- "Ты не можешь быть женой этого ...!"
      Элен расхохоталась до слез, заставила меня слиться с обществом и, улыбаясь, сказала:
      - "Да - ты говоришь с Элен Нессельрод. Только не обижай моего благоверного. Он вырос средь низкого общества, но... Он научится. Он быстро учится. И у него несомненный талант, - твоя мать недаром держала его у себя. Секретарем. У него Дар - Великого Администратора. И он же - из наших...
      Впрочем, я настолько же - Нессельрод, насколько твоя сестра - фон Ливен!"
      Тут я не выдержал и потребовал объяснений, - Элен вывела меня из толпы. Мы сели в карету Нессельродов и поехали по ночному Парижу. А Элен рассказала мне - историю своей жизни.
      Девичья фамилия Элен - Герцль и она, таким образом, принадлежит к жидам австрийского корня. Отец ее служил атташе Венецианской республики при австрийской короне. В 1799 году, когда Суворов взял ее родной город, посольство Венеции в Вене было закрыто, а толпа погромщиков потребовала выдать жидов - на суд и расправу.
      В дом Герцлей полетели камни и один из них убил матушку Элен. Обезумевший от горя Герцль раскрыл двери и бросился на убийц. Он был растерзан - в считанные минуты. Саму Элен...
      Саму Элен вывезли из страны в закрытой карете. Когда девочка прибыла в Ригу, никто не поверил глазам, - у нее исчезло лицо.
      Ей сломали нижнюю челюсть, чтобы она не могла сжать зубы. Перебили нос, располосовали лицо...
      Она рассказывала последнее воспоминание - погромщики отдирают ее от мертвой матери, а покойную - женщину необычайной красоты, еще теплую уже... Большего разум девочки вместить не мог.
      Стала она Прекрасной Элен, потому что кости лица срастались неверно и дядя Шимон понял, что если все предоставить Природе, наступит день, когда девушка не сможет - ни пить, ни есть, ни даже - дышать.
      Тогда он, испросив разрешения у Бен Леви, самолично сломал все кости лица Элен и "вылепил" из них то, что - как ему показалось, было прекрасным. Впоследствии Элен часто смеялась, что ее лицо - "произведенье искусства" и люди чужие не поняли фразу и совершенно извратили ее буквальный смысл.
      Это было единственное, что врач мог сделать для сироты - благо она не чуяла боли. Но никакой талант дяди Шимона не мог вернуть девушке ни ее испохабленной Чести, ни... Не сразу выяснилось, что кто-то из негодяев заразил девочку гонореей, а когда сие обнаружили - маточные трубы несчастной были слишком поражены, чтоб Элен смогла завести детей.
      Потом, в день очередного обхода, обнаружилось, что после долгих лет мрака и пустоты - зрачки Элен содрогнулись на свет. И тогда дядя Шимон перевез девушку из дурдома домой, надеясь, что там разум быстрее вернется к несчастной.
      Так Элен стала сиделкой и помогала ухаживать за больными. Она в ту пору была больше похожа на бессловесную тварь, коя все понимает, да - сказать не может. Разговорила же ее одна из пациенток доктора Боткина. Баронесса фон Ливен.
      Баронесса заметила с каким осуждением смотрит на нее молодая прислужница и заметила:
      - "Когда я была молодою и глупой, я хотела родить от мужчины не нашего племени. Он... потом посмеялся, назвав... жидовкой и шлюхой. Теперь я заведу сына лишь от того, кто никогда не обидит меня".
      И тогда - вроде бы немая безумная тихо ответила:
      - "Я Тебя понимаю. Я не знала, что сын твой от гоя, иначе бы... Всех их надобно убивать... Всех...", - сестра была в шоке от таких слов, а я впал в шок, узнав, что после сих слов женщины мигом сдружились.
      Это была одна из самых дивных ночей в моей жизни. По приказу Бонапарта улицы Парижа вычищались от снега, да и - какой снег во Франции? Так, видимость...
