1. ТРАНСПОРТНЫЙ ЗВЕЗДОЛЕТ «АРКАД»

Построен в 2678 г. на верфях компании МУН ИНЖИНИРИНГ при участии ЮНАЙТЕД РОБОТС. Был первым звездолетом, достигшим системы 70 ЗМЕЕНОСЦА. Затем использовался для пассажирских перевозок к Летящей Звезде БАРНАРДА. После модернизации переведен на линию СОЛНЦЕ — Э. ЭРИДАНА в качестве грузового судна. В настоящее время является прямоточным фотонным звездолетом со стартовой массой 117803 тонны. Разрешенная скорость 223000 км/с, ускорение — 6,8 g. Полная автономность — 27 полетных лет при экипаже 8 человек. Малая степень космической защиты (лазеры). Остальное вооружение демонтировано.

Сверху сорвалась капля и звучно шлепнулась на голову. Лоб сначала онемел, потом онемение сменилось ощущением тепла. Расслабленные мышцы повиновались неохотно. Да и двигаться особо не хотелось. Желания вообще отсутствовали. Дышалось и то с неудовольствием.

Вкрадчивая музыка тревожила. Запахи трав навевали смутные воспоминания. Сочащийся сквозь веки свет вызывал раздражение, мешая вновь погрузиться в блаженное небытие. Чтобы узнать, насколько оно притягательно, нужно побывать в анабиозе. Или в состоянии клинической смерти — это запоминается больше. После него требуется заново привыкать к необходимости жить.

Волна сухого воздуха пробежала вдоль лица и тонким слоем облекла тело. Жидкость стекла. На коже приятно подсыхали капли. Слабые электрические разряды возвращали тонус мышечным волокнам. Ветер шевелил волосы. Чья-то воля настойчиво требовала пробуждения. И вот сознание прояснилось. Появились первые случайные мысли. Нарезвившись вволю, они начали выстраиваться, пришли в относительный порядок.

— Хватит, — недовольно проворчал Арамаис.

Пластиковая раковина раскрылась, обнажив подсушенного мужчину среднего роста и малой упитанности. Консервация еще никому не прибавила ни веса, ни прочих статей. Фрагмент искусственной летаргии сродни временной смерти, по выходе из которой человек всегда сомневается в том, тот ли он, кем был раньше. И первое желание, которое он испытывает, — поскорее узнать, сколько жизни пропустил. Есть хочется позже.

Оставляя влажные следы, Арамаис подошел к таймеру. Циферблат-календарь указывал на поздний вечер 3 октября 2767 года. Красная черта планового пробуждения располагалась целыми двумя неделями позднее. Видимо, что-то случилось. Если вас внезапно вытаскивают из анабиоза — жди неприятностей. Для приятностей внезапно не вытаскивают. Особенно если вы — кэптен. За всю историю Космофлота ни одного капитана не будили раньше времени просто для того, чтобы назвать хорошим парнем. Капитан — должность устранителя неприятностей. И с этим ничего не поделаешь, к этому надо быть готовым. Готовым всегда.

Арамаис наспех оделся, глотнул бульона, схватил зубами сандвич и нажал клавишу. Стена ушла в пол. На пороге Арамаис чуть помедлил, сосредоточиваясь. Один шаг означал начало исполнения служебных обязанностей, поскольку на малых звездолетах жилище капитана традиционно располагается рядом с рубкой управления.

Там находились сразу четыре человека — оба дежурных, плюс следующая смена, что являлось фактом настораживающим. Все четверо при звуке дверного колокольчика отвлеклись от своих занятий

— Привет, водяной, — сказал Жень Ши, старший помощник.

Арамаис раскашлялся.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально.

Жень оценивающе прищурился.

— Да, диета идет тебе на пользу.

Арамаис сделал нетерпеливый жест.

— Что с кораблем?

— Полный порядок. Даже странно для столь зрелого сооружения.

— Экипаж?

— В норме.

— Груз?

— Да куда он денется.

— Не понимаю. Тогда с чем же беда?

— С планетой.

— С какой планетой?

— С Кампанеллой.

— Опять не понял.

— Система молчит.

— Какая система?

— Та самая. Эпсилон называется.

— Эпсилон Эридана?

— Он самый, Эпсилон.

— По всему диапазону частот?

— Полностью.

Арамаис почувствовал себя так, словно у него по лицу поползли брови, усы, борода и даже нос немножко.

— Что за шутки!

— Такими вещами не шутят, капитан.

— Ну, извини.

Арамаис прошелся по рубке: девять шагов. Ровно столько, сколько и было.

— Так, — сказал он. — Что в последнем сообщении?

— Ничего особенного. Только вот звери из заповедников исчезли.

— Все сразу?

— Да.

— М-гм, звери. Странно, конечно. Но не повод для отказа от связи с Землей.

Старпом флегматично кивнул.

— Вот и мы так подумали.

— Приводные маяки Эпсилона работают?

— Только внешние.

— Авария на станции дальней связи?

— У них есть резервная.

— Верно.

— Это еще не все, Арамаис. Сегодня мы должны были получить сообщение о старте встречного лайнера. По графику «Фламинго» должен возвращаться на Землю...

— Тоже молчит?

Жень кивнул.

— Совсем интересно. Непрохождение волн?

— Сигналы приводных маяков поступают.

— Ах да. Кажется, я еще не совсем проснулся. Еще один глупый вопрос. Наши приемники исправны на всех волнах?

Жень и Арлетт Витберг, второй астронавигатор смены, улыбнулись одновременно.

— За нами идут «Сибелиус», «Альбасете», «Звездный Вихрь», «Гамамелис» и еще полдюжины кораблей. Сообщения с них, так же, как и с Земли, поступают по графику.

— Арамаис, на Кампанелле что-то случилось, — сказала Арлетт. — Надо ускорить полет. Для этого тебя и разбудили.

— Мы и без того идем со скоростью двести двадцать две тысячи, — заметил Жень.

— До технического предела осталась еще одна тысяча, — возразила Арлетт.

— Выиграем двое-трое суток, а сожжем массу горючего.

— Не каждый день прерывается связь с обитаемой планетой. Трое суток для кого-то могут быть критическими.

Арамаис понял, что эта пара спорит уже давно.

— Чтобы выйти на технический предел, требуется согласие всего экипажа, — напомнил Жень.

— За чем же дело? Давай разбудим оставшихся.

— Минутку, — сказал Арамаис. — Если Жень не согласен, других можно не будить. Для такого решения требуется консенсус.

— Это правило не действует, если имеется непосредственная угроза судну, — вдруг вмешался штурман Чан Гван Чхол.

— Ага, еще и угроза, — с удовлетворением сказал Жень.

— Угроза «Аркаду»? Какая такая угроза? — недоверчиво спросила Арлетт.

— А вот, полюбуйтесь.

— Чем?

— Вот этим. Здесь, на экране, я поместил эталонный спектр излучений звезды Эпсилон Эридана. То, что мы должны видеть с расстояния 0,39 светового года. Того самого расстояния, на котором мы сейчас находимся. А здесь, справа, то, что мы видим на самом деле. Видите разницу?

— Ослабление синей части спектра! — воскликнула стажер Майрин Майорин. — Это значит...

Жень присвистнул.

— Да, это значит, что между нами и звездой находится скопление диффузной материи.

— Дрейфующее облако?

— Да. Газовое или, что еще хуже, — газово-пылевое.

В рубке установилась тишина. От многоопытного Арамаиса до юной Майрин все прекрасно понимали, что случится, если на скорости в три четверти световой «Аркад» врежется в облако. Никакие защитные поля не помогут.

— Что ж ты молчал? — укоризненно сказала Арлетт.

Чан развел руки.

— Сам только что обнаружил.

— Но откуда взялось облако? «Фламинго» пролетел свободно!

— Это было почти год назад, — мягко сказал Чан. — Наверное, облако подкралось сбоку.

— Наши локаторы ничего не видят! — не сдавалась Арлетт.

— Зато видят спектрометры. При нынешней скорости мы войдем в плотные слои облака всего через несколько часов после первого сигнала локатора. Радары плохо видят мелкие частицы. Кроме того, отраженный сигнал должен успеть вернуться.

— Да, — с досадой признала Арлетт. — Ускоряться сейчас нельзя.

— Какое там ускорение! Успеть бы затормозиться...

— А ведь верно, — сказал Арамаис. — Дискуссия окончена. Жень, немедленно приступай к торможению полями. Разогревай главный реактор. И вот еще что. Дай реверс вспомогательными моторами. Осторожного метеор не берет.

На лице старшего помощника отразилось сомнение.

— Вспомогательные двигатели сожгут уйму горючего, а замедление дадут мизерное.

— Э! Сейчас не лучший момент для экономии. Это во-первых. Во-вторых, даже мизерное замедление даст выигрыш во времени. А время требуется для того, чтобы пустить в ход термоядерный реактор, без него нам туго придется. В-третьих же, лишняя масса на борту нам сейчас совершенно ни к чему, понимаешь?

— Сдаюсь, — сказал Жень. — Приступаю к исполнению. Всем пристегнуться. Быстро!

Взвыли сирены. Софус трижды объявил внеплановое торможение. «Аркад» перестал вращаться вокруг своей оси. На пару секунд возникла невесомость, которая тут же сменилась ощущением нарастающей тяжести. Поверхность звездолета, обращенная к Эпсилону Эридана, покрылась рдеющими пятнами — дюзы вспомогательных двигателей заработали на погашение скорости. Выждав, пока автоматика выровняет тормозное ускорение, Арамаис поднялся из кресла.

— Пойду приведу себя в порядок. Жень, так и держи пока минус один «же».

— Пока? До каких пор?

— Пока не накопится информация о характеристиках облака. После этого, если я еще не вернусь, действуй по обстоятельствам.

— А борода тебе идет, — рассмеялась Майрин. — Выглядишь взаправдашним капитаном пиратского брига!

Арамаис улыбнулся. Он был первым мужем Майрин Майорин, или Ма-Ма, как все ее звали.

— Ну, — строго сказала Арлетт, когда створки дверей съехались за капитаном «Аркада», — и что ты намерена здесь делать?

— Как — что? — удивилась Ма-Ма. — Я же на дежурстве. Буду системы проверять.

Жень сурово сдвинул брови.

— Малыш, ты не слишком-то доверяешь товарищам! Считаешь, что астронавигатор первого класса Чан Гван Чхол не сможет тебя заменить? Так недолго и обидеть, знаешь ли.

Майрин растерянно оглянулась. Мрачноватый Чан демонстративно погрузился в изучение спектрограмм. Он занялся расчетами возможной плотности облака.

— Я... я скоро вернусь на рабочее место, — пролепетала Ма-Ма.

Но через полчаса, свежая и благоухающая, она ворвалась вовсе не в рубку.

— Ох, Арам, я сейчас такое с тобой сотворю! А где борода?

— Ма-Ма, знаешь, там облако...

— Да-да. Очень опасно, — согласилась Майрин, прижимаясь к нему всем трепещущим телом. — Меня это возбуждает.

— А, — сказал Арамаис, — черт с ним, с облаком. В конце концов Жень уже не маленький.

— Ты — тоже. Ой!

— Что такое?

— Там же колготки...

— Кажется, я дисквалифицировался в ящике.

— Сейчас проверим. Ого! Никакой атрофии, знаешь ли.

Желтая звезда Эпсилон в созвездии Эридана принадлежит к спектральному классу К2. Массой и светимостью она очень похожа на Солнце. Еще в конце двадцатого столетия астрономы высказывали предположения о наличии у нее планетной системы. Позже предположение превратилось в уверенность. Но долгое время расстояние в одиннадцать световых лет не позволяло исследовать эти далекие планеты. Лишь на исходе двадцать третьего века к Эпсилону ушел первый беспилотный зонд. Проведя более сорока одного года в пути, автомат достиг границ системы. Еще одиннадцать лет летели к Земле долгожданные сигналы. Но ожидание было вознаграждено, усилия полностью себя оправдали.

Информация, переданная с борта станции, позволила заключить, что вокруг Эпсилона вращаются два крупных небесных тела, размерами превышающие Юпитер, и около десятка планет меньшей массы. Периферия системы оказалась заполненной огромным количеством пыли, газа, кометных ядер. В этой зоне разведчик и погиб, не успев выполнить свою задачу до конца.

Несмотря на это, Всемирный Совет решил направить к Эпсилону Эридана пилотируемые корабли. Усовершенствованные фотонные двигатели позволили им достичь цели всего за два десятка лет. Учтя сведения, полученные разведывательной станцией, звездолеты благополучно обогнули опасную область и после несложного маневра вошли в плоскость эклиптики.

Очень скоро бортовые телескопы обнаружили атмосферную планету земного типа, вторую от звезды. С более близкого расстояния стали различаться контуры огромного материка, напоминающего Пангею земного прошлого. Он был окружен океаном самой настоящей, как потом выяснилось, воды.

В честь средневекового мечтателя планету назвали Кампанеллой. Она казалась младшей сестрой Земли, родившейся миллиардом лет позднее. Корабли экспедиции разделились. «Фернандо Магеллан» одну за другой посетил одиннадцать остальных планет системы, а «Санта Эсперанса» целиком сосредоточилась на Кампанелле.

Самые тщательные исследования не помогли выявить следы жизни ни на пустынно-гористой суше, ни в морях. При этом, как ни странно, океан изобиловал органическим веществом — аминокислотами, сахарами, простейшими белками. Не хватило какой-то искры, малозаметного условия, и всевозможные сочетания молекул так и не сложились в первую клетку-прародительницу живой материи. Океан Кампанеллы остался теплым, питательным, но совершенно необитаемым бульоном. Жизнь здесь либо не смогла, либо не успела зародиться.

Планету сотрясала бурная вулканическая деятельность, ее атмосфера была насыщена углекислым газом при практическом отсутствии кислорода. Среднегодовая температура на уровне моря превышала пятьдесят девять градусов по Цельсию в тени, соответствуя самым суровым земным пустыням. Над песчаной и каменистой сушей бушевали смерчи, выпадали горячие дожди, а по морям прокатывались сокрушительные волны. Тем не менее Кампанелла явилась бесценным подарком для человечества, которому границы Солнечной системы давно стали тесными. Климат планеты было возможно улучшить, причем в очень короткие сроки. Подобные работы уже проводились на Венере, причем в гораздо более жестких условиях, и это позволило поселить на Утренней Звезде десятки миллионов человек. Поэтому сразу после возвращения звездолетов первой экспедиции на курс к Эпсилону легли три лучших лайнера Космофлота. На их борту летели тысячи первопоселенцев.

Безжизненный грунт нового мира принял их в середине 2401 года. Но наличие огромных водных масс, занимавших более половины поверхности Кампанеллы, значительно упрощало преобразования. Сразу после развертывания временных поселений в воздух поднялись легкие самолеты, засеявшие мертвый океан мириадами спор древних сине-зеленых водорослей Земли. Быстро размножившись в теплых водах, эти микроскопические организмы принялись жадно поглощать из атмосферы двуокись углерода, выделяя взамен живительный кислород. Толстое углекислотное одеяло, миллиарды лет задерживавшее тепловое излучение планеты, постепенно таяло. Кампанелла начала остывать.

Через треть местного века, то есть через двадцать семь геолет, — срока по космическим меркам поразительно малого — на ее полюсах появились шапки льда. Уровень морей понизился, а в высоких широтах люди получили возможность покидать свои дома без надоевших термокостюмов. К началу следующего столетия отпала необходимость в кислородных масках. Трасса Солнце — Эпсилон Эридана тем временем превратилась в оживленный астробан. Все более совершенные двигатели позволили сократить время полета в конечном счете до двенадцати с половиной земных геолет — срока вполне приемлемого для долгоживущих землян.

Ежегодно звездолеты доставляли на Кампанеллу все новых и новых людей. Строились энергетические станции, рудники, автоматические заводы, десятки тысяч уютных домов. На искусственной почве зазеленели травы, потянулись ввысь первые леса. В середине двадцать восьмого столетия население планеты перевалило за тринадцать миллионов человек, и она стала самым обитаемым миром за пределами Солнечной системы. Решением Всемирного Совета Кампанелле был присвоен статус самостоятельного государства.

Конечно, такое масштабное дело, как освоение новой планеты, не обходилось без проблем и трудностей. Арамаис, единственный человек из экипажа «Аркада», побывавший на Кампанелле, помнил времена, когда над ней, перерождающейся, прокатывались страшные бури. Тогда за пределами бронированных поселков люди могли передвигаться только в низких и плоских танках, имеющих минимальную парусность, но все же частенько опрокидывающихся. Такой вездеход делался игрушкой урагана, кувыркался много километров, пока не падал в овраг или не натыкался на крутой склон. Лишь после этого спасатели могли извлечь незадачливый экипаж.

Размножение земных микроорганизмов в водах и почве планеты иногда приводило к нежелательным мутациям. Иногда появлялись опасные для человека формы, вызывавшие вспышки заболеваний. По этой причине Кампанелла трижды закрывалась на карантин. За освоение нового мира земляне платили болью, страданиями, жизнями. Но человек удивительно упорен в покорении пространств. Под рев бурь, которыми планета мстила за свое пленение, на свет появлялись молодые поколения кампанеллян, мужественно продолжавших преобразования отцов.

Арамаис вспоминал этих закаленных, стойких, сильных мужчин и женщин, энтузиастов-первопроходцев, для которых, казалось, не существовало невозможного, и даже приблизительно не мог представить себе причины, которая могла помешать им поддерживать связь с материнской Землей. Он просмотрел полугодовую пачку информограмм, но не обнаружил ничего, что могло бы породить хоть тень догадки. Единственной странностью по-прежнему оставалось исчезновение животных из природных заповедников и зоопарков. Но какое отношение это могло иметь к межзвездной связи? Не бросились же тигры, носороги и лошади Пржевальского разрушать станции! Информация, которой располагал экипаж «Аркада», пока не позволяла делать выводы. Оставалось ждать. До Эпсилона всего несколько месяцев пути, тогда все и выяснится.

«Аркад» трудолюбиво огибал область скопления пыли, газа, глыб льда и углистых хондритов, этого невостребованного материала мироздания. Строительный мусор подобного рода окружает каждую планетную систему. К счастью, законы того же мироздания располагают его по периферии систем, преимущественно в плоскости эклиптики. Избежать опасности довольно просто — необходимо направить корабль под безопасным углом сближения. И в девятистах девяноста девяти случаях из тысячи этого достаточно. Но космос есть космос, случаются и неожиданности. В виде дрейфующих облаков, например.

Одно из них преградило путь «Аркаду». И хотя звездолет все сильнее забирал в сторону, стараясь обойти его край, облако попалось большущее. Жень Ши поднял мощность бортовых эжекторов электронов до максимума. Вылетая из них, ионизирующие лучи тянулись на десятки тысяч километров, разбивая встречные атомы. Образующиеся ионы натыкались на электромагнитное поле корабля. Получалась упругая среда, тормозящая межзвездный грузовик. Уже несколько часов «Аркад» гасил свою скорость таким способом. Но инерция околосветового полета огромна, быстро погасить ее невозможно. Поэтому грозное облако приближалось.

Все больше частиц высокой энергии пробивало и защитное поле, и все слои обшивки. В кабине, отмечая их пролет, щелкал радиометр. За время вахты к его звукам привыкают, перестают замечать. Но только в том случае, если частота щелчков не меняется.

— Напряженность внешнего магнитного поля возросла на полтора процента, — объявил софус.

Жень Ши, чутко дремавший в своем кресле, открыл глаза.

— Что, начинается?

— Не знаю, — сказал Арамаис. — Полтора процента всего. Возможно случайное колебание.

Старпом покачал головой.

— Нет. Мы пересекли магнитную границу облака. Пора тормозиться еще жестче, капитан. Скоро начнется пыль.

Арамаис вздохнул и перевел регулятор на два деления, до максимума. Вся свободная энергия реактора полилась в тормозное поле.

Борясь с возросшей тяжестью, в рубку друг за другом пробрались Чан, Арлетт, Ма-Ма и бортинженер Норрис Грегг. Без лишних вопросов они заняли штатные места.

— Я проанализировал сообщения «Фламинго», — сообщил Чан. — Небольшие изменения магнитного поля отмечались и при его пролете.

— Мне следовало обратить внимание, — удрученно сказал Жень. — Это случилось во время моей вахты.

Арамаис взглянул на диаграмму.

— Ноль и три десятых процента. Ерунда. Вряд ли из-за этого стоило менять курс. Не расстраивайся.

Жень покачал головой:

— Спасибо за поддержку, но...

— Не выслать ли дестроер? — спросил Арамаис, направляя разговор в другое русло.

— Это делается на неизученных трассах, — удивилась Ма-Ма.

Действительно, спутник-уничтожитель, или дестроер, обычно «вел» корабли в случае первого полета к звезде. На борту «Аркада» он вообще оказался случайно, в качестве груза, предназначенного для оснащения «Звездного Вихря», корабля новой исследовательской экспедиции к далекой звезде Ахернар, или Альфе Эридана. Груз был чужой, но Арамаис принял решение его использовать, даже если им придется пожертвовать. Жизни людей дороже любой техники.

— У нас по курсу облако, малыш, — сказал он.

— А если оно не такое уж серьезное? Жалко терять дорогую машину. Затормозиться она не сможет. Больше двухсот тысяч километров в секунду, как-никак.

— Да, если дестроер не погибнет в облаке, его придется взрывать. Мы не имеем права засорять пространство телами, движущимися с субсветовой скоростью.

— По-моему, Майрин права, — сказал Норрис. — Надо убедиться, что облако плотное.

Арамаис не без сомнений согласился. В этот момент стена рубки разъехалась, пропуская двух женщин. Судя по улыбкам, они только что говорили о чем-то озорном.

— Что, сюрпризы начались? — весело поинтересовалась Тамар Миклош.

Прозвенел гонг.

— Плотность пространства возросла на два процента, — объявил софус.

— Должно же случиться нечто, о чем с важностью рассказывают на лекциях, — рассеянно сказал Жень.

— Будто недостаточно того, что нас ждет на Кампанелле, — проворчал Чан. — На целый курс хватит.

Тамар огорчилась.

— А я думала, мы позавтракаем в праздничной обстановке. Линда приготовила замечательный торт. У нее сегодня биологический день рождения.

— Поздравляем, Линдочка, но... сама видишь.

Счетчик радиации смолк, потом вновь защелкал и вдруг разразился трескучей серией.

— Плотность пространства — три атома водорода на кубический сантиметр, — доложил софус.

— Локаторы по-прежнему ничего не видят, — заметил Арамаис. — Значит, центр облака еще далеко. А уже три атома в кубике.

— Да, — сказал Норрис. — Все же придется готовить дестроер. Кто мне поможет?

— Я, — отозвалась Ма-Ма.

Они вышли. Чан напряженно наклонился к пульту.

— Жень, выключи на пару секунд эжекторы.

— Что такое?

— Снимаю спектрограмму, электронные пучки мешают. Вторичное излучение ионизированных атомов.

— Что-нибудь интересное?

— Весьма. Пульсация в узком спектральном диапазоне. Монохроматический луч.

— Вот это да! Лазер?!

— Вне всякого сомнения.

— Три точки, три тире. В дублях.

— Это же...

— Да, мы принимаем старый и недобрый SOS. Из системы Эпсилона.

— С Кампанеллы?

— Определить положение источника в системе пока нельзя. Далековато.

— Что еще?

— Ничего. Передача прервалась. По-видимому, они размахивали лучом. Зацепили нас случайно, после чего лазер отклонился.

— Чан, передавай сообщение: видим, идем на помощь. Наши координаты, скорость... Эх, все еще около двухсот тысяч километров в секунду...

— Целых сто девяносто восемь, — уточнила Арлетт. — Да, капитан. Увы, надо тормозиться еще. Плотность пространства — уже четыре.

— Норрис, как там у вас? — спросил Арамаис.

— Можно запускать. Жень, ты готов?

— Да. Поберегитесь.

Жень переключил экран на внешний обзор днища грузового трюма. Там прорезалось отверстие.

— Есть открытие диафрагмального люка, — доложил софус.

— Выпускай.

В клубах замерзшего воздуха показался дискообразный корпус. По его краю бесшумно раскрылись порты излучателей. Удалившись на несколько километров, дестроер развернулся плашмя, прикрывая звездолет.

«Аркад» облегчился без малого на девятьсот тонн. На его борту заработали насосы перекачки топлива, воды и газов, восстанавливая гравитационную центровку. Арамаис временно выключил авангардное поле, пожертвовал несколькими тоннами горючего для торможения вспомогательными двигателями. В результате «Аркад» отстал от дестроера. Сигналы радиационной опасности в кабине звездолета погасли, щелчки счетчика сделались редкими — спутник прочистил канал.

— Жень, держи его перед собой постоянно, — сказал Арамаис. — Не отпускай далеко.

— Ясно. Как думаешь, долго протянет наш «зонтик»?

— Какой сегодня день?

— Среда.

— Значит, как минимум до завтра.

Но четверг миновал, а «зонтик» все еще держался. Двое суток продолжалось относительное спокойствие в показаниях приборов, но не в состоянии нервов. Регулярные исследования Чана особых поводов для оптимизма не давали — плотность газов и пыли перед «Аркадом» неуклонно росла. На третий день курсовой экран озарился сильной вспышкой: дестроер взорвал крупное метеорное тело.

— Плотность пространства — шесть с половиной атомов в кубическом сантиметре, — доложил софус.

Тамар и Норрис, дежурившие в рубке, переглянулись. Двойная защита полями спутника и звездолета уже не справлялась с набегавшим потоком. Радиометр вновь ожил.

— Вызвать Арамаиса? — нерешительно спросила Тамар.

— На борту дестроера растет температура, — доложил софус.

— Вызывай, — решил Норрис.

На экране внутренней связи появилось лицо капитана с пробивающейся щетиной. Тамар прыснула.

— Что, Ма-Ма заставила?

Арамаис смущенно потрогал подбородок.

— Разговорчики на посту. Что у вас? Докладывайте.

— Боюсь, что спутник погибнет раньше, чем успеет выработать свой ресурс, — сказал Норрис. — Быть может, лучше заставить его тормозиться энергичнее?

Арамаис секунду подумал.

— Другого выхода не вижу.

Повинуясь радиокоманде, дестроер повысил мощность тормозных двигателей. Установленные на нем объективы передавали изображение рвущегося из сопел пламени. В камеры сгорания «Аркада» тоже потекли тонны горючего.

— Замечательно, — одобрил Арамаис. — Теперь подтяни дестроер ближе, чтобы завихрения пыли не успевали попасть в пробитый канал.

— Он скоро взорвется, — тихо сказал Норрис.

— Конечно. А ты выбери такое расстояние, на котором нас осколками не зацепит. Пусть Дик посчитает. А если что проскочит — стреляйте лазерами.

— Понятно. Надо же, как нас угораздило!

— Ничего, бывает хуже.

— Где это — хуже?

— А на Кампанелле.

— Ты думаешь, там все...

— Надеюсь, нет. Кто-то же передавал SOS. Кстати, новых сигналов не поступало?

— Нет.

— М-да. Ну, держи меня в курсе, если что. Салют!

Арамаис отключился. Норрис привычно считал показания приборов. Тамар что-то сосредоточенно подсчитывала. Инженер разлохматил ее волосы. Женщина недовольно отмахнулась.

— Эй, на вахте я — бесполая.

— Как это удается?

— А ты представь себя мыслящим существом.

— О! Только не это. Проси чего хочешь.

— Прошу посмотреть вот сюда.

Норрис наклонился к ее плечу.

— Сюда?

— Нет, на экран. Норрис, не валяй дурака.

Грегг со вздохом убрал руки.

— Ну и что же эдакого мы видим на экране?

— Объемную карту ближних окрестностей Солнца. Вот здесь находится «черная дыра» по имени Кронос. Здесь — то же самое по имени Генинга. Еще один коллапсар... Видишь, все три, имеющихся в этой области?

— Вижу.

— Замечательно. Проводим между ними спираль, вот так. Через какую звездную систему идет наш пунктир далее?

— Эпсилон Эридана.

— Умница.

— Редкостная. Но что из этого?

— Пока ничего. Смотри дальше.

Тамар увеличила изображение. После этого весь экран заняла схема системы Эпсилона.

— Положение планет приблизительно на момент прекращения связи, — лаконично пояснила она.

Пунктир точно упирался в Кампанеллу.

— Район так называемого Вулканного Кольца в Северном полушарии.

— Любопытно, — пробормотал Норрис. — Дальше.

— А дальше наш пунктир пронзает облако комет, окутывающее звезду. Оно называется облаком Сорта, если помнишь астрономию. Кометный резервуар системы.

— Эге! Пронзает — и выбрасывает по пути «Аркадушки» изрядный ком мусора, так?

— Даже не ком, а ленту. Посмотри, как это по идее должно выглядеть.

Тамар ввела в компьютер необходимые данные.

— Черт побери, — глухо сказал Норрис. — Целый хоровод комет. И если не ошибаюсь, мы врезались в самый хвост...

— Не ошибаешься. У тебя есть сигаретка?"

— На вахте нельзя, — механически сказал Норрис.

— А к женщине на вахте приставать можно?

— Послушай, что же это за сила действовала вдоль твоего пунктира?

— Не знаю. У тебя есть сигарета?

— Держи. Заслужила.

Грегг нажал кнопку вызова.

— Чан? Ты где? Иди сюда. Надо проверить кое-какие расчеты.

— Норрис, я сплю.

— Уже не спишь. Давай-давай, старичок.

Через полчаса у пульта Тамар толпился весь экипаж.

— Похоже на правду, — мрачно сказал Чан. — Сейчас проверим.

Гибкие пальцы штурмана пробежали по клавиатуре. На экране высветилась диаграмма плотности и состава частиц на пройденном «Аркадом» отрезке.

— Типично кометное распределение, — ахнула Арлетт. — Арамаис, поздравляю! Мы догоняем вереницу комет.

— Спасибо. Действительно угораздило. А что с нашим дестроером?

— В его отсеках критическая температура, — сказал Норрис. — Защитное поле послабее, да и идет первым... Греется, одним словом.

— Глуши реактор.

— Противометеорные излучатели спутника останутся без энергии!

— Знаю. Но некоторое время он будет защищать нас своим корпусом.

— Понял.

В отсеке управления «Аркадом» нехотя, словно проснувшись, опять защелкал радиометр.

— Что, братцы, позагораем?

— Скоро облезем, — проворчал Чан. — Не пора ли вводить радиозащитные препараты?

— Пора мой друг, пора, — отозвался софус.

— Не смешно.

— Напрасно. Смех защищает от радиации.

Арамаис почувствовал холодную струйку под левой лопаткой.

— Экипажу введена профилактическая доза радиопротекторов, — доложил софус.

— Вот так-то лучше, — сказал Чан. — Надежнее сомнительного юмора.

Арамаис вдруг вспомнил, что, если придется покидать судно, софус, этот добрый дух, погибнет вместе со звездолетом. За долгие часы вахт к нему привыкают, как к живому существу. С ним беседуют, с его помощью сочиняют музыку, стихи, создают видеофильмы, он незаменим в качестве партнера по играм. Основываясь на таблице случайных чисел, софус умеет выдавать отнюдь не тривиальные ответы на самые разные вопросы, начиная с идиотских и кончая философскими. Он неустанно следит за здоровьем каждого члена экипажа, составляет меню, контролирует рост растений в оранжерее, представляет неисчерпаемый источник сведений по всем областям человеческого знания, причем его необъятная память автоматически подпитывается каждым новым сообщением, получаемым любым способом связи. Бортовой софус «Аркада» принадлежал к последнему поколению нейрокомпьютеров, обладающих даже своеобразным и не всегда безобидным чувством юмора. Эти машины уступают человеку только в подвижности образного мышления да в сложности взаимодействия эмоций и инстинктов, что определяет индивидуальность. Это, впрочем, не означает, что софусы лишены несколько затушеванной индивидуальности. Они сами выбирают себе имя, в общение с разными людьми вносят особенности. Например, Дик, софус «Аркада», с Арамаисом держался на равных, был дружелюбен по отношению к Жень Ши, ласков и предупредителен с Ма-Ма, а с Чаном — почему-то насмешлив. Линде он приятным баритоном часто говорил комплименты. Арамаис как-то спросил, считает ли себя Дик человеком.

— О нет. Я — ваше будущее, — ответила машина.

— Почему ты так думаешь?

— Я создан людьми. А люди способны творить только будущее, поскольку над прошлым не властны.

Призадумался тут царь природы и окрестностей.

— Арамаис, проснись.

— Да, слушаю.

— Посмотри вверх.

Арамаис тревожно поднял голову. Там, на потолочном экране, проецировалось изображение аннигиляционнного топлива внешней подвески. Три мерцающих сгустка антиматерии, чуждой окружающему миру. Они по-прежнему удерживались магнитными ловушками, но все больше частиц встречного потока прорывалось сквозь авангардное поле, пронизывало лобовую броню, живые тела людей. Вступая во взаимодействие с антипротонами, они вызывали точечный распад топлива. По выражению астролетчиков, горючее потекло.

— Ну, знаете ли, — сказал Арамаис. — Форменное безобразие.

Софус давно уже изменил конфигурацию магнитных полей таким образом, что сгустки из шарообразных превратились в вытянутые овалоиды. Это уменьшало площадь встречной бомбардировки, но не устраняло ее, опасность лишь отодвигалась. Полностью избежать ее можно было только одним способом — положить звездолет в дрейф. Но на это требовалось время, время и время. Немалое время.

— А где, черт возьми, дестроер?

— Да нету его.

— Как — нету?!

— А взорвался.

— И вспышка была?

— И вспышка была.

— Милое дело.

— Извини, кэп. Суета. То да се... Тебя решили не будить.

— Поберегли, значит.

— Ну...

— Плотность пространства — одиннадцать атомов в кубическом сантиметре.

— Спасибо, Дик, — саркастически сказал Арамаис.

— Что будем делать? — спросил Жень.

— Очень старательно тормозиться. Что еще можно сделать? Да, еще пора расконсервировать спасательные капсулы. Могли бы и сами догадаться, впрочем.

— Толку от капсул при такой скорости, да в такой пыли...

Арамаис неожиданно рассмеялся и наставительно произнес:

— Экипаж должен принимать все меры, для сохранения здоровья. Норрис, иди.

— Иду. Кто мне поможет?

— Я, — сказала любознательная Ма-Ма.

Они вышли.

— Ну-с, экипажу занять места по расписанию форсированного торможения. Реактор разогрет?

— Да.

— Замечательно. Попросите роботов принести завтрак сюда. Неизвестно, когда еще придется поесть по-человечески.

— Правильно, — сказал Чан, извлекая драже с питательным концентратом. Но проглотить не успел. Внезапно зажглись транспаранты включения всех маневренных двигателей, работающих «враздрай». По корпусу звездолета пронеслась судорога вибрации, а тела людей стиснула свирепая сила перегрузки. Пилюля вырвалась из рук Чана. Пролетев через всю рубку, она размазалась по экранной стене. Так же внезапно, как и начались, перегрузки прекратились. Вой сирены оборвался.

— Что... это было?

— Сейчас посмотрим. Дайте видеозапись.

Вначале на экране красовалась только клякса от Чановой таблетки. Потом что-то мелькнуло. При замедленном просмотре все увидели смазанное чудовищной скоростью изображение пыльной глыбы, к которой тянулись бессильные пунктиры лазерных пушек.

— Ледяной карлик! — с ужасом сказала Арлетт, прочитав показания катарометров.

— Приблизительная масса — четверть триллиона тонн, — добавил Чан. — Такой вот карлик. Тамар полностью права. Это было ядро кометы. Первой.

— Страшно, — сказала Тамар. — Еще секунда — и мы бы превратились в излучение. Даже ничего не почувствовали бы...

— В грузовом трюме сорвался контейнер, — доложил Дик. — Пробоина днища. Плотность пространства... большая.

— Где Норрис и Ма-Ма? — обеспокоенно спросил Арамаис.

— Я — Грегг, — ответил селектор. — Получил небольшой нокдаун.

Майрин молчала. Ее браслетный радиомаячок подавал сигналы откуда-то от входа в третий грузовой трюм. Арамаис поспешно нащупал нужную кнопку. На экране появился коридор, аварийная дверь герметичности. И скорчившаяся фигурка в желтом комбинезоне.

— Алло, Норрис, ты ближе всех.

— Понял. Бегу!

Инженер скатился по трапику из горловины спасательного бота и склонился над Ма-Ма.

— Сотрясение мозга. Губа прокушена. Переломов вроде нет. Ерунда, Ара. Сейчас кое-что впрысну. Отнести в медицинский блок?

— Нет. Неси в ближайшую спасательную капсулу, пусть лежит там. Да скафандр на нее надень. И быстро возвращайся. Пора переходить на экстренное торможение.

— Все будет в порядке, не беспокойся.

Но до порядка было далековато. Вопреки счастливому названию, «Аркаду» не повезло редкостно. Он догонял кометный рой под очень небольшим углом. Могучая инерция околосветового полета не позволяла круто изменить курс, звездолет был вынужден последовательно пересекать кометные хвосты и полосы относительно чистого пространства между ними. Тогда лампы радиационной опасности временно тускнели, чтобы вновь разгореться через час-другой.

Периодически локаторы нащупывали очередную зловещую глыбу. Софус экономно, на считанные секунды, включал двигатели маневра. Тупой нос корабля, увенчанный воронкой массозаборника, медленно катился в сторону, и он расходился с опасностью то левым, то правым бортом, то верхом, то низом.

Почти все энергетические ресурсы корабля использовались для борьбы с его собственной скоростью. Большинство других потребителей Дик отключил. В темных технических помещениях царил арктический холод, на их остывающих переборках конденсировался и тут же начинал замерзать углекислый газ — минус семьдесят по Цельсию. В бытовом отсеке было чуть теплее, но и там плавательный бассейн промерз до дна, а в небольшой оранжерее погибали растения. Воздух сделался несвежим, поскольку софус экономил даже на вентиляции. Жизнь теплилась, в буквальном смысле этого слова, только в каютах экипажа и скупо освещенной рубке.

По кораблю бродили покрытые инеем роботы. Они меняли выходящие из строя схемы, блоки, кристаллы, датчики. Один выбрался наружу для ремонта потускневшей оптики телескопов, но получил повреждение микрометеором, остался на обшивке, да так там и был забыт. Дик несколько раз находил и устранял неисправности в самом себе, после чего включал победный марш из «Аиды».

Придавленные перегрузками люди молчали. Все необходимое для спасения делалось без их участия, альтернативы решениям софуса просто не существовало, как не существовало и повода для вмешательства в его действия. Единственный раз Арамаис произнес короткое «да» на вопрос Дика о том, можно ли сбросить аннигиляционное топливо, находящееся на грани взрыва. После этого звездолет лишился главного источника энергии, но получил изрядную передышку — струи антивещества прожгли и прочистили канал на большую глубину.

Через несколько суток, при скорости сто тринадцать тысяч километров в секунду, Дик доложил о том, что тормозиться больше нечем. Баки химического горючего и окислителя практически высохли. Запасов трития для реактора еще хватало, но вот разогревать в нем можно было только остатки питьевой воды.

— Действуй, — сказал Арамаис.

— Все, — через несколько минут доложил Дик. — Вся вода использована для образования реактивной струи. Упираемся одними полями. Этого мало, поскольку скорость набегающего потока падает, а вместе с ней — и эффективность торможения.

— Финита ля комедия, — сказал Чан.

Лампы радиационной опасности давно не мигали, а горели ровным заупокойным светом. Стрекот радиометра так действовал на нервы, что его пришлось отключить.

— Дик, дай нормальную тяжесть, — хрипло сказал Арамаис. — Баки спасательных капсул заправлены?

— Да.

Арамаис вздохнул, помассировал затекшую шею, наконец мрачно скомандовал:

— Экипажу покинуть судно!

С трудом переставляя непослушные ноги, люди потянулись к распахнутым горловинам спасательных шлюпок. Передвигаться им помогали молчаливые роботы.

По старинному праву Арамаис уходил последним.

— Прости нас, Дик.

— Не за что.

— Тебе не очень страшно?

— Мне не бывает ни страшно, ни весело. Уходи, Арамаис. Скоро «Аркад» рассыплется.

— Прощай.

— Желаю удачи. Передай привет Чану.

Арамаис опустил голову. В руках он держал золотую дощечку с регистрационным номером и названием «Аркада». Считалось, что, если закладная доска уцелела, звездолет продолжает существовать. Ему просто отстраивали новое тело, после чего отправляли в очередное плавание. Но Арамаису это показалось несправедливым по отношению к старине Дику. Он бросил реликвию на пол, ссутулился. Не оглядываясь, побрел к трапу.

Десятью минутами позже шарообразные спасательные капсулы оторвались от гибнущего корабля. Арамаис составил из них трехступенчатую ракету, намереваясь последовательно избавиться от двух блоков по мере выгорания топлива. В третьей, последней капсуле, экипажу предстояло встретить свою судьбу.

Еще через минуту включились тормозные двигатели первой ступени. «Аркад» начал удаляться. Его силуэт постепенно уменьшался, но навигационные огни были видны долго. Корабль все еще жил и прочищал собой путь для капсул. Отойдя на безопасное расстояние, софус развернул его бортом. Высосав из трубопроводов остатки горючего, Дик дал последний тормозной импульс. Одновременно распахнулись грузовые люки, из которых посыпались контейнеры. Беспорядочной массой они полетели вперед, тараня кометные осколки. Этим была выиграна еще дюжина драгоценных секунд. Эфир гудел от сигналов бедствия радиостанции опустевшего «Аркада». Ма-Ма плакала.

ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ТЗ АРКАД — ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ.

БЛИЖНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ТЗ АРКАД — ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ.

Аннигиляционное топливо катапультировано. Экипаж покинул судно. Лучевая болезнь. Автономность спасательных капсул 18 геомесяцев. SOS, SOS, SOS. БОРТОВОЙ СОФУС.

БЛИЖНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ЛАЙНЕР СИБЕЛИУС — ТЗ АРКАД.

Единогласным решением пассажиров и экипажа иду на помощь. Форсирую ускорители. Арам, держитесь! Я вас спасу МЮЛЛЕР.

ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ТК ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ — ТЗ АРКАД.

Благодарю кометное предупреждение. Семь футов под килем!

САЯН.

2. ТЯЖЕЛЫЙ КРЕЙСЕР «ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ»

Построен на орбите Луны корпорацией БОИНГ & ТИРАТАМ Inc. в 2767 г. Масса покоя — 2126450 тонн. Конструктивный материал — металловодород и металлокерамика. Имеет шесть реверс-фотонных ускорителей. Максимальная скорость 227000 км/с. Допустимое ускорение 18,9 g. Способен принять на борт до 1690 человек. Автономность с полным экипажем — 123 полетных года. Высшая степень космической защиты. Имеет все виды вооружения, в том числе — ударного типа. Обеспечен полным набором высадочных и аварийных средств. Признан лучшим кораблем Объединенного Космофлота Солнца 2768 года. Предназначен для первого полета к неисследованной звезде с возможностью основания колонии.

Информация с погибшего «Аркада» позволила следовавшему за ним на расстоянии около полутора световых лет «Звездному Вихрю» благополучно обогнуть кометную область. Крейсер не стал задерживаться у внешних приводных маяков системы и погасил свою скорость поблизости от самой Кампанеллы.

— Конец активного полета, — доложил софус. — Дрейф.

Табло ускорений вспыхнуло нулями. Вокруг кресел бесшумно ушли в пол раковины гравистатов. Люди потягивались, зевали, осторожно становились на ноги, перешучивались — вели себя как пассажиры обычного рейса где-нибудь между Северной Каролиной и Южной Африкой, будто и не было позади одиннадцати световых лет. Усиливая сходство, в проходах уже катились тележки с завтраком, дразняще пах кофе, негромко звучала музыка.

