Облегченный телефонный кабель, как показал боевой опыт, не выдерживал даже в подвешенном положении более или менее близких взрывов снарядов; часто он рвался и по разным другим причинам. Поэтому приходилось для обеспечения надежности связи, в особенности между наблюдательным пунктом и огневой позицией, устанавливать двойную, тройную и даже четверную проводку телефонных линий и притом в разных расходящихся направлениях, сходящихся только в конечных пунктах.
      При широком применении закрытых позиций значительное удаление от них наблюдательных пунктов было обычным явлением для русской артиллерии. Она умела преодолевать происходящие от этого трудности в управлении огнем, но требовала большого количества телефонного имущества, в особенности проводов.
      Значительное разобщение наблюдательных пунктов от мест орудий батарей часто вводило германцев в заблуждение в силу их привычки, установившейся на французском фронте войны, обнаруживать батареи по наблюдательным пунктам, и наоборот (французы располагали наблюдательные пункты близко к своим батареям, что облегчало ведение стрельбы).
      В период позиционной войны, уже с 1915 г., крайне осложнились задачи по наблюдению за полем расположения противника, для разрешения которых потребовалась организация передового и бокового наблюдения и в связи с этим - увеличение количества телефонных станций и проводов. Приходилось вдобавок к облегченному телефонному проводу пользоваться телеграфным проводом и даже колючей проволокой, несмотря на запрещение пользоваться ею как телефонным проводом. Неизолированный провод требовал для надежности действия двусторонней проводки на шестах или заземления, но последнее ближе 1? км от противника не допускалось во избежание подслушивания.
      В начале 1917 г. при подготовке к прорыву укрепленной позиции австро-германцев некоторым батареям на Юго-западном фронте отпустили для организации надежной телефонной связи по 1? - 2 км речного бронированного кабеля. Прокладка этого кабеля в земле на глубине около 0,75 м дала хорошие результаты: обстрелы неприятельской артиллерии приводили иногда :к разрыву речного кабеля лишь на выходных его концах (не под землей), что легко исправлялось.
      Наконец, нельзя обойти молчанием то обстоятельство, что установившаяся в артиллерии схема телефонной связи требовала наличия центральных телефонных станций, которых по табелям имущества от казны не полагалось. Поэтому приходилось приобретать их случайно непосредственными заказами войсковых артиллерийских частей в тылу, по большей части фирме Эриксон и К°, а иногда их делали кустарными способами в артиллерийских частях своими средствами, были случаи захвата их у противника.
      В общем же недостаток телефонного имущества, в связи с ненадежностью проводов и довольно частой порчей аппаратов, осложнял выполнение боевых задач, даваемых артиллерии, ограничивая ее деятельность и кругозор. В период позиционной войны для усиления связи и для передачи условных сигналов и несложных распоряжений русская артиллерия применяла, но только в редких благоприятных случаях, средства оптической связи: гелиографы, прожекторы, лампы Манжена, переговариваясь длинными и короткими световыми вспышками по азбуке Морзе.
      Подавались сигналы цветными ракетами и сигнальными патронами с разноцветными звездками, выбрасываемыми выстрелом из специально приспособленных для этого пистолетов.
      В начале апреля 1916 г. начальник штаба Западного фронта телеграфировал наштаверху и начальнику Упарта по поводу связи артиллерии с пехотой во время мартовской операции 1916 г. следующее{334}:
      "При наличных технических средствах, как показал опыт минувшей операции, не всегда удавалось поддерживать непрерывную непосредственную связь между пехотой и артиллерией, особенно в ночное время. Вследствие перерывов телефонной связи были случаи обстрела пехоты своей артиллерией, или батареи из боязни обстрела своей пехоты преждевременно прекращали огонь или не открывали его по тем пунктам, которые были уже оставлены нашей пехотой и заняты противником. Подобные случаи неизбежны даже и в тех случаях, когда в передовых частях пехоты имеется артиллерийский наблюдатель и телефоны работают, так как наблюдатель сообщает непосредственно в ту батарею, от которой прислан; огонь же по одному и тому же участку ведет целая группа батарей. Сообщение от пехоты в артиллерию, проходя через несколько инстанций, доходит до батарей с некоторым запозданием. Это особенно чувствительно при передаче тех или иных указаний от пехоты на тяжелые батареи, руководство огнем которых объединено под начальством одного лица. При изложенных условиях единственным средством для осведомления батарей о месте нахождения нашей пехоты и передачи батареям спешных и необходимых данных является сигнализация с помощью ракет, чем с большим успехом пользуются немцы. Многие пехотные начальники указывают настойчивую необходимость скорейшего снабжения каждой роты несколькими пистолетами с цветными ракетами.
