- И какой был смысл тащить сюда цветную камеру?
      - Я слыхал, что у русских движков выхлоп оранжево-фиолетовый.
      - Значит, они работают на гидразине

.
      Я находился снаружи, когда разбился «R-1». Сам взрыв был очень красив - полусфера прозрачного голубоватого пламени, которая мгновенно полыхнула, вспухла и рассеялась.
      - Азимут один градус, - сообщил Джилсон. - Тридцать секунд. Они пойдут по высокой траектории менее чем через пятнадцать секунд после того, как покажутся над горизонтом, так что приготовьтесь.
      - Вас понял. - Я чуть опустил камеру, прихватывая больше горизонта и надеясь, что нацелил ее в нужную точку - чуть выше дальней стены кратера и намного южнее точки, где мы находились. - Смотри в оба, Мит. Если увидишь светящуюся точку, дай знать.
      - Хорошо. Вот она.
      - Билл!
      - Вижу. - Над горизонтом, слегка покачиваясь, восходила белая точка. Впрочем, как раз и не восходила. Они шли к нам по низкой и пологой траектории, пересекая кратер. Кто-то в наушниках произнес:
      - Da, khorosho. Kuda mne itti, napravo ili nalevo?
      Ни слова не понял. Конечно, я учил латынь в средней школе и немецкий в колледже. В сороковые годы практически никто не учил русский. Но голос прозвучал так, словно они были… ну, не знаю. Озадачены?
      - Как-то странно идут… - подал голос Мит.
      - Idite pryamo, - послышался другой голос. Чуточку нервный.
      - Shto? - спросил первый голос.
      Второй голос - неожиданно громче, резче, очень торопливо:
      - Vtoroi povorot napravo!
      - Господи!.. - пробормотал Мит.
      Теперь картинка в видоискателе была уже не просто качающимся мазком огня. Из пастельного пламени торчали четыре паучьи ноги, две из них указывали в небо.
      - Думаю, уже больше пятнадцати секунд… - буркнул я. Первый голос, почти в панике:
      - Ya zabludilsya…
      Мне пришлось резко поднять камеру, чтобы изображение не ушло из верхней части кадра. Внезапно я смог разглядеть сквозь пламя корпус посадочного модуля - две состыкованные зеленоватые сферы с какими-то выступами на поверхности. Я оторвался от видоискателя и взглянул в небо.
      - Ничего себе!
      - Ты их теряешь в кадре Билл, - сообщил Джилсон.
      Я вернулся к видоискателю, и тот же встревоженный голос произнес:
      - Eto ochen stranno… Ya… ya… Idite vperjod!
      Тут до меня дошло, что камера уперлась в ограничитель и нацелена почти вертикально. Дальше ее не поднять.
      - Господи, ребята! Мотайте наверх!- крикнул Мит.
      Когда я отпустил камеру, она начала опрокидываться, но я не стал ее удерживать, потому что задрал голову и смотрел.
      - Боже мой!
      «Орел» летел прямо надо мной, всего метрах в двухстах, и казался большим, как авиалайнер. А пламя… оно внезапно затрепетало, выпустив струйки оранжевого и розового, и угасло. Здесь и там на корпусе засверкали вспышки поменьше.
      Реактивные двигатели ориентации. Корабль начал крениться вперед, пытаясь встать вертикально. Принять нужное положение, чтобы отстрелить лунный модуль и рвануть вверх, на орбиту.
      - Bozhe!.. - воскликнул кто-то из русских. И добавил намного тише: - Gde mne slezt? Pozhaluista, otkroite okno…
      Я увидел сноп искр, когда «Орел» чиркнул по гребню кратера, потом ничего. Темнота. И, разумеется, тишина.
      Стоя возле лунохода и глядя на установленные там приборы, Мит сказал:
      - Интересно. Два больших сейсмических события и три поменьше. И никаких толчков после. - Он посмотрел на меня. - А знаешь, русский-то пошутил. Перед самым концом.
      Я тряхнул головой, рассматривая гребень кратера. Там, где его задел корабль, появилась едва различимая царапина. Хотел бы я знать, сколько кусочков моей поездки домой мы найдем на обратном склоне…
      Я поднял штатив с камерой и принялся отсоединять разъемы, расстегивать защелки и укладывать оборудование для перевозки. Ничего. Ничего. Теперь кто-то похоронен на Луне. Удивительно, но до сих пор, несмотря ни на какие происшествия, никто еще не погибал за пределами земной атмосферы. Да, конечно, Комаров погиб, когда «Восход-6» разбился в 1967 году, почти за два года до того дня, когда экипаж «Аполло-1» сгорел прямо на стартовой площадке, но то, что его убило, врезалось в Казахстан на скорости четыреста миль в час.
      Я помнил, как русские переживали тяжелые времена в первый год после смерти Сергея Королева на операционном столе, когда Мишин и Глушко боролись за контроль над его наследием. Сперва, после гибели Комарова, с треском провалилась встреча на орбите и стыковка «Восхода-4» и «Восхода-5». Какое-то время казалось, что они безнадежно отстали, и всех нас поразило, когда в конце 1968 года ракета-носитель Челомея «УР-500» вывела «Алмаз-1» на околоземную орбиту. Ладно, орбитальная станция, сказали мы. И очень гордились, пока они через три года не вывели свою станцию на орбиту вокруг Луны.
      - Эй, ребята! - пробился в наушниках голос Джилсона. - Пилот «Алмаза» говорит, что все еще принимает телеметрию с «Орла». - Где-то в черном небе над нами сейчас летит Валерий Быковский, смотрит на мониторы и начинает сознавать, что возвращаться ему придется в одиночестве.
      - Голос? - уточнил Мит.
      - Нет. Только технические данные.
      - А вы, парни, разве не видели схему, которую нам послали факсом на прошлой неделе? - спросил я. - Голос и биомедицинская телеметрия идут через направленную антенну на взлетной ступени. А все остальное передается ненаправленными штырьковыми и проволочными антеннами. - Я повернулся и взглянул на гребень кратера. Хотя следы были совсем свежими и останутся неизменными еще геологические эпохи спустя, я все же с трудом разглядел небольшие шрамы в том месте, где корабль чиркнул по грунту.
      - По словам пилота, передаются базовые команды управления взлетом. Он говорит, что у них, очевидно, произошло разделение ступеней уже после того, как корабль срикошетил от вершины горы… но трудно сказать, из-за чего. Или аппаратура сработала от удара, или процедуру запустил бортовой компьютер. Они также запустили систему команд по аварийному разделению и взлету, но…
      - Вы как хотите, а я не полетел бы с русским компьютером, - заявил Мит.
      - А я теперь не захотел бы полететь с одним из наших. - На «Джемини R» стоял модифицированный компьютер с «Аполло» - вершина технологии начала шестидесятых, но пару месяцев назад Билли показал мне свой новенький калькулятор «Роквелл», спел песенку про «большие зеленые цифры» и поведал, сколько этот малыш стоит. Я попросил его купить такой же и мне - как подарок к возвращению домой.
      Взглянув на индикатор заряда на панели лунохода, я сказал:
      - У нас осталось заряда примерно столько, чтобы добраться до гребня кратера и вернуться на базу. Вы меня слышите, ребята?
      Мит забрался на пассажирское сиденье и начал пристегиваться:
      - Поехали.
      - Хорошо, - отозвался Джилсон. - Держитесь в пределах видимости, Билл.
      С гребня окаймляющих кратер гор мы увидели «Орел» внизу на склоне, в самом начале формации Гевелиуса - скал, иссеченных трещинами. Кстати, именно она стала одной из главных причин, почему база расположена в кратере Риччиоли. В пятидесятые кто-то решил, что заметил в этом районе выброс газов, и вообразил, будто где-то здесь есть вулкан. Разумеется, было это еще в те годы, когда шел спор о происхождении горы Кун в Аризоне. Теперь эту гору называют «метеоритный кратер», а никаких вулканов на Луне нет.
      - Сколько до него? Миль восемь, может, десять? - прикинул Мит. - Хорошо, что они не угодили в тень гребня. Мы бы их тогда ни за что не разглядели.
      - Что вы видите? - спросил Джилсон. - Вы все еще подключены к открытому каналу, ребята.
      - Сейчас скажу. - Так, значит, надо постараться и не ругаться слишком часто. Какому-нибудь дебилу-конгрессмену это может не понравиться. - Взлетная ступень в бинокль выглядит целой. Лежит на боку, разумеется. И никаких следов посадочной ступени. Мит показал чуть в сторону:
      - По-моему, то светлое пятнышко - это она и есть.
      - Вокруг разбросаны какие-то обломки. Слишком мелкие, чтобы их опознать. Расположены по дуге между взлетной ступенью и местом взрыва - если там был взрыв.
      - Видишь на склоне выше обломков волнистый след? - спросил Мит. - Похоже, они некоторое время по нему катились.
      Я оглядел склон в бинокль, высматривая искорки рваного металла.
      - Вижу направленную антенну. Валяется метрах в пятистах от неповрежденной кабины экипажа.
      - Неповрежденной? - резко переспросил Джилсон.
      - Ну, во всяком случае, она не развалилась. - Я снова навел на нее бинокль и попробовал тщательно настроить резкость. - Чертовски много царапин на этих линзах. Еще бы, ведь этот бинокль здесь с 1965 года. - Я осторожно нацелил бинокль, чтобы «Орел» попал в самое прозрачное место линзы. - Зеленый слой термозащиты поврежден, но под ним я вижу корпус. Видно плохо - не понять, треснул он или нет.
      - Герметизированные модули у русских гораздо прочнее наших, - заметил Мит. - Ведь у них там давление в одну атмосферу.

      - Значит, если они получат пробоину, то на место потенциальной утечки будет действовать гораздо большая сила?
      - Да.
      Я вернулся к луноходу и снова взглянул на индикатор заряда.
      - Мы сможем доехать до места падения, и еще останется заряда примерно на три четверти пути обратно до гребня.
      После долгого молчания Джилсон снова вышел в эфир:
      - Слышите меня, парни? Мы связались с президентом Макговер-ном. Он сказал, чтобы вы решали сами.
      - Логично, - прокомментировал Мит. Я вернулся на свое сиденье.
      - Что думаешь, Мит?
      - Едем.
      - Хорошо. Джилсон, у вас на базе стоят два полностью заряженных лунохода. Подгоните их сюда, на гребень кратера. Когда увидите нас - свистните.
      - Вас понял, - отозвался он после долгого молчания.
      - Пора, Дикий Билл? - вопросил Мит.
      Ехать вниз было относительно просто - на Луне вообще немного склонов круче пятнадцати-двадцати градусов, - и мы смогли подобраться к месту крушения «Орла» примерно на километр, прежде чем были вынуждены остановиться. На самом краю одного из тех немногих крутых склонов.
      Стоя на краю обрыва и глядя вниз, в чернильный мрак, Мит сказал:
      - А ведь мы бы грохнулись туда, если бы не заметили, что перед нами не тень. Слава Богу, ехали медленно.
      Ехать в глубокой тени на Луне рискованно, и я всегда побаиваюсь, что механические части заклинит от холода. Мы и так каждый месяц по две недели сидим взаперти в жилых модулях, а после восхода солнца обычно ждем еще часов десять, прежде чем пытаемся запустить любое оборудование, которое может сломаться. Надо дать время графитовой смазке прогреться.
      То, что лежало ниже, нечто вроде большой трещины с нагромождением огромных валунов за ней, как раз и было одной из тех «отдушин», натолкнувших астрономов на мысль о возможности существования здесь вулканов. На самом же деле это лишь большая полоса обломков в километр шириной, выброшенная из лунного «моря» после удара метеорита тысячи, а то и миллионы лет назад. Просто яма в реголите, только и всего. Ну, может, им и не почудился тот «газовый выброс». Не исключено, что под одеялом выброшенной породы до сих пор остался старый кометный лед. И его время от времени крошат и подогревают лунотрясения. Однако за время своего пребывания здесь я пережил несколько довольно сильных лунотрясений, но так и не увидел никаких выбросов газа.
