4

— Колени три хорошенько! Отмывай дочиста, Джоби!

Джоби сидел у раковины, в которой остывал таз с мутно-серой мыльной водой.

— Ба-атюшки… — Тетя Дэзи оглядела ноги племянника. — Отродясь не видывала такой грязищи. Ведро картошки можно вырастить, честное слово!

Джоби, насупясь, повозил по коленям мохнатой рукавичкой. Он сидел без штанов, и, хотя заткнул между ногами подол рубашки, красоваться перед тетей Дэзи в столь неподобающем виде было неприятно. Это она заставила его снять штаны. Он уже готовился шмыгнуть за порог, когда в последнюю минуту ее всевидящее око заприметило необычный оттенок кожи у него на лодыжках, хотя любой нормальный человек не усмотрел бы в нем ничего особенного.

— Давай-давай, парень, — подбадривала его тетя Дэзи. — Шевелись, не жалей силенок.

— Еще опоздаю из-за этого, — пробурчал Джоби.

— А ты приналяг, не то, само собой, опоздаешь. Надо же уметь так канителиться.

— Ну-ка, — объявила Мона, появляясь на кухне, — сейчас мы их мигом отдраим!

Она схватила жесткую щетку, макнула ее в воду, натерла туалетным мылом и так рьяно напустилась на злополучные ноги, что Джоби взвыл с перекошенной физиономией.

— Ой, больно, Мона! Полегче нельзя?

— Нельзя, иначе не ототрешь. Грязь прямо въелась в кожу. Ну и ножки! У шахтера после смены и то чище — вон какие полосы лежат, где кончается штанина!

Щетка уже подбиралась к тому месту повыше колен, где самая чувствительная кожа.

— Хватит! Ты меня целиком собралась мыть, что ли?

— Ай, скажите, мы застеснялись! — Мона фыркнула, делая вид, будто хочет выдернуть из-под Джоби подол рубашки. — Сейчас поглядим, чего это у нас тут спрятано…

— Уйди! — заверещал Джоби. — Отвяжись, тебе говорят!

— Довольно, Мона! — строго одернула дочь тетя Дэзи. — Чисто вымыла?

— Сойдет. — Мона подала ему полотенце. — На, вытирайся. И как следует, не то цыпки наживешь. Ветер на дворе, холодно.

Джоби вытер ноги, вскочил и вышел в коридор надевать брюки.

— То-то, — удовлетворенно заметила тетя Дэзи, когда он вновь предстал пред ее очи. — Кто ж это тебя пустит на люди в таком виде, словно ты рвань какая с Литейного двора? Твоя мама мне бы век не простила.

Литейным двором назывался квартал городских трущоб: немытые окна без занавесок, в дверях по целым дням торчат без дела всклокоченные, неряшливо одетые женщины, стайки чумазых ребятишек копошатся в черной пыли, которую из года в год, слой за слоем сбрасывают за бревенчатый забор литейного завода. Некоторые ребята с Литейного двора учились в одной школе с Джоби. Двое или трое из них приходили умытые, в опрятной одежде; остальных — их было большинство — матери отпускали на занятия в дырявых, грязных фуфайках да стоптанных тапках на босу ногу в любое время года. Такие состояли на особом учете у школьной медсестры и после очередного осмотра у нее зачастую появлялись с обритыми головами. Дома на Литейном дворе были давным-давно предназначены на снос, однако горожане большей частью сходились во мнении, что его обитатели сумеют новые муниципальные дома за полгода тоже обратить в трущобу. Джоби однажды имел неосторожность поменяться с юным литейнодворцем комиксами и получил от матери такую затрещину, что навсегда зарекся это делать.

— Сегодня суббота, — напомнил Джоби, — ты не дашь мне на кино?

Тетя Дэзи, готовясь вздремнуть после обеда в гостиной, уже прочно обосновалась в кресле и потому велела Моне достать из ящика в буфете кошелек.

— Тебе родители сколько выдают? — Она запустила в кошелек два пальца и порылась в нем, звякая мелочью.

— Шесть пенсов. Мама разве не говорила?

— Вот, держи. Сразу-то все не транжирь.

Джоби взял шестипенсовик. Про шиллинг, полученный вчера от отца, он промолчал. От тети Дэзи всего можно ожидать, узнает — скажет, что ему и без того достаточно. Шиллинг и шесть пенсов — целое богатство! И на кино хватит, и на сладости, потом можно купить новый автомобильчик — и еще останется!

Он вышел из дому и зашагал по улице, где, сидя на ограде, его поджидал Снап.

— Куда ты пропал? — сказал он. — Я уж думал, не придешь.

— Да это все тетя Дэзи, — поморщился Джоби. Вдаваться в подробности он счел излишним. — Ничего, время есть.

— Время-то есть, но и очередь будет какая!

— Неважно.

От входа в кинотеатр по тротуару действительно протянулась очередь ярдов на сто, такого хвоста на дешевый — «двухгрошовый» — сеанс приятели еще не помнили.

— Думаешь, попадем? — усомнился Снап.

— А то нет! У тебя на верхнее место наберется капиталу?

— В обрез — наберется, но на сладкое — уже тю-тю.

Хотя дневной сеанс в субботу и называли «двухгрошовым», на самом деле два пенса стоили только билеты на жесткие места в первых шести рядах партера. Остальные места внизу стоили три пенса, а на балконе и вовсе четыре. Джоби любил ходить на балкон, там было спокойней: когда ребята, сидящие впереди, вскакивали с мест — а такое в острые моменты случалось часто, — они все равно не мешали смотреть на экран, так как ряды на балконе были расположены наклонно.

Снап встал в очередь, а Джоби отправился за лакомствами. В лавочке через дорогу, тоже отстояв изрядный хвост, он купил плитку паточного ириса, на два пенса мятных леденцов, сваренных по старинке — маслянистых, крупных, — и вернулся назад в ту минуту, когда двери кинотеатра отворились и длинная вереница подростков тронулась вперед.

Столь необычное скопление жаждущих попасть на дневной сеанс, вероятно, объяснялось тем, что сегодня показывали заключительную серию нового многосерийного кинобоевика, и каждому не терпелось узнать, как же, в конце концов, Хват Гордон разделается со своим заклятым врагом — кровожадным злодеем Мингом. То ли столкнет в бездонную огнедышащую пропасть (благо такие в изобилии попадаются на каждом шагу), то ли уложит выстрелом из лучевого пистолета. По мнению Джоби, не худо было бы, например, заманить Минга обманом на световой мост, а потом вырубить ток — пускай бы рухнул вниз с высоты небоскреба. Или можно поступить с ним так же, как он сам в одной из первых серий поступил с добрым ученым: приложить к вискам электроды и превратить его в робота. Кроме того, неясно, как решится судьба Минговых рабов, глиняных истуканов, которые служат ему, возникая из стен тайных подземных ходов в его дворце. Кто найдет способ вернуть им человеческое обличье?

Короче, приятелям было что обсудить, пока они продвигались к кассе, попутно строя предположения о том, что им сулит гвоздь программы — полнометражная картина с участием Бака Джоунза, — а также новая многосерийка. Ибо хитроумная администрация кинотеатра, своекорыстно распаляя любопытство зрителей, вслед за последней серией «Хвата Гордона» включила в программу первую серию «Джима из джунглей»…

В следующем ряду за Джоби и Снапом расположились Гэс Уилсон и несколько ребят из его компании. Рядом сидели две девочки, и Гэс, перегибаясь через соседей, то и дело сообщал одной из них, что якобы говорит про нее Томми Мастерман.

— Эй, слышь-ка, он говорит, у тебя потрясающие глаза.

— Да ну тебя! — отмахнулась девочка.

— Ясные, говорит, как небо… в дождливую погоду!

— Болтай, я на тебя — ноль внимания.

Томми ерзал на стуле, изнывая от неловкости.

— Кончай, Гэс, не надо…

— Погоди, ты же сам говорил, что она тебе нравится, верно?

— Еще чего? Когда это?

— Ладно-ладно, не темни! Говорил!

— Я? Про нее? Никогда в жизни!

Джоби оглянулся и увидел, что речь идет о девочке с Литейного двора, некрасивой, худой и прозванной Соплячка за то, что у нее постоянно текло из носу, а утирать нос она не трудилась.

— Слышь-ка, давай махнемся местами, он желает сидеть с тобой рядом.

— Пошел ты куда подальше! — отрезала Соплячка.

