В обеденный перерыв уже наступившего дня я отправилась на рынок в поисках подходящих костей. Сначала в мясном павильоне я попыталась найти просто похожую по размерам и строению, но быстро отказалась от этого занятия. Мои блуждания по мясным прилавкам привлекли внимание продавцов. Они наперебой принялись расхваливать свой товар, явно надеясь, что перед ними весьма перспективный покупатель. В конце концов после недолгих раздумий я рассказала, что и для чего мне нужно. Результаты рассказа для меня оказались весьма неожиданными. Уже через полчаса, нагруженная пятью или шестью килограммами всяких и разных костей, я выходила из павильона. Провожала меня целая толпа продавцов с пожеланиями успеха и просьбой как-нибудь при случае сообщить им результаты операции. Ноша была не очень-то легкая, что, впрочем, совсем не влияло на мое настроение. Какой все-таки отзывчивый у нас народ! Напевая почти вслух: «Кто весел – тот смеется, кто хочет – тот добьется, кто ищет – тот всегда найдет!», я завезла презент рыночных торговцев домой и, ничуть не жалея, что осталась без обеда, отправилась обратно в лечебницу.
Мне очень нравится работа на приеме. Разнообразие случаев, животных и людей делает эту работу очень динамичной, время летит с сумасшедшей скоростью. Частенько к концу приема мне кажется, что работа еще только началась… Но нетрудно догадаться, что тот день был исключением, потому что вечером предстоял интересный эксперимент. Я не сомневалась, что такое же нетерпение испытывал и мой муженек. А обещанные мне на завтра образцы ножовок будут на месте уже сегодня вечером.
Короче говоря, вечер, суливший много интересного, полностью оправдал мои ожидания… По всем показателям… Во-первых, мы прилично рассорились с мужем во время проведения этого, с позволения сказать, эксперимента по экономичному распиливанию костей. Оказалось, что муж, так же как и я, не переносит комментариев «под руку», поэтому мне был навешан ряд «комплиментов», часть из которых мне удалось благополучно вернуть обратно, чем я была тайно (хорошо не явно) весьма удовлетворена. Во-вторых, мы оба остались почти без рук. А я в довершение всего еще натерла мозоль. В результате мы все-таки нашли вариант ножовки, который отпиливал кость лучше, чем принесенный мною из лечебницы ветеринарный инструмент.
Приблизительно в таком режиме пролетели оставшиеся до операции дни. Мысленно и во сне неоднократно проведенная операция принесла свои плоды: я чувствовала себя уверенно и была готова ко всем неожиданностям. Дело оставалось за небольшим – прооперировать собаку наяву.
Наконец настал день, когда прозвенел долгожданный звонок от хозяина Джейси, и мы договорились о встрече. На следующий вечер мы с мужем отправились по указанному адресу, нагруженные медикаментами, перевязочным и прочим материалом, еще один огромный стерилизатор был заполнен подготовленными к работе ветеринарными инструментами. Отдельно путешествовала ножовка, успешно выигравшая отборочный конкурс накануне. Вопрос о ее стерилизации был тоже успешно решен, несмотря на то, что она по размерам не умещалась в стерилизатор. Мы остановились на основательно забытом способе, древность которого не повлияла на надежность стерильности, – обработать непосредственно перед применением этот инструмент спиртом и прожечь на огне. «Средние века, да и только!» – прокомментировал муж, привлеченный к работе в качестве ассистента, носильщика, но самое главное – в качестве рационализатора, имевшего полное право увидеть работу своего нововведения в действии.
В означенной квартире нас ждали. Слегка озабоченный предстоящим хозяин для себя тоже приготовил белый халат.
Джейси – единственный из нас, кто вел себя весьма непосредственно, – весело и забавно вприпрыжку носился по квартире, со всем пылом пуделиной души демонстрируя радость по поводу прихода гостей. Он явно не подозревал, что весь этот «собор» означает, и уж тем более – что ему предстоит! А предстояло следующее: предыдущий наркоз по поводу трансплантации нерва он перенес очень сложно, и поэтому я решила попытаться провести предстоящую ампутацию только под местным наркозом.
Флакон с препаратом для общего наркоза у меня был с собой, но я твердо решила воспользоваться им только в крайнем случае. Джейси водрузили на импровизированный операционный стол, он дисциплинированно уселся там и замер. Лапа, которую предстояло оперировать, была уже заранее подготовлена – стараниями хозяина на нужном участке до зеркального блеска была удалена вся шерсть. Я не удержалась и сказала, что в трудные дни он вполне может подрабатывать цирюльником, и взялась за шприцы с новокаином. Операция началась. Местное обезболивание с добавлением региональной анестезии отработало прекрасно. Собака смирненько сидела на столе, заинтересованно поглядывая на свою лапу, и временами пыталась коснуться влажным носом моей щеки, а при случае – и лизнуть. Я, уже не отвлекаясь, орудовала то скальпелем, то гемостатическими зажимами, то ножницами. Дошла очередь и до пилы. Чиркнула спичка, и на соседнем подсобном столике бесцветным пламенем загорелся спирт, пила заиграла красными бликами раскаленного металла.
Зрелище впечатляющее! И похоже, не для слабонервных: черный пудель, нежно вылизывающий мне лицо и пила в моих руках, со слегка визжащим звуком вгрызающаяся в кость. Диссонанс происходящего оказался последней каплей, мгновенно удалившей любопытных зрителей из числа домочадцев из комнаты. Собственно, все было позади – остановить кровотечение и наложить швы не заняло много времени, и минут через пятнадцать мы с удовлетворением, а пудель – изумленно оглядывали результаты работы. Для полного спокойствия нужно было посмотреть, как поведут себя несколько крупных кровеносных сосудов, поврежденных по ходу операции: мы с мужем задержались на некоторое время. Все шло без осложнений, однако перестраховка иногда бывает полезной.
– Я вам оставлю жгут. Знаете, как им пользоваться?
– Да уж, приходилось, – почти спокойно произнес хозяин, – и не такое приходилось видеть… Я теперь понимаю, почему врачи не оперируют своих родных, эмоции действительно мешают.
– Афганистан? – спросил муж, но, не получив ответа, не стал углубляться.
– Как вы думаете, кровотечение возможно? – обращаясь ко мне, спросил хозяин.
– Страховка еще никому не мешала. Только не меняйте повязку, жгут наложите на тридцать минут прямо по бинтам, выше культи сантиметров на десять. Можно еще лед… А если что-нибудь серьезнее, то – позвоните! – напутствовала я, собирая инструменты.
Мы вышли, нагруженные сумками, нисколько не полегчавшими, и с чувством исполненного долга отправились домой.
– Ты довольна? – спросил муж уже на подходе к дому.
– Самой операцией – да. А вот стоило ли ее делать – не знаю… Время покажет, – ответила я и замолчала. Но, поймав вопросительный взгляд моего спутника и добровольного сегодняшнего ассистента, продолжила: – Понимаешь, ведь что ни говори, а собака превратилась в калеку… И еще вопрос, как она это перенесет. Да и хозяева тоже.
Мы часто потом возвращались к этой теме. Может быть, лучше было бы усыпить пса, а не заставлять мучиться и собаку, и людей. Разрешить наши сомнения могло лишь время… Споры утихли. Постепенно забылись…
Несколько лет спустя как-то вечером я стояла на остановке в ожидании автобуса. Оно – ожидание – затягивалось, и я стала наблюдать за небольшой стайкой собак, весело носившихся на газоне недалеко от остановки. Присмотревшись, я решительно двинулась в их сторону и тут же услышала: «Здравствуйте, доктор!» Конечно, я не узнала человека: у меня очень плохая память на лица, но собаку не вспомнить было невозможно: вывалив язык и часто дыша после веселой беготни, передо мной остановился ухоженный черный пудель. Джейси! Без сомнения, Джейси! Но… почему он на четырех лапах? Пес сел и в знакомом жесте протянул… Нет, не может быть?! К плечу собаки на хитроумной конструкции был приделан протез! Да еще как ловко!
– Неплохо получилось! Правда? – довольно произнес хозяин. – Это еще не все чудеса. Джейси у нас уже счастливый отец, у него около двадцати детей!
Я молчала и только изумленно разглядывала счастливую парочку. Вот и решился наш с мужем давний спор. Дело, как оказалось, не в калеке.
Мирта
В последние годы мне что-то нечасто удается выбираться на кинологические выставки. Причин для этого несколько, но главная – дефицит времени и всегда находится нечто более неотложное. Домашние тут же начинают ехидничать и понимающе улыбаться: постарела мать. Но сами в глубине души довольны – и без выставок редко видят меня дома. По тем же причинам я нечасто стою в центре ринга в качестве эксперта. Но тут неожиданно для меня образовался свободный день, сидеть дома для меня – сущее наказание, и поэтому, посмотрев выставочный календарь, я с изумлением обнаружила, что могу безнаказанно удрать из дома по более или менее уважительной причине: шла большая международная выставка, где я наверняка увижу много друзей, с кем давно не сводил случай увидеться. Так оно, в общем, и получилось.
Войдя в огромный спортивный дворец и чуть не пожалев о предпринятой экскурсии (несусветная толпа любопытствующих и болельщиков отбивала всякое желание пробиваться к рингам), я зажмурила глаза и шагнула в толчею людей и собак. Надо продержаться несколько минут, а потом будет легче. Проходя мимо одного из рингов, я увидела знакомую фигуру: полная женщина с короткой стрижкой уже начавших седеть волос внимательно наблюдала за перестановкой собак на ринге, ей как-то удавалось не обращать внимания на толпу снующих вокруг людей. Воспользовавшись тем, что ее внимание полностью поглощено событиями на ринге, я незаметно подошла и почти в самое ухо спросила:
– Что, немецкие овчарки еще не перестали интересовать старую гвардию? – Она быстро повернулась, и, узнав меня, ахнула:
– Ну, теперь подснежники в январе зацветут: как это ты умудрилась сюда забрести?
– Да вот, случайно оказалась свободной, – я кивнула на ринг, где еще на описании оставалось несколько овчарок, и спросила:
– Мирту вспоминаешь, я не ошиблась?
– Уж сколько лет прошло, а ей все равных нет, – немного задумчиво в тон мне откликнулась она…
***
Был вроде обычный день. Похожий на многие другие рабочие дни ветеринарной лечебницы. С утра главный куда-то уехал, сказав, что вернется к обеду. Не успел он скрыться из виду на своем стареньком драндулете под названием «Москвич-401», как позвонили из горветотдела и предупредили, что приедет машина по перевозке животных в первой половине дня, чтобы их забрать на Центральную станцию. Их – это сданных на усыпление больных, ненужных и бесхозных животных и трупы.
Для непосвященных подробности нерадостные, но это – часть работы любой городской ветеринарной лечебницы, которая почти всегда с обоюдного молчаливого согласия остается в тени. Сейчас все немного по-другому, но суть от этого не меняется: безнадежно больные, ненужные и бесхозные животные все равно есть, а значит, есть и проблема, которую, как ни крути, надо решать.
Приема ожидало несколько человек с собаками и парочка владельцев кошек, боязливо примостившихся в углу, подальше от тявкающей братии. Собаки, правда, и не пытались покуситься на легкую добычу, сидевшую по сумкам, им было не до того. У всех четвероногих было одно общее желание – убраться отсюда побыстрее. Ох, как я их понимала: сама не очень-то люблю врачей, особенно – стоматологов.
В общем, обычная картина. И, надев белый халат, я отправилась в кабинет приема животных. Санитары простерилизовали инструменты и шприцы – разовых тогда еще не было, а я, придирчиво оглядевшись, вызвала первого посетителя из очереди…
Дела пошли быстро, серьезных происшествий не было, и поэтому где-то через час или около того лечебница опустела. Вспомнив, что еще надо подготовить все сопровождающие документы по отправке животных, я удалилась в свой кабинет и занялась «писательским» трудом. Углубившись в бумаги, я и не услышала, как входная дверь хлопнула: кто-то пришел. Мой личный кабинет недалеко от центрального входа, а окна и вовсе выходят на улицу, так что при желании можно увидеть всякого, кто приходит. Выдержав как-то небольшую перепалку с главным («Не положено!!»), я заменила легкие бесполезные жалюзи на принесенные из дома тяжелые шторы. (Солнце гостит в моем кабинете и яростно мешает работать.) Сразу стало по-домашнему уютно и менее официально, да и располагало к деятельности. Я уже почти закончила обязательную писанину, когда на пороге возникла санитарка – баба Шура, огромная, величественная и грозная старуха. Ее басовитый глас, не напрягаясь, легко можно было услышать из любой части лечебницы, но тут она, все-таки убавив децибелы, спросила:
– Скоро, што ль? Ждут там! – и исчезла.
Я вышла вслед за ней. Действительно, ждали. Двое. Девица лет пятнадцати и восточно-европейская овчарка. Взглянув на собаку, я не могла отвести глаз. Нечасто так бывает, что увиденное животное настолько соответствует стандарту своей породы, что, даже очень придираясь, невозможно найти ни одного недостатка. Вот такое совершенство и стояло передо мной: характерного для овчарок яркого чепрачного окраса, мощная, прекрасно натренированная. Длинное гибкое тело без малейших усилий, легко и грациозно принимало любую позу. Красивая, как нарисованная, голова с большими стоячими ушами и очень выразительными темно-карими глазами. Четвероногие посетители в лечебнице всегда чувствуют себя неуверенно, хотя почему, собственно, только четвероногие? Люди в поликлиниках тоже особенно не веселятся, не так ли? Вот и эта овчарка всем своим поведением явно говорила хозяйке: «Давай поскорее уйдем отсюда! Мне здесь не нравится!» Все еще любуясь собакой, я спросила:
– Случилось что-то или нужна справка для выставки?
– Нет. Она (кивок в сторону собаки) мне надоела. Я привела ее, чтобы усыпить. Только я сама хочу «это» видеть.
– Что видеть? – не сразу поняла я, и уже не отрывала взгляда от девчонки. Хотела бы ее не видеть, но не могла… А она – я отказывалась верить своим глазам – была удивительно спокойна! Никаких особенных эмоций не несло еще не очень взрослое, хотя и ярковато накрашенное лицо, холодны и спокойны были серые глаза… Господи! Это бред какой-то, но и девица и собака действительно стояли передо мной в холле лечебницы.
– Сколько тебе лет, девочка?
– А что? Ну… четырнадцать! – с вызовом дернув подбородком, выпалила она, но я почувствовала, что самоуверенности в ней поубавилось, и она заморгала накрашенными ресницами, сразу став похожей на избалованного и капризного ребенка. Но продолжало поражать ее абсолютное спокойствие и полнейшая невозмутимость. Мало того, что это «чудо» предлагало мне умертвить СВОЮ СОБСТВЕННУЮ собаку, но ведь требовалось сделать это у нее на глазах! В моей голове это не укладывалось.
– К счастью, тебе еще рано решать подобные вопросы. Родители могут прийти? – только и нашлась, что сказать я.
Девица, пожав плечами, вышла. Собака последовала за ней, изо всех сил стараясь стать незаметной, поджав длинный хвост…
Может, кого-то и удивит, или возмутит, но статистика такова, что сдают животных по разным причинам довольно часто. Я с трудом привыкала к подобным сценам, всегда стараясь вытащить несчастное животное, как-то его пристроить или, по крайней мере, попытаться это сделать. Радовало, что все выговоры, полученные мною на государственной службе, были только по этой причине. И с главным мы ладили с трудом тоже на этой же почве. Не понимала тогда, как не понимаю и теперь, как можно отнимать жизнь у совершенно здорового животного, не имея на это ни малейшей оправдательной причины. Другое дело, если животное тяжело больно и вылечить его невозможно. Но все равно надо иметь определенный склад души, чтобы спокойно выдержать взгляд собаки, которую предали. А тут несколько минут назад передо мной наяву, а не во сне стояла девочка с собакой на поводке. И ее страшная просьба. И я сама не могла понять, хочу я или нет посмотреть в глаза ее родителей. И все думала, что вряд ли кто-нибудь хотел бы оказаться на их месте. Но ее мать все-таки пришла… На пороге появилась пожилая женщина. Она с трудом двигалась, опираясь на палку. Либо дочь – очень поздний ребенок, либо внешность этой женщины так изменила какая-то болезнь: она выглядела лет на шестьдесят, седые редкие волосы заложены в тощенький пучок на затылке, глубокие морщины на лице, вряд ли когда либо знавшем косметику, а руки – тяжелая работа потрудилась и над ними: сморщенная кожа, узловатые, малоподвижные пальцы…
– Доченька! Уж ты не суди меня! Сама я себе противна, да вот сделать ничего не могу. А девчонка от рук совсем отбилась, учиться вот бросила и ночами дома не бывает, – тихо и как-то очень печально говорила женщина. – А мне-то не по силам собака, хоть и хорошая она. Да ты и сама видишь!
Я и не судила! Я просто молчала, потому что сказать было нечего. Но молчи не молчи, а что-то надо решать и срочно делать.
– Скажите, а вы не будете против, если я попробую найти собаке другого хозяина? Ну, не поднимается у меня рука отправлять на тот свет здоровое красивое животное! Она-то ведь ни в чем не виновата!
– Господь с тобой, дочка! – женщина просияла на глазах. – Я ведь не зверь! Давай подпишу, что там надо!
Облегченно перевела дух и я. Схватив первый попавшийся чистый лист бумаги, я быстро написала заявление о передаче собаки в другие руки на мое усмотрение. Женщина тем временем достала из сумки родословную и положила ее передо мной. Потом, старательно выводя буквы, полностью написала свою фамилию и число.
– Спасибо тебе, доченька! Не дала взять греха на душу! – с чувством произнесла она и поднялась со стула. Я пошла проводить ее до выхода и забрать собаку. Мирта – так было указано в документах – лежала в холле. Ее взгляд не отрывался от старшей хозяйки, и столько в нем было тоски, что я не выдержала и отвернулась. Женщина немного постояла около и тихо вышла. Я не видела ее лица, но собака на моих глазах сжалась, как от удара, и уронила голову на передние лапы. Потух взгляд, и, может, я и ошибалась, но тогда я была в полной уверенности, что еще чуть-чуть – и собака заплачет. На ее выразительной морде застыл вопрос: «За что?» Ответить ей было нечего, да я и не смогла бы. Но помочь найти Мирте другого, более достойного хозяина, нет – друга, я уже твердо пообещала себе. Потому что невозможно было остаться равнодушной, глядя на эту печальную картину!
Да и то сказать, надо было поторапливаться. Скоро приедет главный, и мне совсем не хотелось вступать с ним в дополнительную полемику по поводу сданной овчарки. А если его возвращение совпадет с приездом машины из горветотдела, то я не поручилась бы за дальнейшую судьбу собаки, ибо равнодушие встречается и в наших ветеринарных рядах. Но я уже знала, чей телефонный номер будет первым, который я наберу: Аллы! Конечно, Аллы! Только бы она была дома! Наверное, это судьба, потому что в трубке раздался знакомый голос, хотя время было явно неурочное.
– Ну, тебе повезло – я уже почти ушла! – начала она, но я перебила.
– Не мне повезло, а собаке! – я торопливо и без предисловий рассказала ей суть. Минуту трубка молчала.
– Вот, ручку нашла: диктуй адрес! Через час буду! Жди!
Час тянулся, как целая вечность. Я с тоской смотрела на улицу и гадала, кто же приедет первым? Алла? Главный? Или машина из главной конторы? Наконец я смогла перевести дух – к входу в лечебницу выруливало такси – это могла быть только Алла, и я пошла ее встречать. В холле все так же безучастно лежала Мирта. Похоже, за прошедший час она даже не поменяла позы.
– Ну, вот и я. Не опоздала? – еще в дверях заговорила Алла и замолчала, увидев неподвижно лежащую овчарку. Я тоже молчала. А что было говорить? Мы знакомы так давно, что слов не надо, особенно в такой ситуации. Она сама «старый» собачник. Мало того – Алла профессиональный кинолог и инструктор по дрессировке.
– Ну, мы поехали обратно. Таксист долго ждать не согласился! – только и сказала она.
– У меня на Мирту нет намордника, – предупредила я.
– А где наша не пропадала? Я очень сомневаюсь, что она в таком состоянии может кого-то искусать. Ну будет еще один шрам, в крайнем случае. Подумаешь, велика проблема! – она улыбнулась, взяла в руки поводок и ласково, но твердо произнесла: «Пошли, голубушка! Рядом!» Овчарка тоскливо и непонимающе взглянула, но, подчинившись знакомой команде, нехотя поднялась. Шла она очень медленно, почти ползла, как будто какая-то неимоверная тяжесть незримо впечатывала ее в землю. Все так же безразлично и покорно она залезла в машину… Алла, садясь в такси, коротко кивнула: «Вечером позвоню!», и машина быстро исчезла за поворотом.
День шел своим чередом. Вернулся главный и занялся какими-то административными делами; пришла машина из горветотдела – с ней занялась я, потом было еще несколько посетителей…
Вечером, уже из дома, я не выдержала и позвонила Алле первой. Доехали они благополучно и без приключений, но Мирта продолжала пребывать в коматозном состоянии, отказалась пить и есть, и новое место ее совершенно не интересовало. Собственно, ни я, ни Алла ничего другого и не ожидали. Вопрос был в том, как долго это состояние будет продолжаться и с какими последствиями? Ответа не знал никто, но наш опыт говорил, что все еще впереди и сюрпризы еще будут! Ох уж этот наш опыт! Он, как всегда, был прав. День проходил за днем, а изменений в лучшую сторону практически не было. Наши телефонные разговоры становились все тревожнее, и мы уже решили: ждем неделю, и если собака не начнет есть сама, то будем кормить через вену с помощью капельницы (вот бы поставить памятник тому, кто ее изобрел). Где-то на грани окончания заданного нами срока Алла не выдержала и сказала:
– Все! Я решила взять Мирту из питомника к себе домой!
– А как же твой керри-блю? У него инфаркта от ревности не будет?
– А что ты предлагаешь? Вот – и у тебя ничего конструктивного на уме нет. А собака уже почти неделю как тень существует! Каково на это смотреть? – бушевала трубка.
– Знаешь, а может быть, это и выход! – подумав немного, сказала я. – Может, домашняя обстановка и выведет ее из стресса! – на этом разговор закончился.
На другой день исполнялась ровно неделя, как Мирта… Я с нетерпением ждала вечернего обязательного звонка Аллы. А дома уже стояло несколько флаконов с глюкозой, ампулы с витаминами и аскорбинкой и капельница. Как назло в тот вечер телефон трезвонил не переставая. Обычно я люблю поболтать, но не в тот вечер. Как могла, я укорачивала все разговоры до тезисной формы и наконец при очередном звонке услышала Аллу. Ее голос был весел и, не дожидаясь официального доклада, я спросила:
– И что же наша красавица сегодня поела?
– А ты откуда знаешь?
– Да ты бы слышала победные фанфары в твоем голосе! Тут уж догадаться нетрудно.
– Она совсем немножко съела сырого мяса, сейчас еще что-нибудь ей предложу…
– Голубушка, а ты случаем не забыла, что собака целую неделю ничего в рот не брала? Ей нельзя сейчас много есть. Смотри, бога ради, не перекорми, ведь начнутся другие проблемы, и гораздо более серьезные! – я перебила, не дослушав. И, что называется, вовремя! Я хорошо понимала свою подружку. После недельной нервотрепки кто угодно на радостях мог бы скормить собаке хоть целого быка! А ведь это целая наука – постепенный выход из голода. Я и не сомневалась, что Алла об этом прекрасно знает, и боялась лишь одного: как бы на радостях все эти полезные знания не вылетели у нее из головы.
С этого счастливого дня, вернее вечера, от Аллы стали поступать только радостные известия. Дольше всех восстанавливалась психика. Только через год собака заулыбалась! Но характер у Мирты все-таки здорово изменился. Злобность и недоверчивость стали ее спутниками до конца жизни. Алле удалось стать для Мирты любимой хозяйкой. Мне запомнилось одно мое посещение спустя какое-то время после описанных событий. Уж и не помню точно, год прошел или два. Еще за входной дверью я услышала злобное негромкое ворчанье, затем голос Аллы: «Тихо, Миртуля! Все хорошо!», и дверь распахнулась. На пороге в очень недвусмысленной позе замерла все та же красавица, какой я ее увидела в первый раз. Но не совсем такой! В дверях стояла настоящая Хозяйка Дома, уверенная в себе и в том, что дом принадлежит безраздельно ей. Я искренне порадовалась и за Аллу, и за Мирту, потому что очень хорошо знаю, как трудно далась им обеим эта уверенность. Мы с Аллой расположились в комнате, и Мирта тут же улеглась у ног хозяйки и уже не спускала с меня глаз.
«Не вздумай шевелиться! Она – моя хозяйка, и ее я буду защищать до последнего», – поза Мирты и особенно ее недоверчивый, сверлящий взгляд без труда позволяли все перевести на человечий язык. И хотя я полностью отдавала себе отчет, что могу познакомиться с белоснежными зубками Мирты, в душе у меня все пело от радости. Наверное, собакам так же, как и людям, тяжело прощать предательство, а тут все-таки получилось!
***
Вокруг шумела и гудела выставка. Шли ринги. Кто-то побеждал, кто-то нет. Ринг овчарок уже опустел. Алла, Алла Германовна, помолчав еще немного, сказала:
– Знаешь, у меня по жизни было немало собак, но если бы все начать сначала, то я хотела бы снова встретиться только с тремя. И Мирта – одна из них!
К вопросу о диагностике
Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать важность правильной постановки диагноза. Ведь с этим связано и назначение препаратов и, в конце концов, успех лечения. Вот на эту тему и зашел как-то разговор в клубе собаководства в кругу собачников. Кое-кто знал, что я ветеринарный врач, большинство – нет, поэтому обмен мнениями шел довольно непосредственно и даже в некоторой степени азартно. А ветеринарным врачам доставалось по полной программе. В тот вечер «стрелочниками» были они.
– Да разве у нас есть хорошие врачи? Где вы их видели? – кто-то из новеньких произнес сакраментальную фразу, которую я слышу вот уже на протяжении тридцати лет…
Да, неужели уже тридцать лет… Господи! Как летит время!
Оглянувшись на азартный выпад в сторону врачей, я увидела молодую женщину лет двадцати с небольшим, темноволосую, с модной короткой стрижкой. Крупные сережки энергично раскачивались, а щеки розовели возбужденным румянцем.
– Недавно посетила я ветеринарную клинику, – продолжала она с некоторой долей ехидства, – так они (врачи) даже диагноза поставить не смогли. Какое уж тут лечение? Смех и слезы!
Аудитория при этом разделилась приблизительно поровну.
«В общем, нормально, могло быть и хуже», – подумала я, постепенно закипая, но еще не вмешиваясь. Обидно, конечно, но во многом люди правы. И пророка в своем отечестве нет, вот если отправить вас на тридцать лет назад для сравнения… Но это уже из области фантастики. Все-таки жаль, что нет машины времени. Хотя…
На память попутно (чем не машина времени) пришла поучительная история на тему о диагнозе, лечении, врачах и владельцах.
***
Точно помню, что был конец мая. Я, в то время еще молодой доктор, скучала на приеме, потому что, собственно, на приеме никого не было. Стояла жара, в кабинет только что заглянуло уходящее солнце, сразу бликами пошли автоклав, инструменты, шприцы. Через распахнутую дверь терапевтического кабинета была хорошо видна центральная входная дверь в лечебницу, где я имела честь работать ветеринарным врачом. Между тем дверь открылась, вошел мужчина, точнее, не вошел, а на пороге пытался уговорить войти с собой собаку, но она упрямилась. Терпение хозяина лопнуло, и, подхватив на руки крупного щенка-овчарку, он прошествовал, отдуваясь, в кабинет и поставил на смотровой стол свою ношу. Щенку на вид было около четырех месяцев. Все в нем говорило о породе: яркий контрастный чепрачный окрас, большеголовый, с еще слабовато стоящими ушами. Толстые лапы скользили, попадая на кафельные участки стола. Пес слегка дрожал, розовый язык вздрагивал от учащенного ритма дыхания. А глаза… Вместо выразительного взгляда овчарки я увидела бельмо, полностью закрывавшее радужную оболочку обоих глаз. Судя по всему, пес почти не видел. Хозяин сказал:
– Сами уже все видите… – и горестно вздохнул.
Я прекрасно поняла его состояние. Очень печально видеть внешне здоровое, полное сил животное, которое беспомощно жмется к хозяину и тихонько поскуливает, не понимая, почему солнечный мир вдруг стал таким серым или даже черным.
– И давно это? – начала я свои обязательные вопросы: куда же от них денешься, потому как мои пациенты не говорят, изредка, правда, кусаются или царапаются.
– Да дня два, и ведь на ровном месте. Вдруг и… все побелело, – отвечал мужчина, имея в виду глаза.
– Вот тут вы ошибаетесь! На ровном месте ничего вдруг не бывает. Должна быть причина! Другое дело, что надо ее найти!
– Ну, не знаю я, – обреченно произнес владелец, – все было абсолютно нормально.
Осматривая собаку, понимаю, что хозяин прав. Так сказать, видимых причин такого состояния глаз не было. Не было и травматических повреждений, никакого намека на другие заболевания, которые могли вызвать слепоту как осложнение. Но лечить все-таки надо. Опять же, чтобы знать чем, надо сначала понять – отчего?
– Уколы делать сами можете? Собаке будет спокойней дома.
– Все я умею, только скажите, что надо. А выздоровеет? – вопрос сопроводился тоскливым взглядом.
Я задумалась. Но пока не будет известна причина, что-нибудь сказать об исходе трудно. Если лечить не причину, а клинику – врачи говорят: заниматься симптоматикой, – на время состояние улучшится, но нет гарантии, что все не начнется сначала, когда курс применения симптоматических препаратов закончится. Короче, замкнутый крут!
– В подобных случаях очень неплохо работают препараты из группы биогенных стимуляторов. Вот и начнем этот курс. Думаю, что дня через четыре будет какой-то результат. А пока собака не должна беспокоиться. Должна получать привычную диетическую пищу. Очень важно, чтобы вы знали достоверно, что побывало в пасти вашего щенка!
– А как быть с минеральной подкормкой? – спросил хозяин.
– Отменим, а дальше видно будет, – напутствовала я, передавая рецепты.
Через несколько дней раздался телефонный звонок, и заметно повеселевший голос сообщил:
