Рядом со мной под одеялом, оказывается, лежала нагая девочка. Она повернулась лицом вверх, подняла голову, посмотрела на меня своими голубыми глазами и сказала уставшим и смущенным голосом: "Уолли…"
      У меня изо рта опять вырвался странный звук - точно та кой же, какой испускает ошеломленный Джеки Глисон в каждой новой серии "Новобрачных", что-то вроде "хаммминахуммина…".
      Девочка медленно села, скрестив ноги, и повернулась ко мне. Глаза ее прояснились, как всегда бывает, когда человек медленно пробуждается от сна. Бледная гладкая кожа, маленькие розовые соски на гладкой, ровной груди, курносый нос с россыпью веснушек, огромные, огромные голубые глаза и никакой одежды, кроме шпилек цвета латуни в волосах.
      - Доброе утро, Уолли!
      Я плюхнулся на пол. Проглотил комок в горле. По крайней мере попробовал.
      - Трейси?
      Девочка наклонила голову набок, улыбнулась, и вся комната наполнилась солнечным светом.
      - Наверное, так, Уолли. Я та девочка, которая снилась тебе в снах.
      - Мои… сны.
      Странно. Обычно, когда во рту пересыхает, то пересыхает сразу, и человек замечает это уже потом, а мне сейчас казалось, что язык впитывает слюну, как сухая губка, - медленно и постепенно.
      Девочка сказала:
      - Да, Уолли.
      Как же назывался тот рассказ? Кажется, Сильверберга. Точно помню на обложке цифру семь - седьмая подборка лучшего либо из "Гэлакси", либо из "НФ и фэнтези". Там еще телепат видит мысли людей, как целые предложения бегущей рекламы, соединенные специальными значками.
      - Ты… читаешь мои мысли. - Без интонаций. Мне было не по себе.
      Девочка поднялась на ноги, потянулась, как потягиваются все люди после сна. У нее еще по-девичьи узкие бедра, а между ног лишь немного светлых волос.
      "Ей одиннадцать лет", - подумал я. Я вспомнил, что у большинства девочек груди начинали расти классе в седьмом.
      Она заметила мой взгляд, улыбнулась и сказала:
      - Ну да. Может, не совсем, как мне хочется. - Потом странно так на меня посмотрела. - А как, по-твоему, я научилась говорить по-английски? Думаешь, простое подражание твоей постоянной болтовне?
      Я отвел глаза, щеки у меня пылали. Да. Именно так я и думал.
      - Угу. Тебе мешает, что я все время разговариваю? - Я знаю, что это многих доставало, в том числе и моих родителей. Наверное, даже и Марри, хотя обычно он с удовольствием меня слушал.
      Девочка сказала:
      - Что ты, Уолли! Мне нравится с тобой разговаривать! - Глаза ее засветились. Я вдруг вспомнил, что настоящая Трейси именно так и говорила мне тогда. А эта Трейси (какой-то противный голос в мозгу напомнил мне, что это вовсе не Трейси, а робот) продолжала: - Со мной никогда не происходило ничего более прикольного!
      Не происходило с Трейси? Или с роботом?
      Я ответил:
      - Со мной тоже. - И сел, подтянув колени к подбородку и сжав пятки. Черт побери, ушла бы эта эрекция! Туалет. Надо просто помочиться, вот и все.
      Трейси… Нет! Боже мой. Робот! Его светло-голубые глаза неотрывно смотрели прямо мне в лицо, и в них читалось сочувствие. Девочка подошла ко мне, присела на колени, положила свою мягкую, теплую руку мне на колено и, нагнувшись, заглянула прямо в глаза.
      Это он. Он, не она.
      Мне трудно даже описать, как я струсил в этот момент.
      Девочка сказала:
      - Хочешь попробовать то, что тебе снилось во сне, Уолли? В твоих снах, правда, мало подробностей, но мне удалось добыть достаточно программного обеспечения на основе Х-хромосом и скопировать инстинктивные модели поведения из твоей генетической матрицы.