      Наша карета медленно скользила по спящему, ночному Парижу, еле слышно поскрипывали рессоры, а Элен все рассказывала и рассказывала... А когда она замолкала, мы целовались, будто безумные, и отогревали друг друга в объятиях, - зима была на дворе.
      Ближе к утру Элен приказала везти нас - в дом... моей сестры - Дашки. Сестра по случаю прикупила домик в Сен-Клу, а в доме был потайной ход, коий вел прямо в комнаты Нессельродов. Моя комната выходила к потайной лестнице, а прямо напротив были двери Элен. Нам достаточно было открыть дверь, сделать пару шагов, тихонько постучать в дверь соседнюю и мы были вместе.
      Элен довела меня до дверей моей комнаты и, не зная что теперь делать, в известном смущении протянула было руку для прощального поцелуя, но тут уж я взял инициативу в свои руки, а Элен - в охапку, и внес ее в мое очередное жилище. А потом крепко запер за собой дверь.
      Что можно сказать о нашей жизни с Элен? До самого лета мы жили как муж и жена. Ходили лишь вместе и окружающие даже привыкли нас приглашать, как семейную пару.
      Нессельрод процвел "под тенью этого счастья" и - постепенно выдвинулся на самые первые роли. Он имел обыкновение приходить к жене и канючить под дверьми о том, что ему нужно. Так продолжалось до тех пор, пока вышедшая из берегов Элен не вбегала в мою комнату с криком:
      - "Да сделай же ты ему! Не могу его слышать!" - и осчастливленный Нессель убирался с поживой. В иной день ему бы не удалась такая подлость, но этот хмырь приучился являться раз в месяц - именно в день, когда у Элен страшно болела голова и она была не в себе.
      Потом мы при всех хихикали, шутя, что Нессель является "за месячным жалованьем", но... Так сложилось. Для публики.
      Реальность же была немного иной. Лишь граф Фуше заподозрил неладное и постепенно раскрыл нашу тайну. Знаете на чем мы прокололись?
      Французский жандарм заметил, что Элен слишком громко в свои "тяжелые дни" требует благ для Несселя, а потом - больно часто для дамы поминает про "месячные". Кто б мог подумать, что он обратит на это внимание?!
      Но, как подлинная ищейка, "уцепившись зубами за странный душок", Фуше стал "копать" и вскоре выяснил любопытную вещь. Комнаты Элен были тоже сквозными. (Как и комнаты Нессельрода. Иначе, - как бы они попадали в парадное?)
      Но если вторая дверь Несселя вела в основной коридор, вторая дверь Элен открывалась в спальню моей сестры - Доротеи. И разными, незаконными способами Фуше смог доказать, что с лета нового года, я, не задерживаясь ни минуты, проходил через спальню Элен в покои родной сестры. И - именно за это платил Нессельроду за его "Умеренность и Аккуратность", а вовсе не за прелести его благоверной.
      Мало того, - Элен всегда вела себя более чем свободно и всем казалось, что у нее много любовников. С одним большим "но". Французский жандарм сперва не поверил, но потом получил несомненные доказательства того, что...
      Ужасное насилие в детстве оставило страшный след в психике Элен. В постели она начинала... трястись при приближении близости. Нужно было завоевать ее фантастическое доверие, чтоб... она все же решилась. Так что реальных любовников в действительности можно пересчитать по пальцам.
      В действительности же, - многочисленные "друзья" Элен предпочитали считаться ее "любовниками", чтоб только наружу не вылезло то - истинное, что всех нас связывает.
      Однажды Элен спросила меня:
      - "Ради чего ты живешь? В чем смысл твоей жизни?!"
      Я, не покривив душой, отвечал:
      - "Я живу ради Счастья Прибалтики. Ради ее будущего, - Свободы и Независимости от любых оккупантов".
      Помню, как она потемнела лицом, и с горечью прошептала:
      - "Ты - Счастлив. Ты - можешь бороться за свой народ и свою Родину. Твои соплеменники еще не выбрасывали тебя и твою семью на погром, с криками, - "Бей жидов! Бей это чертово семя!"
      А меня вот выбрасывали. И я ненавижу Австрию и... Венецию. Как они относятся к нам, так и мы - должны к ним.
      Наша Родина - там, где ее нам вручил Господь Бог. В Израиле. В Земле Обетованной. Наша Задача - вернуться туда и восстановить Древний Храм".
      Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что когда жандармерия добралась до сути, во Франции уже бытовала сильная, разветвленная организация моих соплеменников, взращенная энергией Элен и деньгами рижских евреев.
      У Элен был Талант - Убеждения и Подбора Кадров. С ее смерти прошло пару лет... Многие примечают, что пока графиня Нессельрод подбирала людей на посты Российской Империи, не было нынешнего бардака.
      И это при том, что к работе в Империи Элен относилась - "постольку поскольку". Все ее силы, Талант и энергия уходили на... международные отношения и поддержку наших диаспор по всей Европе и - даже в Америке.
      Сейчас, после смерти Элен, сим занялся ее племянник. Имени его я, разумеется, не скажу - многие б многое дали за сию информацию... Пару раз я встречался с сим человеком и остался от него в совершенном восторге. Смею надеяться, - как и он - от меня. Я передал ему ряд документов Элен, познакомил с кое-какими из наших знакомых и...
      Мы немного повздорили. Он обвинял меня, что я превратил нашу "Организацию" в придаток Третьего Управления. Не больше - не меньше.
      Я ж отвечал, что такое дело не строится на пустом месте и "Организации" нужны - подъемные средства, проверенная структура, устоявшийся штат и все прочее. Никто не повинен в том, что у меня - такая работа. Но я не могу подбирать кадры - которых не знаю. И никто не виноват в том, что я доверяю лишь нашим. Под нашими я понимаю - наполовину немцев, желательно лютеран. Разумеется, вторая половина должна отвечать - Нормам Крови. Но первая все равно - должна быть лютеранской!
      Спор наш случился при большой публике и мнения разделились. Проблема "Организации" как раз в том, что существует она на средства "лютеранских" евреев, в то время как большинство ее - евреи из "католических".
      Надеюсь, не надобно объяснять, что в южных краях жидов притесняют гораздо сильнее и там больше желаний к Возвращению на Землю Обетованную. Но по причине сих притеснений, тамошние евреи не могут дать средств на сие предприятие. А "жидам северным" неохота оплачивать "очередной геморрой", который начнется, коль наши южные братья "погонят очередную волну".
      Не знаю, - чем все это закончится, но сегодня мы на пороге Раскола в "Организации".
      Но я отвлекся...
      Как бы там ни было, - по тем, иль иным причинам Бонапарт не решился на ссору с еврейством и дело в итоге - "сплавили по течению". Я ж, по документам жандармов, стал числиться не "русским" - но "иудейским агентом" и многие "шерховатости" долгое время списывались на сие.
      Лишь в 1814 году на моей личной встрече с Фуше, великий жандарм вдруг спросил:
      - "В Ваших отношениях с Нессельродами была какая-то... странность. Я сперва списал ее на одно, потом - на другое. Но что-то тут было не так. Я лишь не смог - поймать, - что именно".
      Вокруг было много свидетелей и я не хотел раскрывать наших карт, но с другой стороны - Франция лежала в руинах, а мой настоящий напарник уже не мог второй раз внедриться в чужую страну без естественных подозрений.
      Поэтому я признался:
      - "Вы все сделали правильно, но не дошли до последнего умозаключения. Видите ли...
      Мы знали, что в посольстве во Франции работает ваш агент и поэтому... Я должен был сделать все, чтоб... Мое имя и имя моего истинного напарника (а не Чернышева - конечно) связалось в вашем сознании с чем-нибудь этаким.
      Вы ж... Вам надо было лишь вспомнить, что - у моей матушки не могло быть поганых секретарей. Тем более - содомитов. Как вы думаете, - Владимир Нессельрод - и вправду предпочитает наш с вами пол - прекраснейшему?"
      Помню, как побледнело лицо Фуше. Помню, как перекосилось лицо Бертье (его военная контрразведка конкурировала с конторой Фуше и - тоже прошляпила)...
      Мы рассчитывали на сей аспект психологии лягушатников, - человек жалкого вида и постыдного поведения не мог в их сознании быть разведчиком. Тем более - альфонс-рогоносец. Тем более содомит со славой "пассивного"...
      Видите ли... Если бы вскрылось дело с Элен, мы надеялись, что французы упрутся в мою связь с родною сестрой. (Связь несомненно - преступную!) Так оно и случилось и жандармы не стали дальше "копаться в этом дерьме".
      Но если б они продолжали "раскопку", мы с Несселем готовы были предоставить им доказательства "нашей с ним связи". (Благодарение Господу, на Кавказе я слыл "содомитом активным", стало быть Володе пришлось играть роль "содомита пассивного".)
      Уверяю Вас, - узнав о "столь преступной любви" французы не стали бы выискивать дальше - что еще нас там связывало. По-крайней мере, - первое время. (А иначе зачем я сделал Владимиру такие милости с повышениями?! У нас должно было быть косвенное доказательство сих отношений. Но так, - чтоб никто сперва не подумал сие - Доказательством!)
      В действительности ж, - вторым резидентом в Париже был все это время он - Владимир Карлович Нессельрод. "Евгей". Барон. Ныне - граф. Кадровый офицер нашей разведки.
      Известнейший трюк. Толстый и тонкий. Рослый и низенький. Богатый и бедный. Барон - Истинной Крови и "поганый евгей". Дамский угодник и совсем по другой части. Повеса и карьерист. "Пьяница" и - совершеннейший трезвенник. Молчалин и - Скалозуб. Плюс - немножечко неприязни "по личному поводу". (И в то же самое время - две стороны одной и той же медали!) Якобинская жандармерия нас так и - не заподозрила...
      Даже мои провал и арест не поколебали его реноме и он до дня паденья Парижа поставлял самую "горячую" информацию из "самого логова"!
      Вот за это и уважают нашу разведку...
      Кстати, что самое удивительное - сперва не планировались какие-то особые "шашни" с евреями. Это получилось как-то само собой - спасибо Элен и матушкину чутью на нее.
      Уже в ходе всей операции выяснились Таланты "мадам Нессельрод" и матушка в разговоре с всесильным Спренгтпортеном посоветовала:
      - "Доверимся Господу. Там все - свои. Все - Богом Избранные. Дед мой называл такие аферы "созидательным бардаком", а он знал в этом толк!
      Пусть ребятки почудят, побольше привлекут к себе вниманье жандармов. Может быть, - это как раз то, чего от нас и не ждут. Доверимся Воле Божией..."
      И нам разрешили "чудить" - во все тяжкие!
      Мне было тогда двадцать пять. Доротее всего - двадцать два. Элен двадцать три. Несселю - двадцать...
      Стыдно хвалиться, но согласно докладу "Интеллидженс Сервис" мы вчетвером были названы "самой опасной, самой удачливой и самой высокопоставленной командой разведчиков Нового времени". Все наши похождения подробно описаны в учебниках для будущих английских шпиков и...
      Вы не поверите, - всех нас четверых приглашали прочесть курс лекций для их воспитанников. Как ни странно, - согласилась моя сестра - Доротея. Вообразите же ее удивление, когда она увидала толпу ребят за столами - все в черных масках!
      Она сразу обиделась и сказала, что не станет ничего рассказывать на таком маскараде и кто-то из идиотов приказал было воспитанникам снять эти маски. Не успел приказ вступить в силу, как один из бывалых агентов "Интеллидженс Сервис" выскочил перед Дашкой и закрыл ей обзор с диким криком:
      - "Вы с ума посходили! У нее - уникальная память на лица!"
      Так и закончилась сия лекция. Уважают нашу семью на чертовом Альбионе. Ой, - уважают. (Сестра моя, кстати успела немногих запомнить и по возвращеньи на Родину с ее слов были нарисованы портреты возможных противников. Лет через десять мы троих взяли...)
      По пятницам в нашем доме собиралась еврейская молодежь и Элен вела проповеди об особом Предназначении и Возврате на Землю Обетованную - к языку, культуре и нашим традициям.
      Я уже доложил, что все это развивалось, как огромная импровизация, так что мы вчетвером знать ничего не знали о древних евреях и с чем их едят. Поэтому я принял участие в работе Натуральной Школы именно по вопросам культуры и лучшие умы якобинцев объясняли мне все про древних семитов, арамейских пастухов и тысячи подробностей из жизни обществ Востока. Да таких, какие мы и представить себе не могли! Так что, - как речь заходит о том, что я якобы создал современную теорию древнееврейских культуры и быта, - ради Бога, не верьте! Это все - Гумбольдт и прочие якобинцы. Мне чужих лавров не надо.
      Молодые люди не любили слушать сих скучных материй и наши вечера были просто поводами для них пообщаться, да поухаживать друг за дружкой. В нашем кругу запретились азартные игры, а предпочтение отдавалось танцам, песням, да общим играм - типа "фантов". Особую популярность приняла игра в "анекдоты".
      Когда наши гости, наплясавшись вовсю, собирались к камину передохнуть, да перевести дух - каждый писал на бумажке тему "для анекдота", а потом все по очереди вытягивали бумажки и придумывали обществу занимательную историю, случившуюся якобы с ними, или кем-нибудь из знаменитых людей настоящего, или - прошлого времени. Желательно в духе "Декамерона". Да и награда вручалась... на манер сего произведения.
      После первых трех-четырех месяцев выяснилось, что я неизменно выхожу победителем в состязании. С той поры любой вечер кончался тем, что я рассказывал мой анекдот вне конкурса.
      С той поры много воды утекло и я, конечно, забыл все те глупые шутки, но в своем завещании Элен оставила мне бумаги и безделушки. Оказалось, что все эти годы Элен вела дневник, в который записывала всякую всячину. Среди сих безделиц оказались и все мои тогдашние анекдоты. (Я привожу иные из них в конце каждой части сих мемуаров.)
      Возвращаясь к Гумбольдту, не могу не вспомнить забавной истории с фонетикой и мелодикой русской речи.
      Изучая культурные особенности разных стран, Гумбольдт обратил внимание на весьма любопытный факт русской культуры.
      Оказывается, русская народная речь, имея несомненно славянскую морфологию языка и орфографию, характеризуется тюркской тоникой и мелодикой. Это подтверждается тем, что в отличие от прочих славянских культур, Россия практически не знает ни струнных, ни смычковых, ни даже духовых инструментов, но тяготеет к степняцкому голосовому пению.
      Я весьма поразился сим наблюдением, ибо всегда считал гусли, свирель, да балалайку типично русскими народными инструментами. Вообразите ж мой шок, когда Гумбольдт предоставил результаты русской же переписи, согласно коей балалайка, дудочка и свирель наблюдались переписчиками лишь в западных областях Российской Империи, то есть на землях полвека назад бывших Польшей. Гуслей не нашли просто - нигде!
      В то ж самое время переписчики отмечали, что русский народ поет охотно и часто, но все это - вокализ.
      Что же касается татарской тоники русского языка, она во всю мощь проявляется в словах с упрощениями, - типа "комбат" (сравните - "башмак"). Такого явления не знают ни польский, ни чешский, ни сербские языки. Сего не встретишь даже на Украине. Отсюда Гумбольдт сделал довольно неожиданный вывод о необычайной религиозности русского народа.
      Ибо во всех иных языках морфология с орфографией подчиняется тонике и мелодике, но не наоборот. В случае же с Россией Гумбольдт утверждал, что "Россия начинается там, где существует ортодоксальная (по-нашему православная) Церковь". Ибо именно Русская Церковь оказалась носителем славянской письменности и грамматики, в то время как обыденный, или вульгарный язык стремился к "татарщине". (Отсюда идет знаменитая максима: "Поскреби русского и - найдете татарина". Редко кто помнит, что сие реакция Бонапарта на сей доклад Гумбольдта.)
      В споре "обыденности" и Церкви победила Русская Церковь, но татарская суть языка никуда не ушла, обратившись в нехарактерную для славян мелодику ударной речи и голосовое пение. Тут Гумбольдт перебрасывал мостик к немецкой культуре, изучая феномен голосового пения Средней и Нижней Германии. (Все окрестные народы предпочитают пользоваться струнными, или смычковыми инструментами.) Причина же сего феномена, по мнению Гумбольдта, крылась в "культурном шраме гуннского варварства", затронувшего прежде всего - эти земли.
      Эта работа Гумбольдта вызвала известное исступление немецких умов. Особенно в Австрии, где великого мыслителя тут же заподозрили во всех смертных грехах и "якобинских проделках", ибо "германская нация не может иметь родителем немытого дикаря" (sic!)!
      А теперь, - представьте себе, что прошло десять лет и я, читая очередное прошение адмирала Шишкова по усилению "русскости" нашей армии, наталкиваюсь на предложение "обязать старших офицеров играть на балалайках и гуслях для приобщенья солдат к великой русской культуре"!
      Я, извините, кавалерист. Навроде древнего монгола, или татарина не могу дернуть струну, не порвав ее, ибо руки мои сбиты поводьями, да саблей. И мне предлагают взять балалайку!
      Сердце мое не выдержало и я написал открытый ответ бравому адмиралу, в коем интересовался - где это он видал села хоть с одной балалайкой?! Ах, в Царстве Польском? А при чем здесь "русская культура"? Гумбольдта надо читать, друг мой!
      Послание мое стало камнем, брошенным в улей. Появилось письмо за подписями всех тогдашних русских писателей, начиная с Карамзина, в коем меня ругали за "оскорбление лучших чувств народа намеками на его татарство". Тут уж и я обиделся, особо на Карамзина (уж кто б... - посмотри на свою фамилию, дружок!).
      Обиделся и объявил премию в двадцать тысяч рублей за изобретение духового инструмента, позволявшего одновременное голосовое пение.
      За премией пришел некий немец, принесший мне "гармонию", - по-моему нет нужды объяснять, что это было такое. Я заплатил ему за такой подарок пятьдесят тысяч рублей, купил патент и просто всячески осчастливил.
      Теперь встал вопрос, - что нам с ней делать? Я впервые показал эту штуку моим Братьям по Ложе "Amis Reunis". Все мы сразу же загорелись и решились написать хорошую песню специально для этого инструмента. Примеров у нас не было, ибо культура не знает предтеч для гармошки, и наш выбор пал на поволжскую версию "Wacht am Rein" со словами "Volga, Volga - Vater Volga. Volga, Volga - Deutsche Fluss".
      В таком виде ее, конечно, нельзя было показать русскому слушателю и князь Львов на пару с Канкриным написали ее новую версию. Слова песни были опубликованы нами в "Пчеле" и вызвали бурю намеков и возражений.
      Одно из самых главных и дельных звучало так:
      "Песня хорошая, но явно искусственная, ибо представляет собой умелую стилизацию. Мелодика ее основана на распевном использовании буквы "а", в то время как для волжан характерно "оканье", тогда как для "акающей" Москвы Степан Разин всегда был и остается атаманом разбойников, недостойным никакой песни". (Как потом выяснилось - возражение Карамзина.)
      Мы нарочно дали противникам вволю поупражняться в учености и остроумии, а потом предложили проверить песню на слушателе. Наши соперники с радостью согласились, ибо ведать не ведали о гармони.
      В урочный день мы пригласили в солдатскую столовую полторы сотни унтеров из самых разных частей и областей необъятной России. Наши соперники думали, что мы тут встанем и хором запоем, но вместо этого ваш покорный слуга, князь Львов и граф Канкрин вынули новые диковинные инструменты и приготовились к исполнению.
      Раздались смешки с шутками, ибо "истинно русскую песню" собрались играть столь несомненные инородцы, что дальше - некуда. Из нас всех один Львов имел связь с Россией, да и то - на уровне лишь фамилии.
      Но только мы взяли первый аккорд и князь Львов чуток "размял пальцы", все стихло. Мы спели историю казацкого атамана и несчастной княжны в гробовом молчании. Солдаты просто молча сидели и таращились. Ни звука. Ни хлопка. Ни шевеления.
      Сказать по совести, я страшно расстроился. Я так понял, что мужики не признали нашу песню за свою - за народную и чуть не расплакался от обиды. Знаете, все ж таки неприятно выставиться дураком на людях.
      Мы в самых растрепанных чувствах вышли из столовой, разлили на троих и... Тут высыпали унтера, которые просто чуть не смяли нас! Они что-то спрашивали, теребили гармошки, просили повторить слова и я от изумления спросил их:
      - "Братцы, а чего ж вы там-то молчали?"
      На что получил в общем-то логичный ответ:
      - "Так нам сказали, что для нас будут играть их благородия и если мы хоть пикнем, всем обещали всыпать шпицрутенов!"
      Вы не поверите, как я растрогался сей душевной простоте неведомых доброхотов. А тут один унтер, видя мое расположение, спросил, украдкой примериваясь к гармошке:
      - "Барин, а на что она тебе? А я тебе за нее службу какую ни то сослужу!"
      Я был счастлив. Я со смехом сказал:
      - "Раз тебе нужнее, бери. С одним уговором. Ровно через год споешь мне на ней самую душевную песню твоей деревни".
      Унтер обрадовался и попытался показать мне такую песню сразу. Пальцы его не знали клавиш и получилось черт знает что, - две прочих гармошки стали рвать из рук, обещая "сжарить нам на глазах" и я крикнул:
      - "Цыц, мужики! Все кому понравился инструмент - встать в очередь и записаться. Всем хватит. Условие помните? Ровно через год по одной песне. А когда соберемся, - сами и выберете лучшую. За пять лучших песен -= пять деревень освободим от налогов сроком на пять лет. Пятерых певцов освобождаем от армии. Будете петь в своих же частях, но - вольнонаемными. Соловью в клетке не петь", - не нужно и говорить, какое было одушевление.
      Ровно через год на импровизированном конкурсе в Московском Кремле, сто пятьдесят лучших певцов-гармонистов из всех частей и соединений Имперской армии показали свое мастерство пред московским купечеством.
      По окончании концерта купчины с заводчиками ревели навзрыд и лишь шире раскрывали свои кошели. Так возникло акционерное общество "Любителей русской гармони", которое выстроило в Туле завод по производству гармошек. А кроме того, собранные деньги пошли нашей партии на подготовку к взятию власти в 1825 году.
      Если Россия прямо-таки заболела гармошкой (конкурсы на лучшего гармониста проводились аж в ротах), в Польше и на Украине к сему поветрию отнеслись с прохладцей. Однажды Прекрасная Элен примчалась ко мне с гравюркой киевской фабрики. На ней изображалась вся наша Ложа в пейсах и ермолках, распевающая "Из-за Остгава на стгежань...", а персонаж с моими чертами лица спрашивал кого-то похожего на Сперанского, - "Ну чем мы-таки не маскали?"
      Элен была в истерике и требовала во всем разобраться. Я же расцеловал любимую и сказал ей:
      - "Дурочка, все идет, как нельзя лучше! Мы их просто достали! До самых печенок. Все их слова насчет славянского братства оказались брехней, Польша обречена".
      Если через десять лет в дни Польского Восстания у наших солдат спрашивали, жалеют ли они "пшеков", русские отвечали, - "Никак нет, - чуждый для нас народ. Скрыпычный!"
      Средь инсургентов же самой популярной стала карикатура, на коей я шел с гармошкой впереди орды квасников, да охотнорядцев с засученными рукавами. По нашим лицам можно было сказать, что мы пьяны в дым и орем какую-то непотребщину. По нашим волосатым рукам катилась свежая кровь, а под сапогами хрустели скрипки, скрипки, скрипки...
      А вы говорите, что языкознание с мелодикой - пустые науки!
      Но я отвлекся...
      Однажды я захотел без свидетелей поговорить с человеком, а скрыться от жандармов можно было лишь на нашей "тайной вечере". Разумеется, жандармы пытались сунуть нос и сюда, но Элен умела подбирать людей, что для работы, что для веселья и в том у нее - Дар Божий.
      Народ в жандармах состоял - так себе, ибо в ту пору все дельные были в армии. Исключение составляли люди боязливые, а стало быть и - внушаемые. Всех их Элен "перековала" за одну беседу. Вопросы крови - дело тонкое и самые отъявленные якобинцы ломались, стоило им напомнить о детских обидах и горестях. Франция не слишком отлична от иных стран Европы и у любого жандарма, пришедшего в наш дом, было что вспомнить.
      Идиотизм заключался в том, что Элен отбирала гостей по крови матери, а мой новый друг не был евреем - в ее понимании.
      Я все не решался сказать ей об этом и случай представился, когда мы заперлись в нашей спальне. В первую минуту она молчала, а потом.... Потом она сказала, что такие, как мы с моей матушкой, и довели наш народ до его столь жалкого состояния.
      Она кричала, что я продался трефным, потому что в душе - тот же скот, как и мои грядущие подданные. Она сказала, что я все это время лгал ей и делал вид, что меня заботит судьба еврейства, когда на деле вся наша семья служит Ордену Иисуса...
      Моча мне ударила в голову и я обозлился. Я сказал ей, что мне ненавистны ее закидоны. Когда сию хрянь скажут про нас, я думаю, что у людей хамство в Крови, голодное детство и прочее...
      Когда то же самое про других говорят уже наши... Мне становится не по себе. Ибо выходит, что это у нас трудное детство со всеми из того вытекающими. "Тебя что, - мама совсем не любила?! Как же ты смеешь считать ее нашего племени?"
      Тут в Элен вошли бесы и у нас вышло... Не будь я привычен к оружию, Элен либо меня порешила, либо сама обрезалась ножичком. Так ее занесло.
      Кончилось дело тем, что я впервые жизни поднял руку на женщину и выдрал ее так, что она потом с месяц - нормально сесть не могла. Потом я швырнул зареванную и оттого успокоенную Элен на кровать и ушел спать к латышам.
      Лишь под утро, когда я сам немного остыл и пришел в себя, я вернулся. Элен сидела на нашей кровати, сжавшись в комочек, и тихонько скуля после "урока". Увидав меня, она медленно поднялась, молча посмотрела в мои глаза (ее были будто совиными - столько черноты появилось вокруг), а потом взяла меня за руку и уложила рядом с собой. Просто спать.
      В пятницу нужный мне человек пришел к нам и был окружен ровно такой же теплотой и заботой, как и все прочие. С этого дня двери у нас отворились и для "не совсем чтоб жидов".
      Внешне Элен оставалась такой же, как и была, но... Из нас четверых она одна не была кадровою разведчицей. Пожалуй, она не могла перенести мысли, что львиная доля происходящего навсегда останется для нее тайной за семью печатями. Когда же из Лондона прибыла моя сестра и...
      Мне сложно объяснять мои отношенья с Элен. Однажды она как-то сказала, что я был и остаюсь ее мужем, другом и, конечно, любовником. В своем дневнике она написала (а я прочел сие лишь после ее смерти), что... никто кроме меня еще не был так добр, ласков и нежен с ней. И еще она написала, что... Что я "влюблен в шлюху, которая его нисколько не ценит". И - еще... Всякие гадости про мою родную сестру.