Рассказ
      Перевод:
      Язык оригинала: английский
 
      Я сидел на радаре. Собственно, не делал ничего.
      Мы поднялись на высоту 23 километра, полуденного кайфа для. Кажись, были еще в
      Мексике на пути в Мирамар и, между прочим, на истребителе F-14. Хотя все неважно после того, как увидел выгиб земли. Тогда все прочее на некоторое время теряет смысл. У нас уже было три заката. Думаю, можно было сказать, что прожит день не зря.
      Как вдруг…
      – Джон, – сказал я, – самолет горит.
      – Знаю, – сказал он.
      Джон был отрывист и сердит поэтому.
      – Какие-нибудь мысли напоследок? – сказал я.
      – Угу, парочку прокрутил. Но как-то не вдохновили. Не отражают момента. Херовая проза, – сказал Джон.
      – Ты имел преимущество. Знал ведь, – сказал я.
      – Угу, – сказал он, – собирался тебя обскакать. Запудрить мозги. Тогда все, что бы ты ни сказал, оказалось бы недостаточно хорошо. Я выдал бы нечто гениальное, а все, что сказал бы ты, оказалось бы недостаточно хорошо.
      – Но, – сказал я, – не вышло. Или?
      Он сказал:
      – Не-ка. Не озарило ничем.
      Крылья стали красными. Думаю, можно назвать их красными. Тень зарева на темно-синем мистического фламинго, очень космический, словно живая кровь. Самолет истекал кровью?
      – Хорошо провел время в Перу? – сказал я.
      – Не особенно, – ответил Джон. – Должен сказать тебе вот что. Уже давно я не проводил времени хорошо. Что-то возникло между мной и "хорошим временем" с тех пор, как мне стукнуло двадцать восемь или вроде того. Многое повидал, но ты знаешь: ничего не увидел.Будто все уже было увидено кем-то. Свежести не было. Стерли чьи-то глаза.
      – Даже в Мериде? – сказал я.
      – Даже, – сказал Джон.
      – Даже в Тибете, где ты встретил жену? Красавицу американку, забравшуюся туда чисто случайно? – сказал я.
      – Даже, – сказал Джон.
      – Даже в Гренландии? – сказал я.
      Джон сказал:
      – Да. Даже в Гренландии. Есть новизна, но не свежесть. Следы на снегу.
      – Может быть, – сказал я, – ты думаешь про Миссисипи, когда идет снег, когда ты пацан. И ты первый встаешь, и никого на снегу не было, никаких там следов.
      – Заткнись, – сказал Джон.
      – Слушай, мы что будем драться здесь в момент смерти? Смешаем это с горящим самолетом?
      – Заткнись! Заткнись! – сказал Джон. Прокричал Джон.
      – В чем дело? – спросил я.
      Он не суетился с джойстиком или контрольными. Может, мы и горели, но оставались на уровне. Держались на 15-ти тысячах. Землю отнюдь не искали.
      – Так что, Джон? – сказал я.
      Джон сказал:
      – Сукин ты сын, это было мое- этот снег в Миссисипи. А сейчас все смешалось с говном.
      Бумага из его планшета летала по всей кабине, и я видел, как яростно он размахивал карандашом.
      – Это было мое,это было мое,ты, гнилой хуесос! – Листки бумаги присосались к радару. – Понимаешь, о чем я?
      Странички свисали сверху, а за ними видно было большую луну.
      – Катапультируйся! Спасай свою жопу! – сказал Джон.
      Но я сказал:
      – А ты, Джон?
      Джон сказал:
      – Остаюсь. Только отдай мне, отдай мне мое.
      – Но ты не сможешь, – сказал я.
      Но он смог.
 
      Мы с Селестой выходим на выжженность среди блондинистого песка под одной из этих черных романтических и никому не нужных гор милях в пяти от базы Мирамар.
      Я теперь капитан-лейтенант запаса. Но если откровенно, меня все еще слегка колотит, даже когда я перегоняю "Скайхок" в Малибу и обратно.
      Селеста и я, мы сидим на песке и молча глядим на выжженность. Весь металл уже убран.
      Я не знаю, о чем Селеста говорит или что она думает, настолько я ушел в себя – полный паралич.
      Передо мною долбанный триумф этого Джона.
      Его шедевр.
 
      Пер. с английского С.Юрьенена.