Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Русская Европия к началу царствования Николая I

ModernLib.Net / История / Башилов Борис / Русская Европия к началу царствования Николая I - Чтение (стр. 2)
Автор: Башилов Борис
Жанр: История

 

 


Возникшее чрезвычайно рано, еще в Киевской Руси сознание национального единства - единого русского народа и единой русской земли, в Московской Руси окончательно оформляется и дает ей возможность стать национальным государством значительно раньше, чем сложились национальные государства в Европе. Как национальное государство Московская Русь старше современных государств Европы. В то время, как Московская Русь имела уже отчетливое сознание национального единства, Германия, Англия, Франция и другие нынешние государства представляли из себя механическое случайное сцепление большего или меньшего числа феодальных владений, удерживаемых воедино только военной силой, находившейся в руках самого крупного феодала. К моменту, когда Петр I приступил к революционной ломке русских религиозных, политических и социальных устоев - Московская Русь была уже давно сложившимся национальным государством. Ломка этих традиций сулила в будущем неизбежные потрясения и катастрофы. "Москва не просто двухвековой эпизод русской истории окончившийся с Петром, - с горечью констатирует убежденный западник наших дней Г. Федотов. - Для народных масс, оставшимися чуждыми европейской культуре, московский быт затянулся до самого освобождения (1861). Не нужно забывать, что и купечество и духовенство жили и в XIX веке этим московским бытом. С другой стороны, в эпоху своего весьма бурного существования московское царство выработало необычайное единство культуры, отсутствовавшее и в Киеве, и в Петербурге. От царского дворца до последней курной избы Московская Русь жила одним и тем же культурным содержанием, одними идеалами. Различия были только количественными. Та же вера и те же предрассудки, тот же Домострой, те же апокрифы, те же нравы, обычаи, речь и жесты". (Новый Град. стр. 153-154). "Два или три века мяли суровые руки славянское тесто, били, ломали, обламывали непокорную стихию и выковывали форму необычайно стойкую. Петровская империя прикрыла сверху европейской культурой московское царство, но держаться она могла все таки лишь на Московском человеке. К этому типу принадлежат все классы, мало затронутые петербургской культурой. Все духовенство и купечество, все хозяйственное крестьянство ("Хорь" у Тургенева), поскольку оно не подтачивается снизу духом бродяжничества или странничества". (Г. Федотов. Сб. "Новый Град" стр. 75-76). "...В татарской школе, на московской службе выковался особый тип русского человека, исторически самый крепкий и устойчивый из всех сменяющихся образов русского национального лица... Что поражает в нем прежде всего, особенно по сравнению с русскими людьми 19 века, это его крепость, выносливость, необычайная сила сопротивляемости". "Есть основания думать, что народ в XVI-XVII вв. лучше понимал нужды и общее положение государства, чем в XVIII-XIX", - пишет Г. Фетодов в статье "Россия и свобода" (Сборник "Новый Град").
      VIII
      Политические принципы Московской Руси настолько своеобразны, что у других народов мы не найдем ничего похожего на них. Самодержавие очень резко отличается, как от европейских, так и от азиатских монархий. Очень ярко охарактеризовал, политические идеалы русского народа Лев Тихомиров: "Политическая сущность бытия русского народа, - написал он, - состоит в том, что он создал свою особую концепцию государственности, которая ставит выше всего, выше юридических отношений, начало этическое. Этим создана русская монархия, как верховенство национального нравственного идеала, и она много веков вела народ к развитию и преуспеянию, ко всемирной роли, к первой роли среди народов земных именно на основании такого характера государства". "Русский народ, указывает он в другом месте, - выработал тип монархической власти, который является наиболее близким во всей человеческой истории, приближением к идеальному типу монархии. Это самая классическая форма монархии из всех существовавших до сих пор типов монархий. Все остальные типы монархии, бывшие до сих пор по отношению к русскому самодержавию являются неполноценными, менее развитыми типами". (Л. Тихомиров. "Монархическая государственность") Западный абсолютизм, как западная республика - это диктатура закона. Русское же самодержавие, по определению В. Соловьева, есть "диктатура совести", точнее диктатура православной совести. Русское самодержавие есть выработанное русским народом в течение веков своеобразное сочетание начал авторитета и демократии, принуждения и свободы, централизации и самоуправления. Русский народ издавна выражает свое убеждение, что закон не способен быть высшим выражением правды, которую он ищет и которую он хочет установить в жизни. На основании законов, по глубокому убеждению русского народа, праведная жизнь невозможна. Верховная власть не может опираться на безличный закон или, как выражался Иван Грозный, на "многомятежное человеческое хотение". Источники верховной власти, по убеждению русского народа, должны вырастать из совести нравственной личности, подчиняющейся Богу. Не из параграфа "хорошего" отвлеченного закона, а из живого милосердного сердца. Никогда русский человек не верил и не будет верить в возможность устроения жизни на юридических началах. Очень ясно и верно сформулировал основные политические идеалы русского народа И. Солоневич в "Народной Монархии": "В России всегда содержание предпочиталось форме, совесть - букве закона, мораль - силе, а сила - интриге". "Сквозь все достоинства и недостатки русского народа сплошною, непрерывною красной нитью проходит тяга к справедливости. Не к какой-то абстрактной, потусторонней справедливости, а к простой, земной, человеческой, ГОСУДАРСТВЕННОЙ справедливости". "...Не общественная польза, - пишет Лев Тихомиров, - не интересы Отечества, не приличие и удобство жизни диктуют русскому его правила поведения, а абсолютно этический элемент, который верующие прямо связывают с Богом, а неверующие, ни с чем не связывая - чтут бессознательно" Самобытные политические идеалы русского народа, как мы видим, несравненно выше политических идеалов западно-европейских и азиатских народов. В высоте русского политического идеала, как правильно отмечает Лев Тихомиров "лежит трудность его реализации, а трудность реализации грозит разочарованием, унынием и смертью нации, оказавшейся бессильной провести в мир слишком высоко взятый идеал". Но этого-то, нравственной высоты самобытного русского политического идеала и трудности его реализации, русские интеллигенты никогда не понимали. Весь трагизм русского политического развития они объяснили не трудностью реализации высоких политических принципов проистекающих из идеи "Третьего Рима - идеи создания на земле наиболее христианского типа государства, а тем, что Россия будто бы отстала от опередившей ее в государственном строительстве Европы. Только после разразившейся национальной катастрофы отдельные, немногие члены Ордена Русской Интеллигенции имеют мужество признаться в ошибочности своей оценки русских политических традиций. Так, например, на собрании социалистов-революционеров в 1929 году в Париже эсер еврей Бунаков-Фундаминский делая доклад о революции 1917 года заявил например: "Московская государственность покоилась не на силе и не на покорении властью народа, а на преданности и любви народа к носителю власти. Западные республики покоятся на народном призвании. Но ни одна республика в мире не была так безоговорочно признана своим народом, как Самодержавная Московская Монархия... Левые партии изображали царскую власть, как теперь изображают большевиков. Уверяли, что "деспотизм" привел Россию к упадку. Я, старый боевой террорист, говорю теперь, по прошествии времени - это была ложь. Никакая власть не может держаться столетиями, основываясь только на страхе. Самодержавие - не насилие, основа его - любовь к царю" ("Двуглавый Орел", № 25,1929 г.). И стремление к конституции, проявившееся при первых преемниках Петра I, свидетельствует вовсе не о развитии политического сознания по сравнению с Московской Русью, а, наоборот, об упадке политического сознания, ибо свидетельствует, что в высших слоях русского общества все больше увеличивается число людей не способных уже считать основой политических отношений нравственное начало, и считающих что основой политических отношений может быть только бездушный закон.
      IX
      "Идея монархической верховной власти состоит не в том, чтобы выражать собственную волю монарха, основанную на мнении нации, а в том, чтобы выражать народный дух, народный идеал, выражать то, что думала и хотела бы нация, если бы она стояла на высоте собственной идеи" (Л. Тихомиров. "Монархическая Государственность" ). К моменту вступления на престол Николая I, в идейном отношении от политических принципов самодержавия оставалось по существу только одно название. Верховная власть называлась по привычке самодержавием, но политические принципы самодержавия почти забыли уже сами цари, как это мы видим на примере действий Императора Александра I, бывшего по своим политическим симпатиям республиканцем. Монархия в Московской Руси была по своему характеру народной монархией. Царь Московской Руси был представителем "надклассовой власти", боровшейся за национальные интересы всего народа. После Петра Первого, до Николая I, исключая его отца Павла I, большинство тех, кого по привычке назвали царями, фактически перестали быть выразителями народных идеалов и народной воли. Разве можно, например, Петра III, Екатерину II и Александра I считать выразителями русских, религиозных и политических идеалов? Конечно, нет. В большей или меньшей степени они были продолжателями идей, заложенных Петром I, то есть разрушителями самобытных традиций русской культуры. Идея "Государевой службы", то есть служения всех общественных слоев Государству и Государю, основа жизненной силы русского государства, после Петра I вырождается в крепостное право. Крепостная зависимость введенная в Московской Руси вытекает из идей государева служения, из интересов борьбы за национальную независимость. Крестьяне должны жить в тех местах, где это необходимо государству и часть добываемых продуктов отдавать служилым государевым людям - помещикам. Помещики потомственная каста воинов - должны поставлять в национальную армию известное количество воинов. Положение крестьянина в Московской Руси напоминало положение казака в позднейшую эпоху. Поместье было как бы первичная ступень организации национальной армии, ведущей борьбу за национальную независимость. Крестьяне служили помещику - Государеву служилому человеку. Помещик - член сословия служилых людей, всю жизнь был обязан в той или иной форме нести государеву службу Царю. Царь всю жизнь нес свою "государскую службу" народу. Все должны служить государству, крестьянин, помещик, духовенство бояре, Царь. Служить "честно и грозно", не щадя "живота своего". Крепостная зависимость - это порядок подчинения установленный в интересах борьбы за национальную независимость. Крепостное право - это порядок рабства. Помещики после Петра I из сословия воинов превращаются постепенно в сословие рабовладельцев, пользующихся трудом крестьян главным образом в своих личных интересах. От идеи Государева Служения положенной в основу организации крепостной зависимости не остается ничего. Если крепостная зависимость усиливала социальную организацию Московской Руси, то крепостное право в послепетровской России разлагает былое национальное единство, подрывает духовные силы народа. "Старый московский порядок был тяжел, но справедлив, - пишет В. Ключевский в "Курсе Русской истории" (Том V), - оставалось устранить его тяжесть, но сохранить его справедливые основания". "Припомним общество Московской Руси. Во главе его стоял привилегированный класс - служилое сословие. Оно пользовалось важными экономическими и политическими преимуществами; но за них платило и тяжелыми обязанностями: оно обороняло страну и служило орудием администрации; с начала XVIII века оно стало еще проводником народного образования. Припоминая, что делало дворянство для общества, мы готовы забыть преимущества, которыми оно пользовалось. С половины XVIII века равновесие между правами и обязанностями общественных классов, на котором держался древнерусский политический строй, было нарушено: с одного класса постепенно спадали государственные обязанности, в то время, как росли выгоды и преимущества, которыми он пользовался. Это нарушение равновесия между правами и обязанностями почувствовалось и в народной массе: сюда проникли мысли, что политический порядок на Руси покоится на несправедливости. Это чувство выразилось в очень любопытной форме. Тяглая масса бунтовала часто в XVII веке, так и в XVIII веке, но различны были побуждения, вызывавшие эти мятежи. В XVII столетии они направлялись преимущественно против орудий администрации, против воевод и приказных людей: такой характер имело и Разинское восстание. Очень трудно уловить в этих мятежах социальную струю: то были восстания управляемых против управителей, а не восстания низших классов против высших. Все царствование Екатерины, особенно первая его половина, обильна крестьянскими мятежами; но народное негодование получило социальный характер, направляясь не против органов казенной администрации, губернаторов и приказных людей, а против привилегированного класса. В этом изменении характера народных мятежей сказались последствия крепостного права, которое ввело важную перемену в государственный строй, поставив его на политической несправедливости".
      X
      Руководящей творческой идеей Московской Руси была идея Государевой службы: жертвенного служения народа Царю и Царя народу. Народ и Царь имели одно и то же религиозное и политическое миросозерцание. Царь верил и мыслил как народ, народ верил и мыслил как Царь. От подданного до Царя, по крайней мере в идеале, все должны были быть слугами национального Государства, жертвенно нести все тяготы служения национальному государству "честно и грозно" служить Царю. Подданные были слуги Царю, а Царь был слуга Бога и Народа. Верховная власть, Церковь, все слои народа объединялись идеей жертвенного служения нации, составляли одно неразрывное религиозное, политическое и национальное целое. Православное духовенство обеспечивало духовное единство, служилое дворянство до Петра I было военной организацией, обеспечивавшей национальную независимость, купечество жертвовало деньги на нужды национальной обороны, народные низы работали на служилых людей, несших ратную службу, давали воинов, мужественно защищавших Русь. Победоносцов правильно определил идейную сущность самодержавия: "Самодержавие священно по своему внутреннему значению, будучи великим служением перед Господом; Государь - великий подвижник, несущий бремя власти, забот о своем народе во исполнение заповеди "друг друга тяготы носите". Самодержавие не есть самоцель, оно только орудие высших идеалов. Русское самодержавие существует для русского государства, а не наоборот". Идея Государева Служения воспитала у русского народа драгоценное качество - "дисциплинированный энтузиазм". (Н. Данилевский. "Россия и Европа"). "Общее благо - выше личного". Эта идея живет в сознании русского народа уже со времен глубокой древности. Это выражается в терминах "Государево Служение" (служба Государя Земле) и "Государева Служба" (служение всего населения страны Государю в интересах общенационального блага). Орден Русской Интеллигенции постарался внушить ложный взгляд, что Россия в течение всей своей истории строилась только приказами сверху, что вечно порабощенные массы никогда не принимали сознательного, добровольного участия в строительстве государства. Это один из многочисленных мифов созданных Орденом Русской Интеллигенции. На самом деле Русское национальное государство есть продукт совместного творчества царской власти и широкой народной самодеятельности. В очень многих случаях цари только создавали организационные формы на завоеванной или мирно освоенной народными массами территории. В идею самодержавия органически входит идея участия народа в устроении государства. Русская история до Петра I, и начиная с Александра II, свидетельствует о том, что цари охотно предоставляли широким слоям народа право активно участвовать в строительстве и управлении государства. Формы и размеры этого участия, конечно, менялись в зависимости от исторических условий. Были периоды, когда самоуправление принимало очень широкие формы, бывали периоды когда оно сужалось, за исключением периода от смерти Петра I до смерти Александра I, оно было постоянным фактором в жизни русского народа. Россия всегда была сильна народным почином: Россию строили две силы - народ, богатый инициативой и национальная власть. Территория русского государства в первую очередь разрасталась благодаря инициативе крестьян, строивших починки за пределами действия государственной власти, монахов - строивших монастыри в необжитых людьми местах, купцов отправлявшихся в неизвестные страны, прилегавшие к границам русского государства, вольными ватагами землепроходцев и мореходов, уходивших "на от веку неведомые реки и моря". Кто первый начал с турками борьбу за побережье Черного моря, во времена Киевской Руси называвшегося Русским морем? Кто уже в X-XI веке заселил берега впадающих в Белое море рек и побережье Белого моря. Разве не купцы Строгановы колонизировали громадную территорию на Каме? Не они разве отправили казаков "проведывать" Сибирь? И разве не вольные дружины землепроходцев, основали русские остроги на огромных просторах между Уралом и Тихим океаном в продолжение всего 80 лет? Царская власть почти всегда отставала от могучего разлива народной инициативы, только присоединяя к государству заселенные и завоеванные самим народом земли. Центральная власть, изнемогавшая всегда под падавшими на ее плечи задачами, всегда берегла свои силы для выполнения важнейшей задачи - борьбы с историческими врагами русского народа и всегда охотно организовывала на местах различные формы самоуправления. Свою политическую мощь самодержавие черпало в широких формах самоуправления, на которое оно опиралось. С утверждением самодержавия, как верховной власти, она всегда пользовалась как силой национальной аристократии, так и силой демократических слоев страны, умеряя чрезмерные притязания каждого слоя во имя национальных идеалов. Ключевский в своем "Курсе Русской истории", отдавая неизбежную дань идейным заказам Ордена Русской Интеллигенции, весьма произвольно ретуширует характер земского самоуправления в Московской Руси, которую он, как и многие историки недолюбливает и относится к истории ее весьма пристрастно. Но и он признает, что Земская Реформа проведенная Иоанном Грозным "состояла в попытке совсем отменить кормления, заменив наместников и волостелей выборными общественными властями, поручив самим земским мирам не только уголовную полицию, но и все местное земское управление вместе с гражданским судом". (Курс Русской истории. Лекция XXXIX) Замена государственных чиновников выборными властями была проведена не путем приказа сверху, а самым демократическим путем. Новый порядок управления народился постепенно, только там, откуда поступали просьбы заменить наместников и волостелей выборными лицами. Только после завоевания Казани, когда опыт введения самоуправления везде оказался удачным, земское самоуправление, как сообщает Ключевский "решено было сделать повсеместным учреждением предоставив земским мирам ходатайствовать об освобождении их если они того пожелают от кормленщиков". "Отсюда видно, - пишет Ключевский, - основания или условия реформы. Переход к самоуправлению предоставлялся земским мирам, как ПРАВО и потому не был для них обязателен, отдавался на волю каждого мира". После же Петровской революции "Непосредственное обращение народных учреждений и отдельных лиц к верховной власти сокращено или упразднено. Московские люди могли просить, например, об удалении от них воеводы и назначению на его место их излюбленного человека. Для нынешней "губернии" это невозможно, незаконно и было бы сочтено чуть не бунтом. Да губерния не имеет для этого и органов, ибо даже то "общественное" управление, какое имеется повсюду - вовсе не народное, а отдано вездесущему "образованному" человеку, природному кандидату в политиканы, члены будущего, как ему мечтается, парламента" (Л. Тихомиров. Монархическая Государственность). Помещики из Государевых Служилых людей, постепенно превратились в преследующих главным образом свои эгоистические цели рабовладельцев. При чем самые крупные из них только числились русскими, а духовно часто это были люди совершенно оторвавшиеся от русского народа. Их духовной родиной был Запад. Большинство из русских аристократов все были духовно преданы какой нибудь "иностранной короне". Для одних были кумиром французы, для других немцы, для третьих англичане. Получилось очень странное и опасное положение: Россия оказалась без русской аристократии. В усадьбах и имениях, в аристократических особняках жили люди говорившие на иностранных языках, одевавшие одежду иноземного покроя, увлекавшиеся Вольтерами и Гегелями. Меньше чем через сто лет после сделанной Петром I революции в России создалось почти такое же положение, которое описывает Вальтер Скотт в своем романе "Айвенго". Повсюду в замках сидят чуждые народу норманы и пользуются трудом побежденных шотландцев. Основное отличие средневековой допетровской России от большинства стран средневековой Европы заключалось в том, что ее высший слой произошел не из числа завоевателей чужой по духу расы. Средневековая Русь не знала благородных чужеземцев. При Николае Первом такие чужеземцы были. Это было дворянство, после жалованной грамоты дворянству, из служилого класса, каким оно было в Московской Руси, превратившееся стараниями Екатерины П в класс рабовладельцев, чуждый русскому крестьянину, которым они владели по всем правилам европейского крепостного права. Положение в России создалось очень странное, очень ненормальное и очень опасное. К началу царствования Николая I русский народ напоминал связанного богатыря. Крепостное право, всякого рода препятствия, воздвигаемые бюрократией лишали его возможности проявлять какую-либо инициативу. К моменту восшествия Николая I на престол, от широко развитых форм самоуправления, существовавших в Московской Руси, остались только жалкие ростки. Самоуправление было вытеснено чиновником. Россией в эпоху Николая I управляли "двадцать тысяч столоначальников". "Общество в 30-х годах, около времени 8-ой ревизии 1836 года, имело такой вид: из всего населения Европейской России, без Царства Польского и без Финляндии, но с Сибирью в 50 миллионами душ обоего пола, сельское население решительно преобладало численностью над остальными классами и составляло массу в 45 миллионов, из них около 25.000.000 было крепостных крестьян и около 20.000.000 государственных или казенных крестьян, считая в том числе и крестьян удельных, по закону 5 апреля 1797 г. отписанных на содержание императорской фамилии. Остальное население в 5.000.000 состояло из дворянства, духовенства, чиновничества, гильдейских граждан, мещан и прочих низших классов городского населения. Гражданским правами пользовались в полноте только высшие классы; все количество: этих последних составляло ничтожный процент общего количества населения империи в Европейской России в первой четверти XIX века, около времени 6-ой ревизии считалось дворян без Царства Польского и без Финляндии тысяч 350 обоего пола, духовенства около 272.000, граждан трех гильдий около 128.000. Следовательно, полноправное население, не считая чиновничества, составляло всего 750 тысяч" (В. Ключевский. Курс Русской истории. ч. V).
      XII
      Государственные реформы проведенные в царствование Александра I масоном Сперанским самым отрицательным образом отразились на дальнейшем развитии русского государства: сильный рост бюрократизма воздвигнул стену между Царской властью и народом. Вместо Царя Россией, фактически, стали управлять чиновники, которых Царь почти не имел возможности контролировать. Уже Петр по мнению Л. Тихомирова ("Монархическая государственность" ч. III, стр. 161) "устраивал истинно какую-то чиновничью республику, которая должна была властвовать над Россией". "Ничем не обеспечил самого союза верховной власти и нации, следовательно отнял у них возможность контролировать действия управительных учреждений, и, так сказать, подчинил всю нацию не себе, а чиновникам". Свое завершение этот губительный процесс нашел в реформах масона Сперанского, провозглашенного историками, вместе с Петром I, величайшим государственным деятелем России. Один из главных упреков, которые предъявляются интеллигенцией Николаю I - это страшная бюрократизация управления. Но критики забывают или делают вид, что забывают о том, что творцом расцветшего при Николае I бюрократизма, был, Сперанский. Получается любопытное положение: Николая I порицают за то, за что Сперанского провозглашают "гениальным русским государственным деятелем". Ведь Николай I только пожал плоды "гениальных реформ" М. Сперанского. "Учреждения Александра I (созданные Сперанским. - Б. Б.) завершали абсолютистское построение правительственного механизма", таков вывод Л. Тихомирова. "Нация была подчинена правящему механизму. Верховная власть, по наружности, была поставлена в сосредоточии всех управительных властей. В действительности, она была окружена высшими управительными властями и отрезана ими не только от нации, но и от остального управительного управления". Масон Сперанский знал что он делал. И русская интеллигенция тоже знает что делает, когда возводит славных творцов бюрократизации государственного управления Петра I и масона Сперанского в ранг самых гениальных русских государственных деятелей, а вину за результаты их деятельности возлагает на Николая I. Бюрократизация управления была могучим средством отделения Царя от народа и народа от Царя. После осуществленных М. Сперанским реформ, развитие бюрократической централизации "пошло неуклонно вперед, все более и более распространяя действие центральных учреждений в самые глубины национальной жизни. Шаг за шагом "чиновник" овладевал страной, в столицах, губерниях, в уездах" (Л. Тихомиров. Монархическая Государственность). Народ оказался во власти бездушного закона и чиновников толковавших его как это было им выгодно. "Закон - дерево", - говорил Пушкин, - он не может быть высшим выражением правды, то есть истины и справедливости, поэтому "нужно, чтобы один человек был выше всего, выше закона". Формально Царь был таким человеком, но в действительности он уже не стоял над законом, а был такой же жертвой бюрократического аппарата, как и каждый из его подданных. Создавалось положение, когда "жаловал Царь, да не миловал псарь", что "законы святы, да законники супостаты..." и где "закон там и обида". Расцвел страшнейший бюрократизм, самоуправство чиновников. То есть создалась такая система управления, которая противоречила основному взгляду русского народа на царскую власть, как на власть стоящую над бездушным законом. Русский никогда не верил в возможность справедливого устроения жизни посредством механического исполнения закона. Совесть всегда для русского человека была и остается большей ценностью, чем закон. Жить по "правде" это значит следовать требованиям совести, а не только формальной, "законной справедливости". Закон в Европе часто заменяет совесть, в России совесть всегда ценилась выше закона. Подчинение нравственного начала закону. всегда ощущалось русским сознанием, как ложное решение. Мораль основанная на юридических нормах, как инстинктивно чувствовал русский человек, приводит только к системе запрещений, к пониманию добра, как простого воздержания от зла. У европейцев и американцев хорошо то, что предписано законом. Человек живущий в Европе и Америке по закону пользуется всеобщим уважением. В России пользуются уважением только люди живущие не по закону, а по совести, то есть, во имя Правды отступающие в необходимых случаях, как подсказывает им совесть, - от буквального исполнения закона. Развитие бюрократизма в результате реформ Сперанского превратили русскую монархию в чиновничью республику, в которой Царь правил только формально, а фактически ею управляли чиновники. * * * Единственным выходом из создавшегося, глубоко трагического, положения могло быть только возвращение к системе управления существовавшей в Московской Руси. Должна была быть восстановлена система управления, построенная на политических принципах русского самодержавия: то есть сочетания широкого самоуправления внизу, с независимой самодержавной властью Царя сверху, присущей только русской государственной идее власти "своеобразного сочетания начал авторитета и демократии, принуждения и свободы, централизации и самоуправления". То есть перед Императором Николаем I, так же, как ранее перед его отцом и его старшим братом, опять во всей остроте встал вопрос о необходимости организации национальной контрреволюции против идейного наследства Петровской революции. И в начале своего царствования, как это свидетельствует письмо Пушкина кн. П. Вяземскому, Николай I и решил встать на этот единственно правильный исторический путь. И не его вина, если внутренние и внешние враги России сделали все, чтобы не дать ему возможности встать на путь возрождения русских исторических традиций разрушенных 125 лет назад Петром I.

  • Страницы:
    1, 2