- Ты серьезно решил основать свой конный завод. Дом? - спросил Морган: они перешли к теме, более всего интересовавшей Доминика.
      - Гм, гм... Думаю, да, - ответил брат, ставя рюмку на маленький столик. Посмотрев на Моргана с лукавой улыбкой, он продолжал:
      - Видишь ли, я думаю о своем будущем и частично согласен с Леони, что пора "остепениться". Стало быть, мне надо чем-то заняться. Лошади для этого очень хороши. И я их люблю, ты знаешь. - На его приятном лице мелькнула досада. - И если бы не эта проклятая война мистера Мэдисона, я бы отправился в Англию, нашел там достойного жеребца и привез сюда. Но поскольку...
      Для многих американцев эта война была слишком далекой. Она шла вдоль границы между Соединенными Штатами и Канадой и на морях. Американцев она мало волновала и почти не влияла на их жизнь. Но порой она все же досаждала. И тогда от них доставалось президенту Джеймсу Мэдисону, конгрессу и, конечно, Британии. Доминик вдруг очень серьезно спросил:
      - Ты знаешь что-нибудь насчет предложения Британии о прямых переговорах? Морган пожал плечами:
      - Мэдисон принял предложение. И это вполне возможно, хотя я не думаю, что это случится скоро. Необходимо побыстрее определиться. В прошлом году Наполеон потерпел поражение, и через несколько месяцев Веллингтон и другие британские союзники полностью раздавят Францию. И вот тут-то нас ждут неприятности. Когда закончится война в Европе, Англия всю свою мощь сможет направить против нас. И я бы не стал держать пари - чем это кончится.
      Доминик мрачно кивнул. Война между Штатами и Великобританией была ему особенно неприятна. У него были друзья на обеих конфликтующих сторонах, и ему совсем не нравилось делать выбор.
      Для самого Доминика не было вопроса - на чью сторону он встал бы при необходимости. Он жил в Англии, когда летом двенадцатого года в Лондоне стала известна Декларация о войне. Доминик не колеблясь сел на корабль и отплыл к берегам Штатов. У семьи Слэйдов были прочные связи с Англией. Старший брат отца жил там, и почти все младшие Слэйды жили у дяди. Доминик оставался в Англии дольше всех, Лондон и его окрестности были его домом на протяжении почти трех лет, и война прервала его приятную жизнь там.
      Нельзя сказать, чтобы Доминик сильно огорчился из-за отъезда. Еще перед войной он начал ощущать какую-то неудовлетворенность, поняв, что ему наскучили бесконечные балы, рауты, азартные игры, дрянной джин. Он не занимался ничем серьезным, и на передний план выступили вопросы покроя сюртука, скорость его лошади и развлечения с любовницами. Все это щекотало нервы, как и волнение перед дуэлями, нередко случавшимися из-за его гордости и темперамента. Но это мало разнообразило дни.
      Безделье не было свойственно натуре Доминика. Ему, одному из младших сыновей, не приходилось смотреть за плантациями и вообще нести какие-либо обязанности. Когда юноше исполнился двадцать один год, Мэтью, по своему обыкновению, дал ему немного денег, выделил несколько сотен акров хорошей земли в Луизиане. Доминик распорядился деньгами весьма разумно и сумел получить большую прибыль. Урожай был хороший, скот, лошади и правильные вложения капитала принесли ему немалые деньги. За десять лет Доминик более чем утроил сумму, некогда полученную им от отца.
      Судьба была благосклонна к нему. Она наградила его высоким гибким телом, красивым лицом и необыкновенным очарованием. Доминик был любимчиком всей семьи, радушным и щедрым другом. Он не был испорчен, но, руководствуясь чувством превосходства, всегда стремился добиться желаемого, повернуть ход событий так, как ему было надо.
