– Он высказал намерение дождаться вас.
Задумавшись, она смотрела, как Джеймс через раскрытые французские двери входит внутрь дома. Ей показалось, что не назвавший себя посетитель – Давалос. Если это так, все прояснится через секунду или две.
Отвернувшись и улыбнувшись, она попыталась продолжить светский разговор с Годфри, в отчаянии пытаясь найти что-нибудь, что бы разрушило напряженное, неловкое молчание после того, как Годфри, собрав все свое мужество, рухнул перед ней на колени и запинающимся голосом пылко предложил ей выйти за него замуж.
Потеряв на мгновение дар речи, она смотрела сверху в его серьезные глаза, потом собралась и решительно и спокойно произнесла:
– Мистер Андерсон, вы хотите слишком многого. Боюсь, вы забыли, что я замужняя женщина, и вы должны были обсудить это с Адамом, прежде чем прийти ко мне.
Хлопок в ладоши и лениво произнесенное: «Хорошо проведено, любовь моя, ты была великолепна!» заставили ее окаменеть в кресле. Годфри, вспыхнув от гнева, вскочил на ноги и оказался лицом к лицу с высоким мужчиной, небрежно стоявшим в дверях. Сжав кулаки, Годфри взорвался:
– Как вы смеете? Кто дает вам право насмехаться надо мной?
С наглой улыбкой в уголках рта Джейсон холодно произнес:
– Просто я муж этой леди!
Вся краска схлынула со щек Годфри, лицо его стало пепельным. Он вопросительно посмотрел на Кэтрин, такую же бледную, как он сам.
– Это правда? Он действительно ваш муж? Кэтрин могла только горестно кивнуть головой. Она не смотрела в сторону Джейсона. Годфри, проглотив комок в горле, мужественно сказала Джейсону:
– Вы должны извинить меня, но поскольку вы никогда не появлялись.., и мадам Сэвидж никогда не говорила о вас.., я.., я.., я полагал, что.., вас нет в живых. Если вы хотите вызвать меня, то.., я готов назвать своих секундантов.
Наступила натянутая тишина, пока Джейсон блестящими глазами оглядывал потрясенного молодого человека. Потом, хмыкнув, произнес:
– Не вижу никаких оснований, чтобы вы умерли только потому, что моя жена умалчивала в разговорах о моем существовании. Вам надо просто забыть о ней, сесть на вашу лошадь и уехать. Когда вы в следующий раз решитесь сделать предложение, убедитесь сначала, что леди свободна!
Издевка в его голосе едва не толкнула Годфри на то, чтобы сделать вызов, но потом он коротко поклонился, выбежал с веранды и быстро исчез в направлении конюшни.
Ой оставил их в убийственном молчании. Некоторое время они оба не двигались. Потом с тем же снисходительным превосходством Джейсон обратился к Кэтрин:
– Ты так и намерена сидеть затылком ко мне весь день? Затылок очень красивый, но я бы предпочел видеть твое лицо. В конце концов, прошло уже более года, как я не видел тебя, любимая!
– Ничто тебе не мешает, – ответила она натянуто. Гибким движением он очутился прямо за ее креслом.
– Какое восхитительное приглашение! Могу я принять его за разрешение присоединиться к тебе?
Худая рука захватила подбородок Кэтрин и повернула ее лицо. Медленно, лениво его глаза прошлись по нему, отметили скрытый блеск глаз, четкий изгиб губ. Затем его взгляд задержался на бешено пульсирующей жилке у нее на шее. Не в состоянии выносить этот оскорбительный, оценивающий взгляд, Кэтрин рывком выдернула свой подбородок из его пальцев и вскочила. Кресло от ее поспешного движения перевернулось.
– Что ты хочешь? – выпалила она. В ответ он насмешливо поднял бровь.
– А что, моя любовь, ты думаешь, я хочу? И разве так встречают давно потерянного мужа?
Глядя на него, как глядит свернувшаяся гремучая змея, Кэтрин с сомнением прикусила губу. Этот ленивый, дразнящий тон! Она забыла его! Если когда и воображала себе воссоединение с Джейсоном, то, определенно, не с этим человеком, не с таким Джейсоном.
Не обращая на нее внимания, он поставил на место перевернутое кресло и все с той же улыбкой на губах сел в него сам. Сел, и, словно делал это каждый день, знаком предложил сесть напротив него.
– Садись, любовь моя. Нам предстоит многое обсудить, не так ли? А вот и добрый, э… Джеймс, кажется так его зовут? – спросил он, когда появился дворецкий с большим серебряным подносом, на котором стоял кувшин охлажденного вина. – Поставьте его здесь, – распорядился он.
Джеймс бросил удивленный взгляд на свою госпожу, а когда Кэтрин утвердительно кивнула ему, исполнил распоряжение. Наполнив два тонких бокала сверкающей жидкостью, он молча удалился, унося на лице некоторое беспокойство. Без сомнения, больше всего он хотел бы, чтобы хозяин сейчас был дома. Ему очень не нравилось, как выглядел незнакомый джентльмен.
Кэтрин тоже не радовалась. Он же, казалось, чувствовал себя вполне комфортабельно, вытянув свои длинные ноги и взяв один из бокалов. Заставляя себя держаться спокойно, она спросила:
– Что ты хочешь обсудить? Джейсон, оторвавшись от созерцания веточки мяты, украшавшей его бокал, мирно обратился к ней:
– Это скорее зависит от тебя, разве не так? Немного расслабившись от того, что не почувствовала давления с его стороны, Кэтрин взглянула в его гипнотизирующие зеленые глаза. Вид этого твердо сжатого рта, который мог" свести на нет все ее сопротивление, вызвал в ней воспоминания о былой радости, дрожью пробежавшие по телу. Заставляя себя оставаться такой же холодной и собранной, как в момент его появления, она спросила:
– Как ты нашел меня?
– Хмм… Это не было слишком тяжело после того, как твоя мать побывала у дядюшки и сообщила ему, где ты находишься, – ответил он беспечно.
– Моя мать сказала тебе? – выдохнула она, не веря себе.
– Не твоя мать, малышка, мой дядя. Ошеломленная его словами, она только и могла безмолвно смотреть на него. Наконец она выдавила:
– Рэйчел… Рэйчел никогда бы не предала меня! Сардонически улыбаясь, Джейсон возразил:
– Не слишком настаивай на этом! Я не знаю, какими соображениями она руководствовалась, но она сообщила моему дяде, а мой дядя написал мне, что я могу найти тебя на плантации под названием Белле Виста близ Натчеза.
Чувствуя, как смешались ее мысли, Кэтрин спросила осторожно.
– И это все? Он больше ни о чем не написал, кроме того, что сказала ему Рэйчел?
Его зеленые глаза сузились, и он вкрадчиво произнес:
– Он не написал мне, что ты собираешься одарить меня бастардом!
С гневно сверкнувшими глазами Кэтрин вскочила на ноги:
– Ты сам сказал, что все, что мы должны обсудить, зависит от меня. Так вот, мое мнение не изменилось с тех пор, как мы расстались в Париже, и я не вижу оснований для продолжения этого мерзкого разговора.
Она собиралась королевским жестом показать ему на дверь, но не успела – он выбросил вперед руку и с силой бросил ее к себе на колени. Каждая клеточка ее тела сжалась, ударившись о его твердые бедра, она взглянула ему в глаза и гневно стиснула зубы.
– Отпусти меня, Джейсон.
Не обращая внимания на ее слова, он тесно прижал к себе пленницу, и его губы начали свое волшебство, лаская ее шею, где отчаянно пульсировала жилка, а затем медленно переместившись ко рту. Одновременно любя и ненавидя его, она не могла противиться тому желанию, которое возбудили в ней его прикосновения.
Господи, подумала она в отчаянии, столько времени прошло с тех пор, как он обнимал меня, а я все так же сильно люблю его, черт бы его побрал!
Она все же попыталась уклониться от этих ищущих губ, но, когда они наконец нашли свою цель, она дрогнула и почувствовала, что сдается, что против воли ее губы раскрываются навстречу его губам, предательски разрешая им все. А когда ее голова закружилась в одном темпе с отчаянным сердцебиением, он внезапно поднял глаза, но вместо знакомого огня желания она увидела в них лишь презрение.
Он встал, бесцеремонно скинув ее на пол, и процедил:
– Девка! Все та же маленькая, соблазнительная шлюшка! Не удивительно, что этот юный дурачок готов был положить свое сердце к твоим жадным ногам!
Ошеломленная этим злобным выпадом, Кэтрин встала и дрожащей рукой оправила юбку. Он был так же возбужден, как и она – она знала это наверняка. Но, как и раньше, он видел во всем только ее вину, подумала она с горечью и, подняв голову, пристально посмотрела ему прямо в глаза.
– Теперь, поскольку ты уверен, что я шлюха, нам уже не о чем разговаривать. Тем более у тебя нет никаких причин оставаться здесь, ты с этим согласен?
Его глаза опасно сверкнули, когда он высокомерно разглядывал ее.
– Согласен. Я не намерен оставаться здесь! Но у меня нет и намерения оставлять тебя здесь! Кэтрин смотрела на него, не понимая.
– Ты.., уж не хочешь ли ты сказать, что заберешь меня с собой?
– А почему бы нет? Ты моя жена, и я думаю, что одалживал тебя Сен-Клеру достаточно долго! Было бы неприятно забирать тебя, не поблагодарив его за заботу о моей жене, но, возможно, это и к лучшему. Пока я буду владеть мамой, ему останется ребенок!
Кэтрин все еще ничего не понимала. Холодно ее оглядывая, Джейсон заметил:
– Кажется, материнство не повредило твоей красоте. Кого же ты ему подарила – сына или дочь?
Кэтрин заморгала, ее глаза изумленно расширились. Он не может так говорить! Неужели он не понимает, что это его сын? Обидные мысли жужжали в мозгу, как разъяренные осы.
Джейсон нетерпеливо прикрикнул:
– Так что же твой маленький бастард?
– Мальчик, у меня родился мальчик, – произнесла она безучастно.
Его рот искривился, словно от боли, но на какую-то секунду – она даже подумала, что ей это показалось. Голосом ровным, как отполированная трость, он произнес:
– Ладно, мальчик нуждается в отце больше, чем в матери, так что он не будет слишком скучать по тебе.
– Что ты имеешь в виду – не будет скучать по мне? – резко спросила Кэтрин.
Неприятный огонек блеснул в его глазах:
– Я намерен вернуть свою блудную жену, но не намерен брать и бастарда. Когда мы уедем, а уедем мы, как только ты соберешь вещи, ребенок останется здесь. Твоего сына я не возьму.
Он стоял и глядел на нее, лицо его было жестким и надменным, и сердце Кэтрин затрепетало от муки. Как же можно растить Николаев, если они так не доверяют друг другу, если готовы видеть в другом только самое худшее? Почему нет какого-нибудь иного пути, чтобы разрешить все их сложности? Почему каждый раз, когда они встречаются, их подстерегают поистине ужасающие заблуждения? И как, спросила она себя гневно, как могла я любить человека, который думает, что я способна нарушить супружескую клятву, выставить напоказ плод измены? Ненавидя себя за слабость, Кэтрин разрывалась между желанием швырнуть ему правду в лицо и упрямой гордостью. Он предполагает наихудшее? Ну и пусть!
Воинственный блеск осветил ее фиалковые глаза. Если он думает, что я оставлю сына, он, несомненно, просто не в себе! Тряхнув головой, как дикая норовистая лошадь, она воткнула руки в бока и выпалила:
– Однажды я уже позволила тебе запугать меня в шаткой ситуации, но будь я проклята, – он с изумлением взглянул на нее, пораженный, с какой легкостью с ее уст сорвалось проклятие, и тогда она свободно, почти наслаждаясь, повторила:
– Будь я проклята, если позволю тебе снова сделать это! Я не уеду с тобой отсюда ни сегодня и никогда!
Он расхохотался так; что даже согнулся.
– Именно это я хочу сказать, Джейсон! Я никуда не поеду!
Смех в его глазах моментально погас, очень медленно и угрожающе он процедил:
– Ты как миленькая отправишься со мной! Или ты хочешь, чтобы я остался здесь и встретился с Сен-Клером? Тебе доставит удовольствие видеть, как твой любовник рухнет, подстреленный? Обещаю тебе, что я сделаю это. Я хотел доставить себе такое удовольствие, как только увидел его рядом с тобой в Новом Орлеане. Единственное, что останавливает меня, это его малютка-сын! Поэтому не говори мне, что ты намерена делать!
Стало тихо. Еще раз взглянув на Джейсона, Кэтрин увидела его глазами Адама. Он вынужден будет поднять брошенную ему перчатку. И что получится? Разве она сможет вынести, если ее муж или ее брат будет убит? Но и как может она оставить сына? Она должна рассказать Джейсону правду.
Раздраженный ее молчанием, он нетерпеливо поторопил ее:
– Ну?
Смиренно, ненавидя себя за эту кротость, она слабо произнесла:
– Я соберусь…
Момент, когда был возможен самый простой выход, был упущен. В нынешнем его настроении любое ее объяснение было бы яростно отвергнуто, и она зримо представила, с каким недоверием встретит он ее слова о том, что Адам ее брат!
Она пошла в дом, но он схватил ее за руку и, натянуто улыбаясь, злобно сказал:
– Не обессудь, но я вынужден буду следить за тобой, у тебя есть гнусная привычка неожиданно исчезать!
Она пожала плечами, и они вдвоем вошли в дом.
Джеймс, не отрывая глаз от худой руки, сжимавшей запястье его госпожи, безучастно выслушал, как она тихо велела ему, чтобы один из слуг упаковал сундук с вещами ее и Николаев. При последних словах Джейсон бросил на нее ледяной взгляд.
Выждав, когда Джеймс начал подниматься по лестнице, он прошипел:
– Николаев?
Проявив куда больше спокойствия, чем она в действительности обладала, Кэтрин твердо произнесла:
– Да. Николае – мой сын. – Их взгляды столкнулись. – Я не покину его. Джейсон. Ты можешь угрожать Сен-Клеру, ты можешь переломать мне все кости, но я не оставлю моего сына!
В ее глазах не было страха, только мрачная решимость, и наконец с хриплым смешком он пролаял:
– Ладно, забирай это отродье – только не надейся, что это избавит тебя от исполнения своих супружеских обязанностей!
Вспыхнув от этого намека, она вырвалась и поднялась по лестнице. Джейсон немедленно последовал за ней, следя за каждым движением. Часом позже она сидела в экипаже с Николасом и полумертвой от испуга Жанной.
Джейсон захлопнул за ними дверцу, в последний раз удостоверившись, что она на месте, и сел верхом на собственную лошадь. Когда экипаж отъехал от Белле Виста, она облегченно вздохнула. Ее сын рядом, в безопасности, Джейсон изумил ее, позволив написать короткую записку Адаму. Он все же прочитал ее, прежде чем бросить небрежно на стол, но она была рада уже тому, что о прибытии Джейсона и их отъезде Адам услышит только от встревоженных слуг.
В записке она сообщала, что приехал муж и увез их с Николасом. Кэтрин горячо надеялась, что Адам здраво воспримет записку и не станет действовать хотя бы до тех пор, пока она не выберет время, чтобы поставить Джейсона перед истинными фактами.
Глава 5
Нещадно палило солнце. С изумлением поглядывая на Джейсона в белой шляпе, Кэтрин удивлялась его выносливости и энергии. Сама она измаялась от жары. Виски были мокрыми, влажное платье прилипало к спине, и она в сотый раз спрашивала себя, куда же он их везет.
Прошло уже пять дней с тех пор, как они погрузились на плоскодонку в Натчезе и начали спускаться вниз по Миссисипи. Кэтрин решила, что целью их путешествия был Новый Орлеан, но утром второго дня они высадились на берегу реки и продолжили движение в неизвестном направлении.
Кэтрин заметила, что приезда Джейсона ждали – фургоны были нагружены, люди и лошади готовы. Она мельком увидела, что четыре фургона заполнены коробками с продовольствием. Пятый фургон определенно использовался как кухня. Взглянув на мрачное лицо того, кто был здесь за старшего, она понадеялась, что, еда не будет под стать его характеру.
Она обрадовалась, узнав, что шестой фургон, крытый, предназначался для нее. Можно было скрыться от любопытных мужских взглядов, укрыться от обжигающего солнца, но к вечеру в фургоне стало очень душно и Николае часто давал знать, каким неприятным он это находит.
Она и Жанна были здесь единственными женщинами, если не считать маленькой, смуглой девушки, которую ей навязал Джейсон, грубо сказав при этом:
– Если бы я знал, что придется возиться с яслями, то захватил бы побольше слуг, но, мадам, поскольку я этого не сделал, в вашем распоряжении Жанна и Салли, придется как-то управиться.
Это Джейсон хорошо переносил переход, а эти мужчины, с суровыми глазами и большей частью бородатые, работали на него, что было очевидно с самого начала. В то же время он их хорошо знал, что было понятно Кэтрин по тем обрывкам разговора, которые она слышала, когда по вечерам мужчины собирались около фургона с кухней. Было среди них несколько чернокожих, но они общались между собой и всегда собирались неподалеку своей маленькой группкой. Она не знала, были ли они рабами или свободными людьми. Однажды, когда Джейсон остановился, чтобы поговорить с ней, и когда она безразличным тоном спросила его об этом, он лишь огрызнулся:
– Что, это имеет какое-то значение? Обескураженная его враждебностью, она покачала головой и была рада, увидев, что он направил прочь от фургона своего огромного гнедого и поскакал вперед, догоняя морщинистого маленького человечка, которого звали Голиаф.
Однажды вечером, когда Джейсон был в хорошем настроении, она отважилась спросить его об индейцах. Совершенно очевидно, что цивилизованная местность осталась далеко позади, и Кэтрин, чья голова была набита ужасными историями о том, на что способны дикари, забеспокоилась, не оборвет ли ее жизнь удар томагавка.
Джейсона лишь рассмешили ее страхи.
– Послушай, маленькая киска, здесь когда-то было самое сильное племя на этой территории – до тех пор, пока испанцы не разрушили старый Натчез. Многие годы людей племени Натчез косили болезни, так что в этом районе нет ничего похожего на союз ирокезов. Правда, не обошлось раньше без кровопролитных столкновений с поселенцами, но индейцы никогда не были здесь первостепенной проблемой, как, скажем, в восточной части Соединенных Штатов.
– А сейчас остались какие-нибудь индейцы? – смотрела она на него широко открытыми глазами.
– Конечно остались, – снисходительно улыбнулся он, – но наши индейцы мирные. Бывают отдельные нападения, но это означает, что горстка смельчаков перепила и пришла в ярость. На нас нападать они не станут. Нас слишком много, мы прекрасно вооружены. Кроме того, на всякий случай я выставляю часовых.
Кэтрин не слишком успокоили объяснения Джейсона, но она приободрилась, заметив у каждого мужчины ружье или пистолет. Она постепенно привыкла к этим мужчинам и даже запомнила некоторые имена. Негра с золотыми зубами и лысой головой, который правил ее фургоном, звали Сэм, а повара – Генри. Имя единственного индейца в группе, высокого и удивительно красивого чероки, который ездил на лошади так, будто родился в седле, бросало ее в дрожь – его звали Пьющий Кровь. Именно Пьющего Кровь она больше всех боялась, поскольку часто ловила на себе его пристальный взгляд и была уверена, что его интересуют ее длинные волосы – хороший бы получился скальп.
Другие мужчины продолжали оставаться для нее незнакомцами еще и потому, что Джейсон неусыпно следил за ней. Жену господина и мужчин, которые на него работали, разделяла такая же глубокая и широкая пропасть, как в стародавние времена. Даже Жанна, горничная Кэтрин, была защищена от их посягательств уже в силу того, что принадлежала к окружению мадам.
Как принято, благородная леди Юга не общалась с людьми, которых ее муж нанимал для работы на своих землях. При нормальном течении событий Кэтрин вообще бы не встретилась с этими людьми, а тем более не стала бы с ними разговаривать. У них было свое место, а у жены их господина – другое.
Кэтрин видела, что Адам, за исключением нескольких белых специалистов, использовал для работы на плантациях только черных рабов. У Джейсона была смешанная группа, он нанимал как белых, как и черных. Но больше их всех Кэтрин интересовал сам Джейсон и то, куда он вез ее.
Этого она не знала, и это доставляло ей странное удовольствие. За спиной в покачивающемся фургоне спокойно спал ее сын, высокий муж ехал неподалеку от них, и каждый день перед ее зачарованным взглядом проплывали новые, непохожие на предыдущие пейзажи.
Они медленно продвигались в северо-западном направлении, и, после того как миновали болотистые низины в пойме Миссисипи, наметился медленный, но неуклонный подъем к северу; все меньше и меньше встречались им мрачные, заболоченные рукава реки, стала изменяться и растительность.
Исчезли серые, обвешанные мхом кипарисы, чьи искривленные корни, как огромные узловатые колени, торчали из солоноватой воды; пропали болотные дубы с их раскидистыми кронами и высокие, негнущиеся, похожие на лезвие бритвы, карликовые пальмы. Зато появились сосны с длинными иголками и буковые деревья с серой корой, и тенистые ясени; вокруг стоял девственный лес, куда еще не добрался белый человек.
Кэтрин была рада этим переменам; болотистая равнина своей пугающей красотой угнетала ее. Днем она с удовольствием любовалась окрестностями, но вот ночью они вызывали совсем иные чувства. Слыша в темноте рычание самца аллигатора, она содрогалась от первобытного ужаса, а боевой клич пумы, вышедшей на охоту, или предсмертный пронзительный крик ее жертвы лишали ее сна не на одну ночь.
Кэтрин потеряла счет времени, каждый день плавно переходил в следующий, а они шли и шли, настойчиво продвигаясь на северо-запад и напоминая ей дни кочевья, когда цыгане странствовали, передвигаясь с места на место в своих разноцветных кибитках. Маленькие ночные костры, у которых она теперь сидела, подтянув колени к подбородку и наблюдая за красно-желтыми язычками пламени, взбудоражили ее память. Точно так же сидела она в детстве, и рядом был Адам, и они наблюдали, как Рейна готовила ужин. Кэтрин слушала музыку. Но не волнующие кровь рыдания цыганских скрипок, а веселую или грустную музыку чернокожих; звуки летели в тишину ночи и прерывались лишь криками ночных животных.
Через несколько дней Джейсон приказал Кэтрин и Жанне не отходить от их фургонов, разрешив отлучаться в лес лишь по необходимости. Даже во время еды ситуация не менялась – Салли готовила для них отдельно на маленьком костре, к большому удовольствию Кэтрин, которую не обманули ее предчувствия в отношении кулинарных способностей Генри. Джейсона удивляла ее уступчивость, готовность подчиниться, однако это не уменьшило напряженности их отношений, а странным образом лишь усилило ее.
Когда они были рядом, в воздухе явно что-то потрескивало, словно сшибались их невысказанные пламенные эмоции. Напряжение возрастало с каждой милей, хотя его никто не подогревал. Джейсон, покинув Белле Виста, больше не старался подчеркивать их отчужденность друг от друга.
Ничего не говорил он и о Николасе – он просто игнорировал его. А Кэтрин, когда он искал ее общества, всегда подсовывала ему ребенка, стараясь, чтобы он хоть раз внимательно взглянул на него. Если бы хоть раз она добилась своего, как изумился бы Джейсон, увидев эти зеленые глаза, так похожие на его собственные. Но его взгляд никогда не задерживался на темноволосом постреленке. В конце концов Кэтрин отказалась от страстного желания привлечь его внимание к мальчику. Она потерпела поражение. Гордость не позволяла сказать правду, а Джейсон был уверен, что это не его сын. И она решила переменить политику и сделала так, чтобы Джейсон как можно реже видел Николаев.
Не одна бессонная ночь прошла у нее в размышлениях. Как Джейсон к ней относится? Что намерен делать? Обращался он с ней холодно, почти равнодушно. Правда, следил за тем, чтобы у нее было все необходимое, сдерживал лошадь, чтобы ехать рядом с ее фургоном, вежливо спрашивал, как она себя чувствует. Но это было то же, что и по отношению к Николасу – ее он тоже игнорировал!
Почему, спрашивала она себя каждую ночь, почему он так отдаляется от нее? Зачем тогда он разыскал ее и заставил ехать с ним?
Конечно, здесь не было уединенных мест, но все-таки, упрямо говорила она себе, при желании они могли бы поговорить – если бы только он этого захотел. Даже простой, ничего не значащий повседневный разговор лучше, чем эта привычка пристально смотреть сквозь нее. Теперь она с болью вспомнила те дни в Париже. Иногда глаза его загорались, но проблеск чувств тут же исчезал. Желание? Ненависть? Что это было?
Ее немилосердно изводило его молчание по поводу их будущего. Что бы она ни делала, ее мучило беспокойство: что же ему нужно от нее? Совершенно отчаявшись, как-то ночью она решила, что он замыслил страшную месть, но не хочет настораживать ее прежде времени. Эти мрачные мысли лишили ее последней надежды уснуть, она осторожно выбралась из фургона и села на жесткое деревянное сиденье, уставившись в глубину ночи.
Мягкие серебряные дорожки ущербной луны освещали лагерь. Все спали, кроме мужчин, стоявших на часах. Тут и там в неясном свете потухающих костров она видела очертания спящих. Она подумала, замечают ли они, какие странные отношения существуют между ней и Джейсоном? Как всегда, ее мысли обратились к мужу. Где он? Спит где-то впереди? Проверяет посты?
Внезапно, как будто ее бессвязные мысли дошли до него, он возник рядом и резко спросил:
– Какого черта ты здесь делаешь?
От неожиданности она чуть не свалилась со своего жесткого сиденья, если бы не его стальные руки. На мгновение они прижали ее к его телу, и это мгновение она так и висела, почти лежа на его груди, подняв свое лицо к его лицу. Но все продолжалось лишь секунду. Пробормотав проклятие, он поставил ее на землю, его губы жадно искали ее рот.
Вспомнив его реакцию на ее неосторожное ответное чувство в Белле Виста, она воспротивилась волне жгучего желания, охватившего ее. На этот раз он не собирался возлагать на нее ответственность за собственные чувства, но она настойчиво отодвигалась от него, насколько позволяли его руки, а ее губы, обычно такие теплые и мягкие, были крепко сжаты. Осознав, что она делает, но не зная, что за этим стоит, он ослабил объятия и поднял голову – его глаза блестели в неясном свете.
– Поддразниваешь? – Его ладонь тихонько поглаживала ее обнаженную руку, прозрачная и легкая сорочка слегка прикрывала ее грудь, и дрожь желания – желания, чтобы его тело взяло ее – пробегала по ней, когда его глаза замерли на неясных очертаниях ее сосков под тканью.
Она была охвачена не только желанием, но и злостью – на свою неодолимую слабость перед ним. Что бы она ни делала, было неверным! Она видела его низко склоненное лицо, напряженный подбородок и подрагивающий мускул на щеке. Тихим голосом, задрожавшим от внезапной ярости, она прошипела:
– Что же ты хочешь, Джейсон? Когда я тебе отвечаю, я – шлюха. Когда я этого не делаю, я дразню тебя. Скажи, какую роль я должна играть, чтобы ты был доволен! – злобно закончила она.
Губы Джейсона от ярости сжались так же, как и ее, он больно схватил ее за руку.
– Послушай, – с трудом произнес он, – нам стоит поговорить. Но здесь не время и не место. То, что ты сидишь ночью около фургона, преднамеренно или случайно, служит приглашением для любого мужчины. Мне жаль, – с сарказмом добавил он, – если я не так истолковал твои поступки.
– Почему же тебе жаль? – с таким же сарказмом парировала она. – В прошлом я этого не замечала.
Она вырвала руку и повернулась, чтобы взобраться в фургон, но его руки тисками обхватили ее за плечи и развернули к нему лицом.
– Будь ты проклята! Ты самая упрямая, вспыльчивая и сварливая женщина, какую я когда-либо встречал. Мне кажется, для нас существует лишь единственный способ решения, – мрачно сказал он. И прежде чем она поняла значение сказанного, он нагнулся и поднял одеяло, которое лежало на земле рядом с передним колесом телеги.
Она тупо смотрел на него, потом озадаченно спросила:
– Ты все время спал здесь? Тяжело дыша, он огрызнулся:
– Да! Каждую ночь, как верный пес, охраняющий свою хозяйку!
Резко рассмеявшись при этих словах, – он потащил ее за собой, широкими шагами удаляясь от спящего лагеря.
Внезапно догадавшись, что он задумал, она взмолилась:
– Джейсон, отпусти меня! Отпусти меня обратно! Он зло посмотрел на нее:
– Вряд ли! Мы можем говорить лишь одним способом – и я желаю говорить!
Когда фургоны скрылись за деревьями и кустами, он резко остановился и бросил одеяло на мягкий ковер из сосновых иголок. Кэтрин сделала еще одну попытку и нелепо пригрозила:
– Я буду кричать!
– Нет, не будешь! Твой рот будет слишком занят! – Он жадно притянул ее к себе – на этот раз ему не нужно было ее ответа.
Кэтрин ослабла от сознания неизбежного – она хочет его, в таком случае, зачем же притворяться? И она не сопротивлялась водовороту страсти, болью отзывавшейся у нее в пояснице. Когда Джейсон потянул ее вниз на одеяло и снял с нее ночную сорочку, она не противилась, отогнав слабую мысль, что потом она будет ненавидеть и себя и его. Страсть опалила ее всю, каждая клеточка ее существа горела огнем страстного желания. Ее рот жаждал губ Джейсона, ее руки смело и бесстыдно ласкали его тело, как и он ее.
Она подвергла его танталовым мукам: разжигая страсть, ее пальцы медленно скользили вниз по груди, медленно-медленно достигли его плоского живота и паха и остановились. Джейсон, который застыл при ее первом легком прикосновении, исступленно прорычал: «Быстрее, котенок!» И потянул ее руку вниз, туда, где он желал ее чувствовать. Потом, как бы в наказание за то, что она дразнила его, он играл с ней: его руки и губы ласкали знакомые изгибы тела, потом, поставив колено между ее бедер, он раздвинул ее ноги. Его руки и пальцы вызывали такую сладостную боль, что Кэтрин подумала, она умрет от желания, если он сейчас же не возьмет ее. Ее тело возбужденно выгнулось, она дала ему понять, чего хочет, и затем, когда ее губы умоляюще раскрылись, он взял ее, прервав ее удовлетворенный стон и почти причинив ей боль. Чувствуя, как двигается в ней, как впивается в нее своим большим телом, как руки его сжимают ее ягодицы, а губы впитывают ее губы, Кэтрин не ощущала ничего, кроме Джейсона, и того, что он ей давал. И его имя звучало в ней дрожайшей тетивой:
Джейсон, Джейсон, ДЖЕЙСОН!
Потом, когда она вернулась в реальный мир, его руки все еще нежно ласкали ее, а губы слегка пощипывали шею: она услышала, как он сказал со смехом:
– Ты, маленькая дикая кошка, зачем расцарапала мне спину?
И, прижавшись к ее гладким плечам, пробормотал:
