Бризантную гранату, имевшуюся в полевой артиллерии у немцев, русские артиллеристы считали средством, почти не достигающим цели. Разрываясь в воздухе, граната эта посылает около 100 довольно крупных и много мелких осколков, разлетающихся с большой боковой скоростью веером в обе стороны, вверх и вниз от точки разрыва; наиболее круто падающие осколки летят вниз под углом до 60° к земле и могут поражать человека, даже прижавшегося к внутренней крутости бруствера. Бризантная граната требует очень точной пристрелки; при малейшем отклонении разрыва по дальности смертоносные осколки минуют цель, так как глубина их поражения очень незначительна, всего лишь несколько метров. Для разрушения бризантная граната совершенно непригодна ввиду малого веса ее разрывного заряда, лишь около 0,2 кг. Почти единственное ее преимущество - сильное моральное действие - не могло служить серьезным основанием к введению ее в русскую артиллерию.
      О состоявшей на вооружении французской полевой артиллерии 75-мм гранате, вмещающей в себе до 3/4 кг мелинита, имелись в то время лишь отрывочные и даже противоречивые сведения, так как французы держали в тайне устройство своей гранаты.
      Наконец, с целью поражения неприятельских батарей, орудия которых снабжены щитами, изыскивались особые меры еще со времени перевооружения полевой артиллерии скорострельными орудиями. Попытки снаряжать шрапнели пулями, пробивающими щит, не увенчались успехом, так как эти пули вследствие их легкости быстро теряли скорость. Кроме того, щит был несколько утолщен для большей непробиваемости. Фугасная граната оставалась наиболее действительным средством против орудийных щитов, но она мало пригодна для действия по живым целям. Тогда приступили к испытанию бризантной шрапнели - по типу универсального снаряда{34}, который должен был соединять свойства гранаты и шрапнели. Бризантная шрапнель, разработанная в то время крупнейшими в Европе артиллерийскими заводами (Крупп, Шнейдер и Рейнский металлический), могла действовать при ударе и при разрыве в воздухе, выбрасывая вперед пули и головку, детонирующую от удара.
      На основании произведенных опытов, законченных к 1913 г., Артком пришел к заключению, что бризантная шрапнель Рейнского завода при дистанционной стрельбе по войскам может заменить обыкновенную 76-мм шрапнель, причем головка шрапнели своими осколками усиливает поражение. При попадании в щит бризантная шрапнель пробивает его и затем разрывается, производя при этом сильное разрушение материальной части и поражая людей, скрытых за щитом. При дистанционной стрельбе отделившаяся головка бризантной шрапнели, попадая в щит, дает достаточную пробоину в нем и также поражает людей за щитом.
      Ввиду признанных преимуществ бризантной перед обыкновенной шрапнелью первая партия бризантных шрапнелей была заказана Рейнскому заводу, но посланных в Дюссельдорф в 1914 г. двух офицеров для приема заказанных шрапнелей застала война: они были взяты в плен, не успев выслать ни одной партии бризантных шрапнелей.
      Наиболее действительным средством для поражения укрытого противника являлось введение полевых гаубиц, которые при достаточной меткости и дальности стрельбы могли поражать укрывшегося противника навесным огнем, а при наличии мощного снаряда способны были разрушать закрытия, раскрывать укрывшегося за ними противника и поражать его.
      Принятая на вооружение русской артиллерии полевая легкая 122-мм гаубица, превосходившая по балистическим качествам полевые легкие гаубицы Германии и Австрии (см. табл. 1), в общем удовлетворяла указанным условиям, так как при крутизне ее траектории пули гаубичной шрапнели довольно хорошо поражали укрывшегося противника сверху вниз, а тяжелые гаубичные бомбы{35} (23,3 кг) с мощным разрывным зарядом (4,7 кг тротила) могли разрушать земляные укрепления полевой профили.
      Между тем русские артиллеристы недоверчиво относились к полевым легким гаубицам, вследствие чего их ввели на вооружение русской армии в весьма незначительном числе. Недоверие к гаубицам объясняется гипнозом казавшихся несомненными преимуществ 76-мм пушки в маневренном бою. Несмотря на тяжелые уроки русско-японской войны, гипноз этот не был изжит в русской армии до начала мировой войны под влиянием наступательных тенденций. При этом совершенно ошибочно оценивали значение 122-мм гаубиц, будто бы пригодных по малоподвижности больше для обороны, чем для наступления, а не наоборот, как в действительности следовало оценивать. Упускали из виду, что при наступлении не только на остановившегося противника, но и во встречных столкновениях придется выбивать противника или из-за укрытий или накапливающегося в складках местности, и что для разрешения подобных задач наиболее пригодна именно гаубица, а не пушка.
      Система 122-мм гаубицы в общем тяжела (2217 кг в походном и 1 337 кг в боевом положении), но в отношении подвижности она мало отличается от полевой 76-мм пушки, хотя несколько уступает полевым гаубицам немцев.
      На неудачном разрешении в русской армии вообще вопроса о гаубицах сказалось, несомненно, и влияние французов, упорно не вводивших на вооружение своей армии ни гаубиц, ни полевых тяжелых орудий. Один из русских артиллеристов, пользовавшийся большим авторитетом в Арткоме, много заимствовавший у известного в то время французского артиллериста Ланглуа, между прочим писал в 1910 г., что введение в артиллерию для поражения укрытого противника полевых гаубиц "представляется менее выгодным", чем принятие к полевой пушке особого бризантного снаряда,
      "так как орудия навесного действия при стрельбе по целям, не находящимся за закрытиями, а также по целям движущимся, уступают пушкам орудиям отлогого действия; кроме того, весьма невыгодно иметь в полевой артиллерии орудия различных типов"{36}.
      Другой не менее известный и притом отличившийся в русско-японской войне русский артиллерист продолжал "не сомневаться" даже в 1913 г., что
      "гаубичные батареи в бою не всегда найдут для себя подходящую работу, и их часто будут применять для решения задач тяжелой артиллерии или, что хуже, заставлять расходоваться на стрельбу по целям легкой артиллерии"{37}.
      Уменьшение начальной скорости 76-мм легкой пушки с целью получения более крутой траектории хотя бы в нисходящей ее ветви, чтобы тем дать возможность шрапнельной пуле, так сказать, заглянуть в окоп сверху вниз, считалось нецелесообразным посягательством на отличные балистические качества этой пушки, являвшиеся последствием ее большой начальной скорости.
      Для русской конной артиллерии была принята та же 76-мм полевая пушка обр. 1902 г. с несколько облегченным передком, вмещавшим меньшее количество патронов, чем в передке легкой артиллерии.
      Система эта была безусловно тяжела для конной артиллерии, обязанной не только не отставать от конницы, но в некоторых, правда, редких случаях боевых столкновений даже опережать ее. Поэтому еще в 1913 г. решено было перевооружить русскую конную артиллерию новой облегченной и более скорострельной пушкой Шнейдера, но этому решению противился военный министр Сухомлинов по каким-то личным соображениям, почему оно не было осуществлено к началу войны, хотя пушки Шнейдера были заказаны (несколько сот экземпляров) Путиловскому заводу.
      По поводу материальной части полевой легкой и конной артиллерии генинспарт в своем докладе в начале марта 1913 г. писал, что хотя материальная часть "сравнительно в хорошем виде, но в скором времени придется думать о новом перевооружении", так как оба образца полевых пушек - один 1900 г., другой 1902 г. - "нужно признать уже устаревшими", и, кроме того, стволы орудий обр. 1900 г. вскоре выслужат свой предельный срок.
      По мнению генинспарта, было бы "нецелесообразно заменять только тела орудий, не меняя устаревшей и расшатанной системы лафетов".
      Что же касается конной артиллерии, то от всех командующих войсками поступали заявления о тяжеловесности полевой пушки обр. 1902 г. для конной артиллерии, и генинспарт признавал необходимым скорейшее перевооружение конной артиллерии пушкой системы Шнейдера, выдержавшей прекрасно испытания как на главном артиллерийском полигоне, так и в служебной обстановке в гвардейской конно-артиллерийской бригаде и в то время уже заказанной заводу Шнейдера для французской конной артиллерии.
      Условия возможных для России театров войны - горы дальневосточных окраин, песчаные степи Средней Азии, горы Кавказа, Карпаты - вызывали необходимость иметь в составе русской армии горную артиллерию, более легкую, приспособленную для перевозки на вьюках, вооруженную орудием с более крутой траекторией, чем у пушки.
      В 1909 г. была принята для русской горной артиллерии 76-мм пушка системы инж. Данглиза, разработанная во Франции заводом Шнейдера и предложенная Арткому Путиловским заводом. Артком относился к системе неодобрительно, так как она оказалась малопригодной для перевозки на вьюках вследствие тяжести (только патронные вьюки имели вес, терпимый для вьючной лошади русского типа, - около 100 кг, остальные вьюки были для нее непосильными, так как вес их был от 120 до 140 кг); при колесном же движении эта система расшатывалась. Только под давлением генинспарта на ней остановились, за неимением лучшего.
      В действительности горная пушка обр. 1909 г., как видно из табл. 1, по балистическим качествам была наилучшей по сравнению с горными пушками 65-мм французской и 68-мм австрийской, но была значительно тяжелее.
      Впрочем, высокими балистическими качествами 76-мм горной пушки русская артиллерия не воспользовалась в полной мере.
      Система была предложена с боевыми припасами и с 37-сек. французской дистанционной трубкой (о ней уже упоминалось), позволяющей вести стрельбу из горной пушки почти на 7 км. Артком решил применять к горной 76-мм пушке снаряды того же калибра - гранату и шрапнель, какие имелись у полевой легкой 76-мм пушки, и, к сожалению, с той же 22-сек. дистанционной трубкой, с которой стрельба шрапнелью из горной пушки была возможна на дистанцию лишь около 3 1/2 км. Артком предполагал впоследствии применить для горной пушки разрабатывавшуюся в то время 34-сек. русскую трубку, но она не поддавалась изготовлению в массовом количестве, вследствие чего русская артиллерия, имея на вооружении горную пушку с дальнобойностью свыше 7 км, могла стрелять из нее шрапнелью лишь почти на вдвое меньшую дистанцию.
      Непригодность системы 76-мм горной пушки как вьючной подтвердилась на параллельном испытании ее возкой: два орудия на вьюках, другие два орудия на колесах, причем при подъеме на довольно крутой берег р. Днестра большинство вьючных лошадей (за исключением патронных вьюков) легло, не пройдя и 1/2 км, тогда как взвод на колесах взобрался по тропе на весь подъем и благополучно спустился обратно вниз. Испытуемая батарея, бывшая участница русско-японской войны и боевых походов на Кавказе и в Туркестане с прежними горными пушками, более легкими, чем пушки обр. 1909 г., тогда же, во время опыта, призналась, что она вообще на войне не вьючилась, за редкими исключениями передвижений на Кавказе; что во всех случаях удобнее передвижение на колесах, притом вполне возможное даже по горным тропам при узком ходе системы горной артиллерии; что через весьма крутые перевалы предпочтительнее перетаскивать пушки на руках, отправляя лошадей по обходным путям; что система горной 76-мм пушки обр. 1909 г. на колесах не оставляет желать ничего лучшего, а при стрельбе "вызывает восхищение" своими отличными балистическими качествами{38}.
      После указанного опыта в горной артиллерии на Кавказе стали производить испытания замены вьючных лошадей мулами. Муловодство в России было в зачаточном состоянии. Поэтому военный министр Сухомлинов приказал прекратить испытание, указав при этом, что мулы могут быть допущены при мобилизации в горные парки (т. е. туда, где они менее всего нужны, так как патронные вьюки самые легкие){39}.
      При чрезвычайной легкости системы - 1 236 кг в походном и 624 кг в боевом положении - 76-мм горная пушка обладает такой же скорострельностью, как легкая 76-мм пушка, имеет одинаковые с нею снаряды и почти не уступает ей в меткости, но дальность горной пушки на 1 1/2 км меньше, чем легкой. При небольшой начальной скорости, около 380 м/сек, у горной пушки обр. 1909 г. получается траектория довольно крутая в восходящей и в нисходящей ветвях. Такая именно траектория необходима при действии в горах, чтобы бросать снаряды за крутые склоны, укрывающие противника; но она весьма желательна и в равнинной местности, не говоря уже о холмистой и пересеченной, так как только при наличии орудия с подобной траекторией возможно поражать противника, засевшего в окоп или спрятавшегося в складках местности. Следовательно, 76-мм горная пушка обр. 1909 г., являющаяся по существу гаубицей, может в значительной мере парализовать такой серьезный недостаток 76-мм полевой легкой пушки, как неспособность ее к поражению укрытых целей. По мощности снаряда горная пушка, имея меньший калибр, гораздо слабее гаубицы.
      Горная пушка обр. 1909 г. может парализовать и другой недостаток полевой легкой пушки обр. 1902 г. - неспособность ее вследствие тяжеловесности системы к непосредственному действию с пехотой и те сопровождению пехоты. Стоило только отказаться от вьючки, к которой по опыту прошлого редко прибегали на войне, сделать систему горной пушки обр. 1909 г. неразборной и попутно несколько облегчить ее. При разборной системе от движения на колесах расшатывалось скрепление лобовой части лафета с хоботовой и расстраивался ход лафета. Вследствие узкого хода при поворотах на быстрых аллюрах система кувыркалась, причем происходили поломки лафета; уширение же хода могло затруднить движение горного орудия по тропам в горах, лесах и болотах.
      Ввиду превосходных балистическтгх качеств горной пушки обр. 1909 г. признавалось желательным сделать ее систему удобной для колесного движения, чтобы создать более подвижные батареи для непосредственного маневрирования в бою с пехотой и заменить малоподвижные 76-мм пушки обр. 1902 г. в конных батареях. С этой целью на Путиловском заводе делались соответствующие приспособления в материальной части горной пушки обр. 1909 г. - лафет делался неразборным, несколько упрощенной конструкции, уширялся; ход лафета, передка и зарядного ящика во избежание опрокидывания и пр. Но работа эта не получила реального осуществления к началу мировой войны.
      Идея использования горной артиллерии в полевом бою в ближайшей связи с пехотой в качестве артиллерии, которая может двигаться "везде, где проходят люди", приветствовалась французским артиллеристом майором Бруссо, по мнению которого опыт русско-японской войны ясно доказал следующее:
      а) на труднопроходимой местности горная пушка всегда должна быть предпочтена полевой;
      б) наличность нескольких орудий на линии передовых стрелковых цепей дает решительный перевес как при атаке, так и при обороне;
      в) использование для последней цели громоздких полевых орудий является делом очень "деликатным", опасным и часто совершенно невыполнимым.
      По словам Бруссо, "горная артиллерия - это лучшая артиллерия для сопровождения атакующей пехоты".{40}
      Полевая тяжелая артиллерия
      Из рассмотрения табл. 2 можно убедиться, что по системе орудий и мощности снарядов русская полевая тяжелая артиллерия в общем не только не уступала, но даже несколько превосходила германскую, не говоря уже о Франции, которая вовсе не имела к началу мировой войны полевой тяжелой артиллерии и создавала ее в первое время войны, пользуясь орудиями устаревших образцов системы Банжа и Римальо, значительно уступавшими и русским и немецким полевым тяжелым орудиям.
      Русская 107-мм полевая тяжелая пушка являлась лучшей пушкой этого типа того времени. Пушка эта изготовлялась для России на заводах Шнейдера во Франции. В январе 1913 г. французы, признав желательным, после долгого и упорного отрицания, иметь на вооружении полевой артиллерии дальнобойную пушку среднего калибра, решили принять для себя ту же пушку, калибр которой заводы Шнейдера обязались уменьшить до 105-мм; по балистическим качествам французская 105-мм пушка немного даже превосходила русскую 107-мм в отношении начальной скорости (почти на 30 м/сек) и в дальности шрапнели (почти на 1,7 км), но заказы на эти орудия были даны с большим опозданием, вследствие чего первые экземпляры стали выпускаться, когда уже разразилась война{41}.
      Вследствие большой настильности траектории и большого числа шрапнельных пуль действие шрапнели 107-мм пушки по открытым живым целям губительнее, чем действие 76-мм шрапнели (у 107-мм шрапнели 600 пуль, а у 76-мм лишь 260), поражаемая площадь обширнее - на средней дистанции (около 4 км) - до 800 м в глубину (у 76-мм пушки около 500 м), при столь же незначительной ширине около 40-50 м, как и у 76-мм пушки. Действие 107-мм пушки по укрывшемуся противнику столь же ничтожно, как и 76-мм пушки,
      Граната 107-мм пушки, имея небольшой разрывной заряд (около 2 кг взрывчатого вещества), немногим превосходит по силе фугасного действия 76-мм гранату. Однако дальность гранатного огня 107-мм пушки до 12 1/2 км является весьма ценным свойством для поражения противника на больших дистанциях, находящегося в походных колоннах или в глубоких резервах, или для поражения дальнобойной неприятельской артиллерии, для стрельбы по наблюдательным аэростатам противника и пр. При всех своих отличных балистических качествах 107-мм пушка относительно легка и для перевозки лошадьми на походе и в положении для боя.
      Относительная легкость на походе 107-мм пушки делала возможным ее участие в составе авангарда, необходимое в наступательных и, в особенности, во встречных операциях. Противник, попавший под сильный дальний огонь 107-мм пушки, принуждается или развернуться из походного в боевой порядок или остановиться в невыгодных для него условиях; все это способствует захвату инициативы, что является залогом успеха в бою.
      По большой программе (1913 т.) организации русской армии предполагалось иметь на каждый корпус три четырехорудийные полевые тяжелые батареи - одна 152-мм гаубичная и две 107-мм пушечных (было наоборот - две гаубичных и одна пушечная). Предпочтение, отданное 107-мм пушкам, объяснялось желанием использовать дальнобойность и прочие высокие балистические ее качества, которые, в связи с относительной легкостью на походе, делали 107-мм пушку, по мнению большинства русских военных специалистов того времени, незаменимым орудием для маневренной войны. С другой стороны, это предпочтение являлось следствием ложного представления о роли гаубиц, для которых цели в маневренном и, особенно, во встречном бою, будто бы, мало вероятны, между тем как гаубицы вследствие большого веса системы могут связать маневренные действия войск.
      Полевая тяжелая 152-мм гаубица обр. 1910 г. русской артиллерии обладала мощным снарядом, довольно большой дальностью стрельбы и в общем по балистическим качествам не уступала пулевым тяжелым гаубицам немцев, превышая их дальнобойностью (германскую немного, австрийскую на 1 км с небольшим) и мощностью снаряда (разрывной заряд германской гранаты меньше русской 152-мм гранаты почти на 3 кг и меньше австрийской почти на 1 1/2 кг){42}. Фугасная 152-мм граната, при общем значительном весе 40,9 кг и разрывном заряде 8,8 кг взрывчатого вещества, пригодна для разрушения не только земляных укреплений, но и других более прочных построек, не исключая убежищ из бетона или прикрытых слоем земли 4 - 8 м. Шрапнель 152-мм гаубицы весьма сильная (около 700 пуль), но шрапнель вообще не свойственна гаубицам, в особенности гаубицам крупного калибра, прямое и главное назначение которых - разрушение укрытий, а не поражение живых целей. Германская 150-мм полевая тяжелая гаубица шрапнели не имела. Наличие шрапнели при 152-мм гаубицах является скорее вредным, чем полезным, так как в боевом комплекте, во избежание его перегрузки при наличии шрапнелей, приходится содержать меньше гранат; кроме того, у некоторых начальников, недостаточно знакомых со свойствами артиллерии, возникало желание пострелять из гаубиц крупного калибра шрапнелью в ущерб основному огню гранатой.
      Что касается веса системы 152-мм гаубицы, то в походном положении вес ее лишь на 40 кг превышал вес системы 107-мм пушки, а в боевом положении гаубица на 12 кг даже легче пушки, т. е. полевая тяжелая 152-мм гаубица могла бы участвовать в маневренном бою наравне с 107-мм пушкой и могла бы оказывать могущественное содействие огнем своих бомб при необходимости разрушить закрытия противника.
      Тяжелая артиллерия
      Заказанные тяжелые орудия новейших систем - 6-дм. (152-мм осадная пушка, 6-дм. (152-мм) крепостная гаубица обр. 1909 г., 8-дм (203-мм) осадная гаубица, 11 -дм. (280-мм) осадная мортира еще не были готовы к началу мировой войны (имелось только несколько 152-мм крепостных гаубиц); поэтому сколько-нибудь существенных улучшений в тяжелой артиллерии (осадной и крепостной) не произошло, и она оставалась почти в том же состоянии, в каком была во время войны с Японией в 1904 - 1905 гг.
      В 1914 г. осадной артиллерии, за неимением соответствующих орудий, уже не существовало. Она слилась с крепостной, а часть ее орудий нередана была временно в полевую тяжелую артиллерию - 42-лин. (107-мм) пушки, 6-дм. (152-мм) пушки в 120 пудов и единичные экземпляры 6-дм. (152-мм) крепостных гаубиц.
      Недостаток орудий в крепостях составлял в среднем около 45% положенного количества, а некомплект некоторых орудий доходил до 80 и даже до 100%.
      Большинство орудий, состоявших на вооружении сухопутных крепостей, было устаревших образцов, не отвечавших современным требованиям, хотя ко многим орудиям был применен вместо черного бездымный порох и некоторые лафеты были усовершенствованы, что повысило балистические качества орудий и увеличило скорость стрельбы.
      Приморские крепости в отношении вооружения были в несколько лучшем состоянии, особенно, укрепления побережья Финского зализа.
      Главнейшие данные об орудиях, состоявших на вооружении русской тяжелой (осадной, береговой и крепостной) артиллерии в 1914 г., сведены в табл. 3.
      Большинство орудий, состоявших к началу войны в сухопутных крепостях и переданных туда из расформированной осадной артиллерии, были образца 1877 г., имели недостаточную дальность, были нескорострельны, могли стрелять только с платформ. Навесный огонь крепостных орудий был мало развит; сильно действующих фугасных снарядов было недостаточно; шрапнельный огонь, при наличии дистанционных трубок лишь короткого времени горения, возможен был только на 4 км.
      Русской тяжелой крепостной артиллерии было весьма трудно состязаться с тяжелой артиллерией противников, вооруженной орудиями новейших образцов, дальнобойных, скорострельных, подвижных, стреляющих мощными снарядами крупных калибров и по большей части без платформ.
      Тем не менее некоторые из показанных в табл. 3 орудий старых образцов с честью работали во время мировой войны, а 42-лин. пушка обр. 1877 г. и того же года 6-дм пушка в 120 пуд. входили даже в состав дивизионов полевой тяжелой артиллерии, восполняя недостаток скорострельных 107-мм (42-лин.) пушек и 152-мм (6-дм.) гаубиц обр. 1910 г.
