Послышался стук в дверь и, вздрогнув от неожиданности, Габриэль оторвался от своих грустных мыслей.
      - Войдите! - громко крикнул он.
      Массивная дверь отворилась, и на пороге появился здоровенный детина огромного роста - кожа цвета кофе с молоком, голова начисто выбрита; в каждом ухе болталось по тяжелой серьге, два кожаных ремня крест-накрест пересекали мускулистую грудь, на одном боку у него висела сабля, на другом - пара пистолетов. Из одежды на нем были только мешковатые темно-лиловые штаны, доходившие до колен. В руках он держал две большие оловянные пивные кружки.
      - Мой капитан, я принес немного холодного пунша, давайте выпьем за успех безумного плана Гарри Моргана, который собирается напасть на Пуэрто-Белло, а? - И лицо его расплылось в широкой улыбке.
      В зеленых глазах Габриэля заблестели веселые искорки, и он протянул руку за кружкой с пуншем - смесью из рома, воды, сахара и мускатного ореха, - сухо при этом заметив:
      - Опять ты подслушиваешь, Зевс? Почти с ангельским выражением лица Зевс пробормотал:
      - Но, мой капитан, дверь была открыта - совсем чуть-чуть, вы ведь понимаете, - и, конечно, мне пришлось стоять рядом, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не потревожил вас с адмиралом. Я не виноват, что у адмирала такой громкий голос, - добавил он в свое оправдание.
      Габриэль фыркнул, но ничего не ответил. Он давно понял, что ругать Зевса совершенно бесполезно. После того как в кровавой бойне, разгоревшейся у побережья Кубы неподалеку от Гаваны, он спас Зевсу жизнь, тот по собственному желанию стал его телохранителем. Но бывали времена, когда Габриэль не мог понять, благо это или наказание. Конечно, хорошо быть уверенным, что в гуще схватки тебя всегда прикроет со спины этот отлично владеющий клинком гигант. Устраивало Габриэля и то, что в случае необходимости он безбоязненно оставлял корабль в умелых руках Зевса и, ежедневно находясь среди отчаянных и грубых людей, мог смело доверить ему свою жизнь. Зевс же полагал, что взамен за такую опеку и преданную службу он должен знать все касающееся капитана. У Габриэля не могло быть секретов от Зевса, потому что тот присвоил себе право контролировать все события жизни капитана, невзирая на то, нравилось это ему или нет. Если Габриэль покупал себе что-нибудь из одежды и это не нравилось Зевсу, новая вещь через некоторое время каким-то образом исчезала из гардероба. Если Габриэль брал себе в любовницы женщину, которая не соответствовала представлениям Зевса о типе женской красоты, достойном его капитана, женщина тоже исчезала таинственным образом. После того как это случилось дважды, Габриэль гневно спросил:
      - Что ты, черт возьми, сделал с ними? Невинно глядя на капитана, Зевс мягко сказал:
      - Нет-нет, мой капитан! Убийство хорошо только тогда, когда человек не хочет проявлять благоразумие, а эти женщины были вполне удовлетворены пригоршнями дублонов, которыми я их наградил. Все очень просто. Не беспокойтесь о них - это обычные шлюхи, недостойные вас.
      Благодаря глубокой взаимной симпатии, которая их связывала, Зевс совершенно точно знал, когда он может безнаказанно вмешиваться в жизнь Габриэля, а когда нужно вести себя очень осторожно. В данном случае, поняв, что Габриэль не собирается бранить его, он удобно расположился в кресле, которое всего несколько минут назад освободил Морган.
      - Когда мы поднимаем якоря? - спросил Зевс, испытующе глядя на Габриэля.
      Габриэль улыбнулся. Больше всего на свете Зевс любил наводить порядок в его жизни и драться с испанцами. Но в отличие от Габриэля он не испытывал к испанцам особой вражды, просто они становились его добычей.
      Они были примерно одного возраста, оба не имели себе равных в бою, но жизненный путь одного не имел ничего общего с опытом прожитых лет другого. Зевс родился на острове Св. Джона; его мать - миловидная женщина, в жилах которой текла восьмая часть негритянской крови, - понравилась одному из флибустьеров. И когда она умерла при родах, отец сам взялся за воспитание сына. Большую часть жизни Зевс провел в Тортуге, логове порока и разврата, где можно было встретить любого мошенника или головореза с Карибских островов. Его отец, француз по происхождению, был образованным человеком, что редко встречалось среди пиратов. И до своей гибели в пьяной драке десять лет назад он научил сына многим вещам, в том числе и грамоте. Ходили слухи, что отец Зевса был младшим сыном какого-то маркиза и что необузданный нрав и беспробудное пьянство послужили причиной его изгнания из общества. Было это правдой или нет, неважно, но одно было совершенно ясно: он привил своему сыну элементарные основы поведения в обществе, принятые в аристократической среде, и Зевс мог, когда ему это было нужно, принять вид благородного джентльмена. Но он предпочитал вести жизнь морского разбойника, и они с Габриэлем составляли непобедимую пару.
      Прежде чем ответить на вопрос, Габриэль отпил из кружки большой глоток огненной жидкости. Затем поставил кружку на длинный дубовый стол и тихо сказал:
      - Через неделю. - Бросив насмешливый взгляд па своего друга, он сухо добавил:
      - Как ты слышал, место встречи Морган назвал Большую банку в двенадцати милях к западу от побережья Кубы, а саму встречу назначил на конец месяца. Ты можешь сказать ребятам о встрече, но не проговорись насчет Пуэрто-Белло. Держи язык за зубами - Гарри Моргану не понравится, если кто-то вроде тебя будет болтать о его планах.
      Было видно, что замечание задело Зевса.
      - Мой капитан! Это удар ниже пояса. Я когда-нибудь предавал тебя?
      - Только в том случае, если тебе казалось, что мне от этого будет лучше.
      - Иногда, мой ангелочек, злость мешает тебе действовать ради собственного же блага, - парировал Зевс.
      Габриэль был на целую голову ниже своего друга и с юмором относился к этому прозвищу. Конец месяца застал Габриэля и Зевса у Большой банки. Там собралось около дюжины кораблей; более семисот человек откликнулись на призыв адмирала. Если не считать фрегата Ланкастера, то остальные корабли - от пятидесятифутового шлюпа с шестью пушками на борту до маленького баркаса представляли довольно жалкое зрелище. Но это не пугало отважного Гарри Моргана. Прошло совсем немного времени с тех пор, как его выбрали адмиралом, и он был уверен, что среди пиратской братии есть и такие, кто еще не признал его власти и пока не собирался подчиняться ему. Он знал, что за его первыми набегами они будут следить издалека, и если удача улыбнется, многие присоединятся к нему, а уж если ему не повезет...
      Встреча капитанов была короткой. Решили не атаковать Гавану, а вместо этого ударить по Пуэрто дель Принсипе, второму по величине городу Кубы. Ходили слухи, что Пуэрто дель Принсипе - самый богатый город на острове и процветает за счет торговли шкурами и скотом. К тому же кое-кому из братии в разное время пришлось побывать в гаванской тюрьме, и, зная город, они не испытывали ни малейшего желания идти на его хорошо известные укрепления.
      Но, как оказалось, возможно, было бы лучше, если бы они пошли на Гавану, потому что понимавший по-английски пленный испанец подслушал их разговоры и сбежал, чтобы предупредить жителей Пуэрто дель Принсипе о готовящемся налете. После тяжелого двадцатичасового перехода по густым лесам и холмистой местности, после четырехчасовой стычки, когда город наконец пал к их ногам, они обнаружили, что добыча не стоила всех тех усилий, которые они на это истратили. Пираты начали роптать. Ничего хорошего вновь избранному адмиралу это не сулило. Но он, не обращая внимания на претензии и не слушая возражений, предложил новую цель, о которой мечтал с самого начала, - город Пуэрто-Белло на побережье материка.
      Поход помог Моргану узнать некоторые подробности предполагаемого набега испанцев на Ямайку, и он сразу же послал сообщение губернатору острова сэру Томасу Модифорду. Он писал о том, что перед походом на английскую Ямайку значительные силы испанцев из Веракруса и Кампече соберутся в Гаване, а пришедшие из Пуэрто-Белло и Картагены - в Сантьяго.
      Габриэль не понимал, как Морган может доверять информации, полученной под пытками у пленных из Пуэрто дель Принсипе. И если уж он принимает ее на веру, то почему поступает совсем не так, как надлежало бы поступить в сложившейся ситуации. Вместо того чтобы отправиться защищать Порт-Рояль от возможной атаки, он успокоил роптавших пиратов дразнящими намеками на порученную ему секретную миссию. Было в этом смуглом валлийце что-то такое, что заставляло людей слепо верить ему. Так было и на этот раз. Весь следующий месяц, пока корабли стояли у островов, окружавших Кубу, экипажи, готовясь к долгому переходу, занимались починкой снастей, смолили и конопатили корпуса, солили и вялили мясо. Однажды теплой майской ночью, когда Габриэль и Морган закончили поздний ужин на адмиральском корабле, Гарри откинулся на спинку кресла и, подняв бокал, весело сказал:
      - Мой друг, я хочу предложить тост. - И, увидев насмешливый взгляд Габриэля, тихо добавил:
      - За нашу секретную миссию, за Пуэрто-Белло! Пусть каждый из нас найдет там большую добычу! Габриэль в ответ поднял свой бокал.
      - Да, за Пуэрто-Белло! - Взгляд его стал жестким и колючим. - И пусть я найду там то, что давно ищу.
      Глава 2
      Прошло всего несколько часов, с тех пор как караван мулов, с которым следовала Мария, прибыл в Пуэрто-Белло. Стоял душный июньский полдень, и, идя по пыльной площади в центре города, она мечтала только об одном - побыстрее сесть на корабль, который доставит ее домой в Санто-Доминго. Затянувшийся визит к родственникам в Панама-сити и тяжелое путешествие утомили ее, а город, который она так долго мечтала увидеть, разочаровал.
      Пуэрто-Белло был с трех сторон окружен болотами, испарения которых делали здешний климат крайне нездоровым. Городок представлял собой довольно пустынное и заброшенное место. Самыми многочисленными его обитателями были испанские солдаты. Гарнизоны фортов Сан-Иеронимо и Сантьяго охраняли подступы к городу с берега, а отряд, стоявший в замке Св. Фелипе и прозванный жителями Железным фортом, - вход в гавань. Солдаты же являлись и основными посетителями портовых борделей, лавочек и таверн, выстроившихся вдоль причалов. Пуэрто-Белло оживал только раз в году во время городской ярмарки, которая на сорок дней в корне меняла жизнь обитателей города. Ярмарка обычно совпадала с приходом испанских торговых судов, и на это время сюда стекались колонисты со всего Тихоокеанского побережья. Город начинал гудеть, как улей: всюду сновали люди, стараясь присмотреться, прицениться и все попробовать на ощупь; на улицах купцы громко расхваливали привезенный из Европы товар, стремясь побыстрее продать его и заполнить опустевшие трюмы своих кораблей золотом, серебром, изумрудами и жемчугом, добытыми в далеких провинциях за время, прошедшее с их прошлого визита. Мария прибыла в Пуэрто-Белло как раз в самый разгар ярмарки, обнаружив обычно тихий и сонный город запруженным толпами всюду снующих, кричащих и суетящихся колонистов. Постоялые дворы были переполнены, и только благодаря случайности Марии и ее дуэнье, Пилар Гомес, удалось снять комнату в одной из расположенных на берегу таверн.
      Надо отдать должное хватке Пилар. Увидев мужчину и женщину, выходящих с дорожными саквояжами из близлежащей таверны, она сразу же направилась к хозяину заведения с просьбой сдать им освободившуюся комнату. Было видно, что хозяин таверны готов пойти ей навстречу, но цена, которую он запросил, была баснословной. В это время года он мог не волноваться - ни одна из комнат не осталась бы пустой, какую бы цену он ни назначил. Но не так-то легко было провести Пилар: к обязанностям дуэньи она относилась очень серьезно и считала, что обязана контролировать расходы своей подопечной. Придав лицу надменное выражение и с презрением глядя на хозяина, она заявила негодующим тоном:
      - То, что вы просите, любезный, неслыханно.., и я думаю, что алькальд обратит внимание на ваши грабительские замашки! Моя подопечная приходится ему родственницей, и я уверена, что он непременно проявит к этому делу личный интерес.
      Хозяин заколебался - благоразумие боролось в нем с жадностью - и посмотрел на Марию, молчаливо стоявшую рядом с Пилар, долгим оценивающим взглядом. Вид дорогого платья из синего шелка, сапфировых сережек и красивого жемчужного ожерелья не придал ему уверенности. К тому же Пилар не собиралась сдаваться и, не дожидаясь резонного вопроса о том, почему же алькальд сам не позаботился о своей родственнице, мило улыбнулась хозяину и спокойно произнесла:
      - Если вы будете достаточно благоразумны, у нас не будет повода причинять вам беспокойство, не правда ли? И запомните - мы остановимся у вас всего на несколько дней.
      Уловив в ее тоне холодную решимость, хозяин с неохотой согласился и назвал цену гораздо ниже той, которую запросил вначале. Вскоре Мария и Пилар стали счастливыми обитательницами маленькой темной комнатушки на втором этаже таверны. Всю ее обстановку составляли набитый соломой матрас, треснувший кувшин да обшарпанный тазик. Принюхавшись, Пилар проворчала:
      - Если бы я увидела эту жалкую дыру раньше, я не заплатила бы за нее двух песо, а этот жирный плут хотел содрать с нас и того больше.
      Наскоро распаковав вещи и немного отдохнув, Мария с Пилар вышли прогуляться по городу и сразу же попали в толпу озабоченно снующих туда и сюда людей.
      Мария весело улыбнулась, вспомнив сцену в таверне, и Пилар, шедшая рядом с ней по запруженной народом площади, удивленно спросила:
      - Чему ты улыбаешься, дорогая?
      - Вспоминаю твою выдумку, - ответила Мария и с любовью посмотрела на дуэнью. - Что бы ты стала делать, если бы хозяин таверны не поверил рассказу о родственнице алькальда?
      - Ну, я бы непременно как-нибудь выкрутилась. Ты же знаешь, какая я выдумщица! - пожимая плечами, беззаботно сказала Пилар.
      Это правда, подумала Мария, вспоминая, как два года назад Пилар Гомес впервые появилась в ее жизни. Тогда шел сильный дождь, который за сутки затопил всю Эспаньолу, превратив дороги в непроходимые болота. Диего был в море, и, пытаясь хоть как-то развлечься и избавиться от унылого чувства одиночества, Мария вопреки уговорам конюха и прислуги, как только дождь немного стих, отправилась кататься верхом на своей любимой кобыле. Она проскакала совсем немного, как вдруг дождь вновь усилился и очень скоро вымочил ее до нитки. Мария уже хотела повернуть назад, но вдруг услышала крики о помощи. Вглядываясь сквозь завесу дождя в ту сторону, откуда донесся голос, она с трудом различила очертания лошади и повозки. Осторожно подъехав, Мария никого не увидела и сообразила, что крики раздаются из лежащей на боку повозки. Она спешилась и, увязая в грязи, подошла ближе.
      - Есть тут кто-нибудь? - крикнула Мария. - Могу я чем-нибудь помочь?
      - Конечно! Иначе зачем бы я кричала? - резко ответил раздраженный женский голос.
      Опешив, Мария не нашлась, что сказать, и молча продолжала стоять под дождем.
      - Ну? Вы что, потеряли дар речи? Собираетесь мне помогать или нет? требовательно спросил все тот же голос.
      - Да! Конечно! - беспомощно залепетала Мария и начала вытаскивать из телеги тяжелые тюки и дорожные саквояжи, скрывавшие от нее попавшую в беду женщину. Через несколько минут, карабкаясь по сваленному рядом с повозкой багажу, та предстала перед Марией. Отряхнув мокрую юбку, она с удивлением посмотрела на девушку.
      - Боже мой! Ты же совсем ребенок! Почему ты не дома? Что ты делаешь здесь в такую ужасную погоду? Неужели твои родители не придумали ничего лучшего, как разрешить тебе гулять в такой ливень?
      Одетая во все черное, шести футов ростом, Пилар Гомес благодаря своему величественному виду производила на окружающих неизгладимое впечатление. Мария не была исключением. Она молча взирала на Пилар, ошеломленная ее высоким ростом и невероятно пышным бюстом. По ехидной улыбке и блеску, неожиданно появившемуся в умных глазах Пилар, было ясно, что она довольна произведенным эффектом.
      - Я не великанша-людоедка, уверяю тебя. Просто Бог за какие-то грехи наградил меня отцовским ростом.
      Мария покраснела и, заикаясь от смущения, пролепетала:
      - Я.., и не думала.., разглядывать вас. Пожалуйста, извините.
      Пилар шел уже четвертый десяток, но ее бархатистая матовая кожа была безукоризненна, а подбородок по-мужски тверд. Несмотря на большие карие глаза и четко очерченные полные губы, назвать ее привлекательной было нельзя, зато обаяния и тепла в ней было хоть отбавляй.
      - Бедное дитя, ты же насквозь промокла, - сказала она с сочувствием глядя на хрупкую фигурку Марии. И прежде чем та успела возразить, Пилар развязала один из тюков и, порывшись среди вещей, вытащила черный бархатный плащ, который сразу же набросила на плечи девушке. - Ну вот, - сказала она торжествующе, - он поможет тебе согреться. А теперь, дитя мое, пока мы здесь совсем не утонули, давай двинемся вперед. В какой стороне находится твой дом?
      Пребывая в каком-то сомнамбулическом состоянии, Мария указала в сторону Каса де ла Палома и с удивлением уставилась на Пилар, которая быстро распрягла лошадь и уверенно взгромоздилась на нее. Посмотрев сверху вниз на Марию, она весело крикнула:
      - Садись на свою лошадку, деточка, и давай поедем. Я ничего о тебе не знаю, но единственное мое желание - поскорее обсохнуть.
      С этого момента Пилар Гомес прочно вошла в жизнь Марии. Она была другом, учителем и защитником, и при этом сторонником строгой дисциплины. Ее происхождение считалось бы безупречным, если бы не один досадный факт - мать ее была англичанка. Отец Пилар, мелкий чиновник при испанском дворе, женился на дочери заезжего английского дипломата в период временного затишья непрекращающейся вражды между Англией и Испанией. Пилар была единственным ребенком в семье. Несмотря на полуанглийское происхождение и гренадерский рост дочери, отец сумел выдать ее замуж за молодого лейтенанта испанской армии, и она, наверное, прожила бы с ним всю свою жизнь, будучи не очень послушной женой, если бы через пять лет после свадьбы муж не погиб на дуэли. Но ни смерть мужа, ни то, что он умер от раны, полученной на поединке из-за другой женщины, не были для Пилар неожиданностью. Он изменял ей с самого первого дня их совместной жизни, а его вспыльчивость была всем хорошо известна.
      - Детка, - сказала она однажды Марии, - я так благодарна ему за то, что он никогда не бил меня. - И, сверкнув глазами, добавила:
      - Мне было бы жаль, если бы пришлось сломать табуретку о его голову.
      Смерть супруга избавила Пилар от несчастливого замужества, но уединенная жизнь вдовы, которую она вынуждена была вести в Испании, совершенно не устраивала ее, к тому же в ее жилах текла и английская кровь. Взвесив все за и против, она устроилась дуэньей младшей дочери в одно богатое семейство, возвращающееся из Европы в свои обширные владения в Панаме. С тех пор она редко вспоминала об Испании, хотя порой была признательна покойному мужу за то, что он оставил ей приличную сумму, благодаря которой она могла чувствовать себя независимой и выбирать занятие по своему усмотрению. Она много путешествовала по Новому Свету, по собственной прихоти меняя хозяев и место жительства. Пилар как раз спасалась бегством от излишне настойчивых ухаживаний отца своей последней подопечной, когда случай свел ее с Марией.
      - Если бы я была чистокровной испанкой, они бы не посмели так относиться ко мне! - жаловалась она девушке. - Я не могу передать тебе, какие непристойные предложения делали мне эти заносчивые идальго, как только узнавали, почему я так хорошо говорю по-английски. Но своему последнему хозяину я даже признательна, потому что именно благодаря ему мы с тобой встретились. Моя повозка перевернулась вовремя, не так ли, детка?
      Марию очень беспокоило, как Диего отнесется к Пилар, и поначалу он был крайне недоволен ее появлением в их доме.
      - О чем ты думала? - раздраженно спросил он Марию в первый же вечер, как только вернулся в Каса де ла Палома после долгого отсутствия. - Она же легкомысленная особа, поведение ее совершенно непредсказуемо, к тому же она наполовину англичанка. И ты хочешь, чтобы эта женщина стала твоей дуэньей? Ты что, с ума сошла?
      - Ну, пожалуйста, Диего! - взмолилась Мария. - Я знаю, что она очень непосредственна и тебя раздражает то, что ее мать была англичанка, но она из хорошей, добропорядочной семьи. В конце концов ее отец служил при мадридском дворе, и Пилар обладает всеми качествами, которые необходимы для дуэньи, - она в возрасте, много знает, образованна, и у нее есть чувство ответственности.
      Диего фыркнул в ответ, но, выслушав сестру, уже не выглядел таким непреклонным, как раньше, и Мария мягко добавила:
      - Я чувствую себя очень неуютно, когда ты уезжаешь надолго, а Пилар скрашивает мое одиночество.
      Диего посмотрел на нее долгим взглядом и тихо спросил:
      - Неужели это так важно для тебя? Ты и вправду хочешь, чтобы эта женщина осталась здесь и присматривала за тобой в мое отсутствие?
      Воодушевленная его словами, Мария радостно закивала курчавой головой. Напустив на себя серьезный вид, Диего спросил с иронией:
      - И ты будешь вести себя как следует? И не станешь своим поведением доставлять мне неприятности?
      - Обещаю! - на едином дыхании выпалила Мария.
      - Ну что ж! - с явной неохотой произнес Диего. - Попробуем и посмотрим, что из этого получится.
      В порыве чувств Мария обняла брата и, улыбнувшись ему, сказала:
      - Спасибо тебе. Вот увидишь, все будет прекрасно.
      - Сомневаюсь, - язвительно заметил Диего. - Когда ты улыбаешься так, как сейчас, я начинаю понимать, почему твои родители так избаловали тебя. А теперь уходи, пока я не передумал, - добавил он более благожелательным тоном.
      Вот так Пилар осталась жить в семье Дельгато, и только Мария знала, насколько благотворным оказалось для нее присутствие дуэньи.
      Промежуток времени между гибелью Габриэля Ланкастера и появлением Пилар был самым тяжелым в жизни Марии.
      Она горевала об англичанине, винила себя в его смерти и мучилась, оттого что дала волю чувствам, объяснить которые не могла и по сей день. После пережитого кошмара Мария ощутила внутри себя пустоту - было такое впечатление, словно из груди вырвали сердце. Казалось бы, у нее не было особых причин так переживать - англичанина она видела редко, не сказала ему и трех десятков слов, но он каким-то непостижимым образом завладел ее душой. Воспоминания были настолько сильны, что Мария не в силах была не то что подойти к месту гибели Габриэля, но даже проехать мимо него. Ее мучили тяжелые сны, - и, несмотря на то что время шло, она вновь и вновь просыпалась среди ночи в слезах. Что-то произошло, только она не могла понять, что именно. Одно она знала определенно: с его смертью нечто очень важное ушло из ее жизни, что-то внутри нее, рвавшееся наружу, внезапно потеряло силу или умерло.
      Мария решила сообщить Каролине печальную весть о гибели Габриэля. И на следующий же день после случившегося, движимая глубоким чувством сострадания, она отправилась в поместье Чавесов. Она объяснила Хустине, зачем приехала, и попросила оставить их с Каролиной наедине. Вытирая слезы и запинаясь от боли, душившей ее изнутри, Мария поведала бедной девушке о смерти брага. Каролина сначала побледнела, потом больно сжала руку Марии и требовательно спросила:
      - Ты уверена? Ты там была? Ты видела его мертвым?
      Мария молча кивнула.
      - Габриэля больше нет! - тупо глядя в пол, пробормотала Каролина. - Но я не могу в это поверить! В нем было столько жизни, а теперь его нет.., теперь в живых осталась только я.
      Ярко-синие глаза, так похожие на глаза Марии, затуманили слезы, и, не в состоянии больше вынести этого, Мария бросилась ей на шею и разрыдалась, все время повторяя:
      - Мне так жаль, мне так жаль. Сколько времени они проплакали вместе, никто из них не знал, но Каролину тронуло искреннее сострадание, читавшееся в глазах Марии.
      - Он тебе нравился? - спросила она.
      - Я.., я.., не знаю. По-моему, он был хорошим человеком. То, что произошло.., то, что сделал мой брат с вами и теми другими, кто был на борту корабля, - это ужасно несправедливо. Если бы я могла исправить то зло, которое мы причинили вам, я бы сделала это, чего бы мне ни стоило.
      И Каролина поверила ей. Трагедия, произошедшая с Габриэлем, свела их вместе, они стали ближе друг другу. Мария даже попыталась выкупить Каролину из неволи, но, глядя на нее непроницаемым взглядом, Рамон сухо заметил:
      - И ты сможешь защитить ее от Диего? Ты, которая не может постоять за себя?
      Осознав нелепость своего поступка и скрывая неловкость, Мария спросила:
      - А кто защитит ее здесь?
      - Предоставь судьбу Каролины мне, - ответил Рамон сухо. - И не бойся пока она моя, никто другой ее не обидит.
      Слова эти произвели на Марию странное впечатление, она внимательно посмотрела на Рамона, но его лицо было все так же непроницаемо, и больше она к этому не возвращалась.
      Некоторое время спустя Диего вернулся из Санто-Доминго. Как-то вечером Мария вместе с братом сидели в маленькой гостиной. Неожиданно туда вошел Хуан Перес и, не дожидаясь, пока сестра хозяина покинет комнату, прямо, без предисловий, рассказал все, что знал, о событиях, происшедших в отсутствие Диего, и о смерти англичанина. Реакция Диего была ужасной.
      - Что? - заорал он. - Умер, ты говоришь? - На перекошенном от злости лице пульсировал побелевший шрам. Хуан угрюмо кивнул. Не в силах сдержать своего гнева, Диего наотмашь ударил его по лицу. - Дурак! - вопил он. - Круглый дурак! Это должен был сделать я! Я убью тебя за то, что ты лишил меня такого удовольствия!
      На глазах у испуганной сестры Диего схватил лежавший на столе хлыст и, не помня себя от ярости, начал хлестать несчастного Хуана. Оцепенев, Мария наблюдала эту безобразную сцену, пока наконец, очнувшись, не бросилась вперед и не повисла на руке брата.
      - Не надо! - взмолилась она. - Пожалуйста! Диего! Прекрати!
      Слова ее достигли цели, и, придя понемногу в себя, Диего медленно опустил хлыст.
      - Вон отсюда! Собирай свои вещи и проваливай сегодня же! - приказал он Хуану.
      - Сеньор! Я очень сожалею о случившемся, - заскулил Хуан. - Ну неужели за все месяцы моей службы я так и не сумел доказать вам, что стою немного больше, чем эта английская свинья? Я знаю, что вы сердитесь на меня, но вы действительно хотите, чтобы я ушел? Человека с моими способностями найти не так-то легко.
      Все еще тяжело дыша и плохо владея собой, Диего пристально посмотрел на Хуана, затем медленно кивнул головой.
      - Хорошо! Пусть будет так. Ты можешь остаться, но сейчас - вон с моих глаз!
      С этого вечера жизнь в Каса де ла Палома превратилась в сущий ад. Злость, вскипевшая из-за неожиданной смерти англичанина, не давала Диего покоя, и его дурное расположение духа постоянно сказывалось на окружающих, начиная с младшего конюха и кончая Марией. Ей, пожалуй, доставалось больше всех - чуть ли не ежедневно приходилось выслушивать ставшие почти маниакальными рассуждения брата о Ланкастерах и о том, как плохо Хуан справился со своими обязанностями. Ей было неприятно слышать, в каком пренебрежительном тоне Диего говорил о погибшем и его семье, и утешало лишь то, что ни брат, ни кто другой не знали, что же в действительности произошло между ней и англичанином в тот трагический день. Если бы Диего узнал о ее постыдном поведении... Она содрогалась при одной только мысли об этом.
      Долгие рассуждения брата о суровой судьбе, которая так безжалостно обошлась с ним, лишив удовольствия собственноручно убить злейшего врага, были не единственным испытанием, которое почти ежедневно терпеливо переносила Мария. Диего постоянно вспоминал неудачное сватовство и женитьбу бывшего соискателя руки Марии, дона Клементе. Снова и снова он корил Марию за легкомыслие - ведь она разрушила так тщательно выношенные им планы. Мария молча сносила попреки, пока однажды ее терпение не лопнуло.
      - Диего, - сказала она твердо, - пожалуйста, прекрати разговоры о доне Клементе! Давай покончим с этим. Он уже женат.
      Но Диего никак не мог успокоиться.
      - Ты знаешь, - спросил он раздраженно, - чего мне стоил твой отказ выйти замуж за дона Клементе? Ты даже не можешь представить, какие унижения я вынес. Сколько раз мне приходилось поступаться чувством собственного достоинства, чтобы угодить ему в надежде, что он простит твою провинциальную глупость. И ради чего?
      - : Диего, - спокойно сказала Мария, - мне жаль, что я разрушила твои планы, но если бы ты с самого начала прислушался ко мне, то понял бы, что им все равно не суждено сбыться. С доньей Луизой ему будет гораздо лучше - они так похожи. Если бы я вышла за него замуж, то в будущем доставила бы тебе гораздо больше неприятностей, выкинув что-нибудь эдакое. Я бы непременно учудила такое, по сравнению с чем горшочек меда показался бы сущей ерундой, не стоящей внимания. В конце концов, - сказала она задумчиво, - он довел бы меня до того, что я бы его зарезала.
      Диего натянуто рассмеялся. С этого дня их отношения стали ровнее и мягче. Через три недели Диего отбыл в Испанию, оставив сестру и измотанных его придирками обитателей поместья понемногу приходить в себя. Мария получила от брата только два письма, но они были написаны в таком теплом и дружеском тоне, что, казалось, пребывание в Испании сделало Диего сердечнее и добрее. Он писал, что его произвели в вице-адмиралы испанского флота в Южных морях, но ждал еще более высокого назначения.
      Диего вернулся на Эспаньолу только спустя одиннадцать месяцев, осенью 1666 года. За время его отсутствия Мария и познакомилась с Пилар Гомес. Прогуливаясь как-то вечером по саду вдвоем с Марией, брат откровенно признался ей:
      - Нам следовало бы раньше подумать о дуэнье. Я не предполагал, что мне так долго придется заботиться о тебе. По моим расчетам ты должна была выйти замуж за дона Клементе. Да-да, не будем об этом. Твоя встреча с сеньорой Гомес была для меня большой неожиданностью. Но я теперь редко буду бывать дома, поэтому все-таки надо, чтобы с тобой оставалась умная, почтенная женщина. Она проследит за тем, чтобы в мое отсутствие ты не наделала глупостей. Может быть, даже научит уважать брата, и в следующий раз, когда я надумаю устроить твой брак, ты будешь вести себя более подобающим младшей сестре образом.