— Мороженого, говорит, купит тебе в перерыве, если сядешь рядом с ним.

— Перебьется! — вставил Томми. — Пускай сама покупает, у меня ни шиша в кармане.

Гэс прыснул.

— А-а, кого я вижу! Рыжий пожаловал! Учти, Рыжик, когда начнется картина, держи свой медный кумпол пониже!

— Тебе и так видно, скажешь, нет? — отозвался Снап.

— Будет не видно, заколотим тебе черепушку по самые плечи! Вот так!

Гэс положил Снапу на голову кулак и принялся колотить по нему другим.

Снап увернулся.

— Что ты вечно ко всем цепляешься, Гэс Уилсон?

— Ты про что это вякаешь, а?

— Обязательно тебе надо портить всем настроение!

— Серьезно? Ну раз так, сейчас мы тебе его испортим!

Джоби обернулся. Житья нет от этого Гэса, надоело.

— Послушай, Гэс, не заводись, по-хорошему просят.

— Мало что просят! А если я хочу!

— Ну и хоти. Мы тоже имеем право ходить в кино, не трогай нас.

— Тебя никто и не трогает.

— А к Снапу зачем привязался?

— Это не твое дело.

— Нет, мое.

— Ах так?

— Да, так. И заруби себе это на носу.

— Подумаешь! Что ты мне можешь сделать?

— Не уймешься — увидишь.

— Ой, напугал! Ну, братцы, — объявил Гэс, обращаясь к своим дружкам, — Джоби Уэстон — страшный человек. Придется с ним осторожней, еще изувечит под горячую руку!

Но Джоби уже отвернулся, оставив Гэсовы подковырки без ответа. Он не имел привычки напрашиваться на драку, но в жизни бывает всякое. Бывают случаи, когда просто необходимо постоять за себя.

Гэс, впрочем, не пошел дальше словесных выпадов. Он придумал себе другую забаву. Что-то с легким шелестом пронеслось мимо Джобиного уха — мальчишка в переднем ряду схватился за шею и стал озираться по сторонам. Это Гэс, натянув на большой и указательный пальцы резиновое колечко, пулял в публику катышками жеваной бумаги. На изготовление таких пуль шли карточки, которые вкладывают в пачки сигарет, пустые пачки, автобусные билеты. В принципе годилась любая бумага, но катышки из плотной летали лучше и больнее жалили.

Джоби отчетливо представил себе, с какой невинной рожей сидит Гэс Уилсон, пока его жертва водит глазами по задним рядам, пытаясь опознать обидчика. Едва мальчишка отвернулся, как Гэс пульнул в него еще раз. Стрелял он, надо отдать ему справедливость, метко. Мальчишка взвился на ноги, повернулся лицом к задним рядам и возмущенно завопил:

— Эй, вы, кто там стреляется бумагой? Кончайте хулиганить!

В зале начали гасить свет, и мальчишка уселся на место. В темноте у Джоби за спиной раздался сдавленный смешок. Ну и фрукт этот Гэс! Ни минуты покоя, когда он рядом.

Билетер, тщедушный пожилой человечек, расхаживая по проходам, громко шикал на тех, кто еще не угомонился. Джоби разломил надвое плитку ириса и протянул половину Снапу. Посасывая ирис, приятели рассеянно смотрели на экран, пока крутили рекламу и объявления. Это была самая скучная часть программы. Рекламу товаров, которые продавались в местных магазинах, повторяли из недели в неделю, и по-настоящему зрители утихали, только когда начинался многосерийный фильм.

Билетер, добиваясь тишины, усердствовал сегодня как никогда. Публике было невдомек, что накануне у него состоялась серьезная беседа с администратором. После субботних дневных сеансов в зале не раз обнаруживались изрезанные бритвой сиденья, и билетеру отныне было велено наводить порядок твердой рукой, а нарушителей выдворять без разговоров. Принадлежа к той породе людей, которые упиваются властью — пускай ничтожной, пусть временной, — билетер не имел ни малейшего желания лишиться ее по милости каких-то разнузданных молокососов, а с нею — прибавки к его основному жалованью.

Вот что больше всего волновало билетера в ту минуту, когда, подобно осиному жалу, щеку ему ожгла пулька из жеваной бумаги. Он направил луч фонарика на задние ряды.

— Это кто стрельнул? — спросил он. — Кто, признавайтесь!

Фонарик скользнул по рядам молчаливых лиц.

— Вы у меня дождетесь, всех выставлю за дверь, — пригрозил билетер, подбавляя в голос металла.

— Остынь, дядя, — посоветовали ему из темноты. — Сходи подставь головку под кран.

Луч фонарика описал дугу и уперся в физиономию Джоби, на которой в это мгновение играла широкая улыбка.

— Эй, как тебя, это ты стрелял?

Джоби, ослепленный, заморгал глазами, улыбка сползла с его лица.

— Вы мне?

— Да-да, тебе. Встань, подойди-ка сюда.

— А что я сделал?

— Подойди — или я тебя сам вытащу.

— Вот зараза, — с досадой проворчал Джоби.

Гэс заржал, наблюдая, как Джоби встает с места и пробирается к проходу.

— Чего это вы, не понимаю? — сказал Джоби. — Я же ничего не делал!

— Сейчас разберемся. — Билетер ухватил Джоби за плечо. — Пошли со мной вниз!

— Но я тогда пропущу последнюю серию!

— Об этом раньше надо было думать…

Он вывел Джоби по лестнице в фойе. Кассирша в своем закутке подсчитывала выручку, на прилавке перед нею выстроились рядами столбики меди и серебра.

— Выловил одного! — с торжеством объявил билетер.

— Ничего я не сделал, говорю вам, — повторил снова Джоби.

— А вот мы проверим, что у тебя в карманах, — сказал билетер. — Ну-ка, выворачивай!

Джоби повиновался. На его беду, в одном из карманов с последнего триместра, когда увлечение стрельбой из резинки достигло наивысшего предела, завалялось несколько бумажных комочков. Билетер хищно вцепился в них.

— Ага! Это что такое, по-твоему?

— Но как же я мог стрелять, когда у меня нет резинки?

— Резинка осталась в зале, ты ее бросил на пол!

Джоби кипел от бессильной обиды. Взрослые всегда так. Разве им докажешь? Для них главное — взвалить вину на человека, а за дело или нет — им без разницы.

— Это не я! Я же сказал вам. Эти бумажки у меня в кармане еще со школы!

— Может, ты обознался? — с сочувствием поглядывая на Джоби, спросила у билетера кассирша.

— Послушайте, это не я стрелял, — воззвал к ней Джоби. — Я даже знаю кто.

— Знаешь, тогда скажи.

Джоби замялся.

— Не, стучать я не стану.

— Конечно, — опять подал голос билетер. — Поскольку сам стрелял.

— Спросите хоть у товарища моего, с кем мы вместе пришли. Он тоже скажет — не я!

— Надо думать! На то он и товарищ, чтоб заступиться. В общем, некогда мне с тобой пререкаться целый день. Ступай домой.

— Как? А обратно в зал нельзя?

— Нельзя. И в следующую субботу не пущу, если попадешься мне на глаза. Катись отсюда!

— Тогда верните деньги, — сказал Джоби.

— Хм-м, даже не знаю. Сначала набезобразничают, а потом возвращай им деньги.

— Деньги с него удерживать не положено, Джордж, — заявила кассирша. Она отсчитала из столбика четыре медяка и просунула их под стекло. — Вот, на тебе. Сам виноват, натворил делов.

Джоби видел, что ей жаль его.

— Это не я виноват. Говоришь ему, а все без толку.

— Сказано — марш отсюда! — опять вмешался билетер. — И не нахальничай со старшими!

Джоби направился к выходу.

— Да чтоб я тебя больше здесь не видел! — крикнул билетер ему вслед.

На мгновение Джоби просто захлебнулся от злобы и ненависти к этому плюгавому человечку.

— А тебе пусть в другой раз залепят прямо в ухо! — ответил он.

— Пошел вон, паршивец, пока сам не заработал по уху!

Слепой дурак, поганый старый псих!..

Джоби брел от кинотеатра темнее тучи. Он не мог смириться с тем, что произошло. Да, он тоже не ангел, за ним тоже числятся грехи, но пострадать за другого, когда ты чист… Его жгла обида.

