в задумчивости!
      Ну и - так далее... Главное, к чему прицепился Фуше, состояло в том, что все мои партнеры из шахматистов, коим я и продувал мои денежки, - были завсегдатаями салона Элен, а потом - по каким-то причинам перестали его посещать. Ну перестали людей интересовать проблемы жидов во всем мире, а то, что сами французы понимают в шахматах, что свинья в апельсинах, так это Господа Бога надо винить, а не Наш Народ!
      Но Фуше было не остановить. Кафе "Режанс" было закрыто - шахматистов допрашивали и даже били табуретками по голове. Так якобинцы выказали свое истинное лицо.
      Стало ясно, что с Фуше надо что-то решать, а как решать - непонятно. Если уж человек дошел до сей крайности, что кидается на шахматистов, тут уж ясно - он способен на всякую подлость. Это же - шахматы, тут - нет слов!
      Лишившись возможности играть в шахматы, я увлекся предложением беспутного "Карло" (Бонапарта) - сыграть в рулетку. Рулетку запрещали во Франции, но сильным мира сего Закон - не Указ, так что один притон в Париже все же - работал.
      Приходим мы в этот гадюшник, встречает нас местный хозяин - некий мсье Лоран и - начинается. Я-то сперва не играл, - следил "заряжено" ли колесо, но потом осознал, что все чисто.
      Ведь играть с "заряженным" колесом с Бонапартами - весьма выгодно. Пока тайное не станет явным, а там мир станет мал, чтоб удрать от сих корсиканцев!
      Так что игра была чистой и я вошел в нее с самыми малыми ставками. Для моего кармана, конечно. Для прочих же - и даже для "Карло", ставки сии оказались такими, что колесо тут же очистилось и я сел играть в одиночестве.
      Сперва я понемногу проигрывал и мосье Лоран очень развеселился, но потом фортуна сменила свой гнев на милость и я вернул себе проигранное. И еще - чуточку.
      Когда я вставал из-за стола - мосье облегченно утер со лба пот и я с изумлением понял, что заведение не слишком уж и богато. Любой действительно решительный человек мог пустить его по ветру. Тут - чистая математика и ничего более. А считать вероятности - я умел.
      Видно бес попутал меня проситься в туалет перед выходом. Мне указали куда и я пошел к удобствам, а на выходе - клянусь, случайно - зашел не в ту дверь. Это оказалась местная кухня, где готовили закуски для игроков и всем заправляла мадам Лоран.
      При виде меня она очень смутилась, но я - тут же сунул руку в карман, нашел там какую-то безделушку и подарил ей. Женщина смутилась сильнее, улыбнулась мне на прощание и - дала мне себя поцеловать. И только в миг поцелуя я вдруг застыл, как соляной столп, - мне сия женщина кого-то напомнила!
      Не знаю, что это было - игра света и тени, или промысел Божий, но когда она шагнула ко мне - тени сложились настолько причудливо, что я вдруг оказался в темной библиотеке Ватикана и снова смотрел на штаны с жандармскими лампасами.
      Мадам Лоран неуловимо напомнила мне графа Фуше! Теперь уже со значением я пригляделся к ее чертам. Она действительно была похожа на своего отца, но полнее и светлее его. Была на ней какая-то печать германской расы, что-то неуловимое, что отличает немцев от прочих людей. Тут я и припомнил одну древнюю байку про роман Фуше с какой-то эльзаской!
      Я, не долго думая, сказал женщине "До свидания!" так, как это обычно в Эльзасе и она в первый миг ответила мне на тамошнем диалекте, а потом невольно руками зажала рот и с нескрываемым ужасом глянула на меня.
      Я вернулся к мосье Лорану и со значением предложил:
      - "Я провожу сейчас принца, а потом приду сюда со свидетелями. Если хотите - зовите своих, - этой ночью сыграем - по-крупному".
