Глава шестая

Плохие новости всегда спешат – и часто приходят по телефону. Потрясенная, Мэриан медленно положила телефонную трубку и растерянно оглядела гостиную. Книжные полки уже пусты, стены голые, даже светильники аккуратно упакованы в коробки.

Все собрано, а переезжать некуда. Казалось, она была на грани истерики. О Господи, что же теперь делать?

Из спальни доносились глухие удары и жалобный стон пружин. Близнецы прыгали на матрасе, лежащем на полу. Пусть – лишь бы были заняты, лишь бы оставили ей время подумать.

Хотя что уж тут думать? Переехать в мотель? Но это на неделю, не больше. А как быть с мебелью, с горой коробок и ящиков? С животными?

Паника захлестнула горло, точно петля, стало трудно дышать, не хватало воздуха. Все виделось как в тумане, сознание старалось уйти от ужасной реальности.

Джон Мак-Рей скоро будет здесь, чтобы помочь переезжать. Его нужно остановить. Набирая номер, Мэриан с изумлением заметила, что руки у нее дрожат, а пальцы не попадают на нужные кнопки. Раздались гудки: один, другой, третий… Наконец, так и не дождавшись ответа, она повесила трубку. И лишь только сделала это, как услышала рокот мотора под окнами. Близнецы метнулись к двери. – Эмма приехала, Эмма приехала! – загалдели они, прыгая перед входной дверью, как нетерпеливые щенки, пока Мэриан открывала ее. А Эмма уже бежала вверх по ступенькам крыльца. В распахнутую дверь Мэриан увидела, как Джон вылезал из пикапа, за которым громоздился большой, предназначенный для перевозки лошадей прицеп. Исайя захлопнул дверцу с другой стороны. Они приехали, как и обещали, чтобы перевезти мебель и вещи на новое место.

– Ого, в доме уже пусто! – воскликнула Эмма, здороваясь.

Мэриан не ответила. Она молча стояла на крыльце и тупо смотрела, как Джон пересекает газон, широкими шагами направляясь к ней. Она словно оцепенела от ужаса, который сковал ее.

Так что же ей все-таки теперь делать?

С тех пор как Марк, ее муж, вышел за этот порог со своим чемоданом, она жила точно в ожидании катастрофы, остро сознавая, что та жадно подстерегает ее. Если только сломается старый автомобиль, или испустит дух стиральная машина, или кто-то из детей серьезно заболеет… И все! И конец! Любая мелочь может сокрушить ее хрупкий мир, подорвать непрочное существование. У нее нет никакой поддержки, никаких ресурсов, которые помогли бы пережить беду, – перед любым ударом судьбы она и дети беззащитны.

И все же целых четыре года, вплоть до сегодняшнего дня, удавалось как-то выкручиваться. У Мэриан даже появилась надежда. Казалось, худшее уже позади, дети через пару лет пойдут в школу, и тогда она сможет найти работу, сможет по-настоящему встать на ноги. Только по ночам, когда в доме воцарялась тишина, эта уверенность оставляла ее. И почти всегда последней мыслью перед сном была молитва: «Господи, дай мне еще продержаться! Пожалуйста, позволь мне еще продержаться». Но на сей раз, по какой-то жестокой причине, ее молитва, увы, не была услышана.

– Мэриан? – с тревогой и недоумением Джон взглянул на нее. – Мэриан, что случилось?

– Извините, – сказала она ровным бесцветным голосом. – Я пыталась дозвониться вам.

– Дозвониться мне? А в чем дело?

– Моя новая хозяйка сообщила, что прежние жильцы не уехали. Они за много месяцев задолжали ей с квартирной платой. Она собирается выселить их, но на это потребуется… – К своему ужасу, Мэриан почувствовала, что может разрыдаться, не закончив фразу. И выпалила залпом: – Потребуются многие недели или даже месяцы. И теперь мне некуда переезжать. Некуда деваться. – В следующую секунду она не выдержала и, к своему стыду, залилась слезами.

Не раздумывая, Джон обнял ее и привлек к себе. Мэриан уронила голову ему на грудь и безутешно разрыдалась. Она выплакивала весь свой сегодняшний страх и все свое одиночество. Она плакала за все те годы, когда не позволяла себе этого. Плакала долго, пока рубашка Джона не промокла насквозь, а у нее самой не разгорелись щеки и не заболело в груди. Наконец она взяла себя в руки и попыталась отстраниться.

Но Джон не позволил этого. Он извлек из кармана чистый носовой платок и протянул женщине. А когда она вытерла нос, начал целовать ее мокрые щеки, а потом и губы с такой всепонимающей нежностью, что Мэриан захотелось снова заплакать, хотя слез больше не было. На этот раз она действительно взяла себя в руки, успокоилась, и Джон отпустил ее.

– Ну что, помогло? Полегчало? – тихо спросил он. – И ты готова подумать, что нам теперь делать?

Нам? Значит, он намеревался повторить свое предложение? А что ответить, если он сделает это? Будет ли ее независимость единственным, что придется потерять? Или это только часть цены?

Измученная, она лишь тихо проговорила:

– Я… я не знаю. Пойду умоюсь.

Мимоходом она быстро обняла растерянных близнецов и поспешила в ванную. Запершись, взглянула на себя в маленькое зеркало над раковиной. От увиденного захотелось рассмеяться. Или, может быть, снова заплакать. Что-что, а уж сексуальные желания едва ли могли посетить Джона в этот момент. Никогда Мэриан не видела себя такой безобразной. Лицо испачканное, опухшее, мокрое. Ресницы склеились, а глаза красные, как у кролика. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу и щекам.

Могла ли она вообще понравиться Мак-Рею? Это все были ее фантазии, а отнюдь не его. Слава Богу, что он не мог догадаться о них.

Не спеша она расчесала волосы и заново уложила их. Потом с наслаждением умылась.

Неужели то, что Джон предлагал, было так плохо? – спросила Мэриан себя. Не логично, не разумно? Она стала бы экономкой и воспитательницей Эммы в обмен на чувство уверенности в завтрашнем дне. Лучшая жизнь для ее детей в обмен на маленький кусочек собственного сердца.

И никаких обещаний на этот раз. Простой здравый смысл.

Марк, тот был щедр на обещания. Он говорил, что любит ее, но его любовь ничего не значила. Настоящая любовь – это то, что она чувствовала к Джесси и Анне: нежность, беспокойство за них, страстное желание защитить от беды. Это смех, поцелуи, иногда раздражительность, но вместе с тем потаенное сознание, что она бы умерла за каждого из них. Вот это любовь.

А то, что мужчины и женщины обещают друг другу, больше идет от страсти и одиночества. Когда плотская страсть угасает, уходит и любовь. Остаются лишь пустота и записка на кухонном столе. Нет, она больше не хотела иметь ничего общего с любовью такого рода.

Мэриан не хотела и ничего меньшего, но, пожалуй, на этот раз у нее нет выбора. Бледная, спокойная, она покинула свое убежище.

Джон был в кухне, а Эмма растерянно льнула к нему, словно боясь расстаться с отцовской защитой. Стоило Мэриан появиться, как близнецы бросились к ней, и она нежно их приласкала. Присутствие Джона и Эммы стесняло ее; она старалась не встречаться с ними глазами.

– Эмма, – сказала она, – отведи, пожалуйста, Анну и Джесси в спальню поиграть. Мне нужно поговорить с твоим отцом.

– Но там нет игрушек.

– А мой матрас на полу? Можете прыгать на нем сколько захотите.

– А, это здорово! – тут же воодушевилась Эмма. – Я буду заниматься гимнастикой, – объявила она. – Я даже умею делать сальто. Хотите, я вас научу?

Джесси все еще цеплялся за мать, но Мэриан мягко освободилась от него и подтолкнула к двери. Наконец дети исчезли. Тогда Мэриан заставила себя взглянуть на Джона, и он грустно улыбнулся в ответ:

– Я хотел приготовить тебе чашку чаю, но… – Он выразительно обвел взглядом пустую кухню.

– Не нужно. Все в порядке. Я хорошо себя чувствую. Правда. – Она глубоко вздохнула. – Джон, я…

– Я знаю. – Он больше не улыбался. – Черт побери, Мэриан, если ты снова начнешь извиняться…

Она повернулась к нему спиной, уставившись в окно на старую скамейку, качели, которые скоро снесет бульдозер вместе с домом, со всем, что здесь есть.

– Я терпеть не могу обращаться за помощью, – едва слышно произнесла она.

– Почему?

Едва ли она могла ответить. В детстве Мэриан почти не знала отца, и в жизни у нее никогда не было человека, на которого можно было бы опереться, кроме Марка. А он…

– После того как ушел мой муж, я поклялась, что обойдусь без него. Поклялась, что справлюсь сама.

– Но ты не должна. – Джон стоял рядом, однако не притрагивался к ней. И все же она ощущала его силу, чувствовала убежденность в его голосе. – Мое предложение остается в силе. Ты и дети переезжаете к нам. Если ты не захочешь остаться, это твое право. Но сегодня я не вижу другого выхода.

Мэриан продолжала упорно смотреть в окно, видя в нем свое прошлое и настоящее одновременно: пустая скамейка… смеющиеся дети… квадрат песочницы с разрушенным замком… терпеливо шагающий Снежок и толстая, никому, кроме нее, не нужная Эсмеральда… поздно созревающие яблоки, которые никто не успеет уже собрать…

Но горечь была только в душе. А в голосе почти не ощущалось печали, когда Мэриан проговорила наконец:

– Ну что ж. У меня и в самом деле нет другого выхода.

Именно так она и представляла их последующую жизнь.

– Передай мне, пожалуйста, джем.

Мэриан передала. Джон сдвинул очки на переносицу и улыбнулся ей, взглянув поверх оправы. Улыбнулся с явным удовлетворением. Так и должно быть. Он настоял на своем, все вышло, как он хотел, и Мэриан находится теперь на его территории. Как это называется в спорте? Преимущество игры на своем поле.

Теперь Мэриан окончательно уверилась, что не сможет остаться у Мак-Рея надолго. Может, это было бы и логично, и разумно, но… Она не рассуждала разумно и логично, просто знала, что не сможет выносить это день за днем: сидеть напротив Джона, передавая джем, потягивая кофе, слушая, как он комментирует газету.

Завтрак начался более рутинно, чем можно было ожидать, и Мэриан сидела на другом конце стола, чувствуя себя только гостьей.

Большую часть ее имущества сложили в гараже Джона, вернее, свалили в жалкую груду. Дома она частенько спала вместе с детьми – здесь же близнецов поместили в смежной комнате.

Эмоционально измученная, Мэриан рано легла вчера спать и проспала всю ночь как убитая, а проснувшись, обнаружила, что солнце уже заливает блестящий паркетный пол. Близнецов в соседней комнате не было. Отдаленный их смех успокоил ее, а душ взбодрил достаточно, чтобы она спустилась вниз, откуда исходил запах яичницы с беконом. Когда же Мэриан вошла в кухню, то увидела, что близнецы, довольные, играют с Эммой, а Джон (слава Богу, не в купальном халате) жарит яичницу.

На нем были джинсы, просторная футболка навыпуск и коричневые комнатные туфли. Взгляд ее скользнул прочь от этих туфель. За всю свою жизнь она видела только двух мужчин в комнатных туфлях, и первым был ее муж…

За столом Эмма весело болтала, а Джесси и Анна сидели молча каждый на стопке книг, поскольку их высокие детские стульчики остались в гараже среди прочего скарба.

Джон слушал дочь, отпуская короткие замечания, и улыбался Мэриан, которая виновато сознавала, что именно она должна была встать первой и приготовить завтрак.

Наконец она не выдержала:

– Вы не должны менять свои привычки ради нас. Я имею в виду, что если вы любите читать газету по утрам или что-нибудь в этом роде…

Он поднял бровь.

– А я их и не менял. Обычно я читаю за завтраком. Сейчас дети поедят, и я займусь прессой. Хочешь пока раздел юмора?

– Ну да, конечно, – сказала она. – Почему бы и нет?

Джон повернулся к детям.

– Ты поела, малышка? – спросил он дочь. – А как ты, Джесси?

– Можно, мы пойдем поиграем? – спросила Эмма.

– Анна еще не закончила. И кроме того, моя хорошая, тебе скоро отправляться в школу. Автобус будет… – он взглянул на часы, – через десять минут.

– А можно, я останусь дома? – взмолилась Эмма, когда отец уносил грязную посуду в раковину.

– Нет. – Он вернулся к столу и, наклонившись, поцеловал дочь в макушку. – Они все еще будут здесь, когда ты вернешься.

– Да ну! – Девочка надула губы.

Джон ухмыльнулся, развернул газету и протянул половину Мэриан, которая сидела, уставившись в тарелку, и прикидывала, сколько еще следует посидеть для приличия, прежде чем можно будет удалиться.

А что делать потом? – услышала она внутренний голос. Подняться к себе наверх и сидеть целый день на кровати? А может, добровольно пойти чистить стойла? Или отправиться за продуктами в магазин? Или подстричь газон? Изображать экономку, хотя она и не собиралась здесь оставаться?

Мэриан притворилась, что поглощена комиксами, а сама открыла страницу объявлений. Столбцы о сдаче жилья внаем прочесть оказалось несложно – там и была-то всего пара новых объявлений. Одно о доме с четырьмя спальнями и бассейном с подогревом за тысячу долларов в месяц, а другое о домишке с печным отоплением, хотя и за сущие гроши. Две крайности, и ни одна не подходит.

– Все еще ищешь жилье?

Она вспыхнула, как девочка, застигнутая с материнской губной помадой, чувствуя себя необъяснимо виноватой. Может, Джон решил, что она неблагодарная?

– Извините, я просто…

Он энергично чиркнул пальцем по горлу.

– Никаких извинений, хорошо? Я сыт ими по горло.

Встретиться с ним глазами было труднее, чем она ожидала, но, закусив губу, Мэриан твердо выдержала взгляд Мак-Рея.

– Ладно. Да, я все еще ищу собственное жилье, думаю, что так будет лучше. Но пока я здесь, хочу быть полезной. Не хочу, чтобы вы думали, будто я не ценю…

– Ты снова пытаешься извиняться? И давай наконец перейдем на «ты». Ведь мы уже тысячу лет знакомы.

Она открыла рот и невольно хмыкнула:

– Не знаю. Мне не хочется быть зависимой от кого-то. Я начинаю чувствовать себя обязанной.

Джон слегка нахмурился, лицо его было грустным.

– Я догадываюсь, как это неприятно…

– Мама, я хочу спуститься, – заявила Анна.

– Я тоже, – сказал Джесси.

– Подающий надежды молодой человек, – пробормотал Джон с улыбкой.

– Погодите, он еще покажет свой вспыльчивый характер, – пробурчала Мэриан.

– Я хочу играть с Эммиными игрушками, – потребовала Анна тоном самодержца.

– Я тоже, – поддакнул сестре Джесси.

– Ну вот, началось. – Мэриан взглянула на Эмму, но та сказала с великодушием старшей:

– Пусть дети поиграют с моими игрушками.

– В таком случае я не возражаю, – согласилась Мэриан.

Она помогла близнецам слезть с импровизированных стульев и умывала их, пока Джон, вручив Эмме коробку с завтраком и проводив ее до входной двери, наблюдал из окна, как дочь садится в школьный автобус. Когда он вернулся к своему кофе, Мэриан, поколебавшись, присоединилась к нему.

– Могу я снова поблагодарить вас? – спокойно спросила она. – Или, по-вашему, это пустые слова?

– Ну, черт возьми. Это переходит все границы. – Джон ухмыльнулся с таким лихим обаянием, которому невозможно было противостоять. – Опять ты за свое? Давай лучше поговорим о погоде.

– Нет, я бы хотела поговорить о том, какие у меня будут обязанности, пока я живу здесь.

– Раз ты не собираешься поступать ко мне на работу, у тебя не будет никаких обязанностей, – спокойно сказал Мак-Рей, потягивая кофе.

– Тогда я не могу здесь оставаться.

Их взгляды встретились, Джон покачал головой, и искра юмора сверкнула в его серых глазах.

– Упрямая, ей-Богу.

Мэриан улыбнулась.

– Давно известно. Ведь мы уже обсуждали этот вопрос.

Он снова, смеясь, покачал головой.

– Ты победила! Так какие ты хочешь иметь обязанности?

– Наверное, те же, что и у прежней экономки.

Выражение лица Мак-Рея сделалось несколько растерянным и даже слегка глуповатым.

– Веришь ли, я не представляю и половины из них.

– Вы что, не знаете, что она делала?

– Я нанял ее сразу после смерти жены. Экономка… ну, она была из тех, кто решает все сама. Обед на столе, чистое белье в ящиках, во всем порядок… – Он пожал плечами. – После ее ухода дом начал разваливаться прямо на глазах. Сейчас, по крайней мере, ко мне приходят убираться из бюро обслуживания. Но тогда… Вот, например, в один прекрасный день я обнаруживаю, что должен проверять Эммины домашние задания. А мне и в голову это не приходило. Или школьные завтраки. Это целое дело.

– Горячие завтраки? – поинтересовалась Мэриан.

– Да. Эмма не желала есть ничего, кроме цыплячьих грудок. И правда, она чертовски привередлива.

– У меня дома она не привередничала, – удивленно заметила Мэриан. – Во всяком случае, не больше, чем другие дети.

– Может, ты готовишь лучше, чем я? Ну конечно, ты действительно готовишь лучше! И как тебе это удается?

Мэриан почувствовала невольную благодарность за то, что Джон признал свою беспомощность. Она решила уточнить, не требуется ли ему помощь.

– Вы хотите, чтобы я… взяла это на себя? Он доверительно улыбнулся.

– Вот именно. Быть вроде матери.

– Вот как, – пробормотала Мэриан и опять не нашлась что ответить. У нее было такое чувство, что Джон ведет планомерное наступление, и недоставало уверенности, что она сможет долго держать оборону. Она ничего не имела против, чтобы служить в этом доме, как те ветхозаветные экономки, которые носили темные платья, собирали волосы в пучок и держались строго очерченных рамок. Тогда все стало бы проще. Но совершенно ясно, что Джон хочет не этого, что он не позволит ей оставаться в стороне, не позволит даже питаться отдельно.

Значит, необходимо поскорее найти жилье.

Жить с Мэриан в одном доме оказалось вовсе не так легко и приятно, как Джон воображал. Возможно, это была не самая лучшая из его идей.

Он сознавал, что его тянет к Мэриан, что она очень нравится ему, и в то же время не смел даже прикоснуться к ней. Совершенная женщина, думал Джон с горечью, вспоминая свое первое впечатление, и, Господи, до чего же он ее хотел! Временами Мак-Рей чувствовал себя, словно подросток, вынужденный жить под одной крышей с предметом своей отчаянной страсти, но при этом скрывать собственные чувства и чуть ли не стыдиться их. Джон жадно наблюдал за Мэриан всякий раз, когда только мог; проходя мимо ее спальни, медлил, чтобы уловить легчайший аромат сирени, который Мэриан оставляла за собой. Но холодок и настороженность в ее глазах удерживали от того, чтобы зайти дальше. Мэриан смотрела на Мак-Рея так, словно не доверяет ему или боится. Но почему? Почему? Чтобы не дать повод считать себя женщиной, которая жаждет найти нового мужа, чтобы было кому платить по счетам?

Очевидно, самоуважение Мэриан зависит от того, что она содержит себя сама. Вот в чем тут дело. Кем, интересно, был ее прежний муж и где он сейчас? Может быть, это вовсе и не его дело, но Джон хотел бы знать, почему отец близнецов не объявился, когда они фактически оказались бездомными. Мак-Рею было трудно это понять.

Думая обо всем этом, он усердно чистил лоснящиеся бока гнедой кобылы, на которую возлагал на скачках большие надежды. Следует ли предоставить Мэриан свободу самостоятельно принимать решения или же как-то воспользоваться преимуществами житья под одной крышей? Может быть, это и не очень порядочно, но Джон склонялся ко второму варианту.

– Школьный автобус, – сказал Исайя, проводя по затененному проходу конюшни жеребца-однолетку, которого он только что гонял на корде.

– Да, – буркнул Джон.

Он задержался на мгновение, любуясь изящными формами кобылы, и со вздохом покинул конюшню.

Возвращение Эммы давало повод зайти в дом и заглянуть на кухню. Мак-Рею нравилось смотреть на Мэриан, когда она что-то делала, например, готовила обед. Страшно не хотелось уезжать на репортаж, хотя игра на этой неделе, слава Богу, состоится в Сиэтле, куда можно приехать накануне вечером, а сразу после матча вернуться домой. Джон не мог припомнить, чтобы когда-нибудь столь неохотно уезжал или тратил так мало времени на видеозаписи игр и подготовку к репортажу. Если он не возьмется за дело, то рискует оказаться перед камерой совершенно неподготовленным. Это грозит провалом, и руководство телеканала не погладит за это по головке.

– Папа! – подлетела Эмма, как только он переступил порог дома. – Я сегодня взяла целых три книги в школьной библиотеке. Мэриан сказала, что почитает со мной. А ты хочешь послушать?

– Конечно, еще бы! – Он поднял дочку, чтобы ее поцеловать, краем глаза следя за Мэриан. – Но только после обеда, мне еще нужно управиться с работой на конюшне.

– Ой, а можно, я помогу тебе? Пожалуйста! Джон заколебался, но вмешалась Мэриан.

– Может быть, Эмма смогла бы почистить стойло у Снежка? Он оценит такое внимание.

– Пап, можно?

– Ну, так и быть, малышка. Что делать, ты знаешь.

– Вот здорово! – И девочка радостно убежала.

Джон покачал головой.

– Почему она не проявляет такого энтузиазма, когда я прошу ее убраться в спальне?

Мэриан отвернулась к духовке, откуда распространялся аппетитный запах печенья.

– Потому что там нет лошади, – резонно заметила она.

Чувствуя себя до смешного неуверенно, Джон шагнул к женщине.

– Ты давно видела Эсмеральду? Проклятая коза умудрилась в который раз сбежать из своего загона. Пятифутовые изгороди, очевидно, были для нее пустяком. В две минуты она могла открыть рогами и дверь стойла. Джон пробовал привязать животное на длинную веревку, но коза сжевала ее. Хоть на цепь сажай, но это уже было бы смешно. Тем более что коза не причиняла пока никакого вреда и не сбегала далеко от дома. Да и лошади, кажется, привыкли к рогатой соседке.

Подозрение, что Мэриан, вероятно, нравятся проделки козы, подтвердились, когда она лукаво улыбнулась в ответ. А втянув носом воздух, Джон явственно ощутил, что в духовке доходит овсяное печенье с изюмом. Его любимое.

– Эсмеральда заглянула в кухонное окно несколько минут тому назад, – сказала Мэриан. – Хорошо, что у вас пока нет сада.

– Пока?

– Ну да. – Мэриан надела кухонные рукавицы и вынула противень с печеньем. – Ведь вы, наверное, собираетесь развести сад?

– Я еще не думал об этом, – признался Джон. – Дом достроен только этой весной. Я посадил несколько маленьких яблонек, хотя ничего не смыслю в садоводстве. Это одна из тех вещей… – Он неожиданно умолк.

Их глаза встретились, и женщина не удержалась от вопроса:

– Этим занималась ваша жена?

– Да. – Джон представил Мэриан на месте Сьюзен.

– И вам приходится делать много вещей, которые обычно делала она, – мягко заметила Мэриан, ловко прикрыв локтем дверцу духовки и ставя противень на стол. – Ваша жена любила возиться в саду?

– Да, она любила все яркое. В середине лета мне казалось, что наш двор слишком бросается в глаза. Чересчур много желтого, красного и огненно-оранжевого. Сьюзен не переносила унылых, скучных цветов и всегда говорила, что природа красочна.

– И ваша жена сама была такая же – броская, яркая?

– Да, – вздохнул Джон. – Но не внешне. Сьюзен была… хорошенькая, но не эффектная. – Не как ты, подумал он, но имел достаточно здравого смысла, чтобы не сказать это вслух. – Она была живой, энергичной. Понимаешь, что я имею в виду? У нее был заводной характер, она любила все делать быстро, решительно. Сьюзен всегда водила машину слишком быстро… – Внезапно у Джона перехватило горло, и он даже не смог закончить. И никогда не надевала ремень безопасности, черт возьми, подумал он с горечью.

Захваченный воспоминаниями, Мак-Рей резко отвернулся к окну и стал смотреть на горы. В груди что-то жгло, глаза увлажнились. Что заставило его так живо перенестись назад? Он и Сьюзен были женаты всего пять лет, и почти три года назад она умерла. Еще через пять ему, возможно, понадобится фотография, чтобы представить ее лицо. И у Эммы память о матери уже потускнела, превратилась в нечто призрачное, тем более что дочка еще очень мала. Острого горя теперь уже не было, просто… печаль. Мягкая, неутихающая.

Так почему же он так расстроился? Потому что Мэриан заставила его снова ощутить ту прежнюю боль? Или потому, что может причинить новую, такую же сильную?

– Извините, пожалуйста, – услышал он голос женщины. – Я не хотела…

Мэриан коснулась его руки так мимолетно, что Джон бы и не заметил этого, если бы не чувствовал так остро любое ее прикосновение.

Он попытался улыбнуться.

– Да нет, все в порядке. Это было давно. Сьюзен погибла, потому что игнорировала ремень безопасности. Может, это несправедливо, но я во всем винил ее. Мне хотелось наорать на Сьюзен, даже когда… – Он пожал плечами, ненавидя себя за беспомощность. – Но это ничему бы уже не помогло.

– Вам хотелось бы, чтобы она была здесь, и тогда вы могли бы накричать на нее?

– Да, наверное… Во всяком случае, я должен был рассказать о ней. Ведь Эмма может заговорить о своей матери. Она иногда это делает.

– Я рада, что она помнит мать. – Бездонные темные глаза Мэриан задержались на собеседнике мгновением дольше, чем обычно, и в первый раз он заметил крошечные пятнышки веснушек на носу – трогательный контраст с изысканностью ее матовой кожи. – Хотите попробовать печенье?

– Через минуту, – сказал Джон хрипловатым голосом. – После того, как я поцелую…

– После того, как вы…

Он не дал ей времени на раздумья. Отвел с ее лба прядь темных волос и, глядя в глаза, медленно наклонил голову. Джон коснулся ее губ так же, как только что дотронулась до него Мэриан, словно цветочный лепесток. И так же медленно поднял голову, глядя на темный веер трепещущих ресниц, на немного дрожащую нижнюю губу, на растерянность в черных как ночь глазах…

Не в силах сдержать себя, Джон провел кончиками пальцев по ее губам, по точеной, бархатисто-нежной шее. Мэриан, не двигаясь, безмолвно смотрела на Мак-Рея, и он снова подался вперед в неожиданно жгучем мучительном желании.

И тут за спиной раздался детский голос:

– Мама!..

– О Господи! – Мужчина с усилием сделал шаг назад. Он видел краску, залившую щеки Мэриан, смятение в глазах.

– Джесси?..

Малыш, который временами казался тенью своей более решительной сестренки, бросился к матери через кухню. Одна лямка комбинезона была незастегнута, ножки босые.

– Можно мне печенья!

– Анна все еще спит? – С непринужденной легкостью Мэриан подхватила сына на руки и ласково поцеловала в лоб. Но щеки ее пламенели румянцем.

– Схожу-ка я лучше на конюшню, – пробормотал Джон все тем же непослушным хрипловатым голосом и повернулся к двери.

– Вы зайдете проверить Эмму? – спросила Мэриан.

– Да, – хрипло сказал Джон. Черт! Ему бы следовало получше владеть собой. – И загоню обратно эту козу.

Внезапная улыбка дрогнула на губах женщины, и что-то еще, кроме смущения, промелькнуло в глазах.