      После возвращения из Англии почти два года назад его жизнь пошла так, как он хотел. Семья и друзья были счастливы его видеть. Он проверил все деловые бумаги, отчеты о доходах от плантаций, удостоверился, что земля становится более плодородной и урожаи растут. Доминик был рад вновь оказаться дома, в семье, и возобновил старые знакомства. Но потом... Потом ему стало казаться, что в его жизни чего-то не хватает, что он упускает что-то. Беспокойство и недовольство росли. Циничное выражение все чаще появлялось на его лице. Леони, к которой он очень хорошо относился, сочла, что это - результат его холостяцкого существования, однако Доминик вовсе не собирался связать себя супружескими узами. Он видел причину в отсутствии жизненной цели и решил посвятить себя разведению лошадей. И не просто лошадей, а животных самых лучших кровей.
      Поднявшись из кресла и налив еще рюмочку бренди себе и Моргану, Доминик сказал:
      - Ну что ж, я вовсе не собираюсь беспокоиться насчет этой чертовой войны, пока она не постучится ко мне в дверь. А теперь расскажи о гнедом жеребце, который, как ты говорил, произвел такое впечатление на Джейсона.
      Прежде чем Морган ответил, резная дверь кабинета открылась и в комнату вошла Леони, шурша шелками юбок.
      - Мой дорогой, - поинтересовалась она, - ты всю ночь собираешься провести здесь?
      Лицо Моргана смягчилось, как всегда при виде жены. Он поставил рюмку, поднялся и весело сказал:
      - Нет. - И, блестя голубыми глазами, хитровато добавил:
      - Особенно если ты требуешь моего внимания.
      - Морган! - воскликнула Леони со смехом, и ее глаза тоже заблестели; насмешливо и с кокетливой скромностью она добавила:
      - Что может подумать о нас твой младший братец?
      В тридцать один год Леони мало изменилась. Ее рыжеватые волосы, завитые на шее, были такие же блестящие, как и тогда, когда Морган впервые увидел ее. Веселые искорки в глазах миндалевидной формы по-прежнему озорно плясали, и только несколько раздавшаяся фигура Леони говорила о прошедших годах. Она была небольшого роста и хорошо сложена, но после рождения четверых детей за десять лет замужества ее стройность чуть нарушилась.
      Супруги были до сих пор влюблены, это читалось в их взглядах; они испытывали удовольствие в обществе друг друга. Не было сомнений, что Морган и Леони обрели глубокое и продолжительное счастье.
      С улыбкой Доминик встал.
      - Мне пора оставить вас. Развлекайтесь. Леони чуть раздраженно посмотрела на него.
      - Я думаю, мне стоит рассердиться на тебя, дорогой. Ты предложил мадемуазель Лей прокатиться на лошадях завтра утром?
      Нежно обняв Леони за талию, Доминик легонько коснулся губами ее волос.
      - Дорогая, я знаю, что мои интересы ты воспринимаешь близко к сердцу. Но я действительно не хочу думать ни о какой мадемуазель Лей.
      - Но, Доминик! - воскликнула Леони. - Она же такая красивая, такая добрая и нежная. А ее отец очень богат. - Нахмурившись, она спросила:
      - Неужели она тебе совсем не нравится?
      - Нет, нравится. Но, видишь ли, я не думаю, что она примет мое предложение о покровительстве.
      - Я думаю, ты ошибаешься, - начала серьезно Леони, но резко осеклась, увидев насмешку в глазах Доминика. - Ах, ты хочешь сказать, что предложил бы ей только "покровительство", но не руку?
      - Именно так, моя дорогая, - со сводящей с ума сердечностью ответил Доминик.
      Леони не обратила внимания на смех Моргана, сощурилась и, уперев руки в бока, сказала:
      - Когда-нибудь, Доминик, - и это мое искреннее желание, - ты влюбишься в молодую леди, которая сведет тебя с ума. Я надеюсь, что она заставит тебя побегать за ней и твое безграничное самодовольство поубавится. Запомни мои слова, дорогой. Рано или поздно это случится, помяни мои слова.
      Со смехом прощаясь, Доминик сказал:
      - Все ругаешься, Леони? Но подумай, каково тебе будет узнать, что мое сердце разбито.
      - Зато это пойдет тебе на пользу, - ответила Леони.
      Глядя на брата, Доминик пожаловался:
      - Ты недостаточно часто ее наказываешь, Морган. Тебе разве не говорили, что женщина, особенно с острым языком, нуждается в твердой руке?
      Морган улыбнулся и, притянув к себе Леони, заметил:
      - У меня свои методы. А теперь я намерен поцеловать жену, и если ты не хочешь оказаться свидетелем столь интимной сцены...
      Доминик, улыбаясь, разглядывал стоявшую перед ним пару: голова Леони склонилась на широкое плечо Моргана, а тот нежно полуобнимал ее плечи.
      - Бесстыдники. Называется уважаемая женатая пара. - Он вышел, улыбаясь, и бесшумно закрыл за собой дверь.
      Когда Доминик шел по широкому коридору в главную часть дома, он вдруг понял, что завидует. И завидует по-настоящему.
      ***
      Несмотря на ранний час, Морган был уже на галерее, допивая последнюю чашку кофе и раздумывая, с чего начать трудовой день плантатора.
      Галерея была приятным местом, и семья любила проводить там время. Здесь стоял большой стол и несколько стульев с яркими подушечками на них. Отсюда сквозь деревья была видна Миссисипи, а за ней - зеленые лужайки с мшистыми дубами, магнолии, усыпанные большими белыми цветами.
      Поздоровавшись, Доминик налил себе кофе из серебряного кофейника и взял еще теплую булочку.
      - Относительно того жеребца, о котором ты вчера говорил. Что конкретно сказал о нем Джейсон?
      - Что эта лошадь - самое красивое и сильное животное из всех, которых он когда-либо видел.
      Доминик присвистнул:
      - Да, нечто достойное, Джейсон редко хвалит.
      - Пожалуй, - ответил Морган. - Жеребец без усилий прошел всю дистанцию и показался самым обещающим из молодых. - Морган улыбнулся. - Но Джейсон не обрадовался, он не любит проигрывать.
      Оба хорошо знали того, о ком говорили. Родственник Джейсона, Адам Сент-Клер, был самым близким другом Доминика в Натчезе, а сам Джейсон товарищем Моргана еще с мальчишеских лет, когда они учились в Хэрроу, в Англии. Доминик знал Джейсона и хорошо понимал, как тот раздосадован проигрышем, тем более что такое вообще случалось с ним крайне редко.
      - А что ты еще знаешь об этой лошади? Чей это жеребец, где его найти? спросил Доминик. Морган посмотрел на младшего брата:
      - А ты что, намерен его купить? Тот пожал плечами:
      - Вполне возможно. Если он действительно таков, как говорят.
      - Да уж можешь мне поверить. Я был на скачках и видел его. Если ты серьезно собираешься заняться разведением лошадей, он создал бы тебе племенной табун.
      - Для этого я сюда и приехал, а не только повидаться с тобой, с Леони и всей кучей родственников, - сказал Доминик, а потом поспешно добавил:
      - А не продашь ли ты мне дом в Тысяче Дубов и землю вокруг него? Я бы хорошо тебе заплатил.
      Морган напрягся, его лицо окаменело. Тысяча Дубов - плантация, подаренная отцом к его первому браку со Стефани, на полпути между Натчезом и Батон-Ружем, в девственно зеленых диких местах вдоль Миссисипи. В свое время Морган думал сделать имение изысканно красивым. Много месяцев провел он там, строя дом, следя за тем, как обрабатывают землю под хлопок, мечтал, что привезет туда жену и маленького сына... Но пока он занимался Тысячью Дубов, его жена нашла другого мужчину.
      Воспоминания Моргана о Тысяче Дубов не было радостным. После смерти Стефани и его первенца, сына Филиппа, он ни разу не был там. Он нанял экономку с мужем, чтобы присматривать за домом, работников для ухода за землей, не вспоминая об этом имении и прежней семье... До сегодняшнего дня.
      Посмотрев на Доминика и заметив его волнение, Морган вздохнул:
      - Не беспокойся. Я не собираюсь кипятиться от одного упоминания о Тысяче Дубов, - он вымученно улыбнулся. - Но я не буду продавать тебе имение. Ты получишь его с моего благословения.
      - Ну уж нет! - отрезал Доминик. - Или ты продашь мне его за настоящую цену, или...
      Они продолжали состязаться в благородстве насчет цены, когда стайка племянников Доминика, "куча отпрысков", как он их называл, вдруг ворвалась на галерею в сопровождении смеющейся Леони.
      Старший сын Моргана, Джастин, был очень похож на отца, и только глаза цвета морской волны, как у матери, были не отцовские. Он тотчас уселся на стул возле Доминика и начал беседу о пантере, которую видел прошлым вечером в заболоченных местах близ Шато Сент-Андре.
      Восьмилетняя Сюзетта тоже походила на Моргана; она была робкой, до болезненности стеснительной девочкой, - ей очень хотелось сесть поближе к Доминику, как Джастин, но она стояла в стороне, возле матери, и зачарованно смотрела на смуглое лицо своего дяди.
      Пятилетняя Кристин с медно-рыжими локонами и смеющимися зеленоватыми глазами хотя и не была очень бойкой, но сразу кинулась к Доминику на колени. Был здесь еще и четырехлетний Маркус, любимец Доминика. Худенькие маленькие ножки топали так быстро, что он поспел за Кристин и вместе с ней кинулся к Доминику; его черные волосы еще были растрепаны после сна, а голубые глаза искрились смехом.
      С первого взгляда было совершенно ясно, что всю эту "кучу отпрысков" Доминик очень любил, и они отвечали ему тем же. Он остановил Маркуса, убедил Кристин, что ей вовсе не хочется тянуть его за жакет, продолжал беседу с Джастином и даже успел насмешливо подмигнуть Сюзетте.
      Наблюдая, как легко и просто он общается с детьми, Леони вздохнула: каким прекрасным отцом мог бы он быть! Она хотела что-то сказать, но перехватила взгляд Моргана, его едва заметное предостерегающее движение головой и прикусила язык. Доминик тратил свою жизнь на женщин и карты, а мог бы стать исключительным мужем и отцом. Если бы он только отказался от своей рассеянной жизни!
      В оставшиеся дни в Шато Сент-Андре больше никто не заводил разговор о женитьбе. Доминик отдыхал с Морганом и его семейством, и наконец после долгих споров они с братом договорились о продаже Тысячи Дубов.
      Он также поговорил с Джейсоном Сэвэджем, выяснил все о жеребце Фолли, которого следовало искать где-то к северу от Батон-Ружа. Имени владельца узнать не удалось, но он был уверен, что выяснит это без труда: животное наверняка пользуется известностью в округе.
      В последний вечер в Шато Сент-Андре братья сидели за бутылкой бренди. На этот раз - на главной галерее дома, при свете луны, серебрившем верхушки дубов. Беззаботно положив ноги в бутсах на белые перила, Доминик тихо сказал:
      - Я надеюсь, твои воспоминания о Тысяче Дубов не помешают навещать меня иногда? Морган слабо улыбнулся:
      - Конечно, нет. Все случилось слишком давно, и с тех пор как Леони вошла в мою жизнь, ничто, кроме счастья с ней, меня больше не волнует. Моя единственная боль - смерть Филиппа. Что до Стефани - ее измена принесла мне много горя. Но время лечит все раны.
      На секунду Доминик вспомнил, как выглядел брат, узнав о гибели жены и сына. Ужасное время для всего семейства Слэйдов. Они старались облегчить горе Моргана. Те дни оставили след в душе каждого из них. Доминик, который преклонялся перед братом, особенно тяжело воспринял трагедию. Его лицо посуровело, когда он вспомнил трагедию Моргана и свое собственное несчастье года три назад, в Лондоне, он влюбился в очаровательную Дебору...
      Вдруг он мрачно произнес:
      - Женщины - прелестные создания. Но если ты влюблен в них - они становятся опасными.
      Глава 3
      В то время, когда Доминик неспешно беседовал с Морганом, Мелисса, лежа без сна в своей постели, думала, как ей избавиться от внимания Джона Ньюкомба. Было бы здорово уехать на скачки в Вирджинию в конце апреля. Но как там избежать его присутствия? Недели две тому назад, вернувшись домой, она увидела, что у них на плантации новый гость - Джон.
      Мелисса вздохнула. Да, приятный молодой человек. Но не любит она его! Ей не хотелось причинить ему боль, но как поступить, чтобы отвадить его и всех будущих поклонников?.. Она не была тщеславной и не слишком-то думала о неотразимом действии своей внешности на мужчин. Если бы она родилась косоглазой или кривой Вдруг ее осенило, и девушка улыбнулась. Может, все же найдется способ...
      На следующее утро, наслаждаясь майским теплом, Мелисса стояла посреди комнаты и, сосредоточенно хмурясь, смотрела на себя в потускневшее от времени большое зеркало. Ее удовлетворило то, что она в нем увидела. Сморщив красивого рисунка губы. Мелисса вытянула их в тонкую ниточку и еще раз посмотрелась. Отлично! Противнее не бывает. Приняв еще кое-какие меры, она танцующей походкой вышла из спальни. Захарий растянулся на диване в залитой утренним солнцем комнате, и девушка весело закружилась перед ним.
      - Ну? - спросила она. - Как я тебе? Он молчал, оторопело глядя на ее перекошенное лицо.
      - Ну скажи что-нибудь! Я сделала все, что могла. Неужели мало?
      - Мало? - проговорил Захарий. - Дорогая, ты превзошла самою себя! Ты похожа на... - он поперхнулся на полуслове, а затем весело расхохотался. Он пытался остановиться, но приступы смеха одолевали его. - Ты выглядишь...
      - Ужасно? - подсказала Мелисса с надеждой, пока Захарий искал слово, способное выразить внешность сестры.
      Ужасно. Может, это слишком сильно, но теперь Мелисса ничем не напоминала симпатичную молодую леди, с которой дядя Джош беседовал в библиотеке. Единственное, от чего ей не удалось избавиться, - так это от золотисто-карего цвета глаз. Вряд ли кто признает хорошенькую племянницу Джона Манчестера в этом чучеле! Густые вьющиеся волосы Мелисса убрала с лица, стянув в чопорный тугой узел на затылке, отчего миндалевидные глаза превратились в щелки. Черты лица заострились. Но особый расчет Мелисса делала на старомодные очки, которые откопала на чердаке в отцовском сундуке.
      Эти два колеса на носу просто посланы Богом. Они не только отвлекали внимание от прекрасных глаз и черт лица, они заставляли девушку щуриться, когда она пыталась что-то разглядеть сквозь маленькие линзы. К довершению всего среди кучи барахла на чердаке она отыскала безвкусное платье, которое висело на ней, как на палке, скрывая упругую грудь и тонкую талию. Серо-зеленая ткань придала ее золотистой коже нездоровый бледный оттенок, а уж когда она кривила губы - картина выглядела совершенно законченной и безнадежной: классическая старая дева.
      К сожалению, Мелисса не могла удерживать губы в таком положении, когда смеялась (а она это делала часто), и образ рассыпался. Но Мелисса была довольна собой: ее внешность плюс к ней плачевное состояние дел Сеймуров отвадят докучливых поклонников.
      - Ну и как? - снова спросила Мелисса. - Теперь Джон Ньюкомб отстанет от меня!
      - Бог мой! Конечно! Он только взглянет на тебя, и - конец! - Захарий задорно засмеялся. - Но мне интересно, как дядя Джош воспримет тебя в таком виде.
      - Его может хватить апоплексический удар, и он тоже от меня отстанет.
      - Надеюсь, - ответил Захарий. - Ваши с ним споры после твоего отказа Ньюкомбу совершенно ужасны. Вы так ругаетесь, - удивительно, что вас не слышат в Батон-Руже.
      - Я что-то не заметила, чтобы и ты говорил тихим голосом. А вчерашняя перебранка была еще хуже, чем та, что ты устроил, когда я отказала Джону. Тогда ты просто сказал, что он мне надоедает, а вчера - вчера ты кричал на него и велел убираться из дома. Захарий смутился:
      - Я не выношу, когда он говорит с тобой в такой манере. Ты вправе отказать Ньюкомбу и кому угодно, и я просто потребовал, чтобы Джош не принуждал тебя делать то, чего ты не хочешь. - Потом, волнуясь, добавил:
      - Он ведь не может меня выдворить из Уиллоуглена, правда? Я имею в виду он не мой опекун?
      Веселость Мелиссы улетучилась, и с тревогой в голосе она призналась:
      - Я знаю только, что по воле отца Джош и я разделяем опеку над тобой. Но я не знаю, что будет, если Джош потребует, чтобы я жила под его опекой. Я буду бороться, но...
      Они выглядели обескураженными, не понимая, как далеко простирается опекунство Джоша над Захарием. Однако все - вплоть до местного судьи - друзья дядюшки. Но вряд ли он способен причинить вред своим племянникам: с детства он и тетя Салли поздравляли их с днями рождения, хотя сам Хью не помнил, когда родились его дети. Именно дядя Джош подарил Мелиссе первого пони. Он часто занимался с Захарием, когда тот в тринадцать лет сломал ногу. Дядя Джош был человеком, к которому они прилепились после смерти Хью, он стремился оградить их от несчастья, которое свалилось на них по вине отца: разорения Уиллоуглена.
      Джош Манчестер был хороший человек, и Мелисса знала, что он любит их с Захарием и хочет, чтобы им было как можно лучше. Поэтому затянувшееся противостояние приносило ей боль. "Был бы он злой, - думала она горько, - было бы легче". Но всякий раз у них шел один и тот же спор. Из-за отказа выйти замуж за Ньюкомба она чувствовала себя виноватой, девушка не хотела обижать дядю - она с радостью влюбилась бы в этого парня или в любого другого, нравящегося Джошу, но не могла. Даже не желая огорчать дядюшку, она не собиралась вступать в брак с тем, с кем не хотела.
      А вдруг дядя Джош выложит последнюю карту? Если он поставит условие - или замужество, или опекунство над Захарием? В горле у нее пересохло, и Мелисса почувствовала, как слезы собираются в уголках глаз. Но дядюшка за долгие месяцы ни разу не упомянул об опекунстве, до вчерашнего дня.
      Вспоминая неловкость Джоша во время последней стычки, Мелисса почувствовала, как его разрывает на части. Ему претило угрожать ей, что заберет Захария из-под ее опеки, но было ясно, что Джош уверен: замужество Мелиссы - единственное, что вызволит их из сложившейся финансовой ситуации. И он снова подчеркнул, что не только Манчестеры выиграют от этого.
      Страдая, Мелисса все время напоминала себе, что Джош не желает ей зла, он хочет, чтобы она вышла замуж за доброго, приятного молодого человека из хорошей семьи. Что в этом плохого?
      Ее охватило чувство вины. Неужели она такая тупоголовая эгоистка? Может, выйти замуж за Джона и разом покончить со всеми неприятностями? Но она же не любит этого человека. Ее сердце противилось этой мысли. Манчестеры, несмотря на их жалобы и стенания, не были в таком уж бедственном положении, хотя сейчас для них нелегкое время. И Мелисса полагала, что именно поэтому у нее нет необходимости жертвовать собой ради семьи. Если бы Манчестеры оказались в отчаянной ситуации, над ними нависла угроза утраты плантаций и всего остального, тогда бы она не колебалась. Она бы вышла замуж за Ньюкомба и попыталась стать ему хорошей женой. Но девушка знала, что, если в следующем месяце хотя бы одному из кораблей Джоша удастся пройти сквозь британские кордоны, его положение сразу улучшится, а ее жертва окажется напрасной. Кроме того, кузен Ройс вполне обеспеченный человек, он не оставит своего отца в беде. И если Джош смирит свою гордость и попросит старшего сына помочь, то...
      Незаметно к Мелиссе подошел Захарий и обнял сестру за талию, отвлекая от печальных мыслей.
      - Я бы хотел, чтобы дядя Джош был настоящим чудовищем. Тогда было бы проще, - мне очень не хочется ссориться с ним. Но я ему не позволю досаждать тебе. Потом, когда пройдет время, Джош первый будет хохотать, вспоминая об этом.
      Слабо улыбнувшись.
      Мелисса кивнула и вздохнула:
      - Нам надо убедить себя: то, что мы сейчас делаем, в его же интересах. Наш милый дядя всегда жил очень легко, а сейчас ему надо перенести превратности судьбы.
