Михаил Леонидович тоже согласился, причем мгновенно. Он видел, что жизнь меняется. Как и куда все идет – не понимал, но не сомневался: что-то происходит, причем без него и мимо него.

Предложение сына обрадовало его несказанно. То, что Вадька стал хорошим юристом, что старые коллеги постоянно поздравляли с успехами сына, – все это было приятно. Но Вадим отдалялся. Не в плане отношений, – они оставались самыми теплыми, а вот в работе…

Михаил Леонидович так мечтал, как они будут сидеть с Вадимом за столом, разбирать какие-нибудь сложные казусы. Но сейчас он вдруг понял, – он сына «не догонял».

Вадик больше не советовался по делам, давно не спрашивал, как составить договор, как написать претензию… И вот – Михаил Леонидович вновь понадобился сыну. Профессионально. Вадим прямо так и сказал: «Батя, хочешь со мной поработать?»

Илона, разумеется, стала высказывать сомнения и по сути идеи Вадима, и, главное, по поводу того, что совместная работа отца с сыном приведет к скандалам.

Ее легко было понять, она хорошо помнила, как орали друг на друга эти два петуха, когда Вадим делал первые шаги на пищекомбинате. Илона панически боялась, что мир и покой между двумя семьями, – старшими и младшими Осиповыми, – рухнет.

Больше всего ее пугала будущая иерархия: сын – начальник, отец – подчиненный. Что неправильно. Зная характер мужа, последствия можно было предсказать без труда. Но, как ни странно, самого Михаила Леонидовича ситуация вовсе не смущала. И когда Илона прямо спросила: «Ты будешь выполнять команды Вадьки, даже если по-твоему он будет не прав?», Михаил Леонидович неожиданно ответил вопросом: «А ты историю с письмом помнишь?»

Как было не помнить?

Года два тому назад, вечером, вкусно поужинав, Михаил Леонидович спустился на лестничную площадку между первым и вторым этажами их пятиэтажки-хрущевки за почтой. Точнее, за «Вечеркой».

В почтовом ящике помимо газеты лежал конверт. Михаил Леонидович, хоть и пребывал в благостно сытом состоянии, сразу обратил внимание на отсутствие на конверте почтового штемпеля. Наблюдательность, приобретенная в послевоенные годы, когда он целых пять лет работал следователем под руководством знаменитого сыщика Шпеера, с годами не улетучилась. Нет штампа? Значит, письмо кинули прямо в почтовый ящик.

Через 10 минут, закрывшись в спальне, Михаил Леонидович звонил Вадиму. Илоне соврал, будто надо с сыном обсудить что-то юридическое.

От отца Вадим узнал, что автор письма требует 5 тысяч рублей. Способ передачи денег сообщит дополнительно, если на своем почтовом ящике Михаил Леонидович мелом напишет «да».

В общем и целом содержание письма было бредом. Автор пугал: ему известно, что оба Осиповых, и отец, и сын, – взяточники, часто меняют автомобили, и что лучше заплатить, а то он на них в ОБХСС заявит.

Поскольку ни старший, ни младший Осиповы должностными лицами не являлись, обвинение в получении взяток свидетельствовало о полнейшей юридической безграмотности шантажиста. Но вот фраза: «И еще не забывайте, что ваша внучка пока всегда возвращалась из школы здоровой и невредимой» – заставила обоих всерьез призадуматься.

И отец, и сын понимали, что самое опасное – это непрофессионалы. Все: и лексика письма, и его содержание, и требование написать мелом «да» – ну, все говорило о том, что писал какой-то придурок, возомнивший себя криминальным авторитетом. А от такого можно ожидать любых глупостей. Вадим попросил отца дать ему 15 минут – подумать, и пока ничего не говорить матери.

Как раз в это время у Вадима сидели два его приятеля, адвокаты, приехавшие посоветоваться по поводу уголовного дела, которое они взялись вести на пару. Заметив, что Вадим вернулся из кабинета в гостиную заметно помрачневшим, они, естественно, поинтересовались, в чем дело. Вадим рассказал.

Знал бы горе-рэкетир, с кем он связался!

Через полчаса от подъезда Вадима отъехали три машины. Один из адвокатов поехал к своему отцу – генералу КГБ, замначальника 9-го Управления (личной охраны особо важных государственных деятелей СССР).

Второй – на свое прежнее место работы, в МУР.

А сам Вадим в Люберцы. «Люберов» боялись. Проходил у Вадима недавно один клиент – мясник из Люберецкого гастронома, который как-то похвастался, что у него местные ребята отовариваются, ну, те самые, что в спортзалах качаются. Сам мясник был мужичонка хлипенький, к Вадиму обращался по поводу раздела наследства. Но вроде серьезный, не болтун. Дома Вадим нашел досье, в нем адрес мясника – и поехал. Беспокоить Эдуарда Николаевича Вадим посчитал преждевременным. Да и неправильным. Смешно для отлова «дилетанта-любителя» привлекать одного из самых авторитетных «воров в законе».

Уже на завтрашнее утро во дворе дома старших Осиповых появились странные люди. Двое неприметных мужчин в спортивных костюмах усердно катали по дорожке детскую коляску. Часа два катали. Из коляски за все время не раздалось ни одного звука.

Три электрика несколько часов проверяли лампочки на столбах. Правда, они как не горели до того, так и не зажглись.

Еще два мужика, пришлых, почему-то именно в этом дворе затеяли ремонт своего «Жигуленка».

Местные жители, как всегда торопившиеся по делам, ничего особого не заметили. Старушки, что просиживали целыми днями на скамеечках около подъездов, тоже не встрепенулись. Для их уровня интеллекта подобного камуфляжа оказалось вполне достаточно. Но не для профессионалов.

«Электрики» сразу заподозрили что-то неладное с двумя «папашами». Через пару часов подошли разобраться. Тут же к ним подлетели оба «автолюбителя-ремонтника». Но на выручку «электрикам» бросился моментально протрезвевший пьяный мужик, до того мирно спавший не один час на скамейке аккурат напротив подъезда Осиповых.

Слава богу, разборку начали не с того, чтобы выхватить оружие, как это в детективах показывают, а с удостоверений. Оказалось, что «электрики» и «пьяный» – из отдела по борьбе с особо опасными преступлениями МУРа, а «папаши» и «автолюбители» – из «девятки».

Дальше до конца дня и всю следующую неделю дежурили посменно. Редкий случился пример слаженной работы МВД и КГБ. Ну так ведь частный заказ!

Нашли же рэкетира «люберы». Пошли по местным пивным, пообщались с почтальоном, с дворником. Ребята знали, что делать. Через 10 дней Вадиму сообщили, кто автор письма. Спросили, какие будут указания?

Продолжения истории Илона не узнала, а Михаила Леонидовича оповестили лишь год спустя. Вадим, пришедший в бешенство, когда ему сообщили, что рэкетир-любитель – офицер-политработник, сосед родителей с верхнего этажа, которого отец не раз выручал деньгами до зарплаты, распорядился жестко. «Вывезти в лес, дать лопату, чтобы сам себе могилу вырыл, потом раздеть до трусов и отпустить. Не бить, и чтобы ни капли крови». Чего не знали ни Михаил Леонидович, ни сам Вадим, что с тех пор появилась у адвоката Осипова среди московского криминалитета кличка – «Могила». А на сходняке авторитетов московского региона было постановлено: Осипов – неприкасаем. Навсегда. За благородство и отсутствие кровожадности.

Если, разумеется, не «ссучится».