Сопровождающие спутники-дестроеры передавали изображение огромной, непривычно темной маршевой дюзы, параболическое зеркало отражательного поля за кормой погасло. В видимом спектре тело крейсера лишь изредка озарялось вспышками двигателей астроориентации. Чуть впереди можно было заметить зеленоватое свечение авангардного поля. Невооруженным глазом сторонний наблюдатель ничего больше не различил бы: «Вихрь» затаился в густой тени Кампанеллы. Не мерцало даже аннигиляционное топливо внешней подвески, надежно укутанное энергетической оболочкой.

Хотя и невозможно полностью скрыть подход к планете столь массивного корабля, как тяжелый крейсер Космофлота, все меры предосторожности были предприняты. Достаточно ли их, имели ли они смысл вообще, могло показать только будущее.

— Служба локации. Неизвестных объектов в наблюдаемом пространстве нет.

— Служба защиты. Имеем поля малой интенсивности.

— Старший помощник. Оружие расконсервировано, шнелльботы готовы, разведывательные спутники высланы. Экипаж — в готовности номер два.

— Главный инженер. Тритиевые реакторы заглушены. Корабль находится в оптимальном техническом состоянии, ремонтные роботы бездельничают.

Все эти доклады были данью инструкции, софус исправно выдавал информацию на каждый индивидуальный пульт, поэтому Маша слушала рассеянно. И смотрела она не на экраны, а в просторный зал под своим командирским балконом.

Внешне он выглядел вполне буднично. Большая часть управленцев прилежно гнула спины, лишь изредка кто-нибудь переходил от пульта к пульту с распечаткой, дабы посоветоваться или что-то обсудить с коллегами. Никто не выказывал признаков тревоги, люди занимались привычным, хорошо освоенным делом. Тем не менее Маша не могла отделаться от детского сомнения в том, хватит ли ума, воли, сил всех этих людей, чтобы справиться с неожиданной задачей, которая выпала на их долю? Задачей, к которой никто не готовился и которая относилась к категории из ряда вон выходящих. Весь экипаж крейсера прошел многоступенчатый отбор, новичков на борту не было. Можно было не сомневаться, что каждый выложится в полную меру сил. Но хватит ли их, и хватит ли самих технических возможностей даже такого прекрасного корабля, как «Звездный Вихрь»?

— Командир, четырнадцатый зонд выведен на орбиту.

— Спасибо. Изображение — в центр зала. С максимальным увеличением.

Над зеленым полом Центрального поста вспыхнул пятиметровый шар. Там соединились панорамы, передаваемые автоматическими станциями с низких орбит. Сквозь облака угадывались очертания материка Кампанеллы, наполовину погруженного в ночь. Краем глаза Маша заметила, что контуры его освещенной части соответствуют картам. Однако этот материк был совершенно безмолвным. Чуткие приемники крейсера не улавливали ни радиосообщений, ни телепередач. Напрасно спутники километр за километром просматривали ночную часть суши в поисках электрического зарева. Города планеты были погружены во тьму. Светились только лесные пожары, да в паре мест извергались вулканы.

Маша прикоснулась к ларингофону.

— Планетологи, через десять минут прошу предварительную сводку. Пора разгадывать загадки.

— Вас понял, через десять минут, — отозвался Кнорр.

Прозвучал гонг экстренного сообщения. Маша вздрогнула. Как раз от того, что все время этого ждала.

— Электронное облучение зонда номер девять, — доложил софус. — Источник находится на планете. Радар с фазированной решеткой.

Маша выпрямилась. События начинались. Кампанелла оказалась не столь уж и спящей красавицей.

— Координаты?

— Двадцать восемь южной широты, сто тринадцать восточной долготы. Источник смещается к северо-западу, по курсу полета зонда.

— Что находится в этом районе?

— Ничего.

— То есть как это так — ничего?

— Ну... так называемый Зеленый океан. Глубина — до тринадцати тысяч метров.

— Прошу давать более точные ответы.

— Вас понял.

— Подводная лодка?

— Неидентифицированный глубоководный аппарат.

— Отправьте позывные встречи. Открытым текстом.

Старший помощник оторвался от своих приборов.

— Командир, у нас уже были предшественники.

Да, предшественники были. Восемь месяцев назад, безжалостно форсируя фотонный двигатель, к планете примчался транспортный звездолет «Альбасете», близнец погибшего «Аркада». Капитан Джонсон немедленно высадил всю свою команду, спешил на помощь... После этого корабль на связь уже не выходил. Он куда-то сгинул. Во всяком случае, при сближении со звездной системой весь арсенал средств наблюдения «Звездного Вихря» не смог его обнаружить в изрядном объеме обследованного пространства.

— Нас очень давно ждут, Александер. Очень давно, — вздохнула Маша. — Понимаешь?

— Понимаю.

— Конечно, это нарушение инструкции, но люди...

— Да что я, чучело? Ладно, отправляю позывные.

Прошло несколько минут.

— Ответа нет, командир.

— Контакт устойчивый?

— Да.

— Принимай управление девятым спутником. Необходимо выяснить, что там за глубоководный аппарат.

— Понял. Выполняю.

На потолке зала управления зажегся вспомогательный экран. Заполнивший его диск Кампанеллы тотчас дрогнул, сместился к правому обрезу. Управляемый решительной рукой старшего офицера зонд-9 пошел на спуск. Гул голосов в амфитеатре под Машиным балконом стих.

— Высота — двести девятнадцать, скорость — семь с половиной километров в секунду.

Три струи пламени, блеклые в свете Эпсилона, прочертили панораму. Изображение дрожало. В центр экрана вплывали закрученные в противоположные стороны облачные вихри.

— В южной экваториальной зоне сильный шторм, — предупредил софус.

Он педантично накрыл панораму координатной сеткой. Стало видно, что траектория спуска упирается в границу двух циклонов. Ручное управление полетом в таких условиях — штука непростая. Но в способностях Мбойе Маша не сомневалась.

— Высота — сто шестьдесят четыре. Нагрев обшивки.

Катарометры спутника засосали пробы воздуха.

Анализ занял секунды.

— Газовый состав верхних слоев атмосферы не изменен, — доложил софус. — Но содержание радиоактивных изотопов существенно превышает норму.

— Каких изотопов?

— Йод, кадмий, стронций, цезий и церий. Остальных поменьше.

Многие в зале коротко переглянулись. Радиоактивное заражение атмосферы уже что-то значило.

Спуск продолжался. Под телескопами зонда расстилалась пелена туч. На минуту включилось радарное изображение. Электронные лучи отразились от поверхности бушующего моря. Далеко на северо-западе просматривалась группа вулканических островов.

— Высота — девяносто один километр. Начало испарения внешнего слоя обшивки, — сказал Мбойе.

Маша качнула головой.

— Поняла. Спуск продолжать.

Аппарат стремительно проваливался к центру урагана.

— Контакт устойчив?

— Не очень. Мощные грозовые помехи.

— Старший планетолог. Анализ общего состояния Кампанеллы готов.

— Чуть позже, Альфред.

— Но... интересные вещи, командир.

— Не время. Зонд сейчас важнее. По громкой связи передавать только информацию, имеющую отношение к спуску!

Компьютеры крейсера мгновенно обрабатывали информацию со спутника и выдавали ее специалистам в виде десятков графиков и диаграмм.

— Служба локации. Предварительные характеристики источника электронного излучения: полая сигара с параметаллической поверхностью. Длина — сто восемьдесят метров, диаметр мидель-шпангоута — двадцать четыре. Скорость тридцать девять узлов. Источник энергии — обогащенный уран.

— Ядерная подлодка?!

— Они имели исследовательскую субмарину. Правда, невооруженную.

— Успели, значит, вооружиться.

— На позывные по-прежнему не отвечают?

— Нет. Маша, что делать?

— Продолжать спуск.

— Температура обшивки три тысячи четыреста градусов. Вольфрамовый пояс частично оплавлен. Оптические объективы вышли из строя.

— Уменьшайте крутизну. Конечная задача — зависнуть над лодкой.

— Понял. Будет пауза в девяносто секунд.

— Альфред, пожалуйста, ваш доклад.

— Контуры материков не изменены, газовый состав атмосферы — в норме, температуры соответствуют среднесезонным. И так далее.

— Но?

— Множественные следы сильных землетрясений. А главное — радиоактивный фон. Он в несколько раз выше того, который должен быть.

— Радиоактивный фон чего?

— Атмосферы. Ну и поверхности тоже.

— Причина?

— Термоядерный взрыв. Или серия взрывов.

— Невероятно! Они что, воевали?

— Угрюмов говорит, что такую радиоактивность могли дать взрывы энергетических станций. Всех. Если они взорвались почти одновременно.

Маша изумленно перегнулась через перила балкона. Генрих Угрюмов на своем месте развел руками.

— Рано строить гипотезы, командор.

— Внимание! Служба локации. Над экваториальной зоной Зеленого океана зонды восемь, десять и одиннадцать зарегистрировали вспышку жесткого излучения. Мощность взрыва — пятнадцать килотонн.

— Маша, я потерял управление, — виновато сказал Мбойе.

— Служба локации. Зонд-9 уничтожен!

Несколько секунд экипаж «Звездного Вихря» приходил в себя. На инфракрасной панораме Кампанеллы тускнела искра — след атомного взрыва в атмосфере.

— Я — Мбойе. Вплоть до последнего момента температура топливных баков спутника была ниже предельной, ручаюсь.

— Понятно, Александер. К тому же на борту зонда не было ядерного топлива.

— По экологическим соображениям мощные тяговые системы на спутниках не применяются.

— Изотопные батареи в счет не идут, не так ли?

— Да ни в коей мере! Пятнадцать килотонн тротилового эквивалента... Зонд сбит ракетой с ядерной боеголовкой, Маша. Другого объяснения нет.

— Они приняли нас за врагов?

— Очевидно.

— Кошмар! Неужели то же самое случилось с «Альбасете»? Он ведь спешил на помощь!

— Очень спешил... Фрэнк Джонсон — потомок ковбоев. Держу пари, он не слишком осторожничал. Но «Альбасете» — межзвездный корабль. На орбите должны были остаться хотя бы обломки.

— Верно.

— Что делать дальше, командор?

— Обезвреживать лодку. Обязательно. Но так, чтобы экипаж не пострадал.

— Для этого нужен дестроер.

— Разрешаю. Берите.

— Кто полетит?

— Я, — сказал Бертран.

— Добро, — кивнула Маша. — Остальных подберешь сам. А мы пока посмотрим, что делается в других местах Кампанеллы. Где флигеры?

— Первый уже на орбите. Но он безоружен.

— Ничего, пусть уворачивается. Кто скажет, насколько мог быть опасен нынешний уровень радиации для населения планеты?

— Если не принимать мер предосторожности, могут быть неприятные последствия для второго-третьего поколения потомков, — ответила Ио Цесселин, биолог экспедиции.

Такео Инти, доктор медицины, согласно кивнул.

— Но на Кампанелле, как видно, бывали и худшие времена, — добавил он. — Пять геолет назад.

— Население могло погибнуть от такой радиации? Тогда, пять геолет назад?

— Все — нет. Исключено.

— Ясно. Значит, было что-то еще, более опасное. Да, нам надо спешить. Опускайте флигер над сушей. Оставим на время Зеленый океан.

— Уно моменте, Мари.

Над ареной видеария вновь засеребрился шар Кампанеллы. Он выглядел ущербным, поскольку вместо части Зеленого океана там зияла изрядная дыра. Свою работу по передаче информации девятый зонд уже не выполнял.

Дыра была не совсем темной. Объем воздуха, окруженный фантомной поверхностью Кампанеллы, зеленовато мерцал, и сквозь него проступала изнанка планеты. Планета стала похожей на елочную игрушку с выбитым боком.

— Флигер вошел в режим аэродинамического спуска, доложил софус. — Переходит к планирующему поле ту на стреловидном крыле.

— Хорошо. Давай картинку.

Фрагмент Кампанеллы начал выпячиваться из шара. Через некоторое время в нем начали проявляться гряды барханов, с большой высоты выглядевших морщинками, а также темно-коричневые скалы, неправильные скопления которых напоминали кляксы.

Постепенно снижаясь, флигер миновал пустынную область и достиг границы обжитой кампанеллянами территории. Радуя голодный космический глаз, в зал управления пролился сочный зеленый цвет. Под крылом разведчика плыли крошечные сосенки и ели, вытянутые в однообразные линии. Наверное, при разведении лесов колонисты сначала не слишком заботились о живописности. Но виллы, попадавшиеся в лесах, были построены любовно и с хорошим вкусом. Их окружали сады, парки, лужайки, виднелись правильной формы болотца, некогда бывшие бассейнами. На плоских крышах кое-где сохранились остовы разнообразных летательных аппаратов.

Просветы аллей, дворы и дороги пестрели брошенными автомобилями. Особенно много их скопилось у надземных построек заводов, региональных энергонакопителей, спортивных и зрелищных сооружений. Все здания в той или иной мере пострадали от землетрясений, на многих имелись следы огня, что при наличии надежных систем автоматического пожаротушения казалось более чем странным.

Встречались и другие странности. В одном месте объективы показали рухнувший на виллу легкий самолет, в другом — огромный зеленый холм с фестончатыми очертаниями, не обозначенный на картах. Он был покрыт необычайно густой растительностью. При большом увеличении удивительно смотрелись деревья типично северных видов, увешанные мощными плетями тропических лиан. Между ними густо пророс бамбук.

— Что это, Альфред?

— Сейчас... Ага, нашел. Здесь находился большой комбинат пищевых белков, — ответил Кнорр. — Видимо, бесконтрольная биомасса послужила питательной средой и ускорила рост деревьев.

— Понятно. Ладно, едем дальше.

Флигер вошел в вираж. Его скорость значительно возросла. Деревья на экране слились в размазанную зеленую полосу.

— Куда это он поворачивает?

— Программой предусмотрен осмотр центральной энергетической станции, — пояснил Мбойе.

— Правильно, — кивнула Маша.

За четверть часа цветовая гамма под флигером постепенно изменилась. Сначала появились серо-зеленые, потом — темно-желтые тона. Разведчик сбросил скорость, нырнул в слой посверкивающих грозовых туч, объективы на некоторое время затемнились. Но потом аппарат выбрался из облаков.

Внизу открылась просторная равнина с выгоревшей травой и пятнами шевелящихся от ветра песков. Сквозь ровный гул воздушных струй стали пробиваться новые звуки — щелчки радиометра. Под косым углом в объективы передних камер вплывала гигантская, очерченная резкими тенями, воронка. Она и была источником излучений.

Кратер обрамляли многокилометровые языки пород, выброшенных чудовищным взрывом. Самолет направился к эпицентру полыхнувшего здесь некогда пламени. Его тень пересекла барьер вздыбленных, оплавленных базальтов, кое-где уже успевших покрыться лишайниками. Потом скользнула по стеклянно блестевшему дну провала.

Надземные сооружения энергетического сердца Кампанеллы — группа небоскребов, многочисленные ангары, градирни, трансформаторы, линии электропередачи, распределительные подстанции — исчезли без малейшего следа. О том, что они существовали, напоминали только дороги, с пяти сторон сбегающиеся к воронке и оборванные грудами раздробленных скал.

— Спутниковые данные подтверждены, — объявил софус. — Глубина кратера составляет около трех километров.

В зале управления возник шум, люди повскакивали со своих мест, послышались изумленные восклицания.

— Они оставили без управления термоядерные реакции!

— Как могла не сработать автоматика безопасности?

— Да что же это такое?!

— Когда все случилось? — спросила Маша.

— Чуть больше пяти лет назад, — ответил физик Угрюмов. — Совпадает, Мари. Вот она, причина радиоактивности.

— Осталось узнать причину причины. Летим дальше.

Бортовое решающее устройство развернуло флигер. Набрав высоту, он перевалил горный хребет, обошел скопление облаков и вновь снизился над всхолмленной лесостепью.

— Центральный биосферный заповедник Кампанеллы, — объявил софус.

Внизу проплывали рощи сосен, эвкалиптов, агавы, очень причудливых мутантных кактусов с Марса, вязов, берез, ливанских кедров, гинкго — всего разнообразия известной человеку древесной флоры. Но нигде не попадались представители фауны.

— Бактерии-то хоть остались? — спросила Маша.

— Да, — отозвался кто-то из биологов. — В пробах воздуха есть жизнеспособные споры.

Флигер продолжал лететь над плоскогорьем. Вопреки опасности поражения, аппарат снизили до восьмисот метров — приближался космопорт Дедал, который следовало осмотреть подробнее.

Еще минута — и над ареной видеария возникла проекция металлопластовых полей, покосившихся заправочных мачт, открытые и закрытые шахты хранения ракет, ангары, топливные магистрали. Объективы на миг задержались на отслоившейся обшивке старого орбитального челнока типа «Годдард», летавшего еще на химическом горючем. Такие ракетопланы использовались кампанеллянами для подъема грузов на низкие орбиты из-за экологической чистоты кислород-водородных двигателей.

Судя по скопившейся вокруг корабля обслуживающей технике, корабль готовили к старту. Куда? С какой целью? Почему старт не состоялся? Ком безответных вопросов множился. Особое недоумение вызвала цепь из бронированных горных роботов, замерших вокруг стартовой позиции. Зачем они понадобились на космодроме? Пантомима поз свидетельствовала о надвигающейся со всех сторон опасности. Какой? Что могло в единый миг вывести из строя машины, прочность которых достаточна, чтобы выдержать обвал в штольне?

— Смотрите, смотрите!

На месте следующей стартовой позиции находилась яма с водой. Позади скрученных мачт валялись сорокатонные транспортеры, будто игрушки, разбросанные капризным великаном, куски труб, сорванные листы обшивки ракеты.

— Этот «Годдард» пытался взлететь! — воскликнула социолог Джун Кейси. — Его взорвали!

— Нет, — отозвался один из пилотов. — Заправочные магистрали не отведены. Скорее всего взорвалось метастабильное топливо в баках. Уже после катастрофы.

— Если бы в диспетчерской сохранился хотя бы один исправный компьютер, он бы этого не допустил!

— Безусловно. А вот с третьей позиции старт действительно состоялся. Видите следы выхлопа?

— Какой ужас! Там разбросаны детские игрушки!

— Трупов нет, — хладнокровно заметил Мбойе. — Они успели вывезти детей. Человек сто семьдесят, либо немногим меньше.

— Куда?

Вопрос повис в воздухе. Время ответов еще не настало. Их, впрочем, никто и не искал, поскольку невероятная информация поглощала все внимание.

Флигер медленно пролетел над зданием вокзала, окруженным импровизированными баррикадами из перевернутых машин, и направился в сторону побережья. Там находилась Троя — главный город Кампанеллы.

Дорога, ведущая к столице, являла картину по какому-то волшебству остановленного бегства. Панического, безумного. Все подъезды к космопорту заполняло море покинутых машин. Спортивных, семейных, полицейских. Между разноцветными крышами там и сям возвышались громоздкие автобусы, трейлеры, крытые грузовики с прицепами. У пересечения дорог лежал винтолет «скорой помощи», а сам перекресток напоминал настоящее автомобильное кладбище.

В некоторых из машин сильная оптика помогла различить останки людей. Часть из них, по-видимому, погибла сразу, при столкновениях, но некоторые смогли выбраться наружу. Скорчившись, они лежали вдоль обочин. Помощь им оказывать либо не захотели, либо не успели.

Среди этого сплошного слоя транспортных средств чернели многочисленные пожарища. На холме, между радиолокационными антеннами станции наведения космических кораблей, застряла наполовину расплавленная боевая машина.

— Планетный танк типа «Репейник», — определил Рональд Пеккола. — Вернее, то, что от него осталось.

— Откуда он здесь? — спросил Мбойе.

— По-видимому, хранился в каком-то из складов космопорта для дальних экспедиций. На позицию его выводили в спешке.

— Сам взорвался? — спросила Маша.

— Ни в коем случае. Танки сами по себе взрываться перестали очень давно. А этот еще успел дать очередь. Видишь воронки?

— Где?

— В направлении оврага. Странно, что он успел выпустить лишь пять-шесть снарядов. «Репейник» до сих пор считается машиной весьма скорострельной.

— Что это значит?

— Это значит, что расправились с ним практически мгновенно. И с первой попытки.

— Чем он уничтожен?

— Сгустком плазмы. Чем-то вроде шаровой молнии.

— Следовательно, танк представлял некоторую угрозу?

— Видимо, так.

— А раз так, то нападавшие уязвимы?

— Возможно.

— Дальше, пожалуйста, дальше, — попросила Ио.

Флигер взвился вверх, прошел над широкой бухтой и за несколько минут достиг южных окраин Трои.

Столица Кампанеллы располагалась на изрезанных берегах фиорда. Ее улицы широко разбежались по склонам гор. Среди вилл, парков, спортивных площадок и открытых водоемов выделялись окрашенные в мягкие тона башни общественных зданий. Зеленые террасы, прорезанные бульварами, уступами спускались к морю. В их нижней части было много сломанных и вырванных с корнем деревьев. Вся прибрежная часть города вообще сильно пострадала от волн. По всему периметру бухты тянулся заваленный обломками пляж. В песке увязли разбитые корпуса множества яхт, катеров, пассажирских и грузовых судов.

— Следы сильнейших цунами, — прокомментировал океанолог Ван Вервен. — Но где же люди? Ведь кто-то должен был уцелеть! Включите сирену.

— Включаем каждые тридцать секунд, — вздохнул Мбойе.

— Может быть, люди скрываются в подземных убежищах?

— Будем надеяться.

— Пора высаживать робота.

— Давайте, — согласилась Маша.

Повинуясь команде, флигер снизился. В пространство видеария вплыла шеренга кипарисов, длинная аллея, большой пруд с кувшинками. Изучая местность, аппарат повис над заросшим газоном.

— Подходяще, подходяще, — нетерпеливо сказал роботехник Сахнун Шор.

Вновь включили звук. Стал слышен свист двигателя. В него вклинился хлопок.

Из-под киля флигера выпал угловатый предмет. Кувыркаясь, он полетел вниз. Над самой землей из него выросли шесть членистых лап. Сработали посадочные патроны, и газон окутался оранжевой дымкой. На траву приземлился разведывательный робот, похожий на огромного ископаемого скорпиона.

Он неспешно осмотрелся. Затем приподнял грозный хвост и двинулся вверх по склону, огибая площадку с теннисными кортами. Время от времени машина останавливалась, что-то высматривала в кустах, шевелила усиками запахо-уловителей. Успокоившись, шла дальше.

Флигер продолжал висеть в воздухе до тех пор, пока робот не сделал три расширяющихся круга, не обнаружив ничего опасного. Только после этого летательный аппарат опустил нос и мягко сел в верхней части лужайки. Двигатель, впрочем, он не выключал.

— Экие осторожные машины, — проворчал Кнорр.

— Программа рассчитана на неизученные планеты, — извиняющимся тоном сказал Сахнун. — Кто же знал, что их придется применять здесь... Впрочем, Кампанеллу теперь тоже можно считать планетой не слишком изученной.

— Может быть, она такой и была все время... — заметила Джун.

Кипарисы скрывали особняк из двух объемистых башен в романском стиле, соединенных жилым корпусом. Обе башни густо поросли плющом, поднимающимся вплоть до красных черепичных крыш. Вилла хорошо смотрелась в утренних лучах Эпсилона. Только фасад ее портили трещины. В одном из верхних окон ветер хлопал рамой. За ней трепетала занавеска.

Створки ворот, вставленные в прозрачную арку, тоже пострадали от землетрясения, и робот мог бы свободно пройти между ними. Но он не торопился. Остановившись метрах в семидесяти, скорпион осматривал внутренность дома сквозь окна — там, где это позволяли поднятые жалюзи. Его глазами экипаж «Звездного Вихря» мог видеть пострадавшие от времени, но все еще уютные комнаты первого этажа, холл со старомодной мебелью, неподвижного кухонного робота, почему-то привлекшего особое внимание скорпиона, нижнюю часть люстры, мраморную парадную лестницу.

Разведчик поднял клешню с датчиками излучений. Не почувствовав ничего подозрительного, машина вошла в вестибюль, пересекла его и мимо опрокинутых цветочных ваз направилась к лестнице.

— Жилые комнаты — на третьем этаже, — напомнила Джун.

Сахнун кивнул и внес коррективы в программу. Сигнал настиг робота в гостиной второго этажа. Машина послушно вернулась к лестнице, поднялась этажом выше и остановилась перед лифтом. В нем все еще горел теплый свет оранжевого плафона.

В обе стороны от лестничной площадки отходили коридоры. Робот выбрал правый и приступил к методичному обследованию комнат с открытыми дверями. К запертым он не притрагивался. Вообще не прикасался к чему бы то ни было без прямой необходимости.

— Весьма предусмотрителен, — сказал Мбойе.

— Ему разрешена широкая самостоятельность, — пояснил Шор. Тут же, смутившись, добавил: — Но в рамках максимальной безопасности...

В зале управления прозвучал сдержанный смех. Роботехник пригнул голову к пульту и срочно занялся проверкой технического состояния своего скорпиона. В каждом коллективе отыскивается трогательный человек, становящийся предметом всеобщей любви, добродушной, но снисходительной.

Первой комнатой была спальня. Под окном стояла широченная супружеская кровать с балдахином. Робот уточнил фокусировку, и на постели проступили характерные вдавления, грубо повторяющие очертания человеческого тела. Несколько лет они хранили память о последнем отдыхе кого-то из обитателей виллы. В четверти миллиона километров от этой постели, в центре управления огромным звездолетом, стало тихо.

— Идем дальше? — спросил Сахнун.

— Добро, — сказала Маша.

Последняя комната правого крыла здания оказалась запертой. На ней были характерные пулевые отверстия.

— Проверить?

— Ну еще бы!

Механическая лапа скорпиона растерянно держала оторвавшуюся ручку. Дверь оказалась запертой.

— Стреляли изнутри, — сказал Рональд.

— Почему ты так думаешь? — спросила Маша.

— Сколы пластика направлены наружу.

— Да, в самом деле.

Скорпион постучал.

— Человек, я робот, посланный другими людьми. Ответь мне.

По звуковым каналам стали слышны электронные шумы, обычно не воспринимаемые слухом.

— Человек, ты в безопасности. Я — разведывательный робот «Скаут-47». У планеты находится лучший крейсер Объединенного Космофлота. Мы сильны, мы сможем тебя защитить. Отзовись.

Но за дверью никто не отзывался.

— Сахнун, давай! — сказала Маша.

Роботехник набрал на своем пульте команду. Через секунду она достигла «Скаута-47». Робот поднял клешню. Лазерный луч вычертил математически точный круг. Из двери выпал замок. Она открылась. Машина переступила порог передними лапами.

За дверью находился, очевидно, рабочий кабинет хозяина виллы. Стол с компьютерным терминалом, кресла лаконичного делового дизайна, стеллажи с несколькими старыми книгами и множеством кассет информационных кристаллов. Бутылка из-под коньяка, разбитый бокал, гигантская раковина тридакны на полу. Рядом с ней, под слоем пыли, — офицерский кольт, способный стрелять в вакууме, табельное оружие Космофлота. Гильзы, две кучки одежды — мужская, а за ней — женская.

— Он защищал себя и жену, — сказал старший офицер Мбойе. — От кого — не спрашивайте.

На стене висел семейный портрет — высокий мужчина с бакенбардами, обнимающий хрупкую женщину в вечернем платье. Перед ними стояли две девочки с большими бантами.

Софус «Звездного Вихря» провел идентификацию личностей.

— Ингрид и Диего Гонсалес с дочерьми Таней и Памелой.

У Диего был красивый лоб и твердый подбородок. За безмятежным взглядом его жены угадывалась лукавинка. По-видимому, они представляли прекрасную пару. А вот хмурые девочки выглядели либо поссорившимися, либо им просто не хотелось фотографироваться.

— Дверь запирается изнутри. Куда они могли деться? — спросил Рональд. — Выпрыгнули?

Робот выглянул в окно. Посыпанная галькой площадка перед домом была пустой.

— Покажите еще раз одежду, — попросила Маша. — Такое впечатление, что люди из нее испарились.

— Дверь пробита четырьмя пулями, — заметил Рональд. — А на полу — шесть гильз, полная обойма. Диего дважды в кого-то попал.

— Или во что-то. Только это не помогло. Супруги Гонсалес похищены прямо из одежды.

— Фантастика.

— Еще какая. Исчезло население планеты.

— Быть может, люди где-то прячутся?

— Не исключено. И они должны иметь вескую причину для этого, не так ли?

— Да, — согласилась Маша. — А где Бертран?

— Уже в переходном тамбуре. Он берет первый «Гепард».

— Первый так первый. Остальные пусть обеспечивают внешнюю охрану «Вихря».

— В автоматическом режиме? — спросил Мбойе.

— Да, пока.

За время, в течение которого экипаж крейсера занимался рутинными наблюдениями, проверяя характеристики Кампанеллы от альбедо до гравитационной постоянной, сорок седьмой «Скаут» успел осмотреть оставшиеся комнаты, ничего особенного не нашел, после чего выбрался наружу.

На аллее робот осмотрел элегантную спортивную машину. Электромобиль стоял уткнувшись бампером в ствол кипариса. На его руле висело женское платье, а между педалями застряла пара туфель бежевого цвета.

Подключившись к автопилоту, робот доложил, что в момент исчезновения водителя машина двигалась со скоростью не менее пятидесяти километров в час. Потом сработал автоматический тормоз, она съехала на обочину и остановилась.

— Догнали, значит, — констатировал Мбойе. — То, что машина заперта изнутри, меня уже не удивляет.

Робот проверил наличие остаточной радиации, следов токсических веществ, а также присутствия чужеродных биологических соединений.

— Результаты отрицательны, — доложил софус «Вихря». — Так же, как и на вилле. Никакой почвы для догадок.

Старший инженер «Звездного Вихря» с этим не согласился.

— Почему полностью разряжены аккумуляторы, Гильгамеш? — спросил он. — Там еще должен быть заряд.

— Не знаю, — ответил софус. — А ты знаешь, Джанкарло?

— Куда уж нам, человекам.

— В самом деле, куда нам теперь? — вмешался Сахнун. — Разведку нужно продолжать.

— К центру города.

Разведчик спустился к шоссе. Для сравнения он проверил батареи еще одного электромобиля.

— Тот же результат, — доложил софус.

— Но хоть какой-то остаточный потенциал должен определяться, — недоумевал Джанкарло.

Робот повторил измерения.

— Полный ноль, — повторил Гильгамеш.

— Невероятно, — пробормотал инженер.

Большая часть домов, так же как и в окрестностях, была повреждена землетрясениями и пожарами. С близкого расстояния это особенно бросалось в глаза, хотя ощущения новизны уже не вызывало. Однако попадались еще и участки сплошных опустошений размером с футбольное поле. В центре каждого из них все выгорело дотла.

— Похоже на следы термических бомб или мин, — сказал Рональд.

— В городе?!

— В городе.

— Невероятно.

— А это вероятно? — спросил Мбойе, указывая на экран.

На улицах застыли обшитые броневыми листами грузовики, валялось разнородное ручное оружие, с крыш свешивались клювастые излучатели, из тех, что применяются для проходки шахт. От них протягивались трассы обугленных растений, спекшиеся полосы на мостовых, расплавленные детали уличных металлических конструкций, серии последовательных дыр в машинах и стенах зданий.

На кустах, ветвях деревьев, заборах и фонарях ветер трепал цветные лоскуты — остатки одежд. Особенно много их было на площадях, прилегающих к набережной, — видимо, люди искали последнюю надежду у моря. Искали, но не нашли. Второй раз за человеческую историю город с названием Троя погиб.

— Не нравится мне это, — заявил Кнорр.

— Что?

— Традиция повторно использовать названия мертвых городов.

— В этом есть вызов судьбе, — возразил Мбойе. — Достойно человека.

— Интересно, ради какой Елены все стряслось на этот раз?

Мбойе вздохнул.

— Елена на этот раз — все жители Кампанеллы. Или почти все.

— Надеюсь, что ты не прав.

— Буду рад.

Робот преодолел несколько баррикад из тягачей, бетонных блоков, обрушенных взрывами стен, бесчисленного количества случайных предметов, россыпи которых так характерны для любого бедствия. Только при бедствиях становится понятным, каким количеством вещей окружил себя человек, и насколько бесполезными они могут быть.

Три концентрических кольца баррикад охватывали район ратуши. Ни одно из заграждений, судя по всему, строившихся в лихорадочной спешке, не было завершено. Против брешей стояли плоские танки времен освоения Кампанеллы. Грубо приваренные направляющие для пуска ракет этих танков были развернуты во все стороны света.

О драматизме событий красноречиво свидетельствовала и шарообразная туша космической спасательной шлюпки, совершившей посадку прямо в городе, на аллею парка, примыкающего к задней стене ратуши. Такой риск пилоты могли допустить только в самом крайнем случае. Это приземление массивного летательного аппарата в центре густонаселенного города наверняка не имело равных за всю историю Космофлота.

— Виртуозное мастерство. Искусство! — восхитился Мбойе. — Наверное, сам Фрэнк Джонсон сажал. Я так не смогу.

— Сможешь, — сказал Рональд. — Если захочешь спасти жену, например. Или детей.

Старший офицер, известный педантизмом в соблюдении правил безопасности, с сомнением покачал головой.

— Несколько опрокинутых скамеек да перепаханная клумба, — сказал он, — и все. А нос находится в двадцати сантиметрах от здания. Нет, не смог бы.

Робот подошел к аварийному трапу, основание которого скрывала беспризорно разросшаяся крапива. Люк оказался приоткрытым. Небрежность, которая могла быть допущена лишь в крайней спешке.

— Пусть входит, — сказала Маша.

«Скаут-47» просунул в щель клешню с выносным объективом. Сначала из-за темноты ничего различить не удалось, потом включилась фара и на экранах проступила внутренность небольшой, на пару человек, шлюзовой камеры. Кроме слоя пыли на полу ничего необычного в ней не было. Нетронутая пыль свидетельствовала о том, что экипаж назад уже не вернулся.

— Ребята с «Альбасете» успели высадиться если и не в разгар событий, то по крайней мере тогда, когда таинственные силы на планете еще действовали, — сказала Маша.

Мбойе кивнул.

— Во всяком случае, исчезнуть экипажу этого корабля явно удалось.

Скаут открыл внутреннюю дверь шлюзовой камеры. Поднявшись по алюминиевой лесенке, он осмотрел единственную каюту шлюпки. Там было все приготовлено к приему эвакуированных — коробки с легкими скафандрами, блоки пищевых тюбиков, реанимационные коконы, развешанные вдоль стен гамаки из эластичных волокон, многозарядные шприцы, гигиенические пакеты, дезинфекционные растворы, носилки. Имелась даже двойная кювеза для преждевременно родившихся младенцев. Видимо, единственную на транспортном звездолете спасательную шлюпку с заботливой тщательностью снарядили еще во время сближения с Кампанеллой.

— Анализ воздуха? — спросила Маша.

— Ничего сверхъестественного.

Робот поднялся в кабину управления. Как и следовало ожидать, она оказалась пустой. Оба штурвала предусмотрительно блокированы, реактор выведен в режим ожидания.

— А с энергией здесь все в порядке — семьдесят процентов нормы, — заметил Джанкарло. — Хоть сейчас взлетай. Сахнун, пусть «Скаут» подключится к бортовому компьютеру.

На экранах крейсера поползли колонки цифр, описывающих последний полет шлюпки.

— Да, крутая посадка... — пробормотал Мбойе.

В репродукторах сквозь гул слышались голоса исчезнувшего экипажа. Люди обсуждали детали поиска, который они намеревались развернуть сразу после приземления. Во всем том, что они говорили, каких-то новых сведений, проливающих свет на тайну планеты, не содержалось. Единственное решение, казавшееся необычным, касалось отправки двух человек на вертолете куда-то в район Вулканного Кольца.

Раздался дребезжащий удар, шум двигателя смолк.

— Пся крев! Ну, Фрэнк, ты даешь, — кашляя, сказал кто-то из астролетчиков. — Я уж думал — каюк.

— Что за чернота?

— Где?

— Там, у ратуши.

— Сейчас узнаем. Реактор — на холостой ход. Приготовить оружие.

— Есть приготовить оружие. Шлюзовая камера открыта.

— Ну, идем что ли?

— Теснотища. Ирочка, убери ноги.

— Чудак. Впервые слышу такое по поводу своих ног.

— Они препятствуют спасательной экспедиции.

— Да, отвлекают. Ноги неплохие, — с большим удовлетворением сказала неизвестная Ирочка.

Тут в разговор вмешался капитан

— Отставить шутки, — сурово сказал он — Go, go!

Робот добрался до площади Санта Эсперанса, административного центра города. Ее периметр образовывали четыре монументальных здания — супермаркета, собора Всех Религий, музея Кампанеллы и ратуши. Окна ратуши закрывали мешки с песком, все двери оказались запертыми. Здание окружал глубокий ров, на дне которого еще стояли землеройные машины с блестящими в безмятежном свете Эпсилона ножами. У главного входа сбились в кучу пять танков, а напротив, в фасаде супермаркета, зиял пролом с закопченными краями.

— След ракетного залпа?

— Да

Скорпион прижал к себе лапы и скатился в ров. Потом, цепляясь за торчащие из земли обрезки труб, выбрался оттуда и подошел к окну здания. Разбросал мешки, подтянулся передними клешнями и проник в цокольный этаж.

На мозаичном полу вестибюля шеренгами лежали комплекты полицейской униформы, оружие, а из-под парадной лестницы выглядывали сложенные в штабели ящики с боеприпасами. Тут ждали штурма, гарнизон явно имел какое-то время для подготовки. Тем не менее нападение и здесь произошло столь стремительно, что большинство своих автоматов и боевых лазеров оборонявшиеся даже не успели снять с предохранителей.

Пятна мундиров указывали направление атаки — вверх по лестнице. Этажом выше уже имелись следы сопротивления — россыпи гильз, опрокинутая мебель, отметины лучевых ударов, пуль, осколков. Пол был вздыблен гранатными взрывами. Но в глаза бросалось полное отсутствие останков погибших, казалось бы, совершенно неизбежных при пальбе подобной интенсивности. Единственное исключение составлял скелет крупного дога на пороге медицинского кабинета.

— Такое впечатление, что они сражались с призраками, — сказала Джун.

На третьем этаже, перед узлом связи, некогда стоял мощный горный робот. Его останки выглядели впечатляюще: верхняя часть машины стекла на мраморный пол, образовав застывшие лужицы металла.

— Здесь, как и в случае с танком, применен плазменный удар, — вполголоса сказал Сахнун — Табельное оружие?

— По-видимому, так, — ответил Рональд. — Заметьте, оно применено не против живого существа. С людьми поступали как-то иначе.

Скаут обошел мертвого собрата и поднялся на служебный этаж ратуши. В помещениях для аппаратуры связи внешне сохранялся относительный порядок, но кристаллы запоминающих устройств, включая память главного городского софуса, оказались пустыми до степени стерильности.

В маленькой угловой комнатке, на столе, заваленном деталями, робот обнаружил наспех собранную радиостанцию с простейшей штыревой антенной. В ней еще мигала какая-то лампа.

Разведчик медленно опустил свой телевзгляд. На полу, привалившись к панели с цветочным орнаментом, сидела мумия в легком скафандре, но без шлема. Кости ее пальцев сжимали револьвер Над пробитым черепом белел лист бумаги.

ЭТИ ТВАРИ НЕУЯЗВИМЫ!

«ВИХРЬ», СТАРТУЙТЕ НЕМЕДЛЕННО.

ПАРНИ, ПОМОГАТЬ ЗДЕСЬ НЕКОМУ.

Первым молчание нарушил Сахнун Шор.

— Думаю, дело не так уж безнадежно, — сказал он. — Горный робот явно представлял угрозу для этих тварей. Иначе не было смысла его уничтожать. А горные роботы оснащены весьма мощными излучателями. Так что, дело в силе оружия. И этот планетный танк...

Рональд согласно кивнул.

— В любом случае мы обязаны сделать все возможное, — сказала Маша.

Скорпион взял образцы тканей для биологического опознания погибшего.

— Кто это, Гильгамеш? — спросила Маша.

— Френсис Эй. Джонсон-младший, командир транспортного звездолета «Альбасете», — после секундной паузы ответил софус.

Маша заметила, что в зале под ее балконом люди молча встают. По традиции Космофлота минута молчания сокращена вдвое. Выждав положенные тридцать секунд, Маша сухим голосом приказала продолжать работу. Люди все еще молча расселись, и скорпион двинулся дальше.

Перед лестницей, ведущей на четвертый этаж, замерли две фигуры в скафандрах высшей защиты. Робот скользнул лапой по кодовым замкам. Панцири раскрылись, но оба были пусты.

— Вот как, — пробормотал Мбойе. — Ну-ну.

Еще одна металлическая скорлупа лежала поперек лестничного марша так, словно находившийся в ней человек последним усилием пытался перегородить кому-то — или чему-то — дорогу своим телом. Белье в скафандре оказалось женским.

— Я знаю, кто находился выше, — мрачно сообщил Мбойе. — Маша, не надо туда ходить.

После пяти часов работы Маша объявила перерыв для обеда и совещания.

— Подведем предварительные итоги, — сказала она. — Под влиянием некоей силы с Кампанеллы исчезли люди. Все, либо большая часть. Разумеется, надо выяснить, что это была за сила. Кое-что мы уже можем сказать. Эффект был стремительным, но не мгновенным, с момента осознания опасности население Трои располагало как минимум несколькими часами. То оружие, какое имели кампанелляне, оказалось неэффективным. Это, а также глобальный размах явления, на первый взгляд свидетельствует о его стихийном происхождении. Но то, что объектом целенаправленной охоты стали люди...

— И животные, — вставила Ио.

Маша кивнула:

— Да, и животные. Добавим сюда уничтоженный танк, расплавленного робота... Похоже на вмешательство разума. Да и сам факт того, что кампанелляне вооружались, весьма красноречив. Не против же землетрясений. Мы видим последствия осмысленного вмешательства извне.

— Мы вторглись в запретную зону? — спросил Александер.

— Добро, если так. Но людей слишком долго терпели в системе Эпсилона, для того чтобы считать ее запретной зоной.

— Тогда что же? На нас началось наступление?

— Слишком мало данных для столь мрачного вывода.

— А какой менее мрачный вывод можно сделать?

— Определенно можно сказать, что Кампанелла стала объектом направленного воздействия с неясной пока целью.

— И все?

— Не так уж и мало, дорогой Александер. У нас появились вполне ясные задачи. Во-первых, мы должны установить, кто или что похитило людей. Во-вторых, с какой целью это сделано, и в-третьих, каким способом.

— Не так уж и мало, — согласился старший офицер. — Отправить радиограмму на Землю?

— Да. И делать это ежедневно.

ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ЛАЙНЕР СИБЕЛИУС — ЗЕМЛЕ.

Принял на борт экипаж ТЗ АРКАД. Все живы. Лучевая болезнь поддается терапии. Аннигиляционное топливо сбросил в облаке. Имею повреждения. Возвращаюсь Земле, скорость — 1/100 световой. Вышлите встречный танкер.

МЮЛЛЕР.

3. ДЕСАНТНЫЙ ШНЕЛЛЬБОТ «ГЕПАРД»

Серийный дестроер Объединенного Космофлота.

Штатное высадочное, охранное и патрульное средство тяжелых кораблей ОКС. Предназначен для полетов в пределах звездных систем. Адаптирован к посадкам на атмосферные планеты с мощностью гравитационных полей до 8 земных. Главная энергетическая установка — термоядерный реактор. Масса покоя — 898 тонн. Допустимое ускорение — 19,9 g.

Способен принять на борт до 80 человек (в спасательном варианте — 160). Автономность с полным экипажем 19 геомесяцев. Вторая степень космической защиты.

Вооружен самонаводящимися ракетами, излучателями, скорострельной артиллерией. Может эксплуатироваться в автоматическом режиме.

Ни у кого не возникало сомнений в том, что шнелльбот с подводной лодкой справится, хотя ее требовалось не просто победить, но победить бескровно, так, чтобы люди в ней, если таковые еще имелись, не пострадали. Разумеется, предпринимались дополнительные меры предосторожности. Для верности «Вихрь» подтянулся к планете на двести тысяч километров. Он повис на стационарной орбите прямо над Зеленым океаном, его оружие привели в боевую готовность. Кроме того, непосредственную страховку осуществлял еще один шнелльбот.

И все же группа захвата отправлялась в неизвестность, скрывающую судьбу двух звездных кораблей и тринадцати миллионов человек. Поэтому лейтенант Бертран Ли, командир «Гепарда-1», имел разрешение применять оружие на поражение.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал Мбойе.

Бертран молча опустил веки.

— Ну, иди, — сказал старпом. — Народ ждет героев.

Народ ждал в одной из осевых шахт цилиндрического корпуса. Проводы получились почти торжественными. По пути в ангар все свободные от вахты члены команды образовали живой коридор. Откинув колпаки скафандров, по нему прошествовал экипаж первого шнелльбота, принимая по пути добрые пожелания и дружеские похлопывания. Луизе даже подарили букет астр, традиционных цветов-символов Космофлота.

Но старт «Гепарда» пришлось задержать. Океанолог Ван Вервен настаивал на своем предложении — захватить батискаф, намереваясь не откладывать обследование субмарины в «канатный ящик». Для размещения подводного аппарата в трюме дестроера убрали пару переборок, а часть ракетного топлива откачали, иначе корабль получался чересчур тяжелым.

Бертран согласился на это без особого восторга. После одной истории в окрестностях Проксимы Центавра, когда своим ходом пришлось добираться почти до соседней звезды, он весьма недолюбливал дефицит горючего. Но дело предстояло морское.

— Что ж, Голландцу виднее, — вздохнул он.

— Нам же не к другой звезде лететь, как в тот раз, — утешил второй пилот.

— Мало ли что, — проворчал Бертран.

Но возражать не стал. Прошел вместо этого на камбуз, интересуясь, чем там занята Луиза, хотя это можно было предсказать заранее.

Через двадцать минут работы были завершены. Проворные арбайтеры покинули шнелльбот.

— Все на борту? — спросил Бертран.

— Луиза на месте, — ответил второй пилот.

— Это я и сам знаю.

— А кто еще должен быть?

— Летучий Голландец, кто же еще.

— Тогда — комплект.

— Хорошо. Пристегивайся.

Второй пилот сделал скучное лицо.

— Реджинальд, — сухо произнес Бертран.

— Сэр?

— Пожалуйста, без чудачеств.

— А порулить дашь?

— Посмотрим на твое поведение.

— Я послушный мальчик.

Бертран молча раскрыл панель пульта, проигнорировав утверждение. Знал он этого пай-мальчика, который не выносил и минуты без проказ. Реджинальд со вздохом потянулся, зевнул и демонстративно уставился в потолочный экран на красивую планету по имени Кампанелла.

— Перестань вздыхать.

— Это у меня скафандр шуршит.

— Значит, перестань шуршать. Бр-р! Ну и скрип. На нервы же действует! Что ты все складки на коленях разглаживаешь как курсистка перед профессором?

— О! Так ты и экзамены принимал? Расскажешь о своих похож...

Бертран был вынужден шлепнуть его по затылку. Только тогда Реджинальд выключился. Вместо него включилось переговорное устройство.

— Чего копаетесь? — любезно осведомился Мбойе.

— Тс-с! — прошипел Реджинальд. — Командир не в духе.

— Не — в чем? — удивился Мбойе.

— Слушай ты его, — сказал Бертран с мукой в голосе.

— Только его одного и слышно. Так вы готовы?

— Мы всегда готовы

— Да, — подтвердил Реджинальд. — Они завсегда к чему-нибудь, да готовы. За исключением неожиданностей, конечно.

— Второй пилот! — рявкнул Мбойе.

— Я!

— Не засоряйте эфир. Я тоже не в настроении.

Реджинальд отдал честь.

— Вас понял, сэр. Съеживаюсь.

— Уже лучше. Бертран, тамбур я съежи... тьфу, пропасть! Короче, переходный тамбур убираю.

— Убирай. Прошу разрешения на старт.

— Старт разрешаю.

В двигательном отсеке «Гепарда» заработали турбонасосы, включились контрольные видеокамеры реактора. Черные стержни графита медленно поползли из пазов.

— Есть разогрев, — с неожиданной серьезностью доложил Реджинальд.

— Хорошо, — сказал Бертран.

— Что хорошо?

— Хорошо, что хоть реакции деления ядер ты уважаешь.

— О! Реакции ядерного синтеза я уважаю не в пример больше. Хочешь, поклянусь?

— Лучше перестань шуршать. Если не очень трудно.

Когда «Гепард» включил навигационные огни и начал набирать ход, через люк, расположенный прямо в потолочном экране, сошла Луиза. Будто из Зеленого океана Кампанеллы родилась.

— Прелесть, — сказал Бертран.

— Богиня, — кивнул Реджинальд.

— Обед — через два часа, — сообщила богиня.

— Если аппетит будет, — усмехнулся Бертран.

— У меня — будет, — твердо заявила Луиза, усаживаясь на свое место. — Можно, я подремлю?

— Подреми.

Дестроер малым ходом обогнул авангардное поле «Вихря». Из трюма поднялся Ван Вервен.

— Груз в порядке, — сказал он.

Бертран кивнул:

— Пристегивайтесь все. Начинаю ускорение.

Заработал маршевый двигатель, но через полторы минуты отключился — шнелльбот сошел с орбиты. Бертран просмотрел расчеты траектории, удовлетворенно хмыкнул и убрал обе руки с пульта. Вмешательство человека уже не требовалось.

Диск Кампанеллы на потолке дрогнул, начал расти. На короткое время появилась невесомость. Не открывая глаз, Луиза что-то недовольно пробормотала. Она обладала уникальной способностью спать в самой неподходящей обстановке, но нет такого астролетчика, у которого исчезновение тяжести не вызывает тревожного рефлекса.

— Как будем брать субмарину? — поинтересовался Реджинальд.

— Как-нибудь.

Реджинальд покрутил головой и наморщил нос.

— Это и есть план?

— Отсутствие плана есть лучший план. Всегда соответствует любой реальности.

— Ах вот чему, оказывается, учат в Академии!

Бертран не ответил. Дестроер пересек границу ионосферы. За иллюминаторами возникло голубое свечение. Лейтенант покосился на своего дублера. Тот всем своим видом показывал, что изнывает от скуки. Получалось так убедительно, что даже Бертран не выдержал.

— Закрой окна, Реджи.

Помощник лениво щелкнул пальцами. Броневые листы внешней обшивки сдвинулись, в кабине потемнело.

— Ой, — обрадовался Реджинальд. — Получилось...

Через систему внешней детекции звуков послышался нарастающий свист. «Гепард» затрясло. Навалилась тяжесть.

— ...и, главное, как вовремя...

Бертран сердито махнул рукой.

— Алло, Александер, вошли в плотные слои атмосферы, — доложил он. — Полет штатный.

— Вас понял. Высылаю «Гепард-2» для прикрытия. Цель видишь?

— Да, держу радаром.

— Не забудь, она кусается.

— Это правда, что ли, сэр? — встрял Реджинальд.

Молчаливый Ван Вервен недовольно сморщился. Балагур это заметил, тут же состроил невинное лицо и вновь принялся рассматривать потолок. Поскольку дестроер развернулся, вместо Кампанеллы на экране телескопа плавал очень вооруженный крейсер с угрюмыми тарелками сторожевиков по бокам. Вот эту-то угрюмость Реджинальд и не любил, не переваривал с детского возраста. Что бы ни случилось, человек имеет право радоваться жизни, если есть такое желание.

Радоваться, впрочем, становилось сложнее. «Гепард» уже не трясло, а швыряло, перегрузки усиливались. Позади шнелльбота перекручивающиеся струи раскаленного воздуха искажали вид Вселенной.

Чтобы обшивка не слишком грелась, Бертран начал уменьшать крутизну спуска работой тормозных дюз. Ван Вервен проглотил какую-то таблетку и сморщился. Реджинальд тяжело ворочал головой. Луиза продолжала спать.

Включилась связь.

— Бертран, я — «Гепард-2», иду за вами низкой орбитой. Неидентифицированных объектов не наблюдаю.

— Понял тебя, Абрахам. У нас тоже чисто.

— Если не считать лодки, — усмехнулся командир второго шнелльбота.

— Можешь не считать, — отозвался командир первого, глядя на экран навигации.

Там двигались две точки. Оба десантных корабля пересекали пространство над Зеленым океаном с северо-востока на юго-запад, но дестроер Бертрана летел все ниже, в то время как второй «Гепард» оставался за пределами атмосферы, поэтому догонял.

— До цели — семьсот миль, — сообщил Бертран. — Луиза, снимай предохранители.

Луиза открыла глаза. Она обладала завидной способностью просыпаться так же мгновенно, как и засыпать, за что Реджинальд именовал ее незамутненным ребенком.

— Уже пора? Сейчас.

Воительница надела сенсорный шлем, еще раз зажмурилась и кивнула.

— Оружие на боевом взводе. Чувствую радарный луч, они нас засекли. Что скажешь?

— Что тут скажешь? Неплохой локатор. Но мы спрячемся. Приготовиться к противозенитному маневру!

Руки Бертрана спокойно лежали на опорной доске пульта. Выждав секунду, он пошевелил пальцами. Датчики перчаток мгновенно донесли импульс софусу, и тот изменил положение рулевых дюз. Почти девятисоттонная машина послушно нырнула.

На людей ринулась поверхность Зеленого океана, заставив непроизвольно прикрыть глаза. Снаружи слышался мощный рев вспарываемого воздуха.

Километр за километром «Гепард» проваливался к волнующемуся морю. Лишь над самой водой софус выровнял шнелльбот, после чего зигзагами ушел в сторону, укрывшись за гористым островом.

— Радарный луч исчез, — доложила Луиза. — Они нас потеряли.

— Резвая у вас лошадка, — отдуваясь, признал Ван Вервен.

— Так других не держим, — небрежно заметил Реджинальд. — Космофлот, сударь.

Бертран приближался очень осторожно и догнал субмарину лишь в одиннадцать вечера по местному времени, когда совсем стемнело, но и после этого спешить не стал. Всю ночь дестроер следовал за ней на безопасной дистанции, позволяющей парировать возможные удары. Второй «Гепард» в это время настойчиво, но безуспешно пытался вызвать лодку на связь.

С рассветом пришло время активных действий. Получив разрешение «Вихря», шнелльбот снизился, подтянулся к лодке на расстояние около сорока миль. Как и рассчитывал Бертран, это спровоцировало атаку. В половине седьмого утра приборы зафиксировали пробившееся из-под воды характерное инфракрасное излучение. Такие лучи испускают работающие дюзы реактивных двигателей.

— Подводные пуски, — подтвердил софус.

Через пару секунд поверхность океана вспучилась. Из кипящей воды взмыли хищные силуэты. Ракеты шли веером — прием гарантированного поражения цели. Если, конечно, цель это позволяет.

— Одна, две, три, четыре, пять, — считала Луиза. — Солидно. Не поскупились. Сбивать?

Бертран опустил веки.

— Нижние излучатели — товсь! Можно вручную? Люблю пострелять, ты же знаешь.

Бертран усмехнулся.

— Как не знать.

— Так я сбиваю?

— Только не все сразу. Детонация у них сильная.

— И за кого ты меня принимаешь?

Луиза била как в тире, навскидку.

— Никогда на тебе не женюсь, — сказал Бертран. — Лодку-то не зацепила?

— Зачем же? — хозяйственно удивилась Луиза. — Пригодится еще. А жениться — женишься.

Включилось радио.

— Без фейерверка обойтись не могли? — недовольно спросил Мбойе.

Настроение у него все еще было плохое.

— Да так оно вернее, — пробовал слукавить Бертран.

Но старший офицер назвал его подкаблучником и отключился.

Он крайне отрицательно относился к наличию семейных пар в экипажах. Но Бертран и Луиза официально женатыми не были, и у Мбойе отсутствовал формальный повод к их разлучению. В профессиональном же отношении эта пара действовала выше всяких похвал, понимая друг друга не то чтобы с полуслова, а вообще без слов. Дестроер в их руках выглядел всемогущим. Они свободно могли бы обходиться без второго пилота, что весьма задевало Реджинальда. Чаще всего бедняге доставалась роль наблюдателя. И в этот раз без всякого участия с его стороны «Гепард» играючи обогнул пять опадающих султанов, добавил хода, настиг лодку.

— Думаешь, там еще остались ракеты? — спросила Луиза.

— Сейчас узнаем, — сказал Бертран. — Держись.

Дестроер сорвался в крутое пике.

— Есть пуски, — доложил софус.

— Блокировать цепные реакции!

— Понял. Блокировать цепные реакции.

На этот раз пара ракет пронеслась довольно близко. Развернувшись, они легли на курс преследования. Но они уже лишились своих ядерных клыков, их детонаторы были повреждены бесшумным залпом. Оставалось немного подождать, чтобы двигатели ракет выработали горючее, тягаться в скорости со шнелльботом они не могли.

Снаружи опять ревел раздираемый воздух, появились порядочные перегрузки. Корабль оставлял за собой хвост превращенного в пар дождя. Бертран кружным путем уводил ракеты от группы островов, где теоретически еще могли оставаться люди. Попутно он прощупывал толщу воды электронными лучами. Но кроме подводной лодки никаких целей приборы не засекали. Внизу все так же перекатывались штормовые волны, а ураганный ветер раскачивал чечевицеобразное тело «Гепарда».

Радио замершей планеты по-прежнему молчало. Бертрану уже не очень верилось, что когда-то здесь люди слушали новости и метеорологические прогнозы. Он вспомнил картинки, отснятые накануне разведывательным «Скаутом» в Трое. Очень похоже было на декорации к давно вышедшим из моды фильмам ужасов.

— Готово. Обе шлепнулись, — сказала Луиза.

— Хорошо. Возвращаемся.

В нескольких милях от субмарины Бертран завис над морем и сбросил автоматический глубоководный аппарат. Разведчик быстро погрузился на заданную глубину, включил гидролокатор.

— Биологические шумы на борту лодки не прослушиваются, — доложил софус. — Лодка маневрирует курсом, скоростью, глубиной.

— Заметалась, — сказала Луиза. — Бьюсь об заклад, больше ракет на ней нет.

— Якоб, бери управление скафом. Постарайся перехватить субмарину. Возможно, придется повредить ей винты.

Ван Вервен молча кивнул. На его пульте уже сформировались органы управления подводным аппаратом, и он уверенно принялся за дело.

В миле под ними, повинуясь командным импульсам, маленький батискаф сложил антенны и бросился наперерез субмарине. Лодка его засекла, но почему-то не уклонялась, хотя все еще имела преимущество в скорости хода.

— У нас есть полчаса, — сказала Луиза. — Перекусим?

— Хорошо, что хоть в пище не отказывают, — проворчал Реджинальд. — Давайте есть по-человечески.

— Попробуем.

В задней части кабины управления имелся кофейный столик, вокруг которого и расположился экипаж дестроера, поручив управление «Гепардом» софусу.

— Люблю комфорт, — промурлыкал Реджинальд.

Но спокойной трапезы не получилось. Связь с батискафом прервалась. Океан вспучился еще — на этот раз от взрыва. Дестроер ощутимо тряхнуло ударной волной. Магнитные чашки со столика не посыпались, но вот их содержимое расплескалось. Бертран на секунду впал в смешную для своей должности растерянность, не сразу сообразив, что разлитый кофе не так важен по сравнению с тем, что творилось внизу.

Внизу, над поверхностью океана, быстро вырастало грибообразное облако.

— Так, — констатировала Луиза. — На лодке имелись еще и торпеды.

— Да, похоже на то.

— Вот черт, — возмутился Реджинальд, — и все-то у них с ядерной начинкой!

— Стреляют точно.

— Берт, пора кончать эти кошки-мышки. Сколько можно возиться?

— Микроволновый удар?

— Да.

— Реактор лодки может выйти из-под контроля.

— Блокируем цепные реакции.

— На большой глубине можем не достать.

— Попробуй сначала блокировать. Чему улыбаемся?

— Рад, что голова у тебя заработала.

— Чисто случайно, сэр.

— Твоя скромность пугает, — сказала Луиза.

— Давайте я порулю, — тут же предложил Реджинальд.

— Вот этого не надо.

Дестроер завис над тем местом, где шла лодка, и дважды разрядил энергонакопители. Внизу, на застывших волнах, мгновенно образовалась характерная мелкая рябь, словно море покрылось гусиной кожей. Секунду все молча всматривались в экраны.

Луиза вновь натянула сенсорный шлем.

— Как там, Лу?

— Момент. Лодка теряет ход. Да, точно, температура реактора упала на полтора градуса. Получилось, Берт. Цепные реакции блокированы. Давай микроволны.

В разговор вступил Ван Вервен.

— Погодите. Горизонтальные рули может заклинить в положении «погружение». Лодка тогда пойдет вниз и ударится о дно. Так мы ее утопим.

— Как же быть?

— Подстерегите момент, когда начнется какое-нибудь минимальное всплытие. Кажется, дно под ней повышается?

— Да.

— Тогда ждем.

Энергии лодке все еще хватало. Используя аккумуляторы, она плыла со скоростью более двадцати шести узлов, как и прежде не реагируя на радиоуговоры. Курс ее сначала зигзагообразно менялся, но потом выровнялся.

— В сорока милях к северо-западу начинается район подводных пещер, — предупредил софус. — Возможно, лодка попытается скрыться в одной из них.

— Было бы разумно, — кивнул Бертран.

— Во всяком случае — логично, — сказал Реджинальд.

— Не успеет, — заявила Луиза. — Рельеф дна повышается.

— Реджи, слышишь?

— Не только слышу, но и вижу. Лодка должна пройти над подводным хребтом через пять-шесть минут.

— Стреляй примерно в километре до гребня.

— Понял.

— Скорость — двадцать пять узлов, — доложил софус.

Бертран потер руки:

— Ага, падает.

Реджинальд усмехнулся.

— А ты сомневался?

— Сомневаться полезно, Реджи.

— Не сомневаюсь, кэп.

— Этого-то я и побаиваюсь в тебе, парень.

Микроволновый удар настиг беглянку там, где и планировалось, — в полумиле от вершины хребта Биба, на глубине шестьсот с небольшим метров. Приборы сообщали, что удар достиг цели, система управления либо повреждена, либо дезорганизована. Но по этой же причине автоматика аварийного всплытия не сработала, лодка на поверхность не вышла. Напротив, потеряв контроль за своим движением, подводный корабль сел на скалистый грунт. Через сброшенные гидрофоны был слышен скрежет металла.

— Сработано не слишком чисто, — отметил Бертран. — Воздух не шипит?

— Нет, — сказал Реджинальд. — Обошлось без пробоин.

Поколебавшись, добавил:

— Вроде бы.

— А ты усваиваешь уроки.

— А вы, конечно, сомневались, сэр.

— Нет. На этот раз — нет. Я же знаю, что ты трусоват. И чем тебе страшнее, тем больше болтаешь. Пожалуйста, перестань гладить свои коленки!

— Свои колени-то. Хочу — глажу.

— Ткань скрипит невыносимо.

— Хорошо, — сказал Реджи.

И начал вздыхать. Делал он это, как и все, что делал, весьма артистично.

Усилием воли Бертран заставил себя отвлечься от шумопроизводителя и сосредоточился на управлении. Приводнившись несколько в стороне, он выждал еще полчаса. За это время морская вода охладила раскаленную обшивку «Гепарда». Шипение, свист, бульканье за бортом утихли. Стал слышен ветер. Рассерженные волны так шлепали по броне, что брызги взлетали выше надводной части шнелльбота, раз за разом окатывая иллюминаторы.

— Так можно и морскую болезнь заполучить, — озабоченно сказал Реджинальд.

— Штормит, — меланхолично согласился Бертран. — Сам будешь спускаться в батискафе, Якоб?

Некоторые люди способны внушать уважение ничего для этого не делая, просто не суетятся. Обратиться к ним с прямым приказом практически невозможно.

Ван Вервен ответил не сразу. Подумал, потом спокойно кивнул.

— Робот слишком громоздок для осмотра отсеков.

Бертран заколебался.

— Знаешь, лучше повременить.

— Почему?

— Существует еще и ручное управление пуском торпед.

— Ты думаешь, там есть кому их пускать?

— Кто знает. Похоже, что на этой планете ни в чем нельзя быть уверенным. Не так ли, Реджи?

— Возможно, — допустил второй пилот.

— Так что же делать? — спросил Ван Вервен.

— Скоро к лодке подойдет вторая гидрофонная станция. Если с ней ничего не случится, тогда и начнем.

— Что ж, разумно.

— Якоб, поешь что-нибудь, — сказала Луиза.

— Спасибо, пока не хочу.

— Правильно, — одобрил Реджинальд. — При ранениях в живот... Ой, что-то не то болтаю.

Ван Вервен усмехнулся.

— При ранениях в живот? Ядерной торпедой?

— Да, да, молод и глуп, — согласился Реджинальд. — Обижаться на меня нельзя. Включить наружную вентиляцию? Обожаю морской воздух. Навевает, знаете ли. Паруса и все такое. Вдохнешь, бывало, полной грудью...

— Пожалуй, у тебя есть одно достоинство, — утомленно сказал Бертран.

— Ух ты! Какое?

— Инициативность.

— Может, оно и одно, — задумчиво ответил Реджинальд, — но его много.

— Даже очень.

— Верно. Так, где эта кнопочка, сэр?

— Знаешь, чем отличается мопс от глупса?

— Чем?

— Мопсов у нас нет.

— Да-а? — Реджинальд с сомнением покосился на Луизу. — Так где кнопочка, сэр?

— А вон там, рядом со счетчиками радиации. Видишь, огоньки мигают? Красные такие? Вдохнешь, бывало, полной грудью...

— Надо же! А я и не заметил. Луизка потрудилась на славу. Набабахала.

— Реджи, перестань меня цеплять, — начала сердиться Луиза. — А то знаешь.

— Эге! Сквозь косметику проступило лицо. Берт, ты не мазохист?

Тут Луиза не выдержала, слегка пнула его в ногу.

— Папе пожалуюсь, — пригрозил Реджинальд.

— Тихо, — сказал Бертран.

Оба примолкли.

— Нет, показалось. Лу, продолжай воспитание.

— Что показалось? — заинтересовался Ван Вервен.

— Да вроде пятно какое-то.

— Где?

— На дне.

Ван Вервен наклонился к его экрану.

— Не вижу.

— Показалось, значит.

— Вторая акустическая станция подошла к лодке, — доложил софус.

— Расстояние?

— Тридцать четыре метра от правого борта.

— Давай-давай, показывай.

Софус дал изображение со дна. Темный борт субмарины занял почти весь экран. Лодка лежала с заметным креном, так что в луче прожектора различалась поверхность палубы с кольцами люков над ракетными шахтами. Дальше к носу располагался обтекаемый нарост рубки. На ней светилась люминесцентная надпись.

— «Си Гвард», — прочел Реджинальд. — Морской страж, значит. Ну и кого подстерегал сей страж?

— Пора узнать, пожалуй, — сказал Ван Вервен.

— На всякий случай тоже подходи сбоку, — посоветовал Бертран.

— Хорошо.

— Берт, а можно мне с ним? — спросил Реджинальд.

— Нет.

— А Ты вообще умеешь говорить «да»?

— Умеет, — сообщила Луиза. — Хватит намеков, не то...

— Эх, нет в тебе утонченности, Луизка. Одни утолщенности.

Ван Вервен спустился в батискаф и задраил люки.

— Готов.

Дно «Гепарда» раскрылось, в его трюм хлынуло море.

— Отсоединяю кабели, — сообщил Бертран.

— Понял.

Батискаф с почтенным именем «Нерей» скользнул вниз. Ван Вервен тут же включил электромоторы на погружение, чтобы не стукнуться о дестроер. Под плоским брюхом шнелльбота сияло электрическое зарево. Благодаря сильным лампам вода некоторое время была совершенно прозрачной, едва заметной. Затем ожерелье прожекторов отдалилось, уменьшилось, слилось в смутное пятно, которое к тому же начало смещаться в сторону.

Внешний слой обшивки «Нерея», выполненный из сверхупругих композитов, начал сплющиваться под растущим давлением забортной воды. Объем судна при этом уменьшался, облегчая погружение.

— Быстро опускаешься, — проворчал Бертран.

— Нормально.

— Ладно, мудрыми советами мешать не буду. Но на связи остаюсь постоянно. Сообщай, если что.

— Добро.

Менее чем за четверть часа батискаф достиг дна и застопорил винты вертикальной тяги. Воцарилась тишина. Слышно было только потрескивание прочного корпуса от давления водной толщи. Никаких других звуков снаружи не доносилось. За пределами зоны освещения нависла плотная тьма.

Сориентировавшись по карте и сигналам «Гепарда», Якоб включил двигатели горизонтальной тяги, продвинув суденышко на сотню метров вперед. Туда, где приборы обнаружили отлогий подъем дна.

Свет носовых фар лег на илистую поверхность с обрывками белых, похожих на проволочные, спиралей. Так выглядят виргуллярии — особая форма глубоководных животных. Их вытянутые тела шевелились, колеблемые током воды. По этим движениям легко угадывалось направление придонного течения.

Оно оказалось попутным. С его помощью до цели можно было добраться минут за пятнадцать ускоренного хода. Вот только существовали сомнения в том, стоит ли применять ускоренный ход. До сих пор «Си Гвард» характер проявляла малодружелюбный. Но все складывалось вроде благополучно, а полной безопасности на свете не бывает... Ван Вервен дал полную мощность электромоторам.

— А профессор-то — ничего, — прокомментировал Реджинальд. — Может.

Бертран и Луиза промолчали, вглядываясь в экраны. Потом командир незаметно постучал по подлокотнику кресла, а Луиза перекрестилась.

Субмарина лежала на глубине, недоступной свету поверхности. Маленький автоматический скиф-разведчик освещал сверху ее среднюю часть. Тишину нарушал писк гидролокатора, да где-то в недрах «Си Гварда» шипел воздух. Якоб прислушался. На течь это было не похоже, поскольку не улавливались характерные звуки бьющей под давлением в сотни атмосфер струи. Струи, запросто ломающей человеческие кости. Пробоина на глубоководном судне такая вещь, что, раз увидев, не забудешь...

Прячась за грядой скал, Ван Вервен вел батискаф над самым дном. Крутой бок подводной лодки уже просматривался в передний иллюминатор. С него свешивались обрывки лееров. Придонное течение их пошевеливало, отчего казалось, что корабль обзавелся щупальцами. Это усиливало ощущение исходившей от него угрозы.

Конечно, торпеды, если таковые на лодке еще оставались, не должны взрываться поблизости от нее. К тому же перед батискафом по донному илу ковылял шестиногий робот. Прочный корпус позволял использовать «скорпиона» для подводных работ, причем часть его вооружения сохраняла действенность.

Но больше успокаивало то, что чувствительные детекторы разведчика не обнаруживали признаков активации боеголовок. Очень могло быть, что лодка исчерпала наконец свой арсенал.

Робот вскарабкался на подводную скалу, несколько возвышающуюся над корпусом «Си Гвард». С ее вершины он спрыгнул на ее палубу. Через гидрофоны послышался скрежет когтей. Спустя пару минут робот доложил:

— Я — «Скаут-46», ракетные шахты пусты.

Якоб удовлетворенно кивнул и приказал ему заварить крышки всех торпедных аппаратов.

— Приступаю, — коротко ответил «скорпион».

Цепляясь за перо руля, он спустился с палубы. Под кормовым свесом лодки возникло дрожащее зарево. Сначала с одного борта, потом — с другого. Через четверть часа робот заварил и носовые торпедные аппараты. «Си Гвард» перестала представлять угрозу для внешних объектов. Но что таилось у нее внутри? Не найдется ли там безумец, способный взорвать лодку вместе с собой?

Дождавшись исполнения своей команды, Ван Вервен повел батискаф вперед. Медленно вращая винтами, «Нерей» пересек щель между скалой и бортом лодки, завис над блестящей в лучах фар палубой. Через нижние объективы Ван Вервен видел окалину на кромках ракетных жерл, рубчатую поверхность противоскользящего настила, швартовые кнехты, воинственно задранный ствол скорострельной пушки. За рубкой, под колпаком стеклотитана, к палубе был принайтован разведывательный вертолет. Из сот внешней подвески машины выглядывали наконечники ракет. «Си Гвард» была оснащена со скрупулезным соблюдением всех правил и требований, предъявляемых к боевому кораблю эпохи Войн.

— Берт, видишь?

— Да.

— Что скажешь?

— Рассчитано на серьезного противника.

— Но противник оказался еще серьезнее?

— Увы. Удивлюсь, если внутри хоть кто-то уцелел.

— Я тоже. Ну ладно, начинаю.

Ван Вервен опустил батискаф над затопленной шахтой. Слабоватый насос «Нерея» долго откачивал из нее воду, но с задачей справился. Возникшее отрицательное давление плотно присосало днище батискафа к люку.

— Наверху все спокойно, — сообщил Бертран. — «Гепард-2» тоже ничего подозрительного не видит. В общем, мы последим, Якоб.

— Да, было бы неплохо.

— Профессор, мы будем на высоте, — пообещал Реджинальд. — Намного выше вас, уж извините.

— За что? — не понял Якоб.

— За невольное высокомерие.

— Любите играть словами?

— Все чем-нибудь играют.

— Даже я?

— Даже вы.

— Чем?

— В данный момент — тайной. До этого немного играли жизнью.

— Изящно сказано, Реджинальд. Мне нечего возразить.

— Космофлот, сударь.

По канатной лесенке Ван Вервен спустился в шахту. Там все еще чувствовался угарный запах ракетного топлива. Свет «Нерея» проникал до дна огромного стакана и там, у дна, делал видимой вогнутую поверхность двери. Было холодно. Сырость ощущалась даже внутри плотного гидрокостюма.

Якоб стукнул по металлу рукояткой фонаря. Резать стену не хотелось, поскольку потом, когда батискаф всплывет, в шахту вновь хлынет море, и через дыру вода попадет в один из отсеков лодки. Не по-хозяйски.

Ван Вервен спустился в лужу на дне шахты, отвел в сторону гибкую трубу, через которую «Нерей» откачивал воду, включил фонарь и осмотрел дверь. Разумеется, она была заперта, к тому же — частично оплавлена. Стенки шахты делали из не очень жаропрочного сплава. Рассчитывали на однократное использование... Замок не открывался.

Выхода не было. Пришлось пустить в ход резак. Но и в этой ситуации Якоб постарался принести минимальный вред — он поднялся почти к самому днищу батискафа и вскрыл шахту в самой верхней части, у «горлышка», в расчете на затопление только ограниченного подпалубного пространства.

— Приготовь оружие, — тихо посоветовал Бертран.

Ван Вервен молча пожал плечами. Он весьма сомневался в том, что найдет на борту хотя бы одну живую душу. А если и найдет, то не для того, чтобы стрелять.

Перед тем как попасть в экипаж «Вихря», Якоб Ван Вервен, профессор океанологии Принстонского университета, прошел многоступенчатый отбор, а потом его учили многому, не только вождению батискафа. Он был уверен, что сумеет обезоружить любого человека из экипажа лодки, поскольку тот неизбежно будет далеко не в лучшей форме после нескольких лет заточения в этих отсеках. Во всяком случае, среди членов экипажа «Вихря» Ван Вервену могли противостоять только старший офицер, да Рональд Пеккола, полковник корпуса космической пехоты ОКС, которому, как говорится, сам Устав велел. Было даже хорошо, что Реджинальда не отпустили, иначе за парнем пришлось бы присматривать, а это рассеивает внимание.

Внутри лодки все еще работало аварийное освещение, оставляющее неприятный сумрак по углам. Пахло тоже неприятно, но чем-то техническим, запаха тлена и разложения не ощущалось.

Конструкцию боевых подлодок старины Якоб специально не изучал, но все подводные суда имеют много общего. В принципе «Си Гвард» представляла всего лишь усложненный вариант «Нерея», и это помогало ориентироваться.

Первой заботой, конечно, являлось состояние реактора — энергетического сердца корабля. Несколько поплутав, наткнувшись на пару глухо задраенных люков, Ван Вервен все же достиг реакторного отсека. Там все оказалось в порядке. Аварийная автоматика сработала надежно, графитовые стержни по самые головки ушли в свои каналы, да и излучения «Гепарда» свое дело сделали. Так что взрыв не угрожал, можно было приниматься за выполнение главной задачи — выяснению того, что случилось с лодкой, и почему она так агрессивно встретила людей.

Еще по пути в реакторный отсек Якоб кое-что обнаружил. Да, на этом подводном корабле, несомненно, когда-то был экипаж. Об этом свидетельствовала разбросанная по пайолам, повисшая на приборах, пультах и спинках операторских кресел морская униформа. Складывалось впечатление, что команда внезапно покинула «Си Гвард», предварительно раздевшись донага, аккуратно вложив при этом в мундиры нижнее белье и оставив рядом обувь. Что все это могло значить?

Якоб пробрался в центральный пост и через аппаратуру «Нерея» рассказал о своих находках наверх.

— Опять чертовщина какая-то, — вздохнул Бертран. — Попробуй войти в компьютер.

— Уже пробовал. Вряд ли из него можно что-либо извлечь. Вы здорово постарались с волновым ударом. А может, кто-то еще до вас постарался.

— Ну... Не знаю, что и посоветовать. Ищи дневники какие-нибудь. Быть может, они вели рукописный журнал.

— Хорошо.

Якоб проверил места, где в принципе мог храниться судовой журнал. Но все сведения, по-видимому, записывались в память компьютера, которая, если и сохранилась, пока оставалась недоступной.

Якоб еще раз внимательно осмотрел все тесноватое помещение центрального поста. В нем находилось несколько офицерских мундиров. Струи воздуха от вентилятора, больше пяти лет неутомимо перегонявшего никому не нужный воздух, пошевеливали свешивающиеся с кресел рукава. Большинство мундиров лежали в похожих положениях, как бы имитируя живых людей, — куртки на спинках, брюки — на сиденьях кресел. Очевидно, здесь произошло нечто очень похожее на то, что случилось во многих домах Трои. Только одна куртка сползла вниз и лежала поверх брюк. Куртка капитана, как оказалось.

Якоб поднял ее. Во внутреннем кармане прощупывался какой-то плоский предмет, небольшая коробочка. Видимо, его тяжесть и стянула куртку на пол. Больно ударившись о тумбу перескопа, Ван Вервен перенес коробочку под аварийный светильник. Вещь оказалась карманным диктофоном. Он тут же нажал кнопку воспроизведения, почти не надеясь на удачу.

Но мигнул зеленый огонек, послышались шорохи, звуки дыхания, отдаленные голоса, лязг металла, шипение сжатого воздуха, вырывающегося на свободу. Прибор работал.

Якоб понял, что не зря потратил столько энергии, пробираясь на «Си Гвард». Он положил коробочку на штурманский столик и присел на какой-то ящик.

Качество записи было весьма неважным, большая ее часть требовала добротной компьютерной реставрации, но многое слышалось достаточно отчетливо, особенно громыхающий бас, принадлежавший, по всей видимости, хозяину диктофона. Лучше всего сохранилась последняя часть записи, как раз и представляющая наибольший интерес.

— «...ничего не видно... Нет, нет держитесь прежнего курса. Сорок узлов, и ни футом меньше. Так, хорошо. Девиация? Ерунда! Нашел, о чем сейчас плакать. Потап, не сопи в ухо. Что за привычка! В самый напряженный момент. Да понял, понял. Прицел действует? Вот и стреляй. Конечно, прямо сейчас, когда же еще? Забудь ты про экологию, малохольный! Черт, какой же это флигер, вислоухие?! Сбивать, сбивать и сбивать!»

В фонограмму ворвался рокочущий грохот.

— «...давно бы так... видишь, совсем не больно. Отсчет! Нет, одной хватит. Запрос Трои? Ответь, что ведем бой, подробности — письмом. Впрочем, не отвечай ничего. Сначала надо объясниться с этими тварями, потом уж с президентом. Какие огурцы? Это код такой? Нет? Маринованные? Рассыпали? Дурдом! Живы будем, я те устрою, гурман! Я те покажу закуску в Центральном посту! Кто подбирается, что подбирается? Э, это надо пресечь. Гидролокатор их не цепляет? А резервный? Ладно, потом разберешься, наводи по радару. Кормовые торпедные аппараты — товсь! Залп без дополнительной команды, сразу, как только... Право — сорок градусов, пузырь в носовые цистерны, полный ход! Ну, держитесь, волчары. Сейчас будет гидродинамический блям-блям. Да всплываем. Как ты догадался? Знаю, что не манна небесная, а что делать прикажешь?...торпеды вышли... как нет детонации? Уже на борту? Ну вот. Дождались, экологи. А у нас огурцы рассыпаны... Черт возьми, Ёсинака, чего ждем? Устав забыл? Задраить отсеки! Приготовить личное оружие! Гордитесь, первый случай абордажа в подводном положении. Да, представь себе, покорно пожираться не намерен. Потап, опять в ухо? И это — перед смертью?! Весь пафос... О! Так вот они есть какие... Ур-роды! Получайте...»

Из коробочки раздался щелчок выстрела, а потом послышалось что-то вроде звука откупориваемой бутылки, голоса смолкли. Якоб продолжал сидеть на ящике, все еще сжимая диктофон. Из задумчивости его вывел Бертран.

— Нашел что-нибудь?

— Ты же слышал.

— Да. Хотел бы я тоже видеть этих уродов.

— Погоди, увидишь еще.

— Больше ничего не нашел?

— Ничего существенного. Обстановку заснял.

— Хорошо. Бери диктофон и быстро возвращайся. Очень быстро.

— Что так?

— Приказ «Вихря». Там зреют решительные действия.

— Уже?

— А сколько еще ждать? Будь что будет, не так ли Реджи?

— Якоб, возвращайтесь, — сказал Реджинальд. — Луиза обед приготовила. Может съесть.

На этот раз его юмор показался особенно неуместным. Слушать про какой-то обед на борту корабля, экипаж которого не дрогнул в бою с загадочным и, видимо, страшным противником...

Ван Вервен поднялся с ящика и неловко поклонился креслу капитана. Что еще полагается делать в подобных ситуациях, он не знал.

Где-то капала вода, словно подводная лодка «Си Гвард» роняла слезы. Тумба перископа, плафоны аварийного освещения, стереофотография обнаженной женщины, кресла, экраны, пайолы — все было покрыто сконденсировавшейся влагой. В последнем пристанище подводников становилось зябко. Неживая тишина угнетала.

— Якоб, пора, — поторопил Бертран. — Лодка протекает.

— Иду.

Захватив диктофон, по винтовой лесенке он спустился в коридор верхней палубы. Вдоль накренившейся стены тек ручей. У отсечной переборки скопилась глубокая лужа, и вода уже переливалась через комингс. Над приоткрытой дверью как-то нехотя мигала аварийная лампа. Снизу, из шахты лифта, поднимался едкий туман от поврежденных аккумуляторов. Оттуда же доносился характерный вибрирующий гул, с которым струя большого давления хлещет в пустую емкость. Тот, кто хоть раз слышал, такое не забывает.

— Якоб, ты идешь? У нас тут веселее, хотя и качает.

Приняв на борт батискаф, Бертран не стал терять времени. «Гепард» стартовал прямо по вертикали. Бушующие волны остались внизу. Впереди заметались тучи, словно пытавшиеся прилипнуть к обшивке и удержать шнелльбот. Слой облаков был толстым, но с четкой верхней границей, закончился без перехода. Распахнулась чистая голубизна неба, сгущающаяся в зените.

Бертран не сбрасывал ускорения. Басовито ревели двигатели, вибрировал корпус, навалились перегрузки. Но на высоте в тридцать километров траектория полета начала искривляться, тяжесть спала. Спинки кресел постепенно приобрели привычный наклон. В правом окне показалось оставшееся внизу облачное покрывало. Его поверхность ослепительно блестела. Воздух над облаками был кристально прозрачен. Вдали раскинулась огромная радуга.

А через левое окно, все больше становящееся верхним, заглядывала густая синева с крапинками звезд.

— Какая красивая планета, — сказала Луиза. — Настоящий цветок космоса. Жаль...

— Приманка и должна быть красивой, — отозвался Реджинальд.

Бертран прокашлялся

— Реджи, ты почему раскрыл жалюзи без команды?

— Что, и поговорить нельзя?

— При чем тут — поговорить? Я спрашиваю о броневой защите окон.

— Ах это. А я-то подумал...

— Послушай, чтобы больше такого не было. Мы не в учебном центре, кадет.

— Да ладно, — сказала Луиза. — Надо же полюбоваться. Якоб, неужели под водой вам нравится больше?

Ван Вервен отрицательно покачал рукой.

— Не такой уж я фанатик профессии. Подводная красота сумрачна. Пройденный нашими далекими предками этап эволюции. А здесь дышится как-то...

— Как?

— Радостнее.

— Это точно. Человек создан для воспарений, а не утоплений, — изрек Реджинальд. — Истинно говорю я вам.

— Дело не только в этом, — признался Ван Вервен. — Можете считать меня мнительным, но чем ближе к центру Кампанеллы, тем тревожнее.

— Еще бы, — кивнул Реджинальд. — В планетном ядре условия для человека очень тревожные. Некомфортные.

Вскоре они вышли на орбиту. Дружески помигав огнями, сбоку пристроился шнелльбот-страховщик. Он подошел так близко, что в окне приплюснутой башенки управления различалась физиономия что-то жующего командира. Реджинальд показал ему язык. Баллард поперхнулся и погрозил кулаком. Потом листы обшивки раздвинулись, башенка целиком погрузилась в корпус дестроера.

— Вот чудак! Обиделся, — сказал Реджинальд.

Бертран вызвал на связь соседа:

— Абрахам, ты же знаешь, кто это был.

— Понятно, — сказал Баллард. — Извинения приняты. В остальном, надеюсь, у вас порядок?

— Да, спасибо. Ты летишь с нами?

— Нет, останусь на орбите.

— Спокойного дежурства! Конец связи.

— Реджи, тебя хоть кто-нибудь любит? — спросила Луиза.

— Да все любят. Только еще не поняли, поэтому пока терпят.

18 августа

Эта маленькая коробочка с подводной лодки привела к простой мысли: а что, если и «Звездный Вихрь» постигнет такая же судьба? И если запись в этом диктофоне уцелела в прошлый раз, кто знает, не уцелеет ли повторно? Поэтому приборчик отныне будет при мне.

Рональд успел его окрестить амулетом суеверия. Амулет так амулет. Для меня он прежде всего знак обязательства перед грубым, но отважным мужчиной, командовавшим «Си Гвардом». Так же, как и перед остальными жителями планеты. Все же надеюсь, это — не единственное, что после нас останется. Обязана надеяться. О каком-то ином исходе думать не хочется. Иной исход будет означать, что земляне не в состоянии совладать с силой, которая здесь проявилась. И что тогда?

19 августа

Итак, накануне обезврежена вооруженная подводная лодка, которой кампанелляне пытались прикрыться от неведомой опасности с моря. То, что они собирались обороняться не только на суше, но и на море, отражает глобальный характер интервенции. После споров, прений и обсуждений мы пришли к выводу, что средства нападения представляли собой множественные обособленные объекты, запрограммированные на поиск и захват (истребление?) высокоорганизованных форм жизни. Нападение произошло внезапно, развивалось стремительно, отличалось огромной, если не абсолютной, эффективностью. Так может протекать только тщательно спланированная акция с четко поставленной задачей. Все офицеры в этом убеждены. Я тоже согласна. Более того, считаю, что это было проявлением мощного интеллекта, стоящего на высшей по сравнению с нами ступени развития. Не все с этим согласны. Рональд не исключает вмешательства автоматической системы, творцов которой уже не существует. Но в любом случае на Кампанелле мы нашли следы действия еще неведомой землянам силы, смысл этого действия пока загадочен. Будем вести поиск. Завтра предложу десантирование, время для него пришло. Думаю, большинство высадку одобрит. Риск, конечно, есть. Случайно или нет, первый рейд «Гепарда» оказался успешным. Но кто знает, может, призраки и не исчезли? Затаились, подстерегают, шевелят усами. Ждут, когда мы потеряем бдительность, приоткроемся. А чтобы их обнаружить, придется рисковать.

Трудно сказать, какое время нам отпущено. Счастье, что мы располагаем «Вихрем» со всеми его возможностями. Возможностей транспортного звездолета «Альбасете» явно не хватило.

4. ДЕСАНТ

КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ ОТКЛЮЧЕНА.

ВООБЩЕ ВСЯКАЯ СВЯЗЬ ОТКЛЮЧЕНА.

— Ронни, Ронни.

— А? Что?

— Ничего. Просто люблю тебя.

— Это ты... правильно, командор.

По прозрачной крыше конференц-зала бродили охранные роботы. Казалось, они подсматривают за тем, что творилось внизу, где собрались люди. Они собрались в необычно большом количестве и продолжали подходить.

Рональд и Маша пришли в числе последних. Рональд поспешил затеряться. Из-за их романа он чувствовал себя нарушителем субординации. Ничего не мог поделать со своим предрассудком, корни которого тянулись еще к академии в Вест-Пойнте.

Маше же затериваться не позволяла должность. С официальным видом она начала спускаться между креслами амфитеатра. В глубине души она тоже хотела как можно меньше привлекать внимания, но из этого ничего не получилось.

— Славно выглядишь, командор!

— Мари, нужно принимать решение наконец. Ты понимаешь, о чем речь?

Маша кивнула.

— Один взгляд, повелительница!

В проходе почтительнейше раскланивался Хосе. Маша помахала платочком и прошла к председательскому месту. На правах старейшины там сидел худой и высоченный Ван Вервен. При ее приближении океанолог встал. Первая леди стала напоминать студентку перед грозным профессором.

— Предисловия нужны? — спросил Ван Вервен.

Маша взглянула на него снизу вверх, вздохнула и покачала головой. Ван Вервен кивнул и повернулся к аудитории.

— Большой совет объявляю открытым, — хорошо поставленным голосом объявил он.

Все собравшиеся когда-то были студентами. Разговоры в зале стихли. Кто-то в задних рядах традиционно закашлялся.

Маша поправила платье. Изящное, но очень строгое. Она тоже волновалась. Впервые за многолетнюю карьеру ей предстояло принять решение, ставящее под совершенно реальную угрозу человеческие жизни.

— Коллеги! Почти все, что можно узнать с орбиты, мы узнали. Результаты всем известны. К сожалению, ответа на главный вопрос: что случилось на Кампанелле? — нет, как ни важно нам знать, возникло ли новое страшное заболевание, проявилось ли действие неизвестных сил космоса, либо перед нами — результаты осмысленного вмешательства. Между тем наш долг — найти людей. Помощь все еще могут ждать. Там, внизу. Считаю, что поиски объяснений пора совместить с поиском уцелевших. Уверена, одно другому не только не помешает, но и поможет. Поэтому предлагаю начать полномасштабное обследование планеты — суши, воды, полостей коры. Словом, пора высаживаться. Разумеется, соблюдая все возможные меры предосторожности. У меня — все.

Зал молчал.

— Кто хочет высказаться? — был вынужден вмешаться Ван Вервен.

— Милдред Мишо.

— Прошу.

Поднялась энергичная чернокожая женщина, начальник аналитического центра экспедиции. Тряхнув многочисленными косичками, она сказала:

— Должна уточнить, что с орбиты можно собрать еще много информации, хотя и не это главное. Я не могу представить заболевания, уничтожающего даже скелеты, тут что-то другое. Маша, трудно не понять твоего порыва. Все хотят поскорее найти кампанеллян. Но хочу обратить внимание на одно обстоятельство. Мы слишком быстро попривыкли к тому, что исчезло население целой планеты, а зря. Происшествие как было, так и остается невообразимым. И раз оно случилось на Кампанелле, может случиться еще где-то. Не хочу пугать, но получается, что на нас лежит ответственность за все обитаемые планеты, понимаете? Пока есть возможность не рисковать, мы не имеем права рисковать. Следующий хорошо оснащенный звездолет здесь долго не появится, Земля еще ничего не знает. Если же большую часть экипажа бросим на поиски, мы распылимся по площади в сотни миллионов квадратных километров. Люди окажутся без надежного прикрытия, станут беззащитными. Не зная даже перед чем. У меня все.

— Спасибо, — сказал Ван Вервен. — Кто еще против высадки?

— Да я не против высадки, — пожала плечами Милдред. — Рано или поздно, сделать это придется. Вопрос лишь в том, когда, где и какими силами.

— Тогда уточните свое предложение.

— Предлагаю сначала послать небольшую группу, сосредоточив на ее охране максимальные силы. Осмотреться, узнать, к чему это приведет. А потом, исходя из обстоятельств, либо ее вернуть на борт, либо постепенно расширить поисковую партию.

— Что ж, резонно. Хотя сроки поисков при этом неизбежно растянутся. Кто еще хочет взять слово?

Поднялся Александер Мбойе.

— Напоминаю, что каждый имеет право рисковать собой. Пусть отправляются добровольцы. Столько, сколько наберется. Лично я высаживаюсь. Кто еще?

В зале поднялись руки.

— О, — сказала Маша. — Не так много. Учтите, что вернуться можно будет только после тщательного медицинского обследования. Доктор Инти, какой срок карантина установим?

— Не меньше двадцати одного дня.

Маша секунду подумала.

— Принято. Но тогда все главные специалисты должны оставаться на «Вихре». Александер, не надо протестовать. Займись лучше планом операции. В первой партии пойдут шесть человек. Старший — полковник Пеккола. Предосторожности — максимальные. В частности — патрулирование района высадки дестроерами. Скафандры высшей защиты. Крейсер подтянуть к планете еще ближе, на расстояние действенного огня. Задача — прикрывать дестроеры. Ну и тому подобное.

— Вариант «большого зонтика»? — спросил Мбойе.

— С элементами «слоеного пирога».

— Прошу разрешить командование шнелльботом.

— Нет.

— Я хороший пилот.

— Все равно — нет.

— Почему?

— Потому что Милдред сказала разумную вещь. Александер, твой опыт сейчас важнее твоей смелости.

Под погонами старшего офицера набухли мышцы. Он поднял кулаки к прозрачному потолку, то ли протестуя, то ли взывая о справедливости:

— Матриархат!

— Какой актер пропадает, — с сожалением заметила Милдред.

Мбойе побагровел.

Ночь заканчивалась. В предрассветном сумраке уже сияли вершины гор, хотя их подножия утопали в глубокой тьме. Из этого мрака проступали размытые, чуть более светлые пятна облаков. Обширная горная страна, плывущая под днищем десантного корабля, одним краем просматривалась в дымке восхода, а вот противоположный различался только на экранах радиолокатора.

Внизу же располагалось знаменитое Вулканное Кольцо, одна из достопримечательностей Кампанеллы. Телескопы позволяли различать черные провалы ущелий, полосы ледников, извилистые нити рек, озера, пламенеющие кратеры, окруженные сетками светящихся лавовых трещин. Но во всем впечатляющем царстве скал, снега, огня и воды что-либо доселе неизвестное человеку отсутствовало.

Абрахам Баллард, пилот «Гепарда-2», еще раз сверился с полетной картой и нажал кнопку вызова. Ожил экран связи с «Вихрем».

— Слушаю, — отозвался Мбойе.

— Мы готовы.

— Разрешаю.

Баллард помахал ему перчаткой и включил программу спуска. Софус немедленно выстрелил за борт сверток металлизированной пленки. В разреженной тропосфере она быстро наполнилась газом, превратившись в копию шнелльбота, внешне неотличимую от оригинала. Поблескивая в первых лучах Эпсилона, фантом начал отставать.

— Есть обманка, — доложил софус.

— Программу продолжать, — отозвался Баллард.

Вспыхнули огни предупреждения. Корабль включил тормозные дюзы и начал проваливаться. Только что взошедшее оранжевое светило поспешно упало за горизонт — видимо, за компанию. В пилотскую кабину проник гул двигателей, свистящие атмосферики на время прервали радиосвязь. Перегрузки развернули кресла экипажа спинками вперед. Изображения на кормовых и носовых экранах при этом автоматически поменялись местами.

— Пора закрыть окна, — сообщил второй пилот.

Баллард кивнул.

— Эй, десант, как вы там?

— Порядок, Абрахам. Очень красиво. Пронзительная красота.

— Да, да, — пробормотал Баллард, окидывая взглядом приборы. — Пронзительно красиво бывает тогда, когда любоваться некогда.

Но проблем вроде не предвиделось. Следуя программе, корабль летел на восток, и вскоре Эпсилон взошел повторно. Озаренная его светом, внизу проплыла величественная розово-голубая вершина. Пропустив ее под брюхом, «Гепард» продолжил спуск.

Каменистая поверхность планеты приближалась. Уже проступало дно ледниковой долины. Под объективами замелькали трещины, торчащие из снега утесы. Обгоняя собственный рев, оставляя километровый шлейф выхлопных газов, сдувая шапки сугробов, дискоид ворвался в ущелье и понесся вдоль границы света и тьмы, постепенно забирая к северу. Баллард был вынужден накрыть объективы левого борта плотными светофильтрами, иначе не выдерживали глаза.

Скрыть высадку со шнелльбота от современных средств наблюдения невозможно, реально лишь получить выигрыш по времени, поэтому главная ставка делалась на стремительность.

— Хелло, «Гепард», я — «Вихрь», вижу вас отчетливо. Пространство спокойное, отвечать не надо. Конец связи.

Корабль опустился ниже гребня хребта, в феерию льда, снега, базальтовых и сиенитовых скал, рассмотреть которые из-за скорости уже было невозможно. На нижних экранах разматывались диссонирующие ленты резких пурпурного и фиолетового цветов — снег на свету и снег в тени. Какие-то детали на нем не различались, смазывались из-за скорости.

Выше панорама оставалась доступной человеческому зрению. С одного борта разгорался восход — оттуда лились потоки света, а с противоположной стороны холодно блестели звезды. Но там уже хорошо различался переход от черноты в насыщенную синеву.

— Да, впечатляет, — пробормотал второй пилот. Он был художником, поэтому Баллард покосился на него с настороженностью, поскольку знал, что этот романтик может предаться грезам.

— Не беспокойся, бдю, — усмехнулся напарник. — Но пришельцев пока нет. Очень скоро все наши предосторожности могут показаться нелепыми.

— Твоими устами, Матти...

Следуя изгибам ущелья, софус короткими включениями дюз бросал шнелльбот из стороны в сторону, через каждую пару секунд вдавливая людей в кресла.

— Абрахам, я «Гепард-1». Подходите к развилке. Отвечать не надо.

Никакого желания отвечать у Абрахама не было сразу по нескольким причинам. Главная из них заключалась в том, что по курсу неотвратимо вырастала седая громадина. В морозном тумане проступали контуры скал. С далекого еще склона сорвалась лавина, за ней — вторая.

Не сбавляя скорости, шнелльбот мчался к подножию пика. Абрахам не удержался и поднял руки к пульту. Но страховка не потребовалась. Софус в последний момент переложил рули, дискоид ушел влево, прижавшись к скалам восточной гряды. По интеркому было слышно, как в десантном отсеке кто-то шумно выдохнул.

Дух переводить оказалось рановато. Сразу за пиком долина раздваивалась. «Гепард-2» проскользнул в полукилометре от склона, обрушил серию лавин, перелетел хребет, миновал скальные ворота, после чего проник в очередную долину. Гася скорость, включились передние дюзы. Дальше полет продолжился в режиме слалома между отдельно стоящими утесами, сопровождаясь отчаянной болтанкой. В кабине стало почти тихо, поскольку двигатели перешли на малую тягу. Но в этой относительной тишине стал различимым скрип.

Баллард приподнял веки и обеспокоенно взглянул на приборы. По всему пульту устойчиво горели зеленые огни. Курсограф чертил замысловатые каракули, трехмерные голограммы свидетельствовали о штатной работе систем. Температура и давление в камерах сгорания поддерживались с точностью до долей процента. Разогрев обшивки не выходил за пределы допустимого, реактор исправно выдавал энергию. А скрип продолжался.

Борясь с тошнотой, Абрахам затребовал цифровую сводку, но и она ничего не прояснила в причине постороннего звука.

— Ты только не катапультируйся, — прохрипел второй пилот. — Это мое кресло скрипит. Надо садиться на диету...

— Ашшурбанапал! Зачем так долго веселился один?

— Это трудно... назвать весельем, — отозвался Матти. — Уф! Кажется, подходим?

— Верно.

— «Гепард-2», я — Мбойе. Осталось пятьдесят секунд.

— Понял. Включаю отсчет.

Ущелье расширялось. На его дне все чаще попадались открытые участки грунта. Снег сохранялся по большей части у северо-восточной стены, все еще скрытой тенью.

— Ронни, будьте готовы.

— Понял, готовы.

Сбросив скорость, шнелльбот миновал последние повороты. Каньон словно распахнулся. Впереди, меж двух нависающих ледников, открылась спокойная гладь озера Горных Духов. Снизившись до воды, дискоид направился к противоположному берегу.

— Ронни, пошел!

Днище «Гепарда» распахнулось. Из него вывалился первый флигер. Подняв фонтаны брызг, машина скрылась под водой, потом вынырнула, включила тягу, отползла в сторону.

— Дай малый ход, — посоветовал из озера Рональд. — Выбрасывай через две секунды.

— Понял, понял. Удачи вам!

— Не возражаю.

В озеро упал флигер Игнаца. Рональд тем временем завис над галечным пляжем и развернулся. Похожий на некое яйцекладущее чудовище, шнелльбот шлепал флигеры один за другим. Наконец выпала шестерка, машина Хосе.

— Абрахам, все в порядке. Двигай дальше.

— Удачи вам, Ронни!

— Да спасибо, спасибо. Начинай петлять.

Грохочущий столб воды и пара взметнулся над озером. Когда он опал, дестроера на месте уже не оказалось. С ревом набирая высоту, корабль устремился на северо-запад. Теперь ему предстояло сыграть роль куропатки, уводящей хищника от выводка.

Рональд посмотрел вверх. В утреннем небе спокойно проплывал «Гепард» Бертрана, прикрывавший место высадки. Его, в свою очередь, страховал Барановский, а Нолан находился в резерве. «Большой зонт» раскрывался и пока ни за что не зацепился. Дальше все зависело от самого десанта. И от того, что ему будет дозволено.

Один за другим флигеры подтянулись к тому месту, где из озера вытекала прозрачная речка. Их нагоняла поднятая дюзами шнелльбота крутая волна. Водяной вал захлестнул последнюю машину, покрутил ее, потом играючи швырнул через осыпь. Пилот совладал с управлением уже после того, как дважды перевернулся. Произошел первый сбой в ходе операции.

— Хосе, как ты там? — на всякий случай спросил Рональд.

— Да вот, решил принять душ.

— Пойдешь замыкающим.

— Суров, батюшка.

— А мы не на прогулке. Внимание всем! Напоминаю, дистанция — сто пятьдесят метров, строй кильватера, повороты совершать способом «все вдруг». Поехали!

Рональд прошел над незадачливым флигером, через кабину которого тек ручей. С импульсивным Хосе, любителем бравад и эскапад, всегда что-нибудь приключалось. Знай Рональд этого героя салонов чуть меньше, на первую вылазку ни за что бы не взял. Но Рональд знал его очень давно и с разных сторон. Поэтому спокойно скользнул мимо.

Выдвигая крылья и воздушные рули, за ним двинулись остальные.

— Напоминаю порядок. Четные номера наблюдают с правого борта, нечетные — с левого. Хосе, отвечаешь за то, чтобы нас не клюнули сзади. Вверх поглядываем все.

— Чего же мы все-таки боимся?

Рональд не любил риторических вопросов, поэтому промолчал. Он вел строй «змейкой». Флигеры одновременно бросались то влево, то вправо от генерального курса, затрудняя прицельный огонь и действуя по всем правилам высадки на враждебную планету Предела Освоения.

В голове привычно укладывались, ничуть не мешая друг другу, показания приборов и детали ландшафта. Вот что в голову не укладывалось, так это то, что на сей раз Предел располагался всего в одиннадцати световых годах от Солнца. Но Рональд привык не тратить энергии как на ненужные вопросы, так и на бесполезные переживания. Предел есть Предел, где бы он ни находился. И если уж выбрался на тропу, будь добр, не размышляй тогда, когда от тебя требуется наблюдение. Почаще верти головой. Глядишь, оная и уцелеет.

Флигеры тенями скользили вдоль русла. Минут через двадцать ускоренного хода горы расступились, поток разлился в степенную и глубокую реку, извивающуюся по зеленой долине. Все чаще попадались деревья, сначала одиночные, потом более многочисленные, сливающиеся в рощи. Никаких тревожных сообщений сверху не поступало. Воспользовавшись этим, Хосе решился нарушить молчание.

— Здесь хорошо смотрелся бы замок какого-нибудь владетельного феодала, — заявил он. — Игнац, ты хотел бы стать герцогом?

— Узаконенным эгоистом? Нет, — отозвался Игнац.

Поскольку разговор шел по лазерному лучу и подслушан быть не мог, Рональд не стал его прерывать. Легкая болтовня поддерживает работоспособность мозга.

— Ты соблазны-то представляешь? — удивился Хосе.

— Ну, в общих чертях. Рональд, что это по курсу справа?

— Камень. Обычный ледниковый валун.

— На карте его нет.

— У нас карты одиннадцатилетней давности.

— Думаешь, за одиннадцать лет здесь мог пробежать ледник? — насмешливо спросил Хосе.

— Не думаю. Но камень могли перенести люди.

— Для украшения пейзажа?

Рональд не ответил.

— Слетать? — предложил Игнац.

— Программой не предусмотрено.

— ..."не держись уставу, яко слепой — стены..." — пропел Хосе.

Рональд взглянул вверх. «Гепард-1» исправно плыл там, где ему и полагалось, — чуть в стороне и чуть впереди.

— Только быстро.

— А я медленно не умею, — рассмеялся Игнац.

Он ушел в сторону и отстал.

— Маневр вижу, — сообщил Бертран со своих высот. — Подстрахую.

Рональд отвечать не стал. Достаточно было и одной вольности.

Флигеры тем временем бреющим полетом пересекли реку, поднялись над плоскогорьем и, как предусматривал план, вытянулись в цепь. Место назначения приближалось. В наушниках прозвучал голос Мбойе:

— Рональд, поберегитесь. Шарик падает.

Снаружи уже слышался гул. Просигналив фонарями, Рональд мягко убавил ход своей машины. Другие флигеры послушно повторили маневр.

Гул быстро усиливался, превращаясь в тяжелый грохот с трескучими раскатами. Над горами появился раскаленный болид. Вытянув огненный хвост, он быстро приблизился, и над плоскогорьем заплясали шквальные смерчи. Флигеры тряхнуло с такой силой, что Ио с Хосе даже столкнулись. С Хосе вечно что-нибудь случалось.

Промчавшись дальше, огненный шар неожиданно погас. В нескольких километрах по курсу он грохнул, развалился на половинки, которые скрылись в клубах песка и пыли.

— Все в порядке, — сообщил Мбойе. — Можете заселяться.

Но сразу заселиться не получилось. Когда десантники достигли места падения, оба полушария аккуратно лежали на обдутом скальном грунте. Но над ними струился раскаленный воздух, потрескивала закопченная обшивка, а в радиусе полукилометра тлел кустарник. Ио, Хосе и Турумалай на всякий случай принялись гасить его выхлопом двигателей.

— Вы несколько опередили график, — извиняющимся тоном сказал Мбойе. — Придется подождать.

Рональд впервые включил радиостанцию.

— Игнац, ты в порядке?

— Да. Скоро догоню.

Он ответил с некоторой задержкой, как будто вернувшись из мира грез. Такое состояние для десантника не очень приветствуется. Рональд вновь промолчал, но запомнил.

Ждать пришлось не очень долго. Со стенки одной из полусфер посыпались куски черного металла. В ней возникла трещина, превратившаяся в треугольную щель.

— Есть открытие технического модуля, — доложил Рональд.

Два арбайтера протиснулись между раздвинувшимися листами обшивки. Они тащили гантелеобразный концентратор поля. Миновав стайку флигеров, роботы установили его в южной части выгоревшей зоны. Такие же гантели появились на севере, западе и востоке.

— Внимание! Говорит софус базы «Орешец». Просьба заякорить машины. Провожу пробное включение поля.

Ближайший концентратор приподнялся. Вокруг него образовалось дрожащее марево, опираясь на которое полутонное устройство всплыло и зависло над землей. Взметнувшаяся воздушная волна тряхнула флигеры.

— Поле действует, — удовлетворенно констатировал софус. — Можно покидать машины.

Кабины раскрылись, из них одна за другой выбрались закованные в броню фигуры.

Снаружи скафандр высшей защиты выглядит на редкость нелепо — удлиненное безголовое яйцо, из которого торчат металлические ручки и ножки с утолщениями на суставах. Но такая голенастая конечность способна развивать усилие в несколько тонн. Поэтому когда одно яйцо шутя толкнуло другое, последнее немедленно грянулось оземь.

— Хосе, не балуй, — недовольно сказала Ио.

Когда прилетел флигер Игнаца, из основания второй полусферы выдвинулся тубус с овальной дверью на торце.

— Температура нормализована, — доложил софус. — Можно входить.

— Наконец-то!

Фигуры заковыляли ко входу.

— Шлюзоваться — по одному, — напомнил Рональд. — «Вихрь», высадка произведена. Все благополучно.

— Наши поздравления, — отозвался Мбойе.

Базовый лагерь разведывательной партии расположился в сорока километрах южнее Трои. Софус немедленно принял руководство над роботами, ведущими поиск в городе. А люди получили два часа на отдых. Но уже через час пришло экстренное сообщение, и Рональда разбудили.

— Спутники обнаружили шлюпку с «Фламинго», — сказал Мбойе. — Вставь себе в план. Осмотрите. Когда будет свободное время.

Спросонок Рональд не сразу понял, о чем речь.

— Какой «Фламинго»?

— Ну, тот самый лайнер, который должен был стартовать к Земле, но пропал вместе с населением планеты.

— Не вместе, а в то же время, — поправил Рональд.

— Какая разница?

— Причинно-следственная.

Разобраться в ощущениях — первая задача интравизора, приступающего к работе. Рональд стоял на площади перед ратушей и озирал окрестности. День выдался очень светлым. Подмывало назвать его солнечным, но не получалось, поскольку над головой сияло вовсе не Солнце. Приходилось считать, что погода выдалась эпсилонной.

Небо над безлюдной столицей Кампанеллы голубело точно так же, как и земное небо начала апреля где-нибудь в средней полосе Северного полушария. И в то же время отличалось. Странное небо, небо без птиц, небо без летательных аппаратов, если не считать высоко плывущей одинокой блестки дестроера. Странное небо, странное даже для того, кто повидал небеса десятков планет. И вроде бы все объяснимо — исчезли люди, а вместе с ними и птицы, поэтому летать больше некому. Тем более что и те, и другие летали здесь далеко не всегда.

С площади перед ратушей Рональд долго разглядывал это пустое небо. Чем-то оно завораживало. И чем-то настораживало. Ему казалось, что оно засасывает. После трех суток бесплодных поисков это вполне объяснялось. Но дело было не только в накопившейся усталости, он был уверен. Небо Кампанеллы навевало. Рональд почуял приближение смутной догадки. К сожалению, его отвлекли. Подошло яйцо с надписью «Ио», и настроение мгновенно улетучилось. Ничего не поделаешь. В жизни интравизора такое случается сплошь и рядом. Если бы заранее знать, когда начнется очередной наплыв, можно было бы изолироваться. Но заранее известно это бывает редко. Рональд подавил невольное раздражение ничем не виноватой Ио. Теперь требовалось сменить обстановку, дать новую пищу подсознанию.

— Новости есть? — спросил он.

Яйцо покаянно развело манипуляторы.

— Ладно. Залезай во флигер.

— Куда летим?

— Посмотрим шлюпку с «Фламинго».

Яйцо подняло манипулятор так, словно собиралось почесать затылок.

— Надо же разнообразить меню, — сказал Рональд.

— Хвала мудрости твоей, о вождь, — сказала Ио. Потом жалобно добавила: — Есть хочется.

— Перекуси из запасов скафандра.

Ио молча переступила железными ногами. Рональд удивился.

— Что, уже ничего не осталось?

— Это преувеличение! — возмутилась Ио.

Рональд фыркнул.

— Вот и съешь свое преувеличение. Ладно, не горюй, долго мы не задержимся.

Они поднялись, пролетели над шпилем ратуши, набрали высоту и скорость.

Шлюпка была обнаружена среди бесплодной пустыни в семистах шестидесяти километрах от города, внутри Вулканного Кольца. Это расстояние флигеры преодолели меньше чем за полчаса. Проявив гуманность, Рональд шел на форсаже.

За пять лет, прошедших после посадки, шлюпку полностью занесло песком. Из склона бархана выступала лишь одна из опор, да часть стабилизатора. Они обнажились совсем недавно, во время песчаной бури, которые все еще были не редкостью на Кампанелле.

— Интересно, — сказала Ио, — почему они высадились именно здесь, так далеко от Трои? Думали, что так безопаснее?

— Возможно. Хотя, быть может, их привлекли вулканы.

— При чем здесь вулканы?

— Планетологи полагают, что Вулканное Кольцо образовалось после столкновения Кампанеллы с крупным астероидом.

— И что из того?

— Пока не знаю. Но здесь отмечены различные гравитационные аномалии.

— Они бросились изучать аномалии, когда люди взывали о помощи?

— Да, странно. Но ведь была же причина, не так ли?

— Наверняка, — согласилась Ио.

Два шестиногих робота быстро разгребли песок и обнажили борт.

— Эге, — сказала Ио. — Да тут уже побывали!

Действительно, в многослойной обшивке зияло отверстие с оплавленными краями. Из него, как из древних часов, сыпались струйки песка.

— «Гепард-3», картинку видите? — спросил Рональд.

— Вижу хорошо, — отозвался Барановский. — Надеюсь, сами не полезете?

— Нет, — сказал Рональд. — В Вест-Пойнте отучили.

Один из роботов включил фару и осторожно прополз в дыру. На внутреннем экране скафандра Рональд увидел изображение короткого коридора перед отсеком главных двигателей. Его пол был покрыт слоем песка.

— «Скаут-22», следы есть?

— Следы отсутствуют.

— Продолжай.

Без особых затруднений робот открыл переходной люк и через щитовую проник в кабину экипажа. Все кресла, включая оба пилотских, оказались пустыми.

В заоблачных высях прокашлялся Барановский.

— Это любопытно, — сказал он. — Не оставили даже одного дежурного? Поищите в отсеках.

Поиски ни к чему не привели.

— «Скаут-22», подключиться к системам.

Робот вернулся в кабину и склонился над пультом.

— Софус мертв, — доложил он. — Кристаллы памяти чисты.

— Нет, — сказал Рональд. — На Кампанелле побывали и поработали. Поработали сознательно.

— Ты это уже говорил, — заметила Ио.

— Да, но не с такой озлобленностью.

— А-а.

— Но как экипаж покинул шлюпку? — недоумевал Барановский. — Она же заперта изнутри.

— А как экипаж покинул «Си Гвард»?

— Не знаю.

— И я не знаю.

— А кто прорезал дыру? — спросила Ио.

— Вопрос хороший, — признал Рональд. — Лучше предыдущего. Сейчас попробуем узнать.

Он приказал второму роботу включить металлоискатель и обследовать окрестности бархана.

— На что ты рассчитываешь? На интуицию?

— Нет, на логику. Тот, кто обследовал шлюпку до нас, либо благополучно ушел, либо неблагополучно находится поблизости.

— Ты считаешь, что...

— Да, здесь очень подходящее место для ловушки.

— Я — «Скаут-22». Есть контакт.

— Браво, полковник, — сказала Ио.

— Рассредоточьтесь, — посоветовал Барановский. — Приготовьте оружие.

— А что, собственно, может произойти? — спросила Ио.

— Да место, говорю, для ловушки подходящее, — ответил Рональд.

— Но кто станет нас дожидаться пять лет?

— Мина, например.

— Ты считаешь...

— Дочь Евы! Меньше вопросов.

— Бирюк ты, полковник.

— Да. С правом решающего голоса.

— Ладно, молчу. И как тебя Маша терпит... Есть хочу.

Рональд попытался припомнить, с какого века женщин стали брать в межзвездные экспедиции, но у него не получилось.

Работая четырьмя лапами из шести, двадцать третий «Скаут» разгреб песок неподалеку от посадочной опоры и начал осторожно тянуть что-то из ямы. Это была не мина. Обыкновенный полужесткий скафандр Космофлота.

— Биологическое содержимое отсутствует, — доложил «скорпион».

— Ты хочешь сказать, человек мертв? — поправила Ио.

— Я хочу сказать, что внутри никого нет, — бесстрастно пояснила машина.

— Вот как? Покажи.

Робот поднял скафандр за плечи. Болтая конечностями, он повис в манипуляторах, уронив голову-шлемофон на грудь.

— Застегнут на все замки, — с удивлением заметила Ио. — Каков запас кислорода?

— Шестьдесят три процента, — ответил «скорпион». — На спине имеется надпись «Шеген Джумагулов».

— Яцек, — попросил Рональд, — проверь, пожалуйста, числится такой в экипаже «Фламинго»?

— Нет, — после небольшой паузы отозвался Барановский. — Шеген Джумагулов исполнял обязанности штурмана транспортного звездолета «Альбасете».

— Ага, теперь хоть что-то понятно.

— Знаете что? Поищите еще. Обычно на задания ходят вдвоем.

Второй скафандр отыскался тоже довольно скоро. Он находился у обломков легкого вертолета и когда-то принадлежал Эварту Виттону, еще одному члену экипажа «Альбасете». Скафандр также был застегнут на все замки и также оказался пустым. Рядом с ним робот нашел табельный кольт, в обойме которого не хватало двух патронов.

— Что скажешь, полковник? — спросила Ио.

— Ручное оружие не спасает.

Вернувшись, он сразу принял душ. Не столько из гигиенической необходимости, сколько из-за надежды поймать нужный образ. В голове каждого человека всегда находится более одной мысли, но какая-нибудь доминирует, заглушает остальные. Их, то есть мысли, можно заставить роиться, сделать равноправными. Тогда из бурлящего подсознания они начинают вплывать в узкую щель понимания, вспыхивают на мгновение, достаточное для их опознания. Добиться такого состояния можно разными способами, как общими для всех, так и строго индивидуальными, действующими только на конкретную личность в специфической обстановке или состоянии. Для Рональда таким средством были капли воды, барабанящие по макушке.

Отрегулировав поток до нужной силы, он выждал, пока мысли засуетились как следует, и принялся их рассматривать. Сначала попалась группа оборванных, чисто ассоциативных образов, объединенных общей темой сырости, зеленые мхи, древняя резиновая обувь со смешным названием галоши, лягушка с удивленным взглядом, лужи на плацу академии Вест-Пойнт, мокрые от виски усы сержанта Ивана Грозни по прозвищу Айвен Террибл, и тому подобное. Потом мелькнула Маша, причесывающаяся у зеркала. Ее сменила картина учебных стрельб планетного танка «Репейник-S8», снятого с вооружения в XXVII столетии, после чего зрительные инпринты прекратились, уступив место понятиям определенного смысла.

Вспомнились классификация кишечных нематод, закон Авогадро и тот факт, что барбитуровая кислота названа в честь любимой женщины некоего химика. Великая сила любви, так сказать. Сразу после снотворного наступила очередь особенностей гравитационного поля планеты Феликситур в системе Кронос. И вот здесь Рональд уловил слабое потепление, стоящее того, чтобы его запомнили.

Дальше проступили тени логических заключений, в разное время навещавших голову. О том, что вживание в роль по системе Станиславского чревато инкапсулированием мышления, хотя и не полным, в отличие от забытой болезни шизофрении; о том, что истина немножко постигаема благодаря человеческой способности ошибаться; о том, что жить приходится для того, чтобы ненароком не умереть; о том, что как джинна ни выпускай, он все равно смотрит в бутылку.

Ну и прочее в том же духе. Среди этой шелухи попадались забавности, грустинки, изящности, а также плоды чистого брюзжания великих умов, достойные внимания лишь отточенностью форм, но ничего подходящего к случаю не всплывало. Требовались иные горизонты. Рональд сделал воду погорячее, чтобы избавиться от упрямых софизмов, которые мешают человеку жить в свое удовольствие.

Когда это получилось, вновь пошли видения. И они в конце концов дали результат, но уже только на третьем круге. Результат воплотился в образ садовника. Эдакого ворчливого старого робота, пересаживающего цветы с клумбы на клумбу. После этого Рональд понял, что большего не добьется. Он выключил воду, тщательно высушился, унял неизбежную после сеанса дрожь в коленках, надел шорты и вышел в кают-компанию. Там его ждали Игнац с Ио и кофе с коньяком.

— Нащупал что-нибудь? — спросила Ио.

— Садовник и гравитация.

— М-гм, — сказал Игнац. — Хорошее название для сюрреалистического романа. Чем ты занимался в душе?

Рональд ответил вопросом.

— А у вас что?

— Биологическая идентификация подтвердила, что в скафандрах действительно находились Виттон и Джумагулов.

— Это все?

— Нет. Похоже, нам впервые повезло, Ронни.

— Электронные запоминающие устройства скафандров?

— Нет. «Черные коробочки» оказались пустыми. Но у Виттона был скафандр устаревшего образца с камерой, снимавшей на микропленку. Такие камеры демонтировали, кажется, лет сто назад. Помнишь?

— Помню, помню.

— Так вот. «Альбасете», как известно, являлся коммерческим судном. Хозяева поскупились, а может, просто поленились убрать камеру. В результате мы имеем несколько уцелевших фрагментов видеозаписи. И какие!

Рональд пошарил рукой в поисках ближайшего кресла. Слабость, неизбежное следствие интравизии, все еще давала себя знать.

— Давайте, — сказал он.

Камера, по-видимому, включалась автоматически, как только скафандр надевали. Но качество записи оставляло желать много лучшего. Звук и изображение временами исчезали, иногда на экране шевелились неясные тени, либо все тонуло в лучах Эпсилона. И все же канва событий прослеживалась. Прежде всего стало ясно, что Фрэнк Джонсон высаживал своих людей вовсе не очертя голову. Тот вертолет, обломки которого ныне покоились в песке рядом со шлюпкой «Фламинго», входил в состав грузов «Альбасете». Аппарат поместили на платформу ракетного парома и доставили в атмосферу Кампанеллы до того, как остальные члены команды Джонсона совершили отчаянную посадку в парке Трои. Следовательно, предварительная разведка производилась с помощью вертолета. Совершал ли посадку еще и паром — осталось неизвестным, поскольку соответствующая часть записи отсутствовала.

Фильм возобновился с панорамы местности вокруг шлюпки «Фламинго». Съемка велась из кабины вертолета, поэтому в объектив периодически попадали то приборная доска, то перчатка Виттона на ручке управления.

Виттон: Молчат?

Джумагулов: Глухо.

Виттон: Сажусь.

Джумагулов: Не так близко.

Вертолет опустился примерно в том месте, где потом нашли его обломки. Некоторое время оба астронавта оставались в кабине, выжидая, когда осядет поднятая винтом вертолета пыль. Двигатель они выключили.

Виттон: Наверное, они тоже пришли к сейсмической гипотезе.

Джумагулов: Ну да. Вулканное Кольцо, Зеленый... на радаре?

Виттон: Пусто.

Джумагулов: Мне пора.

Штурман выпрыгнул из кабины и не спеша направился к шлюпке. В то время она еще не была занесена песком, хотя вокруг решетчатых опор уже собрались холмики.

— У них были основания опасаться, — вдруг сказала Ио.

Игнац рассмеялся.

— Еще бы! Исчезло тринадцать миллионов человек.

— Нет, я говорю об опасениях, связанных именно с этой шлюпкой. Рональд, тебе не кажется?

— Возможно.

Фигурка на экране растерянно трогала одну из опор.

Виттон: Что там, Шеги?

Джумагулов: Не срабатывает кодовая команда опускания трапа.

Виттон: Дерни аварийную чеку.

Джумагулов: Где она?

Виттон: На внутренней стороне опоры. Рычаг красного цвета.

Джумагулов: Понял. Сейчас посмотрю.

Штурман прошел под днище шлюпки и почти скрылся за свисающим раструбом ракетного сопла. Какое-то время были видны только его ноги, которые пару раз подпрыгнули. Наконец из борта вывалился трап.

Виттон: Есть. Вход открыт.

Шеген вылез из-под сопла, взбежал по ступенькам.

Джумагулов: ...замок не открывается.

Виттон: Ты правильно набирал код?

Джумагулов: Тысяча девятьсот шестьдесят один. Год первого полета в космос. Пробую еще раз. Нет, не получается.

Виттон: Вот черт! Они перекодировали замки. Сейчас принесу резак.

Джумагулов: Нет, оставайся на месте, я сам возьму. Поостережемся.

Инструк...

На этом месте видеозапись обрывалась.

— Это все? — спросил Рональд.

— Нет. Подожди.

Игнац промотал пленку дальше. Белый экран вновь начал наполняться красками. Шеген Джумагулов только что вырезал отверстие рядом с входным люком.

— У них что, не было роботов? — спросил Рональд.

— Видимо. Коммерческий рейс. Будь внимательнее, сейчас начнется.

Виттон: Шеген, стой.

Джумагулов: Не понял.

Виттон (Очень спокойно): Брось резак и беги к вертолету.

Джумагулов: В чем дело?

Виттон: Оглянись.

Джумагулов: О! Эт-то еще что?!

Рядом с посадочной опорой шлюпки песок странно вспучился. Из него поднялась округлая черная масса, нечто вроде гигантской амебы. Выбравшись на поверхность, она растеклась по штангам посадочной опоры и заструилась вверх. Опомнившийся Джумагулов бросил свой инструмент и сбежал по трапу. Но после этого его движения почему-то замедлились. Сделав пару шагов, он остановился вовсе.

Виттон: Бегом! Немедленно! Что с тобой?

Штурман неуверенно повернулся и поднял голову к черной массе, скапливающейся на консоли прямо над ним. Отвратительная амеба непрерывно переливалась, меняя очертания. В ней появились отростки, вроде коротких щупалец, направленных вниз. Сначала они хаотически дергались, на мгновение замерли, затем вновь пришли в подвижность, совершив согласованный жест, словно множество пальцев большой черной руки. Джумагулов начал молча оседать. Его тело под тканью скафандра неестественно складывалось в местах, где у человека не бывает суставов.

Виттон: Вот оно что... Ах, каналья!

Изображение дернулось, мелькнули приборная доска, раскрытая дверь вертолета. На секунду объектив уперся в песок. Вероятно, Виттон упал, поспешно выпрыгнув из кабины, но быстро поднялся. Вновь возникло изображение борта шлюпки, далекого горного хребта с дымящимся вулканом, цепочки человеческих следов. И черной твари, падающей со стабилизатора.

— Это ошибка, — не выдержал Игнац. — Виттону нужно было взлетать!

Рональд кивнул.

— Все случилось так неожиданно, — заметила Ио. — И потом, не мог же он бросить товарища!

— Товарища уже не было, — холодно возразил Рональд. — Ну-ка, прокрутите концовку еще раз.

На экране возник клубок, скрывший Джумагулова. Две трассирующие пули канули в черную массу. Она конвульсивно дернулась.

— Все же какое-то действие оружие произвело, — сказал Игнац.

— Ерунда, — процедил Рональд. — Пули только раззадорили тварь.

Стремительно разрастаясь, черная масса летела прямо в объектив. Почти сразу экран погрузился во тьму, но на очень короткое время. Чернота схлынула, оставив после себя картину обманчиво безмятежного неба Кампанеллы, в котором висели редкие перистые облака.

— Он упал на спину, — охрипшим голосом сказала Ио. — Заметил?

— Да, на спину, — согласился Рональд. — Кислородные баллоны тяжелые. Дайте мне его скафандр.

— Виттона?

— Да.

Игнац удивленно поднял брови.

— Давай, давай, — сказала Ио.

— Рональд, так ты...

— Вот именно.

— А я и не знал!

— Теперь знаешь.

— Нет, это правда? — все еще не верил Игнац.

— Угу, — скучно признал Рональд. — Слушай, пока я буду медитировать, свяжись с Хосе. Скажи, чтобы при возвращении взглянул на твой камень.

— Какой камень?

— Тот самый, не обозначенный на карте. Вспомнил?

— А, ну конечно.

— Только покажи ему все то, что вы мне показали, транслируй на борт. Передай, чтобы близко не подлетал. И пусть его подстрахуют. Пара ребят с охранными роботами, не меньше. Предупреди Барановского.

— Ты думаешь, это то самое? — с волнением спросила Ио.

— Мы теперь в чем угодно должны видеть то самое. Игнац, запроси с «Вихря» подробную информацию о Виттоне и Джумагулове.

— Хорошо. Чем тебе-то помочь?

— Когда влезу в скафандр, погаси свет.

— И все?

— Все.

Игнац хмыкнул. Рональд невозмутимо принялся натягивать скафандр. Под мышками и в паху жало, а в остальном — ничего. Виттон был крупным мужчиной.

— Ну что, что? — нетерпеливо спрашивала Ио. Спрашивала не в первый раз, как понял Рональд. Он вспомнил боль и яркую вспышку. Боль в затылке и характерную вспышку. Вспышку, которая сопровождает проникающее ранение черепа.

— Его нет в живых, девочка.

— Ты уверен?

— Да. Не грусти.

— Ничего. Этого можно было ожидать, правда?

— Где второй скафандр?

— Ронни, второй скафандр — это третий сеанс подряд. Может, передохнешь? Маша просила...

— Присмотреть за полковником? — усмехнулся Рональд.

Он открыл бар и залпом выпил полстакана неразбавленного виски.

— Боюсь, у нас мало времени.

Ио понимающе опустила глаза.

— Приготовлю что-нибудь вкусненькое.

— Замечательно. Послушай. Перчатки я надевать не буду. Если температура кисти упадет градусов до двадцати двух, введешь мне ободряющее. Договорились?

— Договорились.

— А куда делся Игнац?

— Прогнала. Глупый он еще.

— А ты?

— Поумнее.

— Как удалось?

— Попробовала. Понравилось.

Рональд выпил еще четверть стакана.

— Ты похожа на мою пятую дочь. Это похвала.

— Я поняла, — улыбнулась Ио. — Спасибо.

— Видеоматериалы о Джумагулове есть?

— Да, Джетти подобрала в архивах. Сейчас будешь смотреть?

— Конечно. Времени мало.

Рональд закрыл глаза и сосредоточился. Получалось плохо. Опять возникла Маша, причесывающаяся у зеркала. Необходимо было ее прогонять, а это сложно. Рональд несколько раз открывал глаза, разглядывал тени на потолке, вновь их закрывал. Лежать на спине, к которой приделаны кислородные баллоны устаревшего образца, очень неудобно, но в свои последние секунды Шеген лежал именно так, приходилось терпеть. Заранее никогда не знаешь, что послужит зацепкой — обрывок фразы, интерьер какой-нибудь гостиной или зрительная ассоциация, связанная с объектом психоскопии. А иногда ощущение позы, в которой объект находился при пиковых обстоятельствах. Впрочем, если уж быть точным, размышлял Рональд, в момент пика Шеген стоял, подняв лицо к нависшей массе. Но он должен был подсознательно разгадать положение своего тела в следующий миг. То положение, которое заняло бы его тело, если б сохранилось. В таких случаях срабатывает не медленный разум, а быстрые инстинкты, наследие череды животных предков человека. Это азы, Рональд хорошо их знал. Тем не менее провел проверку — встал, запрокинул голову, попробовал представить висящую черноту. Это было противно, липко, но не страшно. Червяк, слизняк и пиявка.

Нет, не получалось. Не связывалось. Маша продолжала причесываться. Что ни говори о стабилизирующей роли любви, Рональдовой профессии она не столько помогает, сколько мешает. Но Рональдова профессия настолько оттачивает восприятие, так заостряет чувства, что любовь абсолютно неизбежна. Остается с ней только мириться и быть ненормально выносливым, чтобы выдерживать всю полноту эмоций.

Рональд вернулся в исходную позицию, то есть на пол. Он находился внутри принадлежавшего другому человеку скафандра, где еще сохранились слабые запахи, и пытался проникнуть глубже, под кожу этого человека, быть может, уже не существующего. Им овладела естественная брезгливость. На короткое время, но с большой силой. Таким же коротким, но еще более мощным усилием тренированной воли он подавил ненужное чувство. И как раз это усилие дало всегда неожиданный эффект вплывания. Возник контакт. Невероятно, но Шеген Джумагулов был жив.

Вернее, его психоэмоциональная матрица где-то продолжала существовать, иначе контакт попросту невозможен.

Как только Рональд это осознал, он приступил к восприятию характеристик связи. Контакт оказался страшно слабым, самым слабым из всех контактов, в которых ему доводилось участвовать. Расстояние не определялось даже приблизительно. Единственным результатом попыток его оценить стало сильное головокружение.

Еще более удивляло то, что вектор связи отсутствовал, то есть нельзя было сказать не только, где находится штурман «Альбасете», но и в каком направлении. Объект одновременно находился везде.

Это могло означать лишь одно: четырехмерная система координат недостаточна для описания случая. Иными словами, Шеген Джумагулов покинул мир, доступный для наблюдения землян.

В том, что его собственных способностей для подобного перемещения маловато, сомневаться мог только младенец. Рональд к таковым не относился.

Он решил больше не задерживаться на технических деталях, сил оставалось мало. Он решительно скомкал программу и попробовал поймать мнему. Сложность заключалась в том, что он совершенно не представлял, какого рода вещи и явления наблюдал Джумагулов в своем невообразимом нигде.

Рональд выстроил логическую цепь: раз штурман в некотором роде жив, есть вероятность того, что мир, в котором он находится, позволяет жить. Следовательно, имеется подходящее сочетание кислорода, температуры, воды, уровня излучений. От этого следовало отталкиваться, и он оттолкнулся изо всех оставшихся сил.

Возникло видение огненного канала, заполненного пылающей же тьмой. Оно быстро сменилось расходящимися концентрическими кругами неизвестно чего. Затем все погасло. Рональд успел испугаться. К счастью, контакт не исчез. Через короткий и звенящий миг он увидел мокрые кусты, чье-то склоненное лицо, тени крупных животных. Здесь — почему-то с запозданием — хлынула смесь прочих ощущений. Мычание, шум дождя, запах молодой травы. Одышка, боль в груди и отчаянная озяблость.

Рональд надсадно закашлялся. Его так заколотило, что Ио была вынуждена впрыснуть стимулятор.

— Что, сильно охладился? — спросил Рональд.

Ио испуганно кивнула.

— Жаль. Неизвестно, когда еще получится.

— А получилось?

— Весьма прилично.

— Где он?

— Там, где бывает дождь и бродят коровы.

— Коровы?

— Да, с рогами.

Рональд снял шлем и увидел Хосе с Игнацем, стоящих на пороге с самым невозмутимым видом.

— Выкладывайте, — хрипло сказал он.

— Камешек-то исчез, — гордо сообщил Игнац.

— На земле даже вмятин не осталось, — добавил Хосе.

— Образцы грунта?

— Взял, взял. Ничего особенного, Ронни.

— Это было оно, — возбужденно заявил Игнац. — То самое. Что делать?

Рональд взглянул на экран внешнего обзора.

— Темнеет, — сказал он. — Пора ужинать.

— Больше тебе нечего предложить? — удивился Игнац.

— А тебе?

— Нужно всех созвать на базу!

— Я и говорю: всем пора ужинать. Алло, «Вихрь», вы нас слышите?

— Да, Ронни, — отозвался Мбойе. — Будем думать. У нас тоже есть новость.

— Какая?

— Получен SOS с Эстабриона.

23 августа

Только начала прощупываться ниточка на Кампанелле, как нас позвал Эстабрион. Что это, отвлекающий маневр? Я уже готова ожидать чего угодно. Хотя Эстабрион — самая дальняя планета системы Эпсилона, скорость «Вихря» позволяет обернуться за несколько суток. Но эти несколько суток «Орешец» останется без прикрытия. Эвакуировать десантников можно только после длительного карантина, а сигнал бедствия есть сигнал бедствия. Сложная ситуация. Если она подстроена, то очень умело, со знанием человеческой психологии.

После жарких дебатов решили рискнуть, Рональд настоял на том, чтобы его команда оставалась на месте. В качестве компромисса согласился до нашего возвращения из базы никого не выпускать. Бертран и. Абрахам со своими «Гепардаии» останутся тоже, будут ходить дозором. Достаточно ли этого? Что-то мне подсказывает, что двух шлнельботов для данной задачи мало, но ничего лучшего придумать не смогли. Производит впечатление несокрушимая уверенность Ронни в том, что на этот раз ничего плохого не случится. Интравизор все-таки. Прислушались.

ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ЛАЙНЕР ПРАКСИТЕЛЬ — ТЗ АРКАД.

Благодарю за предупреждение. Прошу уточнить размеры кометного облака. Удачи вам!

КОМУЛАЙНЕН.

5. ЭСТАБРИОН

Летом наружная температура не превышает минус ста восьмидесяти градусов по Цельсию. Это в полдень, когда далекий Эпсилон находится в зените и хоть как-то греет через миллиарды километров. А по ночам лютый холод просачивается сквозь многослойную изоляцию, выстуживая наружные помещения. Стены обледеневают ничуть не меньше, чем зимой.

Этот лед обязательно нужно окапывать, отвозить на тележке в водохранилище. Из него получается питьевая вода, которая не требует сложной очистки. На этом можно экономить энергию. А энергию приходится экономить на всем, начиная с отопления и кончая приготовлением пищи. Страшное преступление — забыть выключить плафон мощностью в пятнадцать ватт.

По ночам все обязаны спать, освещение выключается. Только в коридорах люминесцируют маршрутные полосы, чтобы до туалетов можно было добраться. А по утрам каждый должен откручивать суточную норму на велосипеде, соединенном с маленькой динамо-машиной. Единственный прибор станции, работающий круглосуточно, — радиоприемник. Иногда он ловит далекие переговоры звездолетов. Но сообщения с Эстабриона остаются без ответа — никто на станции не знает, как управлять антенной. При малой мощности сигнала она должна быть направлена очень точно. Да и далеко очень до звездолетов, радиообмен занимает годы. Чтобы хоть как-то дать знать о себе, сообщения разбрасывали веером, по всему горизонту. Радиопередатчиком и лазером, который иногда включается, а иногда — нет.

Скалывание льда входит в обязанности дежурного. Работа нудная, однообразная, требующая навыка, точности, чтобы не повредить тонкой внутренней обивки стен. Но скалывание льда — не самая плохая работа. Карло выполнял ее механически, сказывался большой опыт. При этом он мог спокойно предаваться размышлениям, либо вспоминать Ольгу. Нет, скалывание льда — не самая плохая работа. Самая плохая ждала впереди.

Заступая на дежурство, Карло каждый раз молил неведомого бога о том, чтобы эта самая скверная работа на этот раз досталась не ему. Конечно, не совсем честно желать, чтобы тяжелые обязанности выполняли другие. Наверное, поэтому бог и не слышал Карло. Другие-то были помоложе.

Карло погрузил куски льда на тележку и двинулся по коридору. Здесь он встретил двух девочек с ведрами и тряпками. Обе выглядели понуро, даже хохотушка Нинель. Карло остановился.

— Что, плохо дело?

— Сам не знаешь? — буркнула Нинель. — Он даже бредить перестал.

Речь шла о больном Артуре. Больном и обреченном. Карло решил переменить тему.

— А как уборка?

— Тоже плохо. Шерсть на полу откуда-то появляется.

— Это не от меня, — заверил Карло.

Девочки придирчиво его осмотрели.

— Не видно, — с некоторым сожалением согласилась Ева.

— Значит, вахухлик приходил, — заявила Нинель.

— Какой вахухлик?

— Шерстистый, разумеется.

— Ну и ну! Дожили. Вы его видели, вахухлика?

— Нет. Но Павлик видел.

— А, Павлик.

— Думаешь, насочинял?

— Конечно.

— А шерсть откуда?

Нинель опять смерила его подозрительным взглядом.

— А шерсть — от глупости, — разозлился Карло.

Нинель посмотрела на него в упор. В ее глазах наконец появились огонечки.

— Похоже на правду.

Ева прыснула.

— Работайте, работайте, — строго сказал Карло. И скорчил страшную рожу. — Не то вахухлик вам задаст!

— Пусть по... по-пробует.

— И что тогда по-получится?

— А по-получит по-по этому самому по месту. Нас уже не очень-то попо-пугаешь, па-папаша Карло. Навидались.

— Тогда ладно. Тогда я пойду по-погуляю.

Маленький Павлик крутил педали в тренажерном зале. Стрелка амперметра едва-едва отклонялась от нуля.

— Ладно, отдохни, — сказал Карло, кладя руку на худенькое плечико.

— А как же дневная норма?

— Если б ты ел как следует, может, и выполнил бы. Иди, вечером я за тебя покручу.

— Спасибо, — тихо сказал Павлик. — Я буду есть. А что на завтрак?

— Концентраты.

— Опять...

— Вечером будет жареная картошка. И бобы.

— Скорей бы вечер. Как Артур?

— Пока ничего.

— Ничего нового?

— Это уже хорошо.

— Что же хорошего?

— Не вешай носа, парень.

Павлик тут же опустил голову. Карло взял его за подбородок и заглянул в глаза.

— Ну, что тебе померещилось? Рассказывай.

— Вахухлика я видел. Это правда.

— А меня почему не позвал?

— Он запрещает.

— Вот еще новости! Какой-то вахухлик раскомандовался! Тебе кто друг — он или я?

Павлик еще ниже нагнул голову и засопел.

— Тебе бы такого друга! Он... он знаешь, какой? Лохматый. Я не виноват, что вахухлик ко мне цепляется...

— Ну-ну, — сказал Карло. — Сегодня будешь спать в моей комнате, хорошо?

Павлик обрадованно кивнул.

— Посмотрим на твоего вахухлика, — сказал Карло. — Не грусти, Паоло! Будь мужчиной.

— Мне еще рано, — серьезно сказал Павлик. — Да и не получится.

— Почему? Знаешь, что главное в мужчине?

— Нет. А что?

— Уметь посмеяться над своим вахухликом. У каждого есть свой вахухлик.

— И у тебя?

— Конечно. Только редко появляется, засмеял я его. Знаешь, он теперь чистит зубы.

— Кто, вахухлик?

— Ага. Приходи, покажу его зубную щетку.

— Ну ты даешь!

Установки искусственной тяжести на планетах применять нельзя, потому что окружающие породы стягиваются к центру гравитационного поля, образуя компактную массу. Все это начинает медленно погружаться в поверхностный слой вместе с постройками и скалой, на которой должны располагаться гравитроны. Да и энергии требуется огромное количество. По этим причинам на базе действовало только естественное притяжение Эстабриона, который к планетным гигантам отнюдь не принадлежал.

Точно рассчитанным движением Карло оттолкнулся от пола, взлетел до потолка, оттолкнулся от него, опустился на пол, вновь взлетел. И так — четыре раза. Ровно столько требовалось, чтобы пройти «кузнечиком» коридор перед госпиталем. Усилием воли он заставил себя открыть дверь с надписью «Посторонним в...». Надпись эта давно стала лишней, в госпиталь никто по доброй воле не заходил. Потому что редко кто выходил в добром здравии.

Перед стеклянной перегородкой сидела Дженни и заплетала косу. Глаза у нее были заплаканные.

— Перестань, — сказал Карло — Первый раз, что ли?

— А если он все время маму зовет, — всхлипнула Дженни, — тогда что?

— Ничего. На вот, выпей.

— Порошковое?

— Какое еще? Коров у нас нет.

— А что у нас есть?

— Надежда.

— Ее нельзя есть.

Карло не ответил. Он подошел к прозрачной перегородке. За ней поместили Артура. Артур лежал с открытыми глазами, но эти глаза уже два дня ничего не видели. Вторые сутки без сознания. Перитонитом это называлось. И ни одного врача на всем Эстабрионе. И никакой связи с Кампанеллой.

Сквозь открытую дверь из коридора послышался скребущий звук. Дженни взорвалась.

— Да скажи ты ему! Второй раз приходит. Ангел ночи!

Карло выглянул. Так и есть. В коридоре стоял Абдулла с ящиками из-под галет. Глядя в потолок, он молчал. Своими запавшими глазницами, бледным лицом и пробивающейся черной бородкой он действительно напоминал ангела ночи.

— Рано еще, Абдулла, — мягко сказал Карло — Иди к себе.

— Ящики здесь оставить? — спросил Абдулла.

— Нет. Неси в мастерскую.

Два ящика Абдулла взял в руки, третий подцепил головой.

— Я посплю, пожалуй.

— Поспи, поспи.

— Ты в обсерваторию пойдешь? — спросила Дженни.

— Зачем?

— Говорят, вчера видели движущуюся точку.

— Не подтвердилось.

— А может, плохо определили координаты?

— Может быть. Но не слишком надейся.

Дженни опять взорвалась.

— Да я ни на что и не надеюсь, утешитель! Что ты, что Абдулла. Два сапога — пара! Один с ящиками прется, второй утешает: не первый, мол. Значит, и не последний, отец ты мой! А мне уже во как хватает тех, кто до этого...

Карло тихонько закрыл за собой дверь. Здесь утешать было действительно бесполезно Дженни ждала ребенка, и теперь Карло понял от кого.

Что ж, пусть проплачется как следует. А вечером к ней зайдет Ольга с морковкой. Когда грызешь морковку, умирать не хочется.

В оранжерее было тепло, больше двадцати градусов. При меньшей температуре зелень плохо росла, поэтому энергию не жалели, под потолком сияли устаревшие аргоновые лампы, для охлаждения которых требовались водяные рубашки.

Карло обошел фитотроны со всходами соевых бобов, бегло осмотрел корни, погруженные в питательный раствор. Плесени вроде не было, но листья кое-где пожелтели.

— Ольга, ты здесь?

— Здесь, — сказала Ольга.

В своем зеленом комбинезончике она находилась почти рядом, но поди заметь.

— Калия, что ли, не хватает?

— Где?

— Здесь, в соевых боксах.

— Нет, с аммиаком перестарались. Уже отрегулировала. Ты чего такой скучный?

— Артур.

— А-а. Брось, не думай.

— Да я и не думаю. Думать вредно. Я чувствую.

— Хочешь морковку?

— Дьявол! Какая сейчас морковка?

— Жить все равно надо.

— Для чего?

В ее зеленых глазах мелькнула боль.

— Послушай, если мы пораскисаем, что будет с маленькими?

Карло вздохнул.

— Овощ отдай Павлику.

Ольга рассмеялась.

— Думаешь, я ему не припасла? Грызи без угрызений.

Морковка была большой, желтой, с белесыми волосками и просвечивающим кончиком. Карло съел ее всю, включая обломыши ботвы. Нет ничего приятнее сочного морковного хруста, когда за стенами — минус сто семьдесят семь.

— — Спасибо. Веришь, что все же прилетят?

— Зачем обязательно во что-то верить? Верить тоже вредно. Живу себе, вот и все. И тебе советую.

— Устал я, Оля. Каждое утро думаю, как бы не сломаться.

— Приходи ко мне ночью. Чтобы утром не думать.

Карло вспомнил ее жаркие губы.

— Ох, чтоб я без тебя делал...

— Наверное, что-нибудь глупое.

Карло смутился. Ольга была не самой старшей, но почему-то всех понимала. Как взрослая. Вот и сейчас глянула мельком, искоса, но так, что все стало понятным. Поцеловать ее он не решился. Боялся не остановиться.

Когда он ушел, Ольга вынула припрятанную в листве куклу. Журчала вода. Свежо пахло созревающими огурцами. Жужжали пчелы и цветочные мухи. В оранжерее было не очень тоскливо, здесь все хотели поработать, и Ольга всем разрешала. А потом исправляла промахи, вроде передозировки аммиака. Она понимала не только людей, но и растения. Причем растения — даже лучше.

Гроб поставили в гимнастическом зале. Ольга положила на Артура цветы фасоли, заглянула ему в лицо и отошла. Все молчали, даже исплакавшаяся Дженни. Тихо играла музыка. Маленькие стояли отдельной группкой, посматривали тускло, равнодушно.

— А когда я умру, анемоны уже вырастут? — спросил Павлик. — Сестра говорила, что мама очень любит анемоны. Любила...

Сестра Павлика умерла в прошлом году. Работала в оранжерее, поранила палец. Через несколько дней начались судороги. Никто не знал, как ей помочь. Кричать она уже не могла, только страшно выгибалась. Язык откусила...

Карло молча прижал Павлика к своему скафандру.

— Ты чего? — удивился Павлик.

— Ничего. Больше никто не умрет.

— Почему?

— Они уже летят.

— Артур тоже так говорил.

— Сейчас они гораздо ближе.

Павлик затих, выбирая между прекрасной мечтой и мрачной действительностью. Устоять не смог.

— У них большой звездолет?

— Очень.

— Нас заберут на Кампанеллу?

— Нет, на Землю.

— А там холодно?

— Нет. Очень тепло, много анемон, и можно ходить без скафандров.

— Даже ночью?

— И ночью.

— Вот это ты уже сочиняешь.

— Нет, там везде есть воздух.

— Снаружи базы?

— Там живут не в базах, а в домах. Хочешь — открываешь окно и впускаешь ветер.

— Ветер?

— Ну, это когда воздух движется сам собой, без вентилятора. Еще там бывают дожди. Вода конденсируется не на стенах, а прямо в небе. Потом падает на землю.

— Чудеса.

— Пора, — сказал Абдулла.

Карло кивнул. Вдвоем они без труда подняли гроб.

— Шлемы закройте! — крикнула Дженни. — Знаю я вас.

Но забрала они опустили только в шлюзовой камере — привычка экономить автономный запас кислорода.

— Алло, обсерватория. Что-нибудь появилось? — спросил Карло.

— Нет.

Абдулла хмыкнул. Он презирал тех, кто бегает в обсерваторию либо забрасывает ее вопросами по радио.

— Начинаю, — коротко предупредил он.

Внешний люк ушел вверх. Его специально так переделали, чтобы можно было легко закрыть руками, потянув вниз. Как и все двери на базе. Мера весьма нужная, поскольку батарея лазерной защиты стояла без энергии. По этой причине метеориты, случалось, падали весьма близко от купола, и опасность разгерметизации являлась постоянной. Учебную тревогу объявляли ежемесячно. Пока не надоело.

Карло и Абдулла вынесли гроб из шлюза. За пределами светового пятна, отбрасываемого прожектором, было очень темно. Карло ощупью нашел тележку. Глаза понемногу что-то стали различать в свете звезд, только когда они отошли от базы на сотню метров.

По наезженной колее, оставшейся с тех пор, когда еще пользовались вездеходом, они обогнули склон Энергетического кратера. В недрах этой горы дремал мощный термоядерный реактор. Расконсервировать его так и не решились — ошибка могла дорого стоить.

— А ведь придется, — сказал Карло. — Больше трех месяцев без него не продержимся.

Абдулла угрюмо молчал. Утоптанная тропа, даже и не тропа, а настоящая дорога, вела к кладбищу. Умерших поначалу возили на вездеходе, потом — на электрокаре, провожали всем составом колонии. Затем смерть стала обыденной, так же, как и нехватка кислорода, и процессии уменьшились до нескольких человек. Сейчас их ждали только трое мальчишек, копавших могилу. Они еще не закончили работу — из ямы вылетали порции рыхлого реголита. Рассеиваясь, он медленно оседал крупными наэлектризованными комочками. Лопата взблескивала в свете фонаря, стоящего на холмике. Работал один Борис, старший из мальчиков. Руперт и Мик сидели в пыли и безмолвно следили за приближавшейся тележкой.

— Так мы невесть сколько возиться будем, — сказал Абдулла.

Борис прекратил работу, оперся о черенок.

— Что ты ворчишь? Яма маленькая, вдвоем не развернуться. Пусть отдохнут. Спешить некуда. Хочешь — сам покопай.

— Это уж обязательно. Как без ангела ночи? — горько сказал Абдулла.

Борис укоризненно покачал шлемом. Ничего не говоря, он опять скрылся в яме, и оттуда полетели пылевые сгустки.

Через полчаса, зарыв Артура, они погрузили лопаты на тележку.

— Может, оставить их здесь? — спросил Мик. — Все равно скоро потребуются.

Карло схватил его за плечи и сильно встряхнул.

— Не говори так, слышишь? Никто больше не умрет. Понял?

— Понял, — слабо сказал Мик.

— Чего трясешь? — спросил Абдулла. — Он еще маленький.

Карло устыдился.

— Ладно, Мик. Извини, Мик.

— Всем плохо, — сказал Мик. — Да я и не маленький. Маленьких у нас уже не осталось.

Карло оглядел кладбище. Десятки холмиков с крестами, полумесяцами и звездами Давида усеяли склон кратера. Склон, в недрах которого дремал термоядерный реактор. Да, маленьких не осталось. Те из них, кто не умер, давно повзрослели. Некоторые не помнят, как выглядит настоящее голубое небо, поскольку осмысленно воспринимать мир научились уже здесь, под черным небом Эстабриона, самой внешней из планет системы, самой удаленной от Эпсилона.

Внизу, в двух километрах от кладбища, горели редкие огни базы. Дальше, на пустом поле космодрома, возвышался скелет планетолета, доставившего их всех сюда пять земных лет назад. Обшивку с него давно сняли для хозяйственных нужд. Теперь он напоминал экспонат Музея Космоплавания на Луне: меж голых шпангоутных ребер просматривалась вся внутренность корабля, от двигательного отсека до пилотской кабины. Той самой, в которой так много пришлось пережить.

Еще при взлете с Кампанеллы софус и главные навигационные приборы вышли из строя. На борту не было ни одного взрослого, взрослые старались спасти как можно больше детей, поэтому сами не полетели. Думали, что все это ненадолго, рассчитывали справиться с проблемами и быстро вернуть детей. Так не получилось. На орбите была получена радиограмма с приказом следовать на Эстабрион. Причина изменения плана осталась неизвестной, поскольку связь с космопортом прервалась. Но это решение безусловно диктовалось драматизмом событий на планете. И дети послушались взрослых.

Ракету на Эстабрион привели Карло и Абдулла, четырнадцатилетние тогда мальчишки. Привели правильно, но не смогли в нужное время затормозиться. Планета осталась в нескольких миллионах километров за кормой. Пришлось возвращаться: дальше лететь было некуда. Система Эпсилона ограничивалась орбитой Эстабриона. За ней располагалось кометное облако и межзвездное пространство. Для тихоходного «Годдарда» это значило тысячелетия пути.

После четырех заходов, истратив все горючее, Абдулла был вынужден решиться на посадку. Без приборов, не имея элементарных навыков пилотирования. Скорость оказалась слишком большой, амортизаторы рассыпались. От удара «Годдард» завалился набок. Погибли трое маленьких, еще двое умерли позже. Почти все остальные получили травмы. В находящуюся на расстоянии восьмисот метров от места посадки базу перебрались лишь на третьи сутки, когда унесли всех раненых и сумели частично расконсервировать системы жизнеобеспечения.

— Хватит размышлять, — сказал Абдулла.

Пора было возвращаться, но никто не решался сделать первый шаг. Всем казалось, что только после этого Артур будет по-настоящему мертв.

Крупные немигающие звезды висели над Эстабрионом. Карло поднял голову, отыскивая среди них далекое Солнце, — скромное желтое пятнышко в созвездии Змеи.

— Мама миа!

— Ты чего? — спросил Абдулла.

— Не может быть, не может быть, не может быть!

— Свихнулся. Чего не может быть?

Карло показал рукой. Невысоко над горизонтом двигалась светящаяся точка. Она разбрызгивала мелкие, едва заметные искры.

Абдулла машинально поднес к шлему перчатки, словно собираясь протереть оптику, но так и не сделал этого, не успел. В наушниках ясно, уверенно, четко, заставив вздрогнуть, прозвучал взрослый мужской голос.

— Эстабрион, Эстабрион! Говорит тяжелый крейсер «Звездный Вихрь». Как слышите?

Через полминуты — еще:

— Эстабрион, Эстабрион! Вызывает тяжелый крейсер «Звездный Вихрь». Отвечайте на любой волне. Прием.

Непослушными пальцами Карло все никак не мог отыскать кнопку включения длинноволновой станции. Забыл, где находится. Мальчики недоуменно переглядывались.

— Это кто, Карло? — спросил Мик.

— Эстабрион, Эстабрион! Я — «Звездный Вихрь». Прошу всех покинуть зону космодрома! Высылаю посадочные боты. Мы пришли, ребята...

Мальчики стояли молча и неподвижно, не в силах поверить тому, что слышали. Но все происходило наяву. Подтверждая такие долгожданные и такие неожиданные слова, во всполохах огней предупреждения стремительно и так низко, что оставлял за собой пыльные вихри, промчался самый настоящий десантный шнелльбот Космофлота Солнца. Не было такого мальчишки, который не опознал бы с первого взгляда приплюснутый силуэт самого популярного символа компьютерных игр.

— «Гепард», настоящий «Гепард»... — ошеломленно пробормотал Борис.

«Гепард» промчался, нырнул за горный хребет. Потом, выпустив гроздь сигнальных ракет, появился с другой стороны. А с неба падала крупная звезда. За ней — еще одна.

— Что, что это? — спросил Мик. — Они прилетели, Карло?

Карло закашлялся. Потом махнул рукой вперед. Бросив тележку, они побежали к базе. На поле космодрома в клубах пыли уже опускался шарообразный бот с огромным красным крестом. Эфир словно прорвало.

— Джойс, торопыга! Какого черта?! А мне где садиться?

— Эстабрион, Эстабрион! Я — борт-семь. Сажусь впритирку, берегитесь выхлопа. Всем оставаться внутри базы!

— Нолан, учти, сейчас мы поднимем уйму пыли. Но это еще не значит, что нас обстреливают.

— Вы уже подняли все, что можно. План высадки — коту в дюзы...

С щелчком включился передатчик базы.

— Я — Эстабрион. Меня зовут Ольга. Это все правда, что ли?

— Я — «Звездный Вихрь». Капитан-лейтенант Мбойе. Приветствую вас, Эстабрион! Все правда, дочка. Не выходите из базы! Потерпите еще десять минут, только десять минут, мои дорогие! Хорошо?

— Да ладно уж, — сказала Ольга. — Потерпим, папа. Блокирую люки.

— Умница!

— Подарки будут?

— Нет вопросов. Море.

— «Гепард-3» — борту-семь. Посадку отставить! Вижу группу в скафандрах — пять человек. Бегут к базе. Алло, ребята! Вы меня слышите? Стойте на месте!

— Вас понял, — сказал Карло. — Продолжайте посадку. Стоим.

Он поймал Мика. Абдулла вдруг упал, и плечи его затряслись.

— Передатчик выключи, — прошипел Карло. — Выключи, тебе говорят!

Сквозь пылевую завесу он смутно видел, как госпитальный бот выбросил аппарель. По ней одна за другой скатывались быстрые тени. Все происходило в ошеломляющем темпе, как в сказочном сне. Прошли секунды, и первый вездеход резко затормозил у грузовых ворот базы. За ним длинными скачками, отталкиваясь коленчатыми опорами, летел второй. Следом, уже медленнее, катился трейлер с грудой контейнеров. Потом все это скрылось совсем уж в густеющей пыли. Борт-семь сел впритирку, как и обещал.

«Гепард» сбросил скорость, облетел космодром по кругу, тоже приземлился у базы, открыл сразу несколько портов. Из них посыпались роботы.

— Мбойе, я — «Гепард». Есть посадка, есть посадка.

— Понял, Яцек. Сразу доложите, какая еще помощь нужна. Я остаюсь на малой высоте.

— То славно, Александер.

Карло вдруг подумал, что про них забыли, и от острой обиды ему захотелось плакать. Но он ошибался. Из пыли вылетел вездеход, качнулся на подвеске, клюнул носом и стал, будто был здесь всегда. Открылись дверцы. Спрыгнули высокие, по-видимому, совсем взрослые люди. Карло молча бросился в объятия. Его увесисто-добродушно шлепнули по затыльнику шлема.

— Давно закопали? — спросил кто-то с сильнейшим русским акцентом.

Борис ответил.

— Хо! Ерунда на силиконе, — с несокрушимой уверенностью заявил обладатель акцента. — В Сибири я мамонтов оживлял.

Мимо них прошли два арбайтера с роторным инструментом. Потом протопал грузный кибер. Он нес реанимационный кокон.

— Залезайте в машину, братишки. Здесь вам делать больше нечего.

Впопыхах Карло никак не мог попасть ногой на ступеньку. Чья-то мощная рука втащила его за шиворот. Садясь в вездеход, он еще раз поднял голову, за что был вознагражден невиданным зрелищем.

Огромный, сияющий огнями звездолет величественно плыл над куполом базы. Со всеми своими антеннами, кольцами уравнителей гравитации, боевыми башнями, распахнутыми портами ангаров. Вдоль всего длиннейшего корпуса главной тяговой системы светилась надпись «Объединенный Космофлот Солнца. ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ. Церера». Рядом с крейсером зелеными искрами мерцали шесть сферических облаков — аннигиляционное топливо внешней подвески.

Еще один «Гепард», летевший сбоку, казался бусинкой с рождественской елки, настолько гигантский корабль превосходил его размерами. И, как в рождественской сказке, сбывалась мечта. Долгая, пятилетняя, бредовая мечта полутора сотен мальчишек и девочек. Карло наконец не выдержал.

— Передатчик выключи, — сказал Абдулла.

Под куполом базы царило что-то невообразимое. Горели все лампы, светильники, люстры, плафоны, бра, щелевые источники света на ступенях лестниц. В полную силу работали вентиляция и отопление, между этажами сновали пропылившиеся лифты. Прямо у входа многорукий робот, очень похожий на скорпиона, открывал батареи регенераторов воздуха. А самое главное, кругом было такое количество улыбающихся, смеющихся и хохочущих лиц, какого Карло не видел за всю жизнь. Он снял шлем. Мальчики растерянно озирались.

Под потолком щелкнуло, раздался голос Ольги.

— Братцы! Все бегите в конференц-зал. Там уже тепло!

Мик запутался в застежках.

— Ладно, шлем брось, да иди себе, — сказал Борис. — Только причешись, не пугай астронавигаторов. Давай наперегонки?

— Хитрюга! Ладно, давай.

И они поскакали. Карло и Абдулла шли более степенно, как и полагалось старшим.

Сияющие глаза Павлика было первое, что увидел Карло. Потом, сквозь предательскую дымку, — подтянутых людей в форменных комбинезонах. Обнимая двух малышей, подошла смеющаяся женщина со знаками различия командора овеянного легендами Объединенного Космофлота Солнца. Карло впервые встречал офицера столь высокого ранга, почти адмирала, поэтому восхищенно замер.

— Вы комендант базы Эстабрион?

— Комендант? — Карло растерялся.

— Он, он! — закричали дети.

Абдулла подтверждающе кивнул.

— Меня зовут Марией Саян, ваше превосходительство, — серьезно сказала женщина. — Я — руководитель экспедиции. Хочу выразить восхищение вашим мужеством. Вы и ваши помощники спасли сто шестнадцать детских жизней. Быть может, и больше, наши реаниматоры уверены в успехе не менее девяти операций. Цены этому нет!

— Да я же не один... — пробормотал Карло. — Вот Абдулла посадил ракету...

— Знаю, — сказала Мария Саян. — Все уже знаю. Поэтому сегодня же, как только закончим праздничный обед, я отправлю на Землю ходатайство о присвоении высоких наград вам, господину Абдулле, госпожам Ольге, Дженни и еще многим. Наград Космофлота, сэр. К сожалению, ответ придет не скоро — одиннадцать световых лет. Но каким он будет, я знаю наперед. Примите поздравления!

И командор Саян четким жестом вскинула руку к виску.

— Спасибо, — пробормотал Карло. — Право же... А что на Кампанелле? Вы там побывали?

По лицу руководителя экспедиции скользнула тень. Вокруг установилась тишина.

— Да, побывали.

— Они погибли... все?

— Нет, не погибли. Исчезли. Ведутся поиски. Мы еще поговорим об этом, время есть. А сейчас — торт.

— Торт, торт! — завопили маленькие. — А он большой? Всем хватит?

Командор Саян дернула головой, будто от удара. Ее глаза повлажнели.

— Дорогие мои! Прошу вас, забудьте о том, что еды может не хватать.

Торт вкатили четверо арбайтеров.

— Проходите, ребята, — сказала Маша.

Выждав, когда все усядутся, она включила экран.

— Это — Зеленый океан, юго-западная часть. Здесь ракетой, выпущенной с подводной лодки, сбит наш спутник. Лодку удалось повредить, она села на мель. Мы не знали, почему она приняла нас за врагов, и, что еще важнее, есть ли на ней люди. Поэтому пришлось действовать очень аккуратно. Смотрите.

Лодка лежала на большой глубине, куда дневной свет не проникал. Было видно, как два подводных аппарата с яркими прожекторами приближаются к ней, — с левого и правого бортов.

— Это — чтобы избежать удара торпедных аппаратов.

— А что, и торпеды на ней были? — спросил Абдулла.

— К сожалению, были. Один из батискафов уничтожен.

— Кто-то погиб?

— По счастью, нет.

Большой батискаф как бы прилип к палубе лодки. После этого на экране поплыли виды внутренних отсеков с разбросанной одеждой. Потом появилось изображение маленького диктофона и послышалась фонограмма первого и последнего боя «Си Гвард».

— Ребята, вам что-нибудь известно о цели создания субмарины? С каким врагом она должна была сражаться? — спросила Маша.

— Нет, — ответил Карло. — Нас посадили в ракету, когда еще ничего толком не знали. Взрослые очень нервничали, говорили, что все началось внезапно и во многих местах сразу. А подводную лодку построили давно. Она предназначалась для исследования Зеленого океана. Но я не знал, что лодка вооружена.

— Видимо, ее вооружили втайне.

— Значит, кто-то догадывался об угрозе?

— Похоже на то.

— Но куда же делись люди? — спросил Абдулла.

— Исчезли. Исчезли из лодки, исчезли с планеты.

— Все?

— Погибших было очень мало. Живых мы пока не нашли. Вот, поглядите.

Маша включила видеозапись, сделанную роботом в Трое. Дети сначала подавленно молчали. Потом начали оживляться.

— А я знал Памелу Иглесиас, — сказал Абдулла при виде семейного портрета в спальне «Белой Розы».

— Боже, — сказала Дженни, — а дом Обюссонов сгорел!

При виде полицейских мундиров в ратуше Ольга неожиданно заплакала.

— Что с тобой, девочка? — взволнованно спросила Маша.

Не ответив, Ольга выбежала.

— Ее отец работал в полиции Трои, — мрачно сказал Карло. — Что вы намерены делать дальше?

— На планету уже высадились спасатели. Будем искать, изучать, думать. Мы не сдадимся.

— А мы? Что будет с нами?

— Скоро к Эстабриону подойдет лайнер «Цинхона». Он заберет вас на Землю. А до тех пор с вами останутся охранные роботы и несколько членов нашего экипажа.

— А «Звездный Вихрь»?

— Крейсер сейчас нужен у Кампанеллы, понимаете?

— Да, конечно.

— Возьмите меня на Кампанеллу, — сказал Карло. — У меня там...

— Я тоже полечу, — сказал Абдулла.

Маша обняла их за плечи.

— Нет, храбрые мои мальчики. Возможно, вы еще вернетесь на родную планету. Но не в этот раз. Пойдемте, надо разыскать Ольгу.

— Она сейчас в оранжерее, — сказал Карло. — Будет лучше, если я пойду один.

— Тогда иди к ней прямо сейчас, сразу, — сказала Маша. — Ей это очень нужно.

Но сразу не получилось. В холле, у стены аквариума, стоял Артур и молча рассматривал подводных жителей. Был он все еще бледен, худ, замедлен в движениях.

— Здравствуй, Артур.

— Здравствуй, Карло. Если хочешь.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не знаю. Никак.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Абсолютно ничего.

Артур посмотрел на ковылявшего по дну аквариума осьминога.

— Ты знаешь, что они способны к самоубийству?

— Осьминоги?

— Да.

— Нет, не знал. Как они это делают?

— Щупальца себе отъедают.

— Тебе плохо, парень?

— Нет. Мне никак.

— Значит, плохо.

— Нет. Мне не плохо и не хорошо.

— Разве это нормально?

— Нет, наверное.

— Что врачи-то говорят?

— Что скоро пройдет.

— Не веришь?

— Верю.

— Но?

— Мне было очень страшно умирать. Я не хочу еще раз это пережить. Зачем вы меня выкопали?

— Вот тебе раз...

Карло попытался взять его за руку, но Артур отстранился.

— Вы напрасно старались.

— Послушай, — сказал Карло, — впереди сотни лет жизни. Чего горевать?

— А зачем мы живем?

— Ну... интересно же.

— Интересно... Мне тоже было интересно. А сейчас — нет. Сейчас я вовсе не тот, что был раньше. Вы выкопали другого. Я не хочу им быть, я вообще не хочу быть, мне не интересно, понимаешь?

— Нет.

— Правда?

— Честное слово. Объясни.

Секунду Артур смотрел на него блестящими, горячечными глазами.

— Да. Наверное, это трудно понять, не побывав в гробу. Хорошо, я попробую. Вот когда мне было интересно жить, я очень любил яблоки. Сладкие, краснобокие, хрусткие, они так восхитительно пахли, что перед тем как съесть, я нюхал их до тех пор, пока еще различал запах. И ради этого удовольствия был способен делать многие вещи, которые делать не хотелось, понимаешь?

— Не совсем, — осторожно сказал Карло.

— Ну, мы все живем, потому что это приятно. Или, как ты говоришь, интересно. Так?

Карло кивнул.

— Значит, к жизни нас привязывают удовольствия. А еще страх умереть. Нас заставляют жить без спроса нашего мнения.

— Ограничение свободы выбора?

— Да. Вот осьминог тоже вынужден жить ради каких-то своих осьминожьих радостей. А потом должен переживать мучения осьминожьей смерти. Но ему легче, он об этом не думает. Что молчишь?

— Знаешь, я сейчас подумал, что без всех этих осьминожьих радостей разум, наверное, и не захочет жить. Скука.

Артур усмехнулся.

— Так что же, да здравствует обжорство и прочий эгоизм?

В нем проснулся скепсис, что радовало. Это уже не полное безразличие, мертвое безразличие. Одно то, что Артур продолжал разговор, давало надежду на переубеждение. Как бы смерть ни опустошила душу, в пятнадцать лет трудно отвергнуть жизнь. Карло решил подзадорить мальчика.

— Выходит, что так.

— Зачем же тогда нужна мораль? — сейчас же встрепенулся Артур.

— Как ограничитель. Все хорошо в меру.

— Хорошо для кого?

— Для всех в целом и для каждого в частности. Пойми, ты перенес тяжелое потрясение, твоя душа сейчас близка к стерильности. Но дай время, все восстановится. Впусти в себя простые чувства.

— А надо ли?

— Тебе решать. Но это будет важное решение. Нельзя его принимать ненормальной головой. Что ты потеряешь, если немного повременишь?

— А эту самую стерильность, — быстро сказал Артур.

— Фи.

— Что — фи, что — фи?! Расфикался!

— Артур, послушай, помереть всегда успеешь. Зачем — сейчас, когда можно — потом?

— Затем, что сейчас не так страшно.

Карло почувствовал усталость. Обязанности коменданта еще не закончились. Так трудно быть взрослее, чем ты есть.

— Если ты расскажешь врачам, я тебя возненавижу, — сказал Артур.

— А меня ты тоже возненавидишь, да? — крикнула Дженни.

Она сидела на лестнице, прижавшись лбом к декоративной решетке, и, видимо, давно слушала их разговор.

— Ну, говори, ты, чудовище! Скажи мне прямо в лицо, ну!

Артур растерянно молчал.

— Ладно, — сказала Дженни и вытерла слезы. — Будь здоров.

Она прыгнула на второй этаж. Артур побежал за ней. Осьминог сцапал морскую звезду и выпустил темное облако. Уж этот-то поживал вовсю. Карло вдруг вспомнил, что головоногого совсем недавно хотели съесть, а Дженни заступилась. И еще он подумал, что надо бы принести ей настоящего молока, тот недотепа ни за что не догадается. Хорошего такого молочка, которое теперь имеется в изобилии.

27 августа

Сказать, что мы не ожидали найти здесь детей, нельзя. Единственный сбежавший с Кампанеллы «Годдард» рано или поздно должен был обнаружиться, если не исчез так же, как «Фламинго» с «Альбасете». Неожиданно другое — этика тех, кто заварил кашу. Впору усомниться, существует ли у них мораль. Столько страданий перенесли девочки и мальчики! За что? Чем это может быть оправдано? И что выпало на долю детей и взрослых, улететь не успевших? Мы, люди, встретив чужую жизнь, так поступить не модем. Неужели Рональд прав? В том, что система Эпсилона — это забытая, оставленная без присмотра игрушка сверхцивилизаиии? Но даже в этом случае ее создателям нет оправдания. С точки зрения человеческой морали, конечно. Но мы не можем руководствоваться какой-то другой моралью. Здесь, на Эстабрионе, экипаж «Вихря» созрел для применения орудия. Я — тоже. Стартуем через два часа.

Карло с удовольствием надел новый, легкий, удобный, изящный скафандр. Ткань толщиной в два миллиметра плотно облегала тело, практически не пропускала тепла и почти не стесняла движений. В компактных баллонах из прочного композитного материала содержался пятисуточный запас кислорода, минерализованная вода, питательный бульон. Все это весило в три раза меньше, чем пустые кислородные баллоны старых скафандров.

— Задание — область «Зет», — напомнила Ольга из диспетчерской.

По ее предложению было принято решение в оставшееся до прибытия «Цинхоны» время возобновить исследования Эстабриона. Для этой цели на планете оставили шнелльбот и собрали несколько легких ракетных платформ. Желающих полетать на них оказалось множество — от Абдуллы до Павлика, не просился один Артур.

Сначала допустили только старших ребят, но маленькие так протестовали, что им разрешили летать тоже, но в качестве дублеров, под присмотром. Сегодня с Карло, например, отправлялась зеленоглазая и очень несерьезная Фанни. Она уже ждала его в кресле на открытой площадке для экипажа, размещенной поверх груды топливных баков, нетерпеливо перебирая пряжки привязных ремней.

Карло приблизился, солидно попинал пневматические колеса, обошел аппарат кругом и лишь потом прыгнул вверх. Но не рассчитал. Привыкнув к большому весу старого скафандра, он вложил в прыжок слишком много сил, поэтому взмыл над площадкой и завис, нелепо болтая ногами. Фанни фыркнула и поймала его за сапог.

— Привет, адмирал!

— Здорово, юнга, — недовольно пробурчал Карло.

С минуту он провозился в своем кресле, устраиваясь поудобнее, пристегиваясь, озираясь. Из пола выпятился грибовидный вырост, преобразившийся в панель управления. Приборы показывали, что можно ехать. Карло потянул рычаг. Платформа тронулась. Переваливаясь на неровностях, машина направилась к космодрому.

— А сразу стартануть слабо? — спросила Фанни.

Она участвовала уже в третьем вылете, посему считала себя заслуженным асом, которого глупые взрослые дискриминировали сразу по возрастному и половому признакам одновременно.

Карло хладнокровно промолчал. Достигнув края летного поля, он остановил машину и запросил разрешения на взлет. В наушниках раздался сочный хруст разгрызаемой морковки.

— Валяйте, — сказала Ольга.

Карло придавил педаль газа. Из-под днища сверкнуло пламя, тут же скрывшееся в клубах пыли. Аппарат задрожал. Потом задумчиво пошел вверх со всеми своими штангами, дюзами, антеннами, приборными контейнерами, резервуарами, навешенными на трубчатый каркас. Платформа выглядела весьма неказисто, угловато, необтекаемо, поскольку предназначалась для полетов на безатмосферных планетах с пониженной гравитацией, но была очень надежна, экономична и проста в управлении.

Набрав восьмидесятиметровую высоту, Карло двинул рычаг. Аппарат пошел вперед, огибая склон Энергетического кратера, в недрах которого уже работал реактор. Внизу показалось кладбище. Количество могил на нем заметно уменьшилось. Но они были, были...

— Послушай, — сказала Фанни, — ты можешь хотя бы здесь не виснуть?

Карло мягко прибавил газу. Как только они миновали печальное место, Фанни включила прожекторы.

— Зачем? — спросил Карло.

— Где-то здесь в прошлый раз я уронила камеру.

— Уронила?

— Да. А что?

Карло промолчал.

— Помедленнее, пожалуйста.

Карло потянул рычаг. Аппарат сбросил скорость и наклонился носом.

Внизу, в пятнах света, перемещалась истоптанная поверхность, перечеркнутая следами гусениц, колес, отпечатками подошв. По мере удаления от базы этих отметин человеческого пребывания становилось меньше. Следы постепенно разделялись, вытягивались в отдельные парные и одиночные цепочки. Сверху казалось, что поверхность Эстабриона покрыта бессмысленными вензелями.

— А ведь это все, что могло от нас остаться, — вдруг сказала Фанни.

— Забудь.

Фанни качнула шлемом.

— Забыть, не думать... Это не жизнь.

— Тогда умей привыкнуть к боли.

— А ты умеешь?

— Плохо.

— Это хорошо.

Карло постучал по ее колпаку.

— Да ты у нас мудрец.

— Слушай, а без снисходительности можешь? А то я тебе так постучу...

— Только не выронись. Вслед за камерой.

Фанни надулась и замолчала. Карло увеличил скорость. Девочка тут же встрепенулась.

— Эй, а камера?

— Поищешь пешком. Этак мы до области Зет за неделю не доберемся.

Чтобы перевалить кольцевой хребет, окружающий территорию базы, Карло поднял машину до полутора километров. Горизонт сразу отодвинулся.

— Это еще что? — недоуменно воскликнула Фанни.

— Где?

— А вон там. — Она махнула перчаткой.

— Не вон там, а сколько градусов, — проворчал Карло.

— Ну... тридцать. Слева по курсу.

В слабом свете Эпсилона Карло с трудом различил движущееся пятнышко.

— Похоже, еще одна платформа летит. Ну и зрение у тебя, Фанник.

— Да уж, Карлик. Постой, а откуда она взялась? Оля ничего про нее не говорила.

Карло почесал затылочную часть шлема. Потом нажал кнопку вызова.

— Да? — спросила Ольга. Она продолжала что-то жевать.

— Вижу еще одну платформу, — сказал Карло.

— Какую? — удивилась Ольга.

— Вот уж не знаю. Далеко.

— Момент. Сейчас проверю.

После нескольких секунд возни послышался растерянный голос Ольги:

— Тут, понимаешь, я в оранжерею бегала...

— Кто улетел? — спросил Карло.

— Буду выяснять. На радаре эту платформу я не вижу. Она перевалила хребет?

— Да.

— Примерно в каком месте вы ее видели?

— Район кратера Ягер.

— Карло, оба дозорных спутника сейчас за горизонтом. Первый появится минут через десять, тогда мы и засечем беглеца. А пока... Быть может, попробуешь догнать? Не нравится мне эта история.

— Хорошо. Но ты разыщи кого-нибудь из взрослых. Пусть готовят «Гепард».

— Да, не помешает. О'кей. Сейчас.

Карло положил платформу на борт и с набором высоты устремился на юго-запад. До кратера Ягер было больше тридцати пяти километров, и только ястребиные глаза Фанни могли углядеть с такого расстояния движущуюся точку. Да и то — на фоне темного склона. Спутники в это время находились за горизонтом, а Ольга отлучилась. Странное совпадение. Карло утопил педаль газа до упора. За кормой выросло рыжее сияние, отражающееся в зеркале заднего вида.

— Как мы его поймаем? — спросила Фанни.

— Кого?

— Не притворяйся. Артура, конечно.

— Не знаю. Попробуем убедить.

— Попробуй сейчас же, по радио.

— Нет. Пусть он пока не знает, что мы за ним гонимся.

Фанни фыркнула.

— Думаешь, он не слышал твоего разговора с Ольгой? Ты же работал на общей волне, умник.

— Да? Сейчас исправим.

Карло переключился на общую волну.

— Оленьки, привет. «Гепард» готовят?

— Мистер Нолан уже одевается.

— Что ж, я тогда следую первоначальным курсом.

— Но... Карлик, это Артур сбежал.

Карло хихикнул.

— Вот озорник! Попадет же ему от мистера Нолана. Ну, до связи.

— Чао, — неуверенно сказала Ольга.

Карло показалось, что на радарном экране мелькнул блик. Артур, следовательно, тоже мог их видеть. Карло постучал по шлему Фанни.

— Слушай, у меня там голова, между прочим, а не барабан.

Карло прижал палец к стеклу своего шлема. Потом энергично помахал по направлению старого курса.

— Ох и надоела же мне эта область Зет, — равнодушно сказала Фанни.

Быстро она соображала. Карло поднял большой палец. Их платформа на полной скорости начала входить в отлогое пике. Постепенно, чтобы резкий маневр не насторожил Артура. Метрах на семистах, когда радарный обзор резко ограничился окружающими горами, Карло начал утомительный слалом между кратерами, упорно забирая влево.

— Можно начинать гравиметрическую съемку, — сказала Фанни.

— И что б я без тебя делал...

— Ты всем девочкам говоришь одно и то же.

— Да, но с разным выражением.

Впереди открывались так называемые Скальные Ворота — тектонический разлом в стенке гигантского цирка Вергилий. Эту трехкилометровую щель нужно было проскочить на полном ходу. Карло ввел задание в автопилот и зажмурился.

— Ух, — сказала Фанни, — никогда так не гонялась. Оказывается, ты не такой уж и копуша!

Устыдившись, Карло открыл глаза.

— Ой, — сказала Фанни, — да вот же он.

Створ Скальных Ворот пересекала далекая точка. Дистанция — шестнадцать километров.

Смысла прятаться больше не было. Их платформа неслась над дном провала, вынужденная повторять его изгибы, и на этом теряла скорость. Карло потянул ручку управления. Взмыв над хребтом, он вновь увидел аппарат Артура, который шел по строгой прямой на юго-запад. Взглянув на карту, Карло убедился, что этот курс неизбежно упирается в массив центрального пика Вергилия. Артур будет вынужден либо его огибать, либо набирать высоту не менее тридцати километров. В любом варианте он потеряет скорость. Кроме того, он вылетел позже, значит, на его борту больше горючего, масса которого уменьшает маневренность. Пришло время форсажа.

Включилось радио. Дженни пыталась уговорить беглеца не делать глупостей, но тот не отвечал. Тогда на связь вышел «Гепард».

— Карло, ты его видишь?

Карло передал координаты.

— Понял. Стартую. Минут через пять догоню, — сказал Нолан. — Последи за ним пока, но без лишнего риска, хорошо?

— Хорошо, Виктор, — сказал Карло, срывая пломбу с гашетки форсажа.

— Ну, ты дае... — пискнула Фанни.

Их вдавило в кресла. Карло обогнул пик с юга. Он не ошибся. Перед горой Артур стал забирать вверх. Форсаж он не включал. Скорее всего потому, что не умел. В результате через пару минут платформы почти поравнялись, только машина Артура летела гораздо выше, но Карло догонял. Скоро отчетливо стали видны яркие точки нижних и кормовых дюз, потом — темные очертания топливных баков. А потом они сравнялись и по высоте. Карло слегка шевельнул ручку управления, поднимаясь выше, и Фанни, сидевшая справа, удивленно всплеснула руками. Площадка экипажа, расположенная на спине погоняемой платформы, была пуста. На ней не хватало одного из кресел.

— Вот это да! Катапультировался. Зрелище безлюдного летательного аппарата обескураживало.

— Черт, — сказал Карло. — Детектив. А был ли мальчик?

— Да поворачивай же!

Карло лег на обратный курс. Покинутая платформа продолжала полным ходом удаляться на юго-запад. Карло сбросил высоту до минимальной и буквально полз над склоном Вергилия. Была включена поисковая аппаратура, весь свет сконцентрирован на проплывающей внизу бугристой поверхности. Фанни сообщила новость Нолану и попросила его проследить путь Артура на встречном курсе.

— Не пойму, что он задумал, — сказала она. — Неужели...

— Надеюсь, что нет, — сказал Карло. — Слишком сложно. Потом, он должен понимать, что оживить его можно еще раз.

Они проследили юго-западный склон до самой раздвоенной вершины. Конечно, в таком большом массиве, как пик Вергилий, чья высота составляет двадцать девять тысяч восемьсот метров, имелось огромное число укромных расселин, где Артур мог спрятаться, но катапультное кресло радар бы засек, его спрятать трудно. Да и припорошенная пылью поверхность прекрасно сохраняет следы.

Карло завис над седловиной между двумя вершинами Вергилия.

— Ох, что это? — спросила Фанни.

— Где?

— А прямо под нами.

Карло накренил платформу. Внизу, в сотне метров под днищем, что-то чернело. Округлое пятно, возможно — шар. Почти сразу они заметили фигурку в скафандре. Секунду она стояла неподвижно, затем взмахнула руками и упала. Даже не упала, а как-то сломалась. Тотчас же черный шар накрыл Артура.

— Борт-семь, борт-семь, вижу вас, — послышался встревоженный голос Нолана. — Карло, сейчас же уходите на базу!

— Но мы его нашли!

— Уходите немедленно! Форсаж! Я сам разберусь.

Карло тронул ручку, не решаясь дать газ. Тут случилась странная вещь: черная сфера вдруг стала вспухать, увеличиваться в размерах.

— Что происходит? — спросила Фанни.

— Оно поднимается, — сквозь зубы ответил Карло.

— Мне это не нравится.

— Мне тоже.

Платформа сорвалась с места, набирая скорость. Но за сиянием выхлопа маячила тень. Фанни то ли ее плохо видела в свое зеркало, то ли желая удостовериться прямым взглядом, непрерывно вертелась и оглядывалась.

— Пухнет? — спросил Карло.

— Кажется, да.

— Смотри, не вывались.

— Я же пристегнута. Только вот ручную камеру опять могу потерять.

— Камеру? Камера... Дай-ка ее сюда. Карло привстал, насколько позволяли ремни, и изо всех сил швырнул прибор за спину.

— Помешался, да? — с любопытством спросила Фанни.

Карло напряженно следил за экраном радара. Ничего особого не произошло. Искорка, обозначавшая камеру, исчезла, вот и все.

— Карло, Карло! Я — Нолан. Уходи вверх, уходи, вверх! Как понял?

— Понял, понял. Ухожу.

Он протянул ручку. «Гепард» несся навстречу. Лазерные пушки катера искрились холодными вспышками, из бортов выдвигались красноносые ракеты. Но выстрелить они не успели. «Гепард» прошел под днищем платформы, и через поразительно долгие секунды позади вспыхнул ослепительный свет.

— Что, что это было?! — крикнула Фанни.

Карло навалился грудью на пульт. Под шлемом по его лицу что-то текло. То ли кровь, то ли слезы, сразу и не разберешь.

— Что там позади, Фанни?

— А ничего. Совершенно ничего. Карлик, я боюсь!

БЛИЖНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ЛАЙНЕР ЦИНХОНА — ТК ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ.

Нахожусь низкой орбите Эстабриона.

Дети приняты на борт. Приступаю поискам Виктора Нолана и Артура Ашкенази.

Чем могу быть полезен еще?

Зия АС-САБАХ.

6. МУЖЧИНЫ

На борту «Звездного Вихря» пробило двенадцать по Гринвичу. В каюте Маши началось очередное совещание. Все стояли у большого стола, на котором Милдред разложила карту Кампанеллы с хронологией основных событий, установленных благодаря кропотливому анализу огромного числа мелких фактов. Выяснилось, что еще до исчезновения крупных млекопитающих и рептилий на планете происходили малопонятные вещи. Первая имела место 5 декабря 2766 года. В этот день одно океанографическое судно обнаружило резкое обеднение морской воды водорослями и планктоном. У экипажа сложилось впечатление, что они плыли по следу сказочного кита, процедившего воду на протяжении десятков миль. Все это происходило примерно в том районе, где был сбит спутник «Вихря».

— А что там находится на дне морском? — спросил Мбойе.

— Группа подводных вулканов, — ответил Ван Вервен. — И не просто группа, а вулканическое кольцо. Любопытно, что оно располагается по отношению к Вулканному Ожерелью суши на противоположной стороне планеты.

— Да, почти симметрично, — кивнула Милдред.

— Действительно, любопытное совпадение, — сказала Маша. — Продолжай.

— В начале января 2767 года океанологи вернулись в странное место. Как вы понимаете, они тоже были порядком заинтригованы, и их удивление еще более возросло. Конечно, течения сделали свое дело. За минувший месяц морская вода уже заселилась, но все еще содержала живых существ на тридцать процентов меньше средней нормы. С корабля спустили глубоководный аппарат. Батискаф позволил заметить еще одну странную вещь — почти полное отсутствие донных форм жизни. На склонах подводных гор не удалось отыскать ни морских звезд, ни губок, ни голотурий, ни живых коралловых построек. В образцах грунта, поднятого с разных глубин, чрезвычайно редко встречались черви и простейшие одноклеточные организмы. Добавим сюда то, что в протоколах пяти погружений батискафа мы нашли упоминания только о двух рыбах и одной медузе, замеченных на протяжении целых двадцати семи часов подводной работы. Невероятно, правда? Словно бы и не заселяли Кампанеллу. Картина почти мертвого моря...

Ван Вервен согласно покивал головой.

— И как же это все объяснили? — спросила Маша.

— В конечном счете — действием токсических соединений, образовавшихся при извержениях вулканов. Вулканы там действительно извергаются.

— Химический анализ воды проводился?

— Да. Ничего особенного не дал.

— И это не насторожило?

— Нет.

— Почему?

— Посчитали, что токсины были нестойкими. Якоб, это возможно?

— В принципе — да. Но в случае массового отравления морской фауны должны быть останки крупных животных на дне. А их не обнаружили. По крайней мере в том рейсе, о котором идет речь.

— А это как расценили? — удивилась Маша.

— Решили, что мало искали, поэтому нужно вернуться в район поисков после пополнения запасов и отдыха в ближайшем порту.

— Вернулись?

— Неизвестно. На сей счет информация отсутствует. Пусть Милдред переходит к следующему эпизоду. Странностей и без того достаточно.

Милдред накрыла ладонью участок карты.

— Вот здесь, в Северном полушарии, в конце февраля каждого года происходил сезонный перелет птиц. В феврале 2767 года было замечено, что несколько крупных стай пролетели над южным склоном Вулканного Ожерелья, а на севере их не видели. Либо птицы вопреки инстинкту остались в пределах внутренней области, где много теплых озер, либо...

— Либо исчезли?

— Да.

— Но куда?

— Не знаю. Сейчас мы только пытаемся нащупать закономерность. К сожалению, в нашем распоряжении находятся только редкие и разрозненные письменные источники, а компьютерная информация уничтожена. Как, зачем и кем — прошу не спрашивать.

— Хорошо, — сказала Маша. — Дальше.

— В доме смотрителя заповедника обнаружена записка. Читаю. «Коллинз! У нас пропали 3 мустанга. Отправляюсь на поиски. Роджер». Химический анализ позволяет датировать документ временем между девятым и четырнадцатым марта 2767 года.

Мбойе скептически хмыкнул:

— И что из этого следует? Ну, пропали три мустанга.

Милдред согласилась.

— Да, сам по себе факт мало о чем говорит. Но вкупе с остальными... Посуди сам: опять Вулканное Кольцо, опять какие-то исчезновения. Но что правда, то правда. Пока шли только цветочки. А вот дальше события начинают уплотняться. 19 марта из района подводных вулканов в Зеленом океане получен сигнал SOS. Терпела бедствие парусная яхта, о чем по старинной традиции в журнале морской спасательной службы сделана соответствующая запись. Из нее мы узнали, что экипаж яхты исчез. Предположительно — смыт волной. Что ж, бывает. Но чтобы сразу три человека... Этот случай поинтереснее трех мустангов, не так ли Александер?

— М-да. Сигнал бедствия явно отправлен до того, как их... смыло. Трупы нашли?

— Поиски продолжались больше четырех недель, но результатов не дали. Вернее, дали, но странные. Все три индивидуальных радиобраслета нашли на глубине пять километров. Но — только браслеты, никакие останки не обнаружены.

— Как объяснили?

— Ну, хищники. Акулы.

— А браслеты хищники-акулы выплюнули?

Милдред пожала плечами.

— Возвращаемся на сушу. В конце марта смотритель Коллинз отправляет официальный рапорт о значительном сокращении поголовья диких животных, прежде всего — хищных. Снежный барс, например, вообще перестал встречаться. Поскольку трупов Коллинз нигде не находит, он объясняет все массовой миграцией на юг и просит выделить дополнительный вертолет для проверки своего предположения. Подтвердилось ли оно — не знаем. Но могу сказать, что подобных исчезновений еще до того, как животные в одночасье исчезли даже из зоопарков, видимо, было много.

— Не могу поверить, чтобы они никого не насторожили всерьез, — сказала Маша.

— Насторожили. Хочу показать любопытное письмо, найденное в канцелярии президента Кампанеллы. Точнее, его уцелевшую часть.

Милдред положила на карту обгоревший лист бумаги. Сверху на нем располагался замысловатый герб с универсальным номером связи, а ниже шел текст:

Его Превосходительству Президенту

Республики Кампанелла

МАЛЬКОЛЬМУС. ШУМАХЕРУ

Уважаемый господин Президент! Ввиду Вашего отказа поддержать мой проект я решила снарядить субмарину за свой счет. Заверяю Вас в том, что она предназначена для охраны области подводных вулканов и ни для него более. По-прежнему считаю, что оттуда исходит весьма серьезная угроза. В настоящее время «Си Гвард» следует к району патрулирования. Прошу Вас воздержаться от спешных действий. Мне искренне жаль, но я вынуждена пойт

нарушение законов Кампанеллы, но ситуация настолько и

что промедление может дорого обойтись. Не хочу скры

эксперты не уверены в том, что опасность вообще

м отвратить, но несомненно, что быстрая реакция в

кому не повредит. Еще раз повторяю свои довод

рых Вы знаете, так и те, которые появились за про

а, флора и фауна опустошена в акватории не

миль.

b. одновременное падение трех опытных яхт

ляется крайне маловероятным.

c. сейсмическое зондирование дна в ра

показало наличие малопонятных ано

d. по роду деятельности моя компан

подводных исследований. Никог

е. по моему заказу произведена

ка юго-западной чати Зел

жимо свидетельствует о

онных феноменов, вызв

f. компьютерное моделиро

гравиметрической съ

g. токсины, если они

не могли убить в

h. при наличии та

С уважени

— Как видите, на Кампанелле нашелся решительный и состоятельный человек, который имел достаточные основания для тревоги, — сказала Милдред. — Это была владелица подводных рудников Зейтуна Орору. Теперь мы знаем, как в Зеленом океане появилась «Си Гвард».

— Вероятно, эта дама хорошо играла в шахматы, — заметил Баллард.

— Когда было составлено письмо? — спросил Мбойе.

— В первой декаде апреля.

— Ясно. Что дальше?

— Темп событий продолжал увеличиваться. 11 апреля в горах Вулканного Кольца исчезает группа альпинистов, девять человек. Трупы не обнаружены, а вот браслеты найдены все до единого. 14 апреля в этом же районе происходит загадочная авиакатастрофа. На борту частного самолета находилось больше двадцати человек, но среди обломков никаких останков, как вы можете догадаться, вновь не найдено. Зато обнаружены «черные ящики». В одном из них уцелела видеозапись пассажирского салона. Фрагмент отчета комиссии по расследованию причин аварии нам посчастливилось найти. В нем говорится следующее, цитирую: «...кабина экипажа и пассажирский салон заполнились плотным дымом либо туманом черного цвета, после рассеивания которого в креслах остались комплекты одежды, но сами люди исчезли». Вот так, взяли да исчезли. Не правда ли, это нам кое-что напоминает? Странно еще вот что. Самолет после этого еще находился в воздухе, до удара о скалы оставалось сто семнадцать секунд. Но софус не спасает машину. Как так, почему?

— Сама видеозапись найдена? — спросил Джанкарло.

— Пока нет. Только фрагмент письменного заключения комиссии. Я процитировала его полностью.

— Но вот уж об этом-то следовало сообщить на Землю!

— Требовалось хотя бы несколько суток для проверки основных версий. Но этих нескольких дней в распоряжении кампанеллян уже не оказалось. В течение ночи на 17 апреля с планеты исчезают все оставшиеся крупные животные — и сухопутные, и водные. Такое уже не могло вписаться ни в какие рамки, и никакими естественными причинами не объяснялось. Поэтому последнее сообщение, отправленное по дальней космической связи, касалось именно этого эпизода. Правда, в нем упоминаются только зоопарки. Вероятно, масштабы случившегося на момент передачи были известны далеко не в полной мере. Вероятно, космическая связь перестала действовать довольно скоро после этого, то есть после 8.46 утра по времени Трои. Иначе через короткое время должна была последовать гораздо более тревожная депеша.

Милдред перевела дыхание и отпила глоток минеральной воды.

— Удалось установить, что электронные хранилища информации испортились если и не одновременно, то за очень короткое время. Произошло это между 9 часами 11 минутами и 9 часами 26 минутами утра. Генрих, насколько я поняла, ваша группа остановилась на версии волнового удара?

— Да, — ответил Угрюмов. — Только не удара, а ударов. Они были множественными, строго локальными и очень точно направленными снизу вверх.

— Снизу вверх?

— Совершенно верно. Такое впечатление, что угроза исходила от самой планеты.

— Чертовщина какая-то, — сказал Кнорр.

— Просто хорошо спланированная операция, — возразил Мбойе. — С весьма разрушительными последствиями. Семь минут дежурная смена центральной энергетической станции отчаянно боролась с надвигающейся катастрофой. Уверен, они сделали все, что могли. Но человеческих сил оказалось недостаточно. Погибли сорок четыре оператора и еще сколько-то людей, случайно находившихся в окрестностях. В последующие пять минут падают сотни лишившихся автоматического управления летательных аппаратов, переворачиваются и сталкиваются средства наземного транспорта, терпят бедствие находящиеся в сложных навигационных условиях суда. Возникают первые пожары на заводах и шахтах, затапливается часть подводных поселений. Но весь этот Армагеддон сопровождается удивительно малым числом жертв — порядка восьмисот человек. И если бы не паника, погибших было бы еще меньше.

— Каковы причины смерти? — спросила Маша.

— Этим вопросом занимался доктор Инти. Такео, прошу.

— Исследования останков показали, что большая часть людей погибла быстро, на месте происшествия. Основные причины — травматический шок, массивные кровотечения, инфаркт миокарда, кровоизлияние в мозг. Ничего загадочного, типичный спектр медицины катастроф. Но есть и отличие — чрезвычайно мало умерших от ран через некоторое время после травмы. Как правило, такие люди находились в закрытых труднодоступных местах. Совсем странным выглядит тот факт, что практически никто из пострадавших не умер в больнице. Даже пациенты, находившиеся на операционных столах, не умерли, а исчезли. Вообще, основная масса раненых, видимо, исчезла абсолютно так же, как и совсем не пострадавшие люди.

— Если они и в самом деле не пострадали, — недоверчиво сказала Маша. — А когда начались массовые исчезновения?

— На этот вопрос лучше отвечу я, — сказала Милдред. — Первые исчезновения начались где-то в половине десятого, точнее установить мы пока не смогли. Документально зафиксирован случай в поселке, находящемся в тридцати пяти километрах севернее Кольца. Время — 10.58. Из-за нарушения связи правительство узнает об этом вряд ли раньше 13 часов, когда первые волны беженцев, используя старинный автомобильный транспорт, моторные лодки и даже велосипеды, достигли окраин Трои. Теперь я должна сказать вот что. Можно во многом упрекать президента Шумахера, но только до этого момента. За те несколько часов, которые оставались в его распоряжении, он сделал все возможное для защиты города. Следы этих чрезвычайных усилий мы видели.

— Защиты от чего? — спросила Джетти Лоренс.

— От того, что было заснято камерой Эварта Виттона. Ио Цесселин предлагает именовать подобные объекты макулами. На древней латыни слово macula означало пятно. Понятно, что в смысловом отношении этот термин не отражает всей сложности явления, но для человеческой психики очень важно иметь хотя бы рабочее название непонятного. От этого оно становится чуточку привычнее, облегчая дальнейшее изучение.

— Макулы так макулы, — выразила общее мнение Джетти. — Что дальше?

— В окрестностях Трои они появились никак не позже 18.30. Скорость перемещения макул вдоль поверхности планеты можно оценить более чем в двести километров за час. Во всяком случае, они сумели опередить тысячи автомобилей, которыми забиты дороги в окрестностях Трои, космопорта Дедал, морских портов. Еще на подступах к столице против макул было применено все то разнородное оружие, которое удалось собрать кампанеллянам. По всей видимости, это несколько оттянуло финал. С планеты успел взлететь «Годдард» с детьми. Еще большее число людей погрузилось на всевозможные морские суда, яхты, импровизированные плоты и прочие плавсредства, надеясь найти спасение в открытом море. Увы, единственным результатом этих попыток является бесспорный факт: море не спасает от макул. Об этом же свидетельствует судьба «Си Гвард». Похоже, что от макул может спасти только бегство с планеты. Причем на достаточное расстояние, поскольку «Фламинго», корабль межзвездной силы, находившийся на низкой орбите, тоже исчез. Подобная участь, вне всякого сомнения, постигла и транспортный звездолет «Альбасете».

— Не посоветовать ли Ас-Сабаху держаться подальше от Эстабриона? — спросил Мбойе.

— Да. Отправляйте радиограмму, — сказала Маша. — Миддред, продолжай.

— Продолжать осталось не так уж долго. Около 21 часа наступила кульминация. Макулы прорвали внешний пояс обороны и появились в городе, окружая очаги сопротивления. Последний из них, ратуша, пал около 22 часов этого трагического дня 17 апреля. Вот вкратце и все. Со временем мы, конечно, узнаем больше, но некоторые выводы можно делать и сейчас. Главный из них заключается в том, что население Кампанеллы стало объектом осмысленного воздействия, целью которого не являлось простое уничтожение, иначе планета оказалась бы усеянной останками людей и животных. А раз так, целью являлось похищение. Разумеется, крайне важно теперь выяснить, кому оно понадобилось, каким способом совершено, живы ли похищенные сейчас, где они находятся. Эти вопросы между собой связаны. Ответив на один, мы продвинемся в понимании остального. Ключом, на мой взгляд, нужно считать механизм похищения. Изучив его в достаточной мере, мы сможем получить представление об уровне развития нападавших, степени их могущества и даже этических принципах, которыми они руководствуются. Возможно, удастся приблизительно оценить дальность действия примененных сил, тем самым, с одной стороны, очертить сферу поисков, а с другой — решить, достаточен ли потенциал «Звездного Вихря» для решения такой задачи.

— А также для того, чтобы понять, сможем ли мы противодействовать новым попыткам похищения. Похищения уже нас самих, — добавил Кнорр. — Так что известно на сей счет?

Милдред на секунду задумалась.

— Кое-что известно.

Она кивнул на карту.

— Обратите внимание на то, что волны похищений распространялись от двух районов — вулканических колец на суше и в море. Эти кольца расположены на противоположных сторонах Кампанеллы. Исходя из этого Рональд пришел к достаточно безумной идее. Суть ее в том, что обе вулканические зоны представляют собой окончания транспланетного тоннеля. Этот тоннель, по его мнению, является входной частью системы переноса живых существ.

— Невероятно, — высказался Генрих Угрюмов. — Этот тоннель, он что, пронизывает расплавленное ядро планеты?

— Рональд полагает, что так.

— Ты представляешь, какое давление должны выдерживать стенки?

— Немного представляю.

— И тем не менее?

— Я бы сказала — тем более. Возможно, что как раз расплавленное ядро и есть начало другого канала, уже трансцендентного.

— Ты веришь, что это возможно?

— Я? — Милдред усмехнулась. — Пока что я верю только в то, что у нас есть рабочая гипотеза. А раз она есть, ее нужно проверять.

Угрюмов развел руки.

— Ну, по части безумности у этой гипотезы все в порядке. Осталось проверить, не переворачивает ли она всю современную физику.

— Займешься?

— Деваться некуда. Только один вопрос. Что такое, по-твоему, есть макулы?

— На это ответить не могу.

— А Рональд?

— Рональд тоже. Но кое-что предполагает о предназначении макул. Говорит, что они могут выполнять роль охотничьих собак.

— Собирают добычу в определенное место?

— Да.

— Гипотезу можно как-то проверить? — спросила Маша.

— Нужно провести точные измерения гравитационного поля, — ответил Угрюмов. — Если под вулканами есть полости, оно должно быть ослабленным. Быть может, не случайно в письме госпожи Орору упоминается гравиметрическая съемка.

— Еще там упоминалось сейсмическое зондирование, — вставил Ван Вервен.

— Тоже не помешает. Но главная надежда — на нейтринное просвечивание планеты.

— Разумеется. Только вот хватит ли чувствительности наших приборов?

Все повернулись к Джанкарло.

— Не знаю, — сказал тот. — Одно ясно: датчики требуется разместить поближе к выходам канала. Где эти районы догадываетесь?

— Догадаться невозможно, — с несчастным видом признал Реджинальд.

— Прекрати, — сказала Луиза.

— Хорошо, мамочка.

— Еще одна вещь, — сказал Такео Инти. — Карантин можно снимать. Никакая это не болезнь.

Тяжелая зыбь качала «Гепард». Из-под остывающего днища со свистом вырывался пар. Над водой с грузовой стрелы свешивался батискаф. Чуть выше за облаками угадывался Эпсилон. Море в его блеклом свете походило на сгустившееся хмурое небо, слегка подсвеченное синим.

Высунувшись по пояс из люка, Рональд «нюхал» погоду. Снизу, из-под его ног, послышался голос Бертрана:

— Послушай, неужели роботы не справятся?

Рональд отрицательно качнул коленом.

— Забрало хоть опусти, — посоветовал Бертран. — Тут радиация.

Рональд совет проигнорировал. Выбравшись на обшивку, он направился к стреле. Перед тем как подняться по скоб-трапу, пропустил вперед Ван Вервена и обернулся.

Бертран укоризненно смотрел из люка.

— У роботов нет интуиции, Берт.

— Зато у меня есть, Ронни.

Рональд усмехнулся.

— Прошу не путать с суеверием.

Бертран с досадой махнул рукой и скрылся в чреве шнелльбота. Вместо него вынырнул Реджинальд и сделал страшные глаза.

— За мной следят, — сообщил он. — Сбежать не получится. Удачи вам.

— Спасибо, — сказал Рональд. — А следят правильно.

Он влез на стрелу. Держась за леера, прошел до ее окончания и спустился в раскачивающийся батискаф. Там Якоб обстоятельно устраивался в пилотском кресле — вертелся, ерзал, дергал штурвал, кряхтел, покашливал. Возня продолжалась добрых три минуты, но Рональд его не торопил. Всяк по-своему справляется с волнением.

— Готово, — наконец сообщил Ван Вервен.

По короткому колодцу Рональд спустился в кабину и занял свое место. Ван Вервен молча нажал клавишу закрытия внутреннего люка. На панели один за другим зажигались огоньки контроля. Послышалось шипение, ощутимо запахло озоном. Трижды прозвенел гонг.

— Алло, — сказал Ван Вервен. — Я — «Нерей». Опускайте.

Нижние иллюминаторы коснулись воды. В кабине потемнело.

— Внимание, снимаю с подвески, — предупредил Бертран.

Волна захлестнула и верхние иллюминаторы. Рональд невольно втянул голову в плечи, ожидая, что вода хлынет за воротник скафандра. Но вода хлынула не туда, а в шахту над пилотской кабиной. Отяжелевший батискаф с креном зарылся в волну.

— Алло, Берт, спуск начали. Закрываю наружный люк. Время — девять ноль-семь.

— Понял, девять ноль-семь. В авантюры не ввязывайтесь.

— Мы уже ввязались. Ронни, закрой верхний люк.

— А как это делается?

Ван Вервен поднял брови.

— Ты хоть представляешь, что надо искать?

— Нет. Но искать надо.

— Что-нибудь эдакое?

— Да, из ряда вон.

— М-гм. Вот теперь все ясно.

Включились двигатели. За толстенными окнами аппарата начало темнеть. Снизу поднимались гроздья серебряных пузырьков. Они увеличивались в объеме, сплющивались, исчезали вверху. По мере погружения качка стихала. Около иллюминаторов появились почти насквозь просвечивающиеся рыбки.

— Смотри-ка, — удивился Ван Вервен, — есть, оказывается, живность. Выходит, макулы кое-что пропускали?

— Но только не людей.

— Быстро спускаетесь, — проворчал Бертран. — Пятьдесят метров в минуту.

— Ничего, — отозвался Ван Вервен. — Для исследований больше времени останется.

К нему уже полностью вернулась спокойная уверенность профессионала, занятого своим делом. Якоб проверил настройку внешних датчиков и прибавил оборотов винтам, чем еще больше ускорил спуск. За иллюминаторами исчезли последние остатки синевы. Со всех сторон батискаф все плотнее укутывал вечный мрак. Вскоре он сделался абсолютным. Все увеличивающееся давление стискивало бортовые панели, которые, скользя по направляющим, начали сдвигаться к оси судна. Таким образом уменьшался объем «Нерея», и батискаф не стремился выскочить на поверхность.

Ван Вервен опустил нос аппарата и включил передний прожектор.

— Ты хоть намекни, что высматривать, — попросил он.

— Все необычное. Ну, какие-нибудь чересчур молодые горные образования, например.

Надвинув на лоб шерстяную шапочку, Рональд прижался к сырой и холодной поверхности иллюминатора. Но до дна еще было далеко, световой нимб таял в пустоте.

— Включи радар, — посоветовал Якоб.

На зеленоватом экране вырисовались очертания подводного пика.

— Что за гора?

— Вулкан Энджеб. В данное время бездействует.

— Энджеб, Энджеб... Притягивающее название. Давай туда.

Ван Вервен приостановил встречное перемещение бортов, замедляя погружение. Кабина наполнилась тонким воем, напоминающим звуки, издаваемые кухонным миксером — электромоторы включились на полную мощность. Якоб двинулся крейсерским ходом со скоростью в двенадцать узлов. Этого оказалось достаточно. Склон приближался быстро.

— Что означает название Энджеб? — спросил Рональд.

— Фамилию первооткрывателя. Есть такой вулканолог.

Рональд с интересом взглянул на своего спутника.

— Ты знаешь названия всех вулканов Кампанеллы?

— О нет, не всех. Просто я довольно много занимался вулканными кольцами. Ну и впадиной Дит соответственно. Совпадение.

— Совпадение? Очень похоже на перст судьбы.

— Ну, ну. Не стоит во всем его видеть.

«Нерей» прошел метрах в тридцати над кромкой кратера. Рональд молчал, поэтому Ван Вервен оставил судно на прежнем курсе. Глубина под килем начала увеличиваться.

— Мы — внутри Вулканного Кольца. Опускаться?

— Да.

Миновав километровую отметку, батискаф возобновил погружение. Он плыл вдоль крутого склона, угол наклона которого приближался к пятидесяти градусам.

— Довольно молодой вулкан? — спросил Рональд.

— А они все здесь молодые. В геологическом смысле, конечно.

— Ты здесь уже погружался?

— Да. Лет сорок назад участвовал в экспедиции морских геологов.

— Очень кстати. И какой район обследовали?

— Ну, лично я погружался восточнее, в Срединной долине.

Рональд взглянул на карту.

— Поехали туда. Берт, мы меняем курс. Как понял?

— Да хорошо понял. Следуем за вами. Курс — Срединная долина. Якоб, слушай, ты ничего не видишь?

Ван Вервен взглянул на экраны.

— Ничего особенного. А что?

— Да вроде какое-то пятно на дне мелькнуло.

— Опять пятно? Нет, ничего не вижу.

— Показалось, значит.

— Знаешь, ты осторожнее с этим словечком. Пятна ему все мерещатся.

Постепенно погружаясь, батискаф направился к востоку.

— Быстрее можно? — спросил Рональд.

— Тринадцать узлов. Максимальный ход.

— Не хочешь передать управление софусу?

Ван Вервен повернул голову. На его длинном лице появилась улыбка.

— Я хорошо помню этот район.

Рональд поднял раскрытые ладони:

— Виноват, маэстро. Ладно, рули.

Ван Вервен рулил успешно. Через сорок минут гребень глубоководного каньона просматривался уже без помощи радара.

— Где будем спускаться? — спросил Якоб.

— Дай карту.

Срединная долина, или Срединный разлом океанического дна, пересекал все кольцо подводных вулканов с юго-востока на северо-запад, образуя по пути несколько изгибов и отдавая по сторонам многочисленные трещины. При взгляде на карту создавалось впечатление, что кто-то уронил весь горный венец на твердое основание, от чего колечко раскололось неровными кусками. Ширина центрального каньона менялась, в самом узком месте составляя семьсот метров и разбегаясь к середине до десяти миль. Здесь находилась знаменитая впадина Дит, самое глубокое место Кампанеллы. Дно от поверхности моря там отделяли тринадцать с половиной километров. Рональд постучал пальцем.

— Тут погружался?

— Трижды.

— Хорошо помнишь?

— Местечко такое, что раз увидишь — не забудешь.

— «Нерей» выдержит?

— Конечно. Гондола рассчитана на глубины до пятнадцати километров. Причем в земных условиях, где гравитация чуть посильнее.

— Прекрасно. Идем туда. Вдоль долины, над самым дном.

— Ближе к какому склону?

— К тому, где больше пещер.

— Их с обеих сторон предостаточно.

— Тогда — вдоль того, который ближе к нам сейчас.

— Слушаюсь, сэр. Алло, «Гепард»! Начинаю спуск в разлом. Десять пятьдесят восемь.

— Ох, Ронни, не сомневался, что тебя туда потянет, — отозвался Бертран. — Спасательный батискаф приготовлен.

— Благодарю.

Послышался смешок Реджинальда.

— Полковник, а что у вас было в школе по поведению?

— Тройка. Якоб, трогай.

Достигнув глубины две тысячи шестьсот метров, «Нерей» прошел над группой острых скал и повернул к северу. Под ним находилось плато, которое круто обрывалось в собственно Срединный разлом. Продолжая снижаться, Ван Вервен включил дополнительные фары, и через незначительное время свет начал отражаться от поверхности, покрытой слоем белого вещества.

— Очень напоминает снег, — сказал Рональд. — Что это?

— Снег и есть, только подводный. Он состоит из скелетов погибших морских организмов. Эти известковые отложения накапливаются со скоростью около трех миллиметров за столетие. Здесь, в морях Кампанеллы, слой еще тонок, поскольку планета заселена недавно. Ронни, ты что же, впервые погружаешься?

— Впервые. А что?

В глазах Ван Вервена мелькнула усмешка. Он покрутил головой.

— Тогда тебе будет интересно.

— Думаю, тебе тоже, — ответно усмехнулся Рональд.

На глубине около четырех километров показалось дно разлома. Якоб сбросил порцию светящихся сигнальных шариков. Над местом их падения всплыло облако ила, которое начало смещаться в сторону.

— Жаль, — пробормотал океанолог. — Течение не попутное.

В свете боковой лампы показался крутой склон, заваленный остроугольными обломками скал. Кое-где к ним прикрепились морские губки.

— Что-то их маловато, — продолжал ворчать Ван Вервен.

— Тоже, небось, макулы постарались?

— Не спеши все списывать на макул. Разные бывают причины.

Через полмили осыпь закончилась. Обнажились коренные породы. Местами их закрывала окаменевшая лава.

— Каков приблизительный возраст этих потеков? — спросил Рональд.

— О, старые образования. Давно утратили блеск и стекловидную корочку. Видишь черный налет? Это окись марганца, она образуется очень медленно.

— Тогда идем дальше.

— Дальше так дальше. Смотри, слева трещина. Заходить?

— Пропускаем. Добавь ходу.

Обогнув отдельно лежащий камень, «Нерей» поплыл над плоским дном. Жужжание электромоторов усилилось, но потом они вдруг замолкли.

— Эт-то еще что такое?!

— Где?

— Прямо по курсу. Рыба! Видишь?

— Вижу. И что с того?

— Ронни, у нее две пасти.

Рональд отшатнулся от иллюминатора. Перед батискафом, ослепленное прожекторами, висело странное создание. Его вытянутое тело оканчивалось крысиным хвостом, извилистым и подвижным. По бокам от головы колыхались округлые плавники. Сверкали выпученные глаза. А под ними располагались две щели с кривыми желтыми зубами.

— Ничего подобного на Кампанеллу не завозили, — сказал Ван Вервен.

— Откуда такая уверенность?

— С Земли. Ничего подобного в наших океанах нет.

— Надо заснять.

Сверкнула фотовспышка.

— Экий мутант! — удовлетворенно сказал океанолог.

— Или пришелец.

— Пришелец? Откуда?

— Оттуда. Не исключено, что транспортная система действует и в обратном направлении. Нелишне проверить микробный состав воды, а то подцепим какую-нибудь заразу.

— Ты так уверен в существовании трансцендентного канала?

— А рыба тебе ни о чем не говорит?

— Сразу двумя ртами. Такого нет в земной фауне!

— Уверен?

— На сто процентов. Будем ловить?

— Некогда. Двухротовая рыба — частность. Можно рассматривать в качестве сигнала верного пути. Нам нужно успеть добраться до главного. Знаешь, меня преследует ощущение цейтнота.

— Ладно. К твоим ощущениям нужно относиться внимательно.

Якоб включил моторы. Чудище нехотя уступило дорогу и скрылось во тьме. Внимание Рональда уже привлекало другое. «Нерей» плыл над необычной поверхностью. Дно покрывало нечто вроде ноздреватой накипи, расчлененной на пластины с приподнятыми краями. Рональд вопросительно взглянул на своего спутника.

— Ничего сверхъестественного, — охотно объяснил Ван Вервен. — Тонкий слой лавы растрескался от соприкосновения с водой. Такие пластины могут возникать при высыхании грязи на болоте, например.

— Да, много интересного под водой.

— Это еще что! Вот, смотри.

Якоб выключил весь свет. За иллюминаторами встала плотная тьма. В первые мгновения она казалась совершенно непроницаемой, но затем глаза попривыкли и справа стало различаться багровое зарево.

— Действующий вулкан. Есть на что посмотреть.

— Поворачивай.

— Не устоял перед соблазном, а?

— Э! Район поиска точно не определен.

— Верно.

— Интравизор должен обогащаться зрительными впечатлениями.

— Красиво сказано.

— Кроме того, открытие может состояться как раз вблизи кратера.

— Почему бы и нет?

Посмеиваясь, Ван Вервен раздвинул стенки аппарата, заставляя его подвсплыть, а потом переложил руль вправо.

Через четверть часа они сблизились с вулканом, находившимся почти на оси разлома. Внезапно раздался писк гидролокатора. Моторы взвыли, и батискаф метнулся в сторону.

— Что случилось?

— Посмотри в верхний иллюминатор.

Рональд протер стекло и прижался к нему носом. По склону горы, поднимая облака мути, катился камень.

— Обычная история, — сказал Якоб.

— Это опасно?

— Не очень. Наружный слой обшивки эластичен. Кроме того, у Берта есть запасной батискаф.

Удалившись тем не менее от опасной зоны, «Нерей» продолжил подъем. Багровое свечение превратилось в зарево, видимое даже сквозь свет прожектора. Внизу показался огненный ручей, стекающий по склону. Вода над ним кипела. Мириады пузырей рассеивали электрический свет, поэтому прожектор пришлось выключить.

Через гидрофоны слышались шипение, треск, бульканье, раздавались глухие удары. Языки лавы, соприкасаясь с водой, покрывались прозрачной коркой и продолжали течь уже под твердой поверхностью. Но она часто рвалась, магма вновь прорывалась наружу. Место прорыва при этом расширялось, образуя ответвление. Остывая, потоки превращались в темнеющие на глазах трубы, каменные подушки, капли. В батискафе стало жарко, хотя кондиционер работал на полную мощность.

— Ладно, плывем дальше, — крикнул сквозь шум Рональд.

— А к жерлу подниматься не будем?

— Нет. Полюбовались и хватит.

— Жаль, — сказал Якоб. — Зрелище любопытное.

— Жаль, — согласился Рональд.

«Нерей» послушно обогнул огненную гору и вернулся к левому борту разлома. На протяжении следующего получаса он шел вдоль однообразной осыпи, скрывающей склон.

— Хочу тебя спросить, Ронни.

— Да?

— Бывает, что ты в своих видениях ошибаешься?

— В последние годы не бывает. Но точность предсказаний различна. К тому же наитие приходит не сразу и не при всякой необходимости. Иной раз неделями мучишься, а уверенности все нет как нет. Тут главная сложность — разродиться.

— Понимаю. Ну а в отношении канала ты насколько уверен? Штука весьма необычная, прямо скажем.

— Не более необычная, чем исчезновение тринадцати миллионов человек.

— Довод сокрушительный. Но других пока не видно.

— Значит, надо найти.

— И все же, какие доказательства мы ищем?

— Убедительные.

— Ронни, хватит увиливать. Говори прямо.

— Хорошо. Убедительным было бы наше исчезновение.

— Что?

— Исчезновение.

— Никак не привыкну к твоему юмору.

— Я не шучу. Якоб, ты готов исчезнуть?

Ван Вервен сокрушенно вздохнул.

— Ох уж эти мне горячие финские парни! Кажется, у нас не от вулкана так жарко.

— И чем же плохи финские парни?

— Да ничем. Но чем хуже голландцы?

— Понятия не имею, — усмехнулся Рональд.

— Молод ты еще, полковник.

— Так я и не собираюсь помирать.

— Вот как? А мне показалось, что ты предлагаешь отправиться прямиком на тот свет.

— В общем — да. Но исчезать и помирать — не одно и то же.

— Сложное что-то для профессора. Ты хочешь сказать, мы можем остаться в живых?

— Вполне.

— Честно?

— Честновато.

— Уже лучше. Ладно, где риск, там и надежда.

— Амен, брат-северянин.

На борту «Вихря» пробили двадцать четыре склянки. Началось очередное совещание.

— Главный инженер. Состояние систем штатное. Напряженность защитных полей — тридцать процентов. Активирован второй реактор, остальные работают в холостом режиме.

— Старший офицер. Готовность экипажа — номер два.

— Служба локации. Неидентифицированных объектов в пространстве нет.

— Штаб планетных операций. Граница поисков населения Кампанеллы расширена до семидесяти километров от центра Трои. В работах участвуют пять человек и семь роботов. Район прикрывается дежурным шнелльботом. Второй дискоид работает с «Нереем». Возможно, обнаружена рыба неземного происхождения. Началось погружение батискафа во впадину Дит.

— Что на Эстабрионе?

— Поиски Нолана и мальчика пока безрезультатны. «Цинхона» переведена на высокую орбиту.

— Аналитический центр. Исчезновение «Гепарда» на Эстабрионе связано с объектом, который с большой вероятностью можно считать макулой. После вспышки она исчезла вместе с дискоидом. Над горизонтом в это время всходил один из спутников. С помощью его приборов удалось оценить мощность взрыва. Энергии выделилось на несколько порядков меньше, чем должно было выделиться в случае полной аннигиляции материи массой в восемьсот шестьдесят тонн.

— Взрыв бортовых запасов дейтерия?

— Нет. И для этого взрыв был слабым.

— Так что же это было, Милдред?

— Похищение.

— Так далеко от Кампанеллы?

— Боюсь, что так.

— Не мы ли привели макулу на Эстабрион?

— Исключать ничего нельзя. Но не представляю, как это могло произойти.

— Живы ли Виктор и Артур?

— На этот вопрос может ответить только Рональд. У него более сильный дар, чем у меня, командор. Зря его отправили на Кампанеллу и в первый, и во второй раз. А погружение следовало запретить вовсе.

— Он полковник, Милдред.

— А вы — любимая женщина, Маша.

— Вот что, — решительно вмешался Мбойе. — Давайте закроем эту тему. Рональд не мальчишка, имеет право на взрослые решения. А личные отношения оставим в стороне.

Начальница аналитического центра упрямо тряхнула своими косичками.

— Дело не в личных отношениях. Рональд не просто лучший интравизор экипажа. Он один из сильнейших среди людей вообще. Рискуя собой, он рискует всей экспедицией.

— Он не мог поступить иначе, — сказал Мбойе. — Кроме всего прочего, он еще и офицер корпуса космической пехоты.

— Ох уж эта мне мужская гордыня! Вот где сидит. Офицеры мы... Прошу немедленно вызвать батискаф. Маша, я требую, чтобы ты приказала им немедленно всплывать, и всплывать в аварийном режиме. Иначе эта история плохо кончится. Хотя и слабый, но я тоже интравизор, понимаешь?

Маша впервые видела Милдред в таком волнении.

— Давай, Александер, вызывай, — вздохнула она.

— Слушаюсь.

Пальцы старшего офицера шевельнулись. На экране появился Бертран Ли. Выглядел он несчастным.

— Что? — испуганно спросила Маша.

Бертран молчал.

— Все ясно, — жестко сказала Милдред. — Взрослые мальчики доигрались.

Повернувшись носом к склону, «Нерей» продолжал спуск. Перед глазами проплывали каскады остывшей и окаменевшей лавы. Различались отдельные вертикальные трубы, делавшие стену провала похожей на неф исполинского органа. Свет носового прожектора медленно скользил по черной поверхности этих невероятно вытянутых каменных капель. Якоб качал головой, удивляясь скудности проявлений жизни. Лишь изредка попадались губки да пару раз мимо иллюминаторов проплыли коматулы — уникальные иглокожие, способные активно перемещаться в водной среде.

— Да, — сказал Ван Вервен. — Сорок лет назад с живностью здесь было побогаче. И виргулярии попадались, и горгонарии.

— Скучно без виргуляриев да горгонариев?

— Разве это жизнь? — улыбнулся океанолог. — Тебе не понять, пехота.

Еще более безотрадный вид открывался под днищем батискафа. Его там и не было, вида. Яркий свет нижних светильников просто тонул в чернильной мгле, уходящей в глубочайшую пропасть планеты. Склон был настолько крут, что только у верхней границы пояса пещер нашлась небольшая площадка для донной сейсмической станции. За годы освоения планеты подобной аппаратуры во впадину опустили немало, но она не пережила загадочного катаклизма, случившегося на Кампанелле.

Впадина Дит имеет сечение неправильного овала. На батиметрических картах она напоминает срез серии бобов, вставленных друг в друга наподобие старорусских матрешек. Желая осмотреть все склоны, Рональд попросил спускаться по спирали, вставляя нос почти в каждую крупную пещеру. Это отнимало массу времени, и через несколько часов начала сказываться усталость. Якоб был вынужден посадить батискаф на пологом откосе, чтобы минут сорок поспать. Заранее предупрежденный об этом «Гепард» не беспокоил.

Рональд решил использовать предоставившееся время для интравизии. Получилось быстро, легко. И отчетливо до неправдоподобия. Так бывает только поблизости от источника очень мощных возмущений.

С высоты птичьего полета он увидел старинный город у слияния двух рек, защищенную стеной дорогу на берегу. Она вела из города к подъемному мосту замка. Замок располагался на речном острове. Под массивными башнями стояло несколько кораблей с высокими мачтами, явно предназначенными для несения парусов. На плоской крыше башни Рональд увидел мужчину, прикованного цепью к металлическому кольцу. Лицо его показалось знакомым. Словно о чем-то догадавшись, пленник поднял голову. Глаза его начали увеличиваться и странно пожелтели. Под подбородком внезапно открылась пасть с кривыми акульими зубами. Ниже — еще одна, точно такая же.

— Ба. Старый знакомец, — сказал Якоб. — Ронни, мы ему понравились.

Рональд очнулся. В боковой иллюминатор заглядывала давешняя рыба с двумя ротовыми щелями. Из каждой поочередно выскальзывал длинный змеиный язык, ощупывающий поверхность бронестекла.

— Кажется, она нас видит, — сказал океанолог.

— Да. И не прочь попробовать на вкус.

Ван Вервена передернуло.

— Это мы посмотрим, кто кого будет пробовать!

Он протянул руку к пульту

— Монстр не виноват в том, что проголодался, — миролюбиво сказал Рональд.

— Ладно. Я выспался. Двигаем дальше? До дна еще пять километров. Вторую станцию сбросил?

— Сбросил.

— Тогда вперед. В смысле — вниз.

Уходя в глубину, пропасть сужалась. Витки спирали, по которой шел «Нерей», делались все короче. В половине первого, когда на поверхности моря давно царила ночь, батискаф достиг дна. Аппарат лег на грунт с небольшим креном на левый борт и замер.

— Глубина — тринадцать тысяч пятьсот семьдесят один метр и тридцать шесть сантиметров, — сообщил Ван Вервен. — Мы побили рекорд почти на полтора метра, Ронни.

— Поздравляю.

— Спасибо. Но что делать дальше?

Вокруг «Нерея» оседал взбаламученный винтами ил. От чудовищного забортного давления потрескивала титановая броня. Больше никаких звуков ухо не улавливало. Только через сверхчуткие гидрофоны едва просачивался шорох опускавшихся на дно частиц.

— М-да, — признал Рональд. — Никаких чудес пока не наблюдается. Что ж, оставляем третью станцию и всплываем.

Облегченный «Нерей» рванулся вверх. Через четыреста метров Ван Вервен затормозил всплытие, отошел в сторону.

— Пора бросать бомбу, — сказал он.

— Пора так пора.

Внизу ухнул старый недобрый тринитротолуол. Колебания дна, вызванные взрывом, зафиксировали все три сейсмические станции. Приборы сработали безукоризненно. Информация тут же ушла на качавшийся в волнах «Гепард».

Рональд включил связь.

— Что скажешь, Берт?

Голос Бертрана был озадаченным.

— Взрыв, конечно, слабоват. Да и станций всего три...

— И все же?

— И все же ты провидец, Ронни. Под слоем донных осадков определяется узкая полость, уходящая в глубь планетной коры по крайней мере до границы Мохоровичича. Браво! Со мной сейчас на связи Угрюмов. Он в полном умопомрачении. Того, что вы обнаружили, не может быть.

— Я ожидал большего, — сказал Рональд.

— Ну ты и привереда! Слов нет. Всплывайте, вы уже четырнадцать часов под водой.

— Сейчас... Якоб, что там с твоей стороны?

Ван Вервен повернулся к боковому иллюминатору.

— Тьфу! Опять эта тварь.

— Нет, дальше.

— Дальше? Пещера какая-то. Большая пещера.

— Очень большая, Якоб.

— Прямо огромная. Как же я ее не заметил? О, Посейдон! Да там что-то светится.

— Эй, эй! — встревожился Бертран. — Что вы затеваете?

— Не приставай, — попросил Ван Вервен. — Некоторое время связи не будет. Входим в пещеру.

— Не хватало, чтобы ты там застрял.

— Кто, я?

— Ты, ты, гез морской! Своды хоть осмотри.

— Своды — это разумно.

— А я думал, тебя уговаривать придется, — признал Рональд.

— Почему? — удивился Ван Вервен.

— Ты такой уравновешенный.

— Это правда. Но в твою ненормальную гипотезу поверил. Похоже, кто-то и впрямь трубу воткнул в несчастную планету. Дело хлопотливое, между прочим. Надо выяснить, зачем это затеяли. Как можно пройти мимо такого? Потомки не простят.

Батискаф тем временем приблизился к устью пещеры в верхней ее части. Он подошел к скалам так близко, что заскрежетал о камни.

— Ты промахнулся, — сказал Рональд.

— Еще чего! Прочность сводов проверяю.

Стена пещеры оказалась в двух метрах от иллюминаторов.

— Поразительное дело, — взволнованно сказал Ван Вервен.

— Что?

— Голову даю на отсечение, что сорок два года назад этой пещеры и в помине не было. А если судить по возрасту пород, ей многие миллионы лет. Чудо все же будет, Ронни. Можно сказать, мы у его порога. Даже жутковато.

— Мы еще можем вернуться.

— Сомневаюсь. Знаешь, в старину рыбу иногда ловили на свет. Очень похоже, что сейчас так ловят нас. Ну что ж. Даже если Виттон погиб, Джумагулов-то вроде жив, не так ли?

Рональд вспомнил лицо человека на башне.

— Жив. Я в этом уверен.

— Значит, грубо говоря, шансы фифти-фифти. Вполне прилично, Ронни. Но, может быть, я вернусь сюда один? Ты очень ценный интравизор.

— Как раз поэтому мое место там. — Рональд кивнул в сторону сочившегося из пещеры призрачного света. — Буду переговариваться с Милдред оттуда.

— Тебе виднее. В буквальном и переносном смысле.

Вновь послышался скрежет металла. «Нерей» отлепился от потолка пещеры и малым ходом двинулся вперед.

— Не представляю, как теперь на Машу буду смотреть, — уныло сказал Бертран.

— Да, мне легче, — согласился Рональд.

13 сентября

Рональд и Якоб исчезли. Я все время этого боялась. Что сказать еще — не знаю.

ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ. ШТАБ КОСМОФЛОТА — ВСЕМ СУДАМ И КОРАБЛЯМ.

ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ.

Планета ФЕЛИКСИТУР, система КРОНОС.

Обнаружен локальный концентрат генерального поля. Визуально определяется как овалоид вращения со свойствами абсолютно черного тела. Радарный луч поглощает. Наибольший диаметр около 15,6 м. Поверхность изменчива, границы размыты. Обладает способностью воздействовать на психику человека. Наблюдение единичное, энергетические характеристики не установлены. Объект появился и исчез на протяжении приблизительно 19 геочасов, химических и механических следов на грунте не оставил.

Радиоактивный фон места не изменен. При встрече с объектом, подобным описанному,

НЕМЕДЛЕННО ДИСТАНЦИРОВАТЬСЯ, ОПОВЕЩАТЬ ШТАБ ОКС.

СООБЩЕНИЕ ПОДЛЕЖИТ ДВУКРАТНОЙ РЕТРАНСЛЯЦИИ

ВСЕМИ БОРТОВЫМИ РАДИОСТАНЦИЯМИ.

Контр-адмирал Клеона БРУНТЛАНД.

7. КАМПАНЕЛЛА

Ио еще раз перечитала сообщение штаба Космофлота.

— Неужели и там — макулы?! — ужаснулась она.

— Что же еще? — пожал плечами Хосе.

— Видишь ли, о жертвах не сообщается.

— Кому-то здорово повезло.

— Немедленно дистанцироваться... Удирать, значит. Вот и все инструкции?

— Возможно, Земля о макулах знает еще меньше, чем мы.

— Да, первое наше сообщение достигнет Солнечной системы только через десять с половиной геолет, — вздохнула Ио. — Расстояния между звездами такие большие... Как странно, что на Земле еще ничего о Кампанелле не знают. Когда же мы научимся летать быстрее света?

Хосе хмыкнул и открыл банку пива. После исчезновения Рональда он сделался угрюмым и стал много есть. Но пил только пиво.

Снизу по винтовой лестнице поднялась Джун Кейси. Она недавно проснулась и выглядела по-утреннему свежей.

— Привет всем! Ну, запрет на выход из базы еще не отменен? Будем «немедленно дистанцироваться»?

Хосе не понравилась ее оживленность. Он промолчал.

— Подводные вулканы продолжают извергаться, — мрачно ответил Игнац. — Да и наши не отстают.

Джун подошла к окну. На юге степную равнину ограничивали хребты Вулканного Ожерелья. Столбы дыма и пепла продолжали висеть над горизонтом. Верхушка ближайшего из них пряталась в тучах, где посверкивали молнии. Несмотря на расстояние, до базы докатывался грохот.

— Но ведь это может продолжаться неделями, — сказала Джун.

— И даже месяцами.

— Нельзя терять столько времени.

— Скажи это Маше.

— Ох, ее невозможно сейчас трогать. У мужчин все-таки многовато эгоизма.

Хосе с хрустом смял банку.

— Что с тобой? — спросила Ио.

— Ничего.

— Это он за мужчин обиделся, — сказала Джун.

— Я пиво пью, — сообщил Хосе. — Никого не трогаю.

— Извини, извини, — сказала Джун. — Прекрасная половина — не самое лучшее, что есть на свете, правда?

Хосе отвернулся. Джун секунду смотрела на него, потом пожала плечами и спустилась на второй этаж, где располагалось «женское царство» базы. Оставшиеся некоторое время неприятно молчали.

— Идальго, тебя трудно узнать, — мягко сказала Ио.

— Можно и не узнавать, — тусклым голосом ответил Хосе.

Ио вдруг присела перед ним на корточки, так, чтобы очертания бюста наполнились, и стала заглядывать в глаза.

— Ты этого хочешь?

— Э-э, что за приемчики!

— А что такое?

— Не надо играть на инстинктах.

— Это опасно? — наивно спросила Ио.

Хосе так закашлялся, что Игнац был вынужден стукнуть его по спине. После чего посочувствовал:

— Женщина на корабле — всегда к несчастью, старина. Но с ними не скучно. Замечал?

Хосе пробормотал что-то по-испански.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь, — рассудительно заметил Игнац. — Мать-природа тоже ихнего рода.

Из кабины связи вышел Турумалай. Почувствовав размолвку, он удивленно взглянул в сторону нахохлившегося Хосе. Кодекс дальних экспедиций не позволял давать волю дурным настроениям. Игнац деликатно кашлянул.

— Чем обрадуешь, Турум?

— Радостей нет, а вот новости появились.

— Новость — уже радость.

— Радость не новость, а потребность.

— В нашем возрасте хорошая потребность — уже радость.

— Новость об этом — совсем не радость.

— А что же?

— Медицинская потребность.

— Хм, ладно. Говори, старичок.

— Во впадине Дит работают четыре батискафа. Обследовано больше двухсот пещер, но той, в которой исчез «Нерей», пока нет.

— В каком смысле — нет?

— В том смысле, что отсутствует.

— А что же присутствует?

— На месте бывшей пещеры имеются базальтовые породы возрастом шесть миллионов лет. По геологическим меркам это, конечно, не очень много...

— От этой планеты с ума можно сойти.

— Запросто.

— Три века простушкой притворялась.

— Да так ловко!

— Турум, а что на «Вихре» происходит? — спросила Ио.

— Хронические совещания. Кнорр требует немедленной эвакуации, Милдред бушует, Маша молчит, Александер рвется. В общем, разброд и шатание в фазе обострения.

Все замолчали. Ио поставила мольберт и уверенными движениями начала набрасывать пейзаж с действующим вулканом.

— Вулкан — пастелью? — удивилась Шанталь.

— Считаешь, не соответствует?

— Дело вкуса. Быть может, здесь больше подходит графика. Резкие линии, контрасты, суровый стиль.

— Не хочется.

— У тебя элегическое настроение, Иочка?

— Да есть причины.

— Есть...

Кто-то включил музыку. Звуки заполнили диспетчерскую, сделали ее меньше, теплее, уютнее.

А снаружи сеялся дождь пополам с вулканическим пеплом. Эта серая смесь обозначила очертания защитного энергетического покрывала базы. Под куполом было чисто и сухо, а за его пределами — уныло и слякотно. Там шевелились испачканные сторожевые роботы. Они казались уставшими и даже недовольными.

— Что заказать на обед? — спросил Хосе.

Никто не ответил.

— Значит, будет картофель фри с колбасками.

— Черт бы побрал колбаски! — вдруг взорвался Игнац. — Ты можешь думать о чем-нибудь кроме еды?

— О чем? О плане исследований планеты Кампанеллы?

— Почему же нет?

— У тебя есть предложение?

— Представь себе, — уже спокойнее сказал Игнац.

— Валяй.

— Хорошо.

Игнац выбрался из кресла и пересел на подоконник. Так, чтобы всех видеть.

— Нужно прекратить поиски людей и начать поиски макул, — сказал он.

— Что-то новенькое. С какой целью?

— Чтобы поймать. Посмотрим, как они себя поведут, когда почувствуют, что из охотниц превратились в дичь.

Турумалай присвистнул. Ио отложила мелки. Шанталь сохраняла невозмутимое выражение лица. Хосе смотрел в пол.

— Мы все почему-то решили, что макулы заведомо сильнее нас, — продолжил Игнац. — И забились под колпак. А я не согласен. Давайте проверим, силенками померимся.

— А если макулы действительно сильнее? — спросил Турумалай.

— Тогда кто-то исчезнет. Но оставшиеся узнают нечто новое.

— Не факт.

— Не факт? Вспомните, исчезли Виттон с Джумагуловым — мы узнали о том, что макулы существуют. Исчез Нолан — мы узнали, что они появляются не только на Кампанелле. Благодаря Якобу с Рональдом мы знаем, что трансцендентный канал реален. В конце концов наша задача как раз и заключается в узнавании нового. И если без жертв не получается, что ж, отправляясь в экспедицию, мы все знали, что риск неизбежен, и с этим согласились. Так давайте же рискнем. Какая разница, где это делать — у Эпсилона, или в любой другой звездной системе?

— Пожалуй, зерно в этом есть, — сказал Турумалай.

— Ты примешь участие в охоте?

— А чем ловить?

— Для начала попробуем энергетический ковш.

— Можно попытаться. Ладно, записываюсь.

— Я тоже хочу, — сказала Шанталь. — Ио, а ты?

— Праздность есть смертный грех.

— Хосе?

— Ну, против Библии и св. Игнаца не попрешь. Только колбаски я все же съем. Знаете, баскские такие колбаски.

— И как ты такое выговариваешь? — удивился Турумалай.

Идея Игнаца породила новую волну полемики на борту «Вихря». Осторожное большинство считало ловлю макул авантюрой, и это нашло отражение в официальном решении. Но, с другой стороны, запрет подобной охоты означал бы ущемление прав человека на исследовательскую деятельность, статьи такие-то и такие-то. Поэтому добровольцы могли рисковать собой на вполне законном основании при условии достижения совершеннолетия. С совершеннолетием на борту исследовательского корабля все оказалось в порядке. Добровольцы тоже нашлись, больше двадцати человек. И как только юркие флигеры расползлись во все стороны от базы, руководство экспедиции было вынуждено выделить для их охраны шнелльботы, поскольку по Уставу ОКС крейсер обязан охранять «научную деятельность при угрожающих обстоятельствах». А таковые имелись в наличии.

— Ну вот, оголтелые своего добились, — сказала раздосадованная Милдред. — Вольные охотнички!

— Историческая закономерность, — утешила Джетти Лоренс. — При кризисах всегда так бывает. Верх одерживают не осмотрительные, а убежденные.

— Фанатики, ты хочешь сказать, — в сердцах поправила Милдред.

— Вот-вот, это самое слово.

— Да ничего из их затеи не выйдет, — успокоил Баллард, командир «Гепарда-2». — Где они, страшные макулы? Пять лет прошло. Что Эстабрион? То был Эстабрион.

Но многие думали иначе. По мере расширения поисков на Кампанеллу высадилась еще дюжина человек. С оживлением людей, получивших конкретные точки приложения сил, они приступили к делу. Научная деятельность «при угрожающих обстоятельствах» возбуждала хорошо. Под их сенью любая рутина из дела превращалась в деяние.

Около недели рыскание многочисленных поисковых групп ни к какому обнаружению макул, тем более — к их пленению, не приводило. В известной мере это всех устраивало. Пессимистический прогноз Балларда вроде бы начал оправдываться. Но, с другой стороны, никто и не исчез, что заставило примолкнуть осторожных. И дало пищу скептикам. А колебавшиеся ободрились, начали примыкать к «вольным охотничкам», как с легкой руки Милдред стали именовать сбежавших с крейсера авантюристов. Неожиданно в их числе оказалась Джетти Лоренс.

— Ты переменила свое мнение? — удивилась Милдред.

— Нет. Мне просто скучно. Никаких профессиональных задач не предвидится.

— Каприз! — с гневом сказала Милдред.

— Каприз, — радостно согласилась Джетти.

Резкое расширение фронта поисковых работ все же не могло оставаться совсем бесплодным. Накапливалась, обогащалась и уточнялась информация об истории исчезновений пятилетней давности. Добывали ее «вольные охотнички», а обрабатывала, по иронии служебного долга, Милдред. Спокойная внешне, но кипящая внутри.

На ее карте все более отчетливо обозначались маршруты распространения макул. В море их проследить не удавалось, а вот на суше — получилось. Одиннадцать лучей веерообразно разбегались от Вулканного Кольца. Все они начинались из глубоких ущелий, потом расширялись, сливались, охватывая территорию планеты.

— А это не повторится? — озабоченно спросил Кнорр.

— Еще как повторится.

— Не поставить ли тогда роботов-наблюдателей?

— Где?

— У истоков лучей распространения. В ущельях то есть.

Поставили. Более того, по предложению Ио роботы караулили также крупные поселения, место посадки шлюпки с «Фламинго», район странно исчезнувшего валуна, и еще некоторые подозрительные пункты. Это предложение было принято не без споров, поскольку для его выполнения потребовалось привлечь охранных роботов, ослабив тем самым защиту базы. Но именно оно в конечном счете принесло результат.

Случилось это поздней ночью. В диспетчерской базы раздался долгожданный звонок. На карте окрестностей Трои, в районе «мнимой скалы Игнаца», пульсировала точка. Она означала включение бортовой телекамеры разведывательного робота. Передача продолжалась считанные секунды, после чего «Скаут» отключился. Но сделать главное — послать «картинку» он все же успел.

Было видно, что в двадцати метрах от машины вспучился песок. Из него полезла уже знакомая чернота. Тут же экран заполнили пляшущие полосы, потом он погас. Дежуривший в ту ночь Турумалай без колебаний включил сигналы общей тревоги.

При первых звуках над раскладушкой поднялась всклокоченная шевелюра Хосе. Из-за недостатка места на базе он спал прямо в диспетчерской.

— Подъем-подъем! — бодро скомандовал Турумалай. — Дичь показалась.

— Съедобная? — позевывая, осведомился Хосе.

Турумалай вдруг засомневался:

— Если по зубам окажется. Ну, начинаем?

Хосе сделал гримасу — что, мол, спрашивать. Турумалай щелкнул пальцем по микрофону.

— Внимание! Всей резервной группе — на выход!

— База, я — «Гепард-2». Что за переполох?

— Абрахам, срочно прощупай радаром место скалы Игнаца. Кажется, началось.

— Да ну? — удивился Баллард. — Вот не ожидал. Момент. Алло, Турум, ты меня слышишь?

— Слышу.

— В квадрате обнаружен «Скаут-29». Его температура — минус двести шесть градусов по Цельсию. Движется по кругу, очевидно, поврежден. В трех километрах к северо-западу определяется пятно радарного поглощения. Температура — абсолютный ноль, хотите — верьте, хотите — нет.

— Да чего ж, верим.

— Братцы, это оно! Точно. Снижаюсь.

Турумалай мгновенно переключился на общую волну.

— Всем поисковым группам! Объект обнаружен. Приказываю стягиваться к границам квадрата двадцать один — тридцать и ждать подхода резерва. Повторяю ждать подхода резерва. Наваливаться будем все разом, попрошу обойтись без сольных номеров.

Распорядившись, Турумалай подбежал к винтовой лестнице и глянул вниз. Его беспокойство было напрасным. Резерв — двенадцать заспанных мужчин и женщин — направлялся к шлюзовым камерам.

— План хоть не забыли? — беспокойно спросил Турумалай.

— Нет, — ответила Ио. Она уже натягивала сенсорный шлем.

Турумалай вернулся к своим приборам. Поскольку поиски велись круглосуточно, одна из пар оказалась в нужном районе еще до подхода резервных экипажей. Это были Десмонд Ю. и Шанталь Байонн. С расстояния в четыре километра они засекли макулу приборами, но подойти ближе не решались.

— Очень хорошо, — одобрил Турумалай. — Так и держитесь. Поменьше героизма.

— У нас его и не было, — успокоил Десмонд.

«Гепард-2» в это время круто скатился с орбиты, но скорость его была чересчур велика. Дискоид промчался за горизонт, оставив за собой огненный след. К месту действия спешил еще шнелльбот Барановского, но ему требовалось времени и того больше.

Турумалай нервно прошелся вдоль пультов. От него теперь мало что зависело.. Все зависело от того, не потеряют ли Шанталь и Десмонд макулу до прибытия основных сил..

— Постарайтесь не упустить, — попросил Турумалай.

— Скорость двести шестнадцать, курс тридцать семь. Контакт устойчивый, — спокойно сообщил Десмонд.

Турумалай глянул в окно. На ярко освещенной площадке между полусферами базы появилась еще одна группа закованных в броню людей. К ним подползали флигеры с откинутыми колпаками. Забрав пилотов, машины исчезали за пределами освещенного пространства. Вслед за резервной группой ушли Игнац, Джун, Хосе и Франческа.

Внутри базы уже никто не спал. Еще шестеро из отдыхавшей смены, на ходу глотая спецкофе и галеты, спускались на первый этаж.

— Скорость объекта увеличивается. Курс прежний, — доложила передовая пара.

— Алло, Десмонд! Я — Зоран. Вижу вас на радаре, через минуту догоню. Захожу справа.

— Хорошо. Только когда догонишь, вперед не вылезай, держись на траверзе, понял? Не беспокой зверушку.

— Думаешь, она нас еще не чует?

— Да кто ее знает.

Через четверть часа макулу уже сопровождали девять машин.

— Пожалуй, пора строить «коробочку», — сказал Десмонд.

— Нет, — откликнулся Турумалай. — Ждите. Вскоре над горизонтом взошел «Гепард-3» и прочно зафиксировал макулу своими приборами. Подошли все двенадцать флигеров резерва, потом — еще шесть. Игнац принял командование и начал выстраивать ковш захвата. Еще через минуту над черным ночным лесом показались навигационные огни «Гепарда-2». Они были совершенно излишними, поскольку корпус шнелльбота светился от перегрева. Могучий выхлоп его дюз валил деревья. Развернувшись, он лег на параллельный курс.

— Привет всем, — сказал Баллард.

— Со скромным вас прибытием, — отозвалась Джун.

— Становится тесно, — озабоченно сказал Игнац.

— Да, пора начинать, — откликнулся Баллард. — Чего тянете? Не ровен час, упустите. Мало ли что. Я прикрою.

— Приготовились... пошли! — крикнул Игнац.

Было слышно, как он скрипнул зубами.

Вспыхнули десятки фар. В перекрещении лучей появился сгусток глухой, провальной мглы. Вокруг него мгновенно сплелась паутина невидимых силовых линий. Напряженность поля была такова, что остановила бы дрейфующий айсберг. Но макула продолжала скользить над землей, волоча всю эскадру, словно свору охотничьих псов.

— Всем тормозиться! — крикнул Игнац. — Полная мощность!

Рябь пробежала по черной поверхности амебы. Скорость ее уменьшилась. Секунду она продолжала тащить за собой двадцать семь флигеров. Но потом мертво остановилась.

Это произошло мгновенно, одним рывком, будто у нее не было ни малейшей инерции. Не ожидавшая этого армада преследователей пронеслась мимо.

— Сохраняйте строй, сохраняйте строй! — крикнул Баллард. — Я ее подержу.

Охотники спешно развернулись, но дичь дожидаться не стала. Бесшумно, как огромная черная капля, макула ушла в песок. Бесшумно, но не бесследно. На месте ее исчезновения что-то блестело.

Один из флигеров приблизился.

— Браслеты, — удивленно сказал Хосе. — Радиомаяк, а второй...

— Второй браслет такой же, как у Джун, — определила Ио. — Что же это такое? Джун, ты где?

— Вон, вон где! — крикнули сразу несколько человек.

На небольшой высоте машина Джун удалялась от места происшествия. Она летела прямо, но странно переваливалась с крыла на крыло, словно дурачилась. Ее быстро догнали.

Обшивка флигера серебрилась инеем. Под колпаком кабины мерцали огни пульта, отбрасывающие тяжелую тень скафандра. Молчали и Джун, и ее бортовой софус.

— Сажаем, — решил Игнац. — Вот подходящая поляна.

Четыре флигера нависли над машиной Джун. Она ткнулась в землю, пробороздила заросли лесной малины, ударилась о ствол дерева и перевернулась. Ее маршевый двигатель продолжал работать, обжигая кусты.

Чтобы не дать упрямому аппарату по-рыбьи всплыть кверху брюхом, Шанталь и Десмонд находились над ним. По бокам совершили посадку Хосе и Ио. Используя манипуляторы своих скафандров, они перевернули флигер. Хосе выдернул аварийную чеку. Кабина раскрылась. Ио выволокла тысячекилограммовое яйцо и опустила его на траву. Подошел Хосе. Вокруг один за другим приземлялись флигеры.

— Кто-нибудь остался на страже? — крикнул Игнац.

— Я остался, — ответил Баллард.

Извлекли кокон автоматической реанимации. Двое ребят натянули тент для защиты от дождя. Где-то за облаками неохотно вставал Эпсилон, начинало светать.

— Я боюсь, — сказала Ио.

— Нельзя терять времени.

— Да, верно.

Ио склонилась над лежавшим яйцевидным скафандром и набрала код. Верхняя часть корпуса отпала. Внутри зажегся свет.

— Вот, видите... — растерянно сказала Ио.

Скафандр был пустым.

— Кажется, я ей нравился, — сказал Хосе.

За неожиданностью следует оцепенение. Все молчали. Брошенный без присмотра флигер Джун всплыл и полетел куда-то в сторону недалекого моря. Догонять его не стали. Никто не знал, что же дальше-то делать.

К ночи поднялся ветер. Тучи рассеялись, над потолочным окном базы «Орешец» зажглись звезды. Когда в диспетчерской выключили свет, они стали огромными. Различалось даже Солнце. Такое, каким оно было одиннадцать лет назад. Скромное желтое пятнышко, одно из миллионов ему подобных небольших звезд, медленно кружащихся в вечном танце Галактики. Выделялось оно лишь тем, что его дети научились добираться до соседних светил, открывая и заселяя все новые и новые планеты. Платой же за освоение пространств была человеческая жизнь.

По старой традиции Космофлота прощание с погибшими проходит в тишине, без речей и музыки. Чаще всего оно бывает заочным: поскольку нежная человеческая плоть не переживает взрыва реактора, люди могут бесследно кануть в тысячекилометровых глубинах гигантских газовых планет, затеряться в межзвездных далях, сгореть в раскаленных атмосферах звезд. Ко всем известным опасностям космоса, способным бесследно поглотить человека, на Кампанелле добавились еще и макулы.

Снаружи был слышен ветер, погромыхивали вулканы. А внутри приглушенно стучал метроном. После тридцатого удара вспыхнули лучи видеосинтезатора. Встретившись над центром диспетчерской, они вылепили четыре человеческие фигуры — троих мужчин и женщину. Виктор Нолан задумчиво смотрел вверх, на поблекшие звезды. Ван Вервен обращался к Рональду с какими-то словами, и Рональд, склонив голову, внимательно его слушал. Перед ними, положив ногу на ногу, в легком кресле сидела Джун. На ней было бальное платье, узкая кисть облегала бокал шампанского. Так она выглядела во время своего последнего, встреченного на борту «Звездного Вихря», Кристмаса.

Площадка с видеоскульптурами медленно вращалась, позволяя увидеть их с разных сторон. Легкий ветер шевелил отложной воротник Нолана, играл каштановыми локонами Джун. Казалось, еще миг, и все четверо оживут, зашевелятся, сойдут с подиума, и кто-то, скорее всего Джун, недоуменно спросит, ради чего собралась столь невеселая компания. Но этого не случилось.

Заработал канал связи с крейсером. Экран включился не в специальной кабине, а прямо над пультом управления базой. На нем возникло похудевшее лицо Маши, под глазами залегли тени.

— Друзья мои, — несколько севшим голосом сказала она и на секунду смолкла. — Друзья мои, мы понесли потери. Горькие, странные, непонятные. Может показаться, что мы не готовы противодействовать силам, проявившимся здесь, в системе Эпсилона Эридана. Но хочу напомнить, что в нашем распоряжении находится один из лучших кораблей, когда-либо созданных людьми. Мы не имеем права отступить, пока не исчерпаем все его возможности. Это не в традициях Объединенного Космофлота. Вы знаете, что по Уставу ОКС у меня есть право на чрезвычайные полномочия. Считаю, что время для них настало. Объявляю на тяжелом крейсере «Звездный Вихрь» военное положение. Призываю всех к стойкости. Что бы ни случилось, мы должны исполнить свой долг перед памятью наших товарищей, перед тринадцатью миллионами наших исчезнувших сестер и братьев, перед всем стомиллиардным человечеством, которому брошен нешуточный вызов. Наш час пришел! Я верю в вас, ребята. Пожалуйста, включите свет. Хочу видеть ваши лица.

В диспетчерской секунду стояла тишина. Потом кто-то зажег лампы. Хосе отшвырнул очередную пивную банку и встал. К нему присоединилась обычно очень скептичная и осторожная Джетти Лоренс. Из лестничного проема на свет вышли Шанталь, Турумалай, Франческа. Встали Игнац, Десмонд, Зоран, Ио — встали все. За спиной Маши, по другую сторону лазерного луча, обеспечивающего связь, происходило то же самое: в зале управления вставали люди. Экипаж тяжелого крейсера «Звездный Вихрь» принимал вызов Космоса.

— Спасибо, — дрогнувшим голосом сказала Маша. — Я не сомневалась в вашем мужестве и ясном разуме. План наших ближайших действий будет готов через несколько часов. До его завершения прошу не предпринимать активных действий. Комендантом базы «Орешец» назначаю Ио Цесселин.

— Меня? — удивилась Ио. — Почему?

— Приказы не обсуждаются.

— Хорошо. То есть слушаюсь. А что делать?

— Спать. Выставить охрану и всем спать. Через несколько минут к вам прилетит Яцек Барановский с полным экипажем своего «Гепарда». Теперь он будет стеречь вас постоянно.

Следующее утро выдалось удивительно мирным. Принятое Машей решение словно сняло остроту событий, сделало их ожидаемыми, вещи стали на свои места, и не только в умах. По какому-то совпадению тревожных сообщений не поступало. Шанталь заметила, что такое случается только после решений и правильных, и своевременных. Но тут же, почувствовав некоторую натяжку, призналась:

— Впрочем, к Маше я не могу быть беспристрастной.

— У каждого — свои недостатки, — туманно высказался Турумалай.

Его очень занимала родинка на шее собеседницы Шанталь. Делала вид, что не замечает этого. Одиннадцатый год она была замужем, и брак оказался вполне удачным. Настолько удачным, что оставалось только сожалеть по поводу невозможности завести ребенка.

— Запиши меня в очередь, а?

— Шерше ля фам, Турум.

— Так я уже.

— Э, нет. Другую.

Они прогуливались вокруг сизого от окалины «Гепарда» в одних комбинезонах из легкой ткани. Громоздкие скафандры было разрешено не надевать, поскольку от макул они не спасали, как уже выяснилось со всей очевидностью. А вот гулять в них совершенно немыслимо.

— И все равно я тебе благодарен, — вкрадчиво сказал Турумалай.

Шанталь улыбнулась.

— Не поможет. Прекрасная погода. Мне кажется, ты этого не замечаешь, а зря.

— Сейчас исправлюсь, — сказал Турумалай.

Он остановился и поднял голову.

С голубого, почти безоблачного неба сиял Эпсилон. Было удивительно тепло для сентября. Шапки дыма от вулканов плыли на юг, прочь от базы.

В степи завораживающе шелестел ветер, навевая меланхолические мысли.

Вопреки этому жизнерадостные мужчины, забыв о военном положении, устроили волейбольный матч между «гепардовцами» и «орешевцами». Мяч поочередно шлепался то по броне планетной базы, то по обшивке шнелльбота. В этом случае Яцек Барановский яростно сверкал глазами и топал ногами. В кабине «Гепарда» он являл само хладнокровие, но только не на спортивной площадке. Тут его темперамент прорывался в полной мере. Командир шнелльбота с явным трудом удерживался от ругательств, хотя его команда и вела в счете.

Из окна диспетчерской за игрой наблюдала Ио.

— Ты считаешь это нормальным? — спросил Хосе.

— Что?

— Игрище.

— После вчерашнего?

— Да.

— Нужно уметь расслабляться. Нервы нам еще потребуются.

— Это правильно. Но я вот все ломаю голову над тем, как поступить со следующей макулой. Может, и другим не вредно подумать?

— Следующую ловить не будем. Абрахам настоял на другом.

— На чем именно?

— Следующую мы уничтожим. Если получится.

— Да уж, если получится. А для чего?

— Чтобы узнать, получится ли это.

— Что ж, логика вроде есть. Но можно ли уничтожить призрак?

— Рано или поздно, мы это узнаем.

— Узнаем рано, но будет поздно, — мрачно предрек Хосе. — Мы удивительно беспечны.

Ио внимательно на него посмотрела, о чем-то подумала, но заговорила явно о другом:

— А наши-то проигрывают. Эх, Рональда нет...

А Рональд был, только в волейбол играть не мог. Из каких-то уму не постижимых далей он пробился ко второму интравизору «Звездного Вихря».

Милдред, занимавшаяся анализом результатов схватки с макулой, резко выпрямилась. Прикрыв глаза, она откинулась на спинку кресла и постаралась максимально расслабиться. Многочисленные тренировки сказались, нить внезапного контакта она уловила, но удержала ее просто чудом. Если человеку в руки неожиданно бросают теннисный мяч, он машинально его ловит. Примерно то же самое происходит при внезапных ИВ-контактах у подготовленного интравизора. Сложнее мяч не выронить, но Милдред удалось и это.

Расстояние связи ужасало, вектор не определялся, возникло сильное, до звона в ушах, головокружение. Милдред судорожно вцепилась в подлокотники и окаменела. Находившиеся рядом люди, знавшие о ее способностях, тоже замерли, боясь неосторожным звуком помешать сеансу.

Несмотря на всю свою силу, Рональд сумел передать одну только эмоцию, но эмоцию, которая многого стоила. Это было чувство спокойной уверенности. И все. Никакой цифровой информации, зрительных либо слуховых образов Милдред не уловила. Сеанс продолжался меньше секунды. Чтобы выдержать эти миги, транслирующему визу, очевидно, потребовались предельная концентрация и предельное напряжение. После импульса такой силы немногие могли остаться психически здоровыми. Но Рональд должен был выдержать, он такой.

Милдред открыла глаза. Голова продолжала кружиться, подташнивало. Она провела несколько быстрых дыхательных упражнений и заставила себя встать. Сам факт ИВ-связи, не говоря уж о личностном моменте, имел такое значение, что Милдред срочно передала работу помощнику и выбежала из лаборатории. Новость заслуживала того, чтобы ее сообщили живьем, не с экрана.

Воспользовавшись скоростным лифтом, она поднялась к ярусу жилых помещений и прикоснулась к двери капитанского номера. Створки послушно ушли в стенные пазы.

Из кабинета Маши слышались голоса. Там находились Угрюмов, Мерконци, Кнорр, Мбойе, еще несколько человек. Между ними над полом мерцал шар Кампанеллы. Тонкая нить пронизывала толщу планеты, соединяя оба кольца вулканов. Ее концы из-за многочисленных еще более тонких ответвлений напоминали пушистые кисточки. Сумасшедший факт существования просверленной планеты собравшихся уже не повергал в шок. Шло деловое обсуждение того, что может дать этот факт. Когда Милдред стремительно вошла в комнату, все тревожно обернулись.

— Прошу прощения, — сказала Милдред.

— Что случилось? — спросила Маша. — На тебе лица нет.

— Он жив, жив! Жив и спокоен.

Маша уронила лазерную указку. Лоб и щеки ее побледнели, а глаза сделались огромными. Старший офицер и главный инженер с двух сторон молча подхватили командира.

— Нельзя так врываться... девочка, — сухо обронил Кнорр.

— Нет-нет, все хорошо, — выдохнула Маша. — Лучше быть не может! Милдред, ты и не представляешь, в каком я у тебя долгу.

Но лица присутствующих оставались неподвижными. Милдред почувствовала, что ей остро не хватает Абрахама. Или Джетти.

— Сделаем перерыв? — предложил Джанкарло.

— Да. На несколько минут, — с благодарностью сказала Маша.

Она ушла из гостиной в спальню. Милдред была готова провалиться сквозь пол.

— Ну, каковы успехи аналитического центра? — спросил Джанкарло.

В этот совершенно будничный вопрос инженер сумел вместить интонации сочувствия, теплого человеческого понимания, ободрения. И этот букет прежде всего подействовал на остальных мужчин.

Ястребиный профиль Кнорра неожиданно смягчился, Александер поднял глаза от ковра, а Сахнун даже неуверенно улыбнулся. Один Угрюмов ничего не замечал, вперив пристальный взгляд в изображение планеты. Но не потому, что осуждал, а потому, что по своему обыкновению был погружен в размышления. В такие моменты он слабо разбирался в том, что происходило вокруг.

— Да так себе, — сказала Милдред. — Работаем.

Робот-камердинер вкатил столик с напитками. Это был знак внимания уже со стороны Маши. Милдред вздохнула.

— Да. Мне еще многому предстоит научиться.

— А тебе понравится, — сказал Мбойе.

Джанкарло наполнил бокалы.

— Александер, отдай шпроты. Военное положение не для того вводили, сэр.

Мбойе выронил блюдо. Набирая обороты, на корабле завыла сирена общей тревоги.

— Кажется, начинается.

Из соседней комнаты выбежала Маша.

— Все по местам. Абрахам ведет бой!

«Гепард-2» приближался к воронке на месте бывшей центральной энергетической станции. Он совершал контрольный облет подозрительных мест Кампанеллы. Шнелльбот Барановского в это время охранял «Орешец», а экипаж Бертрана находился в резерве — их «Гепард» был пристыкован к крейсеру.

Абрахам и его дублер выполняли довольно рутинную задачу, часть широкой программы поисков. После введения военного положения колебаниям пришел конец. Десятки флигеров и около сотни роботов методично, шаг за шагом обследовали поверхность планеты, а батискафы — ее воды. По приказу Маши вся высадочная техника «Вихря» включилась в поиски. Кроме этого «Цинхона» продолжала поиски на Эстабрионе. К системе Эпсилона Эридана разворачивался транспортный звездолет «Ботэник Бэй». Меняли курс следующие несколько в стороне от звезды легкий крейсер ОКС «Сибарис» и танкер с аннигиляционным топливом. В трех месяцах пути находился отчаянно спешащий лайнер «Гамамелис», на борту которого летели больше тысячи переселенцев, людей смелых и решительных. Дальше, вплоть до Солнца, растянулась вереница звездолетов — транспортных, пассажирских, исследовательских. Один за другим они будут получать сообщения «Вихря». Абрахам не сомневался, что все примут одно и то же решение — идти на помощь. Еще несколько кораблей, возвращающихся на Землю, затормозятся и по примеру «Ботэник Бэй» повернут к Эпсилону. В итоге через пару лет у Кампанеллы соберется больше десятка звездолетов — серьезная сила. Они могут слить свою энергию воедино. Такой объединенный поток способен испепелить изрядных размеров астероид. Но все это произойдет еще не скоро.

— Эйб, что с тобой? — спросил второй пилот.

— Ничего. А в чем дело?

— Да там вроде макула, а ты не реагируешь, — меланхолически сообщил дублер.

— Вот те раз! Где?

— Внизу справа.

— Не вижу.

— На таком темном фоне и не увидишь. Включаю тепловизор.

В инфракрасном изображении на дне воронки проступило пятно иссиня-черного цвета, соответствующего очень низкой температуре. Оно находилось в юго-восточной, самой глубокой части кратера.

— Да, это она, голубушка, — сказал Баллард. — Я ее теперь где хочешь распознаю. Матти, оповести всех по радио и включи сирену. Беру управление на себя.

Дискоид сбросил скорость и нырнул в воронку. Матти нерешительно кашлянул.

— Что? — не отрываясь от экранов, спросил Баллард.

— Знаешь, не закисай прямо над ней. Мне этого не хочется.

— Ладно, уговорил.

Матти кашлянул.

— Что еще?

— Быть может, лучше подождать Бертрана?

— Эк ты сомлел.

— Нет, в самом деле. Почему его не вызвать?

— Потому что макула может исчезнуть в любой момент, она это умеет... Алло, «Вихрь»! Обнаружил макулу. Ложусь на боевой курс. Матти, пошевеливайся. Предохранители — долой!

— Понял.

На экране возник характерный крест, наложенный на окружность.

— Прицелы активированы. Есть захват цели. Дистанция четырнадцать тысяч восемьсот семьдесят. Промахнуться невозможно.

— Алло, «Вихрь»! Атакую. Матти, сейчас мы с ней рассчитаемся. Лазерный залп!

— Есть залп.

— Точно?

— Абсолютно.

— Не вижу результатов.

— Их нет, Эйб.

— А ты не промазал?

— Обижаешь.

— Ну и ну!

— Что дальше?

— Разворачиваюсь. Иду на второй заход. Готовь комбинированную атаку лазерами и микроволнами. Готов?

— Так точно.

— Сейчас... ложусь на курс. Три, два, один...

— Нет эффекта.

— Пробуй старушку артиллерию.

— Понял.

Все шесть скорострельных систем шнелльбота выдвинулись из люков. За полторы секунды они выплюнули девять тысяч снарядов с боеголовками из дестабилизированного металлического водорода, весь боезапас. Огненные жгуты трасс заполнили носовые экраны. Еще через три секунды экраны ослепли совсем — шквал разрывов накрыл цель.

Избегая случайных осколков, Абрахам отвернул в сторону. Когда попадали тонны камней, на экране, как ни в чем не бывало, красовалась макула, даже несколько увеличившаяся в размерах.

— Перкеле! Она что, питается снарядами?! — не выдержал Матти.

— Сейчас проверим. Готовь десерт.

— Сколько?

— Две.

— Эйб, пять мегатонн тротилового эквивалента! При нынешней дистанции это опасно.

— У нас будет пятнадцать... нет, шестнадцать секунд.

— Понял.

В трюме «Гепарда» открылись сейф-контейнеры. Механические захваты приняли хищно заостренные цилиндры с красными носовыми частями. Обе ракеты покатились на транспортерах к пусковым амбразурам.

— Абрахам, Абрахам! Я — Мбойе. Как слышишь?

— Нормально.

— Термоядерную атаку отставить.

— Не понял.

— Останови ракеты.

— Но... в чем дело?

— Генрих считает, что макула может быть входом в трансцендентный канал. Тогда боеголовки уйдут в другой мир, а это не лучший способ знакомства. Не исключено, что вы сражаетесь с призраком, с дырой. Не надо, чтобы наши подарки туда проваливались, слышишь? Как понял, как понял?

— Нормально понял, атаку отменяю. Непонятно другое.

— Что?

— Да как нам теперь ноги унести. Передаю картинку. Видишь?

Мбойе ошеломленно замолчал. Было похоже, что из макулы выросли три черных смерча. Закручиваясь против часовой стрелки, они тянулись к шнелльботу.

Матти кашлянул.

— Что? Что еще?

— Пахнет горелой изоляцией. Чувствуешь?

Шанталь и Десмонд в это время собирали геологические образцы на внешней стороне воронки, планируя уточнить детали взрыва энергетической станции. Около полудня, в условиях хорошей видимости, несколько в стороне от них пролетел «Гепард». Особого внимания на давно ставший привычным грохот дюз они не обратили.

Следуя на малой высоте, вдоль нижней кромки туч, дискоид скрылся за гребнем кратера. Небесный шум стих, только полоса выхлопных газов еще висела в воздухе. Ее быстро развевал ветер.

Десмонд вдруг забеспокоился.

— Что-то он сегодня... Не знаю, что. Предчувствие.

Предчувствие не обмануло. Из кратера донесся приглушенный расстоянием вой сирены.

— Ого! Давай послушаем радиопереговоры.

— Хорошо.

Шанталь отложила молоток. Подойдя к своему флигеру, она перегнулась через борт открытой кабины, включила радиостанцию. Грянула старинная джазовая композиция в софусной обработке, затем послышались трески, шорохи, какие-то завывания.

— Откуда столько помех? — удивилась Шанталь.

Наконец ей попалась нужная волна.

«да... вон, внизу справа...»

— Десмонд! Они что-то нашли.

— Сейчас.

Десмонд отряхнул руки, подошел, склонился над кабиной с противоположного борта.

«...старушку артиллерию. Понял...»

— Что это значит, Дес?

— Дело до стрельбы дошло, вот что это значит.

— Макула?

— Скорее всего.

— Нам лучше отсюда улететь.

— Да, хуже не будет.

Шанталь села в кабину, надела шлем и начала пристегиваться. Десмонд подобрал контейнер с образцами пород и направился к своей машине. Неожиданно грунт под ногами дернулся. Толчок был столь силен, что он едва не упал. Со склона посыпались камни.

— Ого! — крикнула Шанталь. — Восемь баллов. Десми, поторопись.

Десмонд перебросил ногу через борт флигера, да так и остановился, прислушиваясь. Сильный свистящий звук доносился из-за гребня выброшенных взрывом пород. От него по коже разбежались мурашки, а во рту стало сухо.

Через какое-то мгновение свист потонул в форсажном реве двигателей. Над кратером взмыл «Гепард». Его днище нестерпимо сверкало, по блеску превосходя Эпсилон. Шнелльбот буквально ввинтился в небо. А вслед за кораблем снизу росли широкие щупальца тьмы. Двигались они заметно медленнее, и сначала казалось, что догнать шнелльбот не смогут, но «Гепард» понемногу стал терять скорость. Его дюзы сияли с прежней силой, грохот стоял сотрясающий, но он сначала замер, потом подался назад — и вдруг начал падать.

Оглушенный Десмонд рухнул в пилотское кресло и оглянулся. Шанталь что-то кричала, но совершенно беззвучно, ее голос тонул в грохоте. Грохот был такой, что мог разорвать барабанные перепонки. Пришлось закрывать уши ладонями, хотя это не очень помогало.

Грунт еще раз дернулся, оба флигера подпрыгнули. Гребень кратера расколола змеистая трещина, тотчас же скрывшаяся в тучах пыли. Надрывалась рация, но разобрать, кто, кому и что там кричал, было совершенно невозможно.

«Гепард» с двигателями, работающими на полной тяге, оседал все быстрее, и оседал до тех пор, пока тянущаяся снизу тьма его не поглотила.

Грохот дюз сделался глуше, потом почти прекратился. Вновь раздался жуткий свист. Похожий завывающий свист возникает при движении быстрой струи газа мимо тонкостенной емкости с узким горлышком.

Мраморно-бледная Шанталь сидела в открытом флигере. Ее рука свешивалась из кабины. Десмонд подлетел к ней.

— Уходим, слышишь?

Но женщина не реагировала. Остановившимися глазами она смотрела туда, где погибал корабль ее мужа. Подземные толчки между тем продолжались. Более того, усиливались. Десмонд понял, что события еще не закончились. Он выбрался из своей кабины, подбежал к машине Шанталь, убрал ее руку и нажал кнопку включения автопилота. Над кокпитом флигера опустился колпак, заработал мотор. Вздув пыльное облако, машина взлетела. Десмонд огляделся.

Земля тряслась так, будто плененный «Гепард» про должал биться в ее недрах. Еще одна трещина рассекла склон, сверху уже катилась первая лавина. Дальнейшее промедление грозило уж совсем большими неприятностями, дожидаться которых не стоило.

Сверху стало видно, что в кратере колышутся волны черного дыма, совершенно скрывшего несчастный шнелльбот. Рисунок волн постоянно менялся, но было заметно общее спиралеобразное движение. В некоторых местах чернота начала выливаться из воронки, струями стекая вниз и расползаясь вдоль наружных склонов. На них, как ни странно, белело нечто вроде измороси.

— Алло, «Вихрь», все видите? — крикнул Десмонд.

— Да, — ответил Мбойе. — Больше не виси. Прижмись к земле и уходи. Там водородные боеголовки. Эх, может, и стоило шарахнуть!

Десмонд круто спикировал. Над землей он повернул в сторону базы. Педаль газа ушла в пол, и даже немного дальше, придавив упругую обивку. За кормой выросли клубы пыли, взметенной полным выхлопом. Цифры в индикаторном кристалле слились в полосу. Машина неслась с предельным ускорением, отыгрывая секунду за секундой. Но их осталось слишком мало.

Летевший впереди флигер Шанталь, барханы, далекий горный хребет и даже само небо, — все вдруг утонуло в потоках нестерпимо яркого света, в котором поблек Эпсилон.

Оглядываться в этот момент никак не следовало, но Десмонд все же не удержался. И перед тем как ослепнуть, успел заметить раскаленный до звездной температуры шар, восходящий над кратером. Понизу его окаймляли черные пляшущие смерчи, а верхушка упиралась в облака. Сработали мегатонны «Гепарда».

— Вот, значит, как они нас — пробормотал Десмонд. — Вот, значит, как!

Туча дыма, пепла, песка с густыми вкраплениями камней, мелких и крупных обломков скал, закрыла полнеба. Флигер подбросило, завертело со страшной силой, потом плашмя ударило о землю. Каким-то чудом корпус не раскололся. Машина подпрыгнула, несколько раз перевернулась в воздухе. Софус сумел стабилизировать полет на высоте чуть больше трех метров от земли. Искалеченный флигер дотянул до окрестностей «Орешца» и упал неподалеку от автострады Троя — Дедал. Чтобы извлечь Десмонда, кабину пришлось резать.

22 сентября

Дэсмонд восстанавливается, хоти ноги растут медленно. Такео считает это нормальным. Конечно, для той дозы радиации, которая была получена. Генрих, Александер и Джанкарло в один голос утверждают, что на «Гепарде» произошла случайная детонация боеголовок. Вероятно, их не успели снять с боевого завода. Даже если так... Слабое утешение. После моих пламенных речей Абрахам и Матти, могли идти только до конца. А что другое я могла предложить? Отступить невозможно. Никак нельзя. Если дрогнем здесь, будем ловить макул на Земле. Или они нас будут ловить. Так что...

ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ ТК ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ — ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ.

Кампанелла, система Э Эридана. Зарегистрирован третий случай появления локального концентрата генерального поля (макулы). Дважды со стороны макул применялось направленное (гравитационное?) воздействие большой интенсивности, превосходящее энергетические возможности стандартного шнелльбота ОКС типа ГЕПАРД. Высока вероятность прямой связи между активностью макул и исчезновением населения планеты, но психотропного эффекта пока не наблюдали. Потери экипажа 6 человек. Исследования и поиски продолжаю.

САЯН.

БЛИЖНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ. ТК ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ — ЛАЙНЕРУ ЦИНХОНА

Поиски прекратить. Зия, увозите детей на Землю. Это приказ.

Командор САЯН.

БЛИЖНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ. ЦИНХОНА -ЗВЕЗДНОМУ ВИХРЮ.

Лег курс Солнце. Фотонная тяга инициирована. Ивонна Нолан осталась на Эстабрионе продолжать поиски мужа, отговорить не смогли. Удачи вам!

ЗИЯ.

8. ДВА ПРИШЕЛЬЦА

Очень крупный таракан проголодался. Только это и могло заставить его выйти на свет. Столько света он никогда не видел. Резкие лучи расходились от странных существ. Они производили много шума, от них исходили непривычные запахи, среди который были и соблазнительные. Панцири у них странно гнулись во многих местах. Значит, можно прокусить. Существа имели мало лап, поэтому ходили только на двух. Они не дрались. Так себя ведут сытые. Или те, у кого лапы откусили недавно. Когда откусывают лапы, драться не хочется, даже когда хочется есть. Если ты — не самка и не вынашиваешь.

Еды стало мало, ее нужно искать везде. Таракан выполз из норы и пошевелил усами. Луч света упал на его голову. Глаза вдруг ослепли. Раздался страшный шум, похожий на трение мокрых панцирей, но гораздо громче. Таракан не испугался. Он был силен и голоден, а добыча могла ускользнуть. Он бросился в ту сторону, откуда шел шум. Бросок получился удачным. В его передних лапах оказалось что-то мягкое, бьющееся, непрерывно визжащее. Он подтянул к себе барахтающееся тело и с удовольствием раскрыл жвалы. Но тут в его спину вонзился острый холод. Большой острый холод. Таких холодных жвал у тараканов не бывает. И таких острых. Могут откусить усы, лапу, иногда даже и голову, но так... прокусить спину... И чтобы помогать другому, на которого напали... так не делают. Это неправильно. Нужно ждать, кто победит. Потом, если повезет, прикончить победителя, пока тот усталый. Даже самку. Самку — обязательно. Самки — самые безжалостные, особенно когда вынашивают. Дерутся до тех пор, пока от них хоть что-то остается. Одна такая недавно...

Пронзительная боль пересилила голод. Крылья раскрылись сами собой. Почему так остро? Ни разу не было. Это опасно. Спина хрустела. Страшный звук. Такой бывает, когда прокусываешь панцирь. Но теперь прокусывал не он, а его. Тут не до еды. Тут надо успеть убежать. Чтобы спрятаться и долго ждать, пока не заживут раны. Хорошо спрятаться. Когда видят раненого, набрасываются все. Тогда не уцелеешь. А у голодного раны заживают медленно. Плохо.

Таракан выпустил добычу и рванулся в темноту, унося засевшую в спине холодную боль. За ним никто не побежал. Тоже странно. Все странно получилось. Нечестно.

— Что... что это было? — прохрипела Ио, зажмурившись и закрыв лицо ладонями.

— Не знаю, — сказал Хосе. — Похож на таракана. Если бы не размеры. Можешь открыть глаза.

— Кошмар! Вот мерзость! Надо подождать роботов. Из-за этих макул мы совсем позабыли о том, что здесь могут быть и другие опасности.

— Ты не ранена?

— Нет вроде. Спасибо!

— Давай я тебе сыворотку впрысну, на всякий случай. Вряд ли эта тварь чистит зубы.

— У тараканов нет зубов.

— А что есть?

— Да такие штучки. Кошмар, кошмар! Он же мне теперь приснится. Так и стоит перед глазами!

— Я постараюсь присниться вместо него.

— А ты сумеешь?

Как ни была она испуганна, вопрос прозвучал кокетливо.

— Еще как, — мрачно сказал Хосе.

— Это что, объяснение?

— Разве я хуже таракана?

— Бр-р! Не напоминай.

Хосе расстегнул сумку и достал инъектор.

— Все в порядке, успокойся. Так что скажешь?

Ио обнажила плечо.

— Ну, я должна отблагодарить. Ты спас меня от чудовища. По законам жанра...

Хосе ввел лекарство.

— Только из-за этого?

— Друг мой, ну что за место для признаний? Пыль, грязь, вонь, темнота, мерзкие членистоногие. Ужасно.

— Зато неординарно.

— О да. И все же поговорим позже. Идем, мы задержались.

Хосе вздохнул и спрятал инъектор.

— Идем, идем.

Грязный, захламленный различными предметами бытового назначения коридор вывел их в арочный туннель, по которому пролегали рельсы. На рельсах стояли две пустые вагонетки, застопоренные чугунными башмаками. Пахло давно вышедшей из употребления карболовой кислотой. С сырых бетонных стен кое-где тлели изотопные лампы. В отдалении слышались звуки льющейся воды. Туннель плавно изгибался, и оба его продолжения были не видны, но на панелях сохранились километровые отметки. Ио сверилась с картой.

— Все правильно. Уклон ведет в сторону старого металлургического завода.

Оглянувшись на темное отверстие бокового коридора, она передернула плечами.

— Неприятная насекомая, — усмехнулся Хосе. — Послушай, а ведь это живое существо — первое, которое мы здесь встретили.

— В самом деле. Быть может, даже макулы не любят тараканов?

— А людей любят?

— О да, — сказала Ио. — Безответно.

— Интересно, чем они здесь питаются?

— Кто, макулы?

— Нет, тараканы.

— О боже! Неужели ты думаешь...

— На тебя же он набросился.

— Не может быть.

— Может быть, и не может. Жуют какую-нибудь грибницу. Но дай-ка я пойду первым.

— Не возражаю.

— Оружие приготовь.

— Да оно всегда наготове.

— Тогда в следующий раз не закрывай лицо руками.

— А чем? — очень естественным тоном спросила Ио.

Впервые за долгое время Хосе улыбнулся.

С километр, или около того, тоннель шел в прямом направлении, потом начал поворачивать влево. По сторонам попадались ответвления, в потолке имелись многочисленные люки. Там же, на потолке, были подвешены трубы, толстые кабели и световоды. Все это покрывала пыль, а под ногами чавкала грязь. Вид здесь был очень неуютный, заброшенный. Не верилось, что подземелье создавалось людьми. Или по замыслу людей. При таких ощущениях трудно чувствовать себя спокойно. Ио часто оглядывалась. А когда в боковой галерее кто-то чихнул, едва не выстрелила.

— Спокойно, спокойно, тараканы не чихают, — сказал Хосе, обняв ее за плечи.

Ио решила отнестись к этому как к жесту товарищеской поддержки и не реагировать.

— На людей они тоже вроде не должны бросаться — сказала она.

— Бросаться им можно, чихать — нельзя. Генетика.

— Тебе что, совсем не было страшно?

— Нет, завидно.

Хосе, по-видимому, хотелось, чтобы она вспомнила об отношениях полов. Ио усмехнулась:

— Да, генетика.

— А что плохого?

— Ничего. Напротив, я рада, что ты... приободрился.

— Таракан научил.

— Ох, да хватит же про него!

За поворотом раздались шаги, показалось прыгающее пятно света.

— Ну, каковы успехи? — спросил Турумалай, выходя из галереи.

— Как хорошо, что это ты, а не таракан, — сказала Ио.

— Да, — согласился Турумалай. — Я лучше таракана. Плохи твои дела, дружище Хосе.

Ио несколько нервно рассмеялась.

— Нет, его дела не так уж плохи. Дело в другом. Ты не поверишь, но на меня напал таракан ростом с лошадь.

Турумалай чихнул.

— И с во-от такими глазами, да? — Он показал, с какими глазами.

— Это правда, — сказал Хосе. — Большой тараканище.

— Что? Никаких галлюцинаций?

— Какие там галлюцинации! У него в спине мой нож остался. Встретишь — сразу узнаешь.

Турумалай внимательно осмотрел их обоих.

— Ладно, и так верю. Из уважения к вам. Мутанты, значит, появились. Что ж, не так скучно будет. А то все макулы да макулы, никакого тебе разнообразия.

— Турум, давай держаться вместе, а? — попросила Ио.

— Разумно, — сказал Турумалай, чихая.

— Простудился?

— Нет. Аллергия какая-то. Пылища. Хочу есть. Перекусим?

— Честно говоря, аппетит не слишком. Но по времени — пора.

Турумалай кивнул. Деловито осмотревшись, он выбрал кучку камней, обвалившихся с потолка, смахнул с них пыль, еще раз чихнул и принялся раскладывать припасы. Получалось это у него аккуратно и даже красиво. Появились бумажные тарелочки, пластмассовые вилки, ножи, салфетки.

— Прямо ресторанчик «У Аида», — проворчал Хосе.

Вытирая пальцы гигиенической салфеткой, Ио с интересом наблюдала за дразнящими приготовлениями.

— Турум, ты такой...

— Какой?

— Хозяйственный. Кажется, так в старину говорили.

— Просто люблю поесть. Что тебе положить?

— Кусочек ветчины, галету и кофе.

Хосе достал термос, разлил дымящийся кофе по стаканчикам. Все трое расселись, кто где мог, и принялись жевать. Вдалеке, там, где продолжение туннеля терялось в темноте, по-прежнему глухо шумела вода. Больше ничего слышно не было.

— Тихо здесь, — сказала Ио.

— Ага. Как в подземелье. Скоро спать захочется. Я, кстати, и поспать люблю.

— Сущая правда, — кивнул Хосе. — Вот любопытно, за что тебя в экипаж «Вихря» взяли?

— Трудно сказать. Команду, как ты знаешь, подбирает компьютер. Всякая там совместимость. Могу только предполагать.

— И что ты предполагаешь?

— Невозмутимость. Думаю, что за невозмутимость.

— Да?

Турумалай скромно потупился.

— И еще за некоторые достоинства.

— Достоинства. Слушай, они имеют какое-нибудь значение во Вселенной, человеческие достоинства?

Турумалай перестал жевать

— Во всей Вселенной — не берусь судить. В некоторой ее части — да. В той, где есть люди. Быть может, и вообще там, где есть разум.

— Разум? Разве макуле не все равно, каков характер того, кого она глотает?

— Макуле? Может быть. Нам — нет. — Турумалай назидательно поднял палец. — Именно человеческие достоинства позволяют человечеству выжить. И не просто выжить, а еще и развиваться.

— А нечеловеческие недостатки? Разве страсть заселять все новые миры не есть своеобразная жадность?

— М-гм. Что-то ты сегодня разобиделся на человечество.

— А все-таки, разве я не прав?

— Эта жадность, как ты говоришь, не направлена против людей. Дай термос, пожалуйста, не будь жадиной.

— Пожалуйста. Зато эта жадность направлена против Вселенной.

— А, вот ты о чем. Запретный плод?

— Упрощенно. Что скажешь?

— А вот что нечего развешивать плоды запретные. Провоцируют, понимаешь. Некрасиво это.

— Можно расценить это не только как провокацию. Это может быть и предостережением, и испытанием. Пробой способностей. Или — приманкой, вроде нектара для насекомцев. Во всяком случае, никто не будет возиться без серьезных оснований, устраивая ловушки.

— Мне нравится тебя слушать. Рональд тоже касался садовой тематики. Но кому или чему может помешать заселение новой планеты?

— Исходя из того, что мы знали до Эпсилона Эридана, — никому.

— А теперь выяснилось, что нас похищают.

— Ага, выяснилось. Невзначай, — усмехнулся Хосе. — А мы не хотим смириться, воевать начали.

— Но почему мы должны смириться?

— Чтобы понять.

— Да кто же против.

— Тогда давай.

— Прямо сейчас?

— Чем раньше — тем лучше.

— Хорошо. Как?

— Давайте подумаем. Попробуем исходить из целесообразности. Если нас похищают, значит, это для чего-то нужно. Так?

— Так.

— Сопротивление пока бесполезно.

— По большому счету — да. Пока.

— Быть может, сопротивляясь, мы так и не поймем, зачем нас похищают. Вот поэтому надо смириться и посмотреть, что из этого выйдет.

— А что значит — смириться?

— Я имею в виду не бегство с Кампанеллы, тем более — из системы Эпсилона, так мы новых знаний не добудем.

— Бесспорно. Что же ты предлагаешь?

— Отправить в макулу весь «Звездный Вихрь».

Турумалай приподнялся со своего камня.

— Ого! Не тривиально. Зачем?

— Понимаешь, макула — всего лишь вход в транспространственный канал. Мы окажемся там, где сейчас находится население Кампанеллы.

— Если оно еще существует. И если мы действительно окажемся там, где они.

— Если живы Рональд и Шеген, почему не быть живым остальным? Либо их части.

— Ох, не слишком я верю интравизиям. Хорошо, допустим, Милдред не ошибается. Но что даст появление «Вихря» на той стороне туннеля? Боюсь, мы не сможем поделиться нашими знаниями с Землей, если не вернемся.

— Даже если это так, наше появление на той стороне означает помощь кампанеллянам. Их вывезли отсюда голыми, без всякой техники. Трудно представить, чего они натерпелись за эти пять лет.

Турумалай некоторое время молчал. Потом, поразмыслив, сказал:

— Резон есть. Но где гарантия, что крейсер в этом канале не рассыплется, не сгорит, не взорвется?

— У «Вихря» очень мощные поля экранирования. Мы можем ими укутаться, инкапсулироваться. Спасет ли это — не знаю. Но другого шанса прийти на помощь тем, кто в нас нуждается, не вижу.

— Да где гарантия, что мы доберемся к тем, кому хотим помочь? — спросил Турумалай.

— Гарантий пока не вижу. Могу лишь сказать, что не для убийства создавались макулы и сам канал. Убить людей гораздо проще, чем их похищать. А всякая целенаправленная деятельность основана на принципе минимализации средств достижения цели. И поскольку легче переместить такой крепкий орешек, как межзвездный крейсер, чем его раскалывать...

— Все это — только рассуждения, — сказал Турумалай и чихнул. — Кто знает, что легче. Совершенно неизвестно, на какое расстояние нужно перемещать.

Ио, до сих пор не принимавшая участия в разговоре, беспокойно зашевелилась.

— Послушайте, там кто-то есть.

— Где?

— Там. — Ио махнула в направлении, откуда они пришли. — За нами наблюдают.

— Э, — сказал Турумалай. — Если долго смотреть в темноту...

— Но ведь таракан был. А если был один, может быть и второй.

— Сейчас проверим.

Турумалай извлек из своего рюкзака толстый патрон и дернул чеку. Ракета с шипением улетела в туннель. В свете горящего магния метнулись ломаные тени, в количестве не меньше пяти.

— Похоже, ты научилась их чуять, Иочка, — со смешком заметил Хосе.

— Знаешь, ты с нами, пожалуй, не ходи, — сказал Турумалай.

Ио вздрогнула.

— Одной оставаться еще страшнее.

— А, ну смотри.

Таракан лежал метрах в восьмидесяти от того места, где они обедали. Обгрызли его основательно — рядом, но отдельно от туловища, находились крыло, пара ног и голова, уже лишившаяся обоих усов. Под трупом виднелась лужа бесцветной гемолимфы.

— Старый знакомец, — сказал Хосе, указывая на торчащий из спины десантный нож. — Турум, признайся, ты ведь не верил?

— До сих пор не верю, — озираясь, пробормотал Турумалай.

— Представляешь, такая туша возьмет да свалится сверху? В ней килограммов сто двадцать, не меньше.

— Не думаю, что с такой массой они любят падать сверху.

— Надо захватить образцы тканей для изучения ДНК, — сказала Ио, прижимая к носу салфетку.

— Правильно, — сказал Хосе.

— Да, это было бы хорошо, — мудро согласился Турумалай.

— Надень перчатки, — посоветовал Хосе.

— Вы пропускаете даму вперед?

— Ну, если ты настаиваешь... Хосе, не мешай биологу.

«Отдаваться или не отдаваться?» — размышляла Ио, шагая по шпалам вслед за Хосе. Он был ей небезразличен, а польза сексуальной жизни несомненна. Прошло больше восьми недель с того момента, как она проснулась от анабиоза. Ее последняя любовь осталась на Земле, и уже... К небезразличию примешивались еще жалость и сочувствие понимающего человека. Разумеется, все это нельзя назвать любовью в полной мере. Но чувства могут развиваться. Любовь так многолика. Начинается с симпатии, а там — там, глядишь, и вспыхнет, наступит пора роз. Со всеми шипами и лепестками. Заранее не угадаешь, математически не просчитаешь.

Любопытно это ожидание любви. Голова еще не затуманена, убежать вполне можно, хотя уже не хочется. Женская натура начинает брать свое, тянет покориться, и — будь, что будет...

После ухода Рональда Хосе поблек, сник, потерял тонус. Задиристая Джун наверняка его расшевелила бы, но только вот тоже взяла да пропала. Разумеется, ее исчезновение никому не могло добавить бодрости, особенно Хосе.

Он погрузился в совсем уж мрачную флегму, прерываемую вспышками раздражительности. Другие женщины им не интересовались, по крайней мере в определенном смысле. Что при таких обстоятельствах должен предпринять комендант базы «Орешец»? Вступить в благотворительно-оздоровительные отношения? Но когда Хосе немного насытится, он все поймет и может почувствовать себя униженным... А может и нет.

— Смотри-ка, — сказал Турумалай, поднимая фонарь.

В боковой нише поблескивала бронированная дверь овальной формы. Ио извлекла карту и довольно долго ее изучала, отгоняя суетные мысли. Но они отгонялись плохо. Интересно же, каков Хосе в постели, способен ли раздуть тлеющие угли? И когда начнет задавать вопросы? Ио досадливо тряхнула головой. У женщин есть способы не отвечать на вопросы!

— Не обозначено, — наконец сказала она.

Турумалай внимательно осмотрел весь проем.

— В некоторых местах пыль стерта.

Хосе подошел ближе. Он тоже долго сосредотачивался, что для него было необычным. Он всегда имел готовые мнения и ответы. И если вдруг не нашлось, значит, супермен-десантник в тот момент думал о постороннем, такой вывод сделала Ио. И даже догадалась, о чем именно.

— Да, дверью пользовались, — признал Хосе. — И не так давно. Замок кнопочный?

— Он самый.

— Попробуй SOS.

— Кажется, получается. Ну-ка, разойдитесь по сторонам. Кто знает, что там за сюрпризы.

Дверь отворилась с легким скрежетом. Из-за нее ничего не виделось и не слышалось.

— Знаете, в межзвездные экспедиции нужно брать собак-ищеек, — сказал Турумалай. — Желательно — разумированных. Но поскольку их нет, идем, что ли?

За дверью находился короткий тамбур, оканчивающийся второй дверью, уже попроще, из голубоватого пластика. Она была не запертой, экспедицию пропустила беспрепятственно, хотя и со скрипом.

— Петли еще железные, — удивился Турумалай.

Потом он удивился еще больше:

— Эге, да тут явно кто то живет!

Перед ними оказалась длинная комната, похожая на отгороженную штольню. Несколько аварийных ламп, питающихся от изотопных батарей, освещали ряды полок, на одной из которых куча тряпья образовывала неряшливое подобие постели. Четыре поставленных друг на друга ящика образовывали стол. На нем находился закопченный котелок, импровизированная кружка, сработанная из консервной банки, и очень старинная и очень потрепанная книга. Ио понюхала воздух.

— Здесь жил мужчина.

Хосе взял книгу.

— «Патофизиологии и нейрохимия спонтанной летаргии». Вот бедняга! Неужели ничего больше не нашел?

— Нашел, — сказал Турумалай, поднимая с пола еще одну книгу. — «Современная йога». Гм! Это уже система. Кажется, наш робинзон пытался погрузиться в спячку.

Пол комнаты был завален пустыми консервными банками, пакетами, пластиковыми бутылками. У импровизированного очага возвышалась гора хитиновых останков.

— Силы небесные! Тут ели тараканов, — ошеломленно сказал Турумалай.

Ио повернулась, чтобы выйти, но Хосе ее удержал.

— Опасно, — сказал он. — Сейчас, подожди минуту. Я набросаю записку, тогда все вместе и пойдем.

— Записку? Кому?

— Хозяину убежища. Мы впервые нашли живого человека, понимаешь? По крайней мере еще недавно он был жив.

— Ах, да-да, — кивнула Ио.

Она стояла спиной к очагу и первой заметила, что внутренняя дверь отворяется. Ио хотела закричать, но не смогла. За этот день она так часто пугалась, что вдруг стало стыдно.

Дверь приоткрылась еще, скрипнули железные петли. Хосе на этот скрип обернулся, но предпринять ничего не успел.

Мелькнула тень. Что-то длинное с плотным звуком вонзилось в спину Турумалая. Турум качнулся, оперся обеими руками о стол. Секунду он недоверчиво рассматривал торчащий из его груди сплющенный и заостренный конец железной трубы. Потом застонал, по-усталому закрыл глаза, колени его подломились.

Ио смотрела на его медленное оседание вдоль ящиков и все никак не могла ни что-то предпринять, ни закричать. Но Хосе уже начал действовать. Он сбил ее с ног и навалился сверху.

Еще одна труба ударилась о полку, отскочила и со звоном покатилась по цементному полу. Дверь захлопнулась.

— Оставайся здесь, — приказал Хосе.

Двумя прыжками он достиг двери и распахнул ее. Ио приподняла голову. Она видела, как Хосе сначала замер, рассматривая кого-то в тамбуре, потом бросился вперед и скрылся в темноте. Послышались удаляющийся топот, выстрелы.

Ио села на грязный пол и ошеломленно огляделась. У стола лежал Турумалай. Дышал он с хрипом и свистом. Ио подползла к нему и перевернула тяжелое тело на бок. Турум застонал, на его серых губах появилась пена.

Деревянными руками Ио долго расстегивала висевшую на поясе сумочку. Лекарства вывалились. Ио разгребла мусор, нашла шприц-тюбик, ткнула в плечо Турума. Выдавив всю дозу наркотика, она села на корточки. Требовалось сообразить, что делать с жуткой трубой. В пустую голову совершенно ничего не приходило, но тут подоспел Хосе.

— Пневмоторакс?

— Да. И крови много. Нельзя, чтобы он умер. Кто знает, через какое время мы доставим его в операционную.

Хосе наклонился

— Ничего. Пробито правое легкое. Сердце, значит, цело. Что ввела?

— Мегаморфин. С антибиотиками.

— Ага, все как надо. Мучас трабахос.

— Что?

— Много работы. Держи трубу со стороны спины.

— Так?

Турумалай застонал громче, несмотря на введенный наркотик. Хосе не обратил на это внимания.

— Так, так, хорошо.

Он извлек лазерный пистолет и повернул рукоятку на полную мощность. Бледный луч упал на железо. Через мгновение конец трубы оказался в руках Ио. Железо даже не успело нагреться.

— Брось, брось, тут — все Чем бы...

Ио протянула десантный нож Хосе разрезал куртку Турумалая.

— Давай пластырь. Чудесно, чудесно. Теперь — спереди.

Они повторили операцию.

— Обрезок пусть остается внутри, — сказал Хосе.

— Донесем? — спросила Ио.

Хосе вытер лоб.

— Должны. Побудь здесь, я пойду гляну.

— Послушай, а кто трубы швырял? Неужели таракан?

— Нет. Один наш одичалый соплеменник.

— Человек?!

— Судя по внешним признакам.

— И что же, ты его.

— Ох, как ты могла подумать! Нет, конечно. Просто пугал. Но он успел скрыться. Местность хорошо знает. Лучше меня.

— Поразительно! Он ведь хотел нас убить...

— Думаю, с ним не все в порядке. Ладно, я пошел.

Хосе скрылся за дверью. Ио уложила Турумалая поудобнее и принялась раскаиваться в том, что согласилась на всю эту авантюру. Остановиться следовало еще тогда, когда охранные роботы не смогли протиснуться в узкий ход. Вместо этого они двинулись дальше, прекрасно зная, что радиосвязь между поверхностью и подземельем не действует. Хотя кто предполагал, что встретится гигантский таракан, а Турумалая пронзят ржавой трубой? В голову ведь такое не могло прийти. Макулу — да, макулу ждать было можно и должно. Но от макулы никакие роботы не спасут, как теперь известно. Тут уж как повезет, а поиски продолжать надо.

Выходит, все было правильно? Ио усмехнулась. Как легко находятся оправдания собственным просчетам! Но мы всего лишь те, кто есть, — человеки. Ни меньше, но и ни больше. Мудрость в том, чтобы знать свои пределы. В дверь постучали. Ио схватила пистолет.

— Не стреляй, — сказал Хосе. — Еще пригожусь. И пригодился, в тот же вечер. Правду говорил.

— Я его сам понесу, — сказал Хосе. — А ты охраняй нас.

Ио кивнула. К ней вернулось самообладание. По дороге она застрелила двух тараканов и приняла одно важное решение.

Ио потянулась, с удовольствием ощущая хорошо отмытое тело. Проснулась она поздно, каюта была полна свежего воздуха, тепла и вечерних лучей Эпсилона. В углу на фоне уютной шторы Хосе с кем-то разговаривал по видеофону. На столике перед кроватью дымилась аппетитная чашка.

— Мари, я прекрасно все понимаю, — сказал Хосе. — Это игра ва-банк. Несогласных будет много. И все же не забудь о моем предложении, хорошо? Пока.

Он выключил прибор, с минуту смотрел в окно, за которым в прозрачном небе висели перистые облака. Потом босыми ногами подошел к кровати и сел. Мысли его были далеко.

— А где твои тапочки? — спросила Ио.

Хосе рассеянно оглядел ковер и пожал плечами.

— Не холодно.

Он опять задумался, теребя полу атласного халата. Ио заглянула ему в лицо.

— Отказала?

Хосе кивнул.

— Но этого следовало ожидать, — благодушно утешила Ио.

— Конечно. Доброе утро.

— Добрый вечер!

Хосе недоуменно посмотрел в окно.

— Ах да. Вечер.

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем и обо всем сразу. Люблю, когда светит солнце. Или что-нибудь вроде. Жизнь приобретает смысл.

— Очень хорошо, — сказала Ио и еще раз потянулась.

— Что хорошо?

— Да все.

— Ты похожа на кошку.

— Правда?

Ио потянулась к чашке.

— Вкусно. Хочешь глоточек?

— Хочу.

— Сам готовил?

— Для тебя.

Она благодарно потерлась носом о его плечо.

— Великолепный мой!

— Ночью?

— Ночью — тоже.

— Таракан не снился?

Ио рассмеялась.

— Нет. Ему не удалось. У тебя давно не было женщины?

— Давно.

— А мне давно не было так светло. Иди сюда. Закрой собою солнце. Или что-нибудь вроде.

Хосе напрягся.

— Ты это... из жалости?

— Разве можно хотеть из жалости?

— Хотеть — не знаю. Отдаваться — да. Кто вас знает? Но если и так...

Он вдруг встал на колени. Ио потрепала его за волосы. Потом прижала суматошную испанскую голову к своему бедру.

— Дурачок.

Испанская голова упрямо вырвалась.

— Слушай, ты не первая так меня называешь. Почему?

— Потому что это правда.

— Ах вот как! Ну, я тебе покажу. Сейчас случится нечто.

Неизвестно, что он подразумевал, но нечто и вправду произошло. Базу «Орешец» чувствительно тряхнуло.

Базу «Орешец» чувствительно тряхнуло. Землетрясения на Кампанелле — вещь обыкновенная, если не сказать — повседневная. Но люди почему-то встревожились. В холле первого этажа, своеобразной кают-компании, собралось довольно многочисленное общество, в каютах мало кто остался. Пытаясь скрыть смущение, все начали придумывать занятия и оправдания.

— А ведь мы сродни собакам, — усмехаясь, сказал Кнорр.

— