Глава 4

Как только началась стрельба, Мария и Пилар, перепуганные не меньше остальных обитателей Пуэрто-Белло, быстро оделись и благоразумно покинули свой ненадежный кров. Им повезло больше, чем другим, им удалось избежать встреч с бандитами в первые, самые страшные, часы нападения на город. Выскочив на улицу, они заметили несколько пиратов, направлявшихся в их сторону и, не раздумывая, спрятались в заброшенной конюшне недалеко от таверны. Они провели в этом укрытии несколько часов, трясясь от страха, зарывшись в сено, пока город буквально стонал от бандитского произвола.

Долетавшие до них отзвуки последнего сражения не оставляли сомнений, что пираты одержали победу и город пал. Единственным шансом на спасение были джунгли, если бы до них удалось добраться; там они надеялись найти других беженцев. Моля Бога, чтобы он помог им, они рассчитывали добраться через джунгли до Панама-сити и вызвать на помощь сражающемуся городу военный гарнизон.

Часы, проведенные в конюшне, были, пожалуй, самыми страшными в жизни Марии. Подобное состояние она испытывала только после смерти родителей и гибели англичанина, но тогда она не чувствовала себя такой беспомощной, у нее не было чувства животного страха, которое не покидало ее теперь. Им с Пилар не нужно было выходить из укрытия, чтобы понять, какая участь постигла большинство обитательниц города: женские крики, визг и плач вперемежку с хриплым смехом и руганью пиратов были слышны отовсюду. Частые звуки мушкетных и пистолетных выстрелов заставляли их все время вздрагивать. Наконец Мария не выдержала:

— Что с нами будет, Пилар? — прошептала она еле слышно.

Большие, крепкие руки дуэньи обняли хрупкие плечи Марии. Пилар поцеловала ее и проворчала:

— Не знаю, девочка моя. — Потом, заколебавшись, тихо спросила:

— Мария, ты догадываешься, что эти бандиты делают с женщинами? Ты представляешь, что тебя ждет, если мы попадем к ним в лапы?

Мария медленно, но решительно кивнула, боясь признаться в своем невежестве, чтобы не огорчать Пилар. Девушка имела об этом весьма смутное представление, хотя нельзя было сказать, чтобы она пребывала в полном неведении относительно того, что может произойти между мужчиной и женщиной. Тогда, на поляне, англичанин разбудил в ней все еще дремавшую чувственность, но с тех пор она не испытывала ничего подобного. Мария хорошо понимала, что, попади она в руки пиратов, с ней произойдут вещи, мало похожие на то, что случилось тогда в роще. Она содрогнулась, представив, как чужие грубые руки будут касаться ее тела.

Мария и Пилар почти не разговаривали в своем убежище, боясь, что кто-нибудь ненароком может их услышать, и только когда на город опустились сумерки, они рискнули покинуть конюшню, надеясь незаметно проскользнуть по темным улицам Пуэрто-Белло.

Сначала судьба была к ним благосклонна, и они без приключений добрались до самых городских ворот, но тут, откуда ни возьмись, перед ними вырос пьяный бандит. Он молниеносно схватил Марию и легко перебросил ее через плечо, громко прорычав:

— Бог, ты мой! Какая сладкая маленькая девочка будет у меня сегодня ночью!

Он не обращал внимания ни на отчаянные попытки Марии освободиться из его цепких рук, ни на атаки Пилар, которая бросалась на него, как разъяренная тигрица, и чья недюжинная сила немало удивила его.

Потеряв наконец терпение, дю Буа — а это был именно он — бесцеремонно бросил Марию на землю и ринулся на Пилар. Она совсем было ускользнула от него, когда в последний момент француз схватил ее за волосы и дернул гак резко, что бедная женщина, не устояв, упала. Дю Буа со злостью пнул ее в грудь, и сделал это с такой силой, что несчастная Пилар чуть не потеряла сознание. Задыхаясь от боли, она приподнялась и закричала.

— Беги, Мария, беги! Не беспокойся обо меня! Но Мария и не думала бросать свою Пилар. Она, как дикая кошка, набросилась на обидчика, стараясь побольнее оцарапать ею, и ее острые ноготки прочертили несколько кровавых бороздок на его щеке, прежде чем он зажал обе ее руки в своей огромной ладони. Француз хитро посмотрел на нее, и довольная улыбка появилась на его обветренном лице.

— Ах, как я люблю таких злючек! — воскликнул он.

Пилар стояла рядом, медленно приходя в себя. Дю Буа взял оба ее запястья в свою огромную ладонь и крепко сжал их. Он переводил взгляд с одной пленницы на другую, оценивающе осматривая то хрупкую фигурку Марии, то соблазнительные формы Пилар.

— Эту ночь мы все запомним надолго! И я, дю Буа, позабочусь об этом! — Он с вожделением посмотрел на Марию. — Я с удовольствием покажу тебе, моя маленькая бунтарка, что значит настоящий мужчина. — И, повернувшись к Пилар, многозначительно прошептал:

— Ну а ты.., ты научишься у меня быть более покладистой. — И, покачиваясь на нетвердых ногах, он зашагал к центру города, волоча за собой упирающихся женщин.

Мария и Пилар отчаянно сопротивлялись, понимая, что им не избежать ужасной участи, если они немедленно не избавятся от этого бандита. То, что он был пьян, давало слабую надежду, и, собрав все свои силы, Пилар наконец вырвалась и набросилась на француза с кулаками, крикнув Марии, чтобы та бежала, не мешкая. Как и в первый раз, ее нападение оказалось для дю Буа полной неожиданностью, и, растерявшись, он неуверенно шагнул назад. Используя его минутное замешательство, Мария больно пнула его. От неожиданности рука дю Буа ослабла, и девушка наконец резко вырвалась из его железных тисков. Не удержавшись на ногах, француз упал, и обе женщины тут же, не теряя времени, подхватили юбки и побежали.., прямо в объятия Зевса и Габриэля.

Сказать, кто больше удивился этой неожиданной встрече — Мария или Габриэль, — невозможно. Мария была уверена, что Ланкастера нет в живых, но как только он заговорил, сразу же узнала его голос. Потемневшими от нахлынувших чувств глазами она жадно рассматривала до боли знакомые черты и не находила слов.

Восторг и ужас охватили ее от прикосновения сильных рук, до боли сжавших ей плечи; сердце разрывалось от неудержимой радости, что он жив, и трепетало при мысли о том, что она попала в плен к человеку, который имеет право ненавидеть и презирать имя Дельгато и мстить всем членам этой семьи за перенесенные страдания. Она вгляделась в его бронзовое от загара, худое лицо: он мало изменился, только черты лица стали жестче, взгляд суровее, да в ухе блестела большая золотая серьга с изумрудом — годы, проведенные среди берегового братства, наложили свой отпечаток. Встретившись с ним взглядом, Мария смутилась и, медленно опуская глаза, вдруг заметила тяжелую золотую цепь, которую Габриэль носил на шее. Страх охватил ее, когда она поняла, что символизировало для него это украшение. Но мысль, что сейчас она полностью находится в его власти и он может делать с ней все, что ему угодно, как ни странно, не только не пугала, но, наоборот, возбуждала ее.

Когда волнение и радость неожиданной встречи наконец-то улеглись, Габриэль с восхищением стал рассматривать Марию, отметив про себя, что за прошедшие три года она необычайно похорошела. Она была так красива, так желанна, и она была его пленницей…

Он смотрел на нее, и никаких мыслей о возмездии не было и в помине, наоборот, внезапно он ощутил странное чувство облегчения. Он все-таки нашел ту, чей образ преследовал его все эти годы, ту, что околдовала и одурманила его, и чье лицо он помнил лучше, чем лицо бедной Элизабет. Он замер, пронзенный этой кощунственной мыслью. Маленькая ведьма опять пытается опутать его своими чарами, чтобы он забыл, что она из рода ненавистных и презренных Дельгато. Он непроизвольно сжал ей плечо, и Мария поморщилась от боли.

— Неисповедимы повороты судьбы, — тихо сказал Габриэль, — и скоро ты узнаешь, что тебя ждет именно то, что дочь Дельгато заслуживает получить из рук Ланкастера.

А в это время Зевс пытался усмирить Пилар. Нестихающая резкая боль в груди мешала ей развернуться в полную мощь, но, несмотря на это, Зевсу тем не менее пришлось повозиться с ней. Наконец, применив силу, он все-таки прижал ее к себе.

— Не надо так сопротивляться, моя дорогая. Это же бесполезно, — нашептывал ей на ухо Зевс. — Ты только сама себе сделаешь больно. Веди себя смирно, моя богиня, и я позабочусь, чтобы тебя больше ничто не огорчало в этой жизни.

Его тихие ласковые уговоры успокаивающе подействовали на Пилар, и она, поняв наконец тщетность своих усилий, устало припала к его груди.

— Вот и хорошо! — пробормотал Зевс, и, прежде чем она смогла сообразить, что происходит, он подхватил ее на руки, но, увидев гневное лицо Пилар, весело рассмеялся:

— Послушай! Разве тебе так не лучше? Я сейчас отнесу тебя в один чудесный дом. Там ты искупаешься и отдохнешь, ну а потом.., потом нас ждут любовные утехи.

Боевой пыл Пилар моментально угас и, глядя на мощную фигуру и улыбающееся лицо великана, она решила подчиниться судьбе. “Несмотря на золотые кольца в ушах, — подумала она, — он, по крайней мере, достойно ведет себя”. И, смирившись, она сразу почувствовала облегчение.

— А где твои волосы? — неожиданно спросила она, глядя на его бритую голову.

— Если ты захочешь, малышка, я их отращу. Я ведь очень симпатичный малый, не так ли? — Зевс широко улыбнулся и в этот момент услышал произнесенное Габриэлем имя Дельгато.

— Дельгато? — удивленно спросил он, обернувшись. — Эта малышка и есть та самая женщина, которую ты искал все эти годы? Сестра твоего врага Диего Дельгато?

Габриэль кивнул, и только хотел что-то сказать в ответ, как голос дю Буа перебил его. Спотыкаясь и весело крича на ходу, француз направлялся к ним.

— Большое спасибо, друзья, что помогли мне поймать этих двух злючек. Когда я попользуюсь ими, можете взять их себе.

Левой рукой Габриэль обнял Марию за талию и притянул к себе, а правой не торопясь вытащил из ножен саблю. Угрожающе держа клинок перед собой и четко выговаривая каждое слово, он сказал:

— Ты ошибаешься, друг. Это наши женщины. Ты упустил их, а мы поймали.

Дю Буа почернел от злости и заорал:

— Ни за что! Они мои! Я, дю Буа, поймал их, и они мои! Верните их мне!

— Нет! — резко оборвал его Габриэль, и появившееся в его глазах выражение не предвещало ничего хорошего.

— Ну, это мы еще посмотрим! — прорычал дю Буа, вытаскивая саблю и делая шаг вперед, но, увидев Зевса, который, осторожно опустив Пилар на землю, вытащил из-за пояса пистолет и встал рядом с Габриэлем, остановился. Он обвел всех четверых злобным взглядом.

— Можешь считать, что эту схватку ты выиграл, Черный ангел, но мы посмотрим, что скажет адмирал. Женщины у нас общие. Ты должен будешь поделиться ими.

Габриэль отрицательно покачал головой.

— Нет! — глухо повторил он тоном, не терпящим возражений.

Бросив на них полный ненависти взгляд, дю Буа развернулся и зашагал прочь; распрямившиеся плечи и ставшая более твердой походка говорили о его решимости настоять на своем.

— Мой капитан, — сказал Зевс, глядя французу вслед, — это еще только начало. Он прав, женщины принадлежат всем. Если мы хотим оставить их себе, это будет стоить нам части нашей добычи.

— А разве ты против? Или хочешь потом отдать ее обратно дю Буа?

Зевс посмотрел на Пилар, устало прислонившуюся К его плечу, и, обняв ее за талию, отрицательно замотал головой.

— Нет, она моя. Я заплачу за нее любую цену.

— Я тоже, — мрачно произнес Габриэль и еще сильнее прижал к себе Марию. Посмотрев на ее низко опущенную голову, он добавил:

— Она моя, и никто у меня ее не отнимет!

Но обиженный дю Буа не собирался упускать свою добычу, и не успели Зевс и Габриэль с обессилевшими женщинами дойти до приготовленного для них дома, как один из адмиральских адъютантов доставил им записку от Моргана.

— Адмирал хочет нас видеть.., вместе с женщинами, — мрачно сказал Габриэль, с трудом прочитав написанное неразборчивым почерком послание. — Дю Буа нажаловался ему на нас, и Морган хочет решить эту проблему немедленно.

Без лишних разговоров все четверо направились к дому алькальда, где после взятия Пуэрто-Белло разместился Морган вместе со своим штабом. Мария и Пилар, с трудом передвигая ноги от усталости, еле успевали за быстро идущими мужчинами.

На главной площади к моменту появления Габриэля собрались пираты, многие из которых были из команды дю Буа. Сам капитан с независимым видом прохаживался вокруг расположенного в центре площади фонтана, и по усмешке, мелькавшей на его лице, было видно, что он уверен в успехе.

Морган поджидал их на ступенях дома, красивый фасад которого был обращен к площади, и резким взмахом руки приказал Ланкастеру подойти ближе. Габриэль повиновался и, оставив женщин под присмотром Зевса, поднялся к адмиралу. По нерешительному взгляду друга и по тому, как Морган нервно покусывал верхнюю губу, Габриэль понял — адмирал не знает, как поступить в сложившейся ситуации. Но была ли эта нерешительность вызвана боязнью из-за возникшего спора потерять контроль над пиратами или причиной была их недавняя размолвка перед штурмом форта Сантьяго — Габриэль не знал. Крепкое рукопожатие тоже не дало ответа на эти вопросы.

Над площадью нависла напряженная тишина, но Морган, по-видимому, не замечал ее и как ни в чем не бывало весело крикнул:

— Заходи, друг, и мы обсудим возникшее.., э… разногласие. Я уверен, — он бросил взгляд в сторону дю Буа, — что этот вопрос можно будет решить мирно и без кровопролития.

Но, закрыв за собой двойные двери дома, Морган нахмурился.

— Дело дрянь. Дю Буа обвинил меня в том, что я покровительствую английским пиратам. Тебе придется отдать девчонку. Ничего, найдешь себе другую, если не хочешь, чтобы он взбунтовал остальных ребят. Неужели ты не можешь найти себе кого-нибудь еще? — почти умоляющим голосом проговорил Морган.

Габриэль отрицательно покачал головой.

— Нет. Это Мария Дельгато, Гарри, и я не отдам ее никому!

— Мария Дельгато! — на лице адмирала появилось радостное и одновременно растерянное выражение. — Наконец-то ты нашел ее! Вот это новость! Только было бы гораздо лучше, если бы ты сделал это раньше дю Буа.

Понимая, что значит для Ланкастера эта девушка, Морган не стал уговаривать друга. Кроме того, после сегодняшней размолвки, он не собирался подвергать их дружбу еще одному испытанию.

— Ты все еще зол на меня из-за штурма Сантьяго? — спросил он.

Габриэль пожал плечами.

— Давай забудем это. Я не в силах ничего изменить, но должен признаться, что мне не нравятся твои методы, Гарри. Одно дело сражаться с вооруженными мужчинами и совсем другое убивать невинных людей — неважно, испанцы они или нет.

— Скажи мне, — требовательно начал Морган, — если бы, пожертвовав невинными, как ты их называешь, — хотя тех, кто служит инквизиции, вряд ли можно причислить к таковым, — если бы, пожертвовав ими, ты смог спасти свою сестру или жену.., разве ты не поступил бы так же?

Вопрос Моргана остался без ответа.

— Что ты собираешься делать с дю Буа? — спросил Габриэль.

Какое-то время адмирал расхаживал взад и вперед по комнате. Наконец, подойдя к Габриэлю и слегка приподняв пальцем его подбородок, Морган посмотрел ему в глаза.

— Но вторую-то ты можешь отдать? Может быть, я уговорю дю Буа и он согласится на одну? Габриэль усмехнулся.

— Об этом ты должен спросить у Зевса. Она ему очень приглянулась, и он поклялся, что никому ее не отдаст.

— Н-да! Чертовски неприятное положение! Ну почему, черт вас побери, из всех городских женщин вам нужны только те две, что стали добычей дю Буа?

— Морган, — Габриэль хитро улыбнулся, — мы готовы заплатить за них любой выкуп. Разве так нельзя уладить дело?

— Будем надеяться, но, зная, что от дю Буа всегда можно ждать беды, а ты ни за что не отдашь девчонку… Думаю, он не успокоится, пока не раскроит тебе череп. Если.., если только мы не уговорим Зевса.

— Спроси его, — посоветовал Габриэль, но голос его звучал неуверенно.

Через несколько минут адмирал получил ответ. Зевс был неумолим:

— Нет! Она убежала от него, и я ее поймал. Теперь она моя! Если он хочет, я заплачу за нее.

Сообщение Моргана о том, что Габриэль и Зевс хотят заплатить за женщин, отдав часть своей добычи, вызвало одобрительный гул на площади. Это была честная сделка. Скоро собравшиеся у бывшей резиденции алькальда уже знали, кто такая Мария, и упорство Габриэля стало понятно — его отношения с семейством Дельгато были всем хорошо известны. Но не так-то легко было уломать дю Буа. Растолкав пиратов, столпившихся вокруг Габриэля и Зевса, он выскочил вперед и, вынув из ножен саблю, заорал:

— Нет! Я не согласен! Мы будем драться за эту малышку, а амазонку Зевс может оставить себе. Я требую отдать мне молодую женщину — или мы будем драться.., сейчас же!

Морган беспомощно посмотрел на Габриэля и еле слышно сказал:

— Хорошо… Пусть будет так.., но только до первой крови. Я не позволю пиратам убивать друг друга!

Мария с трудом понимала, что происходит вокруг, слишком много было пережито за последний день. Она беспрекословно шла за Габриэлем Ланкастером, с грустью думая о том, что ждет ее впереди. Ничего хорошего, как ей казалось, уже не могло быть, но даже печальные мысли о предстоящей неволе не могли омрачить радость встречи. Он жив! Жив! Когда Габриэль получил записку и потащил ее на площадь, она сразу заподозрила неладное. А когда он оставил ее с Зевсом, а сам уединился с Морганом, она почувствовала, как все у нее внутри сжалось от страха.

Должно быть, Зевс почувствовал ее испуг, потому что, обняв Марию за плечи огромной ручищей, мягко сказал:

— Не волнуйся, малышка, с ним все будет в порядке. Не бойся, он не отдаст тебя дю Буа.

Мария чувствовала себя спокойно, стоя рядом с Зевсом, и, поймав на себе жадный взгляд дю Буа, еще сильнее прижалась к великану. Немного успокоившись, она осмотрелась, но увиденное вновь повергло ее в панику. Сколько грубых и жестоких лиц! Боже! Между ней и этими людьми стоит только один человек — Габриэль Ланкастер. Но и он ненавидит ее. Она содрогнулась при этой мысли, но тут из дома алькальда появились Морган и Габриэль.

Дальше события развивались с невероятной быстротой. Мария едва успела понять, что Габриэль и Зевс готовы выкупить ее и Пилар, как вперед вышел дю Буа. Он держал в руке саблю, и Мария поняла, что поединок неизбежен. Ее сердце бешено забилось, когда она увидела медленно спускающегося по ступеням Габриэля. Он тоже был готов к бою. О Боже! Неужели они встретились только для того, чтобы он вновь рисковал своей жизнью.., ради нее.

На площадь уже опустились сумерки, но небольшой пятачок, образованный зеваками, в центре которого кружили два человека, был освещен факелами, и отсвет их пламени плясал на булыжной мостовой, выхватывая из темноты дикие лица пиратов. Сборище было живописным: вооруженные до зубов люди, увешанные пистолетами, ножами, саблями; некоторые держали даже пики. У большинства были длинные до плеч нечесаные волосы, но попадались и бритые, как у Зевса, головы, и модные украшенные перьями шляпы, и повязанные вокруг голов пестрые носовые платки. Одежда тоже отличалась большим разнообразием цветов и фасонов: от простых рубах и штанов до явно краденных шикарных нарядов — шелковых халатов, гонких чулок, атласных камзолов и воротников тончайшего кружева. Но одно объединяло этих людей — на всех лицах лежала печать дикой и порочной жизни, которую они вели. Мысль о том, что будет с ней, если Габриэль проиграет эту схватку, привела Марию в ужас. От страха она закрыла глаза и принялась молиться.

Звон клинков мешал ей сосредоточиться, и она, затаив дыхание, стала следить за разворачивающимся перед ее глазами поединком. В свете факелов мелькали то иссиня-черные волосы Габриэля, то отливающая золотом голова дю Буа.

Француз дрался яростно, умело отбивая каждый выпад, каждый удар Габриэля и отчаянно пытаясь заставить противника сделать какой-нибудь промах. Но недаром Габриэль славился своим мастерством — ни разу не дал он клинку противника коснуться себя. Ловким приемом обманув соперника, он вонзил саблю в его правую руку. Взвыв от ярости и боли, дю Буа выронил саблю и левой рукой зажал глубокую рану. Голубые глаза француза пылали ненавистью.

— Придет день, Черный ангел, — прохрипел он, — и ты заплатишь за это!

— Для меня будет огромным удовольствием встретиться с тобой еще раз, когда бы ты ни пожелал, дю Буа, — насмешливо сказал Габриэль и откланялся с оскорбительной для француза торжественностью. Затем, повернувшись на каблуках, он подошел к дому алькальда, на верхней ступени которого стоял Морган. — Я могу быть свободен? — спросил он сухо. — Или кто-то еще хочет предъявить права на этих женщин?

На площади воцарилось молчание. Через минуту Габриэль и его спутники уже направлялись к приготовленному для них богатому купеческому дому. Всю дорогу он поддерживал падавшую от усталости Марию за талию, но на подступах к дому неожиданно подхватил ее на руки и так и внес в дом. Остановившись перед дверью, за которой располагались предназначенные для него покои, он странно посмотрел на Марию. Его глаза были совсем близко; кровь застучала у нее в висках, и сердце забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Она с трудом сглотнула — от переживаний у нее пересохло во рту — и наконец решилась спросить:

— Что ты собираешься со мной сделать? Странная улыбка промелькнула на лице Габриэля — она не была доброй, но и злой ее тоже назвать было нельзя.

— Хочу узнать, так ли сладко отмщение, как мне однажды показалось, — сказал он хрипло, открывая ногой дверь.

Глава 5

Габриэль плечом толкнул дверь, и она с шумом захлопнулась за ними. Не торопясь оглядев внушительные покои, он увидел в дальнем конце раскрытые створки другой двери, за которой оказалась еще одна комната более скромных размеров. Заглянув туда, он обнаружил третью дверь, которая, как он решил, вела в приемную. Судя по обстановке обеих комнат, можно было с уверенностью сказать, что здесь обитал сам хозяин дома.

Вдоль стен цвета слоновой кости стояла массивная мебель темного дерева, сделанная в испанском стиле и обильно украшенная резьбой. Натертые до блеска полы были покрыты яркими мавританскими коврами, но главное место в комнате занимала возвышающаяся на помосте огромная кровать с балдахином. Она была задрапирована тонкой, как дымка, нежно-кремовой тканью, служившей защитой от москитов.

Габриэль подошел к кровати, слегка отодвинул в сторону легкий полог и бросил Марию на огромную пуховую перину. Она упала на спину, и шелковые юбки платья взметнулись с легким шелестом. Решив сохранять спокойствие, чего бы ей это ни стоило, она взяла себя в руки и, приподнявшись на локтях, с серьезным видом посмотрела на Габриэля, как бы вопрошая: что же за этим последует? Не набросится ли он на нее, как дикарь?

Габриэль стоял у кровати, восхищенно взирая на свою пленницу. Как же она была хороша! Взметнувшиеся юбки позволяли увидеть маленькие точеные ножки, глубокий вырез платья открывал прелестную грудь, а чудесные длинные волосы разметались по плечам. Ярко-синие глаза, от волнения ставшие почти фиолетовыми, настороженно смотрели на него, а чудесно очерченные розовые губы откровенно манили. Габриэль почувствовал неудержимое волнение. Что это? Страсть? Желание? Или другое, менее возвышенное чувство? Он злился на свою слабость: вместо того чтобы думать о мести и воспользоваться создавшимся положением, он забыл обо всем на свете и не видел ничего, кроме прекрасных глаз, в которых ясно отражалось нарастающее чувство тревоги.

Когда он сражался с мужчинами, ему были неведомы компромиссы, но обращаться с женщинами и детьми с бессмысленной жестокостью он не мог — воспоминания о смерти жены и постоянно терзающие его душу мысли о судьбе сестры, которую, возможно, постигла та же участь, служили горьким примером бесцельно погубленных невинных жизней. Не будучи в силах ожесточиться по отношению к Марии, он с удивлением заметил, что наперекор всем мыслям о мести у него появилось безумное желание взять ее на руки, приласкать, сделать для нее нечто такое, чтобы прекрасные глаза раз и навсегда перестали смотреть на него так недоверчиво и тревожно.

Стряхнув оцепенение, он заставил себя вернуться на землю и вспомнить, что Мария Дельгато вовсе не, невинная жертва — она сестра его злейшего врага, и он будет последним дураком, если позволит поколебать свою решимость. Разве Диего сжалился над молодостью и красотой Каролины, разве не обрек он ее на рабство, унижение и, вероятно, смерть? Нет! И он тоже не отступит! Да поможет ему Всевышний!

Разозлившись на себя за нерешительность и решив больше не церемониться, Габриэль сел на край кровати и грубо притянул к себе Марию. Пытаясь усмирить мечущуюся от страха девушку, он крепко обнял ее и, не обращая внимания на сопротивление, приник к ее губам.

Он пытался быть с ней грубым и бесчувственным, надеясь, что это поможет преодолеть невесть откуда появившуюся и совершенно несвойственную ему сентиментальность, но кроме неприятного чувства неудовлетворенности не испытал ничего. Не возникло ни радости, ни восторга от того, что он наконец-то держит ее в объятиях, и в поцелуе его было какое-то отчаяние, словно он силой заставлял себя ощущать всю прелесть этого волнующего момента.

Сначала Мария очень испугалась — после всех событий она не ожидала от него такой грубости. И в следующую секунду неудержимая злость захлестнула ее, и она начала вырываться из его рук, сопротивляясь так яростно, как если бы вместо Габриэля ее обнимал дю Буа. В отчаянии она схватила его за волосы и дернула с такой силой, что, вскрикнув от боли и неожиданности, Габриэль выпустил ее из рук и отпрянул назад.

Их разделяло ничтожно малое расстояние, и, поймав его свирепый взгляд, Мария съежилась от испуга. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Они сидели на огромной кровати, напряженно уставясь друг на друга и ожидая, кто же сделает первый шаг.

Любой другой пират на месте Габриэля как следует отлупил бы Марию за такую дерзость. Сначала отлупил бы, а потом изнасиловал — для большинства из них это было так же просто, как выпить кружку пива. Но Габриэль чувствовал, что, несмотря на столь долго взращиваемую в душе ненависть к Марии, он не может так жестоко обойтись с ней. Как бы ему хотелось быть беспощадным! Но по каким-то ему самому неясным мотивам он не смел так безжалостно унизить ее. Злясь на собственную слабость, он что-то злобно пробурчал себе под нос, поднялся и, резко развернувшись, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Мария удивленно смотрела ему вслед. Неужели она победила? Что же теперь будет? Может быть, он бросит ее? Отдаст дю Буа?

При этой мысли она содрогнулась.

Но Габриэль не собирался так легко расставаться с Марией. Ему просто требовалось время, чтобы справиться со своей нерешительностью и осуществить так долго вынашиваемые планы мести. Она враг, внушал он себе, и он отомстит ей! Пускай она выглядит такой слабой и беззащитной — ничто не остановит его сегодня ночью! Ей не удастся пробудить в нем раскаяние или сострадание! С этими нежностями будет покончено — разве не умерли его чувства в день гибели Элизабет? Разве он не поклялся отомстить Дельгато? Разве не по праву заслужил он прозвище Черного ангела, беспощадно преследуя испанцев? Почему же теперь, когда настал долгожданный момент, он колеблется? Нет! Он не позволит околдовать себя, как тогда на Эспаньоле… Немного успокоившись, он напомнил себе, что ситуация изменилась — теперь она его пленница, и сегодня он будет безжалостен, как настоящий корсар. Никакой пощады!

Приняв твердое решение, Габриэль вновь обрел хладнокровие и, увидев пробегающего мимо испуганного слугу, приказал приготовить ванну в комнате хозяина для молодой леди и принести ей что-нибудь поесть. В глубине души Габриэль понимал, что делает это не для того, чтобы смутить Марию, продлить состояние тревожного, напряженного ожидания, в котором она находится, что движет им совсем другое желание, просто он ищет оправдания своим действиям, стараясь настроиться на более решительное, если не агрессивное поведение.

Все эти рассуждения действовали ему на нервы. Он со злостью распахнул ногой дверь в одну из комнат и увидел Зевса, который, удобно устроившись в глубоком кожаном кресле, медленно потягивал испанский херес. Эта мирная картина нисколько не уменьшила раздражения Ланкастера. Кинув на Зевса недружелюбный взгляд, он остановился в дверях и со злой насмешкой спросил:

— Ты здесь? А я-то думал, что ты давно нежишься в объятиях своей амазонки. Или ты так быстро разочаровался?

Увидев недоуменное выражение лица и ярость, сверкавшую в глазах друга, Зевс понимающе кивнул и неторопливым жестом указал на большой графин с хересом, стоящий на массивном буфете.

— Налей себе выпить и садись, мой капитан. Давай предадимся маленьким радостям, поскольку ничего другого нам пока не дано.

Услышав эти слова и увидев невозмутимое лицо Зевса, Габриэль смягчился и, налив себе вина, удобно устроился на маленьком диванчике.

— Извини меня, я просто в плохом настроении. Зевс благоразумно воздержался от расспросов. Так они и сидели в тишине, молча потягивая херес, еще сегодня утром принадлежавший богатому испанскому купцу, дом которого Зевс присмотрел для своего капитана. Габриэль почувствовал, что впервые с начала “секретной миссии” немного расслабился. Молчание затягивалось.

— Чем занимается твоя воительница? — спросил Габриэль, первым нарушив тишину.

На лице Зевса заиграла блаженная улыбка.

— Когда я покидал ее в последний раз, она была занята тем, что бросала в меня все, что попадалось ей под руку. Поэтому, естественно, я решил дать ей время привыкнуть к новому положению. У нее такой темперамент! Ну а как твоя пленница? Что делает твоя красавица?