      Я даже содрогнулся. Какой ужас. Запинаясь, я с трудом произнес:
      - Но… ты же еще ребенок! - Настоящей Трейси, моей Трейси, сейчас шестнадцать лет, и она уже девушка. А эта… этот…
      Девочка села на пятки. Вид у нее был очень грустный, так всегда выглядела настоящая Трейси - печальной и серьезной.
      - Извини, Уолли. Я не знал, что это имеет значение.
      На завтрак роботу удалось приготовить французские тосты. Даже желтые шарики сверху, - наверное, их можно назвать масло "Уолли". Правда, кленового сиропа не получилось, даже противного заменителя, который всегда ели мои сестры (они вечно сдирали все с телевизионных реклам, и этот сироп покупали только для того, чтобы подражать тому жуткому ролику).
      Каждый раз, когда они это делали, я вспоминал, как менее десяти лет тому назад сам подражал за столом другому рекламному ролику. Но мое поведение меня почему-то не раздражало.
      Робот принес мне тарелку прямо в ванную, я нежился в теплой воде.
      - Смотри, Уолли. Скоро я научусь делать для тебя настоящий хлеб! - Потом она перелезла через край ванны и с улыбкой погрузилась в воду напротив меня.
      - Ага. - Я взглянул на дымящиеся кусочки тостов с желтым маслом сверху. - Ты и себе приготовила?
      Девочка взяла один тост, окунула его в масло и откусила.
      - М-м-м-м…
      После ванны мы вышли на улицу. Волосы у робота были такие чистые, это и понятно, они ведь совсем новые. Он настоял, чтобы я надел свои грязные носки и ботинки, хотя сам шел босиком. Я хотел было и одеться, но вещи мои все это время оставались на перилах крыльца и так задубели и выцвели, что я побоялся их надевать.
      Я старался не смотреть на идущую рядом девочку.
      - Куда направляемся, робот?
      Она вдруг остановилась, повернулась ко мне, заглянула прямо в лицо, а глаза ее при этом стали еще больше и еще печальнее… нет, тоскливее? Наверное, так выглядела и Трейси, вовсе не печально и не серьезно, но я, одиннадцатилетний я, просто не разобрался в этом.
      Она сказала:
      - Мне было бы приятно, если бы ты называл меня Трейси.
      Я был потрясен, в голове была только одна мысль: это ведь робот. Не девочка. Не Трейси. Трейси, моей Трейси, сейчас шестнадцать лет, и она живет где-то там на Земле, скорее всего в своем Техасе, а я… Тот второй голос, строгий, немного похожий на голос отца, шептал мне: "Это всего лишь робот". А если это всего лишь робот, то какая разница, если?.. Я резко оборвал сам себя.
      И сказал:
      - Извини, Трейси.
      Она улыбнулась. И день стал светлее.
      - И куда же мы направляемся?
      Она показала на купол музея, он был совсем недалеко, в самом центре города, там сходились в одну точку все улицы-лучи.
      Когда мы зашли в музей, она подвела меня к большой сине-бело-красной галактике, висевшей прямо под куполом. Она смотрела вверх, запрокинув голову и уперев руки в бока. На секунду я задумался, откуда у нее заколки для волос. Наверное, тоже из моих снов, из моей памяти. Неужели они сделаны из гемоглобина моей крови? А почему они цвета латуни? Обычно такие заколки бывают стального цвета. Но заколки у Трейси действительно были цвета латуни. Может, в образце моей ткани оказались молекулы меди.
      Трейси принялось что-то нажимать на панели управления, находившейся в самом низу. Галактика исчезла, вместо нее появилось бесформенное пятно света и тени, чем-то похожее на взрыв.
      Она посмотрела на меня:
      - Твоя культура только сейчас начинает постигать подобные космические объекты и называет их сверхскоплениями, Уолли. Это карта того мира, который ты называл Затерянной Империей.
      У меня волосы зашевелились на голове, но… черт побери. Я знал, что существует телепатия. Может, поэтому мне было легче, чем кому-либо другому. Представляю, что бы было с моей матерью, осознай она, что кто-то может заглянуть в ее мысли.
      Все выглядело не похожим ни на что на свете. Но если она знает, как это называется, то, значит, и у меня в голове где-то должно быть это название. Может, я читал об этом в "Сайентифик Американ"

. Я был так рад, что публичная библиотека округа Принца Уильяма всегда получала этот журнал.
      - Он большой?
      Она ответила:
      - Около трехсот миллионов световых лет в поперечнике. - С одного боку в пятне загорелась яркая точка. - Это мы.
      - А… Земля?
      - Твоих знаний о структуре вашей галактики недостаточно, чтобы я могла определить.
      - Ага. Извини.
      Она улыбнулась, потом нажала на какую-то кнопку, и с другой стороны пятна засветилась еще одна точка.
      - Там может находиться твоя местная группа. Примерно пять галактик отвечают твоим описаниям Млечного Пути, Андромеды, Треугольника и Магеллановых Облаков. Они приблизительно так же расположены, но твои представления об их размерах и местонахождении очень неточны.
      - Извини.
      - А рядом с этими галактиками есть еще примерно двадцать других; ваши астрономы, должно быть, знают о них.
      - Но не я.
      - Нет, Уолли.
      - Но даже если это и есть Земля, мы не можем…
      Она зажгла еще одну точку, на этот раз рубиново-красного цвета, в самом центре сверхскопления Затерянной Империи.
      - Это исследовательская станция, она расположена в одном из главных образовательных учреждений Империи. Там можно попробовать разузнать… что возможно сделать.
      - Но…
      Она ответила:
      - Если бы нам удалось достать космический корабль, мы бы долетели туда за несколько недель, Уолли.
      Я неожиданно почувствовал себя очень странно.
      - А… Земля?
      Опять тоскливый взгляд.
      - Если это действительно твоя местная группа, тогда и до нее ненамного дальше.
      - А где еще может быть Земля?
      - Уолли, ты прибыл сюда на автоматическом космическом зонде, как ты и сам догадался. Мы долгое время исследовали другие сверхскопления.
      - Значит, Земля может быть где угодно? - По какой-то причине я почувствовал себя… даже не знаю, как это выразить. Свободно, беспечно, что ли?
      Она сказала:
      - Да.
      - А что если она на обратной стороне Вселенной?
      Она рассмеялась:
      - Обратной стороны нет, Уолли.
      - Ну, тогда очень-очень далеко. Ваши корабли летают так быстро.
      - Если Земля где-то очень далеко, нам, возможно, не удастся найти ее вообще. Ты, похоже, даже не представляешь себе истинных размеров Вселенной.
      - Один из ваших зондов нашел же ее.
      - Да. Это вселяет надежду. У зондов тоже есть свои пределы дальности полета.
      - Но космического корабля у нас все равно нет.
      Тут она отвернулась от меня и посмотрела наверх сквозь купол музея в далекое зеленое небо:
      - Я не знаю, куда подевались все, не знаю почему, но система связи работает отлично. Мне удалось активировать узлы, находившиеся в режиме ожидания, удалось ввести код программы и необходимые данные. Нам скоро должны прислать корабль.
      Она снова взглянула на меня и рассмеялась, - наверное, выражение лица у меня было крайне глупым.
 
      Пустой мир с темно-зеленым небосводом остался в прошлом, я уже никогда туда не вернусь. Мы с Трейси теперь жили у журчащего ручья в лесу светло-оранжевого споума. Над светло-оранжевым пейзажем протянулись широкие полосы голубого бархатистого гиперпространства. Динозавров тут не было. Мне даже в какой-то степени их недоставало. Зато по воздуху летали то ли бабочки, то ли летучие мыши серебристо-красного цвета, они садились на светло-оранжевые деревья; а по светло-оранжевой траве ползали то ли мыши, то ли пауки, кругом был слышен их шелест.
      Все здесь было маленьким, нежным, неопасным.
      Когда мы прибыли сюда, то спокойно вышли за пределы космопорта для летающих тарелок - здесь не было никакого заграждения из колючей проволоки. Тем временем зеленая планета все удалялась и наконец совсем исчезла из виду. Кругом было одно лишь звездное небо, и Трейси сказала:
      - Слушай, Уолли, ты опять-таки все перепутал. Тринтун - это название планеты, а жители называли себя просто тринтами.
      - Ты уверена?
      Она улыбнулась:
      - В твоей долговременной памяти то же самое, а вот в кратковременной произошла путаница. Но я, конечно, не могу гарантировать, что в книжке все было именно так.
      - Ага.
      Она подвела меня к длинному низкому зданию, похожему на склад, там мы забрали волшебные игрушки и ушли в лес. Тем временем космический корабль летел все дальше и дальше, в верхние окна было видно голубое небо, так контрастировавшее с окружавшим нас пейзажем. Наконец мы вышли на луг, заросший оранжевой травой и редкими оранжевыми деревьями - маленькими, узловатыми, как дикие яблоньки; на них даже висели небольшие плоды оранжевого цвета. Еще в траве попадались красновато-желтые цветы, а ручей с журчанием омывал круглые коричневые камешки.
      Мы установили палатку, расстелили одеяло для пикника. Оказалось, что Трейси среди волшебных игрушек прихватила термосумку с горячими гамбургерами, от них исходил такой аппетитный запах, что у меня слюнки потекли.
      Я потрогал один гамбургер, он был как раз таким, как надо.
      - Что это такое?
      Трейси ответила:
      - Не знаю. Химический состав соответствует нашим телам.
      При ближайшем рассмотрении оказалось, что это вовсе не гамбургеры. Круглые, хорошо прожаренные кусочки хлеба. Я надкусил один.
      - У-у-ух.
      В глазах Трейси мелькнула тревога.
      - Невкусно?
      Я откусил еще и поморщился.
      - Ужас. Разве можно мешать горчицу с корицей?
      Она улыбнулась.
      - Но даже это тебя не останавливает.
      - Нет. - Я доел первый "гамбургер" и принялся за второй. - А сосиски этот аппарат делать умеет?
      - Наверное.
      Сосиски с булочками. Замечательно. В какой книжке я вычитал выражение societe anonyme d’hippophage

. Я встряхнул головой, чтобы отделаться от дурацких мыслей. Если это возможно. Боже. По крайней мере, я больше не ем Уолли. Уже одно это хорошо.
      - Кто жил здесь, Трейси? В этом оранжевом мире?
      - Здесь никто никогда не жил, в споумах вообще не живут, Уолли. Они нужны были для автоматизированной транспортировки. Я думаю, что в них просто разрослись экологические образцы. Споумы уже так давно предоставлены сами себе.
      - Как давно?
      Задумчивый взгляд.
      - Ну, со времени первого полета к звездам до момента моего производства прошло около миллиарда ваших лет.
      Во рту снова пересохло - уже знакомое чувство.
      - Я не то имел в виду.
      Она сказала:
      - Судя по астрономическим данным, большую часть этого времени я провела в латентном сне. Может, сто миллионов лет.
      - Значит, еще до конца мелового периода и тех страшных событий, из-за которых вымерли динозавры? - Теперь понятно, откуда в автоматических споумах эти животные. Помнится, некоторые ученые выдвигали разные теории о сверхновой звезде.
      - Не думаю, что тут была какая-либо связь, - сказала она. - Где бы ни находилась Земля, она должна быть за пределами… на нее не распространилось то, от чего погибли или исчезли все. - В ее кукольных фарфоровых глазах появилось задумчивое выражение, но тут же исчезло.
      - И ты не знаешь, из-за чего наступил конец Затерянной Империи?
      - Нет, пока не знаю. Но, похоже, исчез лишь органический разум.
      - Мне трудно в это поверить. - Я обвел рукой окружавший нас пейзаж. - Все это, все то, что я видел на планетах, существовало и сохранялось без всякого присмотра на протяжении сотни миллионов лет, а может, и больше того.
      Она снова улыбнулась:
      - Нельзя говорить "без присмотра", Уолли. Без присмотра людей - это да.
      - Ну да.
      Я лег на спину и взглянул на небо, голубое гипернебо. Интересно, что ждет меня? Что будет, если нам все же удастся найти Землю? Что тогда? Просто так вот отправлюсь домой? Я пытался представить себе, как снова окажусь в долине Дорво, - вот так, с голой задницей, держа за руку обнаженную девочку. Привет, мама! Извини, я опоздал! Смотри, что я зато нашел!
      - Уолли, у тебя снова эрекция, - сказала Трейси.
      Я перекатился на бок, лицом к ручью и деревьям, прижал колени к животу.
      - Извини.
      Она ответила:
      - Слушай, я понимаю, что мы не можем сделать того, о чем ты мечтал во сне. Мы рискуем разрушить это незрелое тело. Но я бы могла тебе помочь, я видела, как ты это делаешь.
      Я подумал: "А что если мы разрушим меня?"
      Через какое-то время она осторожно дотронулась рукой до моей спины.
      Я вздрогнул. Она сказала:
      - Я вырасту, ты ведь знаешь. Это тело настоящее, все сделано с помощью твоего генома.
      Я ответил:
      - Тебе одиннадцать лет, Трейси. Пока ты вырастешь, пройдет немало времени.
      - Я созрею для нормального полового акта через год-полтора. Если, конечно, ты не против подождать.
      Я посмотрел на нее через плечо:
      - Не могу поверить, что обсуждаю такие вопросы с маленькой девочкой.
      Она тихо ответила:
      - Я не маленькая девочка, Уолли. Я робот, ты не забыл?
      Я отвернулся. Она ведь сама просила, чтобы я называл ее Трейси, не робот.
      Она снова по-девичьи вздохнула:
      - Мне трудно понять, что хорошо, что плохо, Уолли. Твои воспоминания о реальной жизни перемежаются тем, что ты читал в своих бесчисленных книжках. Похоже, и ваша цивилизация запуталась, не может отличить мечту от реальности.
      Я расхохотался.
 
      К полному разочарованию Трейси, Главная планета оказалась в руинах. Причем каких!
      Руины, настоящие развалины обычно почти сравниваются с землей. Это знает любой американский мальчишка 60-х годов. Мы часто спорили на эту тему с Марри, когда пытались писать собственные рассказы о нашей Венере. Марри все время настаивал, что развалины должны напоминать Помпеи или Колизей, как их описывают в книгах и показывают в кино или по телевизору. Как затерянные африканские города, описанные Берроузом, или Кораад на Барсуме. Марри просто никогда не видел настоящие развалины, он ведь мало путешествовал, всю жизнь прожил в Нью-Йорке и пригородах Вашингтона. А я жил на Юго-Западе, родители возили меня в Меса Верде, в каньон Чако [Меса Верде - район ранней цивилизации (2000 лет тому назад). В одноименном национальном парке и поныне сохранилось пещерное поселение доколумбовой эпохи].
      Руины оставленных городов, которые в течение веков подвергаются воздействию непогоды, отличаются от охраняемых руин типа Колизея или тех, которые несколько тысячелетий оставались под слоем вулканического пепла. Берроуз в 1890 году служил в армии на Юго-Западе. Почему же он этого не знал?
      Небоскребы Главной планеты выглядели теперь простыми обрубками. Сохранились в основном лишь фундаменты. Стены разрушены. Везде какая-то дымка.
      Мы стояли рядом с нашей летающей тарелкой. Трейси сказала:
      - Что бы ни произошло, произошло оно здесь. И потому не осталось ничего и никого, кто поддерживал бы жизнь.
      Поддерживал бы жизнь, подумал я, и ждал бы возвращения хозяев.
 
      Спустя несколько дней мы оказались на "подстанции" (термин Трейси) невдалеке от Главной планеты. Таких станций множество, и разбросаны они по всем просторам Затерянной Империи. Из окна летающей тарелки станция была похожа на небольшую луну голубого цвета, даже планетой-то ее трудно было назвать, такая маленькая голубая луна, окруженная призрачным белым сиянием. Я пристально всматривался, но ничего рядом с ней не заметил. Ни солнца, никакой особо яркой звезды, никакого газового гиганта, вокруг которого она могла вращаться по орбите, вообще ничего.
      На земле… нет, какая земля. Кругом один огромный город, но здания построены вроде как из листового металла - олова, меди, цинка, разноцветного анодированного алюминия; мостовые вымощены листами золотистого цвета - все из металла, кроме неба.
      Я стоял под навесом тарелки и смотрел на черное небо, в котором было так много звезд, что они освещали все вокруг.
      Время от времени по небу пролетал метеор, а за ним тянулся желтый хвост.
      - Где мы, черт побери? - Впечатление было такое, что за каждой звездой прячется какая-то бесформенная масса, а когда я смотрел на них, то видел лишь полоски света, которые тут же исчезали.
      Трейси положила свою прохладную руку мне на спину, у меня даже мурашки пробежали по коже.
      - Мы находимся в нестандартной галактике. Здесь много звездной пыли. Туманности. И множество по-настоящему молодых звезд.
      Как Магеллановы Облака. Я… ох…
      - А эта галактика была здесь сто миллионов лет тому назад?
      - Да. Эти галактики быстро развиваются и существуют не очень долго, но все же они не эфемерны. Они не похожи на обычные, заселенные планеты. Мы использовали эти галактики как центры добычи ресурсов. Промышленные комплексы.
      Мы. Моя маленькая Трейси. Инопланетянка.
      Она продолжала:
      - У меня много дел, Уолли. Может, сходишь сам все посмотришь? Я потом найду тебя.
      - Угу… - Я внезапно вздрогнул и обернулся, чтобы посмотреть на нашу тарелку. Она улыбнулась.
      - Я не отпущу ее, Уолли. - Она похлопала меня по руке, потом повернулась и быстро исчезла в сумерках.
      Все посмотреть. А что здесь смотреть? Я тронулся с места, но достопримечательностей никаких не заметил. Металлические здания. Нет, даже не это главное. Все это похоже на внутренний механизм какой-то огромной машины. Или старый телевизор. Только нет вакуумных трубок. Словно я поднял капот машины, заглянул внутрь, а что искать - не знаю.
      Я вспомнил, что всегда недолюбливал мальчишек, которые хорошо разбирались в машинах. Я не мог принять того, в чем сам разобраться не мог. Отец не разрешал мне помогать ему, когда чинил нашу машину. Он вечно называл меня кретином или тупицей. Говорил, что я либо что-нибудь сломаю, либо поранюсь. Когда я скучал по отцу, то о таких вещах обычно не вспоминал.
      На меня всегда все сердились по тому или иному поводу.
      Впереди я увидел нечто похожее на озеро. Нет, скорее на бассейн. Круглый, с прохладной, свежей водой, а вокруг гладкий, немного наклонный берег. Жаль, что нет травы, здесь все будто затянуто каким-то атласным одеялом. На нем очень приятно сидеть голышом.
      Но вообще-то тут прохладно без одежды.
      Я вернулся к тарелке, достал одно из одеял, которые мы захватили из споума, потом снова пошел к бассейну, завернулся в одеяло и сел, осматривая город-эрзац. Я вспомнил, что отец Марри учил в колледже французский, а мой отец - немецкий, поэтому я всегда говорил "эрзац", а Марри - "фо"

.
      А если бы я мог выбрать кого-то себе в спутники? Кого бы я взял?
      Марри? Хочу ли я, чтобы тут со мной оказался Марри? Он был моим лучшим другом начиная со второго класса, а правильнее сказать, у меня вообще не было больше друзей. Помню, за день до моего исчезновения я наткнулся на Марри в школьном коридоре. С ним вместе стоял Ларри, они что-то горячо обсуждали, а увидев меня, замолчали. Ларри улыбнулся, и глаза Марри выражали уже хорошо мне известное презрение.
      Что такого я сделал, Марри?
      Чем больше я смотрел в небо, тем лучше начинал различать очертания скоплений за звездами. Надо было просто не смотреть прямо на них, делать вид, что рассматриваешь что-то другое, но при этом удерживать внимание краешками глаз, следить боковым зрением, и тогда вроде бы ниоткуда появлялись тусклые, бледные световые пятна и формы.
      Если бы тут со мной был Марри, он наверняка прочитал бы мне лекцию о боковом зрении. При этом вид у него был бы самый восторженный, он никогда не упускал случая продемонстрировать свою крутизну, показать, что он умнее и лучше меня во всем.
      Я почувствовал резь в глазах и потому отбросил все волновавшие меня вопросы. Я точно знал, что не хочу, чтобы рядом со мной сейчас был хоть кто-нибудь. Интересно - почему?
      Над головой небо прорезали три ярко-желтых следа от метеоров, они летели рядом друг с другом. Похоже на след от кошачьих когтей, только уж слишком длинный.
      Наверное, потом я заснул.
 
      Очнулся я, так и не поняв, спал или нет, потому что небо оставалось здесь неизменным. Темнота, звезды и неясные формы за ними. Неожиданно я заметил, что на краю бассейна стоит маленькая девочка и смотрит прямо на меня.
      - Трейси?
      Она подошла ко мне по атласному покрытию, теперь я мог разглядеть ее в свете звезд - огромные глаза, мягкое и прекрасное лицо. Что было бы, если бы ты не уехала тогда, пять лет тому назад? Ничего. Твоя мама обнаружила бы, что мы встречаемся, переговорила бы с моей матерью, и нам запретили бы видеться - "на всякий случай". Мальчики и девочки в этом возрасте не должны проводить так много времени вместе.
      Но что-то с ней не так.
      Я спросил:
      - С тобой все в порядке? У тебя нездоровый вид.
      Она опустилась на колени рядом со мной, я заметил, что кожа ее блестит от пота.
      - Что случилось?
      Она ответила:
      - Все будет в порядке. Мне пришлось еще кое-что в себе изменить, раз уж я оказалась здесь. Технические возможности здесь гораздо шире, чем на Зеленой планете. - Она дрожала.
      - Ох, Трейси… - Я притянул ее к себе и закутал в свое одеяло. Она была горячая и вся какая-то вялая, обмякшая; но это был не жар - такое впечатление, что внутри у нее что-то нагревалось, от этого она и потела, а ночь вокруг казалась холодной.
      Когда мне было лет пять, мой дед (который и умер-то в состоянии алкогольного опьянения) дал мне выпить стакан виски. Он еще очень смеялся, когда я спокойно все проглотил и даже не поперхнулся. Но потом я вот так же потел. Помню, мать тогда совсем с цепи сорвалась, она так ругала деда, как никогда раньше, но сделать ничего не могла. Я просто заснул тогда, а на следующий день проснулся, ощущая себя как шарик, надутый гелием и готовый вот-вот взлететь.
      Она прижалась ко мне, обхватила руками мою грудь; ее пот стекал по моей коже, и я тоже начал дрожать.
      - Все будет хорошо. Правда, - чуть слышно прошептала она. Ну и ладно.
      Она сказала:
      - Я нашла Землю.
      Я неожиданно испугался:
      - Хм-м-м…
      Она продолжала:
      - На самом деле не так уж и далеко. Не больше двухсот миллионов парсеков. На другой стороне следующего сверхскопления.
       - И сколько времени нужно, чтобы туда добраться?
      Я почувствовал, как ее лицо, прижатое к моей груди, изменило форму. Улыбается?
      Она ответила:
      - Это зависит от многих факторов.
      - Например?
      Она слегка сжала меня и задрожала еще больше:
      - Ну, ты долетел до Зеленой планеты всего за несколько недель, поэтому и назад можно будет добраться почти так же быстро.
      Черт побери. Мать. Школа. Марри.
      И как же я смогу им объяснить, где я был все это время или кто такая эта маленькая девочка? Меня охватила волна ужаса. Когда я сойду на землю в долине Дорво, Трейси, моя Трейси, - а теперь она действительно моя Трейси, - вернется на тарелку и улетит?
      Я услышал щелчок, а потом ее голос:
      - Но на сверхдвигатели оказывает воздействие теория относительности, Уолли.
      Я подумал о возвращении домой - вот я в своей старой задубевшей одежде появляюсь на пороге материнского дома на площади Стэггс. Наверное, уже март 1967 года? "Аполлон-1" уже, видимо, улетел. И еще мне придется второй год учится в одиннадцатом классе.
      Ну и ладно. Марри все равно с ума сойдет от зависти.
      Тут я спросил:
      - Ну и что?
      Еще щелчки.
      - С тех пор как ты оставил Землю, прошло двадцать три года, Уолли. - Опять щелчки. - Часть времени затрачена на небольшие перелеты и остановки на планетах. - Еще щелчки. - Если я отвезу тебя прямиком домой, на это уйдет еще двадцать лет. - Щелчки. - А по космическому времени всего три недели.
      Тут она принялась сильно дрожать, я только теперь понял, что это за щелчки: она так дрожала, что стучала зубами.
      - Боже мой, ты больна!
      Пот с нее лил ручьем, у меня вся грудь и живот были залиты ее потом, он стекал даже на атласное покрытие. Она сказала:
      - Прижми меня покрепче, Уолли. Утром со мной все будет в порядке. Обещаю.
      Я крепко завернул ее и себя в одеяло, стало теплее. Я так и сидел, уставившись в небо, а Трейси дрожала и стучала зубами, что-то шептала сама себе, иногда я даже различал отдельные слова, иногда мне казалось, что она говорит на каком-то иностранном языке.
      Двадцать три года. 1989? А потом еще двадцать?
      Высоко в небе медленно двигались звезды, старые садились, новые поднимались. Так я немного разобрался в направлении оси голубой луны. Метеоры сгорали в атмосфере - то один, то сразу два или три. Потом я вгляделся внимательнее и обнаружил источник дождя метеоритов. Туда, подумал я, и мы должны будем двигаться в межзвездном пространстве.
      Один раз из ниоткуда появилось нечто, похожее на розовую луну Боунстелл, - сначала просто точка на небе, которая быстро разрослась в рябой шар, а потом снова исчезла.
      Прошло немало времени, и Трейси понемногу успокоилась, перестала дрожать. Я решил, что кризис прошел. Я долго держался, но, несмотря на свое решение не спать до утра, охранять Трейси и помогать ей, я все же заснул.
      Когда я проснулся, вокруг, конечно, было темно.
      Я лежал на боку, а надо мной было звездное небо. Я обнимал Трейси, она прижалась спиной к моей груди, а я уткнулся лицом в ее затылок. Волосы, которые давно уже расплелись, щекотали мне нос. Пот уже не тек с нее ручьем, но волосы были какими-то жирными и пахли странно. Вначале они были совсем другими.
      У меня, как всегда, была эрекция, даже сильнее обычного.
      Жара у нее не было.
      Кожа была прохладной и не потной, но и не сухой. Словно смазана маслом. Жирная, как и волосы.
      И очень прохладная. Настолько прохладная, что…
      Я почувствовал, как сердце колотится в груди.
      О боже.
      Какая-то она странная стала, словно поправилась, что ли. Стала мягче. Я…
      Я протянул руку к ее груди, чтобы послушать, бьется ли сердце. У меня дыхание перехватило, я пытался подавить все мысли, но вот же - я так и знал. Что же мне теперь делать?
      Она зашевелилась, глубоко вздохнула, а я замер. Она еще раз вздохнула, потянулась, потом снова свернулась клубочком, коснулась моей руки грудью.