— Пожалуйста, познакомь нас. Признаю, что ты красивая женщина, но такой, как твоя подруга, я просто никогда не встречал.

Пораженная откровенностью признания, Элизабет подняла на него глаза, и это стало очередной ошибкой, потому что, встретившись с ним взглядом, она уже была не в силах смотреть куда-либо еще и завороженно глядела в самые холодные, по ее мнению, глаза в мире. Они были похожи на серебристый обсидиан. Никакие эмоции не отражались в двух маленьких колодцах, окруженных пушистыми ресницами, но она не могла оторваться от их магнетической силы и, напуганная их бездонностью, летела все дальше в пустоту.

Стелла нарушила воцарившуюся неловкую паузу более чем откровенным признанием:

— Черт возьми, мне надо было предвидеть такую ситуацию. Ну, да ладно. Элизабет Риджвей, позвольте мне представить вам Рафаэля Сантану. Он негодяй и дьявол, и я искренне советую вам не иметь с ним в дальнейшем никаких дел.

— Спасибо тебе, Стелла. Твоя добрая рекомендация подняла интерес твоей подруги к моей особе на недосягаемую высоту. Мне трудно было даже надеяться на это.

Его комментарий был произнесен холодным сухим тоном, и даже Элизабет, самому кроткому существу, захотелось ответить ему пощечиной. Но Стелла только повела плечами.

— Тебе был нужен отрезвляющий душ. Позволю себе добавить, что я действительно хотела предупредить тебя, что моя подруга не только дочь английского лорда, но к тому же замужем и очень любит своего мужа.

Его серые глаза, казалось, уперлись в ее лицо, и он медленно произнес:

— Вот как раз в последнем я сильно сомневаюсь. И к тому же, разве чьи-то брачные узы могут мне помешать?

Стелла чуть не топнула ногой в гневе.

— Замолчишь ли ты наконец? Я не сомневалась в том, что ты невоспитанный чурбан. Я была вынуждена представить тебя своей подруге, но теперь мне бы очень хотелось, чтобы ты отправился к ближайшему колодцу и утопился в нем.

При этих словах Рафаэль искренне рассмеялся, но его глаза остались по-прежнему ледяными.

— Мне очень хотелось бы сделать что-либо приятное тебе. Но утопиться не могу — жизнь так притягательна, а в данный момент особенно. Может быть, при следующей встрече я постараюсь выполнить твое пожелание. А сейчас у меня нет более искреннего желания, чем сделать тур вальса с малюткой, лицо которой краше ангельского.

И не дав времени Элизабет на то, чтобы принять его приглашение или отказать ему, он приблизился к ней, заключил в объятия и повлек на середину бального зала. Пораженная, даже слегка задохнувшаяся от возмущения, Элизабет автоматически совершила в его объятиях несколько туров. Она не смотрела ему в лицо, остановив взгляд на бриллиантовой заколке, удерживающей его галстук.

Она нутром чувствовала угрозу, исходящую от теплой руки, лежащей на ее талии. Элизабет чувствовала, что он прижимает ее к себе гораздо ближе, чем диктует этика, и собирала внутренние силы, чтобы сделать ему резкое замечание за компрометирующее ее поведение.

Но подходящий момент был упущен, и она все больше и больше ощущала его запах — смесь бренди и хорошего табака, силу его развитой мускулатуры, что позволяло ему вращать ее в танце, не затрачивая ни малейшего видимого усилия, и в ее сознание подспудно проникала мысль, что это именно тот, кого она называла ОН. Она чувствовала его дыхание, слегка шевелившее кудри на ее затылке, чувствовала твердость и теплоту его рук, и неожиданно захлестнувшие ее чувства кружили ее красивую головку.

— Ну что, мы так и будем танцевать все время молча, дорогая? — Наконец произнес он. — Я восхищен вашими пушистыми серебряными волосами, но и они не сравнимы с глазами и.., прекрасными губами.

Она глянула на него и снова утонула в бездонных серых озерах. Хотя теперь они не были столь бездонно пусты. В них можно было уловить восхищенный блеск. Элизабет отвела взгляд, но сердце ее билось быстро и сильно.

— Не смотрите на меня так. Это просто невежливо, — сказала она тихо, но твердо.

Он издал странный горький смешок и прошептал:

— Мне всегда трудно быть вежливым, так что не ждите этого от меня. И не надо изображать передо мною невинность: вы прекрасно знаете, какие мысли проносятся в моем мозгу, и вряд ли они отличаются от ваших.

Но она-то как раз и не представляла, о чем он думает, и именно поэтому ее щеки зарделись. По его глазам было видно, как сильно он хотел бы поцеловать ее, он бы сделал это, будь они наедине. Стало ясно, что если она не позаботится о предосторожности, он сделает так, что они окажутся вдвоем. Напуганная тем, что он может что-то предпринять, она с замиранием попросила:

— Пожалуйста, отведите меня к Стелле, я больше не хочу танцевать с вами.

— Неужели я так неуклюж? Или причина того — ваш муж, которого, как я слышал, вы безумно любите? — Он как будто выстрелил в нее этой фразой.

— И то, и другое, — ответила она, но в ее словах не было искренности.

О муже она не вспомнила ни разу с того момента, как переступила порог дома Коста. Более того, она вообще забыла о существовании Натана и своем замужестве, как только увидела стоящего у противоположной стены Рафаэля Сантану.

— Лгунья. — Он произнес это не зло, но твердо. — Вы совершенно не похожи на влюбленную женщину. Скорее, на спящую невинность, ожидающую, что придет Он и разбудит водопад чувств.

— Это не правда! — Элизабет в панике постаралась опровергнуть его слова. — Я люблю своего мужа и не думаю, что подобный разговор делает нам обоим честь.

С искренней убежденностью она предложила как можно скорее переменить тему.

— Я понимаю, Англичанка, что вы хотели бы переменить тему. Но мне кажется, что гораздо важнее выяснить наши отношения до конца.

Поняв, что с таким типом мужчины она никогда еще не сталкивалась, и теряя уверенность в себе, Элизабет спросила с досадой:

— Вы с каждой своей знакомой обращаетесь подобным образом? Тогда не удивительно, что Стелла представила вас так, как она это сделала.

Рафаэль снова рассмеялся, но трудно было назвать его смех приятным. Его глаза опять стали совершенно пустыми, когда он медленно произнес:

— О, разве вы не слышали, что я всю свою жизнь стараюсь оправдать сложившуюся обо мне репутацию? — И опять он усмехнулся как-то горько, проговорив:

— Люди не поверят, что я — это я, если мне не удастся похитить самую прекрасную женщину на балу и склонить ее к запретной любви. Это как в театре, дорогая. Я пытаюсь оправдать ожидания тех, кто меня окружает, чтобы не разочаровывать их Элизабет посмотрела на него более внимательно и тоже медленно сказала:

— Мне кажется, что это только часть правды… Но ведь эта репутация возникла не на пустом месте?

— О да, Англичанка! Я сам способствовал такой репутации своим появлением на свет.

— Перестаньте кривляться! Одно это не могло подмочить вашу репутацию.

— Могло! Ведь моя бабушка была индианкой-полукровкой, спутавшейся с бродягой-американцем. А их дочь, моя мать, сумела выйти замуж за богатого испанца из приличной семьи. Такого благородные жители Штатов не прощают.

— Не могу понять, при чем все это. Разве вам было дано выбирать родителей? Мне кажется, что вы просто бравируете этим.

В словах Элизабет даже прозвучало какое-то превосходство.

— Э, Англичанка, как мало вы знаете людей… Видели бы вы моего деда, дона Фелипе. Он был не в состоянии простить мне самого факта моего рождения. Кстати, мой отец разошелся с матерью, но в его втором браке рождались только девочки.

— И за это вы мстили ему? — Элизабет предположила это интуитивно, но попала в точку.

— А что, я не имел права? — Его брови удивленно поднялись вверх.

— Но это было несправедливо с вашей стороны. Надо уметь прощать.

Он громко рассмеялся при этих словах.

— Но я не умею прощать, цыпленок. Я самый неумеющий прощать человек, которого вы только можете встретить. И Стелла уже предупредила вас о моих основных достоинствах.

Элизабет не любила, когда над ней смеялись, тем более, что сейчас она говорила совершенно серьезно, желая понять его. В ее фиолетовых глазах можно было прочесть неожиданную страсть, когда она твердо сказала:

— Да, я на своем опыте убедилась в ее правоте. Вам очень нравится выглядеть хамом и грубияном, поэтому, мистер Сантана, в будущем я постараюсь предпринять все усилия, чтобы никогда больше не видеть вас.

— Ты, Англичанка, осмеливаешься бросить мне вызов? — Эти слова он произнес неожиданно мягко, и при этом его голова склонилась ближе к ней.

У нее возникла уверенность, что он вот-вот поцелует ее.

Сердце Элизабет было готово выпрыгнуть из груди. Она отодвинулась от него, насколько это было возможно.

— Нет, зачем мне бросать вам вызов? Кстати, потрудитесь не называть меня Англичанкой. У меня есть имя — миссис Риджвей, и с вашей стороны будет очень благородно запомнить его.

Все это она выпалила довольно резко. Ему не понравился ее взрыв. Это было заметно по тому, как он сжал губы, но к этому времени музыка замолкла, и он смог только с небольшой задержкой подвести ее к тому месту, где стояла Стелла. Кривляясь, он произнес:

— Огромное спасибо, миссис Риджвей, за оказанную мне честь. Стелла, дорогуша, можешь перестать метать молнии, я возвращаю тебе барашка нетронутым.

— Только потому, что я следила за тобой, — сказала Стелла крайне сухо. — И еще, возможно, потому, что здесь находится и твоя жена…

При слове «жена» сердце Элизабет оборвалось и полетело куда-то глубоко-глубоко вниз. Вряд ли она сама смогла бы объяснить, почему известие о том, что у него есть жена, так подействовало на нее. Ведь она сама была замужней женщиной, и ей не полагалось строить какие-либо планы в отношении другого мужчины. Тем не менее мысль о том, что Рафаэль женат, была для нее огорчительной.

Перестань быть такой дурочкой, сказала она себе. Какая разница, женат он или нет. Через неделю-другую ты будешь в Натчезе и, наверное, больше не увидишь его никогда в жизни.

Рафаэль никак не отреагировал на выпад Стеллы, загадочно улыбаясь, он пошел к выходу. Глядя ему вслед, Элизабет скомандовала своему взбунтовавшемуся сердцу: «Молчи, забудь о Рафаэле Сантане».

На протяжении того недолгого времени, пока они еще оставались на балу, Элизабет безуспешно пыталась сделать это. Но, к сожалению, ироничная внешность Сантаны, кажется, навсегда запечатлелась в ее памяти. И как только она на секунду расслаблялась, его насмешливое бронзовое лицо тут же появлялось перед ее мысленным взором. К счастью, уже было вполне прилично покинуть гостеприимный дом. Прошел еще один тур вальса, и Стелла сказала:

— Вот теперь нам действительно пора уходить.

Постарайся найти служанку, которая принесет наши плащи, а я поищу своего заблудшего мужа.

Элизабет была готова уйти немедленно. Ей хотелось побыть наконец одной, чтобы привести в порядок свои встревоженные странным мужчиной эмоции. Вспоминая этого на редкость негалантного кавалера, она быстрым шагом вышла из зала. Без особого труда Элизабет нашла служанку и показала ей, где находятся их со Стеллой вещи.

Поскольку служанка колебалась в нерешительности, уходить ей или нет, Элизабет сказала ей, что она свободна.

Чернокожее лицо служанки расплылось в благодарной улыбке, и она незамедлительно исчезла. Элизабет, взяв плащи, стала искать взглядом Стеллу, потом вспомнила, что забыла кашемировую шаль подруги. Пока она искала ее, раздался какой-то странный привлекший ее внимание звук. Она подняла глаза.

Это был звук захлопнувшейся двери, а к ней с грацией тигра направлялся Рафаэль Сантана. Кровь заледенела в жилах Элизабет. Заставляя себя действовать спокойно, она потребовала со всей решительностью, на которую могла отважиться:

— Что вы себе позволяете? Немедленно откройте дверь!

Он неумолимо приближался к ней, его серые дымчатые глаза смотрели ей прямо в лицо. В голосе не было никакой издевки, когда он твердо сказал:

— Мне необходимо увидеть вас снова. Пожалуйста, обещайте мне, что мы еще увидимся.

Элизабет вздрогнула. То, о чем он просил, было невозможно. Даже она, молодая, неискушенная и наивная, понимала это. Разве можно замужней женщине встречаться с каким-либо посторонним мужчиной? Ее единственный мужчина — собственный муж. Искренне не понимая, о чем он говорит, Элизабет нервно сказала:

— Я остаюсь у Стеллы до завтрашнего утра, попробуйте договориться с ней о визите. Он сухо проговорил:

— Драгоценная, я совсем не собираюсь видеться с вами под бдительным оком Стеллы. Я хочу побыть с вами наедине, и вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. А теперь скажите мне, где мы могли бы увидеться без посторонних глаз?

— Как это так? — не сказала, а прошептала она, выигрывая время, в надежде, что кто-то зайдет в гардероб и разрядит ситуацию. В то же время она совсем не хотела и даже боялась, что кто-нибудь войдет.

— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Он приблизился к ней. Лицо его было расстроенным и, пожалуй, даже злым. Элизабет инстинктивно отступила назад и прижала к груди шаль Стеллы, как будто она могла защитись ее от надвигавшегося мужчины. Она была по-настоящему напугана и в то же время странным образом возбуждена от этого чувства опасности.

— Н-н-не приближайтесь, — потребовала она. — О нет, я подойду! — сказал он тоже с угрозой, но какой-то странной, скорее мягкой, чем опасной. Его руки обняли ее белые точеные плечи. — Я хочу быть ближе к тебе. Англичанка, так близко, как только можно!

Словно под гипнозом, ее взгляд тонул в его безжалостных серых, словно нависших над ней глазах. С ощущением беспомощности она видела, как он склоняет к ней голову, и, понимая, что сопротивление бесполезно, Элизабет закрыла глаза, чтобы не видеть больше это ужасное лицо.

Его губы были мягкими, но требовательными, когда они коснулись ее уст. Элизабет сделала еще одну безнадежную попытку высвободиться. Чувствуя ее инстинктивное сопротивление, он притянул ее ближе к себе, обнял крепче, и его поцелуй стал настолько затяжным, что казалось, время остановилось пока он длился. И Элизабет интуитивно поняла, что поцелуи могут очень сильно отличаться друг от друга. Позднее она со стыдом вспоминала, что только в первые несколько секунд он применял силу, а потом этого ему уже не потребовалось.

Его руки соскользнули на ее талию, он прижал ее еще сильнее к себе, гораздо сильнее, чем Натан в ту памятную ночь, когда они вместе лежали в постели. И она с удивлением поняла, что сейчас происходило то, чего ей хотелось весь этот длинный вечер. Рафаэль тоже хотел этого. Ее невинная грудь упиралась теперь в его мощную грудную клетку, она таяла в его объятиях и с уходящими опасениями почувствовала, что его губы стали более жадными, а язык рвется к ее губам.

Никто еще не целовал ее так, и в беспомощном сладострастии она издала тихий стон, почувствовав прилив тепла в лоно, которое, казалось, напрямую отвечает все более страстным поцелуям Рафаэля. Сгорающая от возбуждения, все глубже погружаясь в мир новых для нее физических ощущений, она не пыталась остановить его, когда он, склонившись ниже, стал целовать ее розовую кожу над вырезом шелкового платья. Не остановила она его даже тогда, когда он обхватил рукой ее груди и стал ритмично нажимать на налившиеся внутренним соком соски. Его губы снова нашли ее рот, его язык проник глубоко в ее уста, и все в теле Элизабет затрепетало. Происходило то, о чем она так долго мечтала, — наконец нашелся кто-то, кто хотел ее. И сейчас этот высокий темноволосый, очень опасный мужчина, который держал ее в своих объятиях и чей рот учил ее познавать страсть и ощущать желание, заслонил все, существовавшее прежде: Натана, брачные обязательства и многое другое, связанное с этим.

Существовал только Рафаэль, который сейчас пытался оторваться от нее. Затерянная в своем мире разбуженной чувственности, Элизабет смотрела на него пораженная и видела, как он делает шаги в сторону от нее. Фиолетовые глаза, потемневшие от переполнявшего ее неосознанного вожделения, не могли оторваться от его лица и сжатых губ.

Тяжело дыша, он хрипло выговорил:

— Ну теперь-то вы понимаете, зачем мне нужно побыть наедине с вами?

Холодная, ледяная прозрачность мысли вернулась в эту секунду к Элизабет. Потрясенная своим собственным поведением и не желая больше думать о его действиях, она устремилась к двери за его спиной и отрезала:

— Мне кажется, вы забыли о том, что мы оба состоим в браке.

Рафаэль явственно пробормотал проклятия, а затем не очень вежливо развернул ее к себе лицом.

— Именем Господа, я спрашиваю вас, какое это имеет значение в нашем случае? Вы совершенно очевидно не любите своего мужа.., и не пытайтесь лгать мне, утверждая обратное. Мою жену для меня подобрал ненавидящий меня дедушка, и наша любовь друг к другу совершенно одинакова — ее просто не было и нет. Так что объясните мне, кому мы делаем плохо, если нас так влечет друг к другу?

Но она с упорством прошептала:

— Нет, мы не должны делать этого!

— Не должны? Но почему? Англичанка, я хочу тебя, и несколько секунд назад я чувствовал, что ты тоже меня хочешь. И было бы обидно, если бы ты не уступила мне только потому, что «этого нельзя».

Он был удивительно красив в порыве своих чувств. Его волосы поэтически растрепались и своенравно падали на высокий лоб; холодные серебристые глаза метали молнии и были очень живыми, хотя сам он был чрезвычайно зол. Злобу выдавали насупленные густые брови и сжатый волевой рот. Ей неумолимо захотелось оказаться в его объятиях, которые успокоили бы обоих. Но еще в прошлый раз, когда его руки коснулись ее тела, Элизабет поняла, что при этом он обретает над ней какую-то высшую власть, поэтому сейчас она пыталась сопротивляться сумасшедшему порыву. Вместо этого, смотря ему прямо в глаза, она спросила:

— Не думаете ли вы, будто я поверю, что вас неожиданно пронзила любовь ко мне?

Искры жизни покинули серые глаза, и они снова стали ледяными.

— Меня пронзила любовь к тебе? — прорычал он. — Нет, Англичанка, я не влюбился в тебя. Я вообще не способен любить. Но я хочу тебя и знаю, что желать женщину не менее хорошо, чем влюбиться в нее.

Пораженная его откровенностью и не отдавая себе отчет в том, что она почувствовала бы, если бы он признался в любви к ней, Элизабет опустила глаза.

— Уходите! — она сказала это мягким, прерывающимся голосом. — Не хочу больше никогда видеть вас. Вы опасный мужчина, мистер Сантана, и мне кажется, для всех было бы лучше, если вы отыскали сейчас вашу жену и сказали ей, что вы ее хотите.

Гримаса пробежала по его губам, и он тихо произнес:

— Даже если бы она услышала от меня такие слова, она не обрадовалась бы, а с криком побежала к своему духовнику. Дело в том, что Консуэла только терпит существование брачного ложа, но оно не может дать ей удовлетворения. Она даже не пытается скрыть, что я ей противен.

Он недобро улыбнулся и добавил:

— Индейская кровь в моих жилах — вот причина. Консуэла считает, что она несовместима с ее благородным происхождением.

Теперь он уже не улыбался, а в волнении тер рукой шею. Совершенно другим тоном, в котором можно было уловить некоторую растерянность, он серьезно сказал:

— Англичанка, несмотря на мою скверную репутацию, поверь мне, что я не веду себя так с каждой женщиной. Но ты так прекрасна, что я…

Что он хотел еще сказать, осталось неясным. В этот момент дверь распахнулась со звуком пушечного выстрела. Женщина с темными, явно испанскими глазами возникла на пороге. Она быстро огляделась, чтобы понять, что тут происходит, и завопила:

— А, я знала это! О горе мне! Какой позор на мою голову!

Рафаэль с побелевшим от гнева лицом шагнул к причитающей женщине и втащил ее в комнату. Не обращая внимание на ее попытки высвободиться, он не выпускал ее. Его голос прозвучал как раскат грома:

— Прекрати, Консуэла, пока еще не собрались зрители. Боюсь, что тебе придется пожалеть о своем поведении!

Но она продолжала визжать:

— Нет, объясни мне, почему ты оказался здесь наедине с этой женщиной?! — Черные глаза выразительно зыркнули в направлении Элизабет.

— Если я честно отвечу на твой вопрос, ты прекратишь свои вопли? — спросил он почти покорным тоном.

Она согласно кивнула головой, высвобождаясь из его твердых рук. Гордо подняв голову, Консуэла с презрением посмотрела на Элизабет, оцепенело стоявшую посреди комнаты.

— Ты, бледная несчастная замарашка, — начала она свой монолог, — бесцветная, как смесь воды с молоком. Как ты смеешь уводить чужих мужей?

— Это ложь! — Элизабет была искренне возмущена, ее верхняя губа даже задрожала от возбуждения. Только этой сцены не хватало, чтобы перечеркнуть такой замечательный вечер. Наверное, она была не права, позволив Рафаэлю целовать себя, но, по крайней мере, уводить его она не собиралась. Элизабет умоляюще посмотрела на Рафаэля. Как ни странно, но он бросил ей успокаивающий взгляд и ледяным тоном потребовал от Консуэлы:

— Прошу тебя не втягивать эту даму в наши внутренние дела, сеньора. Если уж тебе надо на кого-то излить свой гнев, то пусть это буду я. Она абсолютно ни в чем не виновата, и мне не хотелось бы, чтобы она стала жертвой твоего беспощадного языка.

Консуэла фыркнула с явным неодобрением, но спорить не стала, не удержавшись, однако, от комментария:

— Мне нет дела до твоих шашней, но я не могу позволить бросать тень на мое доброе имя. Если уж ты не можешь обойтись без твоих маленьких шлюх, делай с ними, что хочешь, только не в моем присутствии.

— Консуэла, если ты еще хоть одним словом оскорбишь ее, я сверну твою лебединую шею, которой ты так гордишься.

Его тон не оставлял сомнений в том, что он способен сделать это.

— Ха! Что тебе остается делать — только угрожать мне. Ты был и всегда будешь варваром. Какая трагедия — я, в чьих жилах течет самая древняя и благородная испанская кровь, вынуждена терпеть такого мужа, как ты!

Молча наблюдая за ними обоими, Элизабет поняла, что Консуэла уже не раз бросала подобные упреки в лицо Рафаэлю. Ей стало жалко его. Он уловил жалость в ее глазах, и на его лице дрогнули мускулы.

— Не надо, — сказал он очень тихо, — никогда не надо смотреть на меня так.

Элизабет тут же опустила глаза, не выдержав его стального взгляда. Он ненавидит жалость и того, кто проявляет ее, с болью подумала Элизабет.

— Что здесь происходит, в конце концов? — спросила Стелла очень требовательным тоном. — Я тебя жду, Элизабет, уже сто с лишним лет. Разве служанка не помогла тебе найти наши вещи?

— Помогла. Я искала вместе с ней. Вот они. — Элизабет пыталась понять, многое ли слышала Стелла во время короткой перепалки и что она вообще думает о странном треугольнике, образовавшемся тут.

— О! Добрый вечер, донна Консуэла. Как вам понравился бал? — Стелла старалась быть любезной.

Консуэла бросила на нее злобный взгляд, а поскольку ее вообще нельзя было назвать красивой женщиной — ее портил длинный нос и тонкие губы, — в этот момент она выглядела просто уродиной.

— Я, к сожалению, не знала, что она ваша приятельница, — произнесла Консуэла непримиримо. — Но как бы то ни было, по-моему, на этом балу просто не было невульгарных дам, к тому же они лишены всяких моральных принципов.

— Что вы этим хотите сказать? — Стелла задала вопрос, явно сдерживая вспыхнувшую ярость. Глаза ее при этом сузились.

— Как будто вы не знаете, о чем я говорю? — Консуэла произнесла эти слова с откровенным вызовом. — Не исключаю, что это вы подговорили ее поступить так, чтобы я почувствовала себя униженной.

Стелла сладко улыбнулась:

— О нет, сеньора. Вы вполне в состоянии сделать это собственными силами, зачем же вам было мое содействие? Но я прошу вас избавить Бет от участия в любой ссоре, которую вы затеваете с вашим мужем.

— О, если бы это было в Испании… — Консуэла начала фразу сердитым голосом. Но произнесенное резким тоном приказание Рафаэля; «Заткнись!» — заставило ее замолчать.

Он попросил:

— Стелла, дорогая, пожалуйста, уведи эту малышку отсюда. — А потом, как бы через силу добавил:

— Прошу прощения за все, что здесь произошло.

Желтая, болезненного оттенка кожа Консуэлы покрылась красными пятнами:

— За что это ты извиняешься? Извиняешься перед ними, а не передо мной, твоей законной женой. Это я требую, чтобы все они попросили прощения именно у меня!

Рафаэль тоже побагровел и произнес ледяным тоном:

— Хватит, Консуэла. Не ухудшай и без того малоприятную ситуацию.

— О! Конечно, чего же мне еще ждать от тебя? Ты не против, когда меня унижают подобным образом, а затем равнодушно смотришь на мой позор и боль. Ты — дикарь, Рафаэль. Грязный, вороватый индеец-дикарь, как и твоя бабушка.

— Остановись, Консуэла, — произнес он очень тихо. — Остановись, пока ты еще можешь владеть собой.

— А что в противном случае? Ты меня убьешь? Тебе очень хотелось бы сделать это, не правда ли? — выкрикнула она истерически. — Я удивляюсь, почему ты до сих пор не нанял кого-нибудь из своих диких собратьев, чтобы рассчитаться со мной.

Серые глаза Рафаэля потемнели от гнева, он протянул руку и с силой сжал запястье Консуэлы.

— Я могу сделать это сам прямо сейчас. Я даже удивляюсь, почему мне это не пришло в голову раньше.

Потом, словно уже не в силах больше переносить ее взгляд и видеть рядом, он отбросил руку Консуэлы и вышел из комнаты…

Элизабет снова и снова переживала те несколько минут в гардеробе. Сейчас она сидела в мягком пеньюаре в спальне дома на Эспланада-авеню, потягивая горячий шоколад. Ее серебристые волосы падали двумя мягкими ручьями на едва прикрытую грудь. На углу постели пристроилась Стелла, в руках которой также была чашка с шоколадом.

— Ты не возражаешь, если мы поговорим о произошедшем? — Стелла задала вопрос очень тихо, как будто говорила с больной.

Элизабет в ответ улыбнулась весьма кисло:

— О чем тут говорить? Мистер Сантана вошел вслед за мной в гардероб, а его жена застала там нас двоих, остальное ты видела сама.

Отведя глаза в сторону, Стелла осторожно сформулировала свой следующий вопрос:

— У Консуэлы были причины для такой вспышки ревности?

С виноватым выражением на лице Элизабет призналась:

— Думаю, да. Мистер Сантана поцеловал меня, но как она узнала об этом, я понять не могу. — Ее веки дрогнули, и она мягко добавила:

— Я знаю, что это было не правильно. Но я никогда еще не встречала кого-нибудь похожего на него, Стелла. Я не смогла удержать его, но самое странное, что мне и не хотелось его удерживать.

Сказав это, Элизабет грустно вздохнула:

— Наверное, я по природе просто распутная женщина, иначе как я могла позволить такую вольность почти незнакомому человеку?

— Сомневаюсь, что Рафаэль Сантана спрашивал у тебя разрешения, — сказала Стелла весьма сухо. — Я слишком хорошо знаю Рафаэля. Дорогая, у тебя не было шансов вывернуться, если уж ему захотелось поцеловать тебя. Прости, ради Бога, за то, что возникла ситуация, позволившая ему распустить руки. Да заодно и за ту безобразную сцену, которую устроила Консуэла. К завтрашнему дню она изобретет душераздирающую историю и станет рассказывать ее каждому, кто захочет слушать. А таких, к сожалению, найдется немало. К тому же она, будучи настоящей ведьмой, наплетет много того, чего не было и не могло быть. Я надеюсь, что у твоего мужа хватит разума не вызывать Рафаэля на дуэль, и тогда все сойдет на нет.

Нижняя губа Элизабет задрожала, и она уже знала, что через несколько секунд разрыдается, как ребенок. Обреченно пытаясь побороть накатившее отчаяние, она, глотая уже подступившие слезы, грустно прошептала:

— О, Стелла! Почему все стянулось в такой странный узел? Мне не хочется быть объектом сплетен и еще меньше хочется, чтобы Натану пришлось драться из-за меня на дуэли! Я была готова отдать что угодно, только бы мистер Сантана не пошел тогда за мной. Вообще мне очень хотелось, чтобы я была не одна, а в сопровождении Натана. А еще хотелось бы, чтобы у нас с ним были бы такие же прекрасные отношения, как у вас с Хуаном.

Стелла послала ей ободряющую улыбку:

— Все, дорогая, хватит переживать. У вас с Натаном еще будет все хорошо. Понадобится немного времени, чтобы ваш брак стал счастливым. Я уверена, что, вспомнив об этом разговоре через несколько месяцев, ты сама себя назовешь простофилей. А что касается Консуэлы, то мне хочется верить, что Рафаэль найдет какой-то способ унять ее и помешать ей раздуть скандал. Он единственный, кто в состоянии сделать это.

Несколько мгновений поколебавшись, Стелла продолжила свою речь, правда, с оттенком волнения в голосе:

— Мне очень хотелось бы задержаться здесь и не уезжать послезавтра. Ведь после нашего отъезда единственным очевидцем, кроме тебя, способным опровергнуть ложь Консуэлы, останется Рафаэль. Очень не хотелось бы позволить ей раздуть такой скандал, эхо которого последует за тобой даже в Натчез.

Потрясенная Элизабет спросила прерывающимся голосом:

— Н-но п-почему она станет делать это? Она ненавидит Рафаэля, в этом даже я смогла убедиться. Но зачем ей чернить меня и к тому же обращать внимание посторонних на то, что ее муж предпочитает ей любую другую женщину? Если бы я застала Натана в такой компрометирующей ситуации, то, честное слово, не стала бы раздувать скандал, посвящая в подробности посторонних.

— Большинство женщин поступило бы так же. Но просто надо знать, что такое Консуэла Валадес де Сантана.

Стелла не собиралась продолжать эту тему, но Элизабет робким голосом попросила:

— Пожалуйста, расскажи немного подробнее. Я хочу понять, как он мог жениться на такой женщине. Как он мог ее полюбить?

Стелла скривила губы с выражением брезгливости.

— В этом, моя кошечка, и заключается проблема. В их браке о любви речь и не шла. Несмотря на то, что бабушка Рафаэля подкачала с происхождением, его семья и богатая, и аристократическая. Это длинная история, но вот главное: Рафаэль и его мать донна Фейс были похищены команчами, когда Рафаэлю было всего два года…

— О Боже!

При этом Элизабет так искренне вскрикнула от ужаса, что Стелла замолчала и очень внимательно посмотрела на нее.