Пирог остывал на длинном кухонном столе, большие креветки, купленные утром в «Магуайре», были сварены в пряном бульоне, очищены и поставлены охлаждаться в холодильник. Для закусок она приготовила крохотные сырные про-фитроли, а затем смешала соус ремулад, который собиралась подать с мелкими креветками, и принялась за основное блюдо: цыпленка по-креольски. Кухню наполнили восхитительные запахи, и Шелли не сомневалась, что, только вдыхая ароматы, поправится на три фунта. Старомодный вымоченный салат, который она планировала подать, был быстро смешан и поставлен в холодильник. Завершали приготовления сваренная на пару брокколи и, к сожалению, купленные в магазине рогалики. Она предпочла бы подать французский новоорлеанский багет, но к трем часам дня порадовалась, что из практических соображений утром купила готовые рогалики. Теперь накрыть стол.

Она заглянула в парадную, обшитую ореховым деревом столовую и сморщила носик. Комната была красивой… великолепной, но слишком большой и роскошной для дружеской встречи двоих. Шелли решила, что дубовый стол в кухонной нише будет для этого в самый раз, да и подавать обед ей там будет легче. Кроме того, она сомневалась, что Джебу очень важно, где его будут угощать: главное, что накормят. Веселые обеденные коврики с желто-зеленым узором, такие же салфетки в бронзовых держателях, хрустальные бокалы и изысканная низкая ваза с нарциссами из прилегающего сада завершили сервировку. Теперь принять долгий успокоительный душ, одеться во что-то удобное, и она будет готова, думала Шелли, поднимаясь к себе в комнату.

Ровно в половине седьмого Шелли услышала звук автомобиля на подъездной аллее и мгновением позже уже открывала дверь гостю. Она улыбнулась Джебу при виде сент-галенского варианта парадной одежды: ковбойская куртка, свежеотглаженная клетчатая рубашка, чистые джинсы и начищенные до блеска сапоги. Если не считать легких кожаных туфель типа мокасин на ногах, она была одета практически так же, только джинсы были темно-зелеными, а свободный свитер желтым.

С ослепительной улыбкой на смуглом лице Джеб широким жестом снял шляпу и сунул ей две бутылки вина.

— Я не знал, какой сорт привезти, — произнес он, переступая порог, — а потому привез оба.

Она посмотрела на этикетки и подняла брови.

— Впечатляет. Когда это ты успел стать знатоком вин?

— Я просто зашел в винный погреб, — фыркнул он, — в Укайе и сказал типу за прилавком, чтобы дал мне бутылку самого дорогого белого и такого же красного. — Оба расхохотались, и с этой веселой ноты вечер покатился как по маслу.

По мере того как одно блюдо сменялось другим, становилось ясно, что Джеб восторженно оценил ее кулинарные труды. Наблюдая за количеством пищи, которое он поглощал, от мгновенно исчезнувших сырных профитролей до десерта, она всерьез задумалась, хватит ли одного пеканового пирога. Хватило. Отталкиваясь от стола и глядя на тарелку, где оставались лишь крошки от третьего куска пирога, Джеб испустил блаженный вздох.

— Если твои картины, малыш, перестанут продаваться, ты в мгновение ока сможешь стать шеф-поваром, — улыбнулся ей Джеб, когда, подав заключительную чашку кофе, она уселась напротив него. — Можешь сослаться на меня, если понадобятся рекомендации.

Не говоря ни слова, она налила им еще по чашке и снова уселась за стол. По молчаливому соглашению они провели вечер в рассказах о том, что произошло с ними за последние семнадцать лет. Она поведала ему о своей жизни в Новом Орлеане, об успешной карьере художницы-пейзажистки и некоторых планах на будущее. Он говорил о том, что случилось за это время в долине, заполняя пробелы, о которых не знали Мария и Ник. Только о Джоше они не сказали ни слова.

Глотая потихоньку кофе, Шелли пристально посмотрела на него.

— Ладно, я тебя накормила, и мы обсудили события, случившиеся здесь и в Новом Орлеане. Думаю, тебе пора расплатиться за ужин и сообщить все, что ты знаешь… или подозреваешь насчет смерти Джоша.

Джеб поморщился.

— Вообще-то я надеялся избежать этой темы, но слово сдержу… — Он помедлил, глядя в чашку с кофе. Верхний свет поблескивал в седых волосах, которыми была припорошена его черная шевелюра. Эти серебряные нити поразили Шелли: она вдруг сообразила, что Джебу уже сорок пять и он теперь не тот молодой и самоуверенный помощник шерифа, которого она помнила. «Никто из нас не молодеет, — призналась она себе, — но, может быть, мы становимся мудрее».

— Прежде всего я должен сказать, что в отчете коронера нет ничего, отрицающего самоубийство, — наконец произнес он. — И мои сомнения — всего лишь соображения частного лица.

— Но они у тебя есть? — хмурясь, настаивала Шелли.

— Да. Есть. Но лишь потому, что я знал Джоша и всех людей, с ним связанных. Что-то происходило между ним и Мило Скоттом, но, будь я проклят, если знаю, что именно. С того момента как Джош стал якшаться с этими двумя, Скоттом и Уильямсом, я стал вынюхивать и присматриваться, но ни разу не поймал их на чем-то предосудительном, достаточном для ареста.

Джеб откинулся на спинку стула и, поигрывая чашкой, продолжал:

— Тебе следует знать, что какая-то доля моих сомнений проистекает из того факта, что за последние годы были две или три смерти, в которых подозревали Мило или как убийцу, или как заказчика убийства. — Он скривился. — Проблема в том, что нам так и не удалось ничего доказать. В одном из случаев мы даже не смогли подтвердить, что это убийство: все выглядело как случайная смерть. Подозрений до чертиков, но и только. — Он вздохнул. — Округ Мендосино — большая территория, но представителей закона здесь немного. К тому же это один из самых низкооплачиваемых шерифских участков в штате. За исключением земельных просторов, лесов, чистого воздуха и роскошного побережья, здесь нет никаких достоинств, к которым привыкли люди из других мест. — Он криво усмехнулся. — У нас ведь только в последние шесть лет открылся «Уолмарт» в Укайе… И какая по этому поводу была борьба… А в Уиллитсе только несколько лет назад заработал «Бургер кинг». Нет, округ Мендосино, конечно, меняется, растет, но в основном здесь маленькие городишки, фермы и ранчо. Большинство же хочет иметь универсамы, доставку пиццы, комплексы на шесть кинозалов и фаст-фуд на каждом углу. В большинстве случаев новые помощники шерифов, приобретя некоторый опыт, уезжают ради лучшей зарплаты или более перспективной карьеры… даже если это перевод в Уиллитс или Укайю. Вот и получается, что мы в подразделении шерифа все время бежим вдогонку и не можем догнать. Но все же мы работаем чертовски хорошо, хотя проблемы есть, и одна из них та, что нас мало, а их куча. — И когда Шелли с недоумением посмотрела на него, Джеб объяснил: — Возможно, ты забыла, что Мендосино — часть Изумрудного треугольника и один из самых больших районов в штате, где выращивают марихуану. Мы находимся в отдалении, местность здесь большей частью пересеченная и малодоступная, и законной промышленности нет при относительно большом населении. Лесоповал, на котором было занято много людей, почти прекратил существование, а в шестидесятые годы сюда был наплыв хиппи. Теперь они постарели и обзавелись потомством, но не видят ничего плохого в том, чтобы подработать, выращивая немножко «травки». Дьявольщина, несколько лет назад один из наших чиновников на полном серьезе вел кампанию по легализации марихуаны… И у него была масса сторонников. Мы небогатый район, и здесь трудно сводить концы с концами. Есть случаи, когда клочок земли с коноплей — единственное средство выживания семьи.

Шелли нахмурилась:

— Ты же не думаешь, что Джош занимался?..

Джеб покачал головой:

— Нет. Не выращиванием. Но меня не удивит, если ему платили, чтобы он закрывал глаза на то, что произрастает на земле Грейнджеров.

Шелли втянула в себя воздух.

— Ты хочешь сказать, что его игорные долги нужно было отдавать? И ему заплатили за то, что он практически сдал ранчо в аренду под выращивание марихуаны?

— Возможно, — нейтральным тоном произнес Джеб.

— Но ты никогда ничего подобного не обнаруживал. Не так ли? — резко спросила она.

— Милая, ты забываешь, сколькими тысячами акров владеет ваша семья и сколько на ней малодоступных участков. — Он с досадой пожал плечами. — Тут можно армию спрятать, и ее никто не найдет, особенно с тем количеством людей, которые у нас в подчинении.

— Так что все твои сомнения насчет смерти Джоша связаны с его общением с Мило Скоттом и Беном Уильямсом?

— С этим, а также с тем, что за недели, предшествующие его смерти, никто не замечал в нем никакой склонности к самоубийству. Я же знал его. За все годы нашего знакомства не было даже намека на то, что он относится к типу людей, способных на самоубийство.

Шелли прикусила губу.

— А что, есть такой тип?

— Полагаю, что нет, — вздохнул Джеб. — Просто я не могу принять мысль, что он это сделал… Хотя все свидетельствует об этом. Называй это моим внутренним ощущением.

— Моим тоже, — тихо промолвила она. Тут ей пришли в голову старые записи в счетоводных книгах. Поднявшись, она сказала: — Захвати с собой свою чашку и пойдем со мной. Я хочу кое-что тебе показать.

В кабинете Джоша — она до сих пор не могла думать о нем как о своем — Шелли подошла к столу и перелистала разбросанные по столешнице счетоводные книги.

— Происходило что-то странное. Джош записал, что получил за какой-то участок земли пятьдесят тысяч долларов, но я не могу найти, за какой именно. А более всего тревожит то, что Джош продал большую часть стада и, хотя представил деньги для налогообложения, суммы, которые он объявил за каждую голову, запредельны.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Джеб.

— Погляди на это. — Палец ее пробежал по колонке цифр в маленькой черной книжке, лежавшей под большими расходными книгами. — Три года назад на счет Джоша поступили сто тысяч долларов, которые он получил, якобы продав десять коров с телятами какой-то Ренджморской корпорации. Все продажи шли этой фирме. Я вообще-то не обращала внимания на цену скота, но десять тысяч долларов за корову с теленком, мне кажется, чересчур много. Шесть месяцев спустя — снова поступление на счет. Вдвое больше. Почти триста тысяч. Он объявляет их в счетоводных книгах компании, не пытается их скрыть, но ведь он никак не мог получить их за то количество скота, которое продал. Вот еще запись, в начале прошлого года, та же сумма… и за месяц до смерти еще одна… видимо, тогда, когда он продал остаток стада. Большая часть этих денег исчезла так же быстро, как появилась. Сейчас на этом счете всего пять тысяч долларов. Но что меня особенно тревожит — это что четыре года назад Джош начал продавать ценные бумаги своего трастового фонда. Перед тем как стали появляться те странные суммы, он полностью исчерпал свой трастовый фонд и начал запускать руки в мой.

— А он мог это делать? Брать деньги из твоего трастового фонда?

— Мог, — подтвердила Шелли. — Не забывай: я же ему верила. У него была подписанная мной доверенность на право распоряжаться им. Я никогда не спрашивала, что он с этим делал. И вероятно, никогда бы не спросила, если бы он не умер и мне не пришлось бы проверять его расходные книги. Он всегда мог сказать мне, что мы купили неудачные акции или как-то еще объяснить сокращение фонда, и я бы ему поверила.

Джеб, качая головой, внимательно изучал записи. Было такое впечатление, словно что-то сошлось воедино.

— Время опустошения фонда как раз соответствует. Тогда по долине ходило множество слухов о его проигрышах в казино. И как раз тогда он вдруг стал общаться со Скоттом и Уильямсом. — Палец Джеба скользил по подозрительным цифрам. Он вдруг спросил: — Что-нибудь осталось от стада Скотоводческой компании Грейнджеров?

— Он продал почти каждую голову скота, которым мы владели. Вся операция «Грейнджер ангус», то есть разведение ангусовской породы, свелась к одному быку и четырем очень старым коровам. — Она поморщилась. — Согласно книгам, эти пять животных — все, что у нас есть.

Джеб сидел ошеломленный. «Грейнджер ангус» была известна по всей стране. Одно время семейство Грейнджеров владело самым большим ранчо по разведению лицензированных элитных ангусов на западном побережье. Семья разводила скот на протяжении нескольких поколений и делала это отлично. Грейнджеровский скот славился и по мясу, и по рождаемости телят. Коровы рано взрослели, легко приносили телят, самцы были востребованы по всей стране, от берега до берега, а бычки, поставляемые на рынок, давали отличное постное и вкусное мясо. Джеб и сам несколько лет назад купил у Джоша коров и пару быков. Трудно было поверить, что Джош уничтожил собственное стадо. Но получалось, что так и было.

— Мне очень жаль, Шелли. Ваша семья владела отличной породой.

— И будет снова, — твердо объявила она. — Наш бык, Идеальный Красавец Грейнджеров, один из лучших. Он стар для того, чтобы возглавлять стадо (ему почти тринадцать лет), но если мне удастся получить от него парочку приплодов телят, у меня все наладится. Мы с Ником обсуждали это. Мы вступаем в партнерство. «Грейнджер ангус» поначалу будет маленькой компанией, и нам будет трудно сперва, но мы возродимся. Не забывай, что я дочь скотовода. Я происхожу из многих поколений скотоводов. У Ника есть животные, которые происходят от грейнджеровского стада. Он молод, трудолюбив. Честолюбив. А я… Меня не было здесь долго. Но не забывай, что я выросла среди всех операций по разведению скота. Это верно, что я кое-что подзабыла, но с помощью и под руководством Ника я вновь раскручу это предприятие.

Он поднял брови:

— Ты действительно думаешь, что сможешь это сделать?

— Спорим на твою сладкую задницу, — ухмыльнулась Шелли.

Он расхохотался:

— Подумать только, что после всех прошлых лет я считал тебя чопорной горожаночкой.

Они обменялись улыбками и почти сразу вернулись к расходным книгам. Момент веселья кончился. — Эти записи, — процедил сквозь сжатые зубы Джеб, — ничего не доказывают. Скорее они могут служить мотивом для самоубийства. Совершенно ясно, что у него были огромные финансовые трудности.

Шелли кивнула:

— Мне тоже это пришло в голову.

— Но он получал деньги от Ренджморской корпорации, — медленно произнес Джеб, — которая, судя по всему, является подставной фирмой Скотта и Уильямса. А они ни за что не отдадут такую сумму денег, не получив чего-либо взамен. Не исключено, что в ответ на какие-то их требования Джош заартачился и они… э-э… о нем позаботились.

— Ты хочешь сказать, убили его, — сказала Шелли.

— Да. Полагаю, что так.

— Но чего они этим добились? Кроме того, что показали остальным, на что способны? С уходом Джоша контроль над ранчо и всем остальным, с ним связанным, переходит в мои руки. А я разорвусь, но не стану играть по их правилам!

— Возможно, зная о грейнджеровских корнях в долине, они сообразили, что продавать ранчо ты не будешь… по крайней мере не сразу. Все шло к тому, что ты останешься в Новом Орлеане и поручишь ранчо управляющему, которого они подкупят или приструнят. А если дело обстоит так, то убийство Джоша было ловким деловым решением вопроса.

Лицо Шелли окаменело, напряглось, она подошла к висевшей на стене большой топографической карте.

— Значит, мой брат умер из-за делового решения? — процедила она сквозь зубы.

— Возможно. А может, и нет.

Они вместе устремили глаза на карту и стали ее изучать.

— Здесь куча больших и маленьких подходящих участков, — наконец вздохнул Джеб. Множество участков, чтобы скрыть хорошую плантацию марихуаны. И если Джошу платили за то, чтобы он не совал туда нос, а он изменил мнение или захотел большую долю пирога…

Шелли нелегко было думать, что брата убили, а еще труднее верилось, что он мог умереть из-за того, что какие-то наркодельцы хотели получать больший доход.

— Может быть, это все-таки было самоубийство? — наконец выдавила она.

— Возможно.

Они одновременно вздохнули и вновь вперили взгляд в карту, словно на ней был написан ответ. В центре лежала долина, вокруг поднимались холмы и горы. Выделялись некоторые примечательные вехи — городок, речка Таун-Крик, заброшенная фабрика «Луизиана-Пасифик», школа, аэропорт и санационный пруд, тут же за городом. Земли Грейнджеров были аккуратно обведены синими чернилами, заляпаны наклейками с веселыми мордочками. Владения Боллинджеров были окружены толстой черной линией, и граница между кланами была обозначена наклейками с черепом и скрещенными костями. Так Джош шутил. Толстая алая линия пересекала северный край земель Боллинджеров. При виде ее Шелли не могла не улыбнуться.

Это была тропа — право Грейнджеров на проход по владениям противника. Грейнджеры и Боллинджеры спорили о ней с момента, как Йорк Боллинджер первым увидел долину, по которой она проходила, и объявил ее своей собственностью. Он планировал перегородить узкий конец долины плотиной и создать озеро площадью сто акров или около того, затем по трубам провести воду в долину и орошать свои поля пшеницы, ячменя и люцерны. Йорк не успел толком разработать свой план, как Джеб Грейнджер, тот первый, объявил о праве прохода, праве пересекать в этом месте долину, чтобы добраться до какого-то принадлежащего Грейнджерам участка, расположенного в той стороне. У Джеба был документ, подтверждавший факт предоставления ему такого права, но всегда возникал вопрос, когда именно этот документ был выдан, до или после продажи земли Боллинджеру. Из-за непонятно как случившегося несчастья документ был подмочен и дата на нем смазана. Официальные записи округа также были подозрительно неудобочитаемы. Предыдущий владелец земли, городской пьяница, Утверждал, что право прохода было предоставлено до продажи и потому оставалось действенным. Разумеется, это говорилось, когда Грейнджеры не жалели ему выпивки. Если же любимый напиток покупали ему Боллинджеры, рассказ драматически менялся и он с радостью признавался, что подписал бумагу на право прохода после продажи. Дело зашло в тупик: ни та ни другая сторона не могли отправляться в суд, базируясь только на словах пьяницы, а значит, не могли разрешить этот вопрос раз и навсегда. Право прохода оставалось спорным.

— Это наш сучок в глазу Боллинджеров, — любил повторять Джош. — Нельзя же позволять им все делать по-своему. Им следует напоминать, что не они хозяева долины и что Грейнджеры пришли сюда первыми. Они могут быть богаче нас, но у нас больше земли, чем у них, и право прохода как раз посреди их земель.

Шелли не задумывалась особо об этом праве. Тем более что сейчас им редко пользовались. Правда, Джош ввел обычай раз в год прогонять по тропе небольшое стадо. «Просто чтоб не забывали, — отвечал он, когда она спрашивала его об этом. — Наш долг поддерживать семейные традиции. Нельзя же, чтобы старина Джеб Грейнджер вертелся в гробу. — И со смешливыми искорками в глазах, так противоречившими торжественному тону ответа, добавлял: — На карте наша семейная честь. Право прохода должно оставаться. Все остальное — чепуха». Шелли смеялась, и тема больше не обсуждалась.

Глядя на обведенные на карте владения Грейнджеров, Джеб сказал:

— Ясно одно: если ты намерена разводить скот, нужно иметь достаточно земли. У тебя есть строительный лес и каменистая земля, но имеются также отличные пастбища. Только все это вперемешку. — Он обвел пальцем несколько участков. — Много хорошей пастбищной земли.

Шелли кивнула.

— Давно я не объезжала их. — Она улыбнулась. — Погода вроде проясняется. Так что, думаю, утром позову-ка Эйси и посмотрю, не захочет ли он провести со мной экскурсию… ознакомить меня с местностью заново. — Она снова улыбнулась. — Подумать только: я даже возобновлю фамильную традицию и проверю грейнджеровское право прохода.

— Хм, ты уверена, что хочешь это сделать? — Когда она удивленно посмотрела на него, Джеб неловко объяснил: — Ну, я имею в виду, что прошло немало времени, с тех пор как ты сидела на лошади. Тебе может оказаться трудно все объехать. Тут ведь крутые подъемы и спуски.

— Обо мне не беспокойся. Со мной все будет хорошо… я немного ездила верхом в Новом Орлеане, так что нельзя сказать, что годами не садилась на лошадь. Есть тут несколько мест, которые мне хочется проверить. — Она ухмыльнулась. — Эйси не даст мне заблудиться.

Вскоре после этого Джеб попрощался и уехал, нагруженный пластмассовыми коробками с остатками обеда. Дождь кончился, и Шелли проводила его до машины. Джеб скользнул за руль своего грузовичка и включил зажигание. Перекрикивая гул мотора, он сказал:

— Иди в дом, Шелли. И спасибо тебе. Обед и общество были выше всяких похвал. Следующий обед за мной. В «Доме бифштексов» под Укайей.

Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась в доме, а затем с прощальным гудком развернул грузовик и направился к дороге. Дождь сделал ее скользкой, и Джеб должен был сосредоточиться на управлении машиной, пока не достиг дна долины, где наконец смог прибавить газу. Его дом находился на другой стороне долины. Вскоре он припарковал грузовик перед собственной дверью и быстрыми шагами вошел к себе.

Там он торопливо направился к висевшему на стене кухни телефону. Хотя время близилось к одиннадцати вечера, он не сомневался, что Слоан еще не спит. Он набрал знакомый номер и, когда Слоан отозвался, сказал ему:

— У меня только что был интересный разговор с Шелли. Она собирается завтра проинспектировать грейнджеровское право прохода.

— Черт! — выдохнул Слоан.

— Вот именно. Я тоже так думаю.

Как и предсказывали, дождевые тучи ушли на восток, и день был сухим, хоть и холодным. Эйси согласился сопровождать Шелли в ее верховой прогулке и внимательно надзирал за тем, как она взнуздывала своего коня. Собственно говоря, это был не ее конь, а гнедой мерин, один из трех или четырех, которых держали в маленькой конюшне за домом. Эйси выбрал его для нее, сказав:

— Я знаю, что ты немножко ездила верхом в Новом Орлеане, но делала это нерегулярно, и я не собираюсь тащить тебя обратно со сломанной ногой или еще какой-то глупостью из-за того, что тебя сбросит лошадь. Везунчик — конь тихий и надежный. Он не станет пугаться малейшего шума, или качающейся ветки, или внезапно вспорхнувшей из-под копыт птицы.

Шелли не спорила. Не так уж и часто ездила она в Новом Орлеане на лошади, хотя в юности была бесстрашной всадницей. Как и большинство жителей долины, она, можно сказать, выросла в седле.

Несмотря на легкую облачность и холодок, оказаться на воздухе было чудесно. Одетая в старые джинсы, хорошо разношенные сапоги, с волосами, заправленными под выгоревшую бейсболку с эмблемой команды «Нью-Орлеанссентс», в джинсовой куртке она выглядела почти такой же, как семнадцать лет назад. Только эмблема на шапке была другая.

Владения Грейнджеров были разбросаны по подножиям холмов, причем несколько полос земли располагались отдельно от основного владения наддолиной. Так как местность, которую она хотела осмотреть, находилась в нескольких милях от дома, первую часть пути, подъем от ложа долины в горы, они повезли лошадей в трейлерах.

Сорок пять минут спустя грузовик Эйси и трейлер для перевозки скота, в котором стояли лошади, припарковались у обочины дороги Тилда-роуд. Еще через десять минут лошади были выгружены, Шелли с Эйси сели на них и направились в покрывавшие местность заросли кустарника и редколесье. Пастушьи собаки Эйси мерно бежали перед ними.

Втягивая в себя полной грудью прохладный терпкий воздух, Шелли наслаждалась смолистым ароматом ели и сосны, запахом дубов и земляничных деревьев. Она вдруг поняла, что счастлива. По-настоящему. Наверное, впервые за много лет. Ее лошадь, Везунчик, была спокойной и надежной, так что она могла расслабиться и наслаждаться видами, впивая в себя окружающее, как умирающий в пустыне, вдруг нашедший родник. Как же скучала она по долине, по этим горам и предгорьям!

Ехать верхом по редколесью было чистым наслаждением. Она вслушивалась в перебранку голубых соек, замечала, как прыгает с ветки на ветку серая белка. Желтые, с белым, лилии-краснодневы, ярко-розовые падучие звезды дряквенника и бледно-голубые кошачьи ушки пазника кивали нежными головками, когда их задевали копыта лошадей. Вздымая брызги, они пересекали узкие извилистые ручьи, бурлившие среди камней. Вода в них была прозрачной и холодной.

Шелли обуревали воспоминания. Счастливая память о том, как проезжала она в этих местах с Джошем, возможно, по этим же тропам… Она улыбнулась шумному трио собак Эйси. За ними с братом тоже всегда следовала пара черно-белых овчарок. Память о летних днях, проведенных с друзьями, когда они верхом объезжали окрестности, обдала ее сладко-печальной волной. Как она могла так долго оставаться вдали от этой красоты? И почему позволила оборвавшемуся роману изгнать себя отсюда? Она покачала головой. Единственным ответом, пришедшим ей на ум, было: глупая она была… и трусиха.

Они ехали в дружелюбном молчании. А между тем мир вокруг них не был безмолвен: поскрипывание кожи, приглушенный стук копыт гармонично сливались со звуками природы в единую радостную симфонию. Шелли узнавала тихий свист горного перепела, резкие крики вездесущих голубых соек, стрекотание серых белок, нелегкие таинственные шумы и шорохи в кустарнике ускользали от ее понимания. Может быть, это мыши или ящерицы. Она сморщила носик. А возможно, змеи. В какое-то мгновение Эйси остановил лошадь и указал ей вбок. С нежной улыбкой Шелли залюбовалась изящной большеглазой ланью, которая выступила на тропу перед ними. Еще миг, и она исчезла в лесу. Только качнувшиеся ветки подсказали, куда она ускользнула. Резкий окрик Эйси остановил собак, собравшихся погнаться за ней.

Они ехали больше часа, когда наконец добрались до одного из холмов, возле которого по долине шла тропа, где Грейнджеры имели право прохода.

Эйси натянул поводья и, на секунду придержав коня, оглянулся.

— Ты в последнее время разговаривала с этим Сойером?

Шелли покачала головой.

— Я так и думал, — проворчал Эйси.

Не говоря больше ни слова, он повернул в сторону и послал коня по каменистому склону. Когда они добралисьдо гребня, поверхность стала более плоской и Шелли рванулась вперед. Сразу за купой сосен земля обрывалась рядом скалистых уступов и складок, поросших толокнянкой и вереском. Редкие сосны и ели, случайные дубы и земляничники упорно цеплялись к крутым склонам холмов, окаймлявших долину.

Только долины здесь больше не было. Открыв рот, Шелли потрясение смотрела на безмятежную гладь озера, лениво плескавшегося на половине высоты холмов и полностью скрывшего то, что некогда было тихой долинкой и тропой, на которую имели право Грейнджеры.

Стиснув зубы, сверкая зеленым огнем глаз, она яростно воззрилась на Эйси:

— Ты знал об этом! Ведь знал?

Эйси кивнул:

— Да. Джош продал Боллинджерам право на проход три или четыре года назад. Не помню точно когда. И получил за это хорошую цену. — Он потер подбородок. — Вообще-то это был чистый грабеж. Эта дурацкая штука стоит не больше нескольких тысяч долларов, но Слоан готов был заплатить больше, лишь бы отцепиться от вас, Грейнджеров.

Шелли была слишком потрясена, чтобы чувствовать обиду. К тому же она остро ощущала, что ее предали: Джош ничего не сказал ей об этом. И вновь ей пришла в голову мысль, что, видимо, она совсем не знала брата. Ей становилось все труднее примирять образ понимающего, щедрого и любящего брата, которого знала всю жизнь, с человеком, бессердечно отвергшим собственного сына. Она скривила рот. Человеком, который мог заключить дьявольскую сделку с гнусно прославленными наркодилерами. А зная, как ревностно он относился к праву на проход, было невозможно поверить, что он продал это право.

Ей всегда казалось, что в семействе Грейнджеров существует какое-то нездоровое, граничащее с одержимостью отношение к этому чертову праву. Лично она считала, что им давно нужно было отказаться от него. Однако то, что Джош его продал Слоану, выглядело невероятным.

С застывшим лицом она поинтересовалась:

— Тебе известно, за сколько он его продал?

— Конечно. Это был большой секрет — так велел Слоан, — но Джош не утерпел и рассказал мне… Ему страсть как хотелось с кем-нибудь поделиться. Однажды вечером он напился и все выболтал. Сказал, что выжал из Слоана около пятидесяти тысяч долларов. И был счастлив, как ящерица, сглотнувшая жука. Считал, что наконец одержал верх над Боллин-джерами. — Не сводя глаз с озера, Эйси добавил: — Я никогда никому этого не говорил. Джош заставил меня поклясться не разглашать, а Слоан надрал бы Джошу задницу, потом явившись за мной. Слоан — человек справедливый, но я не хотел бы пойти ему наперекор. Я знаю, когда нужно держать рот на замке.

«Что ж, это объясняет продажу земли, — подумала Шелли. — И время подходит».

Еще раз оглядывая озеро, она с удивлением почувствовала, что за ее гневом и растерянностью стоит ощущение утраты. Право прохода было частью ее наследия, преданий, окружавших фамильную вражду Боллинджеров с Грейнджерами. Она первой готова была признать, что им давно следовало отказаться от этого права. Оно было им не нужно уже много десятков лет. Как раз на грани столетия ее прадед купил кусок земли, связывавший владения Грейнджеров с Тилда-роуд, что лишало смысла войну за право прохода. Только упрямство и желание настоять на своем заставляло Грейнджеров топтать эту тропу все эти годы. Она скривилась. Нечем здесь гордиться. С неприятным чувством она вдруг осознала, что глубоко в душе была добычей других эмоций, и тоже не слишком благородных. Как она ни старалась, но в ней поднимался протест. Она испытывала досаду, что чертовы Боллинджеры в конце концов своего добились.

Бросив последний взгляд на озеро, она повернула лошадь назад.

— Куда ты собралась? — крикнул оставшийся позади Эйси.

— Домой. Я потеряла желание продолжать прогулку.

Несколько минут они ехали в молчании, затем Эйси пробормотал:

— Ты так и будешь дуться всю дорогу?

— Нет, — неохотно рассмеялась Шелли. — Просто это было неожиданно. Я переживу. — Конечно, переживет, вдруг поняла она.. Может, это и к лучшему, что дурацкого права прохода, источника стольких переживаний на протяжении многих лет, больше не существует. Полуобернувшись, она спросила: — Ты уверен в сумме, которую получил Джош?

— Уверен, насколько это возможно. Не думаю, что Джош мне солгал. Но черт меня побери, я не стану спрашивать у Слоана, правда ли, что он дал себя обдурить на пятьдесят тысяч долларов.