      Будучи ветеранами русско-японской войны 1904 - 1905 гг., пушки эти с успехом работали наряду со скорострельными,- настолько жизненной оказалась идея системы этих пушек и настолько прочной была их конструкция. Старая 42-лин. пушка обр. 1877 г., имея одинаковые снаряды с новейшей 107-мм пушкой обр. 1910 г., уступала ей в дальнобойности приблизительно лишь на 2 - 3 км и была несколько тяжелее. Наибольшая дальность 6-дм. пушки в 120 пуд. почти не отличалась от дальнобойности 152-мм гаубицы обр. 1910 г. и при стрельбе бомбой даже несколько превосходила дальнобойность 152-мм гаубицы, но 6-дм. пушка была значительно тяжелее гаубицы и имела бомбу более слабого действия.
      Кроме орудий, указанных в табл. 3, в русских крепостях к началу мировой войны состояло еще около 40 - 50 разных устаревших образцов орудий. Например, в береговых крепостях состояло больше 3 1/2 тыс. орудий 34 разных образцов, из которых в табл. 3 указано лишь 10 образцов.
      Орудия, состоявшие на вооружении русских приморских крепостей, в огромном большинстве были устаревшего образца, малы калибром, нескорострельны, недостаточно снабжены фугасными снарядами; многие орудия имели слабые установки и старые изношенные лафеты, не допускавшие стрельбы на полную дистанцию.
      Даже наиболее мощные орудия береговой артиллерии уступали по дальнобойности, скорострельности и по разрывному заряду снаряда более новым орудиям, состоявшим на вооружении морского флота.
      Главное орудие среднего калибра береговой артиллерии 6-дм. (152-мм) пушка Кане была в общем хороша - наибольшая дальность бомбы (гранаты) до 13 км и шрапнели до 8,5 км, скорость стрельбы до 5 выстрелов в минуту, но все же по дальности и скорострельности, а главное по отсутствию сильного фугасного снаряда (разрывной заряд бомбы у пушки Кане лишь около 2 3/4 кг) она уступала новейшим морским орудиям среднего калибра.
      Недостатки береговых орудий мелких калибров: малая мощность и возможность наносить поражение, главным образом, шрапнелью, тогда как судовые пушки 100 - 120-мм калибра имели уже сильный фугасный снаряд, выводящий из строя неприятельский миноносец одним хорошим попаданием.
      Наиболее мощным тяжелым орудием, из числа заказанных для России новейших систем, являлась 11 -дм. (280-мм) мортира (осадная гаубица) системы Шнейдера обр. 1912 г.
      Испытания стрельбой, произведенные в 1912 г. на острове Березани, под личным руководством генинспарта, показали, что, несмотря на большое могущество 11 -дм (280-мм) гаубицы, все-таки это орудие не может дать решительных результатов в отношении разрушения наиболее прочных современных укреплений, сооруженных с применением железобетона, и что для этой цели необходимо ввести на вооружение русской тяжелой осадной артиллерии 16-дм. (42-см) мортиры. На необходимость более крупных калибров, чем 11-дм. (23-см) мортиры, указал еще опыт осады Порт-Артура в русско-японскую войну. Разработка проекта 16-дм. мортиры производилась в России членом Арткома Дурляховым и Металлическим заводом, и изготовление поручено было в начале 1913 г. заводу Шнейдера во Франции. Однако, приступив к осуществлению задачи, завод Шнейдера встретил серьезные затруднения, и по просьбе завода Артком согласился несколько уменьшить заданные начальную скорость и вес снаряда. Мортира эта, конечно, не могла поспеть к мировой войне. Однако, по донесению русского артиллерийского приемщика на заводе Шнейдера от 3 ноября 1914 г., мортира оказалась в такой степени готовности, что была спешно закончена, положена на упрощенный лафет (подобно железнодорожному лафету германской 16,5-дм. (42-см) гаубицы) и в таком виде отправлена в действующую армию{43}.
      Об опытах с 16-дм. мортирами в Германии стало известно русским артиллеристам уже в 1913 г., т. е. после березанских опытов. Следовательно, не одни немцы, но и русские артиллеристы с отдельными представителями русского генерального штаба еще до мировой войны ясно представляли значение крупных калибров и принимали зависящие от них меры, хотя и недостаточно интенсивные и заблаговременные, для выработки образцов наиболее совершенных и мощных сверхтяжелых орудий.
      На береговых батареях во Владивостоке и на финском побережье с 1912 г. производились установки 12-дм (305-мм) пушек и 11-дм. (280-мм) гаубиц. Работы по установке 12-дм. береговых пушек происходили крайне медленно как вследствие недостаточности оборудования Металлического завода, которому были заказаны части установок, так и вследствие недостаточного знакомства с современными установками орудий большого калибра офицеров Арткома, которые, по объяснению бывш. начальника ГАУ ген. Кузьмина-Караваева,
      "впервые изучали установку во время работы ее на Металлическом заводе, но отнюдь не являлись, как бы следовало, компетентными руководителями работы частного завода"{44}.
      Одной из причин отсталости в отношении тяжелой артиллерии служило недостаточное знакомство Арткома с достижениями артиллерийской техники у иностранцев и значительная зависимость от заграничных заводчиков (главным образом, от французского завода Шнейдера). Арткому приходилось в этом отношении довольствоваться донесениями русских военных агентов за границей, которые по малому знакомству с техникой артиллерии не всегда давали соответствующий материал, случайными сведениями артиллерийских офицеров, весьма редко командируемых за границу по недостаточному отпуску на это денежных средств, и литературой, данные которой по части вопросов артиллерийской техники, в особенности касающихся Германии, были крайне бедны.
      Между тем по сведениям, полученным в 1913 г. от военных агентов и из других источников, в Германии и в Австро-Венгрии на вооружении артиллерии состояли весьма мощные тяжелые орудия осадного типа, данные о которых показаны в табл. 4{45}.
      Германская 21-см стальная мортира принята была на вооружение полевой тяжелой артиллерии и предназначалась для разрушения сильных укреплений, хорошо действовала по земляным закрытиям, по кирпичным и даже по бетонным сводам, но при условии попадания в одно место нескольких снарядов, она предназначалась также для отравления противника пикриновыми газами разрывного заряда снаряда с внушительным весом в 119 кг.
      Германская 28-см (11 -дм.) мортира была на колесном ходу, перевозилась двумя автомобилями, стреляла без платформы мощным снарядом весом 340 кг; мортира предназначалась для разрушения бетонных сводчатых и новейших бронированных построек.
      Имелись сведения, что испытывались в германской армии еще мортиры калибром 32-см, 34,5-см и 42-см (16,5-дм), но подробные данные о свойствах этих орудий Арткому не были известны.
      В Австро-Венгрии вводилась в 1913 г. мощная 30,5-см гаубица, перевозимая на трех автомобилях (на одном - орудие, на другом - лафет, на третьем - платформа). Снаряд этой мортиры (гаубицы) весом 390 кг имел сильный разрывной заряд в 30 кг. Мортира предназначалась для вооружения передового эшелона осадного парка, следовавшего непосредственно за полевой армией, чтобы поддержать ее своевременно при атаке сильно укрепленных позиций. Дальность стрельбы 30,5-см мортиры - по одним сведениям около 7 1/2 км, по другим - до 9 1/2 км (по позднейшим данным - до 11 км).
      Австрийская 24-см мортира перевозилась, как и 30,5-см, на автомобильных поездах.
      Таким образом, наиболее крупные новости заграничной военной техники были известны Арткому, хотя, конечно, с неизбежным запозданием.