К тому же непонятно, чем теперь себя занять. Идти к тетке нельзя, пока не кончится сеанс: начнет допытываться что да почему — и не поверит его объяснениям, как не поверил билетер. На что убить эти два часа, пока все знакомые ребята смотрят фильм про Хвата Гордона? Отойдя на почтительное расстояние от кинотеатра, он прислонился к какой-то ограде и стал обдумывать положение дел. Рассчитывать, что Гэс устыдится и признает свою вину, глупо. Скорее, он животики надрывает, вспоминая об этом происшествии, а что другой попал в беду — ему наплевать. Так. Четыре пенса остались целы, итого всех его денег — шиллинг и три пенса. Можно сходить в игрушечный магазин на Джордж-стрит и купить автомобильчик, даже два, если придет фантазия. Это немного утешает, но чувство горечи и утраты все-таки сильней. И добро бы все кончилось только одним этим разом. Нет, его уже взяли на заметку. Пожалуй, вообще не пустят больше в кинотеатр, а значит — прощай кино по субботам! Можно, правда, сесть на автобус и поехать в Крессли, но это уже не то. Кинотеатры в Крессли огромные, в них как-то неуютно, кругом чужие. И билет обойдется не в четыре пенса, а во все восемь, считая проезд на автобусе, — Снапу такое не по карману. Ему самому, кстати, тоже, ведь в обычную неделю у него ни гроша сверх положенных шести пенсов. Да, плохо жить отверженным. Особенно — когда ни в чем не виноват…

Занятый своими мыслями, он простоял несколько минут, как вдруг из-за угла показалась Молли Маклауд. Еще немного, и она прошла бы мимо, не заметив его.

— Джоби! Привет! Ты чего тут делаешь?

— Да ничего особенного.

— Я думала, ты по субботам всегда в кино.

— Правильно. А сегодня что-то неохота.

Джоби и сам не знал, зачем сказал неправду, — все равно рано или поздно кто-нибудь расскажет Молли о том, что произошло. Но ему сейчас было невмоготу про это говорить, растравлять себя.

— Ты один, что ли?

— Ага. А ты куда?

— Так, прогуляться.

— Далеко?

— До железной дороги. Пошли со мной?

Джоби пожал плечами.

— Можно.

Ссутулясь, руки в брюки, он нехотя поплелся рядом с Молли. Спустя немного вспомнил про леденцы и, достав из кармана кулек, предложил ей:

— Хочешь? Угощайся.

— Ой, мятные! Блеск!

— Бери второй, не стесняйся, — в приливе щедрости сказал Джоби.

— Потом, ладно? Мне два сразу не съесть, чересчур большие.

Джоби тоже сунул в рот леденец, и они двинулись дальше, каждый с оттопыренной щекой.

До сих пор Джоби не случалось бывать с Молли вот так, вдвоем. Если кто-нибудь из ребят увидит, сразу разнесется слух, что он с ней «гуляет». Ну и пусть. Все лучше, чем слоняться в одиночку. И потом, с нею, оказывается, интересно, а он и не подозревал. Правда, трещит без умолку, но послушать — вполне свой парень. И никаких тебе нежностей, охов, ахов, не то что другие девчонки. Взять хотя бы Эльзу: с такой, как она, выставляй себя воспитанным кавалером, оберегай ее, выбирай слова, следи за своим поведением. Ну а с Молли можно держаться запросто — сама никому не даст спуску.

Да, но если бы рядом сейчас шла Эльза — ради этого он готов был бы вытерпеть что угодно. Если б Эльза по доброй воле согласилась провести два часа в его обществе, он за это с великим удовольствием на всю жизнь отказался бы от кино! И слова бы никакие не потребовались — только взяться за руки и идти с нею вот таким солнечным днем! Ничего больше не надо. Но предложи он, допустим, Молли взяться за руки (что ему, понятно, совершенно ни к чему) — смерит его своими озорными глазами и над ним же посмеется за такие нежности. А ведь они с Эльзой одной и той же загадочной породы.

Загадочная сущность девчонок обозначилась в поле зрения Джоби внезапно. Еще недавно он не усматривал в них ничего загадочного. Те же мальчишки, только как бы второго сорта: увлекаются куклами, шитьем и скачут через прыгалку, вместо того чтобы играть в футбол и лазить по деревьям. Но мир так устроен, что без них не обойдешься: из них со временем получаются женщины, а всякому мальчишке требуется мать.

Вскоре городок остался позади. Они миновали недостроенный квартал двухквартирных частных домов, где немощеная дорога терялась на площадке, заваленной штабелями нового кирпича и бутового камня, грудами песка и гравия возле растворомешалки, и вышли на тропинку, ведущую через луг к краю железнодорожной выемки. Спустились с крутого откоса по извилистой лесенке и перешли на ту сторону железной дороги по мосту в миле на запад от другого моста, где Джоби и Снапу повстречался Гэс Уилсон со своей компанией.

Молли, судя по всему, знала, куда идет, и Джоби не рассуждая шел за ней. Но в конце концов любопытство взяло верх.

— Что, так и будем шагать до самой речки? — спросил он.

— Нет, нам уже недалеко. Скоро придем.

— Куда придем?

— Куда мне нужно.

— Я так понял, ты просто идешь прогуляться?

— Да, а заодно и поискать кой-чего.

— Что-нибудь потеряла?

— Не совсем. Вернее сказать, я не кой-чего ищу, а кой-кого.

— И кого же?

— Красотку нашу.

— Эгнис?

— Ага.

— А что она тут делает?

— Это-то мне как раз и интересно узнать.

Да, загадочный они народ, девчонки. Но ему сейчас все равно нечего делать, и раз он уже отшагал такой путь, то не беда, если пройдет еще немного.

Впереди виднелась рощица, и Молли свернула на тропинку, бегущую вдоль опушки. Джоби последовал ее примеру, заранее слыша ядовитый голос Гэса Уилсона: «А Джоби гулял в лесочке с Молли Маклауд! Эй, друг, вы что там с ней делали? Птичьи гнезда ходили искать?..»

Подсматривать за ними вроде бы некому, вокруг ни души, но порой сдается, будто у Гэса Уилсона доносчики за каждым кустом. Иначе каким образом ему всегда про все известно?

— И часто Эгнис сюда ходит? — спросил он.

— Сюда или еще куда — суть не в том. Ты помолчи пока. Тс-с-с. — Она приложила палец к губам. — Подожди здесь. Я мигом.

Она зашла в рощу, и Джоби, провожая ее глазами, обнаружил, что сквозь деревья под уклон пролегла еле заметная стежка. Молли исчезла из виду, но через несколько секунд появилась опять и таинственно поманила его к себе. Когда он подошел ближе, она снова приложила палец к губам. Ступая за ней по пятам, он чуть не наткнулся на нее, когда она внезапно остановилась. Оглянулась, многозначительно посмотрела ему в глаза и показала рукой вниз, в самую гущу зелени.

От неожиданности Джоби сперва ничего не мог разобрать — и вдруг, разом, увидел. В ложбинке, на траве, лежали двое: Эгнис Маклауд и с нею парень. Лежали и целовались. Эгнис крепко обхватила парня обеими руками; платье у нее задралось.

Первым его побуждением было повернуться и уйти, как будто они могли почувствовать на себе его взгляд. Но непонятная магнетическая сила удержала его. Он присел на корточки в чащобе папоротников, наблюдая за Эгнис. Парень, наверное, не смог бы оторваться от нее, даже если бы захотел, так она плотно к нему прижималась.

Молли тронула его за руку; он обернулся — в глазах у нее плясали бесенята. Кивком головы она указала ему назад, и они отступили по той же стежке. Потом перелезли через каменную ограду в том месте, где был сделан приступок, и очутились на выгоне. Молли с ходу растянулась в высокой траве; Джоби сел рядом, жуя какой-то стебелек.

— Так и знала, что застукаю ее. — Похоже, Молли была очень этим довольна.

— Если ты наперед знала, где она, зачем было тащиться в такую даль?

— Чтобы удостовериться. — Молли стрельнула в него веселым, хитрым глазом. — Теперь, хошь не хошь, выкладывай, сестричка, шесть пенсов, а то матери скажу.

Так вот в чем дело!

— Не боишься заместо денег огрести по шее за то, что подглядывала?

— Не, она не посмеет. Знает, что нажалуюсь мамке — и тогда ее взгреют. Ей строго-настрого запретили путаться с парнями, но нашей Эгнис удержу нет!

— И ты уже добывала у нее деньги таким способом?

— Сколько раз! Если хочешь знать, я еще думаю ей накинуть. Вот начнет зарабатывать, пускай платит шиллинг. — Она плутовато покосилась на Джоби. — Ты хоть понял, чем они занимались?

Джоби пожал плечами. Образ парочки вновь возник перед ним, пробуждая смешанное чувство брезгливости и острого любопытства.

— Целовались.

— Только-то? — протянула Молли.

— Тогда не знаю. — Заливаясь краской, Джоби нагнулся сорвать новый стебелек.

— А какая разница между мужчиной и женщиной, можешь сказать? Спорим, что нет!

— Конечно, могу! — заявил Джоби со всей пренебрежительностью, на какую был способен.

— Ну, какая?

— В общем… У женщин, например, волосы длинней, чем у мужчин.

Молли расхохоталась во все горло, закрывая ладонями глаза.

— Волосы длинней! Ой мамочки! — Она отняла руки от лица. — И это все?

— Нет, почему, есть еще другие вещи… — пролепетал Джоби.

— Какие другие?

— Не знаю, как сказать словами… — Слова, которые он знал, были непристойны, и он не собирался их произносить в присутствии Молли.

Молли устремила на него странный взгляд.

— Давай я тебе покажу, какая разница?

— Зачем это?

— Неужели не интересно?

Джоби повел плечом.

— Мало ли что. — Чего она на него так уставилась? Ему было стыдно поднять глаза. Щеки у него пылали.

— Какой ты красный, — сказала Молли.

— Ну и что с того?

— Струсил, вот и краснеешь.

— Ничего я не струсил… Меня из кино сегодня выгнали.

— За что?

— Будто бы в билетера стрелял из резинки.

На Молли это, по-видимому, не произвело впечатления.

— Ну, хочешь, покажу?

— А если кто-нибудь придет?

— Здесь нас никто не увидит. Ну как, согласен?

— Подумать надо, — пробормотал Джоби…

5

В город Джоби возвращался один. Он не хотел, чтобы их с Молли видели вместе, и по пути назад обогнал ее. Сеанс только что окончился, и из кинотеатра на узкую улочку толпой валили зрители. Самые младшие, еще всецело во власти фильма, уносились вскачь на воображаемом коне, нещадно настегивая себя по крупу, и, наставив пистолетом два пальца свободной руки, отстреливались от преследователей. Джоби отыскал глазами знакомую копну рыжих волос, и в эту минуту Снап его тоже заметил.

— Джоби! Где ты был?

— Так, прошвырнулся кой-куда. Хорошая была программа?

— Ух, мировая! Какое гадство, что тебя вышибли…

— Говорил я старому черту, что он обознался, — не поверил. Дурак паршивый. А Гэс и потом бузил?

— Нет.

— Понятно. Зачем ему себя выдавать. Соображает.

— Ко мне, правда, лез. То за ухо дернет, то за волосы.

— Ага, это он может.

Кто-то налетел на Джоби с такой силой, что едва не сбил с ног; Снап успел его удержать.

— Эй, осторожней! Глядеть надо, куда идешь!

— Ой, извините!

Джоби выпрямился, повернул голову и увидел физиономию Гэса Уилсона, изображающую полную невинность.

— Что значит «извините»? Ты меня нарочно пихнул!

— Окстись, я нечаянно.

— Неужели? А когда меня погнали из кино, ты сидел сложа руки тоже нечаянно?

— Чем же я виноват, что тебя выгоняют!

— Тем, что тебя надо было гнать, а не меня!

— Это еще почему?

— Потому что пульнул в него ты, а не я, и нахамил тоже ты. Он за тобой охотился, а выловил меня.

— Надо же, как не повезло, — сказал Гэс.

— Ах, не повезло! Гэс Уилсон у нас герой! Напакостить — это пожалуйста, а как отвечать, так прячется за чужую спину!

Обстановка накалялась. Джоби чувствовал это по учащенному биению своего сердца. Он видел, что на Гэса исподтишка кидают взгляды, ожидая, как он себя поведет. Такой человек, как Гэс, обязан оберегать свою репутацию. Еще «две-три реплики — и Джоби придется либо перейти от слов к делу, либо показать всем, что он спасовал. Получается, что он вызывает Гэса на драку — драку, в которой ему заведомо не победить. Но ему уже было все равно. Наплясался он под Гэсову дудку, хватит. Негодование заглушило в нем осторожность.