      Настроение Мелиссы слегка поднялось, Зак улыбнулся ей:
      - Да, дорогая, с тобой не поспоришь. - С улыбкой превосходства на красивом лице Зак посмотрел на сестру сверху вниз. - Выйди мы из этой ситуации с легкостью, то отнеслись бы к ней, как к шутке. Она развлекла бы нас.
      С порога раздался хриплый голос с явно французским акцентом:
      - И что это за шутки, дети мои? Одна из них - когда молодой мосье положил холодный пудинг в мою лучшую пару обуви, а другая - когда одна мадемуазель насыпала перца в мой кофе?
      - Этьен! - хором воскликнули Мелисса и Захарий и радостно повернулись к невысокому элегантному французу, входившему в комнату.
      Возбужденная, с сияющими глазами. Мелисса тараторила:
      - Ты вернулся? Все в порядке? Ты привез их? Где они, где?
      Этьен предупреждающе поднял руку:
      - Пожалуйста, малышка! По одному вопросу! - И, взглянув на Мелиссу, Этьен разинул рот:
      - Боже мой! Что с тобой случилось, пока меня не было? Почему ты так выглядишь? Так... - Его глаза сощурились. - Ах, ну, конечно, твой дядя вынудил тебя нарядиться старой каргой.
      - Да! - горячо ответила Мелисса, улыбаясь догадливости Этьена. От него вообще редко что ускользало.
      Сколько девушка себя помнила, Этьен Мартон всегда был частью их жизни. Когда дядя Джош подарил ей первого пони, то Этьен поддерживал ее, когда она падала, пока не научилась ездить верхом.
      Небольшого роста, субтильный, Этьен был лучшим лошадником из всех, кого она знала. В его теле была особая мускулистая сила, позволявшая изящным рукам без всякого труда усмирить даже мощного Фолли. Возраст Этьена и его происхождение оставались тайной для обоих Сеймуров. Иногда Мелисса думала, что ее отец знал о предках Этьена, ведь тот появился в Уиллоуглене сорок лет назад. Тогда Этьен был молод, а его речь и манеры указывали на благородное происхождение. Он много знал о лошадях, и дед Мелиссы, Джефри Сеймур, взял его к себе управлять конюшнями и целиком полагался на его советы, когда дело касалось лошадей.
      На вид Этьену можно было дать и пятьдесят, и семьдесят. Мелисса считала, что ему лет шестьдесят пять. В его волосах не было и намека на седину, они были черными и густыми, и девушка иногда думала, что Этьен очень горд этим обстоятельством, так как он просто выходил из себя, когда она подтрунивала над ним, отыскивая на его висках седой волосок. Загорелое, смуглое лицо тоже скрывало возраст, а умные черные глаза всегда смотрели молодо и живо, поэтому Мелисса с Захарием относились к нему как к сверстнику. Но когда дело касалось конюшни. Мелисса безоговорочно признавала его авторитет. И когда во время поездки в Вирджинию он предложил на деньги, заработанные Фолли, купить несколько молодых кобыл, Мелисса без колебаний последовала его совету.
      Мелисса и Захарий уже почти две недели с нетерпением ждали Этьена. По мере того как шли дни, чувства Мелиссы достигли предела. У нее руки чесались начать конное дело. От волнения ее глаза потемнели, когда она вдруг вспомнила, чем кончилось путешествие Хью в Англию.
      - Ты, конечно, - начала она осторожно, - привез хорошие новости? Этьен мягко улыбнулся:
      - Малышка, я не могу тебя подвести. - И предостерегающе погрозив пальцем, добавил:
      - Не все мужчины похожи на твоего отца. Тебе надо учиться доверять людям.
      Мелисса скорчила гримасу и пожала плечами. Это был их старый спор, который ей не хотелось сейчас продолжать. Сняв очки и положив их на стол, она сказала:
      - Не пытайся уйти от разговора. Когда же, дорогой мосье, мы сможем увидеть, на что вы потратили наши деньги? Я надеюсь, что вы мудро распорядились ими.
      Этьен засмеялся:
      - Ну ты и зануда, душа моя. Но очаровательная зануда. Пошли. Посмотришь, что ждет тебя на конюшне.
      Дважды ему повторять не пришлось. Мелисса и Захарий вылетели из комнаты, а за ними не спеша следовал Этьен. Они заглянули внутрь конюшни, желая поскорее увидеть то, что должно стать началом их процветающего конного завода, но в стойлах было пусто.
      Смущенные, они ждали Этьена.
      - Где же они? - спросил Захарий. - Разве ты не привез их? Этьен улыбался:
      - Кажется, одна из вновь прибывших леди жаждала встретиться с новым мужем, и, боюсь, она - с Фолли. Удивлен, что вы не слышали, как он громко возвестил о своем удовлетворении.
      Смеясь, все трое быстро пошли к большому кругу за конюшней. Облокотившись на свежевыкрашенные белой краской перила, они уставились на пять лошадей, лениво щипавших пробивающуюся зеленую траву.
      Фолли легко было заметить среди новичков. Он стоял, подрагивая холеными мощными мускулами, могучий на фоне изящных кобылиц. Впервые жеребец равнодушно отнесся к Мелиссе, когда та пристально рассматривала четырех кобыл в круге. Некоторое время все молчали, потом взгляд Мелиссы обратился еще к двум новым животным, гнедым арабской крови: небольшие, прекрасной формы головы и невероятно длинные, стройные ноги определенно указывали на их происхождение. И девушка с благодарностью признала: все они великолепны - то, что она хотела.
      С облегчением выдохнув, Мелисса быстро взглянула на Этьена:
      - О, Этьен! Это то, что надо! Как ты их нашел? И как тебе удалось купить столько лошадей на деньги, которые я тебе дала? Их могло хватить максимум на двух.
      Хитро сощурившись, Этьен ответил:
      - Малышка, ты забываешь, что я - француз. А французы известны своей прижимистостью. Просто я очаровал одного не слишком компетентного плантатора, у которого был целый табун, и сумел совершить выгодную сделку. За двух других мне пришлось заплатить побольше, но я считаю, что получилось удачно. - Кротко улыбнувшись, он добавил:
      - Я же очень хороший, правда? Я молодец, правда?
      Как было известно Мелиссе и Захарию, скромность не являлась самой яркой чертой Этьена. Но он и впрямь был молодец.
      Довольные, все пошли к дому: стройная Мелисса, высокий Захарий и маленький франтоватый француз.
      Радость не покидала Мелиссу до вечера. И только в среду, когда ей пришлось надеть чердачное платье, настроение девушки изменилось. Она пыталась убедить себя, что это - плата за вчерашнюю радость: ведь ни одна молодая женщина не захочет добровольно одеться так ужасно. Но она знала, что дело не только в наряде, и в конце того же дня Мелисса, сидя на куче сена у ворот конюшни, призналась себе, что ей многого не хватает для хорошего настроения. Последние победы Фолли на скачках не только дали деньги на новых лошадей, но она сумела и кое-что выкроить на Уиллоуглен, но на них висел еще один долг Хью.
      Мелисса какой была, такой и осталась. Все, что она выделила на Уиллоуглен, пошло на конюшни. Не только на забор вокруг загона Фолли, но и для двух других. И что самое главное - на манеж и примыкающие к нему помещения. Мелисса пыталась подбодрить себя, что если какие-нибудь знатоки-лошадники захотят приехать, ей не придется краснеть. В последние недели их .финансовые дела чуть улучшились, но будущее оставалось все еще достаточно туманным.
      Оставался только один человек, которому она была должна, и это должно было бы радовать девушку. Но, к сожалению, последний долг Хью составлял огромную сумму, и это все больше ее беспокоило. Основные долги, с которыми она расплатилась, были в Батон-Руже, несколько - в Нью-Орлеане. Но ведь отец еще ездил в Англию! Владелец расписки Хью в последние годы написал несколько вежливых писем, требуя заплатить двадцать пять тысяч американских долларов. На эти письма Хью не обращал внимания. Это было так похоже на отца! Ее и Захария пугал этот долг, но их несколько успокаивало то, что Роберт Уэзербли, владелец злосчастной расписки, был в Англии. А это значит, что они могут не выплачивать долг, пока не кончится война.