      Сказано - сделано. Правда, мне не удалось избавиться от Бонапарта, коий каким-то чутьем угадал, что сейчас должно случиться что-то забавное и пожелал сопровождать меня. Да и я по зрелому размышлению пришел к выводу, что человек от Бонапартов не повредит мне в первом раунде битвы с Фуше, так что мы вместе поехали ко мне домой и вытащили на улицу Элен, коя уже собиралась отойти ко сну.
      Я вполголоса рассказал ей детали моего плана, Элен тут же загорелась, почуяв удачу, да и беспокоилась она за своих шахматных "крестников", обвиняя себя за все их несчастья.
      Так что мы за каких-нибудь два часа в карете Бонапартов объехали пол-Сен-Клу, собирая деньги и приглашая принять участие в развлечении всех сыновей еврейских банкиров, о коих могли придумать в столь малый срок. Узнав, что ставкой в игре будут головы шахматистов - прочие жиды не раздумывали, отдавая деньги под мою расписку - совсем без процентов! Но если бы я продулся, матушка удавила меня собственными руками - столько долгов я сделал в один вечер.
      Была глубокая ночь, когда мы вернулись в заведение мосье Лорана, где нас уже ждали. Слух о моих займах долетел до казино и теперь они встречали меня - "во всеоружии". Кроме самого Лорана - у стола были его близкие друзья из завсегдатаев (подозреваю, что многие из них имели свой профит от того, что заманивали к Лорану приятелей, но никогда не мог доказать сего фактами, а чувства к делу не присобачишь).
      Мы сразу сели и - завертелось. Сперва я просадил - почти два миллиона гульденов, потом Лоран был в минусе на полтора миллиона, потом я опять "ушел под воду" на полмиллиона...
      Игра была настолько нервной и напряженной, что все вокруг разделись, оставшись в рубашках, а Элен стискивала мое плечо и сжевала собственные губы - до крови, переживая за каждое движение шарика. Против меня сидел сам Лоран, а за ним - точно так же сходила с ума его жена - незаконная дочь графа Фуше.
      Дело было сделано - в полшестого утра. Мертвенно бледный Лоран встал из-за стола и - еле слышно пробормотал:
      - "Банк лопнул. Поздравляю Вас, Александр. Теперь Вы - владелец сего заведения".
      Мадам Лоран, не выдержав - разрыдалась в голос и убежала плакать в свои комнаты. Свидетели стали выпрямляться, потягиваясь всеми суставами, и открывать бутылки и чиркать кремнями, раскуривая свои трубки. Я чувствовал себя совершенно опустошенным и выжатым, как лимон, и у меня просто сил не осталось - что-то делать после такого нервного напряжения.
      Потом многие разъехались, а мы так и сидели с Лораном друг против друга и смотрели на визави - воспаленными от бессонной ночи глазами. Моя Элен пошла к мадам Лоран в комнаты, успокоить несчастную и объяснить, что истинная цель нашего посещения была не разорить ее мужа, но спасти от смерти, и пыток - наших людей.
      Мадам не нужно было долго уговаривать, ее не пришлось вести в комнаты детей, чтобы напомнить о материнском долге, она сразу все поняла и сама устремилась в дом своего отца.
      Фуше прибыл под утро. На часах было семь, когда дверь в игорную залу открылась и на пороге появился главный жандарм наполеоновской Франции. Он шел с таким видом, будто постарел лет на двадцать - за одну ночь. Одним движением руки он согнал Лорана с его места и сам сел напротив меня. Потом небрежно запустил рулетку и бросил шарик. Я, в шутку, сказал:
      - "На черное!" - и шарик остановился на лунке "13". Черное...
      Граф тяжко вздохнул и с сожалением пробормотал:
      - "Дочь сказала, ты весь вечер ставил на черное. Стало быть - ты за Черных?"
      - "Не знаю. Латыши считают меня воплощением Велса, а его цвет - Черный. Я всегда ставлю на Черное, а в картах мои Козыри - Черные масти. Даже когда красных - вроде бы больше... Пока - не проигрывал".
      Граф с пониманием кивнул и с сожалением согласился:
      - "Я уважаю. Хоть какие-то убеждения лучше, чем нигилизм... В древности твои предки верили, по слухам, в Творца, ты - в Змея... Как насчет Божьей Кары?"
      Я с готовностью отвечал:
      - "Отнюдь. Черный - Цвет Бога-Отца, Красный же - Иисуса. Я - не христианин, поэтому и не ставлю на Красное. Не боится ли Франция, отрекаясь от Создателя своего, заменив Его Цвет, на Синее - Цвет Богатства и Радости? Если я верно помню Экклезиаста, Цвет Печали ближе Царству Небесному, Цвета Веселья и Шуток!"
      Фуше усмехнулся:
      - "Я слыхал, что с тобой сложно спорить в схоластике... Но - ближе к делу. Зачем ты позвал меня (он изобразил "страшный лик"), смертный?! Иль ты не ведаешь, что привлечь к себе внимание олимпийцев - удовольствие из сомнительных!?"
      Я состроил умилительную физиономию и будто бы к божеству протянул к Фуше свои руки:
      - "Я хочу принести мою жертву тебе - языческое божество. Мне не нужно ни сантима из того, что я давеча выиграл. За это вы - отпускаете всех шахматистов, а я их тайно вывезу в Латвию, так что никто не узнает, - чем именно все это кончилось. Если рубить головы шахматистам - это нас далеко заведет.
      Решайтесь, сударь - жизнь и будущность ваших родных внуков, против жизни моих Братьев по Крови. И ни слова о деньгах, или о том, кто из нас ставит на черное, а кто - наоборот".
      Граф долго сидел и молчал, взвешивая все доводы - "за" и "против". А его дочь стояла, обнявшись с мужем и с надеждой и ужасом следя за каждым движением души родного отца. Граф был хорошим жандармом - этим объясняются жалкие капиталы заведения Лорана, но он был и - неплохим отцом...
      Долго, очень долго - отцовские чувства боролись в нем с долгом, но...
      Через неделю - в Гавре бросил якорь фрегат под латвийским крестом, а на него с пристани взошли почти двадцать еврейских семей. Мы с Элен - лично провожали Наших в изгнание, и я сам на прощание выдал каждому из маэстро кошелек с некой суммой - "на обзаведение". Но можно ли заменить Родину?
      Впрочем, сие спасло их от смерти в горящем Париже. Так что - темна вода в облацех.
      А в остальном - кончилось без особых последствий. Жандармерия сделала вид, что "накрыла притон". Лораны перебрались в Баден и там расцвели пуще прежнего. Впрочем...
      Один из свидетелей моего триумфа - принц Бонапарт теперь был, как на иголках и усидеть не мог, не спросив, - где я научился играть в рулетку. И однажды я не выдержал и открыл мой секрет.
      Если играть в "пополамы" - крупье с "хорошим щелчком" может сперва играть против вас, но потом нервы расходятся, рука начинает дрожать и щелчок сбит настолько, что он выбрасывает не свои, но - ваши числа. Когда сие происходит, он вынужден больше не "щелкать", но с той минуты - все в руце Божией.
      А тут уж - выигрывает тот, у кого кошелек толще. Не бывает, чтобы всю ночь сыпалось одно "красное", или - "черное", но бывают столь "длинные серии", что - "горе беднейшему"!
      В то же самое время - ни в коем случае нельзя играть в "дюжины", или "числа". Даже я с моей "корявой рукой" в Колледже так наработал "щелчок", что влеплю в любую дюжину - с закрытыми глазами. А уж "не попасть в число" тут надо быть идиотом, чтоб промахнуться!
      Карл прямо-таки впитал в себя всю сию информацию (и кое-что сверх того, о чем - не стоит писать для всех), но я не думал, что он сам когда-нибудь решится на подвиг. И вот, представьте себе, - через много лет из Бадена пришло известие, что Карл Бонапарт - разорил-таки за рулеточным столом несчастного Лорана во второй раз. (Правда, Карл - всю ночь ставил только на "красное".)
      Я ощутил немалые угрызения совести, - ведь, по сути, я фактически "навел" на Лорана бездельника. Поэтому я немедля послал Лорану известную сумму и посоветовал ему начать сызнова с одним условием. Отныне его казино могло играть только в том случае, если его банк - превышал ставки всех игроков с улицы. Горе - беднейшему!
      Лоран сердечно поблагодарил меня, написал в ответ, что не держит на меня зла и - переехал в Монако. Уже на весь мир известен городок Монте-Карло, коий он избрал своей резиденцией.
      После его смерти, правда, пошла молва - насчет того, что сие заведение содержалось из фондов русской разведки, но потом - благодаря удачной рекламе, да и живописным проигрышам многочисленных русских принцев, слух сей затих. Не мог же сын мсье Лорана - так жестоко разорять собственных работодателей?!
      После истории за рулеткой - я стал весьма популярен. Мы с Фуше пытались замять сие дело, но вскоре Бонапарт выказал жандарму свое недовольство, но не сделал каких-либо выводов.
      Для французского ж общества (в массе своей буржуазного) мой поступок с возвращением выигрыша взамен жизней каких-то там "двадцати грязных жидов", выглядел просто чудачеством и на меня с той поры смотрели, как на пришельца с иной планеты. Дамы в разговорах со мной стали во сто крат смелее и разве что не открытым текстом приглашали к сожительству, их кавалеры искали моей дружбы в смысле кредита.
      Средь этих дам появилась одна бельгийка, кою звали Эмилией... Была она - красоты необычайной. Был у нее, правда, один крохотный недостаток.
      В известное время она обучалась у иезуитов, а они хорошему не научат. Взгляните-ка на моих сестрицу и матушку, - не будь они мне - родными, я б опасался ночевать в их компании. Не слишком-то интересно - проснуться и найти свою голову на ночном столике, - средь духов и помады!
      Средь Наставников милой Эмилии был некий аббат, коего в ту пору звали Фуше и она была предана ему душою и телом. Однажды я прямо спросил ее кой о чем, и она призналась, что будущий граф был первым мужчиной в ее странной жизни...
      Вы удивительно, - как я осмелился говорить с любовницей на сию тему? И как - она решилась в таком вот - признаться?
      Видите ль, мы с ней не скрывали наших занятий. Однажды мне ее представил сам граф Фуше и я не мог отказать столь грозному свату. Да он и не скрывал того, что Эмилия поставлена надзирать за мной в "спальное время".
      Прямо на танцах в день нашей встречи я спросил у девицы, - каков ее чин в контрразведке? Она ж - не моргнув глазом, с гордостию ответила:
      - "Лейтенант", - все дальнейшие вопросы просто отпали.
      Мы еще потанцевали немного и затем уж - она, с непроницаемо деревянным лицом, спросила меня:
      - "А какой чин у тебя?"
      Я улыбнулся в ответ:
      - "А я - не разведчик".
      Впервые на ее лице появилась эмоция - презрительная ухмылка:
      - "Рассказывай сказки..."
      - "Нет, правда, с чего ты взяла, что я - разведчик?"
      - "А зачем ты спасал русских шпионов?"
      - "С чего ты взяла, что они-таки - гусские?"
      Эмилия невольно прыснула, - так ей понравился мой наигранный акцент. Она, все еще улыбаясь, невольно спросила:
      - "Ты всерьез веришь во все эти дела? Ну, - про Храм, про Землю Обетованную?"
      Что-то в ее голоске прозвенело не так. Я внимательно посмотрел ей в глаза и еле слышно спросил:
      - "А тебе сие... интересно?"
      Она немножечко растерялась, запуталась, прикусила губу и кивнула в ответ. Я тогда медленно провел губами по ее бархатистой и нежной щечке:
      - "Так зачем ты спрашиваешь, - какой у меня чин?! У Изгнанников не может быть чина... Пока у нас с тобой нету Родины - какой у меня может быть чин?!"
      Помню, как Эмилия затрепетала в моих руках. По лицу ее пробежал стыдливый румянец, как будто я целовал невинную девицу. Она чуть ли не оттолкнула меня и я, почуяв бурю, клокочущую в ее душе, произнес:
      - "Если тебе не по нраву то, что я делаю - предай меня и всех прочих. Ежели...