      Мит вытянул руку направо, на север вдоль края расщелины, в направлении большого участка светлых скал, похоже, лишившихся верхнего слоя покрывающего их грунта:
      - Может, они чиркнули по краю и срикошетили над расщелиной? Чуть дальше этого места расщелина сужалась, превращаясь в трещину, и исчезала в темно-сером грунте.
      - Думаю, нам понадобятся крепежные карабины, все тросы и проволочный канат… - сказал я.
      Мит поднял темный щиток шлема и уставился на меня:
      - Ты всерьез думаешь, что мы сможем пробраться через этот завал? - Он ткнул пальцем в поле из валунов между нами и местом аварии.
      Мне захотелось пожать плечами внутри скафандра, но вместо этого я покачал головой:
      - Хоть один из нас, да сможет.
      - Ага, пара пустяков. - Он вернулся к луноходу и принялся вытаскивать из багажника тросы и кабели. - Давай-ка свяжемся двенадцатифутовым тросом.
      - Хорошо. Я прихвачу камеру.
      Мы зашагали, держась на таком расстоянии, чтобы трос не волочился по грунту, и останавливаясь время от времени, чтобы я мог сделать очередной кадр. В этом ролике шестьдесят кадров. Надо помнить, сколько еще осталось.
      Когда мы обогнули край расщелины и начали спуск к нагромождению валунов, Мит сказал:
      - Я чертовски счастлив, что мы не в старых скафандрах с «Дже-мини».
      - Точно. Надо отдать должное парням из команды «Аполло» - они хотя бы смотрели по телевизору, как мы тут ходим, и предположили, что мы будем часто падать.
      Если идти пешком, отключившись от системы жизнеобеспечения на луноходе, то портативная система жизнеобеспечения этого скафандра позволяет действовать автономно около семи часов. Нам понадобилось три часа, чтобы пройти оставшийся до «Орла» километр, спускаясь по каменистой осыпи ниже так называемой «отдушины».
      Пожалуй, минуты три мы просто стояли, разглядывая его, а я при этом думал, насколько русские модули больше похожи на реальные космические корабли по сравнению с нашими. Этот лежал на боку - две большие сферы футов восьми диаметром, из какого-то металла, окрашенного темной краской, и первоначально заключенные в зеленую оболочку, сквозь прорехи в которой виднелись клочья розового теплоизоляционного материала - а прорех и разрывов в ней более чем хватало. На одном конце располагался цилиндрический выступ - очевидно, стыковочный узел, а на другом - большой конус, закрепленный широким концом на одной из сфер. Внутри его узкого конца, смотрящего наружу, виднелось сопло небольшого реактивного двигателя. В нижней из сфер имелось и окошко - скорее, иллюминатор. Внутри было темно.
      - Такой штуковиной трудновато управлять без окон, - произнес наконец Мит.
      - Они используют телекамеры. Можешь прочесть, что тут написано по-русски на оболочке? Сам-то я знаю, как произносятся буквы кириллицы, но…
      - Нет. Я выбрал русский литературный как главный гуманитарный факультатив. Никакого технического словарного запаса.
      Я указал на утопленную в корпус рукоятку, на которую указывала большая черная нарисованная стрела:
      - Spaseniye. Спасение?
      - Не помню. Думаю, это существительное.
      Я потянулся было к рукоятке, но замер на полпути, ощущая, как от напряжения у меня сводит пальцы. Ладно, дерну. А что потом? Люк распахнется? А вдруг он отстреливается пироболтами? И что будет, если люк шарахнет меня по шлему? Я повернулся и взглянул на вторую сферу.
      - Может, мы сумеем оторвать стыковочное гнездо и попасть внутрь через стыковочный переходник?
      - У шлюзового люка снаружи есть ручка, - показал Мит.
      - Да. Зато нет замочной скважины.
      - Вряд ли его запирают на замок, - фыркнул Мит. - Мне кажется, у него должен иметься большой рычаг, как на наших кораблях.
      - У русских люки открываются внутрь. - А наши - нет. Мы всегда рассчитываем на то, что замок люка откроется. Во всяком случае, рассчитывали. У «Аполло-1» люк открывался внутрь, совсем как в фантастическом рассказе, из-за этого те трое парней и поджарились.
      Мит подошел к люку, ухватился за ручку, повернул ее и потянул. Люк не открылся.
      И когда он толкнул, люк открылся в темноту. Значит, внутри воздуха нет.
      Я взялся за верхний обод люка и пролез внутрь. Вытянул руку и ухватился за что-то угловатое возле самого входа. Попытался пролезть дальше, но наткнулся на что-то в темноте и застрял. Может, ранцы СЖО на русских скафандрах меньше наших?
      - Черт! Сможешь помочь мне пролезть?
      - Дай-ка я возьму тебя за ноги. Ты пока просто держись за что-нибудь. Сейчас я тебя немного поверну…
      Я проскользнул в люк и неожиданно заполнил все пространство внутри. Запоздало включил фонарь на шлеме. Здесь оказалось на удивление просторно для космического корабля - во всяком случае, американского, где едва хватает места, чтобы сидеть, не говоря уже о том, чтобы развернуться, но все это пространство заполняли ящички, шкафчики и панели управления, беспорядочно закрепленные на внутренней поверхности сферы повсюду, кроме самого люка.
      - Видишь что-нибудь?
      - Погоди, не лезь пока. Сейчас попробую открыть люк в модуль управления.
      На люке имелась L-образная ручка, как на дешевой двери. Я ее повернул. Потянул. Никакого результата. Думай. Это шлюз. Где клапан выравнивания давления? Ага, вот и маховичок возле люка. Повернул его. Хорошо. Я снова потянул за ручку, и люк распахнулся на меня, открыв круглое пространство дюймов в десять глубиной, а за ним - еще один люк.
      - Ну?
      - Люк имел маховичок. Я, э-э…
      - Что?
      - В переходном туннеле имелось давление. Если в модуле управления тоже есть давление…
      - И что делать, если ребята не в скафандрах?
      - Правильно.
      - А какой у нас выбор?
      - Никакого.
      - Так действуй.
      Лаконичный, как герой Хэмингуэя.
      Я отыскал клапан и повернул его. Ничего. Подержал руку над дырочкой, но не ощутил давления.
      - Ни черта не понять, Мит. Я просто открою люк, и все.
      - В любом случае, если там и был воздух, то теперь его нет.
      - Правильно.
      Я повернул запорный маховик люка. Ничего. Тогда я толкнул люк, и он открылся. За ним было темное пространство, тусклый свет фонаря на шлеме отражался от каких-то поверхностей. Я разглядел плоскую панель управления, а над ней - два противоперегрузочных кресла, привинченных к вертикальной панели. В них, пристегнутые, сидели два неподвижных человека в скафандрах.
      - Господи…
      - Они мертвы?
      Я скользнул в переходной туннель, протиснулся в кабину, выгибаясь в сторону кресел, ухватился за что-то, стараясь держать голову вертикально, и подтянул колени, а затем и ноги. У парня в левом кресле стекло шлема покрывала звездообразная паутинка трещинок, от которой тянулась еще одна - длинная и извилистая. Лицо у него было бледное, чисто выбритое, со множеством черных веснушек, глаза закрыты, словно он мирно спал. Я отодвинулся, разглядывая табличку с именем на скафандре.
      - Божиб… и что-то еще. - Это же кириллица. Идиот! - Кажется, это Волыновский.
      - Мертв?
      - Да. - Никакие это не веснушки. Петехия - подкожные кровоизлияния. - Похоже, тут еще до нас произошла разгерметизация.
      - Ничего удивительного. А что с Бородиным?
      Я склонился над правым креслом и заглянул через стекло шлема. Луч фонарика высветил мальчишеское лицо с большим и темным синяком над глазом, с одного из кончиков усов стекло немного крови. Глаза тоже были закрыты, но не совсем, и в щелочке между веками проглядывала белая полоска.
      - Гм-м… стекло шлема целое.
      - Но пошвыряло их изрядно, уж это точно.
      - Да.
