Джеймс Мэтью Барри
      Мэри-Роз
      Перевод С. Лихачевой
      АКТ I
      Декорация представляет собою комнату в одном из небольших поместий Суссекса, что давно уже выставлено на продажу. В комнате царит столь глубокое безмолвие, что только воистину смелый человек отважится заговорить в ней первым - если, конечно, он не просто бормочет про себя, что, пожалуй, простительно. Все, что возможно было забрать из прошлого этой комнаты, давно увезли. Свет проникает сквозь единственное окно в глубине сцены, неплотно задернутое мешковиной. На какое-то мгновение свет кажется мягким и теплым и, если бы можно было быстро сфотографировать комнату в этой миг, мы бы заметили на лице ее смущающую улыбку, может быть, сродни Моне Лизе, - уж верно, улыбается комната так не без причины: ей известно то, что вправе знать только умершие. Две двери; одна открывается на лестницу, ведущую вниз; другая - в глубине сцены, очень незаметная, хотя именно она окажется в самом центре нашей тревожной истории. Обои, тяжелые оттого, что наклеены поверх еще более древнего слоя бумаги, облупились, и тут и там отходят от стены в гротескном поклоне, словно подвешенные на цепях узники; можно предсказать, что следующий нарушивший тишину звук прозвучит в очень далеком будущем, когда от стены отстанет еще один кусок обоев. За исключением двух деревянных упаковочных ящиков, единственную мебель составляет потертое кресло, медленно дряхлеющее у потухшего очага, словно выживший из ума старик. Мы могли бы поиграть с тревожной фантазией, что комната эта, некогда согретая любовью, жива до сих пор, но просто затаилась от посторонних глаз, и стоит нам уйти неким непостижимым образом снова начнутся бесконечные по всей видимости поиски, что продолжаются в некоторых опустевших домах.
      Слышно, как кто-то, тяжело ступая, поднимается вверх по лестнице, и входит экономка. Однако не ее тяжелая поступь слышалась за сценой: экономка прожила здесь уже несколько лет и стала в достаточной степени частью дома, чтобы передвигаться бесшумно. Первое, что мы узнаем об экономке, сводится к следующему: находиться в этой комнате она не любит. Экономка - преклонных лет дама, сухощавая, замечательно владеющая собой. Может быть, где-нибудь на свете и найдется человек, что еще в состоянии заставить ее рассмеяться, кто знает, однако усилие это явно причинит ей боль. Даже недавно закончившаяся война оставила ее безразличной. Она показывала дом немалому числу потенциальных покупателей, точно так же, как сейчас показывает еще одному, с безразличием истинной экономки, купят поместье в итоге или нет. Немногие наложенные на нее обязанности она добросовестно исполняет, но самая удивительная ее особенность - способность неподвижно сидеть в темноте. Когда экономка заканчивает работу, и мысли ее более ничем не заняты, она так и будет сидеть во мраке, скорее чем потратит деньги на свечу. Познакомившись с такими вот миссис Отери, узнаешь о жизни нечто новое; однако сама она совершенно не осознает, что чем-то отличается от других; скорее всего, она полагает, будто примерно так же люди в большинстве своем и проводят часы перед сном. Однако же, экономя свечу в других пустых домах, миссис Отери всегда зажигает ее в этом доме с наступлением темноты.
      Вслед за экономкой, тяжело ступая, по лестнице поднимается молодой солдат-австралиец, рядовой, - в нынешние времена таких можно встретить целыми дюжинами на любой лондонской улице: они неуклюже бредут вдоль тротуаров с заброшенным видом, ежели предоставлены сами себе, останавливаясь то и дело, чтобы убить время (тут-то вы на них и натыкаетесь), либо галантно беседуют с какой-нибудь юной леди. В голосе его слышится австралийский акцент, что нашему слуху ныне кажется столь приветливым. Это грубоватый паренек, мускулистый, с открытым взглядом человека с топором, смыслом жизни которого в довоенное время было рубить лес да следить, чтобы дерево не обрушилось на голову. Миссис Отери показывает ему дом; молодой человек, очевидно, знавал его в прошлом; однако, хотя гость явно заинтересован, он не сентиментален, и оглядывается вокруг со снисходительной усмешкой.
      Миссис Отери. А вот здесь была гостиная.
      Гарри. Только не здесь, нет, нет. Не было здесь гостиной, капустка моя, по крайней мере, в мое время не было.
      Миссис Отери (безразлично). Я поселилась здесь только три года назад, и никогда не видела дом меблированным, однако мне велели говорить, что гостиная была здесь. (Чуть ли не с жаром.) И буду весьма признательна, ежели вы перестанете называть меня своей капусткой.
      Гарри (эта резкость помогает ему почувствовать себя в своей тарелке). Только не обижайтесь. Это французское выражение; не одной мадемуазель доставил я бездну приятных минут, величая ее капусткой. Но гостиная! Я был здесь в последний раз совсем желторотым юнцом, однако помню, что гостиную мы называли Большой Комнатой; уж точно не эту тесную коробчонку!
      Миссис Отери. Это самая большая комната в доме. (Она уныло цитирует какое-то рекламное объявление, что, возможно, висит у ворот, изодранное в клочья.) Особенно хороша гостиная, из окон которой открывается бесподобный вид на гряду меловых холмов. Комната расположена на верхнем этаже; подняться в нее можно по...
      Гарри. По лестнице, полной романтических крысиных нор. Проклятье, та это комната или нет, в ней не жарко; что-то в ней есть такое, отчего мурашки по спине бегут. (В первый раз экономка окидывает гостя внимательным взглядом.) Частенько доводилось мне дрожать от холода в какой-нибудь австралийской лачуге и мечтать о большой комнате дома, в которой так тепло. Тепло! А теперь это - лучшее, что гостиная может предложить блудному сыну, когда тот возвращается в ожидании, что телец уже почти пожарился. Век живи, век учись, хозяйка.
      Миссис Отери. По крайней мере, мы живы.
      Гарри. Отлично сказано, капустка моя.
      Миссис Отери. Спасибо, мой рододендрончик.
      Гарри (ободренный). Мне нравится ваш задор. Вы и я отлично поладили бы, будь у меня время, чтобы вас поразвлечь. Но, видите ли, я могу проверить, гостиная это или нет. Если да, то снаружи за окном должна быть яблоня, одна из ее ветвей царапает окно. Уж мне ли не знать, если именно из этого окна и по этой яблоне я спустился однажды темной ночью, когда мне было только двенадцать лет, сбежал из дома, непослушный голубоглазый ангелочек, и отправился искать удачи на этом чертовом море. Удача моя... моя хорошая приятельница... по-прежнему не слишком-то любезна со мною, однако яблоня должна быть тут, чтобы поздороваться со своим ненаглядным мальчуганом. (Гарри отдергивает мешковину, и в комнату проникает чуть больше света. Мы видим, что окно, доходящее до пола, открывается наружу. Возможно, что давным-давно отсюда в сад вели ступени, но теперь их нет, как и яблони тоже.)
      Гарри. Я выиграл! Нет дерева; не гостиная.
      Миссис Отери. Мне доводилось слышать, что когда-то здесь было дерево; если вы выглянете наружу, увидите пень.
      Гарри. Да-да, вижу, вон там, в густой траве, а вон и остатки скамьи вокруг ствола. Точно, это гостиная, Гарри, мальчик мой. На окне висели голубые занавеси; я частенько прятался за ними и жадно пожирал "Робинзона Крузо". В этом углу стоял диван, на нем я брал первые уроки плавания. Вы счастливица, ma petite, что присутствуете здесь, внимая сим трогательным воспоминаниям. Так, а какого черта мог делать в этих благородных апартаментах павлин?
      Миссис Отери. Мне говорили, что на стене раньше висела такая ткань, гобелены их называют, с изображением павлинов, полагаю, это ваш павлин и был.
      Гарри. И павлина моего больше нет! А ведь я мог бы поклясться, что дергал перья из его хвоста. Часы стояли вот здесь, с хрипящей фигуркой кузнеца, он бывало, все выходил, и отбивал час на наковальне. Мой старик заводил часы каждый вечер, помню, как он разъярился, когда обнаружил, что завод рассчитан на восемь дней. Падре пришлось отчитать его за бранные слова. Падре? Как по английски "падре"? Проклятье, собственный язык забываю! Ах да, священник. Ну он-то еще в земле живущих, надеюсь? Как сейчас стоит перед глазами: высокий, худощавый, с резко очерченным суровым лицом. Вечно ссорился по поводу каких-то картинок: коллекционировал их, что ли.
      Миссис Отери. Здешний священник очень стар, однако он вовсе не высок и не худощав; он низенький, упитанный, с круглым лицом и седыми усами.
      Гарри. Усы? Что-то усов у него не припомню. (Размышляя.) А и в самом деле: были ли у него усы? Постойте-ка, по-моему, это я о жене его думаю. Сомневаюсь, что произвожу отрадное впечатление человека сентиментального. Ваша светлость, вы не возражаете, если я закурю в гостиной?
      Миссис Отери (нелюбезно). Курите, если хотите. (Гарри кромсает плитку табака огромным складным ножом.) Что за жуткий нож.
      Гарри. Незаменим в окопах в военное время. Это не нож, а визитная карточка. Оставляешь ее на особо излюбленных приемах. (Бросает нож в один из ящиков; нож втыкается в дерево и вибрирует.)
      Миссис Отери. Вы были офицером?
      Гарри. Ну разве что иногда, на пару минут.
      Миссис Отери. Вы меня разыгрываете.
      Гарри. Вы просто неотразимы.
      Миссис Отери. Желаете осмотреть другие комнаты?
      Гарри. Тешил себя надеждой, что вы зададите мне этот вопрос.
      Миссис Отери. Тогда пойдемте. (Экономка пытается увести гостя вниз, но Гарри замечает маленькую дверь в глубине.)
      Гарри. А куда ведет эта дверь?
      Миссис Отери (стараясь не смотреть на нее). Никуда; это просто дверца стенного шкафа.
      Гарри (пристально глядя на экономку). Ну и кто здесь кого разыгрывает?
      Миссис Отери. Не понимаю, о чем вы. Нам сюда.
      Гарри (не двигаясь с места). Поясняю. Эта дверь... я начинаю припоминать... ведет в маленький темный коридор.
      Миссис Отери. И это все.
      Гарри. Не может быть, что все. Кто и когда слышал о коридорах, что блуждают в респектабельном доме сами по себе? Он ведет... да, точно... в комнату, а дверь комнаты выходит прямо на нас. (Гарри открывает дверь; за нею видна вторая.) Вот это память, а? Но какого черта вы пытались меня обмануть?
      Миссис Отери. Это неважно.
      Гарри. Мне кажется... да, так, в той внутренней комнате два каменных окна... и деревянные стропила.
      Миссис Отери. Это самая старая часть дома.
      Гарри. Припоминаю, что там когда-то была моя спаленка.
      Миссис Отери. Вполне возможно. Если вы спуститесь со мною вниз...
      Гарри. Мне любопытно сперва осмотреть ту комнату. (Экономка преграждает ему путь.)
      Миссис Отери (поджав губы, решительно). Вам туда нельзя.
      Гарри. Ваши основания?
      Миссис Отери. Она... она заперта. Говорю вам, это просто пустая комната.
      Гарри. Должен быть ключ.
      Миссис Отери. Потерян.
      Гарри. Странной кажется мне ваша настойчивость остановить меня, если вы и так знаете, что я обнаружу дверь запертой.
      Миссис Отери. Иногда она заперта; иногда нет.
      Гарри. Так это не вы ее запираете?
      Миссис Отери (с неохотой). Дверь совсем не заперта, ее держат изнутри.
      Гарри. Кто держит?
      Миссис Отери (на мгновение утрачивая контроль над собою). Тише!
      Гарри. Вы вся дрожите.
      Миссис Отери. Ничего подобного.
      Гарри (коварно). Полагаю, вы дрожите только потому, что в комнате так зябко.
      Миссис Отери (попадаясь в ловушку). Вот именно.
      Гарри. Ага, значит, вы и в самом деле дрожите! (Экономка не отвечает, и он размышляет, прибегнув к помощи трубки.) Можно, я запалю эту груду дров?
      Миссис Отери. Если угодно. Мне даны распоряжения разводить огонь раз в неделю. (Гарри поджигает ветки в очаге, и они тут же вспыхивают, чтобы через несколько минут превратиться в золу.) Не может быть, чтобы вы могли себе позволить купить подобный дом.
      Гарри. Я-то? Конечно нет. Просто мужское любопытство привело меня поглядеть на старое поместье, где я родился. Я возвращаюсь в Австралию. (Резко оборачиваясь к ней.) А что не так с домом?
      Миссис Отери (начеку). С домом все в порядке.
      Гарри. Тогда почему за него просят так дешево?
      Миссис Отери. Он... он в плохом состоянии.
      Гарри. Почему дом так долго пустовал?
      Миссис Отери. Он... он далеко от города.
      Гарри. Почему последний арендатор покинул дом в такой спешке?
      Миссис Отери (облизывая губы). А, вы и об этом слышали? В деревне сплетничают, конечно?
      Гарри. Я и кое-что другое слышал. Я слышал, что экономку пришлось приглашать издалека, потому что никто из местных женщин не соглашался жить в этом доме одной.
      Миссис Отери. Жалкие трусихи.
      Гарри. Я слышал, что экономка была отважной и полной жизни Женщиной, когда приехала, а теперь это перепуганное до смерти существо.
      Миссис Отери. Ничего подобного.
      Гарри. Про экономку поговаривают, будто она порою убегает в поля и полночи дрожит там от страха. (Миссис Отери не отвечает, и Гарри снова прибегает к хитрости.) Конечно, я отлично понимаю, что речь идет не о вас. Все это - просто глупые россказни, про старые дома всегда ходят недобрые слухи.
      Миссис Отери (с облегчением). Вот именно.
      Гарри (быстро оглядываясь на маленькую дверь). Что это? (Миссис Отери взвизгивает.) На этот раз я вас поймал! Что вы ожидали увидеть? (Молчание.) Привидение? Говорят, что здесь поселилось привидение. Чему дом обязан своей дурной славой?
      Миссис Отери. Храбритесь сколько угодно, когда уйдете отсюда, но пока вы здесь, советую вам, юноша, попридержать язык. (Обычным тоном.) Ежели вам уже пора, то у меня тоже дел немало.
      Гарри. Мы с вами так славно поладили, я вот думаю, а не нальете ли вы мне кружку чая? Не чашку, нет; в моем порту приписки мы пьем чай кружками.
      Миссис Отери (нелюбезно). Не возражаю.
      Гарри. Ну раз уж вы так настаиваете, приходится согласиться.
      Миссис Отери. Тогда спускайтесь в кухню.
      Гарри. Нет-нет, я уверен, что блудный сын получил чай в гостиной. Хотя понятия не имею, с чего бы это они так носились с этим парнем.
      Миссис Отери (недовольно). Вы намерены войти в ту комнату. На вашем месте я бы не стала этого делать.
      Гарри. На моем месте стали бы.
      Миссис Отери (закрывая маленькую дверь). Пока вы не дадите мне слова...
      Гарри (восхищаясь ее упорством). Хорошо, обещаю... разве что, конечно, она сама не зайдет поглядеть на недурного собою джентльмена. На что мне сдалось ваше привидение? Это ведь женщина, правда? (Молчание экономки можно истолковать и как подтверждение.) Послушайте, я останусь в этом кресле, буду дожидаться вашего возвращения и читать молитвы. (Ощупывая кресло.) Эй, приятель, какое ты, однако, холодное да сырое... Это случайно не кресло призрака, а? (Молчание.) Ну к чему такой испуганный вид, хозяйка; она же появляется только в полночь, так?
      Миссис Отери (глядя на нож, торчащий в стенке ящика). Я бы не стала оставлять ножа без присмотра.
      Гарри. Да ладно, дайте старушке позабавиться.
      Миссис Отери. Я вернусь через десять минут.
      Гарри. За десять минут она вряд ли натворит что-то серьезное. (При этом замечании миссис Отери пригвождает его к месту взглядом и удаляется. Гарри усаживается поглубже в кресло, глядя на огонь. Огонь гаснет, но гость не двигается с места, и в сгущающихся сумерках перестает быть чужаком. Теперь он - часть комнаты, та самая часть, которую давно ждали, и вот, наконец, дождались. Дом до самого основания потрясен присутствием гостя, мы словно бы слышим тысячу перешептывающихся голосов. И вот начинается таинственная деятельность. Дверца в глубине медленно приоткрывается на расстояние фута. Можно подумать, что распахнул ее порыв ветра, только никакого ветра нет и в помине. Гарри тут же вскакивает на ноги, убежденный, что в комнате есть кто-то, кроме него, и притом очень близко к его ножу. Гарри так точно себе представляет, где она находится, что минуту даже не смотрит в другую сторону. В этот момент дверь медленно закрывается. Как дверь закрылась, Гарри не видел, но он снова открывает дверь и кричит: "Кто здесь? Здесь кто-то есть?" С некоторым отвращением он выходит в коридор и дергает внутреннюю дверь, но заперта ли она, или же ее держат, только дверь не поддается. Гарри уже собирается убрать номе в карман, но вдруг, пожав плечами, с бравирующим видом, снова бросает его в деревянную стенку ящика: пусть возьмет, если хочет. Гарри возвращается к креслу, но не закрывает глаз: наблюдает он, наблюдают за ним. Комната подрагивает от желания приступить к своим ночным трудам, которые невозможно было довести до конца, пока не явился этот человек, чтобы завершить дело. Фигура Гарри гаснет и исчезает совсем. Когда туман рассеивается, мы видим комнату такой, какой она была годами тридцатью раньше, одним ясным вечером, когда началась вся эта тревожная история. Есть комнаты, которые словно бы все время улыбаются: можно увидеть, как они это делают, если подглядеть в замочную скважину; гостиная миссис Морланд - одна из таких комнат. Может быть, именно миссис Морланд и оставила повсюду эти улыбки. Она много чего оставляет повсюду; например, несложно вычислить ее фигуру, изучив край дивана, где миссис Морланд так любит посидеть вечерком; все платья ее так уподобляются владелице, что гардеробы миссис Морланд полны ее двойниками, висящими на гвоздях либо уложенными в ящики. Картины на стенах со временем тоже становятся похожими на миссис Морланд и на принадлежащие ей вещи, несмотря на то, что изначально изображали, скажем, водопад; каждый подарок, врученный ей, обретает ту или иную черту дарящего, и, без сомнения, галстук, что она в данный момент вяжет, очень скоро сможет сойти за того человека, которому предназначен. Только очаровательные дамы, достигшие самого милого возраста, обладают таким вот свойством обращаться с вещами, словно сродными. Среди друзей миссис Морланд, находящихся в комнате, есть и те, про которых мы уже слышали: например, голубые шторы, спрятавшись за которыми, Гарри жадно набрасывался на потерпевшего кораблекрушение; диван, на котором он брал первые уроки плавания, павлин на стене, часы с сообразительным кузнецом, готовым выглянуть наружу и ударить по наковальне. За распахнутым окном видна яблоня в цвету; одна из ее ветвей протянулась в комнату. Мистер Морланд и местный священник с важным видом болтают о совершеннейших пустяках, в то время как миссис Морланд устроилась на диване в противоположном конце комнаты, и время от времени вступает в разговор покашливанием или постукиванием спиц: сим тайным способом она дает мужу понять, чтобы тот не был столь безапелляционен с гостем. Все они- люди средних лет, что в целом всегда находили жизнь легким и счастливым приключением, и тихо старались изо всех сил, чтобы таковою она стала бы и для их ближних. Сквайр худощав, священник дороден, но, вселись вы на мгновение в любого из них, вам было бы трудно определить, кто из них сквайр, а кто - священник; обоим свойственно раскипятиться, причем до одной и той же температуры. Оба - вполне благожелательные создания; но могут обмениваться благожелательными репликами, оставаясь при этом самими собой. Миссис Морланд видит своего мужа насквозь, не видит только одного: что почти всю его работу выполняет она. Она и в самом деле об этом не подозревает.
      Хоть мистер Морланд и встает на рассвете, чтобы приняться за работу во-время, работа его - не больше дамского платочка, и состоит из судейских обязанностей; вдобавок к этому он время от времени устраивает эффектную сцену по поводу коровника кого-нибудь из арендаторов.
      Тогда решение за него принимает жена; он же до сих пор понятия об этом не имеет. Он так часто слышал из ее уст (причем свято тому веря), будто, если уж он займет решительную позицию, так его с места не сдвинешь, что скромно почитает себя человеком сильного характера, и даже не пытается вспомнить, когда это в последний раз он занимал решительную позицию. В двусмысленных разговорах, которые ведут порою о будущем счастливые супруги, он всегда выражает надежду на то, что первым уйти придется ему, ибо он всем заправляет; жена в ответ только молча пожимает ему руку, однако про себя твердо установила иной распорядок. Скорее всего, жизнь в доме священника построена примерно по тому же образцу, однако мы не знаем наверняка, потому что не видели жену мистера Эми. Мистер Эми еще более общителен, чем мистер Морланд; говорят, что он знает всех и каждого в графстве, и несколько раз ему случалось упасть с лошади, потому что он упорно приветствует всякого встречного. После посещений Лондона он обычно возвращается в угнетенном состоянии духа: на столичных улицах слишком много людей, которым он не может отвесить дружеский поклон. Он не прочь почитать книгу, если знает, где живет автор, или кого-нибудь из его родни, а в театре для него куда важнее услышать, что у актрисы трое детей, один из которых болен корью, нежели следить за ее сценическим талантом. У священника и хозяина дома есть общее приятное увлечение: оба коллекционируют гравюры; последующая сцена повторяется между ними крайне часто. Оба склонились над последним приобретением сквайра.)
      Мистер Эми. Интересно, интересно... Славная подборочка. Должен признать, Джеймс, у тебя чутье истинного коллекционера.
      Мистер Морланд. Ну, да, я этим делом увлечен, ты же знаешь; и уж если выберусь в кои-то веки в Лондон, так уж не могу не потратиться - на свой скромный лад, конечно. Вот эти достались мне очень недорого.
      Мистер Эми. Чутье. В этом тебе не откажешь.
      Мистер Морланд. Ох, не знаю, право.
      Мистер Эми. Да-да, Джеймс, не откажешь. Ты купил их у Петеркина на Дин Стрит, не так ли? Да уж я-то знаю. Я их там видел. Я тоже хотел их купить, да только мне сказали, что право первенства за тобой.
      Мистер Морланд. Прости, Джордж, что опередил тебя; таков уж мой обычай - пролезть первым. У тебя тоже немало славных гравюр.
      Мистер Эми. Вот чутья твоего у меня нет, Джеймс.
      Мистер Морланд. Должен признаться, что я уж своего не упущу. (До сего момента оба состязались в святости.)
      Мистер Эми. Пожалуй, что и так. (Маска святого падает.) Кое-что ты все-таки упустил вчера у Петеркина.
      Мистер Морланд. О чем это ты?
      Мистер Эми. Ты не осмотрел маленькую подборку, что лежала прямо под этой.
      Мистер Морланд. Я пролистал ее; так, ничего не стоящая ерунда.
      Мистер Эми (с отвратительным самодовольством). Все, кроме одной, Джеймс; все, кроме одной.
      Мистер Морланд (передернувшись). Что-нибудь ценное?
      Мистер Эми (воплощение кротости). Так, всего лишь пустячок работы Гейнсборо.
      Мистер Морланд (слабо). Что! И ты его купил?
      Мистер Эми. И я его купил. Я человек бедный, но я решил, что десять фунтов за Гейнсборо - не слишком-то много. (Дьявол уже овладел обоими.)
      Мистер Морланд. Десять фунтов! С автографом?
      Мистер Эми. Без автографа.
      Мистер Морланд (снова готовый стать ему другом). Ага!
      Мистер Эми. Что ты хочешь сказать этим своим "Ага!", Джеймс? Будь гравюра с автографом, неужели я бы получил ее за десять фунтов? Ты вечно разглагольствуешь о своем чутье; полагаю, что малая толика чутья и мне иногда позволена.
      Мистер Морланд. Во-первых, вовсе я не вечно разглагольствую о своем чутье; во-вторых, я не верю, что это Гейнсборо.
      Мистер Эми (с достоинством). Пожалуйста, только не горячись, Джеймс. Если бы я мог подумать, что ты способен позавидовать моей маленькой находке - которую сам же и пропустил... я бы не принес ее сюда, чтобы показать тебе. (С возмутительно торжествующим видом достает свернутую в трубку гравюру.)
      Мистер Морланд (отпрянув). Так, значит, вот она.
      Мистер Эми. Вот она. (Христианский долг диктует сквайру осмотреть приобретение.) То-то! На этот раз мне посчастливилось. Полагаю, в следующий раз повезет тебе. (Торжествующее выражение переходит с одного лица на другое.)
      Мистер Морланд. Интересно, Джордж... весьма интересно. Но со всей определенностью могу сказать, что это не Гейнсборо.
      Мистер Эми. Со всей определенностью утверждаю, что Гейнсборо.
      Мистер Морланд. Со всей определенностью говорю, что нет. (К этому моменту в спор вступили спицы, но на них никто не обращает внимания.) Я бы сказал, работа умелого любителя.
      Мистер Эми. Посмотри на телегу, посмотри на фигуру позади нее.
      Мистер Морланд. Слабо и натянуто. Посмотри на эту лошадь.
      Мистер Эми. Гейнсборо случалось рисовать нелепейших лошадей.
      Мистер Морланд. Согласен, но он никогда не размещал их так неудачно. Эта лошадь разрушает всю композицию.
      Мистер Эми. Понятия не имел, что у тебя такая низменная натура.
      Мистер Морланд. Мне не нравится это замечание; ради тебя же не нравится. Никто не радовался бы больше меня, если бы тебе посчастливилось напасть на Гейнсборо. Но это! К тому же, посмотри на бумагу.
      Мистер Эми. Что не так с бумагой, мистер Морланд?
      Мистер Морланд. Машинная работа. Эта бумага сошла со станка, когда Гейнсборо уже много лет как покоился в могиле. (После дальнейшей инспекции мистер Эми против воли убеждается в ошибке, и находка водворяется в карман гораздо менее бережно, нежели была извлечена.) Не кипятись ты так, Джордж.
      Мистер Эми (величественно). Никто не кипятится; кстати, буду весьма признателен, если вы перестанете называть меня Джорджем. Ну улыбайтесь, улыбайтесь же, мистер Морланд, поздравляю вас с победой; вы до глубины души обидели старого друга. Браво, браво. Благодарю вас, миссис Морланд, за исключительно приятный вечер. До свидания.
      Миссис Морланд (начеку). Я помогу вам надеть пальто, Джордж.
      Мистер Эми. Благодарю вас, миссис Морланд, но ни в чьих услугах я не нуждаюсь; пальто надеть сам я пока еще в состоянии. До свидания. (Мистер Эми выходит, миссис Морланд кротко следует за ним, и возвращается с провинившимся.)
      Миссис Морланд. Ну, кто из вас скажет первым?
      Мистер Морланд. Приношу свои извинения, Джордж.
      Мистер Эми. Я и сам вижу, что это не Гейнсборо.
      Мистер Морланд. В конце концов, это определенно художник Гейнсборовской школы. (Они застенчиво пожимают друг другу руки, примирительница спасает ситуацию, состроив озорную гримаску, и мистер Эми отбывает, шутливо погрозив ей кулаком.)
      Миссис Морланд. Я так часто покашливала, Джеймс; и только не говори мне, будто не слышал, как постукивали спицы.
      Мистер Морланд. Отлично слышал. Славный старина Джордж! Такая жалость, что начисто лишен чутья. С таким же успехом мог бы заказывать свои гравюры по беспроволочному телеграфу.
      Миссис Морланд. Это еще что такое?
      Мистер Морланд. Так будет называться одна новая штука: беспроволочный телеграф. Вот, статья об этом в газете. Тут сказано, что не пройдет и нескольких лет, как мы сможем переговариваться с кораблями в океане.
      Миссис Морланд (возвращаясь к вязанию). Какая чушь, Джордж.
      Мистер Морланд. Конечно, чушь. Однако не станешь отрицать, как тут написано: есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам.
      Миссис Морланд (посерьезнев). Ты да я знаем, что это так, Джордж. (Минуту мистер Морланд не может сообразить, о чем это она.)
      Мистер Морланд (уходя от беды). А, это. Дорогая, все это давно лрошло и быльем поросло.
      Миссис Морланд (благодарно). Да. Но порою, когда я смотрю на Мэри-Роз такую счастливую...
      Мистер Морланд. Она никогда не узнает.
      Миссис Морланд. Ни за что. Но в один прекрасный день она полюбит...
      Мистер Морланд (поморщившись). Это дитя! Фанни, стоит ли искать неприятностей, прежде чем они наступят?
      Миссис Морланд. Она не выйдет замуж, Джордж, прежде чем ты не скажешь ее жениху. Мы так решили.
      Мистер Морланд. Да, полагаю, что мне следует... хотя я не уверен, что стоит это делать. Не буди лиха... Однако, слово свое я сдержу, я расскажу ему все.
      Миссис Морланд. Бедная моя Мэри-Роз.
      Мистер Морланд (мужественно). Ну-ну, не надо. Где она сейчас?
      Миссис Морланд. На эллинге с Саймоном, полагаю.
      Мистер Морланд. Вот и прекрасно. Пусть играет себе с Саймоном и ему подобными. Чего доброго, так и останется мальчишкой в юбке, но уж молодыми людьми голову себе забивать не станет. (Миссис Морланд удивляется его недогадливости.)
      Миссис Морланд. Ты по-прежнему считаешь Саймона мальчишкой?
      Мистер Морланд. Бог ты мой, он же всего лишь гардемарин.
      Миссис Морланд. Уже младший лейтенант.
      Мистер Морланд. Это одно и то же. Фанни, он до сих пор принимает от меня деньги! По крайней мере, принимал год назад. И с удовольствием, заметь: "Ух, спасибо, вы славный малый", - восклицал он, и убегал за дверь посмотреть, сколько я ему дал.
      Миссис Морланд. Он на редкость славный, но он уже не мальчишка.
      Мистер Морланд. Нехорошо с твоей стороны наводить меня на подобного рода мысли. Я немедленно отправляюсь к эллингу. Ох, Фанни, если бы это новое изобретение уже работало, я мог бы отослать его паковать багаж, даже не трогаясь с места. Мне нужно было бы просто сказать вот с этого самого дивана: "Тут ли моя маленькая Мэри-Роз?" (К их удивлению, невидимая Мэри-Роз отзывается.)
      Мэри-Роз (голосом более дрожащим, чем обычно). Тут, папочка.
      Мистер Морланд (поднимаясь). Мэри-Роз, где ты?
      Мэри-Роз. На яблоне. (Миссис Морланд улыбается и направляется к окну, но муж останавливает ее, продолжая демонстрировать, сколь изумительное будущее их всех ожидает.)
      Мистер Морланд. Сорванец этакий, что ты делаешь на яблоне?
      Мэри-Роз. Прячусь.
      Мистер Морланд. От Саймона?
      Мэри-Роз. Нет; сама не знаю, от кого. От себя самой, наверное. Папочка, мне страшно.
      Мистер Морланд. Что тебя напугало? Саймон?
      Мэри-Роз. Да - отчасти.
      Мистер Морланд. Кто еще?
      Мэри-Роз. Больше всего я боюсь папочку.
      Мистер Морланд (весьма польщенный). Меня? (Если в этой восемнадцатилетней девушке, что перебирается с дерева в комнату, и есть что-то необычное, то только вот что: нечто неуловимое, ускользающее, чего сама она не осознает. Это качество осталось незамеченным для подруг Мэри-Роз, хотя спустя годы, в тот короткий промежуток времени, пока ее еще не позабудут, подруги, возможно, станут говорить, в силу того, что случилось, что Мэри-Роз всегда была слегка чудная. Странность эту можно описать так: радость и восторг, что переполняют Мэри-Роз, знают про еще одно ее свойство: то свойство, что никогда с ними не шутит. В Мэри-Роз нет ничего выдающегося, никогда она не станет одной из тех загадочных женщин, что много опытнее ее, и, может быть, сулят много больше наслаждений: те, что приносят гибель либо славу, либо и то и другое, возлюбленным, отмеченным высоким жребием, - подобных возлюбленных Мэри-Роз никогда не сумела бы понять. Она всего лишь редкостный, прелестный цветок, гораздо менее, чем те, другие, подходящий для трагической роли. Она прячет лицо на груди миссис Морланд с детской порывистостью, что непременно опрокинула бы существо, менее привычное к такого рода выходкам.)
      Мэри-Роз (разом сообщая все). Мама!
      Мистер Морланд. Похоже, тебя и в самом деле что-то всерьез напугало, а, Мэри-Роз?
      Мэри-Роз. Не знаю. Не отпускай меня, мама.
      Миссис Морланд. Милая, тебя Саймон встревожил?
      Мэри-Роз (ей нравится такая постановка вопроса). Да, он. Это все Саймон виноват.
      Мистер Морланд. Но ты сказала, что даже меня боишься.
      Мэри-Роз. Только тебя и боюсь.
      Мистер Морланд. Это что, новая игра? Где Саймон?
      Мэри-Роз (выдавая новости небольшими порциями). Он под деревом. Он по дереву не поднимется. Он хочет войти через дверь. Вот вам свидетельство того, как это важно.
      Мистер Морланд. Что важно?
      Мэри-Роз. Понимаете, у него отпуск только до завтра, и он... папочка, он хочет поговорить с тобою, прежде чем уедет.
      Мистер Морланд. Не сомневаюсь. И отлично знаю, зачем. Я же говорил тебе, Фанни. Мэри-Роз, тебе не попадался под руку мой кошелек?
      Мэри-Роз. Кошелек, папочка?
      Мистер Морланд. Ну да, гусенок ты этакий. В нем лежит пять фунтов - вот зачем господин Саймон хочет со мною повидаться. (Мэри-Роз снова прячет лицо на груди матери.)
      Миссис Морланд. Ох, Джеймс! Девочка моя, расскажи мне, что наговорил тебе Саймон; скажи шепотом, сокровище мое. (Мэри-Роз шепчет.) Да, так я и думала.
      Мэри-Роз. Я боюсь сказать папочке.
      Миссис Морланд. Джеймс, пожалуй, лучше всего объявить тебе прямо; Саймону не нужны твои пять фунтов, ему нужна твоя дочь. Мистер Морланд потрясен, Мэри-Роз бросается в его объятия, чтобы поддержать отца в эту трудную минуту.)
      Мэри-Роз (как лицо пострадавшее). Ты отчитаешь его, правда, папа?
      Мистер Морланд (безуспешно стараясь оттолкнуть ее). Клянусь всем... всем... всем самым ужасным на свете, я не просто отчитаю его. Вот щенок, я... я...
      Мэри-Роз (умоляюще). Ох нет, всего лишь отчитай его, не больше, папа только не больше. Мэри-Роз большего не вынесет.
      Мистер Морланд (напрямую). Ты не влюблена в Саймона, надеюсь?
      Мэри-Роз. Ох-х-х-х! (Она перебегает от одного родителя к другому, поцелуями излечивая раны.) Папочка, я ужасно сожалею, что так получилось. Мамочка, что нам делать? (Она плачет.)
      Миссис Морланд (утешая ее). Милая моя, маленькая. Но ведь он еще мальчик, Мэри-Роз, всего лишь очень славный мальчуган.
      Мэри-Роз (благоговейно). Мама, случилась удивительная, удивительная вещь. Он и был всего лишь мальчишкой... я это прекрасно понимаю... просто мальчишкой - до сегодняшнего дня; и вдруг, папочка, он изменился; он так вот сразу взял да и стал мужчиной. Это произошло, пока он... объяснялся со мною. Теперь ты его просто не узнаешь, мама.
      Миссис Морланд. Милая моя, он же завтракал с нами; думаю, что я еще не успела его позабыть.
      Мэри-Роз. Он теперь совсем не такой, как за завтраком. Он больше не смеется, сейчас ему даже в голову не придет нарочно опрокинуть лодку, он стал таким серьезным, таким мужественным, таким... таким покровительственным, он теперь обо всем думает, о фригольде и аренде, о песчаной почве, и жаре, и холоде, и покупке в рассрочку. (Она снова плачет, но глаза ее сияют сквозь дождь.)
      Мистер Морланд (с жаром). Ах вот он как далеко зашел! Ну-ну! Он, никак, предлагает сыграть свадьбу уже завтра?
      Мэри-Роз (всем сердцем желая смягчить удар). Ох нет, пройдет еще немало времени. Не раньше его следующего отпуска, никак не раньше.
      Миссис Морланд. Мэри-Роз!
      Мэри-Роз. Он ждет внизу, мамочка. Можно, я приведу его?
      Миссис Морланд. Конечно, дорогая,
      Мистер Морланд. А сама подожди снаружи.
      Мэри-Роз. Ох! (Она гадает, что бы это значило.) Вы же знаете, Как Саймон робок.
      Мистер Морланд. Понятия не имею.
      Миссис Морланд. Видишь ли, твой отец и я должны переговорить с ним наедине.
      Мэри-Роз. Наверное... наверное, вы правы. Он очень хочет все сделать как полагается, мама.
      Миссис Морланд. Я в этом и не сомневаюсь.
      Мэри-Роз. Вы не станете возражать, если я поднимусь в яблоневую комнату и время от времени буду постукивать в пол? Думаю, это ему поможет - если он будет знать, что я совсем рядом.
      Миссис Морланд. Это всем нам поможет, милая.
      Мэри-Роз (жалобно). Ты... ты не станешь пытаться настроить его против меня, папочка?
      Мистер Морланд. Будь я уверен, что у меня есть хоть малейший шанс, уж я бы его не упустил. (Мэри-Роз уходит; родители являют собою несколько подавленную пару.) Бедная старушка-мать!
      Миссис Морланд. Бедный старик-отец! Впрочем, такого славного мальчугана поискать.
      Мистер Морланд. Да, но... (Тревожная мысль не дает ему покоя.)
      Миссис Морланд (тихо). Да, от этого никуда не денешься.
      Мистер Морланд. Меня просто по сердцу ударило, когда она сказала: "Ты ведь не станешь пытаться настроить его против меня, папочка?" - потому что именно это, полагаю, мне и придется сделать.
      Миссис Морланд. Мы обязаны ему сказать.
      Мистер Морланд (малодушно). Фанни, давай сохраним это между нами.
      Миссис Морланд. Это несправедливо по отношению к нему.
      Мистер Морланд. Несправедливо. (Вспылив.) Если его это встревожит, он просто непроходимый осел.
      Миссис Морланд (робко). Да. (Входит Саймон, двадцатитрехлетний юноша мужественного вида, в форме военно-морского флота. Сильно ли он изменился со времен завтрака, мы определить не в силах, однако он достаточно симпатичен, дабы заставить надеяться, что в ближайшем будущем новых изменений не предвидится. Он кажется моложе своих лет, потому что пытается сделать вид, будто со времен инцидента на эллинге прошло лет десять, - никак не меньше и ныне он - женатый мужчина с прочным положением в обществе. Он явился со льстивыми словами на устах, но внезапно обнаружил, что на мели. Судьи молча оглядывают его, он же в состоянии ответить только идиотским, но, пожалуй, не лишенным приятности смехом.)
      Саймон. Ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха! (Он неловко замолкает, словно уже сказал свое веское слово.)
      Мистер Морланд. Тебе придется держать речь чуть подлиннее, Саймон, знаешь ли, чтобы оправдать свое поведение.
      Миссис Морланд. Ох, Саймон, как ты мог!
      Саймон (с замиранием сердца). Чувствуешь себя так, словно попался на воровстве.
      Мистер Морланд. Это воровство и есть.
      Саймон (благоразумно). Ха, ха, ха, ха, ха, ха! (С потолка доносится тихое постукивание, словно старший офицер дает понять: сегодня Англия ожидает от своего лейтенанта, что лейтенант с честью выполнит свой долг. Саймон набирает в рот побольше воздуха.) Конечно, для вас это чертовски тяжело, но если бы вы только знали Мэри-Роз!
      Миссис Морланд (великодушно). Нам сдается, что даже мы до некоторой степени знаем Мэри-Роз.
      Саймон (поворачивая на другой галс). О да, еще бы; и потому кому как не вам, понять, как это все получилось. (Это усилие придает ему храбрости.) Ради нее я бы позволил себя на мелкие кусочки разрезать; право, с радостью бы позволил. (Окинув сокрушенным взглядом свою бурно проведенную молодость.) Вы, вероятно, до сих пор считали меня неисправимым повесой?
      Мистер Морланд (саркастически). Мы наблюдаем в тебе удивительную перемену, Саймон.
      Саймон (радостно). А, вы заметили, да? Вот и Мэри-Роз тоже заметила. Это моя истинная суть дает о себе знать. (Осторожно.) Некоторые молодые люди полагают, что к браку можно подходить легкомысленно, но это не мой стиль, нет. Я намерен оставить шалости и все такое прочее, и застраховать свою жизнь, и почитывать политические статьи. (Новое постукивание сверху напоминает ему о чем-то еще.) Да, и я обещаю вам: вы не дочь теряете, но обретаете сына.
      Миссис Морланд. Это Мэри-Роз научила тебя так сказать?
      Саймон (виновато). Ну... (Тук-тук.) Ох, вот еще что: я счел бы великим счастьем жениться на Мэри-Роз хотя бы только для того, чтобы моей тещей стали вы, миссис Морланд.
      Мистер Морланд (польщенный). Хорошо сказано, Саймон; за это я тебя еще больше люблю.
      Миссис Морланд (воплощенный демон). Этому тебя тоже научила она?
      Саймон. Ну... Как бы то ни было, я никогда не позабуду о той любви и уважении, что заслуживают родители моей дорогой жены.
      Мистер Морланд. Она еще не жена тебе, знаешь ли.
      Саймон (великодушно). Нет пока. Но она ведь станет ею? Миссис Морланд, ведь станет?
      Миссис Морланд. Это уж как получится, Саймон. В настоящий момент мы обсуждаем только возможную помолвку.
      Саймон! Да, да, конечно. (По мере того, как он выдвигает все новые и новые аргументы, сопротивляться ему становится все труднее.) Раньше я бросал деньги на ветер, но я придумал отличный трюк - написать слово Экономия на крышке часов, так, чтобы видеть его всякий раз, как только начну заводить... и заводиться. Моя семья...
      Мистер Морланд. Она нам по душе, Саймон. (Снова раздается постукивание.)
      Саймон. Не знаю, обратили ли вы внимание на звук сверху?
      Мистер Морланд. Мне и в самом деле показалось, будто я что-то такое слышал.
      Саймон. Это Мэри-Роз в яблоневой комнате.
      Миссис Морланд. Да быть того не может!
      Саймон. О да; она делает это, чтобы поддержать меня. Я обещал постучать в ответ, как только сочту, что все идет хорошо. Что вы скажете? Можно? (Саймон умоляюще смотрит на родителей и взбирается на стул, держа в руке удилище.)
      Мистер Морланд (предвкушая легкий путь). Фанни, я думаю можно?
      Миссис Морланд (храбро). Нет. (Дрожащим голосом.) Существует одна небольшая подробность, Саймон; отец Мэри-Роз и я считаем, что должны рассказать тебе кое-что прежде... прежде чем ты постучишь, сынок. Я не придаю этому большого значения, однако же существует нечто такое, чего она сама о себе не знает, но в силу этого немножко отличается от других девушек.
      Саймон (слезая - резко). Не поверю ни единому слову, сказанному против Мэри-Роз.
      Миссис Морланд. Нам нечего сказать тебе против нее.
      Мистер Морланд. Это просто произошло с нею, Саймон. Она в этом не виновата. Все эти годы нас это ничуть не беспокоило, но мы всегда считали, что не позволим ей заключать помолвку, пока не расскажем жениху. Однако, прежде чем ты узнаешь, ты должен пообещать, что сохранишь все в тайне.
      Саймон (нахмурившись). Обещаю.
      Миссис Морланд. Ты никогда не должен упоминать об этом - даже в беседах с нею.
      Саймон. Даже с Мэри-Роз? Скорее говорите, в чем дело. (Все усаживаются вокруг столика.)
      Мистер Морланд. В двух словах об этом, пожалуй, не расскажешь. Все произошло семь лет назад, когда Мэри-Роз было одиннадцать лет. Мы отдыхали в отдаленной части Шотландии - на Гебридах.
      Саймон. Мне доводилось как-то высаживаться там на берег с "Овода": местность унылая, бесплодная, одни только скалы да жесткие травы, ни одного деревца.
      Мистер Морланд. Вот-вот, везде примерно одно и то же. Там еще китобойная станция есть. Мы поехали туда, потому что я страшно любил рыбачить. С тех самых пор у меня не хватает духу взять в руки удочку. Неподалеку от гостиницы, где мы остановились, есть... маленький островок. (Он видит этот маленький островок так отчетливо, что забывает продолжить.)
      Миссис Морланд. Совсем крошечный островок, Саймон, там никто не живет, даже овец нет. Думаю, что в нем всего-то около шести акров. Там растут деревья, и много - шотландские ели и несколько рябин, знаешь, с красными ягодами такие. Ничем особенным, на наш взгляд, остров не отличался, разве что казался как-то очень уж завершенным, до странности завершенным. Прудик там был, можно даже сказать, озеро; из него вытекал ручей. Холмики были, и лощина: этакий материк в миниатюре. Более ничего мы не заметили, хотя впоследствии островок этот стал для нас самым ужасным местом на свете.
      Мистер Морланд (заботливо). Я бы мог рассказать ему без тебя, Фанни.
      Миссис Морланд. Я останусь, Джеймс.
      Мистер Морланд. Я много рыбачил в морском проливе между островком и тем, что побольше. Клевала отличная морская форель. Я часто отвозил Мэри-Роз на островок и оставлял ее там рисовать. В те времена она обожала рисовать, нам казалось, что получается очень мило. Почти все время я видел ее с лодки; мы обычно махали друг другу рукой. А, наловив рыбы, я возвращался за Мэри-Роз.
      Миссис Морланд. Я нечасто ездила с ними. Тогда мы не знали, что суеверные местные предпочитают не высаживаться на остров, и что островок, вроде как, этим недоволен. У него было гэльское название, означающее "Остров, Которому Нравится, Когда Его Навещают". Мэри-Роз ничего об этом не знала, и ужасно любила свой остров. Она все, бывало, разговаривала с ним, называла его "мой миленький", и все такое прочее.
      Саймон (нетерпеливо). Говорите скорее, что произошло.
      Мистер Морланд. Это случилось в день накануне нашего предполагаемого отъезда. Как обычно, я высадил Мэри-Роз на островке, и с наступлением вечера поплыл забрать ее. Я видел ее с лодки: она сидела на пне, своем любимом месте, и весело махала мне рукой; я тоже помахал в ответ. Потом я взялся за весла: конечно же, греб я спиною к ней. Проплыть мне нужно было менее ста ярдов, но, Саймон, когда я добрался до острова, ее там не было.
      Саймон. Вы принимаете все слишком близко к сердцу. Она спряталась от вас?
      Миссис Морланд. Ее не было на острове, Саймон.
      Саймон, Но... но... ох, но...
      Мистер Морланд. Ты думаешь, я не обыскал остров вдоль и поперек?
      Миссис Морланд. Все мы искали. В ту ночь никто в деревне не сомкнул глаз. Вот тогда-то мы и узнали, как местные боятся острова.
      Мистер Морланд. Озерцо осушили. Мы испробовали все; но девочка исчезла.
      Саймон (расстроенный). Не могу... не может быть... впрочем, неважно. Расскажите, как вы нашли ее.
      Миссис Морланд. Это случилось на двадцатый день после ее исчезновения. Двадцать дней!
      Саймон. Какая-нибудь лодка...?
      Мистер Морланд. Не было там никаких лодок, кроме моей.
      Саймон. Говорите.
      Миссис Морланд. Все уже давно оставили поиски, но мы не могли так просто взять и уехать.
      Мистер Морланд. В один прекрасный день я бродил вдоль берега залива можешь себе вообразить, в каком состоянии. Я остановился и посмотрел через залив на островок, и, Саймон, я увидел, что она сидит себе на пеньке и рисует.
      Миссис Морланд. Мэри-Роз!
      Мистер Морланд. Она помахала мне рукою и продолжала рисовать. я помахал ей в ответ. Я вскочил в лодку и погреб через залив, проделывал всегда, только вот сидел лицом к ней, чтобы все время ее видеть. Когда я пристал к берегу, она первым делом спросила меня: "Почему ты так забавно греб, папа?". И я тотчас же понял: девочка даже не подозревает о том, что произошло.
      Саймон. Мистер Морланд! Как могло случиться... И где, по ее словам, она пропадала?
      Миссис Морланд. Она не знала, что где-то пропадала, Саймон.
      Мистер Морланд. Она думала, что я просто приехал за нею в обычное время.
      Саймон. Двадцать дней. Вы хотите сказать, что все это время она провела на острове?
      Мистер Морланд. Мы не знаем.
      Миссис Морланд. Джеймс привез ее ко мне такую же, как всегда: веселую, ни о чем не подозревающую девочку; она и не догадывалась, что пробыла вдали от меня дольше одного-двух часов.
      Саймон. Но когда вы ей рассказали...
      Миссис Морланд. Мы так и не рассказали ей ничего; она не знает и сейчас.
      Саймон. Но вы, конечно...
      Миссис Морланд. Ее нам вернули, Саймон; это было самое главное. Сначала мы намеревались рассказать ей по приезде домой; а потом - все это было так необъяснимо, мы боялись напугать ее, погубить в самом расцвете. В конце концов, мы решили вообще ничего не говорить ей.
      Саймон. Вы ни с кем не советовались?
      Мистер Морланд. С несколькими докторами.
      Саймон. Как они это объясняют?
      Мистер Морланд. Их единственное объяснение - что ничего подобного вообще не было. Ты тоже можешь считать так, если хочешь.
      Саймон. Не знаю, что и подумать. Как бы то ни было, на ней эта история никак не сказалось.
      Мистер Морланд. Никак - а ты можешь себе представить, как мы наблюдали за нею.
      Миссис Морланд. Саймон - я изо всех сил стараюсь быть с тобою честной до конца. Мне иногда кажется, что наша девочка до странности молода для своих лет... словно... ну, знаешь, вот как мороз, бывает, чуть дохнет на растение, и оно перестает расти, но остается в цвету... мне порою кажется, что ледяные пальцы однажды так коснулись моей Мэри-Роз.
      Саймон. Миссис Морланд!
      Миссис Морланд. Разумеется, это только пустые страхи.
      Саймон. То, что вас тревожит - это просто ее неведение, для меня вещь священная.
      Миссис Морланд. Воистину священная.
      Саймон. Если это все...
      Миссис Морланд. Порою нам казалось, что иногда она на какое-то мгновение вспоминает то время, но прежде чем мы успевали осторожно расспросить ее, ворота захлопывались, и Мэри-Роз снова ничего не помнила. Ты никогда не замечал, что она разговаривает с... с кем-то, кого рядом нет?
      Саймон. Что вы!
      Миссис Морлавд. Или словно прислушивается к какому-то звуку - который так и не раздается?
      Саймон. Звуку? Вы хотите сказать, звуку с острова?
      Миссис Морланд. Да, так нам кажется. Впрочем, она давным-давно выросла из этих фантазий. (Она достает из ящика альбом для рисования.) Вот ее рисунки. Можешь забрать альбом с собою и посмотреть на досуге.
      Саймон. Немного странно, что она никогда не говорила со мною об этом путешествии. Мэри-Роз рассказывает мне все.
      Миссис Морланд. Ничего странного в этом нет; просто остров изгладился из ее памяти. Если бы Мэри-Роз вдруг вспомнила о нем, меня бы это встревожило. Ну что же, Саймон, нам казалось, что не следует от тебя скрывать эту историю. Это все, что мы знаем; я уверена, что большего нам не узнать никогда. Что ты намерен делать?
      Саймон. А вы как думаете! (Он снова взбирается на стул и победоносно стучит. В ответ раздается счастливое постукивание.) Слыхали? Это означает, что все в порядке. Сейчас увидите, как она вихрем примчится сюда, к нам!
      Миссис Морланд (целуя его). Милый ты мой мальчик, сейчас ты увидишь, как я вихрем помчусь наверх, к ней. (Она уходит.)
      Саймон. Я очень люблю Мэри-Роз, сэр, правда.
      Мистер Морланд. И мы тоже любим ее, Саймон. Полагаю, что из-за этой истории мы всегда любили ее чуть больше, чем принято любить дочерей. Ну что ж, все это прошло и быльем поросло, и теперь ничуть меня не тревожит. Надеюсь, что и тебя не станет.
      Саймон (ничуть не встревоженный). Пожалуй что нет. (Встревоженный.) Послушайте, я вот думаю, а не замечал ли я и в самом деле за нею, будто она к чему-то прислушивается?
      Мистер Морланд. Нет, что ты. Правда же, мы поступили мудро, что не стали расспрашивать ее?
      Саймон. О Господи, конечно. "Остров, Которому Нравится, Когда Его Навещают". Странное название. (Совсем по-мальчишески.) Послушайте, а забудем-ка об этом. (Поднимает глаза к потолку.) Я почти жалею, что миссис Морланд поднялась к ней. Теперь Мэри-Роз не так скоро спустится.
      Мистер Морланд (шутливо). Фанни сумеет найти для нее гораздо более приятные слова, нежели смог бы ты, Саймон.
      Саймон. Да, знаю. Ах, теперь вы меня дразните! (Извиняющимся тоном.) Понимаете, сэр, мой отпуск кончается уже завтра. (В комнату стремительно вбегает Мэри-Роз.) Мэри-Роз! (Мэри-Роз вихрем проносится мимо него и бросается в объятия к отцу.)
      Мэри-Роз. Я вовсе и не о тебе думаю; я думаю о папе, о моем бедном папе. Ох, Саймон, как ты мог? Ну разве это не гадко с его стороны, папочка!
      Мистер Морланд. Отрицать не стану. Матушка твоя тоже плачет?
      Мэри-Роз (всхлипывая). Да.
      Мистер Морланд. Похоже, мне предстоит кошмарный день. Бота вы двое не слишком возражаете против того, чтобы вас оставил! одних, пойду-ка я наверх, посижу в яблоневой комнате, поплачу заодно с твоей матушкой. Там душно, темно и пыльно, и когда мы почувствуем, что дольше высидеть не в силах, я постучу в пол, Саймон, в знак того, что мы спускаемся. (На этой бодрой ноте мистер Морланд удаляется. Мы видим, как эти дети подходят друг другу.)
      Саймон. Мэри-Роз!
      Мэри-Роз. Ох, Саймон - ты и я.
      Саймон. Ты и я, именно так. Теперь ты и я - это мы. Тебе нравится?
      Мэри-Роз. Это так ужасно торжественно.
      Саймон. Ты не боишься, нет? (Она кивает.) Неужели меня? (Она качает головой.) Тогда чего же?
      Мэри-Роз. Этого... Быть... замужем. Саймон, когда мы поженимся ты станешь иногда позволять мне поиграть, правда?
      Саймон. В игры? (Она кивает.) Еще бы. Да что ты, я и сам намерен бросать рэгби. Очень многие супружеские пары играют игры.
      Мэри-Роз (с облегчением). Я рада; Саймон, ты меня любишь?
      Саймов. Ненаглядная моя... бесценная... жизнь моя... возлюбленная моя. Какое имя тебе больше по душе?
      Мэри-Роз. Не знаю. Все они очень милые. (Она обращает внимание на потолок.) Не следует ли нам постучать нашим родным и любимым чтобы они сошли вниз?
      Саймон: Не надо, пожалуйста. Дорогая моя, я отлично знаю стариков. Уверяю тебя, посидеть в скучных местах им не слишком-то тягость.
      Мэри-Роз. Не следует быть эгоистами.
      Саймон. Какой же это эгоизм, честное индейское. Понимаешь мне нужно тебе пропасть всего рассказать. О том, как я им все выложил, и как вспомнил, что ты велела мне помянуть, и как я и растрогал. Они-то все это уже слышали, потому мы и в самом дел окажемся страшными эгоистами, ежели заставим их спуститься.
      Мэри-Роз. Что-то я так не думаю.
      Саймон. Я тебе скажу, что мы сделаем. Давай вернемся на эллинг тогда они смогут спокойно сойти вниз и уютно расположиться здесь.
      Мэри-Роз (ликующе). Давай! Мы можем пробыть там до чая. (Пытается немедленно увлечь его за собою.)
      Саймон. Там свежо; надень жакет, звезда моя.
      Мэри-Роз. Да ну его!
      Саймон (твердо). Дитя мое, теперь я о тебе забочусь; я за тебя в ответе, и я приказываю тебе надеть жакет.
      Мэри-Роз. Приказываешь! Ох, Саймон, ты находишь чудеснейшие на свете слова. Немедленно надену его. (Она направляется к маленькой двери в глубине комнаты, но оборачивается, чтобы сказать что-то важное.) Саймон, я расскажу тебе про себя одну забавную вешь. Может быть, я ошибаюсь, но сдается мне, что иногда мне будет очень приятно, если ты меня поцелуешь, а иногда лучше бы я нет.
      Саймон. Как ты захочешь. Расскажи, о чем ты думала, пока сидела и ждала там, наверху, в яблоневой комнате?
      Мэри-Роз. О священных вещах.
      Саймон. О любви? (Она кивает.)
      Мэри-Роз. Мы постараемся быть очень-очень хорошими, правда, Саймон, пожалуйста?
      Саймон. Еще бы! Честное индейское, мы будем просто паиньками. Ты думала о... о дне нашей свадьбы?
      Мэри-Роз. Немножко.
      Саймон. Только немножко?
      Мэри-Роз. Но зато с такой ужасной отчетливостью. (Внезапно.) Саймон, мне в голову пришла чудная идея насчет нашего медового месяца. Есть одно местечко в Шотландии... на Гебридах... мне бы так хотелось поехать туда.
      Саймон (захвачен врасплох). Гебриды?
      Мэри-Роз. Мы однажды отдыхали в тех краях, когда я была совсем маленькой. Вот забавно: я почти позабыла об этом острове, а теперь вдруг увидела его словно наяву, пока сидела там, наверху. (Не к месту.) А показала мне на него одна такая маленькая старушка... (Саймон встревожен.)
      Саймон (ласково). Мэри-Роз, во всем доме нет никого, кроме нас и еще трех служанок, правда?
      Мэри-Роз (удивленно). Сам знаешь, что так. Почему ты спрашиваешь?
      Саймон (осторожно). Мне показалось... мне показалось, что сегодня на лестнице я мельком видел маленькую старушку.
      Мэри-Роз (заинтересовавшись). И кто бы это мог быть?
      Саймон. Неважно. Я ошибся. Расскажи мне, что такого особенного было в том местечке на Гебридах?
      Мэри-Роз. О, рыбалка для отца, конечно. А еще там был остров, где я часто... Мой маленький островок!
      Саймон (пожалуй, с его стороны это совершенно лишнее). К чему ты прислушиваешься, Мэри-Роз?
      Мэри-Роз. Разве? Я ничего не слышу. О, милый мой, милый, как бы мне хотелось показать тебе пенек и рябину, где я рисовала, пока папа рыбачил с лодки. Полагаю, он высаживал меня на острове, потому что место было таким безопасным.
      Саймон (встревоженный). Он так считал. Впрочем, я не собираюсь Проводить медовый месяц у моря. Однако же мне хотелось бы съездить на Гебриды... когда-нибудь... взглянуть на этот твой остров.
      Мэри-Роз. Так мы и сделаем. (Она вихрем уносится через маленькую дверцу за жакетом.)
      АКТ II
      Один из островов Гебридского архипелага. В глубине сцены, примерно в сотне ярдов от нас, на противоположной стороне узкого пролива, можно различить остров побольше: рядом с ним маленький островок кажется всего лишь одним из его камней, заброшенным в океан гигантской рукою: скорее всего, то недобрый камень: большой остров вынужден был от него избавиться, однако утопить не сумел. Сегодня островок очень красив; все, что в нем есть угрожающего, укрыли мхи различных расцветок, - истинная услада для взора; остров кажется мирным, словно корова на пастбище либо угрюмая дама, погруженная в сон.
      Солнце, что покинуло далекие унылые холмы, играет на острове в прятки: в голову немедленно приходит безумная фантазия спросить, а с кем? Место это показалось бы скорее благословенным, нежели зловещим, если бы не два дерева, рябина и ель, что навечно протянули руки-ветви в сторону юга, словно чары поразили их на бегу, словно они не могут более молить своих богов, чтобы те унесли их с острова. В глубине сцены на лодке проплывает молодой шотландский горец, некто Камерон. На острове появляются Мэри-Роз и Саймон. Мы уже слышали, как они с шумом продирались за сценой сквозь дрок и папоротники, оставшиеся за сценой. Они одеты так, как англичане одеваются в Шотландии.
      Они женаты уже четыре года, но ничуть не изменились со дня помолвки: это ровно те же веселые юные существа. Разговор их - счастливая чепуха, что не оставляет следа в памяти, - ежели не произойдет ничего неожиданного.
      Мэри-Роз (возбужденно). Мне кажется... кажется мне... впрочем, ничего мне не кажется, я абсолютно уверена. Вот это самое место и есть. Саймон, поцелуй меня, сию же минуту поцелуй. Ты обещал поцеловать меня сию же минуту, как только мы отыщем то самое место.
      Саймон (повинуясь). Я человек слова. В то же время, Мэри-Роз, не премину заметить, что это уже третье место, которое ты объявляешь тем самым, и три раза я сию же минуту целовал тебя по этому поводу. Так до бесконечности продолжаться не может, знаешь ли. Что до твоего замечательного острова, на поверку вышло, что размером он ну никак не больше Круглого Пруда.
      Мэри-Роз. Я всегда говорила, что он немножко похож на меня.
      Саймон. Определенно, он создан был как раз для тебя, либо ты для него; одного из вас скроили в точности по мерке другого. Как бы то ни было, мы обошли остров вокруг и прочесали вдоль и поперек, о чем свидетельствуют мои кровоточащие ноги. (Саймон потирает ноги, исцарапанные ветками дрока.)
      Мэри-Роз. А меня они ничуть не задели.
      Саймон. Может быть, ты им более по душе, чем я. Ну что же, мы по всем правилам провели поиски заветного места, где ты когда-то сидела и рисовала: пора тебе сделать выбор.
      Мэри-Роз. Это было здесь. Я же рассказывала тебе про елку и про рябину.
      Саймон. В каждом из тех, предыдущих мест, тоже росли и рябина, и елка.
      Мэри-Роз. Но не эта елка и не эта рябина.
      Саймон. Здесь мне возразить нечего.
      Мэри-Роз. Саймон, я знаю, что не такая уж умная, зато я всегда права. Рябиновые гроздья! Я когда-то вплетала их в волосы. (Она снова вплетает в волосы рябиновые гроздья.) Миленькая рябина, ты рада, что я вернулась? С виду ты ничуть не состарилась; как, по-твоему, сохранилась я? Я должна открыть тебе один секрет. И тебе тоже, елочка. Подойдите поближе, и ты, и ты. Обнимите меня ветвями, и слушайте: я замужем! (Ветка, из которой Мэри-Роз сооружала шарф, высвобождается.) Ей это не по душе, Саймон; деревце ревнует. В конце-концов, с ним мы познакомились раньше. Дорогие мои деревья, если бы я только знала о ваших чувствах... но теперь слишком поздно. Я замужем уже почти четыре года: вот мой муж. Его зовут лейтенант Саймон Соберсайдс. (Мэри-Роз носится по поляне, открывая для себя все новое и новое.)
      Саймон (спокойно покуривая). Ну что еще?
      Мэри-Роз. Этот мох! Я просто уверена, что под ним скрывается пень, тот самый корень, на котором я когда-то сидела и рисовала. (Она счищает мох.)
      Саймон. И в самом деле, пень.
      Мэри-Роз. Припоминаю... припоминаю, что ножом вырезала на нем свое имя.
      Саймон. На то похоже. "М-Э-Р-" - и конец. Так всегда бывает, если лезвие ножа вдруг сломается.
      Мэри-Роз. Ненаглядное мое креслице, как я по тебе скучала!
      Саймон. Не вздумай поверить, старый пень. Она о тебе напрочь позабыла, и смутно припомнила только что, и то потому лишь, что нам довелось оказаться в здешних краях.
      Мэри-Роз. Да, наверное, ты прав. Кстати, поехать сюда захотел именно ты, Саймон. Я вот все гадаю, почему.
      Саймон (ответ наготове). Да, собственно, просто так. Захотелось поглядеть на места, где ты бывала ребенком; вот и все. Но что за жалкий островок вышел на поверку: честно говоря, я ожидал большего.
      Мэри-Роз (что, возможно, вполне разделяет эту точку зрения). Как тебе не стыдно! Даже если это правда, незачем объявлять об этом вслух перед ними всеми и оскорблять их чувства. Дорогой ты мой пенек, вот тебе: по одному за каждый год, что я провела вдали от тебя. (Она целует пень несколько раз.)
      Саймон (считая). Одиннадцать. Ну же, выкладывай ему все новости. Расскажи ему, что мы до сих пор не обзавелись собственным домом.
      Мэри-Роз. Видишь ли, дорогой пенек, мы живем с папочкой и с мамой, потому что Саймон так часто уходит в море. Знаешь, самое чудесное, что есть на свете, это военно-морской флот, а самое чудесное, что есть в военно-морском флоте, это военный корабль "Доблестный", а самое чудесное, что только есть на военном корабле "Доблестный" - это старший лейтенант Саймон Соберсайдс, а самое чудесное, что есть в старшем лейтенанте Саймоне Соберсайдсе это непослушный хохолок, что стоит торчмя на затылке, и никак не приглаживается. (Саймон сидит, развалясь, на мху; он настолько привык к болтовне Мэри-Роз, что глаза его закрываются сами собой.) Но послушайте, деревья, у меня есть еще один секрет - гораздо более замечательный. Можете угадать с трех раз. Вот что... у... меня... есть... ребенок! Девочка? Нет, спасибочки. Ему два года и девять месяцев, и он говорит мне самые замечательные слова на свете: что любит меня. О, рябина, как ты думаешь, он это всерьез?
      Саймон. Я определенно расслышал, как рябина сказала "да". (Саймон открывает глаза и видит, что Мэри-Роз завороженно глядип через пролив.) Нечего притворяться, будто можешь разглядеть его отсюда.
      Мэри-Роз. Но я и в самом деле вижу. А ты разве нет? Он машет нам своим нагрудничком.
      Саймон. Это чепец кормилицы.
      Мэри-Роз. Значит, он машет чепцом кормилицы. Какой умница. (Она машет платком.) А теперь они ушли. Ну разве не забавно думать, что с этого самого места я когда-то махала отцу? Счастливые были времена.
      Саймон. Я бы чувствовал себя еще более счастливым, не будь я голоден как волк. Где только носит этого Камерона! Я наказал ему чтобы, как только нас высадит, привязал бы лодку в любом удобном месте и развел костер. Похоже, придется мне заняться этим самому.
      Мэри-Роз. Как ты можешь думать о еде в такое время?
      Саймон (собирая ветки). Все это замечательно, но очень скоро ты сама слопаешь гораздо больше, чем тебе причитается.
      Мэри-Роз. Ты знаешь, Саймон, мне кажется, что маме и папе этот остров не по душе.
      Саймон (начеку). Помоги мне с костром, болтушка этакая. (Он давным-давно перестал верить рассказу, услышанному четыре года назад, однако в отношении Мэри-Роз он ни на миг не теряет бдительности.)
      Мэри-Роз. Сдается мне, они не желают даже упоминать о нем.
      Саймон. Наверное, просто позабыли.
      Мэри-Роз. Я напишу им из гостиницы сегодня же вечером. То-то они удивятся, когда узнают, что я снова оказалась на островке!
      Саймон (небрежно). Я бы не стал писать им отсюда. Подожди, пока мы не вернемся на большую землю.
      Мэри-Роз. А почему бы и не отсюда?
      Саймон. Да так просто. Если им почему-то не нравится это место, надо думать, их мало порадует весть о том, что мы здесь. Послушай, хвали меня скорее: я развел костер!
      Мэри-Роз (что порою бывает упряма). Саймон, почему ты хотел отправиться на мой островок без меня?
      Саймон. Разве? Ах, да я просто предложил тебе остаться в гостинице, потому что ты выглядела слегка усталой. Хотел бы я знать, куда запропастился Камерон.
      Мэри-Роз. А вот и он. (Заботливо.) Пожалуйста, будь с ним повежливее, дорогой; ты знаешь, какие они обидчивые.
      Саймон. Уже учусь! (К берегу причаливает лодка с Камероном. Это неуклюжий двадцатилетний юноша, в бедных, но почетных одеждах гилли {гилли (исл.) слуга шотландского вождя; в современном значении - помощник, слуга рыболова или охотника в Шотландии.}, особого впечатления не производящий до тех пор, пока вы не начнете его расспрашивать об устройстве мироздания.)
      Камерон (с мягким акцентом шотландского горца). Мистер Блейк шелает, чтобы я сошел на берег?
      Саймон. Да, да, Камерон, и вместе с ленчем, будь добр. (Камерон сходит на берег с корзинкой для рыбы.)
      Камерон. Мистер Блейк шелает, чтобы я открыл корзинку?
      Саймон. Мы тут организуем ленч, а ты, Камерон, сходи принеси форельку-другую. Я хочу, чтобы ты показал моей жене, как следует готовить рыбу у воды.
      Камерон. Охотно исполню. (Пауза.) Ессть одна небольшая подробность: сущий пустяк. Вы, мошет статься, заметили, что я всегда обращаюсь к вам "мистер Блейк". Я замечаю, что вы всегда обращаетесь ко мне "Камерон"; но я не в обиде.
      Мэри-Роз. Ох Боже мой, я уверена, что я-то всегда называла вас "мистер Камерон".
      Камерон. Совершенно верно, мэм. Вы, мошет статься, заметили, что я всегда обращаюсь к вам "мэм". Таким способ я хочу показать, что почитаю вас ошень милой и благовоспитанной юною дамой, а для таковых я всегда - покорный слуга. (Пауза.) Утверждая, что я ваш покорный слуга, я отнюдь не подразумеваю, будто чем-то хуже вас. После сего краткого разъяснения, мэм, я схожу за форелью.
      Саймон (воспользовавшись его уходом). Ну, достал! Пусть меня повесят, ежели я стану величать его "мистером".
      Мэри-Роз. Саймон, умоляю тебя, будь поделикатнее. Если захочешь сказать мне что-нибудь опасное, скажи по-французски. (Камерон возвращается с двумя морскими форельками.)
      Камерон. Форели, мэм, были очищены основательным и вместе с тем простым способом, а именно путем полоскания их в воде; следующий этап будет таков: (Камерон заворачивает форелей в газетный лист и окунает в воду.) Теперь я помещаю пропитанные водой сверточки на огонь, когда же бумага загорится, это верный знак того, что форели, как и я, мэм, к вашим услугам. (Он намеревается вернуться к лодке.)
      Мэри-Роз (занятая приготовлениями к пиру). Не уходите.
      Камерон. Если госпожа Блейк не возражает, я бы предпочел вернуться к лодке.
      Мэри-Роз. Почему? (Камерон чувствует себя неуютно.) Мне было бы гораздо приятнее, если бы вы предпочли остаться.
      Камерон (неохотно). Я останусь.
      Саймон. Вот и молодец - кстати, и за форелью присмотришь. Ох, Мэри-Роз, это просто божественный способ готовить рыбу!
      Камерон. Получается, безусловно, вкуссно, мистер Блейк, но я бы не стал употреблять слово "божественный" в данной коннотации.
      Саймон. Поправка принимается. (Колко.) Хотя должен сказать, что...
      Мэри-Роз. Prenezgarde, monbrave! {Осторожно, мой милый! (фр.)}
      Саймон. Mon Dieu! Qu'il est un drole {Бог ты мой! Ну до чего нелеп! (фр.)}!
      Мэри-Роз. Mais moi, je 1'aime; il est tellement... {А мне он нравится; он - настоящий... (фр.)} Как по-французски "оригинал"?
      Саймон. Хоть убей, не помню.
      Камерон. В разговорной речи обычно употребляется слово "coquin", хотя классики, скорее всего, просто сказали бы "un original".
      Саймон (со стоном). Фью, это уже серьезно. Что за книгу ты почитывал, Камерон, пока я удил рыбу?
      Камерон. Малоформатный томик Еврипида, мистер Блейк - всегда ношу его с собою.
      Саймон. Мэри-Роз, латынь!
      Камерой. Может быть, и латынь, но в наших местах мы по простоте своей, убеждены, что это греческий.
      Саймон. Снова побит! Должен признать, так мне и надо. Садитесь и пообедайте с нами - чем богаты, тем и рады.
      Камерон. Благодарю вас, мистер Блейк, но наемному слуге не пристало сидеть за одним столом со своими нанимателями; с его стороны это - дурной тон.
      Мэри-Роз. А если вас попрошу я, мистер Камерон?
      Камерон. Намерения у вас самые добрые, но мы друг другу не предстафлены.
      Мэри-Роз. О, но... о, так позвольте же мне это сделать. Мистер Блейк, мой муж - мистер Камерон.
      Камерон. Как поживаете, сэр?
      Саймон. Благодарю, а вы, мистер Камерон? Рад с вами познакомиться. Восхитительный день, не правда ли?
      Камерон. Исключительно погожий день. (Он еще не до конца примирен.)
      Мэри-Роз (приходя на выручку). Саймон!
      Саймон. А! Вы еще не знакомы с моей женой? Мистер Камерон - миссис Блейк.
      Камерон. Счастлив познакомиться с госпожой Блейк. Долго ли госпожа Блейк прогостит в здешних краях?
      Мэри-Роз. Нет, к сожалению; завтра мы возвращаемся в Англию.
      Камерон. Надеюсь, погода окажется благоприятной.
      Мэри-Роз. Благодарю вас. (Передавая ему сэндвичи.) А теперь, знаете ли, вы наш гость.
      Камерон. Премного обязан. (С любопытством разглядывает сэндвичи) Настоящее мясо! Проссто превосходно! (Ко всеобщему удивлению, он вдруг разражается смехом, но тут же заставляет себя умолкнуть.) Пожалуйста, извините мое поведение. Все это фремя вы смеялись надо мною, но вы и не подозревали, что я и сам над собою смеялся, хотя с замечательным искусством сохранял невозмутимое выражение лица. Теперь я досмеюсь до конца, а потом все объясню. (Он ждет, пока приступ смеха закончится.) Вот теперь я все объясню. Я вовсе не церемонный педант, каким перед вами притворялся; на самом-то деле я достаточно славный молодой человек, но я весьма застенчив, и потому был постоянно настороже, не желая терпеть в обращении со мною никаких вольностей, - не ради себя самого, сам-то я ничего особенного из себя не представляю, но во имя того благородного сословия, к которому льщу себя надеждой присоединиться. (Мэри-Роз и Саймон обнаруживают, что Камерон им очень симпатичен.)
      Мэри-Роз. Расскажите пожалуйста, что это за сословие.
      Камерон. Духовенство. Я - студент Абердинского университета, а на каникулах работаю лодочником, или гилли, или кем угодно, чтобы платить за свое образование.
      Саймон. Отлично!
      Камерон. Я весьма признателен мистеру Блейку. И могу сказать, - теперь, когда мы друг другу представлены, что в мистере Блейке есть многое такое, чего я пытаюсь перенять.
      Саймон. Неужели во мне есть что-то достойное подражания?
      Камерон. Это вовсе не познания мистера Блейка, ибо познаниями он не блещет; но я всегда знал, что англичане и без них прекрасно обходятся. Что меня в вас восхищает, так это ваши ошень милые манеры и умение держаться; здесь мне есть чему поучиться. Я подмечаю такого рода вещи в мистере Блейке и все заношу в записную книжечку. (Саймон расцветает.)
      Мэри-Роз. Мистер Камерон, прошу вас, скажите, а про меня в записной книжечке тоже что-нибудь есть, ведь правда?
      Камерон. Про вас - нет, мэм; я бы никогда не осмелился. Все, что касается вас, начертано в моем сердце; я так и сказал отцу: я останусь холостяком до тех пор, пока не подышу себе в жены юную леди, во всем похожую на госпожу Блейк.
      Мэри-Роз. Саймон, ты никогда не говорил мне таких чудных слов. А ваш отец - он арендует в деревне ферму?
      Камерон. Да, мэм; однако большую часть времени он проводит не в деревне, а в Абердинском университете.
      Саймон. Бог ты мой, он что, тоже студент?
      Камерон. Студент. Мы там снимаем крохотную комнатушку на двоих,
      Саймон. Яблоко от яблони... Значит, и он собирается стать священником?
      Камерон. Это в его намерения не входит. Когда отец получит степень, он вернется в деревню и снова примется фермерствовать.
      Саймон. Тогда вообще не понимаю, что он с этого получит.
      Камерон. О, самое ценное, что только существует на свете: образование. (Саймон явственно ощущает, что его последовательно и неуклонно смешивают с пылью; но, на его счастье, Камерону пора заняться форелью. Бумага, в которую завернуты рыбины, уже начала тлеть.)
      Мэри-Роз (в первый раз отведав форель, приготовленную, как полагается). Восхитительно! (Угощает Камерона.)
      Камерон. Нет, благодарю вас. Я всю жизнь питаюсь форелью. Вот мясо в моей диете - новшество просто замечательное. (Все это время он стоит на ногах.)
      Мэри-Роз. Мистер Камерон, прошу вас, присядьте.
      Камерон. Мне и так удобно, спасибо.
      Мэри-Роз. Ну пожалуйста.
      Камерон (решительно). На этом острове я садиться не стану.
      Саймон (с любопытством). Ну вот, неужели вы суеверны - это вы-то, будущий священник?
      Камерон. У этого острова скверная репутация. Никогда не высаживался на нем прешде.
      Мэри-Роз. Скверная репутация, мистер Камерон? О, какая несправедливость! Когда я отдыхала в этих местах много лет назад, я частенько гостила на острове.
      Камерон. В самом деле? Ошень неосмотрительно: до добра это не доводит.
      Мэри-Роз. Но это же такой миленький островок!
      Камерон. Вот именно так о нем и следует говорить.
      Мэри-Роз. На моей памяти никто не отзывался плохо о моем островке. А ты что скажешь, Саймон?
      Саймон (бесстыдно). И я ничего подобного не припомню. Я слыхал, будто по-гэльски остров называется несколько странно: "Остров Которому Нравится, Когда Его Навещают"; но в этом ровно ничего кошмарного нет.
      Мэрн-Роз. В первый раз слышу это название, мистер Камерон!) Ну разве не мило?
      Камерон. Это уж как сказать, миссис Блейк.
      Саймон. А что вы имеете против острова?
      Камерон. Во-первых, говорят, что у него нет ни малейшего права здесь быть. Остров не всегда находился здесь, вот что говорят. А в один прекрасный день вдруг взял да и появился.
      Саймон. Осмелюсь предположить, что этот маленький инцидент произошел задолго до вас, мистер Камерон?
      Камерон. Никто из живущих ныне этого не застал, мистер Блейк.
      Саймон. Так я и думал. И что, случается, что этот ваш остров вот так же вдруг возьмет да и отправится прогуляться?
      Камерон. Некоторые уверяют, что да.
      Саймон. Но вы-то сами не видели остров удирающим во все лопатки?
      Камерон. Я не всегда слежу за ним, мистер Блейк.
      Саймон. Еще что-нибудь против острова?
      Камерон. Еще птицы. Сюда слетается слишком много птиц. Птицы любят этот остров гораздо больше, чем подобало бы.
      Саймон. Птицы - здесь? И что их сюда манит?
      Камерон. Говорят, они прилетают слушать.
      Саймон. Слушать тишину? Остров, на котором царит полное безмолвие, словно в опустевшей церкви.
      Камерон. Не знаю; так говорят.
      Мэри-Роз. Что за чудесная история про птиц. Наверное, добросердечные .создания прилетают сюда, потому что остров любит, когда его навещают.
      Камерон. И это тоже; заметьте, миссис Блейк, острову, на котором и без того полно гостей, ни к чему желать, чтобы его навещали - а почему на нем не бывает гостей? Потому что люди боятся высаживаться на остров.
      Мэри-Роз. Чего же они боятся?
      Камерон. Именно так я им и говорю. Чего вы боитесь, говорю я им.
      Мэри-Роз. А вы чего боитесь, мистер Камерон?
      Камерон. Того же, чего и все. Про этот остров ходят недобрые слухи, мэм.
      Мэри-Роз. Так расскажите и нам; Саймон, ну разве не славно будет послушать загадочные, наводящие ужас предания шотландских нагорий?
      Саймон. Не знаю; но если они хороши...
      Мэри-Роз. Ну пожалуйста, мистер Камерон! Обожаю, когда кровь стынет в жилах!
      Камерон. Немало есть историй, ох, немало. Вот, например, про мальчика, которого привезли на этот остров. Он был не старше вашего малыша.
      Саймон. Что с ним случилось?
      Камерон. Никто не знает, мистер Блейк. Отец и мать мальчугана вместе с друзьями собирали на острове рябину, потом обернулись, глядь - а малыш-то исчез.
      Саймон. Потерялся?
      Камерон. Его не смогли найти. Его так и не нашли.
      Мэри-Роз. Так и не нашли! Он упал в воду?
      Камерон. Разумные и правильные слова: упал в воду. Вот так и я говорю.
      Саймон. Но вы в это не верите?
      Камерон. Не верю.
      Мэри-Роз. А что говорят в деревне?
      Камерон. Некоторые утверждают, что малыш и по сей день на острове.
      Мэри-Роз. Мистер Камерон! О, мистер Камерон! А что говорит ваш отец?
      Камерон. Отец вот что сказал бы: они не всегда здесь, они приходят и уходят.
      Саймон. Они? Кто они?
      Камерон (поеживаясь). Не знаю.
      Саймон. Может быть, малыш услышал то, что прилетают слушать птицы!
      Камерон. Вот-вот, именно так и говорят. Он услышал, как остров позвал.
      Саймон (поколебавшись). А как зовет остров?
      Камерон. Я не знаю.
      Саймон. Вам известен хоть кто-нибудь из тех, кому доводилось услышать зов?
      Камерон. Нет. Никто не услышит зова, кроме тех, для кого зов предназначен.
      Мэри-Роз. Но если тот малыш услышал зов, то должны были услышать и остальные, ведь они были тут, рядом.
      Камерой. Другие ничего не слышали. Вот так оно и бывает. Я могу стоять подле вас, госпожа Блейк, здесь, скажем, - и вдруг я услышу зов, оглушительно-грозный, либо тихий, словно шепот, - никто не знает? - и мне придется уйти, а до вас не донесется ни звука.
      Мэри-Роз. Саймон, ну разве не жуть?
      Саймон. Готов ручаться, что притянуто за уши. Как давно это случилось, о легковерный?
      Камерон. Еще до моего рождения.
      Саймон. Так я и думал.
      Мэри-Роз. Саймон, прекрати смеяться над моим островом. Мистер Камерон, а не знаете ли вы еще каких-нибудь славных историй?
      Камерон. Я не могу рассказывать, ежели мистер Блейк и впредь будет отпускать замечания, что острову могут прийтись не по вкусу.
      Саймон. Это тоже "до добра не доводит"?
      Мэри-Роз. Саймон, пообещай быть паинькой.
      Саймон. Ладно, Камерон, ладно.
      Камерон. Есть еще история про маленькую мисс из Англии; говорят, ей было лет десять от роду.
      Мэри-Роз. Немногим меньше, чем мне в первый мой приезд. Когда, говорите, это случилось?
      Камерон. Этим летом, кажется, исполняется десять лет.
      Мэри-Роз. Саймон, похоже, это случилось через год после того, как здесь побывала я! (Саймон находит, что далее ей слушать не стоит.)
      Саймон. Очень может быть. Послушай, не довольно ли сплетничать? Пора бы и назад. Вы воду из лодки вычерпали?
      Камерон. Нет, не вычерпал; но сделаю это теперь, ежели пошелаете.
      Мэри-Роз. Сперва историю; без истории не уеду.
      Камерон. Хорошо же. Отец маленькой мисс весьма любил рыбачить, и порою высаживал крошку на остров, а сам удил рыбу с лодки, плавая вокруг него.
      Мэри-Роз. Ну прямо как мой отец и я!
      Саймон. Держу пари, сюда приезжает немало отважных туристов.
      Камерон. Точно так, ежели, конечно, невежество считать отвагою, а иногда...
      Саймон. Именно, именно. Но я и в самом деле нахожу, что нам пора.
      Мэри-Роз. Нет, дорогой. Пожалуйста, продолжайте, мистер Камерон.
      Камерон. Однажды отец поплыл за своей малюткой, как обычно. Он видел дочь с лодки; говорят, что она послала отцу воздушный поцелуй. Через минуту он причалил к острову - но девочка исчезла.
      Мэри-Роз. Исчезла?
      Камерон. Она услышала зов острова, хотя до отца не донеслось ни звука.
      Мэри-Роз. Ну просто мороз по коже!
      Камерон. Мой отец был в числе тех, что обыскивали остров; поиски велись на протяжении многих дней.
      Мэри-Роз. Но ведь для того, чтобы обыскать этот славный островок, потребуется не так уж много минут.
      Камерон. Люди искали, мэм, еще долго после того, как стало ясно, что поиски бессмысленны.
      Мэри-Роз. Что за история, просто кровь стынет в жилах! Саймон, милый, а ведь это могла быть твоя Мэри-Роз! А продолжение есть?
      Камерон. Продолжение есть. Это случилось примерно месяц спустя. Отец девочки бродил по берегу, вон там, и увидел, как на острове что-то движется. Затрепетав, мэм, он переплыл залив на лодке - и нашел свою маленькая мисс.
      Мэри-Роз. Живую-здоровую?
      Камерон. Да, мэм.
      Мэри-Роз. Я рада; но это отчасти разрушает покров тайны.
      Саймон. Почему же, Мэри-Роз?
      Мэри-Роз. Да потому что девочка смогла рассказать людям, что произошло, глупый. Так что же произошло?
      Камерон. Все не так просто. Малютка даже не подозревала, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Она полагала, что пробыла вдали от отца не более часа. (Мэри-Роз вздрагивает и берет мужа за руку.)
      Саймон (более легкомысленно, нежели у него на душе). Все вы со своими привидениями да призраками, о житель туманов!
      Мэри-Роз (улыбаясь). Не тревожься, Саймон; я только притворялась.
      Камерон. Пока вы находитесь в наших краях, не доверять историям не след. Будучи здесь, я верю каждому слову; хотя, вновь оказавшись в Абердине, я направляю на эти сомнительные россказни холодный свет безжалостного Разума.
      Саймон. Вот уж чего до добра не доведет, друг мой! Острову, обладающему могуществом столь безграничным, уж верно, ничего не стоит докричаться до Абердина - а может быть, и до более отдаленных мест...
      Камерон (встревоженно). Об этом я не подумал. Ошень может быть, что вы правы.
      Саймон. Ох, берегитесь, мистер Камерон, а то в один прекрасный день будете вы проповедовать далеко-далеко отсюда, - тут-то зов и выхватит вас с кафедры, и вернет на остров, - словно форель на длинной леске.
      Камерон. Мне не нравятся речи мистера Блейка. Пойду вычерпаю воду. (Камерон возвращается к лодке, вскоре течение относит лодку в сторону, и она исчезает из виду.)
      Мэри-Роз (приятно заинтригованная). А если предположить, что это правда, Саймон?
      Саймон (стойко). Но это же неправда.
      Мэри-Роз. Конечно, нет; но, будь это правдой, какое ужасное потрясение для девочки - услышать от отца, что она пропадала где-то несколько недель!
      Саймон. Вероятнее всего, ей так и не рассказали. Может быть, отец решил, что дитя не следует пугать.
      Мэри-Роз. Бедная девочка! Да, наверное, так было бы к лучшему. И все-таки - это означало пойти на риск.
      Саймон. Почему?
      Мэри-Роз. Ну - не зная о том, что случилось прежде, она могла бы вернуться и... снова попасться в ловушку. (Она подвигается поближе к мужу.) Островок, островочек, что-то сегодня ты мне совсем не по душе.
      Саймон. Если она и в самом деле вернется, будем надеяться, что вернется она с крепким и здоровым мужем, который сумеет ее защитить.
      Мэри-Роз (довольно). Славные люди эти мужья. Ты ведь никому не позволишь меня отнять, правда, Саймон?
      Саймон. Пусть попробуют. (Весело.) А теперь давай-ка запакуем остатки пиршества и сбежим с места преступления. Уж мы-то точно никогда не вернемся сюда, Мэри-Роз, я слишком напуган! (Мэри-Роз помогает мужу запаковывать вещи.)
      Мэри-Роз. Нехорошо так вести себя по отношению к моему острову. Бедный, одинокий островок! Я и не знала, что ты любишь, когда тебя навещают; боюсь, что более мне тебя навестить не придется. Последний раз всегда навевает грустные мысли, о чем бы не зашла, речь, правда, Саймон?
      Саймон (живо). Последний раз наступает всегда, моя родная-любимая.
      Мэри-Роз. Да... наверное... всегда. Саймон, когда-нибудь я погляжу на тебя в последний раз. (Взъерошив ему волосы.) Однажды я приглажу этот хохолок в тысячный раз, - и более никогда не доведется мне этого сделать, хохолок.
      Саймон. Однажды я хвачусь - а его и нет больше. В тот день я скажу: "Ну, наконец избавился!"
      Мэри-Роз. Я сейчас расплачусь. (Она капризна скорее, чем весела, и весела скорее, чем печальна. Саймон целует ее волосы.) Однажды, Саймон, ты поцелуешь меня в последний раз.
      Саймон. Ну уж, во всяком случае, этот раз последним не был. (В доказательство он шутливо целует ее снова, даже не предполагая, что этот раз может оказаться последним. Мэри-Роз вздрагивает.) Что с тобой?
      Мэри-Роз. Не знаю; что-то словно нашло на меня.
      Саймон. Все твои рассуждения про "последний раз"! Вот что я скажу вам, госпожа Блейк: однажды вы в последний раз поглядите на своего малыша. (Торопливо.) Я имею в виду, что не век же ему быть младенцем; в один прекрасный день ты в последний раз увидишь его малышом, а на следующий день впервые разглядишь в нем юного джентльмена. Ты только подумай!
      Мэри-Роз (хлопая в ладоши). Самое замечательное время наступит тогда, когда он повзрослеет и посадит меня на колени вместо того, чтобы на колени сажала его я. О, восхитительно! (Настроение ее снова внезапно меняется.) Правда, печально, что мы так редко осознаем, когда последний раз и в самом деле наступает? Ох, как бы мы им тогда воспользовались!
      Саймон. Не верь этому. Знать заранее - значит, все испортить. (Вещи почти все упакованы.) Не затоптать ли мне огонь?
      Мэри-Роз. Оставь это дело Камерону. Саймон, я хочу, чтобы ты посидел рядом и поухаживал за мною, как полагается влюбленному.
      Саймон. Что за жизнь! Так, дай-ка припомнить, с чего следует начинать? С какой руки? Похоже, я напрочь забыл, как это делается.
      Мэри-Роз. Тогда я за тобой поухаживаю. (Играя с его волосами.) Скажи, Саймон, была ли я тебе хорошей женой все эти годы? Я не имею в виду, всегда. Отлично помню тот ужасный день, когда я бросила в тебя масленкой. Я очень извиняюсь. Но в общем и целом, была ли я сносной женой, не чем-то потрясающим, конечно, но так, не хуже других?
      Саймон. Послушай, если ты намерена и дальше бодать меня головою, придется тебе вытащить из волос булавку.
      Мэри-Роз. Была ли я достойной матерью, Саймон? Такой матерью, которую ребенок мог бы и любить, и уважать?
      Саймон. Очень щекотливый вопрос. Задай-ка его Гарри Морланду Бдейку.
      Мэри-Роз. Была ли я...?
      Саймон. Мэри-Роз, уймись. Уж я-то тебя знаю: еще слово - и ты расплачешься, а платка у тебя нет, потому что я завернул в него форель голова торчала.
      Мэри-Роз. По крайней мере, скажите, Саймон Блейк, что вы прощаете меня за масленку.
      Саймон. Вот в этом я далеко не уверен.
      Мэри-Роз. И за многое другое тоже - случались вещи и похуже, чем история с масленкой.
      Саймон. Это точно.
      Мэри-Роз. Саймон, как ты можешь? Ничего хуже истории с масленкой не было.
      Саймон (качая головой). Сейчас-то я могу улыбаться, но тогда я ощущал себя самым несчастным человеком на свете. Удивляюсь, как это я не запил.
      Мэри-Роз. Бедный старина Саймон. Но, милый, как же ты был глуп, что ничего не понял.
      Саймон. Откуда знать невежественному молодому супругу, что, ежели жена бросает в него масленкой - это добрый знак?
      Мэри-Роз. Ты должен был догадаться.
      Саймон. Разумеется, я показал себя безнадежным простофилей. Однако мне не составило бы труда понять вот что: когда молодая жена... когда она отводит мужа в сторону, и краснеет либо бледнеет, и прячет лицо у него на груди, и шепотом договаривает остальное. Признаю, что ожидал именно этого; но все, что я получил - это масленкой по голове.
      Мэри-Роз. Наверное, разные женщины ведут себя по-разному.
      Саймон. Надеюсь. (Сурово.) А тот гнусный трюк, что ты сыграла со мною после!
      Мэри-Роз. Который? А, тот! Я просто хотела удалить тебя - чтобы не мешался, пока все не кончится.
      Саймон. Да я не о том, что ты выставила меня из дома и отослала в Плимут. Ну разве не подло было запретить родителям сообщить мне по приезде, что... что он уже прибыл.
      Мэри-Роз. Еще бы не гадко! Помнишь, Саймон, ты вошел ко мне в комнату и стал меня утешать, говоря, что теперь уже скоро... а что слушаю твою болтовню, милый, милый!
      Саймон. И смотришь на меня таким серьезным, невинным взглядом. Ты отъявленная негодяйка, Мэри-Роз!
      Мэри-Роз. Ты должен был по лицу догадаться, как я умно тебя провела. Ох, Саймон, когда я сказала наконец: "Дорогой, а что это; там такое забавное в колыбельке?" - и ты подошел и посмотрел, у тебя было такое выражение лица... никогда его не забуду.
      Саймон. В первую минуту я подумал, что ты позаимствовала на время какого-то чужого младенца.
      Мэри-Роз. Ты знаешь, мне до сих пор иногда так кажется. Но это неправда, так?
      Саймон. Смешная ты у меня. Вот так всегда: едва я начинаю думать, будто наконец-то разгадал тебя, приходится опять начинать все с начала.
      Мэри-Роз (внезапно). Саймон, если бы одному из нас пришлось... пришлось уйти... и мы могли бы выбрать, кому...
      Саймон (вздыхая). Опять она за свое!
      Мэри-Роз. Да, но если... я вот думаю, как было бы лучше. Я имею в виду, лучше для Гарри, конечно.
      Саймон. Пожалуй, скончаться пришлось бы мне.
      Мэри-Роз. Боже мой!
      Саймон. Эй, я пока еще не отдал концов. Спокойно, ты едва не перевернула соленые огурцы. (Саймон с интересом разглядывает жену.) Если бы мне и в самом деле пришлось уйти, я знаю, что первой твоей мыслью было бы: "Это никоим образом не должно сказаться на счастье Гарри". Ты бы, ни колеблясь ни минуты, вычеркнула бы меня из памяти, Мэри-Роз, - только бы он не лишился хотя бы одной из своих ста смешинок в день. (Мэри-Роз закрывает лицо руками.) Это правда, да?
      Мэри-Роз. По крайней мере, чистая правда вот что: если бы уйти пришлось мне, я бы хотела, чтобы именно так ты и сделал.
      Саймон. Сверни-ка скатерть. (Она открывает рот.) Не наступи на мармелад.
      Мэри-Роз (торжествующе). Саймон, ну разве жизнь не чудесна? Я так счастлива, так невероятно, так безумно счастлива! А ты?
      Саймон. Еще бы!
      Мэри-Роз. Но все равно паковать мармелад будешь ты. Почему ты не визжишь от восторга? Один из нас просто-таки обязан завизжать.
      Саймон. Тогда я знаю, кто это будет. Ну, давай, визжи, то-то Камерон подпрыгнет от неожиданности! (Камерон возвращается на лодке.) А вот и ты, Камерон. Как видишь, у нас все в порядке. Можешь пересчитать нас: ровно двое.
      Камерон. Я ошень рад.
      Саймон. Держи. (Передает ему корзинку с ленчем.) Не привязывай лодку. Оставайся в ней; я сам затопчу огонь.
      Камерон. Как пошелает мистер Блейк.
      Саймон. Мэри-Роз, готова?
      Мэри-Роз. Сперва я должна попрощаться с моим островом. До свидания, старое, мшистое креслице, и милая рябина. До свидания, островок, которому слишком нравится, когда его навещают. Может быть, я еще вернусь, - седой, морщинистой старушкой; и ты не узнаешь свою Мэри-Роз.
      Саймон. Дорогая, ты бы помолчала минутку. Я не могу не прислушиваться, а мне нужно затоптать огонь.
      Мэри-Роз. Ни слова более не скажу.
      Саймон. Только-только решишь, что все, а искры снова вспыхивают. Как ты думаешь, если я притащу парочку камней... (Саймон поднимает взгляд; Мэри-Роз знаками дает мужу понять, что пообещала молчать. Они смеются, глядя друг на друга. Затем Саймон несколько минут занимается тем, что заваливает кострище влажными камнями из залива. Камерон, сидя в лодке, почитывает Эврипида. Мэри-Роз, с притворно-скромным, веселым видом держит палец на губах, словно Ребенок. Но вот происходит что-то еще; зов коснулся Мэри-Роз. Сперва это зов потаенный и тихий, словно шепот из подземных нор: "Мэри-Роз, Мэри-Роз". Потом, в неистовстве бури и свистящих ветров, словно бы порожденных жутким органом, зов обрушивается на остров, прочесывая каждый куст в поисках своей жертвы. Звук стремительно нарастает, и, наконец, достигают ужасающей силы. Но что-то противостоит ему: пробиваясь сквозь какофонию голосов, и тоже выкликая имя Мэри-Роз, слышится музыка неземной прелести, что, возможно, пытается отогнать те, другие звуки, и оградить Мэри-Роз охранным поясом. Мэри-Роз протягивает руки к мужу, ища защиты, но тут же забывает о его существовании. Лицо ее озарено экстазом; но в экстазе этом нет ни страха, ни радости. Мэри-Роз исчезает. Остров немедленно замирает в неподвижном безмолвии. Солнце село. Саймон у костра и Камерон в лодке ничего не слышали.)
      Саймон (на коленях). Похоже, огонь, наконец-то, потух; можно отправляться. Как, однако, стало холодно и пасмурно! (Улыбаясь, но не поднимая взгляда.) Эй, можешь разомкнуть губы. (Он встает.) Мэри-Роз, ты куда делась? Пожалуйста, не прячься. Дорогая, не нужно, Камерон, где моя жена? (Камерон поднимается на ноги; он явно боится покинуть лодку и сойти на берег. Выражение его лица пугает Саймона; Саймон мечется туда и сюда, и исчезает из виду, выкликая имя жены снова и снова. Он возвращается смертельно-бледный.) Камерон, я не могу найти ее. Мэри-Роз! Мэри-Роз! Мэри-Роз!
      АКТ III
      Прошло двадцать пять лет, и декорация снова представляет собою; уютную комнату в доме Морландов, почти не изменившуюся с тех пор, как мы видели ее в последний раз. Если ситцы и поблекли, другие, столь же улыбающиеся, заняли место прежних. Морозный осенний день, последние мгновения перед тем, как начнут сгущаться сумерки. Яблоня, которую не так просто обновить, как ситцы, уменьшилась в размерах, однако на ней еще висит несколько нарядных яблок. В камине пылает огонь, вокруг камина устроились мистер и миссис Морланд и мистер Эми; Морланды тоже уменьшились в размерах, как яблоня, мистер Эми располнел, однако все трое в целом еще вполне бодры и полны жизни. Внутри они изменились еще меньше, чем снаружи; послушаем же их, как во времена оно.
      Мистер Морланд. Чему это ты смеешься, Фанни?
      Миссис Морланд. Да вот "Панч" за последнюю неделю; такой забавный!
      Мистер Эми. Эх, нынешний "Панч" уже совсем не тот!
      Мистер Морланд. Совсем не тот, нет.
      Миссис Морланд, Вот уж не согласна. Ну-ка вы двое, попробуйте поглядеть на эту картинку и не рассмеяться. (Мужчины не выдерживают испытания.)
      Мистер Морлавд. Думаю, что имею полное право сказать: хорошая шутка радует меня ничуть не меньше, чем всегда.
      Миссис Морлавд. Ах ты, легкомысленный старик!
      Мистер Морланд (шутливо). Не такой уж и старик, Фанни. Изволь-ка вспомнить, что я на два месяца младше тебя.
      Миссис Морланд. Позабудешь об этом, как же, когда ты ставишь мне это в упрек на протяжении всей нашей супружеской жизни!
      Мистер Морланд (не без любопытства). Нам с Фанни по семьдесят три; ты, Джордж, кажется, малость помоложе?
      Мистер Эми. Бог ты мой, конечно, моложе!
      Мистер Морлавд. Ты никогда не уточнял, сколько тебе лет.
      Мистер Эми. Приближаюсь к семидесяти; держу пари, что говорил тебе об этом раньше.
      Мистер Морлавд. Сдается мне, ты приближаешься к семидесяти чуть дольше, чем это обычно бывает.
      Миссис Морлавд (постукивая спицами). Джеймс!
      Мистер Морлавд. Не обижайся, Джордж. Я только хотел сказать, что в свои семьдесят три я совсем не ощущаю своих лет. А ты как себя чувствуешь, Джордж, в свои... в свои шестьдесят шесть? (Громче, словно мистер Эми слегка глуховат.) Ты ощущаешь себя на шестьдесят шесть?
      Мистер Эми (раздраженно). Мне больше, чем шестьдесят шесть. Но я этого абсолютно не чувствую. Не далее как прошлой зимой я научился кататься на коньках.
      Мистер Морланд. Я до сих пор выезжаю на псовую охоту. Прошлый раз ты позабыл прийти, Джордж.
      Мистер Эми. Если ты намекаешь на мою память, Джеймс...
      Мистер Морлавд (вглядываясь сквозь очки). Что ты говоришь?
      Мистер Эми. Говорю, что за всю свою жизнь никогда не носил очков.
      Мистер Морлавд. Ежели я время от времени и надеваю очки, так не потому, что зрение подводит, совсем нет. Но газеты сейчас взяли за моду использовать такой гнусный шрифт...
      Мистер Эми. Здесь я с тобой полностью согласен. Особенно Брэдшоу.
      Мистер Морлавд (не расслышав). Я говорю, что шрифт нынешних газет просто отвратителен. Ты не находишь?
      Мистер Эми. Я только что так и сказал. (Любезно.) А ты слышишь все хуже и хуже, Джеймс!
      Мистер Морлавд. Я? Вот это мне нравится, Джордж! Это мне теперь приходится постоянно кричать тебе во весь голос!
      Мистер Эми. Вот что меня раздражает, так совсем не то, что ты слегка глуховат, не твоя это вина, в конце-концов. Но по твоим ответам я часто заключаю, что ты притворяешься, будто расслышал мои слова - а на самом-то деле и нет. И это, по-твоему, не тщеславие, а, Джеймс?
      Мистер Морлавд. Тщеславие! Ну, Джордж, сам напросился. У меня есть кое-что, чем человеку тщеславному и в самом деле стоит гордиться, Но я не собирался показывать приобретение тебе - еще, чего доброго, Расстроишься. (Миссис Морланд предостерегающе постукивает.)
      Мистер Морлавд. Я не то хотел сказать, Джордж. Я уверен, что ты только порадуешься. Ну-ка, что ты об этом думаешь? (Мистер Морланд извлекает на свет акварель, которую друг его изучает на расстоянии вытянутой руки.) Дай-ка я подержу ее для тебя; руки у тебя коротковаты. (Предложение отклоняется.)
      Мистер Эми (падая духом). Очень мило. Ну, и что это, по-твоему?
      Мистер Морлавд. А у тебя есть какие-то сомнения? У меня - ни малейших. Я уверен, что это ранний Тернер.
      Мистер Эми (бледнея). Тернер!
      Мистер Морлавд. А кто же еще? Холман предположил, что это Гуртон или даже Дейз. Чепуха! Дейз - жалкий учитель рисования, которого почему-то превозносят до небес! Льщу себя надеждой, что уж насчет Тернера-то я не ошибусь. Есть в нем нечто такое, что не поддается описанию - однако это "нечто" ни с чем не спутаешь. И вид просто очаровательный; скорее всего, аббатство Киркстолл.
      Мистер Эми. Да нет же, Риво.
      Мистер Морланд. А я говорю, Киркстолл.
      Миссис Морланд (постукивая спицами). Джеймс!
      Мистер Морлавд. Впрочем, может быть, ты и прав; какая разница, что за место!
      Мистер Эми. Где-то я уже видел репродукцию Риво - а, в том журнале Копперплейт, что мы с тобою разглядывали. (Переворачивает страницу.) Ну вот, нашел: Риво. (Он веселеет.) Эй, вот это забавно: репродукция той же самой картины. Ну-ка, ну-ка, ну-ка... (Изучает репродукцию сквозь лупу.) А вот и подпись: Е. Дейз. (Мистер Морланд сует гостю набросок почти под нос.) Да не сьем я его, Джеймс. Итак, автор все-таки - Дейз, хваленый учитель рисования. Сожалею, что так разочаровал тебя. (Миссис Морланд предостерегающе постукивает, но ее муж уже вышел из себя.)
      Мистер Морлавд. Это вам-то шестьдесят шесть, мистер Эми, это вам-то шестьдесят шесть!
      Мистер Эми. Джеймс, это очень обидно. Я прекрасно понимаю, как ты огорчен, но, воистину, твое мужское достоинство... очень сожалею, что задержался дольше положенного. Всем вам доброго вечера. Благодарю вас, миссис Морланд, за ваше неизменное гостеприимство.
      Миссис Морлавд. Я помогу вам надеть пальто, Джордж.
      Мистер Эми. Очень любезно с вашей стороны, миссис Морланд, но ни в чьих услугах я не нуждаюсь; самостоятельно надеть пальто я еще в состоянии.
      Мистер Морлавд. Да сам ты никогда с этим делом не справишься! (Это недостойное замечание, скорее всего, не было услышано, ибо миссис Морланд и на этот раз удается вернуть гостя.)
      Мистер Эми. Джеймс, я не могу покинуть этот гостеприимный дом в гневе.
      Мистер Морлавд. Я - вспыльчивый старый идиот, Джордж. Что бы я без тебя делал...
      Мистер Эми. А я без тебя? Или любой из нас - без этой маленькой славной старушки, для которой мы - неизменный источник веселья? (Маленькая славная старушка приседает в реверансе, и при этом кажется необычайно хрупкой.) Скажите Саймону, когда приедет, что завтра я буду дома, пусть зайдет непременно. До свидания, Фанни; вы, вероятно, находите, что оба мы переживаем второе детство?
      Миссис Морланд. Да нет, не второе, Джордж. Мне еще не доводилось встречать мужчину, что вполне распрощался бы с первым. (Улыбаясь, мистер Эми выходит.)
      Мистер Морланд (размышляя у огня). Славный он человек, наш Джордж, но как обидчив, когда речь заходит о его возрасте! И вечно засыпает, когда с ним разговариваешь.
      Миссис Морланд. Среди нас не он один этим отличается. (Она стоит у окна.)
      Мистер Морланд. О чем ты задумалась, Фанни?
      Миссис Морланд. Да вот все о яблоне, и о том, что ты распорядился уничтожить ее.
      Мистер Морланд. Нужно спилить, нужно. Дерево становится опасным, в любой день может на кого-нибудь рухнуть.
      Миссис Морланд. Да я прекрасно понимаю, что убрать придется. (Теперь она уже в состоянии говорить о Мэри-Роз без дрожи в голосе.) Но ведь это ее дерево! Как часто она спускалась по яблоне, словно по лестнице, из комнаты в сад! (Мистер Морланд не спрашивает, о ком идет речь, но очень к тому близок.)
      Миссис Морланд. Ах да, конечно. Она карабкалась по яблоне? Верно, теперь припоминаю, что так. (Мистер Морланд подходит к жене, словно ища защиты.)
      Миссис Морланд (не подводя его). Ты и об этом позабыл, Джеймс?
      Мистер Морланд. Боюсь, что я много чего забываю.
      Миссис Морланд. Может, и к лучшему.
      Мистер Морланд. Прошло так много времени с тех пор, как она... сколько времени прошло, Фанни?
      Миссис Морланд. Двадцать пять лет, треть нашей жизни. Скоро стемнеет: я вижу, как над полями сгущаются сумерки. Задерни шторы, дорогой. (Мистер Морланд задергивает шторы и включает свет; теперь у них в доме проведено электричество.) Поезд Саймона вот-вот прибудет, так?
      Мистер Морланд. Через десять минут, или около того. Ты переслала ему телеграмму?
      Миссис Морланд. Нет, я подумала, что он получит ее раньше, если я оставлю телеграмму здесь.
      Мистер Морланд. И верно. (Мистер Морланд подсаживается к жене на диван; она видит, что муж чем-то обеспокоен.)
      Миссис Морланд. Что такое, дорогой?
      Мистер Морланд. Боюсь, я поступил с яблоней как-то не подумав, Фанни. Я тебя обидел.
      Миссис Морланд (бодро). Что за чепуха. Еще трубку, Джеймс?
      Мистер Морланд (упрямо). Не нужна мне трубка. Настоящим обязуюсь не курить неделю, в наказание самому себе. (Он слегка выпячивает грудь.)
      Миссис Морланд. Ты об этом очень скоро пожалеешь.
      Мистер Морланд (принимая обычный вид). Почему у меня не разбилось сердце? Не будь я бесчувственным чурбаном, оно бы непременно разбилось двадцать пять лет назад, точно так же, как твое.
      Миссис Морланд. Мое сердце не разбилось, милый.
      Мистер Морланд. Разбилось в некотором роде. Что до меня, тогда я думал, что никогда уже не смогу поднять головы; однако во мне и по сей день слишком много от старика Адама. Я езжу верхом, охочусь и смеюсь, выношу торжественные решения в суде и прерву каюсь со стариной Джорджем, словно ничего особенного со мной не произошло. Теперь я уже совсем не думаю об острове; сдается мне, я вполне смог бы поехать туда порыбачить. (Мистер Морланс обнаруживает, что, несмотря на торжественное обязательство, рук его машинально тянется к кисету с табаком.) Видишь, что я делав (Он отбрасывает кисет в сторону, словно кисет всему виной.) Я человек самовлюбленный. Представляешь, Фанни, я ведь даже подумывал, а не обзавестись ли мне новым фраком?
      Миссис Морланд (подбирая кисет). А почему бы и нет?
      Мистер Морланд. В моем-то возрасте! Фанни, вот что следует высечь на моем могильном камне: "Несмотря на пережитые несчастья, он до самого конца оставался неисправимым весельчаком".
      Миссис Морланд. Пожалуй, Джеймс, такая эпитафия сделала бы честь любому мужчине, пережившему столько же, сколько ты. Лучший способ ободрить молодых - это уметь сказать им, что счастье прорывается сквозь любые заслоны. (Миссис Морланд вкладывает мужу в рот трубку, что до сих пор набивала.)
      Мистер Морланд. Если я закурю, Фанни, я стану презирать себя еще больше чем прежде.
      Миссис Морланд. Ну, ради меня.
      Мистер Морланд (в то время как она подносит спичку). Неловко я себя чувствую, право же, неловко. (Под влиянием счастливой мысли.) По крайней мере, фрака я не закажу.
      Миссис Морланд. Твой старый фрак уже лоснится, словно зеркало.
      Мистер Морланд. Вот именно! Я думал только о френче, не более. Сейчас все, похоже, носят клинообразные жилеты...
      Миссис Морланд. А брюки будут с галуном?
      Мистер Морланд. Я вот думаю, а стоит? Видишь ли... Ох, Фанни, да ты просто мне потакаешь!
      Миссис Морланд. Ничего подобного. Что же до старины Адама в тебе, дорогой мой Адам, во мне тоже осталось кое-что от старушки Евы. Взять хоть нашу поездку в Швейцарию вместе с Саймоном два года назад - да я наслаждалась каждой минутой! А наши карточные игры здесь, в кругу друзей; ну, кто там больше всех шумит, как не я? Вспомни, как я опекаю молодых девушек, поддразниваю их, хохочу вместе с ними - так, словно у меня самой никогда не было дочери...
      Мистер Морланд. И твое веселье - не сплошное притворство?
      Миссис Морланд. Конечно, нет; я прошла через долину теней, дорогой, но с благодарностью могу сказать, что снова вышла на солнечный свет. (Чуть дрогнувшим голосом.) Полагаю, это к лучшему: по мере того, как минуют годы, мертвые отступают от нас все дальше и дальше.
      Мистер Морланд. Некоторые уверяют, что это не так.
      Миссис Морланд. Ты да я знаем лучше, Джеймс.
      Мистер Морланд. Смею утверждать, что там, на туманных Гебридах про нее думают, будто она все еще на острове. Фанни, сколько времени прошло с тех пор, как ты... ты отчасти сама в это верила?
      Миссис Морланд. Много-много лет. Может быть, я рассталась с этой мыслью в первый же год. Некоторое время я и в самом деле упрямо надеялась...
      Мистер Морланд. Наши соседи этого не одобряли.
      Миссис Морланд. Видишь ли, это же была не их Мэри-Роз.
      Мистер Морланд. И все-таки, когда она исчезла в первый раз...
      Миссис Морланд. Все это так необъяснимо... Словно бы Мэри-Роз - только чудесный сон, что привиделся и тебе, и мне, и Саймону. Ты о многом позабыл; многое забыла и я. Даже та комната... (она оглядывается на маленькую дверь), что принадлежала ей и малышу на протяжении всей ее недолгой супружеской жизни... теперь я часто захожу туда, даже не вспоминая, чья она.
      Мистер Морланд. Странно. Пожалуй, даже страшно. Ты почти позабыта, Мэри-Роз.
      Миссис Морланд. Это не так, дорогой. Мэри-Роз принадлежит прошлому, а мы должны жить настоящим - еще немного. Совсем-совсем немного, а потом мы непременно все поймем. Даже если бы мы могли силой вернуть ее назад, и она рассказала бы, что все это значит - полагаю, оно было бы нехорошо.
      Мистер Морланд. Да, наверное. Ты думаешь, Саймон тоже по-философски относится к делу?
      Миссис Морланд. Не будь злым, Джеймс, со своей старушкой-женой. Саймон боготворил ее. Он был истинным влюбленным.
      Мистер Морланд. Был, был! Неужели все, что касается Мэри-Роз, только "было"?
      Миссис Морланд. С этим ничего не поделаешь. Саймон обращался ко всем знающим людям того времени - ко всем знаменитостям; они советовали, предлагали, гадали. Он возвращался на остров каждый год и подолгу оставался там.
      Мистер Морланд. Да, а потом он пропустил год; на этом как-то все и закончилось.
      Миссис Морланд. Он так и не женился во второй раз. Большинство мужчин женились бы,
      Мистер Морланд. Работа заменила Саймону ее. Что за сердечный и веселый человек наш Саймон!
      Миссис Морланд. Если ты хочешь сказать, что он не убит горем - он и в самом деле не убит. К счастью, рана затянулась.
      Мистер Морланд. Я не осуждаю, Фанни. Полагаю, что любой, кто вернулся бы спустя двадцать пять лет... как бы их не любили... скорее всего... ну... знали бы мы, о чем с ними говорить, Фанни?
      Миссис Морланд. Не нужно, Джеймс. (Вставая.) Саймон, похоже, запаздывает.
      Мистер Морланд. Совсем чуть-чуть. Поезд прошел только что - я слышал. Саймон был бы уже здесь, если бы... если бы ему посчастливилось с кэбом. Но если он пошел через поля - тогда ему еще рано.
      Миссис Морланд. Прислушайся!
      Мистер Морланд. Точно, стук колес. Наверное, это Саймон. Он добыл-таки кэб!
      Миссис Морланд. Ох, только бы он не стал смеяться надо мною за то, что я затопила в его комнате камин.
      Мистер Морланд (с чисто мужским юмором). Надеюсь, ты положила ему теплые носки.
      Миссис Морланд (с надеждой). Думаешь, он мне позволит? Ах ты, злодей. (Она выбегает за дверь и возвращается в объятиях Саймона. Саймон в штатском платье и в пальто. Он выглядит на свой возраст, волосы его поседели, осталось от них совсем немного, и хохолка больше нет. Он располнел и вид у него более представительный; полон энергии, он на мгновение снова превращается в бесшабашного морского волка, однако лицо этого человека может быть и строгим, и резким.)
      Саймон (отдавая честь). Прибыл на борт, сэр.
      Миссис Морланд. Отпусти меня, медведь ты этакий. Ты же знаешь: терпеть не могу, когда меня тормошат.
      Мистер Морланд. Она-то? Просто обожает. Всегда обожала. Снимай пальто, Саймон. Брось его где-нибудь.
      Миссис Морланд (радостно суетясь). Какие у тебя холодные руки. Подойди поближе к огню.
      Мистер Морланд. С виду он вполне здоров и бодр.
      Саймон. В наши дни здоровье необходимо.
      Миссис Морланд. Как славно увидеть тебя снова. Ты ведь любишь утятину, правда? Поезд, похоже, опоздал?
      Саймон. Только на несколько минут. Я со свойственным мне эгоизмом ринулся к единственному кэбу - и завладел им.
      Мистер Морланд. Мы подумали, что ты через поля пошел.
      Саймон. Нет уж. Я предоставил поля двум другим пассажирам с того же поезда. Один из них - дама; походка ее мне показалась чем-то знакомой, но было темновато, я не смог понять, кто это.
      Миссис Морланд. Берта Колинтон, полагаю. Она сегодня ездила в Лондон.
      Саймон. Если бы я только знал, что это миссис Колинтон, я бы предложил ее подвезти. (Саймон сияет, как мальчишка - на мгновение снова превратившись в молодожена былых времен.) Матушка, у меня новость: честное индейское, я заполучил-таки "Беллерфон"!
      Миссис Морланд. Тот самый корабль, что тебе хотелось!
      Саймон. Точно!
      Мистер Морланд. Браво, Саймон.
      Саймон. Чувствую себя так, словно сбылась мечта всей моей жизни. Я из породы счастливчиков, уж это точно. (Саймон произносит эти слова, и никому из присутствующих не приходит в голову, что в его устах это - странное замечание.)
      Мистер Морланд (с огоньком в глазах). Собачья жизнь у морехода.
      Саймон (любезно). Собачья. Ненавижу ее с тех самых пор, как впервые уснул на борту старушки "Британии", высунув ноги в бортовой иллюминатор, на свежий воздух. Все мы так спали; с воды, должно быть, славное было зрелище. Ох, вот уж собачья жизнь, но не променяю ее ни на что на свете. (Понижая голос.) А если война и в самом деле начнется...
      Мистер Морланд (для него это очень характерно). Не начнется, я уверен.
      Саймон. Конечно, нет. Однако разговоры ведутся.
      Миссис Морланд. Саймон - я совсем позабыла. Тут для тебя телеграмма.
      Саймон. Прочь ее! Надеюсь, что меня не отзывают назад. Я-то рассчитывал отдохнуть по меньшей мере дней пять.
      Миссис Морланд (вручая ему телеграмму). Мы ее не распечатывали.
      Саймон. Два к одному, что меня отзывают.
      Миссис Морланд. Телеграмма пришла два дня тому назад. Ох, не люблю я телеграмм, Саймон; никогда не любила. Сколько сердец они разбили!
      Саймон. Но и обрадовали немало сердец. Может быть, это, наконец, от моего Гарри. Матушка, ты не думаешь, что я порою бывал с ним чрезмерно строг?
      Миссис Морланд. Думаю, сынок.
      Мистер Морланд. Ну открывай же, Саймон. (Саймон распечатывает телеграмму, и целый рой невидимых демонов прокрадывается в комнату.)
      Миссис Морланд (отпрянув при виде выражения его лица). Не может быть, чтобы все обстояло так скверно. Мы все здесь, с тобою, Саймон. (На какое-то мгновение Саймон словно бы сам - не здесь; он снова переносится на остров. Но вот он опять - примерный сын миссис Морланд и думает только о ней; он усаживает старушку на диван, опускается перед нею на колени и поглаживает ее доброе лицо. Миссис Морланд протягивает руки к мужу, который читает телеграмму.)
      Мистер Морланд (потрясенный). Не может быть, не может быть!
      Саймон (словно отец, лучший, нежели он, возможно, был). Все в порядке, матушка. Не бойся, пожалуйста. Это хорошие новости. Ты храбрая, ты столько пережила, ты останешься храброй еще на одну минутку, правда? (Миссис Морланд кивает с испуганной улыбкой.) Милая мама, это Мэри-Роз.
      Мистер Морланд. Это неправда. Это слишком... слишком замечательно, чтобы оказаться правдой.
      Миссис Морланд. Замечательно? Моя Мэри-Роз жива?
      Саймон. Все в порядке, все хорошо. Неужели я бы сказал так, не будь это правдой? Мэри-Роз вернулась. Телеграмма от Камерона Ты ведь помнишь, кто это? Теперь он - священник в тамошних краях. Держись за мою руку, и я прочитаю тебе телеграмму. "Ваша жена вернулась. Сегодня ее нашли на острове. Везу ее к вам. С нею все в порядке, но всем вам следует соблюдать крайнюю осторожность".
      Мистер Морлаид. Саймон, может ли такое быть?
      Саймон. Верю каждому слову. Камерон не стал бы меня обманывать.
      Мистер Морланд. А вдруг он сам обманывается: он же только случайный знакомый?
      Саймон. Не сомневаюсь, что это правда. Он знал ее в лицо ничцть не хуже нас.
      Мистер Морланд. Но прошло двадцать пять лет!
      Саймон. Неужели вы думаете, что я не узнал бы ее даже спустя двадцать пять лет?
      Миссис Морланд. Моя... моя... она, должно быть... очень изменилась.
      Саймон. Как бы она не изменилась, матушка, неужели я не узнаю мою Мэри-Роз в первую же секунду? Пусть даже волосы ее поседели так же, как мои... ее лицо... ее хрупкая фигурка... ее милые жесты... пусть все это исчезло без следа, неужели вы думаете, что я не узнаю мою Мэри-Роз в первую же секунду? (Внезапно в голову ему при горькая мысль.) О Бог мой, я же ее видел - и не узнал!
      Миссис Морланд. Саймон!
      Саймон. Это Камерон был с нею. Должно быть, они приехали тел же поездом, что и я. Матушка, это ведь ее я видел, когда она через поля - ее легкая поступь, едва не бег, если она взволнована; узнал походку, но не вспомнил, чья она. (Невидимые демоны хихикают.)
      Мистер Морланд. Так ведь темнело.
      Саймон (медленно). Мэри-Роз возвращается к нам через поля! (Он выходит. Мистер Морланд устало вглядывается в темноту сквоз занавески. Миссис Морланд в молитве опускается на колени.)
      Мистер Морланд. Уже довольно темно. Не... не удивлюсь, ее ночью ударит мороз. Жаль, что ничем не могу помочь. (Входил Камерон, теперь это бородатый священник.)
      Миссис Морланд. Мистер Камерон? Ну, рассказывайте скорее, мистер Камерон, это правда?
      Камерон. Исстинная правда, мэм. Мистер Блейк встретил нас; ворот; сейчас он с ней. Я поспешил вперед, чтобы сообщить вам необходимое. Для нее будет лучше, если вы все узнаете заранее.
      Миссис Морланд. Пожалуйста, быстрее.
      Камерон. Вы долшны быть готовы к тому, что найдете ее... иной.
      Миссис Морланд. Все мы изменились. Ее возраст...
      Камерон. Я хочу сказать, миссис Морланд, иной, нежели вы ожидаете. Она не изменилась так, как изменились мы. Можно сказать она осталась в точности такой ше, как в день своего исчезновения (Миссис Морланд вздрагивает.) Она уверена, что прошло не двадцать пять лет, а один только час - час, на который мистер Блейк и я бросили ее одну ради какой-то непонятной шутки.
      Миссис Морланд. Джеймс, точно так же, как и в первый раз!
      Мистер Морланд. Но когда вы рассказали ей правду?
      Камерон. Она отказывается поверить.
      Миссис Морланд. Она не могла не заметить, насколько вы постарели.
      Камерон. Мэм, она не узнает во мне мальчишку, что сопровождал ее в тот день. Когда же она меня не узнала, я подумал, что лучше... она и так уже достаточно встревожена... не говорите ей.
      Мистер Морланд (умоляюще). Но теперь, когда она увидела Сайгона... Его лицо, его седые волосы - увидев его, она не могла не понять.
      Камерон (горестно). Не уверен; там, снаружи, совсем темно.
      Мистер Морланд. Она отлично знает, что муж никогда не оставил бы ее одну и не вернулся бы домой без нее.
      Камерон. В глубине души это ее беспокоит, но она отказывается говорить об этом. На сердце у нее какой-то мучительный страх.
      Мистер Морланд. Страх?
      Миссис Морланд. Гарри. Джеймс, а вдруг она думает, что Гарри все еще ребенок!
      Камерон. Мне никто не сообщил, что случилось с мальчиком.
      Миссис Морланд. Он сбежал на море, когда ему было двенадцать лет. Мы получили несколько писем из Австралии; очень немного; мы не знаем, где он сейчас.
      Мистер Морланд. Как ее нашли, мистер Камерон?
      Камерон. Два рыбака удили с лодки и заметили ее. Она спала на берегу, на том самом месте, где мистер Блейк когда-то развел костер. Там еще рябина росла. Сначала рыбаки боялись ступить на остров, но потом все-таки пристали. Они уверяют, будто на лице спящей читалась такая радость, что просто жалко было будить ее.
      Мистер Морланд. Радость?
      Камерон. Исстинно так, сэр. Я иногда думаю... (На лестнице слышен ликующий топоток, словно явился тот, кому ступени отлично знакомы; если отец и мать Мэри-Роз и сомневались прежде, то теперь, еще не видя ее, они знают: Мэри-Роз вернулась. Она входит. Она ничуть не изменилась с тех пор, как мы видели ее в последний раз, разве что теперь мы различаем ее не столь отчетливо. Она бросается к матери с прежней порывистостью, иметь отвечает, как бывало, но что-то встает между ними.)
      Мэри-Роз (озадаченно). Что это? (Это годы.)
      Миссис Морланд. Девочка моя.
      Мистер Морланд. Мэри-Роз.
      Мэри-Роз. Отец. (Но препятствие по-прежнему тут. Мэри-Роз робко оборачивается к Саймону, что вошел вместе с ней.) Что это, Саймон? (Мэри-Роз доверчиво направляется к нему, но вдруг замечаем, что сделали с ним годы. Теперь она дрожит.)
      Саймон. Любимая моя жена. (Он обнимает Мэри-Роз, мать следует его примеру; Мэри-Роз рада оказаться в их объятиях, но не об этих людях она сейчас думает, и очень скоро мягко высвобождается.)
      Мистер Морланд. Мы так рады, что ты... надеюсь, путешествие прошло благополучно, Мэри-Роз? Ты ведь выпьешь чашку чая, правда? Я могу что-нибудь сделать? (Мэри-Роз переводит глаза с него на маленькую дверцу в глубине сцены.)
      Мэри-Роз (умоляюще, отцу). Скажи мне.
      Мистер Морлавд. Что сказать, родная?
      Мэри-Роз (взывая к Камерону). Вы? (Он пожимает ей руку и отворачивается. Мэри-Роз подходит к Саймону и всячески обхаживает его, ластясь и подольщаясь.) Саймон, мой Саймон. Будь со мною ласков, Саймон. Будь ласков со мною, милый Саймон, и скажи мне.
      Саймон. Любимая моя, ненаглядная, с тех пор как я потерял тебя - так давно это было...
      Мэри-Роз (нетерпеливо). Вовсе не давно; пожалуйста, пусть не давно! (Она подходит к матери.) Расскажи ты мне, дорогая матушка.
      Мистер Морланд. Не знаю, чего она хочет услышать.
      Миссис Морланд. Я знаю.
      Мэри-Роз (несчастный ребенок). Где мой малыш? (Они не могут поглядеть ей в глаза, и Мэри-Роз уходит искать ответа в комнату за маленькой дверцей. Мать и муж следуют за нею. Мистер Морланд и Камерон, оставшись вдвоем, напряженно пытаются понять, что происходит в этой внутренней комнате.)
      Мистер Морланд. Вам доводилось бывать прежде в этих краях, мистер Камерон?
      Камерон. Нет, сэр. Я в Англии впервые. В этом доме софсем не слышно моря, мне это кажется крайне непривычным.
      Мистер Морланд. Я охотно показал бы вам наши меловые холмы...
      Камерон. Благодарю вас, мистер Морланд, но... в создавшихся обстоятельствах обо мне беспокоиться не стоит. (Они прислушиваются.)
      Мистер Морланд. Не знаю, интересуетесь ли вы гравюрами. У меня есть карандашный набросок Казенса... несомненно, подлинник...
      Камерон. Сожалею, но в данном вопросе я - полный невежда. Все это так странно... так непостижимо...
      Мистер Морланд. Пожалуйста, не говорите со мною об этом, сэр. Я... я очень стар. Всю свою жизнь я занимался пустяками... очень приятными пустяками... я не могу справиться... я не справлюсь... (На плечо ему ложится рука - и в жесте этом столько сочувствия, что мистер Морланд осмеливается задать вопрос.) Мистер Камерон, вы думаете, ей следовало возвращаться?
      (Сцена темнеет, и фигуры их исчезают. В эту темноту вступает миссис Отери со свечой в руке, и мы видим, что декорации снова изменились и теперь представляют собою нежилую комнату первого акта. Гарри откинулся в кресле, в той же позе, как мы видели его в последний раз.)
      Миссис (Утери (в другой руке она держит огромную чашку и блюдце). Вот ваш чай, мистер. Что это вы сидите в темноте? Я обернулась за десять минут, как обещала. Я... (Миссис Отери замолкает, потрясенная его видом. Она подносит свечу поближе к гостю. Гарри смотрит в огонь расширенными глазами, не шевелясь.) Что случилось, мистер? Вот чай, мистер. (Гарри безучастно смотрит на нее.) Я принесла вам чашку чая, меня только десять минут не было.
      Гарри (поднимаясь на ноги). Секундочку. (Он оглядывается вокруг, словно пытаясь сориентироваться на местности.) Дайте-ка чай. Такто лучше. Спасибо, хозяйка.
      Миссис Отерн. Вы что-то видели?
      Гарри. Послушайте, пока я сидел в этом кресле - только учтите, я не спал, ... это не сон... события прошлого, связанные с этим старым домом события, о которых я понятия не имел... они выползли из своих нор, обступили меня, и я увидел... увидел все так отчетливо, что не знаю, что и подумать, женщина. (Теперь он вполне серьезен.) Ладно, это неважно. Расскажите мне про привидение.
      Миссис Отерн. Это не ваше дело.
      Гарри. В некотором роде это мое дело. Люди, что раньше здесь жили семейство Морландов...
      Миссис Отери. Да, именно так их и звали. Полагаю, вы слышали это имя в деревне?
      Гарри. Я слышу его всю жизнь. Это одно из тех имен, что я ношу. Я принадлежу к этой семье.
      Миссис Отери. Я подозревала об этом.
      Гарри. Полагаю, потому-то все они и явились ко мне, пока я здесь сидел. Расскажите мне о них.
      Миссис Отери. Я знаю совсем мало. Все эти люди умерли еще до меня: и старик, и его жена.
      Гарри. Я спрашиваю не о них.
      Миссис Отери. У них был зять, моряк. Прежде чем утопить, война сделала из него великого человека.
      Гарри. Все знаю: это был мой отец. Я считал его чересчур строгим; теперь-то я знаю, как был неправ. Ну же, одного представителя вы пропустили.
      Миссис Отери (неохотно). Это все.
      Гарри. Есть еще один.
      Миссис Отери. Если уж вам так угодно помянуть и ее - она тоже мертва. В живых я ее не застала.
      Гарри. Где она похоронена?
      Миссис Отери. На церковном кладбище.
      Гарри. И камень стоит?
      Миссис Отери. Стоит.
      Гарри. На камне значится, сколько ей было лет?
      Миссис Отери. Нет.
      Гарри. Об этом священном месте хорошо заботятся?
      Миссис Отери. Сами посмотрите.
      Гарри. Сам и посмотрю. Так это ее призрак бродит по дому? (Миссис Отери не отвечает. Гарри борется сам с собою.) Привидений не существует. И все же... Правда, что те, кто жил в этом доме, в спешке покинули его?
      Миссис Отери. Правда.
      Гарри. Из-за привидения - явления несуществующего.
      Миссис Отери. Когда я вошла, вы глядели в пространство; я подумала, что вы ее видели.
      Гарри. А самой вам доводилось с нею столкнуться? (Она передергивается.) Где? В этой комнате? (Она поглядывает на маленькую дверцу.) Там, внутри? А за пределами этой комнаты ее когда-нибудь видели?
      Миссис Отери. Повсюду в доме, в каждой комнате и на лестницах. Говорю вам, я встречала ее на лестнице, и она отступила на шаг, чтобы дать мне пройти, да еще сказала "Добрый вечер", робко так, а в другой раз пронеслась мимо, словно порыв ветра.
      Гарри. Как она выглядит? Одета в белое? Они завсегда одеты в белое, не так ли?
      Миссис Отери. Она выглядит ровно так же, как вы или я. Но при этом легонькая, как воздух. Уж я-то видела... я много чего видела.
      Гарри. На вас поглядеть, так поверишь. Но она, кажется, вполне безобидна?
      Миссис Отери. Есть люди, что с этим бы не согласились; те, что в спешке покинули дом. Если она решит, что это вы от нее скрываете, уж она вам устроит.
      Гарри. Скрываю - что?
      Миссис Отери. Что бы это ни было; то, ради чего она рыщет по дому, и ищет, ищет, ищет. Понятия не имею, что это такое.
      Гарри (мрачно). Может быть, я смог бы подсказать вам. Смею предположить, я даже мог бы направить ее на правильный путь - чтобы она, наконец, нашла его.
      Миссис Отери. Тогда, во имя Господа, сделайте это, пусть, наконец, успокоится.
      Гарри. Милая моя старушка, на свете есть вещи и похуже, чем не найти то, чего ищешь; можно найти желаемое столь изменившимся, столь непохожим на то, на что вы надеялись. (Он расхаживает по комнате.) Привидение. Ох, нет... И все же... все же... Послушайте, я войду в эту комнату.
      Миссис Отери. Как хотите; мне какое дело.
      Гарри. Я выбью дверь.
      Миссис Отери. В этом нет необходимости; дверь не заперта; я вас обманула.
      Гарри. Но я подергал за ручку, и дверь не открылась. (У миссис Отери очень несчастный вид.) Вы думаете, она там?
      Миссис Отери. Вполне возможно.
      Гарри (глубоко вздохнув). Дайте мне воздуха. (Он рывком распахивает окно; видно, что ночь звездная.) Теперь оставьте меня. Мне предстоит ответственный визит.
      Миссис Отери (колеблясь). Не знаю, право. Вы полагаете, что в безопасности, однако...
      Гарри. Чему быть, тому не миновать, хозяйка. Вы говорите, что выходили всего на десять минут?
      Миссис Отери. И только.
      Гарри. Боже! (Она уходит. Поколебавшись минуту, он отправляется на подвиги, держа в руке свечу - единственный источник света, и комната погружается во тьму. Гарри виден по ту сторону тьмы, в маленьком коридоре; он открывает внутреннюю дверь. Он возвращается, и теперь мы можем разглядеть посередине комнаты бледный призрак Мэри-Роз, словно сотканный из лучей того самого света, что принес с собою Гарри.)
      Мэри-Роз (робко кланяясь гостю). Вы пришли купить дом?
      Гарри (более пугаясь собственного голоса, чем ее). Только не я.
      Мэри-Роз. Это очень милый дом. (С сомнением.) Правда?
      Гарри. Когда-то это и впрямь был очень милый дом.
      Мэри-Роз (довольная). Вот именно! (Подозрительно.) Вы его знали?
      Гарри. Когда был совсем крошкой, юнцом желторотым.
      Мэри-Роз. Крошкой? Так это вы смеялись?
      Гарри. Когда?
      Мэри-Роз (озадаченная). Прежде в этом доме кто-то смеялся. Смех звучит очень мило - вы не находите?
      Гарри (он столкнулся с чем-то, что выше его понимания). Да? Пожалуй, что и так. Никогда об этом не задумывался.
      Мэри-Роз. Вы очень стары.
      Гарри. И на мне годы сказываются.
      Мэри-Роз (доверительно). Вы мне не скажете, почему все так стары? Я вас не знаю, не так ли?
      Гарри. Не уверен. Приглядитесь. Может быть, вы видели меня в былые времена... когда я играл тут, в саду... а, может быть, даже в самом доме.
      Мэри-Роз. Вы... вы ведь не Саймон, нет?
      Гарри. Нет. (Идя на риск.) Меня зовут Гарри.
      Мэри-Роз (чопорно). Я так не думаю. Я очень сильно возражаю против подобных заявлений с вашей стороны.
      Гарри. Я парень со странностями; мне бы так хотелось, чтобы вы называли меня Гарри.
      Мэри-Роз (твердо). Я отказываюсь. Очень сожалею, но я категорически отказываюсь.
      Гарри. Я не хотел вас обидеть.
      Мэри-Роз. Мне кажется, что вам меня жаль.
      Гарри. Очень жаль.
      Мэри-Роз. Вот и мне себя жаль.
      Гарри (отчаянно желая помочь ей). Если бы я мог что-нибудь для вас... я ничего не знаю о привидениях, совсем ничего; садиться-то им позволено? Не могли бы вы...? (Он подвигает к ней кресло.)
      Мэри-Роз. Это ваше кресло.
      Гарри. Что вы хотите этим сказать?
      Мэри-Роз. Это вы в нем сидели.
      Гарри. Вы были в этой комнате, пока я сидел в кресле?
      Мэри-Роз. Я зашла взглянуть на вас. (Внезапная мысль заставляет Гарри подойти со свечою туда, где он оставил нож. Ножа нет.)
      Гарри. Где мой нож? Вы стояли и смотрели на меня, с моим же ножом в руке? (Она угрюмо молчит.) Отдайте мне нож. (Она отдает ему нож.) Зачем вы его взяли?
      Мэри-Роз. Я думала, что, может статься, вы - тот самый человек.
      Гарри. Тот самый человек?
      Мэри-Роз. Тот, кто украл его у меня.
      Гарри. Понимаю. Бог ты мой, в некотором роде, полагаю, так оно и есть. (Он садится в кресло.)
      Мэри-Роз. Отдай мне его.
      Гарри. Если бы я мог! Боюсь, что он ушел туда, откуда не возвращаются.
      Мэри-Роз (неожиданно). А кто он такой?
      Гарри. Вы хотите сказать, что позабыли, кого ищете?
      Мэри-Роз. Когда-то я знала. Но это было давно, давно. Я так устала; можно мне теперь уйти и поиграть - пожалуйста?
      Гарри. Уйти? Куда? Вы хотите сказать - назад, туда... в тот край? (Она кивает.) Что это за край? Там хорошо?
      Мэри-Роз. Чудесно, чудесно, чудесно!
      Гарри. Это ведь не на самом острове так чудесно, чудесно, - правда? (Она озадачена.) Вы и остров позабыли?
      Мэри-Роз. Простите?
      Гарри. Остров, ну, то самое место, где вы услышали зов.
      Мэри-Роз. О чем вы?
      Гарри. Вы позабыли даже зов! Как я себе это представляю, за вами, похоже, охотились две своры гончих - добрые и злые.
      Мэри-Роз (думая, что он отчитывает ее). Не сердитесь на меня, пожалуйста.
      Гарри. Я совсем не сержусь, что вы. Я начинаю думать, что в конце-концов достались вы добрым. В том краю были привидения?
      Мэри-Роз (с неожиданной уверенностью). Нет.
      Гарри. Вы уверены?
      Мэри-Роз. Честное индейское.
      Гарри. Вот чего не могу взять в толк, хоть убей, так это, ежели в том краю столь чудесно, что заставило вас его покинуть?
      Мэри-Роз (испуганно). Не знаю.
      Гарри. Может быть, вы просто потерялись?
      Мэри-Роз. Не знаю! (Она переоценивает его могущество.) Я не хочу больше быть привидением, пожалуйста!
      Гарри. Насколько я понимаю, если вы не были привидением там, вы стали им, потому что вернулись. Но только напрасно вы ожидаете, что я смогу вам помочь. (При этих словах она снова падает духом, и Гарри протягивает к ней руки.) Иди ко мне, привиденьице; очень тебя прошу.
      Мэри-Роз (снова принимая чопорный вид). Это совершенно исключено.
      Гарри. Если подойдешь, я попытаюсь помочь тебе. (Она немедленно подходит и усаживается к нему на колени.) Послушай, когда я сидел тут в одиночестве у огня, мне показалось, будто я слышал, как ты сказала когда-то: в тот день, когда твой Гарри повзрослеет, тебе будет так приятно посидеть у него на коленях.
      Мэри-Роз (неуверенно цитируя сама не зная кого). Самое замечательное время наступит тогда, когда он вырастет и посадит меня на колени, вместо того, чтобы на колени сажала его я.
      Гарри. Теперь ты видишь, кто я?
      Мэри-Роз. Хороший человек, славный.
      Гарри. И это все, что ты обо мне знаешь?
      Мэри-Роз. Да.
      Гарри. Есть одно имя, с которым мне хотелось бы к тебе обратиться, но лучше тебя не тревожить. Бедняжка... интересно, доводилось ли кому-нибудь прежде держать на коленях привидение?
      Мэри-Роз. Не знаю.
      Гарри. Сдается мне, тебе страшно быть привидением. Я бы сказал, что для существа робкого быть призраком хуже, чем увидеть призрак.
      Мэри-Роз. Да.
      Гарри. Привидению одиноко?
      Мэри-Роз. Да.
      Гарри. Ты знаешь других привидений?
      Мэри-Роз. Нет.
      Гарри. А хотела бы познакомиться?
      Мэри-Роз. Да.
      Гарри. Понимаю. А теперь тебе бы хотелось уйти и поиграть?
      Мэри-Роз. Пожалуйста!
      Гарри. В этом холодном доме, когда тебе следовало бы заниматься поисками, ты иногда вместо того играешь сама с собою?
      Мэри-Роз (шепотом). Не говорите никому, ладно?
      Гарри. Конечно, не скажу. Ты очень хорошенькая. Какие у тебя красивые туфельки. (Она довольно болтает ножками.)
      Мэри-Роз. Хорошенькие пряжки.
      Гарри. И волосы твои так славно уложены.
      Мэри-Роз. Мило, правда?
      Гарри. Ты помнишь хохолок, что торчал на затылке у... у Саймона?
      Мэри-Роз (весело). Непослушный хохолок!
      Гарри. У меня ровно такой же.
      Мэри-Роз (приглаживая его). Ох, Боже мой, Боже мой, что за непослушный хохолок!
      Гарри. Меня зовут Гарри.
      Мэри-Роз (ей нравится, как это звучит). Гарри, Гарри, Гарри, Гарри.
      Гарри. Но ты не знаешь, что я за Гарри.
      Мэри-Роз. Нет.
      Гарри. И это ничуть не приближает нас к разгадке, что же с тобой делать. Я бы охотно остался здесь, хотя у меня участок в Австралии, но ты ведь только привидение. Говорят, что есть способы изгонять духов, но я так невежествен.
      Мэри-Роз (умоляюще). Расскажи!
      Гарри. Если бы я мог; но ты еще более невежественна, чем я.
      Мэри-Роз. Расскажи.
      Гарри. Единственное, что я знаю наверняка, это то, что призраки несчастны, потому что не могут что-то отыскать, но как только отыщут то, что им нужно, уходят прочь счастливые и более не возвращаются.
      Мэри-Роз. О, замечательно!
      Гарри. Только одно мне ясно: ты, наконец, заполучила то, что искала, но ты слишком устала, чертовски устала: и узнать-то не в силах, и уже все равно тебе. Что тебе нужно теперь, так это вернуться туда, где, как ты говоришь, так чудесно, чудесно.
      Мэри-Роз. Да, да.
      Гарри. Похоже, это на Небесах, или где-то рядом. (Она хочет, чтобы Гарри отыскал для нее это место.) Странно: ты знаешь так много, но ничего не можешь рассказать, а те, кто ничего не знают, могут рассказать так много. Если бы был какой-нибудь способ отправить тебя в то замечательное место!
      Мэри-Роз. Расскажи.
      Гарри (в отчаянии). Если бы ты была Ему нужна, Он бы, верно, прислал за тобою.
      Мэри-Роз (убито). Да.
      Гарри. Похоже на то, что Он позабыл о тебе.
      Мэри-Роз. Да.
      Гарри. Похоже на то, что никому ты не нужна: ни там, ни тут.
      Мэри-Роз. Да. (Вставая.) Нехороший человек, злой.
      Гарри. Меня обзывать легко, но все это выше моего понимания. Я бы для тебя все на свете сделал, но простой человек так беспомощен. Ну откуда мне подобным знать, как быть с призраком, что сбился с пути на земле? Я вот думаю: может быть, дело в том, что ты нарушила какой-нибудь закон, ну, вернувшись ради... ради этого Гарри? Если это так, пора бы Ему и простить тебя.
      Мэри-Роз. Да. (Гарри выглядывает в открытое окно.)
      Гарри. Какая ночь звездная! Добрые старые светильнички, им-то наверняка все ведомо, но сдается мне, ты для них слишком ничтожно мала, чтобы они протянули тебе руку помощи.
      Мэри-Роз. Да. (Снова слышится зов, но теперь в нем нет ничего сверхъестественно-жуткого. То божественная музыка, она зовет: "Мэри-Роз, Мэри-Роз", - сперва шепотом, но скоро так громко, что для того, кто слышит, этот напев заглушает все прочие земные звуки. "Мэри-Роз, Мэри-Роз". Звук обволакивает ее, и маленький измученный призрак понимает, что ее долгий день окончен. Лицо Мэри-Роз сияет. Самая маленькая звездочка падает с неба, словно это звезда Мэри-Роз, посланная за нею, и, доверчиво протянув к ней руки, Мэри-Роз выходит сквозь открытое окно в эмпиреи. Музыка исчезает вместе с нею. Гарри ничего не слышит, но знает, что каким-то образом на молитву ответили.)
      Конец