Илону напоминание об этой истории успокоило. Она уверилась, что муж готов реально подчиняться сыну. Осталось «уговорить старика Рокфеллера», то есть Марлена. Вадим хотел, чтобы с ним поговорил отец. Все-таки ровесники, старые приятели. Но когда Михаил Леонидович сообщил об этом Илоне, та призадумалась. При всех ее постоянных страхах по любому поводу, она, тем не менее, считалась в семье лучшим психологом. И муж не случайно поделился с ней просьбой Вадима.

Только на следующий день Илона высказала свою точку зрения – говорить должен сам Вадим. В противном случае Марлен расценит все это как детскую блажь, авантюру. Кроме того, только Вадим, сам, сумеет толково изложить суть идеи.

Михаил Леонидович, который и так побаивался идти на разговор с Марленом, – вдруг тот откажет, а Вадим этого никогда не простит, – с удовольствием прикрылся мнением жены.

Когда Вадим посвятил Марлена в свои планы, тот от гнева чуть не лопнул!

– Вы хотите развалить адвокатуру?! Мы пытаемся добиться запрета юридических кооперативов, а вы предлагаете, напротив, плодить их за счет адвокатов? Вы, Вадим Михайлович, просто рехнулись!

Вадим был готов к взрыву. И когда Марлен начал кричать, понял – этот разговор он выиграет. Обязательно!

– Нет, Марлен Исаакович! Не я. А те, кто думает, что можно повернуть историю вспять! Неужели вы всерьез полагаете, что в обществе возможно проявление частной инициативы здесь и здесь, а здесь и здесь – нельзя? Это только вопрос времени. Ящик Пандоры открыт! Первое кооперативное кафе – это начало конца плановой системы в целом! Это конец монополии прачечных, Госстраха, Аэрофлота, городских таксопарков. И адвокатуры! Поймите, и адвокатуры! Может быть, даже в первую очередь!

– Да что вы несете? Знаете, не все глупости, которые пишут в «Московских новостях», надо повторять вслух!

– Этого в «Московских новостях» не писали. Егор Яковлев слишком умен, чтобы перепечатывать Ленина и Маркса.

– Что? – опешил Марлен.

– Да, Марлен Исаакович! Ленина и Маркса. Перечтите на досуге. У Маркса, разумеется, «Капитал», а у Ленина – все работы, посвященные НЭПу. Я недавно перечитал. Ох, не дураки были ребята! – Вадим примиренчески улыбнулся.

Марлен смотрел на Осипова, вытаращив глаза.

– Вы что, действительно перечитали «Капитал»? – наверное, именно таким же тоном Марлен поинтересовался бы у Вадима, правда ли, что тот ест живых лягушек.

– Да, – продолжая мирно улыбаться, подтвердил Вадим.

Марлен помолчал с минуту, потом неожиданно спросил:

– А как мы можем спасти адвокатуру от этих халтурщиков из юридических кооперативов? Как вы считаете?

Ударение на «вы» не застало Вадима врасплох.

– Это-то совсем просто! Сейчас создание кооперативов возможно при исполкомах. Нам надо добиться лишь того, чтобы юридические кооперативы регистрировались по-прежнему исполкомами, но создавались при коллегиях адвокатов. При всемерной нашей поддержке!

– Бред! – не выдержал Марлен.

– Подождите! Вы сами меня учили выслушивать аргументы оппонента. Особенно если он дурак. Так?

Марлен вынужденно улыбнулся.

– Было…

– Лучший способ обезвредить противника – намертво зажать его в своих объятьях. При этом желательно с милой улыбкой на устах.

– Прикрывающих такие клыки, как у вас? – хмыкнул заведующий.

– Не прибедняйтесь! – огрызнулся Осипов.

– Дальше! – Марлен сделал вид, что не заметил дерзости.

– А дальше – задница! – Вадим перестал сдерживать эмоции. – Задница, потому что конференция коллегии никогда эту идею не подержит. И выступит за ликвидацию юридических кооперативов. Соответствующая резолюция будет принята подавляющим большинством голосов. И кооператоры радостно завопят: «Вот! Они боятся конкуренции!» А при том, как нас любит советская власть, с этого момента кооператорам от закона будет дан зеленый свет по полной программе!

– Боюсь, вы правы. – Марлен сидел мрачный, набычившийся и какой-то обессиленный. – А что у вас за идея со строительным кооперативом? Расскажите еще раз.

Больше часа Вадим рассказывал, отвечал на вопросы Марлена, записывал в свой блокнот те из них, на которые ответа пока не было. Что-то и Марлен подсказывал сходу. Сам спросил – сам ответил.

– Ладно! Попробуйте. Я вас прикрою, если что. Но не зарывайтесь! – Заведующий наконец согласился. В глазах его гуляли огоньки азарта. Такого Вадим раньше никогда не наблюдал.

– У меня одно условие. Ваша дочь будет работать со мной. А жена вместе с моими отцом и тещей станут членами кооператива Аксельбанта.

Марлен резко посуровел:

– Желаете получить заложников? Вам мало моего слова?

– Нет, просто не хочу через пару месяцев иметь завистников в лице вашей семьи, – с вызовом ответил Вадим.

Марлен долго молча смотрел на Осипова. Размышлял.

– Думаю, если вы не сломаете себе голову, то скоро, лет через 10, я буду гордиться тем, что когда-то вас чему-то учил!

– Ну, а я эти 10 лет пока что буду гордиться тем, что чему-то учусь у вас! – Вадим улыбнулся. Хотел приветливо, а получилось самодовольно и нагло.

– Пошел вон, нахал! – миролюбиво закрыл разговор заведующий.

Вадим ушел.

Приема у дверей Марлена дожидалось человек 10. Но он еще 20 минут просидел в одиночестве, думая о чем-то своем. Потом снял трубку и позвонил жене.

Вадим, не успев переступить порог, начал рассказывать Лене о разговоре с Марленом. Не тут-то было!

– Послушай, что наша дочь выкинула! – Лена раскраснелась, будто только вернулась с мороза. – Она занимается бизнесом! Обобрала всех своих одноклассниц и весь наш двор!

– Сколько она наодалживала? – Испугался Вадим.

– Ничего она ни у кого не одалживала! Все намного хуже!

И пока Маша, как мышка, тихо сидела в своей комнате, не высовывая носа, Лена обрушила на Вадима взволновавшую ее историю.

Все началось с того, что во время зимних каникул, живя у «свесей», Машка научилась шить. Эльза Георгиевна, как только правнучка выказала интерес к швейной машинке, решила, что пробил ее час в воспитании подрастающего поколения. С немецкой педантичностью бывшая дворянка показала Маше все известные ей хитрости машинного рукоделия.

К концу каникул Машка сама сшила бальные платья для всех своих кукол. Проблем с тканями не было, поскольку ни бабушка Эльза, ни Ил она никогда ничего не выбрасывали. В ход пошли и неиспользованные куски отрезов, и побитые молью меховые воротники, споротые со старых пальто, и кусочки отцовских галстуков, которые Михаил Леонидович перестал носить, и все остальное, что только можно было присобачить к кукольному платью с помощью швейной машинки или иголки с ниткой.

Юная портниха не обошла вниманием и огрызки сломанной бижутерии, и россыпи бисера и стекляруса, которые также, разумеется, хранились на всякий случай в отдельных коробках.

Собственно, эту часть истории Вадим уже знал. Когда дочь вернулась после каникул, его даже позабавило, что Лена, которая сама шить не умела, отнеслась к новому Машкиному увлечению снисходительно-ревниво. Сам же он только пошутил, что хотя бы дочь, в отличие от жены, не будет звать его, чтобы вставить нитку в иголку. И забыл.

Однако Маша, как выяснилось, пошла дальше.

Она, разумеется, похвасталась новыми платьями своих любимых кукол перед подругами и одноклассницами. Кто-то попросил ее сшить для своей куклы особо понравившееся.

Короче говоря, вот уже несколько месяцев Маша шила на заказ. Особым успехом пользовались платья для Барби. Многие родители привозили своим дочерям эту прелесть из-за границы. Но платье-то каждая Барби имела лишь одно! В советских магазинах о многочисленных наборах туалетов для суперкуклы и не слыхивали.

Маша решила исправить ошибку плановой системы. Она шила бальные и свадебные платья для Барби поточным методом. Если вдруг возникал простой с заказами – шила впрок. И когда очередная покупательница приходила к ней домой, на стол выставлялось с десяток бутылок, служивших манекенами для образцов одежды «от Марии Осиповой».

Мало того, что Машка выкачивала таким образом из кукловладелиц все карманные деньги, которые тем выдавали на мороженое и газировку, так она еще спровоцировала массовый сбор пустых бутылок по всему микрорайону и сдачу их в приемные пункты стеклотары. Этот способ зарабатывать деньги она подсказала некредитоспособным заказчицам.

В Маше обнаружилась настоящая предпринимательская жилка. Цену за платье она установила в 70 рублей. Если заказчице нужна была сдача, Маша всегда предлагала вместо денег либо вуаль для куклы, либо поясок, либо что-то еще, лишь бы только не расставаться с живыми деньгами.

Она покупала за 60 рублей пояски из дырявых металлических кругляков, некое подобие цыганского украшения, плоскогубцами раздраконивала их на отдельные «монетки» и делала из них изящные пряжки к пояскам для кукол. По цене 20 рублей за штуку. А в пояске-то их было два десятка! Таким образом 60 рублей легко превращались в 400. Ну а если заказчица просила об эксклюзиве, Маша легко соглашалась данной модели больше никому не предлагать. Правда, тут же объявляла наценку на авторское изделие в размере 50%.

В общей сложности за 4 месяца Машка заработала 1300 рублей. И это при зарплате школьного учителя 150 рэ в месяц!

Лена была в ужасе! Вадим хохотал, хлопая себя по коленям, что случалось крайне редко и свидетельствовало о том, что он действительно веселится от души. В этот момент он окончательно убедился в правильности своей затеи с адвокатским кооперативом.

Марлен передумал. А может, Мария Ивановна присоветовала. По слухам, авторитарный Марлен подчинялся жене во всех семейных вопросах безоговорочно. Вадиму он объявил, что работать будет не дочь, а племянник. Мария же должна получить половину долей в филиале кооператива. Первое требование Марлена Вадим признал резонным – родители не хотели рисковать дочерью, – кто знает, как дело пойдет, а племянник – другой оборот. А вот второе условие мэтра Вадима не устраивало. Он хотел сохранить за собой контроль в будущем предприятии. Но прямо возражать не стал. Решил схитрить.

Вечером встретился с Аксельбантом и ввел его в курс дела. Строитель обрадовался, что идея поддержана столь авторитетным юристом, членом Президиума Московской городской коллегии адвокатов. (Аксельбант, как еще раньше приметил Вадим, при слове «президиум», причем в любом контексте, наполнялся неким душевным трепетом.) То, что племянник Марлена будет трудиться под его крышей, тоже грело душу. Однако сомнения Вадима по поводу целесообразности закрепления за семьей даже столь влиятельного человека половины долей филиала его, Аксельбанта, детища показались строителю более чем обоснованными. Так можно и бизнес потерять!

Аксельбант заявил: «Тебя я знаю, шефа твоего нет. Поэтому больше 25% я его жене не дам!» Вадим только этого и ждал. Изображая, как мог, разочарование и печаль, он передал эти слова Марлену. Тот пожелал встретиться со строителем. Вадим не возражал, понимая, что стоит Аксельбанту увидеть Марлена, производившего впечатление очень делового человека, ни о каких 50% и речи не пойдет. Никогда! Пугливый и упрямый провинциальный еврей-строитель ни за что не допустит второго медведя в свою берлогу. А то, что он всерьез не воспринимал самого Вадима, – только к лучшему. «Не тот хитрый, кого хитрым считают», – в очередной раз вспомнил полюбившийся афоризм Владимира Бакова Осипов.

Так оно и вышло. После встречи Аксельбанта и Марлена вопрос решился окончательно. Членами кооператива с правом принимать решения исключительно в отношении деятельности филиала стали Михаил Леонидович, Илона, Наталия Васильевна и жена Марлена Мария Ивановна. Состав оправдывался еще и тем, что все четверо были пенсионерами, а Илона и Мария, помимо прочего, числились инвалидами 3-й группы. Так что кооператив получал помимо двухлетних налоговых каникул еще и перспективу 50-процентного уменьшения налога на прибыль через два года, поскольку наполовину состоял из инвалидов. Ни Марлен, ни Аксельбант с такими финансовыми аргументами спорить не могли.

Непосредственно к работе Вадим привлек, помимо Саши, племянника Марлена, еще несколько коллег. Во-первых, сына кагэбэшного генерала. Так, на всякий случай. К тому же парень был вовсе не дурак.

Кроме того, Лену Суворову, прекрасного цивилиста, с которой Вадим уже давно вел некоторые дела на пару. Она была и грамотной, и остроумной, и Ленка к ней совсем не ревновала, – страшна была ее тезка, как смертный грех.

Следующий, Игорь Стольник, молодой адвокат их консультации, с самого начала кооперации переключился на эту сферу деятельности и уже имел неплохую клиентскую базу, в основном среди кооператоров-торговцев. Вадим этот сегмент рынка пока не освоил.

Пятым сотрудником стал Михаил Леонидович. Его тридцатилетний юрисконсультский опыт не использовать было бы просто глупо.

Именно Осипову-старшему, дабы всегда иметь возможность лавирования, отдали на откуп обслуживание самого Аксельбанта. И по возрасту они ближе, и выслушивать длиннющие монологи зануды-провинциала у отца было больше свободного времени, чем у Осипова-младшего.

С мечтой о том, чтобы больше времени проводить в кругу любимой семьи, Вадиму пришлось расстаться.

Аксельбант со всем своим персоналом, – бухгалтерией, инженерами, проектировщиком, всего около полутора десятков человек, занимал подвал в старом доме на Петровке. Первый этаж принадлежал Опорному пункту охраны правопорядка, и потому местоположение конторы было крайне удобным. Хотя бы с точки зрения безопасности.

Вадиму выделили отдельную комнату. Благородный Аксельбант переклеил обои, покрасил два окошка, находившиеся ниже дворового асфальта. Свет проникал с улицы через приоконные углубления, намертво закрытые металлическими решетками.

Все остальные хлопоты по обустройству легли на Вадима. Прежде всего, надо было купить мебель. Раздобыть компьютеры. Осипов с ними дела еще не имел, но знал, что в Москве они появились. Приходилось «соответствовать». Вопросы престижа, Вадим это помнил еще по своим первым часам «Ориент», в адвокатском бизнесе играли роль совсем не второстепенную.

Дальше. Нужно иметь собственную секретаршу на телефоне. Это, как выяснилось, оказалось самой большой проблемой. Секретаршу найти было невозможно! Без московской прописки не возьмешь – участковый сидит буквально прямо над головой, а грамотные москвички «наниматься к частникам», да еще на такую постыдную работу, не хотели. Переманили маму Лены Суворовой, которая так и так работала секретаршей, но, правда, в юридической консультации.

Лена застеснялась будущего маминого статуса, поэтому должность ей придумали – директор по персоналу. Придумал Вадим. Аксельбант не противился, но вот его начальник отдела кадров встала на дыбы. Как это так: она – начальник отдела, а та секретарша – директор?! Успокоили, прибавив ей за счет филиала 20 рублей к зарплате.

Два месяца Вадим носился по Москве, как угорелый, напрягал бывших и нынешних клиентов, решая бытовые вопросы своего детища. Лена несколько раз заводила разговор о том, что надо со всем этим завязывать, но Вадим только отшучивался: «Беру пример с дочери!» – и несся дальше.

Профессиональную работу пришлось задвинуть в самый дальний угол. Естественно, доходы пошли вниз. А вот расходы, по крайней мере большую их часть, пришлось взять на себя. Конечно, с коллегами была договоренность, что все траты идут в зачет и будут компенсированы из первых доходов кооператива.

Свет в конце туннеля забрезжил через два месяца. Коллеги-адвокаты стали с удовольствием принимать своих клиентов в новом помещении. Мама Лены Суворовой довольно быстро для ее возраста освоила компьютер и с удовольствием печатала на нем документы для своего «выводка», как она ласково окрестила партнеров дочери. Однако возникла проблема с бумагой. Если для консультации она закупалась централизованно через Президиум, а по домам втихую разворовывалась адвокатами, то здесь воровать было неоткуда, а фонды, разумеется, на кооперативы не выделялись. Для Госплана кооперативная экономика не существовала. Пришлось решать и этот вопрос.

Вадиму постоянно вспоминалась фраза «Солидная фирма возьмет в аренду дырокол». Да, нелегко было Остапу Ибрагимовичу заниматься строительством «Рогов и копыт».

Вадим за гроши взял на обслуживание ведомственную типографию Минпищепрома, но договорился о фактическом бартере. Вместо денег типография рассчитывалась писчей бумагой. Зачет шел по госценам, и, соответственно, грошовый гонорар Вадима фактически превращался в весьма доходный – бумагой стали даже немного приторговывать, продавая Аксельбанту.

Разумеется, уже не по госцене.

Алгоритм Вадиму так понравился, что и он, и его коллеги очень быстро большую часть клиентов перевели на бартер. Юридические услуги – в обмен на второй, а потом и третий компьютеры, в обмен на заправку бензином без очереди, за продуктовые заказы, опять-таки по госценам. Жизнь налаживалась.

Пятьсот рублей в месяц, которые должны были сдавать в общую кассу пять адвокатов-кооператоров, не были большим бременем, а вот доходы стали расти. Клиентов, разумеется, привлекал не только внешний антураж. Сам факт, что их обслуживают «независимые адвокаты», первая в Союзе «частная адвокатская контора», а Вадим именно так представлял свое детище, автоматически вел к возможности брать денег больше, чем обычно. Одни клиенты стали приводить других. Получилось, что, не успев избавиться от хозяйственных забот, Вадим оказался по уши завален работой профессиональной.

Лена попыталась нажаловаться Илоне. Но та неожиданно поддержала Вадима. Видя, как ее собственный муж увлеченно работает в кооперативе, мудрая Илона сказала невестке:

– Запомни, если хочешь сохранить мужа, займи его делом! Когда мужчина занят любимой работой, ему не до глупостей на стороне.

Все-таки Ил она и вправду была прекрасным психологом. Других аргументов не понадобилось. Лена не только смирилась с ситуацией, но и сама стала активно искать клиентов для кооператива мужа среди знакомых.

Несколько раз в месяц Вадим звонил Ирине Львовне Коган. Рассказать о своих делах, просто поболтать. Старушке было важно внимание, а Вадим всегда помнил, чем он ей обязан.

В воскресенье с ужасом вспомнил, что не звонил больше месяца. Забыл! Набрал номер. К телефону подошел брат.

– Ира в больнице.

– Что с ней? – опешил Вадим.

– Плохо, Вадим. Очень плохо. У нее рак легких. Только вы ничего не знаете. Она тоже не знает.

– Она в сознании? – Вадим почувствовал, как его прошиб холодный пот.

– Нет. Уже два дня.

– Я могу к ней приехать?

– Конечно, только боюсь, это бесполезно. Врачи говорят, что она вряд ли выйдет из комы.

Вадим растерянно положил трубку. Даже не попрощавшись. Впервые в жизни он понял смысл слов «время остановилось».

Как же он не обратил внимания, что уже несколько месяцев Ирина Львовна при разговоре покашливала? Почему он не заезжал к ней домой почти год? Они ведь и в консультации виделись последнее время крайне редко, – Вадим давно не ходил на дежурства. Ощущение невосполнимости грядущей потери придавило Вадима.

Вадим приехал в больницу, но его к Коган не пустили.

Через три дня Ирина Львовна умерла.

Последнее, что мог сделать для своей наставницы Вадим – завалить ее гроб цветами. В государственных магазинах срезанных живых цветов почти не бывало, только в «Польскую гвоздику» завозили два раза в неделю, и очередь выстраивалась на километр. Вадим понимал, что большинство адвокатов, чьи доходы с появлением юридических кооперативов резко упали, придут на прощание кто вовсе без цветов, а кто хорошо если с четырьмя гвоздиками.

Ребята из «Гиппократа» не подвели. В день похорон Вадиму привезли сто свежайших красных гвоздик. Попытки Вадима расплатиться с курьером оказались тщетными. Хозяева «Гиппократа» знали по рассказам Вадима, кем была для него Коган, и строго-настрого запретили брать деньги со своего адвоката.

Вадим ошибся только в одном. Цветами оказался завален не только гроб с телом Ирины Львовны, но и стол на сцене Президиума, где проходила панихида. Вадиму даже стало неловко за свой огромный букет, и он, разделив его на две части, дважды подошел к гробу, чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Взрослеете, – бросил Марлен, от которого хитрость Вадима не ускользнула.

Но Вадиму было не до комплиментов. Он прощался с юностью.

Осипов не успел оглянуться, как наступил Новый год. Только сейчас он сообразил, что его «первая частная адвокатская контора» существует уже 8 месяцев. И только сейчас понял, что добился эффекта, обратного тому, к которому стремился. Семью он вообще видеть перестал. Надо что-то менять! И вот тут как нельзя кстати вспомнилось учение Маркса о прибавочной стоимости.

После новогодних выходных Вадим объявил своим партнерам новые «правила игры».

Поскольку именно на него, Вадима, приходится большая часть организационной работы фирмы (первый раз Вадим произнес слово «фирма», не догадываясь пока, что на годы оно станет основным в его лексиконе), он устанавливает себе зарплату 750 рублей в месяц. То есть, с каждого дополнительно в месяц по 150 рублей. В том числе и с него самого – он же остается и рядовым сотрудником. Кроме того, начиная с 1 февраля, за передачу клиента он будет брать по 30% гонорара. Кто не хочет, может от него клиентов не принимать.

Вадим объявил о своем решении спокойным тоном по окончании обсуждения текущих дел. Так, между прочим. Наступила тишина. Первым ее нарушил отец:

– Вадим, но ты же сам всегда был против 30 процентов?

– Да, батя, я плохо учился в институте. Оценки были хорошими, а сути я не улавливал. – Вадим улыбнулся. – Я стал марксистом.

Шутку никто не понял, но, прикинув, как заметно в лучшую сторону изменилась у каждого из них жизнь в прошлом году, спорить тоже никто не стал.

Вечером Вадим был мрачнее тучи. Лена спросила, что стряслось.

– Ничего. Мне кажется, мы начинаем жить по правилам, которые мне не нравятся. Но это не твоя и не моя вина. Просто мы еще не готовы. И не знаю, выдержим ли. Другие какие-то времена настают. И нравы другие.

– Ты о чем?

– Ладно, так, ни о чем! Тяжко мне, Ленка. Не по мне все это.

– Что случилось, ты можешь толково объяснить?

– Не могу. Просто я начинаю делать то, что считаю неправильным. А поступать иначе не получается. Выходит – обстоятельства заставляют, а душа не принимает!

– И что делать? – Лена недоуменно смотрела на мужа. Растерянного, притихшего, не похожего на себя.