      Я протянул руку, легонько сжал его плечо. В груди екнуло, когда ресницы затрепетали, карие глаза шевельнулись. Мне вдруг показалось, что он видит мое лицо, даже несмотря на бьющий ему в глаза луч фонарика.
      - Ну, что там, Билл?
      Губы Бородина медленно задвигались - он пытался что-то сказать. Я наклонился, прижался шлемом к его шлему, совсем как в фильмах, и услышал слабый голос, словно со дна колодца:
      - Спасибо, янки. Я знал, что вы придете. Его глаза закатились, он обмяк.
      - Второй жив?
      - Да. Но у него порван рукав. Он все же успел перетянуть руку жгутом, прежде чем вырубился.
      Мит негромко свистнул, потом сказал:
      - В луноходе есть набор для заклеивания разрывов.
      - Если парень протянет так долго.
      Я начал расстегивать ремни на кресле Бородина.
      К тому времени, когда все было сказано и сделано, я не спал уже сорок часов, смертельно устал, но не хотел ни спать, ни лежать, ни есть. Ничего. Только сидеть в медицинском модуле и читать факсы, которые нам посылали из ЦУПа.
      Заголовок в «Вашингтон пост» просто информировал: «Русский спасен». Под ним располагались фото Бородина и Волыновского. Симпатичные такие фото, русские версии для прессы - два красивых парня в аккуратной летной форме. «Ивнинг стар» сообщала: «Космонавт спасен на Луне», ниже была одна из моих фотографий «Орла» после аварии с подписью: «Предоставлено армией США».
      «Дейли ньюс», дешевый таблоид, провозглашал: «Американские герои!». Там были наши с Митом фото. К сожалению, их сделали еще до начала проекта «Урожайная Луна» - нам на снимках чуть больше тридцати, мы в темных костюмах и узеньких галстуках по моде 1962 года, у Мита короткая армейская стрижка, а у меня темные волосы зачесаны назад, чтобы все могли восхититься моим высоким лбом. Я вспомнил, что костюм тогда носил темно-синий.
      Я отвернулся, глаза словно запорошило лунной пылью. Иди спать, чертов дурак. Снова взглянул на фотографии и задумался над тем, много ли от них будет толку, когда я попрошу о следующем назначении. И ощутил смутный стыд от таких мыслей.
      В голове прозвучал голос Мита: «Так уж устроен мир, Дикий Билл». Взглянул на часы и понял, что после нашего возвращения прошло уже шесть часов.
      Отодвинулась складная перегородка, из операционной вышел Мики Линвил. Доктору Линвилу было сорок семь, когда он сюда прилетел, и он самый старый человек на Луне. Тогда он был полковником, решившим завершить службу двумя годами в космосе и выйти в отставку в блеске славы. Теперь же он выйдет в отставку трехзвездным генералом.
      - Ну, что? - спросил я. Доктор устало вытер лицо:
      - Он пришел в себя. Хочет поговорить с тобой.
      - Именно со мной?
      - Думаешь, он знает, как тебя зовут? - улыбнулся Линвил. - Он попросил привести к нему парня, у которого весь шлем забит седой бородой.
      Я машинально потеребил бороду:
      - Черт! Все никак не могу решить - то ли сбрить ее, то ли прихватить с собой домой.
      Бородин лежал на операционном столе, укрытый застиранной старой простыней, с чистыми белыми повязками через грудь и на плече, прикрывающими культю ампутированной левой руки. Я невольно взглянул на пластиковый мешок для мусора на полу возле стола. Что там внутри - его рука? Или просто рулон окровавленных полотенец?
      Я быстро отвел взгляд. Когда я взглянул ему в лицо, темные глаза Бородина открылись. Кожа у него была бледная, как бумага, но посеревшие губы под усами растянулись в улыбке.
      - Как у тебя дела?
      Он хотел было пожать плечами, поморщился, снова улыбнулся и спросил:
      - Говорите по-русски?
      - Извини, нет.
      - Ничего. Жаль, что мы не сможем отвезти вас домой.
      - Пожалуй, теперь уже мне придется везти тебя.
      Его лицо на мгновение омрачилось. Все верно. Когда посадочная капсула с «R-3» плюхнется в Тихий океан, этот парень вернется домой навсегда. Я вдруг понял, что был счастлив находиться здесь все эти годы.
      Значит, оно того стоило? Действительно стоило?
      - Тебе надо поспать, - сказал я. - Увидимся утром. Он коснулся моей руки:
      - Да. И вам тоже. - И добавил «Bolshoi что-то», словно говорил о балете. Наверное, «bolshoye spasibo».
      Черно-белый телеэкранчик сильно рябило от статики - за прошедшие годы солнечная активность постепенно возрастала, приближаясь к максимуму, но я увидел, как Билли скривился:
      - Где твоя борода, папа?
      - Кто-то мне сказал, что на Земле они вышли из моды. Как, по-твоему, я без нее выгляжу моложе?
      Он вглядывался несколько секунд, потом ответил:
      - Может, и так - когда немного поправишься.
      Меня самого поразило, сколько морщин таилось под бородой все эти годы. И еще то, что кожа у меня теперь совершенно белая, как рыбье брюхо - последние десять лет я или провел в помещениях, или закрывал лицо щитком, непроницаемым для ультрафиолетовых лучей.
      - Получил бланки, которые я посылал тебе по факсу? - спросил Билли.
      - Да. Решил привезти их на «R-3». И вручить лично. Билли нахмурился:
      - Оправь их по факсу сегодня же, папа.
      - Э-э… - Пытается на что-то намекнуть? - Хорошо. Сразу, как только поговорим.
      - Есть и другие новости. Проект Большого Турне одобрен. И несколько беспилотных «Вояджеров» к Марсу тоже.
      - Ух ты!
      Медленный кивок.
      - Похоже, нынешней осенью демократы вернут большинство в сенате, а Маски станет лидером большинства. С тех пор как ты и мистер Паттерсон спасли того русского, космическая программа снова популярна. Даже Макговерн сказал, что это достойная цель.
      - Подумать только!
      - Папа, это ведь шанс для тебя!
      - Постараюсь не оплошать, Билли.
      Его лицо на мгновение просветлело и смягчилось.
      - А вот и еще один сюрприз… - Он встал и вышел из кадра.
      На его место села молодая женщина, очень красивая, с лицом-сердечком, вздернутым носиком, темными миндалевидными глазами и вьющимися волосами - я знал, что они темно-каштановые. Она не улыбалась.
      - Здравствуй, папа, - сказала она, посмотрев несколько секунд в экран.
      Меня аж отбросило на спинку стула:
      - Миллисент!
      - Милли, папа. Меня давно уже никто не зовет Миллисент.
      - Извини. Господи, ты отлично выглядишь! И так выросла.
      Она взглянула на кого-то за кадром, а я подумал, что она теперь для меня совершенно незнакомый человек. А может, и всегда была чужой. Помню, как в детстве ее удивлял цвет собственных волос и глаз. У ее матери и у меня волосы черные, глаза зеленые, а носы длинные… Этот же маленький подменыш… Хотя какой там маленький - ей уже шестнадцать.
      Она снова посмотрела в камеру, явно смущенная, и сказала:
      - Тут еще кое-кто хочет с тобой поговорить.
      - Милли…
      Но она уже встала. Долгий момент ожидания, и я увидел другую девочку, худую, как щепка, с длинными черными волосами, зелеными, как у меня, глазами, длинным носом и тростью в руке. Она уселась очень осторожно и немного неуклюже, слегка поморщившись, и сразу же улыбнулась мне до ушей:
      - Папочка!
      - О, Беатриса. - Мне пришлось на секунду стиснуть зубы. - Или тебя нынче зовут Би?
      Она ухмыльнулась кому-то за кадром:
      - Беатриса, папочка! Мне нравится мое имя. - Еще одна широкая улыбка. - Кстати, если меня кто-нибудь пытается назвать «тетушка Би»… - Она приподняла трость и изобразила удар по голове. «Тетушка Би». Господи, неужели это шоу все еще популярно?
      - Как твоя спина, малышка?