      Вполне соглашаясь с указанной настоятельной необходимостью, главкозап приказал ходатайствовать о снабжении сигнальными пистолетами частей армий, причем считается необходимым, чтобы для всех фронтов была установлена одна общая система сигналов, что получает большое значение ввиду частого перемещения тяжелой артиллерии и корпусов не только из одной армии в другую, но и на другие фронты"{334}.
      В июне 1916 г. была объявлена к руководству "Инструкция для применения сигнала цветными звездками". В Инструкции указывалась цель применения этих сигналов: "установить простейшую связь артиллерии с войсками, а также передачу из передовых частей и линий простейших донесений при отказе или отсутствии телефонов". Сигналы звездками, - говорилось в Инструкции, "ценны при невозможности использовать другие, более удобные способы связи".
      Кроме того, для связи с пехотой применялась оптическая связь в виде сигналов цветными ракетами, фонарями (ночью) или флагами (днем). Оптическая связь с пехотой устанавливалась в целях указания границ продвижения пехоты при ее наступлении или предупреждения артиллерии о внезапной атаке противника, о производстве им газового нападения и т. п. Угрожаемый неприятелем район и характер угрозы обозначался условленным заранее цветом и количеством подаваемых оптических сигналов.
      Прожекторы и гелиографы также иногда служили для сигнальной связи с пехотой.
      Наконец, для связи командировались от частей артиллерии в штабы пехотных соединений артиллерийские офицеры (передовые наблюдатели - см. ниже).
      Радиосвязь (беспроволочный телеграф) применялась в артиллерии с 1917 г. и только для корректирования стрельбы с помощью самолетов, но во время войны не получила широкого распространения за недостатком самолетов для обслуживания артиллерии. В конце декабря 1916 г. на каждое артиллерийское отделение корпусного авиационного отряда отпущено было по две радиостанции для корректирования стрельбы артиллерии. Согласно специальной Инструкции, объявленной в марте 1916 г., наблюдения с самолетов передавались: радиотелеграфом, световыми и дымовыми сигналами, сбрасываемыми с самолетов письменными донесениями. Передача наблюдений эволюциями самолетов запрещалась{335}.
      Радиотелефон не только не применялся для связи, но и не испытывался в то время.
      В позиционный период войны наблюдение и корректирование стрельбы артиллерии производилось также и воздухоплавательными отрядами с привязных змейковых аэростатов, придаваемых по два к каждому отряду. Эти отряды были сформированы в конце ноября 1916 г. при 28 воздухоплавательных дивизионах; им присвоены были номера по порядку 1 - 28. Командиры воздухоплавательных дивизионов, при которых были воздухоплавательные отряды, были подчинены инспекторам артиллерии армии. Командиры воздухоплавательных отрядов подчинялись инспекторам артиллерии того корпуса, к которому был придан для корректирования артиллерийской стрельбы тот или иной отряд{336}.
      Средства определения места неприятельских батарей
      Точность определения местоположения неприятельской артиллерии является важнейшим необходимым залогом успешности борьбы с нею. Земные наблюдательные пункты, преимущественно применявшиеся русской артиллерией во все время войны, в значительной мере утратили свое значение после того, как артиллерия противника стала располагаться, по примеру русской, на закрытых позициях. Пришлось обратиться к другим способам определения расположения неприятельской артиллерии, к которым относятся: авиационная разведка и фотографическая съемка с самолетов, световое и звуковое измерение (или свето-звукометрия), отчасти разведка при наблюдении с привязных шаров (о которой уже упоминалось).
      Авиационная разведка требовала согласованного действия летчиков-наблюдателей с артиллерией, чего при слабом развитии авиации в русской армии почти не замечалось во все время войны.
      Для однообразного пользования самолетами в русской артиллерии в апреле 1916 г. объявлена была Упартом "Инструкция для стрельбы артиллерии при помощи летчиков-наблюдателей", причем инспекторам артиллерии армий предлагалось представить Упарту свои заключения о применении Инструкции на боевой практике{337}.
      В Инструкции указывалось, между прочим, следующее:
      ..."Применение самолетов при стрельбе, отыскании и указании целей дает могущественное средство для борьбы... Существенно для всех родов артиллерии, для тяжелой же настоятельно необходимо. Для успешного содействия необходимо самолетные части передавать в полное распоряжение артиллерии и ни на какую другую службу не назначать".
      "Наиболее выгодными и точными являются наблюдения при нахождении самолета на вертикали над целью - с высоты около 2 000 м, для подъема на которую требовалось 25 - 40 мин. Продолжительность нахождения самолета в воздухе не более 3 час. Летчики-наблюдатели должны быть из опытных строевых артиллерийских офицеров, по возможности из желающих".
      Эти артиллерийские офицеры проходили особый курс при школе летчиков-наблюдателей.
      По высоте полета, указываемой с самолета, и тангенсу угла высоты, составляемому направлением от орудия на самолет с горизонтом и измеряемому с батареи угломерным прибором, определялась дальность до неприятельской батареи с точностью до 15 - 20%.
      К Инструкции была приложена табличка дальностей по данным - высоте полета самолета и углу высоты. Полученная по табличке дальность и указываемое самолетом направление на цель служили основными данными для пристрелки цели и корректирования стрельбы при помощи наблюдения с самолета.
      Немцы первые стали отыскивать при помощи самолетов русские батареи, располагавшиеся, как правило, на закрытых позициях с самого начала и во все время войны. В первое время отыскивающий самолет направлял в цель свою батарею довольно простым способом, выбрасывая в створе ее и цели дымовой или другой какой-нибудь сигнал, по которому бралось направление, или самолет своим полетом от стреляющей батареи на цель и обратно давал это направление. Показания же о падении или разрыве снарядов самолет давал цветными звездками и заранее условленными эволюциями полета в воздухе (упомянутой Инструкцией передача наблюдений эволюциями самолета для русской артиллерии запрещалась - см. выше). В дальнейшем, с постановкой на самолеты радиотелеграфных аппаратов, показания для корректирования стрельбы передавались немцами по радио через устанавливаемые на земле приемные станции, связанные телефоном с командиром стреляющей батареи.
      Исходные данные для стрельбы и первоначальное направление батареи на цель в русской артиллерии давалось преимущественно по карте. Затем пристрелка и стрельба на поражение велись по корректурным наблюдениям летчика-наблюдателя, передаваемым на батарею. Время готовности батареи к открытию огня, момент его открытия и в редких случаях другие данные сообщались с батареи летчику-наблюдателю зрительным способом, т. е. выкладываемыми на местности условленными знаками (различных размеров, форм и окраски полотнища).
      В мае того же 1916 г. был объявлен дополнительный приказ о применении самолетов для содействия артиллерии. Этим приказом устанавливались три рода авиационных отрядов: а) армейские, б) корпусные и в) истребителей.
      Армейские авиационные отряды назначались для разведки глубокого тыла противника и фотографирования важнейших для армии участков неприятельского расположения; для содействия артиллерии могли быть использованы лишь по приказанию командующего армией и в тех случаях, когда средств корпусных авиационных отрядов было недостаточно.
      Корпусные авиационные отряды служили для разведки и фотографирования позиций и ближайшего тыла противника и для содействий артиллерии. Обыкновенно один самолет корпусного отряда оставался в распоряжении штаба корпуса, остальные самолеты передавались в распоряжение инспектора артиллерии корпуса для содействия стрельбе артиллерии.
      Самолеты-истребители для содействия артиллерии не назначались.
      Дополнительным приказом подтверждалось, что Инструкция для совместной работы артиллерии и летчиков, объявленная приказом 23 апреля 1916 г. No 541 (см. выше), заменяет все остальные наставления и инструкции, изданные на этот предмет в разное время штабами фронтов, армий и корпусов. А затем в декабре 1916 г. взамен Инструкции было объявлено к руководству составленное Упартом "Наставление для стрельбы артиллерии при помощи летчиков-наблюдателей", которое в свою очередь было заменено другим "Наставлением", изданным в ноябре 1917 г.{338}
      Фотографические съемки с самолетов, производившиеся на русском фронте в период позиционной войны, давали возможность установить довольно точно места расположения неприятельских батарей и обстреливать их при помощи корректирования стрельбы с самолета.
      Для обстрела без вспомогательного корректирования с самолета необходимо было произвести предварительный расчет по карте, т. е. учет топографического положения артиллерии противника относительно стреляющей батареи, с тем чтобы получить возможно точные данные для придания орудиям надлежащего направления на цель и соответствующего угла возвышения. В полученные топографические данные для стрельбы следовало вводить поправки балистические и метеорологические, на силу и направление ветра, на температуру и барометрическое давление воздуха, определяемые метеорологическими станциями, но в русской артиллерии во время войны эти поправки в общем не принимались во внимание за недостатком метеорологических станций и за неимением соответственно обработанных таблиц стрельбы (какие имелись тогда во Франции и в Германии).
      Определение местоположения неприятельской артиллерии звуко-световыми методами сводилось к тому, чтобы, во-первых, с помощью тех или иных приборов взять с разных пунктов направления на вспышки, пыль или дым от выстрелов батареи противника, прочертить эти направления на карте и засечками найти требуемые точки стояния неприятельской артиллерии; во-вторых, при помощи секундомера точно измерить промежуток времени между вспышкой выстрела и его звуком и, учитывая отсюда скорость звука, определить дистанцию, с которой и начинать пристрелку (обычно шрапнелью на высоких или нормальных разрывах). Измерение промежутка времени между огневой вспышкой неприятельского выстрела и его звуком производилось обычно ночью; в дальнейшем во время стрельбы командир стремился получить точно такой же промежуток времени, смотря на секундомер, между моментом наблюдения разрыва своего выстрела и моментом дошедшего до слуха звука от разрыва, какой получился при измерении ночью по неприятельской огневой вспышке, чтобы таким путем убедиться в достаточной точности найденной дистанции.
      Этот звуко-световой способ применялся довольно успешно некоторыми русскими батареями во время брусиловского наступления в июне 1916 г.
      Так, например, одна из батарей, занимавшая хорошо укрытую позицию в бою у д. Немировка, вела стрельбу указанным способом и систематически погашала огонь неприятельских батарей, обстреливавших позицию русских с трех разных направлений{339}.
      Звукометрические определения мест расположения стреляющих батарей производились на основании показаний особых электрических мембранных приборов, чрезвычайно чувствительных к звуку выстрела и вследствие этого дававших показания, по которым возможно было графическим построением найти место неприятельской батареи.
      Звукометрические приборы разных систем - от довольно простого до весьма сложного устройства - испытывались в русской артиллерии еще в довоенное время, причем звукоизмерительяые команды с прибором, признанным наиболее совершенным для того времени, были отправлены на войну (см. часть I) с целью дальнейшего испытания приборов в боевой практике.
      Кроме этих приборов, испытывались во время войны звукометрические приборы и других систем. Простейшим из них являлся так называемый "Электрохронограф", который испытывался в течение лишь около 1? мес. в боевой обстановке при самых неблагоприятных условиях - при недостатке необходимых средств и при отсутствии желания внимательно относиться к испытанию. Поэтому нельзя судить о степени его пригодности своему назначению, хотя по отзыву командира 2-й Сибирской артиллерийской бригады, при которой производилось испытание, "прибор заслуживал дальнейшего усовершенствования"{340}...
      Русские звукометрические приборы обладали большой точностью благодаря применению чрезвычайно совершенных инструментов, более совершенных, чем германские, но и более сложных. Действие звукоприемников, основанное на размыкании тока доходящей до мембраны звуковой волной, было настолько чувствительно, что могло указывать разницу в достижении звука каждого из приемников, расположенных в разных пунктах на известном удалении, с точностью до 1/1000 доли секунды. Несмотря на теоретическое совершенство и точность звукометрических приборов, русская артиллерия практической пользы от них почти не получала, да и мало их имела, так как формирование звукоизмерительных команд производилось лишь в 1917 г. В общем нужно признать, что звукометрия не только не получила широкого применения в русской артиллерии во время войны, но и оставалась до самого конца войны в стадии испытаний.
      Первые 14 команд звукометрических станций марки ВЖ были сформированы в январе 1917 г. Команды эти не составляли отдельных войсковых частей, а прикомандировывались к частям артиллерии. Затем в сентябре того же года решено было сформировать на Юго-западном фронте еще 24 команды звуковых станций ВЖ{341}.
      В августе 1917 г. формировались в Казанском военном округе 7 корпусных отрядов артиллерийских наблюдательных станций с приборами того же образца, которые были отправлены в армию для испытания в начале войны. По мере выполнения практических занятий на заводе, изготовлявшем звукометрические станции, эти корпусные отряды отправлялись в действующую армию; из них 5 отрядов были отправлены в армию в октябре 1917 г., остальные 2 отряда предполагалось отправить той же осенью{342}.
      В начале декабря 1917 г. выяснилась неудовлетворительность организации указанных отрядов артиллерийских наблюдательных станций и безрезультатность нахождения их на фронтах, вследствие чего они должны были отправиться в Царское Село в запасную тяжелую артиллерийскую бригаду для переформирования на новых основаниях{343}.
      Автобронирование. Механизация передвижения
      В начале войны, в целях борьбы с бронированными автомобилями противника, причинявшими довольно серьезные затруднения во время боев, решено было сформировать взвод из трех бронированных автомобилей, вооружив каждый одной 37-мм или 47-мм пушкой и имея на одном из них, кроме пушки, еще 3 пулемета. Для обслуживания автомобильного пушечного взвода к нему придано было 3 легковых и 2 грузовых автомобиля и 2 мотоцикла{344}.
      Другие броневые автомобили, применявшиеся во время войны в русской армии, были или легкого типа с двигателем в 50 л. с., вооруженные мелкокалиберными пушками или пулеметами, или двух- и пятитонные, вооруженные так называемой 3-дм. (76-мм) пушкой броневого автомобиля.
      В начале 1915 г. был составлен проект временной инструкции для боевого применения бронированных автомобилей, а также описание и чертежи блиндированного (бронированного) поезда.
      Для совместных боевых действий с русскими войсками из Франции в 1916 г. был командирован на русский фронт бельгийский броневой дивизион, который в 1917 г. после февральской революции возвратился в Бельгию (через Мурманск){345}.
      Автоброневики имели некоторое применение в начале войны, в маневренный период, но почти не было случая их применения в позиционный период войны. Они скоро утратили тактическое значение вследствие трудности для них движения без дорог и в особенности по пересеченной местности или изрытой воронками от взрыва снарядов, а также вследствие уязвимости их не только для артиллерийского огня, но и для ружейных и пулеметных пуль. Последнее относится к русским автоброневикам, имевшим вообще недоброкачественную слабую броню, не исключая получаемых по заграничным заказам, по большей части от английского завода Виккерса.
      Россия не имела технических возможностей усовершенствовать автоброневики. Применение их при прорывах в позиционную войну было весьма редким и в большинстве случаев безрезультатным.
      В 1917 г. три броневых отдельных автомобильных артиллерийских дивизиона было сформировано в Москве для морской крепости Петра Великого, но по распоряжению временного правительства они были отправлены на Юго-западный фронт "из желания", как говорилось в телеграмме правительства,
      "помочь в восстановлении дисциплины и порядка в частях, защищающих Украину"{346}.
      Во время мировой войны выяснилась неудовлетворительность во многих отношениях конной тяги, применяемой в артиллерии.
      Для органически связанной с пехотой дивизионной и корпусной артиллерии неудобство конной тяги особенно остро чувствовалось, когда требовалось сопровождение пехоты в бою для ближайшей непосредственной поддержки огнем, а также в случаях необходимости передвижения пехоты по пересеченной местности для совершения обхода или охвата противника и в случаях быстрой переброски войск для сосредоточения сил в других районах и направлениях. Открытое передвижение артиллерии конной тягой на полю сражения невозможно вследствие больших потерь в лошадях, наносимых неприятельским огнем. Передвижение конной тягой, вследствие большого веса систем даже легких полевых орудий, по пересеченной местности, не говоря уже о лесистой и болотистой, крайне затруднительно: артиллерия сильно отстает от пехоты, отстает и при движении хотя бы и по ровной местности, но по глубокому песчаному грунту или по грязным дорогам, в особенности на глинистом грунте или на черноземе.
      Передвижение грузов свыше 3 т становится уже непосильным для конной тяги даже при нескольких лошадях в запряжке. Поэтому для перевозки систем тяжелой артиллерии применение механической тяги явилось неизбежной необходимостью. Для перевозки лошадьми системы тяжелых орудий можно делать разборными, как это имело место в системе 280-мм гаубицы Шнейдера, состоявшей на вооружении русской артиллерии (ТАОН). Но разборные системы представляют немало неудобств, так как на разборку и сборку требуется довольно много времени и труда хорошо обученного опытного орудийного расчета, к тому же каждая разборная часть орудия и лафета выходит настолько тяжеловесной, что для перевозки ее требуется не менее 8 лошадей (каждая часть разобранной 280-мм гаубицы Шнейдера перевозилась 10 лошадьми), а запряжка в одну повозку больше 4 лошадей крайне невыгодна, - и тем невыгоднее, чем больше лошадей запряжено.
      Ввиду слабого развития отечественной техники русская артиллерия применяла механическую тягу во время войны в крайне ограниченных размерах. За исключением автомобилей, изготовленных Путиловским заводом для перевозки 76-мм зенитных пушек системы Лендера-Тарновского, остальные механические двигатели русская артиллерия получала во время войны по заказам у бывших союзников России и получала далеко не всегда доброкачественные.
      Выше упоминалось, что на броневых автомобилях были установлены специальная 76-мм пушка для броневого автомобиля и малокалиберные скорострельные пушки: 57-мм Норденфельда, 40-мм пушка-пулемет Виккерса, 37-мм и 47-мм пушки,
      Что же касается тяжелых орудий, то в русской артиллерии применялись во время войны, о чем уже говорилось выше, во-первых, паровые тракторы Фаулера "Большой лев" и "Малый лев", доставленные из Англии для перевозки 305-мм гаубиц Виккерса вместе с гаубицами и оказавшиеся непригодными по большому весу, портящему дороги, и по другим недостаткам, присущим вообще паровым двигателям (зависимость от воды и топлива, большое время на подготовку, шум и пр.), а затем тракторы с двигателями внутреннего сгорания: 60-сильный "Мортон" колесный и "Аллис-Шальмерс" колесно-гусеничный (см. выше рис. 17 и 20) и других систем, которые служили для передвижения тяжелых английских 203-мм и 234-мм гаубиц Виккерса. Колесно-гусеничные тракторы считались лучшими.
      Системы тяжелых орудий очень большого веса перевозились по железным дорогам в разобранном виде или на специально приспособленных не только для перевозки, но и для стрельбы, железнодорожных платформах-лафетах. Тяжелые береговые пушки русской артиллерии, назначенные в состав ТАОН, 152-мм Канэ и 254-мм разбирались на части для перевозки по железным дорогам, причем вес наиболее тяжелой части у пушки Канэ был 5,1 т, у 254-мм береговой - 28,9 т, тогда как веса собранных систем на позиции составляли первой пушки 19,5 т, второй - 54 т. К месту установки этих орудий на позиции приходилось иногда строить подъездной железнодорожный путь. Устанавливались орудия на позиции на прочных бетонных основаниях, причем на установку требовалось 2 дня для 152-мм Канэ и 7 дней для 254-мм.
      С целью сокращения времени на установку на позиции и получения возможности открытия огня внезапно для противника несколько (не более 10) береговых 254-мм пушек были приспособлены для перевозки и стрельбы на так называемых "транспортерах", т. е. железнодорожных лафетах-платформах. Выше уже указывалось, что зона стрельбы 254-мм пушек на транспортерах, производившейся с железнодорожного пути, ограничивалась направлением этого пути и что для стрельбы в другом направлении нужно было подстраивать специальный отрезок пути в желаемом направлении. Это обстоятельство представляло большие затруднения для боевого применения железнодорожной системы 254-мм пушек на транспортерах в связи с прочими недостатками подобных систем, а именно: чрезвычайная сложность устройства, громоздкость и огромный вес, очень большая стоимость устройства, привязанность к железнодорожной сети, трудность маскировки от воздушного наблюдения и нападения.
      Химические и другие специальные снаряды{347}
      В январе 1915 г. Ставка сообщила ГУГШ о многих технических новшествах, неожиданно появившихся у немцев, применение которых, как всякая внезапность в бою, сильно угнетало русские войска: снаряды с удушливыми газами, дымовые завесы, бросаемые в окопы мины и т. п. Необходимо было, не стремясь к достижению технически совершенных результатов, применить как можно скорее те же меры против немцев, чтобы сразу же поднять настроение русских солдат сознанием, что и им дают возможность поражать врага такими же техническими средствами, какие имеются у него.
      Ввиду этого председатель Особой распорядительной комиссии по артиллерийской части письмом 4 марта 1915 г. запросил верховного главнокомандующего о том, признает ли он возможным применение снарядов, снаряженных ядовитыми веществами. Через несколько дней начальник штаба главковерха ответил, что "верховный главнокомандующий относится к употреблению снарядов отрицательно".
      Но вскоре под впечатлением газовой атаки, произведенной немцами 22 апреля 1915 г. на французском фронте в районе Ипра, а также в мае на нашем фронте, взгляды верховного командования изменились.
      2 июня того же года наштаверх (Янушкевич) телеграфировал военному министру:
      "Верховный главнокомандующий признает, что ввиду полной неразборчивости нашего противника в средствах борьбы единственной мерой воздействия на него является применение и с нашей стороны всех средств, употребляемых противником... Главковерх просит распоряжений о производстве необходимых испытаний в этой области и снабжения армий Северо-западного и Юго-западного фронтов соответственными приборами с запасом ядовитых газов"...{348}
      3 августа того же 1915 г. состоялся приказ об образовании при ГАУ специальной комиссии по заготовлению удушающих средств под председательством начальника Центральной научно-технической лаборатории военного ведомства и пяти членов военных инженеров, получивших высшее образование в артиллерийской академии{349}.
      Военный министр Поливанов сообщил главковерху, что ГАУ работает по части получения удушливых газов с полным напряжением и что к началу августа будет доставлен на театр военных действий первый запас приспособлений для газов.
      В результате работы комиссии ГАУ по заготовлению удушающих средств в первую очередь было налажено производство в России жидкого хлора, который до войны привозился из-за границы. В августе 1915 г. добыто было впервые хлора около 2? т. В октябре того же года началось производство фосгена.
      С октября 1915 г. начали формироваться в России особые химические команды для выполнения газобаллонных атак и по мере формирования отправляться на фронт.
      Дело газовой борьбы и снабжение действующей армии специальным химическим имуществом было окончательно организовано и получило возможно полное развитие в 1916 г., после того как оно было сосредоточено в артиллерийском ведомстве - в тылу в ГАУ и на фронте в Упарте, о чем было добавлено следующее примечание к Положению о полевом генерал-инспекторе артиллерии: "Химические средства борьбы относятся к средствам артиллерийским"{350}.
      Таким образом, военно-химическое дело во время войны, в 1916 - 1917 гг., было отнесено к артиллерии.
      В апреле 1916 г. образован был при ГАУ Химический комитет, в состав которого вошла и комиссия по заготовлению удушающих средств. Один из членов этой комиссии был откомандирован в Ставку и назначен в Упарт для организации химической борьбы на фронте, не теряя тесной связи с Химическим комитетом.