      Пойдем, я познакомлю тебя с Элен, с моими актрисами, нашими ребятами в банках... Ты сама должна все увидеть, - я могу врать, но твои глаза не обманут тебя! Пойдем, ты сама узнаешь - мой чин!"
      Прошло пару месяцев. Я не знаю, что творилось в душе матери моего первенца, но она постарела и сильно осунулась. Иной раз, когда я просыпался, Эмилия смотрела на меня и задумчиво играла в руках прядью моих волос. Я спрашивал ее:
      - "Что с тобой?"
      Она отрицательно покачивала головой и тихо шептала:
      - "Все хорошо. Спи. Я просто - люблю тебя. Ты даже не знаешь, насколько я тебя на самом деле люблю..."
      Потом она вдруг пропала...
      Сперва я обрадовался. Сначала мне показалось, что Фуше снял с меня слежку и - все в порядке. Затем... Затем - странное подозрение возникло вдруг у меня.
      Видите ли, - Эмилия была старше меня почти что - на десять лет! Когда я впервые встретил ее, это как-то не отразилось в моем мозгу, но теперь я задумался: почему Фуше "подложил" мне столь "старую" женщину?
      Мало того, я вдруг стал себя спрашивать, - почему у Эмилии нет детей? Откуда она вообще появилась в Париже?! Почему я не встречал ее раньше?
      Я навел справки в еврейских кругах и с изумлением выяснил, что Эмилия все это время жила в оккупированных якобинцами Нидерландах и про нее шла молва, что она - член голландского Сопротивления. Сложив два и два я вдруг понял, что жил все это время с особо секретным агентом Фуше, коего он нарочно "открыл". Но - зачем? И для чего?!
      Я послал письмо моей матушке. У нее оставались связи в иезуитских кругах и я захотел знать настоящее имя Эмилии. Женщины, умевшей выдавать себя за голландку, несомненно бельгийки по выговору и воспитанию и... с Нашей Кровью при этом. Таких должно было быть немного.
      Такая оказалась одна. Эмилия Дантес... Моя незаконная пятиюродная сестра. Родилась в Брюсселе в 1775 году в семье бельгийского дворянина потомка фон Шеллингов и еврейки. Дочери известного в Брюсселе врача...
      Была замужем. Три беременности. Все три - кончились выкидышем. Диагноз - "Проклятье фон Шеллингов"!
      Католики не разводятся. Они просто живут разной жизнью. Впрочем, драгунский капитан Поль Дантес в дни австрийской кампании сложил свою голову при Шенграбене, так что - Эмилия с той поры вела вольную жизнь...
      Я чуть не чокнулся от сих известий. Впервые за мою жизнь я был с женщиной (не считая сестры), коя могла родить мне - Наследника! Я не беру в расчет Яльку, - у кого из нашего круга нет детей от покорных пейзанок? Но тут - иное...
      Видите ли... Она была не просто французской разведчицей. Она была Моей Крови с обеих сторон. По отцу - фон Шеллинг. По матери... Сами знаете. А та была еврейкой потому, что еврейкой была ее матушка, и - так далее.
      И эта женщина могла родить мне ребенка... Мне, у которого практически не могло быть детей от девяноста девяти женщин из любой сотни!
      Я многое передумал в те дни:
      Или моя подруга рехнулась, решив, что искусственное зачатие - Грех против Господа. Или она захотела спросить моего мнения насчет нашего малыша. Или она передумала и решила сделать аборт. Я не знал этого...
      Может быть, - она по какой-то причине кончила жизнь? Ее убил старый любовник. Она взбунтовалась против Фуше...
      А еще были случаи, когда даже женщины нашего рода, зачав от фон Шеллингов, умирали от приступа сенной болезни. Наука не знает - почему.
      Я все это перебирал, как мог. А правда... Правду рассказал мне Фуше. Потом. В 1814 году. В занятом нами Париже.
      Видите ли... Меня предали. Забегая вперед, доложу, что не было никакой беседы Александра и Бонапарта в Эрфурте насчет шахмат. Александр Романов был всяким, - редкостным подлецом в том числе. Но он никогда не был Предателем.
      Но, зная о его природных наклонностях, жандармерия выдумала эту историю, ибо наш Государь был как раз этаким - что на него можно было свалить. Парадокс же был в том, что имя "агента русских" оставалось неизвестным французской полиции. Но был один человек, коий всегда знал сие имя. Звали его - граф Фуше. Главный жандарм Французской Империи.
      Знаете почему, - он не брал меня? Потому что за много лет до того он учил нашему ремеслу девицу, кою звали Эмилией. (Тогда она еще не была Дантес.) И реббе тайно обвенчал их, ибо разведчики часто не могут создать нормальной семьи. А обвенчал он их потому, что будущий граф был "без ума от еврейки...".
      Так сказано в досье на Фуше, заведенном в военной разведке по приказу Бертье. (Во Франции все шпионили друг за другом, - это стало характерной чертой якобинского общества...)
      А потом выяснилось, что у Эмилии не может быть детей от Фуше. И реббе - развел их.
      Прошло много лет и я прибыл в Париж. Сперва я был не опасен. Потом мудрый Фуше осознал - кто я есть на самом-то деле, но к тому времени... Жандарм прочел слишком много доносов о том, что именно я говорил в салоне Элен. И слова эти колоколом отозвались в душе былого аббата...
      Разрушенный Храм... Земля Обетованная... Мы Избранники Божии... Цель нашей Жизни - Вернуться. Восстановить Храм. Возродить к Жизни Убитую Землю...
      Мне сложно копаться в душе жандармского генерала, но доложу из первых рук: когда я "засветился" из-за двадцати шахматистов, жандарм (по его словам) понял, что это - не напускное. И что - со мною кончено. Не сегодня, так - завтра придет приказ об аресте и - расстрел, если не гильотина.
      И тогда граф Фуше послал за своею возлюбленной. Он сказал ей, что у меня - та же болезнь, как и у нее. И поэтому у нас могут быть дети. И еще - дни мои сочтены. Ежели она не захочет рожать от меня, у меня просто не будет детей с Хорошею Кровью. Меня - просто не будет.
      Именно поэтому, когда стало ясно, что Эмилия забеременела, ее сразу же спрятали, - чтоб никто не узнал о ее "связи с русским".
      Другой вопрос, что меня вдруг помиловали. Другой вопрос, что у первенца моего оказалась слишком огромная голова и пришлось делать кесарево. И никто, конечно, не думал, что Эмилия умрет во время сей операции...
      Но я не знал всего этого.
      В те дни я, по рассказам сестры и Элен, был как не свой. Я не мог искать помощи. В этих обстоятельствах любой, кто помог бы - попал в поле зренья Фуше и сделал первый шаг к гильотине.
      Сестра моя бросила своего Талейрана и принялась утешать меня привычными способами, говоря:
      - "Ты сошел с ума! Подумай обо мне, подумай о матушке, вспомни об Империи! Она - агент противника. Ее уже нет! Что-то случилось и ее просто нет!!! Я приказываю тебе - не искать ее!"
      Слова сестры падали, как в песок. Я отвечал:
      - "Эта женщина решилась родить от меня. Теперь я в ответе. Если ее убили, иль она сама умерла, я должен сыскать могилу. Если она в заточении, я должен спасти ее. Да не ее! Того, чье сердечко бьется под ее сердцем! Это мой Долг перед Нашими Предками!"
      Говорят, в эти дни я страшно похудел и осунулся. Даже жандармы, узнававшие, что я ищу, проникались тут уважением и помогали посещать дальние монастыри и больницы. Все - тщетно.
      И вот однажды Элен за ужином вдруг заметила:
      - "Ты заметил, - Доротея не вышла к столу? Она теперь на диете. Главное теперь, - не повредить маленькому".
      Я чуть было не застонал:
      - "Господи, и она туда же! Что у вас тут в Париже - воздух такой?! От кого?! Как?"
      Тогда Элен пожала плечами и сухо сказала:
      - "От тебя. У тебя сильное семя. Раз смогла какая-то там Эмилия неужто отступится урожденная Бенкендорф?! Она верит, что ты лучший отец для ее ребенка. А для нее - живой брат.
      Коль ты не можешь ради всех нас перестать совать голову под топор, сделай это ради своего же ребенка. И - племянника".
      Я ринулся в Дашкину спальню, прыгая через ступени. Я кричал, что не хочу вызвать на нас Гнев Божий, ибо...
      Да что тут говорить?!
      Но когда я ворвался к негоднице, она, небрежно примеряя пеньюар для беременных и нежно оглаживая свое чрево, отрезала:
      - "Сколько у меня было абортов... А годы идут...
      Как ты думаешь, - когда за нами придут? Ведь после дела с рулеткой за нами придут - не так ли?
      Как по-твоему, - эти варвары вешают на дыбу беременных? Иль это, как говорят - чисто русский обычай?
      И коль я не буду беременна, сколько я выдержу ударов шпицрутеном промеж ног? И сколько мужиков меня изнасилует, чтоб сломить мою волю?
      Но если ты будешь настаивать, я, конечно же, пойду на аборт. Только ради тебя... Сашенька..."
      Я утратил дар речи. Я до того дня и не думал над сим аспектом проблемы. Я лишь подошел к любимой сестре, обнял ее, крепко поцеловал, погладил животик и прошептал:
      - "Ежели что, - Грех отныне на мне".
      Окружающим мы сказали, что это я - желаю ребенка от своей родимой сестры. Так оно, в сущности, и - случилось.
      Через пару недель в доме Несселей была очередная пирушка и на нее пришел Талейран. Старый козлетон не знал новости и все увивался за Доротеей в надеждах на ответное чувство.
      Наконец терпение сестры истощилось и когда в очередной раз рука маркиза опустилась куда не положено, Дашка с треском залепила ему пощечину. Звук удара был так силен, что стихла музыка и общество с интересом уставилось на занятную сцену.
      Дашка же, потирая ушибленную руку, и невольно улыбаясь, чтоб скрыть свое замешательство, все делала загадочные движения, - будто то хотела присесть перед всеми в книксене, то - передумывала. Талейран стоял с изумленным лицом и протянутыми к Дашке руками и будто не мог поверить в произошедшее. Вид у него был, как у оплеванного. Общество же окружило несчастных плотным кольцом и плотоядно облизывалось в предвкушении такого скандала, о коем хорошо посудачить и через сто лет после этого.
      Моя сестра не вынесла ожиданий, перестала будто бы приседать пред толпой и тихо сказала:
      - "Господа, сей господин был мне любовник и долго содержал меня на свой счет. Но сие - в прошлом. Я завтра же верну ему все подарки и прочее. Он мне противен. Он - предал меня и всех нас".
      Общество ахнуло. Общество зашушукалось. Тесное кольцо сразу расширилось и люди не знали, - куда им склониться. Тогда Доротея медленно выпрямилась во весь свой бенкендорфовский рост и лишь один я смог сравниться с нею в сем обществе. Глядя мне прямо в глаза, сестра громко и ясно сказала:
      - "Что есть Вера? Вера - навроде карточной Масти. Мой брат ставит на Черное, но Бог - Любит его. Я долго думала - почему?
      Теперь я знаю, - нет разницы в Черном, иль Красном. Еврей нисколько не лучше русского, иль француза. Ведь Карты с изнанки - все одинаковы.
      Дело в Мастях. Коль ты еврей, - изволь быть Иудеем. Русский Православным. Француз - Католиком. Держись своей Масти и коль не в этой, так в иной сдаче ты будешь - Козырь.
      Мы - иудеи и стало быть - Избранные. Что магометанство, что христианство, - все от нас. А потому наша Масть - Старшая. Нет, не Козырная. Просто Пиковая. А маркиз этот - Трефный".
      Общество ахнуло, гул усилился и раздались приветственные возгласы и восклицания. Толпа за Дашкиной спиной уплотнилась и как-то само собой получилось, что я оказался рядом с сестрой, а Элен держала нас за руки и плакала от чувств, повторяя:
      - "Вот Цари из колена Иудина! Гзелли - крови Давидовой!"
      Общество гудело все громче и немногим выкрестам, собравшимся за спиной Талейрана, становилось все больше не по себе. Но сам маркиз еще не потерял духа и с издевкой воскликнул:
      - "А Брат Ваш - Пиковый Король? А вы - Пиковая Дама?"
      На что сестра с презрением хмыкнула:
      - "Для нас Король, - сам Господь Бог. Ибо я Верую, что нет большего Короля. Дама же - наша Матушка, ибо после Господа только Ей мы обязаны тем, что мы есть и чем станем.
      Когда-нибудь и я стану Дамой для моих деточек, брат же мой не Король, но - Туз. Бич Небесный.
      Никому не суждено бить Туза Мечей, ибо он с легкостью перебьет Жезл, пронзит Сердце, иль запугает Денарий. Наша Масть - Старшая".
      Старый сатир отшатнулся от Дашки, будто обжегшись:
      - "Пики приносят Несчастье!"
      Но сестру было уже не унять:
      - "Что ж с того? Жребий. Можно ль не выпить из чаши, коль сие Промысел Божий?! Можно ль не защищать Храм против римлянских полчищ, хоть нету надежды на крохотное спасение? Да что есть Несчастье, как не урок, коему нас учит Господь?
      Моего брата трепала жизнь, но если б не все его шрамы, он не стал бы тем, кем он стал. Если б меня не обидели в детстве подонки, разве осмелилась бы я зачать дитя от брата моего?! И быть Счастливой?!
      Это - Избрание. Коль Масть - Старшая, прочие бьют ее, чтоб самим занять место. Это ж - естественно!
      Нет вины еврея в том, что он - Нашей Крови, нет вины русского в том, что он - русский, иль француза, что он - француз. Грех, - когда старшая масть объявит козырной - младшую!
      Так не ждите от Пик, чтоб они уважили вашу Трефу. Свиньи Трефные Трефными и останутся. Не Дубью тягаться с Мечами!"
      Будто искра прошла по всем нам. В следующий миг Элен, забыв себя, крикнула по-немецки, - "Хох! Хох!" и хлопнула в ладоши. Через мгновение почти все аплодировали и как-то само собой появился ритм и руки стали выбивать наш старый гимн.
      Тем же вечером почти все наши выкресты покаялись в содеянном и просили вернуть их к Истине. Над теми, кому было нужно, произвели известный обряд, другие вымолили прощение богатыми жертвами.
      Талейран же был изгнан из нашего круга и никогда уже в него не вернулся. Дашка же вернула ему - все его безделушки.
      Она перестала знать себя шлюхой. А сие - дорого стоит.
      Мы с нею, конечно, боялись за нашего малыша. Под этим соусом сестра поставила мне ультиматум: или я дальше ищу ветра в поле, или делаю все, чтоб у маленького был отец. Я сам вырос в доме, где Карлиса держали будто слугой, а отцом заставляли звать чуждого мне человека.
      Я не могу жить с матерями всех моих девочек, но я вправе дать им хорошее воспитание и образование, сделать все, чтобы матери их ни в чем не нуждались и, самое главное - дочери мои смеют (какими бы незаконными они ни были) подойти ко мне средь самого шумного бала и я приму их и признаю. И знаете, - я чую, что они - Любят меня.
      Все мои доченьки, стоит им кого-то найти, сразу ведут его ко мне на смотрины. На искренний разговор. Коль все сложится, то - венчание. А дальше - их жизнь. Мне же - попечение за внучатами.
      Это немного. Ибо по-хорошему я должен самолично воспитывать всех моих доченек. Но это и немало. И Господь Любит меня, ибо пока не дал мне зятя мерзавца. Ни единого.