      Улыбка осталась прежней - наверное, она вспомнила, как я звал ее в детстве. А может, и нет.
      - Хорошо, но станет еще лучше. - И быстро добавила: - Как будет здорово, когда ты вернешься!
      Когда я улетал, она была робкой четырехлетней девчушкой. И кого она хочет увидеть дома - меня или хоть какого-нибудь отца? Что ж, есть еще и младший братишка. И наш общий «друг», строитель.
      - Будет здорово вернуться домой, Беатриса, - тихо проговорил я. - Я так по вам скучал. - Может, задержаться ненадолго - посмотреть, как она вырастет? Да, пожалуй. Но «Скиталец-1» улетит в 1977 году. И ближайшие четыре-пять лет я буду занят больше обычного. И если… если…
      Она взглянула в сторону, явно обеспокоенная, потом в камеру.
      - Билли говорит, что время кончается. Я люблю тебя, папочка! Она с трудом встала и вышла из кадра. Я проглотил комок в горле. Сбоку показалась голова Билли:
      - Еще один гость, папа!
      - Здравствуй, Билл.
      Не знаю, почему я такого не ожидал… но просто не ожидал. Как мешком по голове.
      Трудно судить по паршивой телекартинке, но выглядела она гораздо более изможденной, чем в последний раз - в ночь перед стартом, когда к нам на несколько часов пустили жен, нарушив карантин.
      - Здравствуй, Харриет. Как поживаешь? Нахмуренные брови, взгляд в сторону.
      Что-то ее гложет. Может, рядом стоит еще кто-то? Семилетний мальчик и мускулистый краснолицый мужчина?
      - У меня все хорошо, - выдавила она.
      - Прилетишь меня встречать? - улыбнулся я. Я увидел, как она сглотнула:
      - Когда вы сядете, мы полетим вместе с президентом Макговерном на авианосец «Энтерпрайз». Ведь ты станешь первым американцем, вернувшимся с Луны.
      Я кивнул. А что потом? Дальше-то что, жена моя? Мальчик тоже полетит или ты оставишь его дома со своим строителем? В моем доме, кстати. Моя кровать. Моя жизнь.
      - Что ж, тогда и увидимся, - сказал я. - Может, поговорим.
      - Я… - Она опустила взгляд, отвернувшись и от камеры, и от экрана. - Время почти кончилось. Мне пора идти. Я… до скорой встречи. - Она встала и вышла из кадра.
      Ее место занял Билли, долго смотрел на меня. А чего ты ожидал, черт побери?
      - Спасибо, сын.
      Он кивнул и напомнил:
      - Вышли бумаги по факсу, папа. Это важно.
      - Хорошо. До встречи. - И я подумал, что некоторые из его вьетнамских друзей тоже оказывались в подобной ситуации. Он должен знать, понимать. Так ведь? Я встал и пошел заполнять анкеты-заявления.
      - «R-3»? Т-минус три минуты, отсчет идет, - прохрипел в моих наушниках голос Джилсона. Давным-давно, еще во времена полетов по проекту «Адам», армейские диспетчеры говорили при обратном отсчете «Х-минус». Это выражение осталось как рудимент эпохи крупнокалиберной артиллерии, но после начала полетов по программе «Джемини А» они перешли на «Т-минус».
      - Вас понял, Луна. Минус три. - Господи. Я весь потный. Кожа чешется. Вот уже три года как я не влезал в старый скафандр «Дже-мини» - с тех пор, как нам доставили первые «аполловские». А эти… мешковатые, сплошные складки, липкие внутри.
      Я скосил глаза на Бородина. Он сидел в одолженном скафандре, гораздо более новом, чем мой - бледный, взгляд устремлен куда-то вдаль, левый рукав закатан и завязан. Я улыбнулся:
      - Ну, как ты?
      Он улыбнулся в ответ:
      - Horroshow… товарищ команд… пилот.
      Шутка. Намеренная оговорка. Или он нервничает меньше, чем я думал, или хорошо это скрывает. Впрочем, не сомневаюсь, что тому, кто летал на «Алмазе» и выжил после аварийной посадки на Луну, эта жестянка кажется весьма хрупкой.