- Б. Б.) приходит к пониманию интеллигенции весьма близкому к тому, которое я защищал уже в 20-х годах и которое подробнее обосновал в моей последней статье "Пролетарская революция и революционный орден русской революции" ("Мосты", 3). В основе этого понимания, лежит формула Анненкова, по мнению которого, интеллигенция есть как бы "воюющий орден, который не имея никакого письменного устава, но зная всех своих членов, рассеянных по лицу пространной земли нашей, стоял по какому-то соглашению поперек всего течения современной ему жизни, мешая ей вполне разгуляться, ненавидимый одними и страстно любимый другими".
      III
      По своей организационной структуре Орден Русской Интеллигенции (будем называть его сокращенно - Орден Р. И.) является точной копией организационной структуры масонства: это тоже самое "единство в разнообразии". Почему масонство разделено на множество ритуалов? Да только потому, что масоны стремятся вовлечь в орбиту своего духовного влияния всех, кто отходит от религии своих предков и национальных традиций. Масонство - это идейный универмаг рассчитанный на удовлетворение вкусов отходящих от веры в Бога и национальных традиций. Масонство предлагает "идейные" товары на всякий вкус. "В масонстве, как правильно указывает Селянинов в "Тайная сила масонства", - не брезгуют ничем, стараясь использовать даже отвратительные человеческие наклонности". Масон Маклей пишет: "...ясно, что нет единства в ритуалах, но это различие не мешает всеобщности масонства. Ритуал является только внешней формой. Доктрина масонства всюду одна и та же. Это неизменное тело, остающееся повсюду одинаковым... по меньшей мере нас утешает тем, что в то время, как церемония или ритуал в разные периоды менялись и все еще изменяются в разных странах, наука, философия, символизм и религия франкмасонства продолжает оставаться той же повсюду, где исповедуется настоящее масонство". Масонство, утверждает он, "объединяет людей самых противоположных мнений в одно братское общество (братский оркестр), которое дает один и тот же язык людям всех наций и один алтарь людям всех религий", поэтому с правом эта связь называется "Мистический Аркан" и масоны будучи объединены под его влиянием, или пользующиеся его выгодами, называются "Братьями Мистической Петли". А вот, что пишет про состав русского масонства меньшевик Г. Аронсон в статье "Масоны в русской политике", опубликованной 8 октября 1959 года в еврейской газете "Новое Русское Слово": "Вот несколько имен из списка масонской элиты, которые на первый взгляд кажутся совершенно неукладывающимися в одну организацию, на деле, однако, тесно связанных между собой: на политическом поприще: князь Г. Е. Львов и А. Ф. Керенский, Н. В. Некрасов и Н. С. Чхеидзе, В. А. Маклаков и Е. Д. Кускова, великий князь Николай Михайлович и Н. Д. Соколов, А. И. Коновалов и А. Я. Браудо, М. И. Терещенко и С. Н. Прокопович. Что поражает в этом списке, ЭТО БУКВАЛЬНО ЛЮДСКАЯ СМЕСЬ, в которой так неожиданно сочетаются социалисты РАЗНЫХ МАСТЕЙ с миллионерами, представителями радикальной и либеральной оппозиции с лицами, занимающими видные посты на бюрократической лестнице, вплоть до ... бывшего Директора Департамента Полиции. Что за странное явление, особенно непривычное в русской общественной жизни, для которой всегда были характерны полярность воззрений, сектантское начало во взаимоотношениях, взаимные отталкивания". "Братьями Мистической Петли" являются и все интеллигенты, связанные духовно с русским и мировым масонством через исповедание политических и социальных доктрин пущенных в обиход масонством. Орден Р. И.- по существу не что иное, как замаскированное масонство, выполнявшее после окончательного запрещения русского масонства Николаем I ту же самую роль, которую выполняло бы масонство, если бы оно не было запрещено. Орден Р. И., как и масонство, разветвлялся на множество различных ритуалов, политических сект и партий, часто враждовавших между собой, но преследовавших все одну и ту же цель - уничтожение Самодержавия. Несмотря на очень страстную борьбу между собой, все, составлявшие в совокупности Орден Р. И, политические группировки всегда ощущали свое духовное родство и видели друг в друге братьев по конечным стремлениям. Нормальные сообщества объединяют всегда чувство патриотизма, любви к чему-нибудь, стремление к творческой деятельности. Братство же Мистической Петли, мировое масонство, во всех ритуалах объединяется не любовью к существующему, а ненавистью. Ненавистью к существующим религиям, к монархиям и так далее. Ненависть объединяла и сплачивала воедино в особый политический орден и русскую интеллигенцию. Ненависть к Самодержавию, к Православию, к русскому историческому прошлому, ненависть к самобытным традициям русской культуры - таков идейный цемент скреплявший различные интеллигентские секты в одно духовное целое. Как и масонство, Орден Р. И. объединял две группы деятелей работавших в области подготовки революции духа, критиковавших религию, политическую власть, общественное устройство и подготавливавших насильственное свержение Самодержавия. И про первых и про вторых можно сказать то же самое, что писали про деятельность современного им масонства авторы "Всеобщей истории Церкви", изданной в 1853 году в Мадриде: "Однако увлеченные внутренними разногласиями эти общества не оставались меньше объединенными против предмета своей ненависти. Если не были согласны в средствах разрушения, то все были согласны разрушить. Основным правилом их политики было пользоваться всеми убеждениями, всеми интересами хотя бы и противоположными между собой, только бы они были под каким-нибудь видом враждебны религии и обществу" (т. VII, 318, 319). Если политические взгляды эсеров, октябристов, большевиков, меньшевиков, кадетов и разнились друг от друга, но все они были согласны, что царскую власть надо разрушить. "В самой пасти чудовища, - пишет Герцен, - выделяются дети, не похожие на других детей; они растут, развиваются и начинают жить.. совсем другой жизнью". Главная черта во всех их - глубокое отчуждение от официальной России, от среды их окружающей, и с тем вместе стремление выйти из нее, - а у некоторых и порывистое желание вывести и ее самое". Героиня романа Лескова "Некуда" нигилистка Лиза, говорит своим родным: "...с теми у меня хоть общая ненависть, а с вами - ничего". В характере интеллигенции с первых дней ее зарождения была ужасная черта. Ее девизом был девиз Екатерины Медичи: "НЕНАВИДЬТЕ И ЖДИТЕ!"
      IV
      В "Лекциях по русской истории" академик Платонов пишет: "Знакомясь с правительственной деятельность Николая I, ...мы приходим к заключению, что первые десятилетия царствования Императора Николая I были временем доброй работы, поступательный характер которой, по сравнению с концом предшествующего царствования очевиден. Однако, позднейший наблюдатель с удивлением убеждается, что добрая деятельность не привлекла к себе ни участия, ни сочувствия лучших интеллигентных сил тогдашнего общества, и не создала Императору I той популярности, которою пользовался в свои лучшие годы его предшественник Александр". Эта оценка Платонова является опровержением интеллигентского мифа поддерживаемого членом Ордена евреем Л. Дейчем в книге "Роль евреев в русском революционном движении", что "лица, желавшие так или иначе содействовать прогрессу, всегда начинали с мирных приемов и, только убедившись в невозможности достигнуть ими чего-нибудь, наталкиваясь на запрещения и преследования со стороны предержащих властей, переходили на насильственный путь. То же произошло и у нас" (т. I, 48). Нет, у нас, как указывает Платонов, произошло совсем - "не то же". Конфликт между Николаем и членами возникнувшего Ордена Р. И. состоял не в том, что члены Ордена стремились к прогрессу, а Николай был противником его. Сущность конфликта совершенно иная: в вольтерьянствующем, масонствующем и европействующем дворянстве, вошедшем в Орден, Николай имел не представителей нормальной политической оппозиции, а врагов ВСЯКОЙ ЦАРСКОЙ РОССИИ, СТремившихся уничтожить всякую царскую Россию и консервативную, и либеральную, и прогрессивную. ВСЯКУЮ! Как отмечал бывший член ЦК "Земли и Воли" Л. Тихомиров в своем труде "Монархическая государственность": "Эта интеллигенция - не только в своих крайних проявлениях, - но и в умеренных, так называемых либеральных, отрицала не частности строения, а самую строящую силу, требовала от нее не тех или иных мер, а того, чтобы она устранила самую себя, отдала Россию им". Уже Пушкин, еще на заре зарождения Ордена отметил, что в России очень много людей "стоящих в оппозиции не к правительству, а к России". Духовное равновесие, создавшееся в начале царствования Николая I, впервые после Петровской революции, после подавления заговора масоновдекабристов и запрещения масонства, совершенно не устраивало западнически настроенные круги дворянства, находившиеся во власти идей вольтерьянства и масонства: этим кругам, поставившим организаторов Ордена, нужна была не социально и политически прогрессирующая Царская Россия, а Россия без царской власти, которую они могли бы калечить по полюбившимся им масонским рецептам. Члены Ордена Р. И. - были не представителями нормальной политической оппозиции, которых можно было умилостивить какими-либо уступками и привлечь их к сотрудничеству с властью, как ошибочно думали все цари начиная с Николая I. Вместо того, чтобы выжечь дотла возникнувший Орден принципиальных убийц Самодержавия, Православия и всех русских традиций, они расценивали членов Ордена, как заблудившихся русских, которых мягкостью наказаний (вспомним, как отнесся Николай I к Герцену, Бакунину) и рядом уступок (как на это надеялись Александр II и Николай II) можно привлечь к работе по преобразованию России. Но это была роковая ошибка, приведшая Россию к гибели. Указывая, что интеллигенция требовала от царей не частных уступок, не радикальных реформ в духе своей идеологии, а того, чтобы цари отдали Россию ей. Л. Тихомиров замечает: "Но на такой почве возможна только борьба, полное торжество победителя, полное уничтожение побежденного. Тяжкий смысл этого положения едва ли у нас сознавался властью, которая будучи, основана на нравственном единении с нацией, с трудом представляла себе, чтобы среди "своих" могли перед ней стать принципиальные враги. Но за то сама революционная интеллигенция, как "мирная", так и "боевая", вполне понимала положение и систематически направляла все свои усилия к тому, чтобы все устроительные меры власти, всякий шаг развития страны, обратить в орудие борьбы против данного строя". Всякая уступка со стороны власти, всякое снисхождение к политическим преступникам расценивалась только как слабость власти и основание для нового наступления и требования новых уступок. Трагизм положения состоял в том, что царская власть видела в своих будущих убийцах лишь непокорных, но все же "своих", с которыми надеялась рано или поздно, но все же придти к соглашению о совместном сотрудничестве. Немецкий историк Миллер, в книге "Россия" (Лейпциг. 1940 г.) пишет, что "Ни в одной европейской стране никогда не бывало "интеллигенции", образованного слоя, все устремления которого были бы посвящены социальной революции; в России же социальная революция была целью жизни образованных людей... Ни нигилисты, ни большевики, не удовлетворялись конституционными реформами: они хотели революции и только революции". Как голодного тигра не удовлетворишь тем, что позволишь откусить ему кусок своего тела, так не было способов удовлетворить политическими уступками политическое бешенство членов Ордена. С момента возникновения Ордена в России возникла атмосфера непрерывной гражданской войны. "Эти люди, - по оценке Достоевского, ничего не понимали в России, не видели ее своеобразия и ее национальных задач. Они решили политически изнасиловать ее по схемам Западной Европы "идеями", которыми они, как голодные дети, объелись и подавились". "Русские революционеры не понимали величайших государственных трудностей, создаваемых русским пространством, русским климатом и ничтожной плотностью русского населения. Они совершенно не разумели того, что русский народ является носителем порядка, христианства, культуры и государственности среди своих многонациональных и многоязычных сограждан. Они не желали считаться с суровостью русского исторического бремени (на три года жизни - два года оборонительной войны) и хотели только использовать для своих целей накопившиеся в народе утомление, горечь и протест. Они не понимали того, что государственность строится и держится живым народным правосознанием, и что русское национальное правосознание держится на двух основах - на Православии и на вере в Царя. Как "просвещенные" неверы, они совершенно не видели драгоценного своеобразия русского Православия, не понимали его мирового смысла и его творческого значения для всей русской культуры". "На этой политической близорукости, на этом доктринерстве, на этой безответственности - была построена вся программа и тактика русских революционных партий. Они наивно и глупо верили в политический произвол и не видели иррациональной органичности русской истории и жизни" (И. Ильин. "Наши Задачи"). Герой "Бесов" Петр Верховской так определяет задачи поставленные себе: "... я знаю, что прежде всего надо уметь разрушать и в этом моя задача: ни о каких будущих благах я не думаю".
      V
      Многие видные идеологи Ордена подчеркивают, что интеллигенция, это вовсе не синоним понятия образованное общество. И они правы. Образованный слой существовал и существует во всех странах. Существовал образованный слой и в России, начиная со времени Киевской Руси, почти за тысячу лет до появления интеллигенции, он-то и является творцом русской культуры. Этот же образованный слой продолжает существовать и после появления в России интеллигенции или, как мы уже указывали, - точнее Ордена Русской Интеллигенции. Орден Р. И. - прямой результат Петровской Революции, результат ненормального духовного развития части русского образованного общества, трагические итоги отрыва европеизировавшихся слоев образованного общества от русских духовных традиций. В помещенной в сборнике "Вехи" статье П. В. Струве, например, пишет: "Интеллигенция есть результат таких особенностей, которых не знали остальные страны, органически развивавшиеся на основе своей культуры". Орден Р. И. - результат той части Петровской революции, "которая угасила русский дух во имя голландского кафтана, которая поставила русскую национальную идею в учебное и подчиненное положение по отношению к национально и государственно отсталым идеям тогдашнего Запада". Только в результате Петровской революции, подорвавшей основы самобытной русской культуры, смог появиться противоестественный слой образованных и полуобразованных людей, который поставил целью своего существования окончательное разрушение русской государственности и русской культуры. Интеллигенция - это "народ в народе" - европейцы русского происхождения. "Реформа Петра Великого, - пишет Достоевский в программной статье журнала "Время", - нам слишком дорого стоила, она разъединила нас с народом". "Наша оторванность именно и началась с простоты взглядов одной России на другую. Началась она ужасно давно, как известно еще в Петровское время, когда выработалось впервые необычайное упрощение взглядов высшей России на Россию народную, и с тех пор, от поколения к поколению, взгляд этот только и делал у нас, что упрощался". "А простота - враг анализа. Очень часто кончается ведь тем, что в простоте своей вы начинаете не понимать предмета, даже не видите его вовсе, так что происходит уже обратное, то есть ваш же взгляд из простого сам собою и невольно переходит в фантастический". "С другой стороны, - пишет Достоевский Победоносцеву, касаясь упрощенного взгляда на европействующих интеллигентов, - мы говорим прямо: это сумасшедшие, и между тем, у этих сумасшедших своя логика, свое учение, свой кодекс, свой Бог даже, и так крепко засело, как крепче нельзя. На это не обращают внимания: пустяки, дескать, не похоже ни на что, значит пустяки. Культуры нет у нас (что есть везде), дорогой Константин Петрович, а нет через нигилиста, Петра Великого. Вырвана с корнем. А как не единым хлебом живет человек, то и выдумывает наш безкультурный поневоле что-нибудь по-фантастичнее, да по-нелепее, да чтоб ни на что не похоже было, потому что хоть все целиком у европейского социализма взял, а ведь и тут переделал так, что ни на что не похоже".. "...оказывается, - пишет Достоевский, в "Дневнике Писателя", - что мы, то есть интеллигентные слои нашего общества, - теперь какой-то уж совсем чужой народик, очень маленький, очень ничтожненький, но имеющий, однако, уже свои привычки и свои предрассудки, которые и принимаются за своеобразность, и вот, оказывается даже и желанием собственной веры".. С течением времени русская интеллигенция, соединившись в особый идейный орден сумела внедрить много лживых исторических, политических и социальных предрассудков и мифов. Одним из наиболее распространенных и наиболее вредных мифов является миф о том, что понятие интеллигенция обозначает лучшую, самую культурную часть русского образованного общества и что русская интеллигенция была той частью русского образованного общества, которая творила русскую культуру. Одним словом, что интеллигент значит образованных человек, принадлежащий к слою творцов русской культуры. На самом же деле русский интеллигент, выросший в результате совершенной Петром революции, есть уродливое, противоестественное смешение двух противоположных в своих духовных истоках, культур: европейской и русской. Он - олицетворение дисгармонии, всякого рода крайностей. Один из "творцов Февраля", проф. Ф. Степун, пишет в наши дни в альманахе "Мосты": "Кто же осуществил русскую революцию? Правилен только один ответ: революционная интеллигенция, рожденная духом петровских преобразований".
      VI
      Бердяев утверждает в "Русской Идее": "Русская интеллигенция есть совсем особое, лишь в России существующее, духовно-социальное образование". Бердяеву вторит Г. Федотов: "...Говоря о русской интеллигенции, мы имеем дело с единственным, неповторимым явлением истории. Неповторима не только "русская", но и вообще "интеллигенция". Как известно, это слово, т. е. понятие, обозначающее им, существует лишь в нашем языке. Разумеется, если не говорить об inteligentia философов, которая для Данте, например, значила приблизительно то же, что "бесплотных умов естество". В наши дни европейские языки заимствуют у нас это слово в русском его понимании, но не удачно: у них нет вещи, которая могла бы быть названа этим именем" (стр. 10). "Западные люди впали бы в ошибку, пишет Н. Бердяев в "Истоки и смысл русского коммунизма", - если бы они отождествили русскую интеллигенцию с тем, что на Западе называют Intellectuels - это люди интеллектуального труда и творчества, прежде всего ученые, писатели, художники, профессора и педагоги и пр. Совершенно другое образование представляет собою русская интеллигенция, к которой принадлежат люди не занимающиеся интеллектуальным трудом и вообще не особенно интеллектуальные. И многие русские ученые и писатели совсем не могли быть причислены к интеллигенции в точном смысле этого слова". "Термин "интеллигенция" изобретен и пущен в ход в 1876 году Боборыкиным. Слово это было выдумано Боборыкиным, потому что назрела необходимость обозначить как-то тот особый слой людей, духовно отличавшихся от всех остальных людей, который возник в России и похожего которому не было ни в одной из стран, культура которых развивалась органическим путем, не знала такого катастрофического разрыва с национальными духовными традициями, который возник в России после Петровской революции. Если бы слой похожий на "интеллигенцию" существовал в какой-нибудь из стран, то он имел бы уже соответствующее наименование. Но такого слоя нигде до того не существовало и для того, чтобы отличить интеллигенцию от существовавшего в России нормального образованного слоя, пришлось выдумать специальное название. Интеллигент, - по мнению Боборыкина, - не образованный, высокоразвитый человек, а "передовой" и "прогрессивный" человек. А в понятие прогрессивности в то время вкладывались определенные понятия, совершенно определенные точки зрения на "прогресс", эволюционное и революционное развитие человечества. "Интеллигент" - человек "прогрессивного мировоззрения", преданный революционно-якобинским идеям в той или иной степени - верноподданный идеи революционного развития общества. "Мы должны исходить из бесспорного, - указывает Г. Федотов, - существует (существовала) группа, именующая себя русской интеллигенцией, и признаваемая за таковую и ее врагами. Существует и самосознание этой группы, исконни задумывавшейся над своеобразием своего положения в мире над своим призванием, над своим прошлым. Она сама писала свою историю. Под именем "истории русской литературы", "русской общественной мысли", "русского самосознания" много десятилетий разрабатывалась история русской интеллигенции, в одном стиле, в духе одной традиции. И так эта традиция аутентическая ("сама в себе"), то в известном смысле она для историка обязательна. Мы ничего не сможем понять в природе буддийской церкви, например, если будем игнорировать церковную литературу буддистов".
      VII
      Самой характерной чертой оделяющей членов Ордена от представителей русского образованного слоя является тоталитарность их миросозерцания. Отмечая характерные признаки миросозерцания основателя Ордена Н. Бердяев писал: "Белинский, как типичный русский интеллигент, во все периоды стремился к тоталитарному миросозерцанию". "Он был нетерпим и исключителен, как все увлеченные идеей русские интеллигенты и делил мир на два лагеря" ("Русская Идея", страница 60-61). Белинский однажды заявил: "Мы люди без отечества - нет хуже, чем без отечества; мы люди, которых отечество - призрак, - и диво ли, что сами мы призраки, что наша дружба, наша любовь, наши стремления, наша деятельность - призрак". Беспочвенность, как самую характерную черту интеллигенции, отмечает и Бердяев во многих своих книгах. Вот несколько его таких высказываний: "Раскол, отщепенство, скитальчество, невозможность примирения с настоящим, устремленность к грядущему, к лучшей, более справедливой жизни - характерные черты интеллигенции". "Интеллигенция не могла у нас жить в настоящем, она жила в будущем, а иногда в прошедшем". "Интеллигенция была идеалистическим классом, классом людей целиком увлеченных идеями и готовыми во имя своих идей на тюрьму, каторгу и на казнь". Интеллигенты в своих наиболее радикальных слоях не имели почти точек соприкосновения ни с русским прошлым ни с настоящим. "Для интеллигенции, - указывает Бердяев, - характерна беспочвенность, разрыв со всяким сословным бытом и традициями". "Интеллигенция жила в расколе с окружающей действительностью, которую считала злой, и в ней выработалась раскольничья мораль. Крайняя идейная нетерпимость русской интеллигенции, была самозащитой: только благодаря своему идейному фанатизму она смогла выдержать преследования и удержать свои черты". Точно такую же характеристику дает интеллигенции и Г. Федотов в статье "Трагедия интеллигенции" ("Новый Град"): У интеллигенции "Идеал коренится в "идее", в теоретическом мировоззрении, построенном рассудочно и властно прилагаемые к жизни, как ее норма и канон. Эта "идея" не вырастает из самой жизни, из ее иррациональных глубин, как высшее ее рациональное выражение. Она как бы спускается с неба, рождаясь матерью землей". "Говоря простым языком русская интеллигенция "идейна" и "беспочвенна". Это ее исчерпывающие определения. Они не вымышлены, а взяты из языка жизни: первое, положительное, подслушано у друзей, второе, отрицательное, у врагов (Страхов). Постараемся раскрыть их смысл. Идейность есть особый вид рационализма, этически окрашенный". "К чистому познанию он предъявляет, по истине, минимальные требования. Чаще всего он берет готовую систему "истин", и на ней строит идеал личного и общественного (политического) поведения. Если идейность замещает религию, то она берет от нее лишь догмат и святость: догмат, понимаемый рационалистически, святость - этически, с изгнанием всех иррациональных, мистических или жизненных основ религии. Догмат определяет характер поведения (святость), но сама святость сообщает системе "истин" характер догмата, освящая ее, придавая ей неприкосновенность и неподвижность. Такая система не способна развиваться. Она гибнет насильственно, вытесняемая новой системой догм, и этой гибели идей обыкновенно соответствует не метафорическая, а буквально гибель целого поколения". "Русское слово "интеллигенция", - пишет известный меньшевик Дан в "Прохождении большевизма", - обозначает не профессиональную группу населения, а особую социальную, объединенную известной политической солидарностью" (стр. 32). "Интеллигент, - пишет проф. В. Вейдле в "Три России", - одинаково не признавал своим человеком, не разделявшего его политических идей и человека безразличного к политическим идеям. У Врубеля, Анненского или Скрябина могли быть (как впрочем, и, у любого бюрократа) интеллигентские черты, но классический интеллигент не счел бы этих людей своими и окончательно отшатнулся бы от них, если бы мог поставить им на вид малейшую политическую ересь - подобно тому, как достаточно было профессору не высказать одобрения студенческой забастовке, чтобы его отчислили от интеллигенции... К духовной свободе относилась враждебно, как большая часть бюрократии, так и большая часть интеллигенции". Инакомыслие со времен Герцена, Бакунина и Белинского всегда считалось интеллигенцией самым злейшим преступлением из всех существующих на свете".
      VIII
      Что является самой характерной чертой членов Ордена, которая отделяет его от русского образованного слоя, и на основании которой сами члены Ордена отделяют себя от русского образованного общества? Вот что пишут на этот счет идеологи Ордена: "Попробуем сузиться. - пишет Г. Федотов. - Может быть, епископ Феофан, Катков, не принадлежат к интеллигенции, как писатели "реакционные", а интеллигенцию следует определять, как идейный штаб русской революции? Враги, по крайней мере, единодушно это утверждают, за это ее и ненавидят, потому и считают возможным ее уничтожение - не мысли же русской вообще, в самом деле? Да и сама интеллигенция в массе своей готова смотреть на себя именно таким образом". Г. Федотов то же самое говорит, что утверждал в своей двухтомной "Истории русской общественной мысли" Иванов-Разумник, писавший, что все разветвления Ордена, несмотря на ожесточенную борьбу зачастую между собой, роднила их и объединяла между собой "борьба за освобождение". То есть борьба за освобождение от Православия, Самодержавия и традиций русской самобытной культуры. Интеллигенция была не профессиональной группой работников умственного труда, не особой экономической группой общества, а особой идеологической группой, образовавшейся из самых различных социальных слоев русского общества. Бердяев в книге "Истоки и смысл русского коммунизма" считает что самой характерной чертой интеллигенции была ее революционность: "Для русской интеллигенции, в которой преобладали социальные мотивы и революционные настроения, которая породила тип человека, единственной специальностью которого была революция, характерен крайний догматизм... Интеллигенция всегда была увлечена какими-либо идеями". "После подавления восстания декабристов русская интеллигенция окончательно сформировалась в раскольничий тип. Она всегда будет говорить про себя "мы", про государство, про власть - "они". По мнению Г. Федотова "в истории русской интеллигенции основное русло от Белинского, через народников к революционерам наших дней". Члены Ордена Р. И. всегда страдали манией известной у немецких психиатров под названием "вельт-фербессер", то есть страстью изменять мир. Признаки этой мании: недовольство всем существующим, осуждением всех, кроме себя и раздражительная многоречивость не считающаяся с реакцией слушателей. Характеризуя идейную настроенность перед революцией, С. Франк пишет в "Падении кумиров": "Преобладающее большинство русских людей из состава, так называемой, "интеллигенции" жило одной верой, имело один "смысл жизни": эту веру лучше всего можно определить, как веру в революцию". "Весь XIX век, - пишет Н. Бердяев, - интеллигенция борется с Империей, - исповедует безгосударственный, безвластный идеал, создает крайние формы анархической идеологии. Даже революционносоциалистическое направление, которое не было анархическим, не представляло себе, после торжества революции, взятия власти в свои руки и организации нового государства". Как видим и Н. Бердяев, и Г. Фетодов, и Дан, и С. Франк - разными словами все подтверждают определение Г. Федотова, что интеллигенция считала себя штабом революции и действительно таким штабом была. Члены Ордена независимо от своих политических и социальных взглядов все сходились в убеждении, что жизнь в России может быть улучшена не путем эволюционного, постепенного развития, а только путем революционной перестройки. Масштабы и размеры этой революционной перестройки каждая интеллигентская секта определяла уже по-своему. "В. А. Маклаков, - писал как-то в "НРС" член Ордена Юрьевский, представитель высокой интеллигентности, член интеллигентской профессии, всю жизнь вращавшийся главным образом среди интеллигенции, не принадлежал к "русской интеллигенции". С первого взгляда это кажется абсурдом или просто надуманным парадоксом. Русский интеллигент вне "русской интеллигенции". Однако, это факт..." Разъясняя свою точку зрения, Юрьевский пишет: "...Слой образованных людей и русская интеллигенция понятия не совпадающие. Образованный человек, ученый, профессор, мог быть в рядах русской интеллигенции. Мог и не быть. Л. Толстого, с его отрицанием государства, цивилизации, вероятно, нужно к ней причислить, но в нее уж никак нельзя вставить Ключевского или Чичерина. Определить физиономию, характер ордена "русской интеллигенции" - проблема далеко не простая, хотя о ней, и в связи с нею, написано множество страниц и среди них материалы Охраны и жандармских допросов. Она сама о себе постоянно вопрошала - кто она, зачем она, и правильно замечено, что иной раз под видом русской литературы, русской общественной мысли, русской философии (отчасти это относится к недавно опубликованной солиднейшей "История русской философии" В. В. Зеньковского) писались история русской интеллигенции. Природа русской интеллигенции крайне сложна и разнородна. На одном полюсе ее подвижники, мечтавшие о царстве любви и принуждаемые ненавидеть, на другом - все повально ненавидевшие без малейшего стремления что-либо. На одной стороне - Герцен, Лавров, Михайловский, Перовская, Александр Ульянов (брат Ленина), Каляев, Сазонов, на другом Чернышевский, Бакунин (за его спиной Нечаев!), Ткачев, Ленин. В ордене различные психологические типы".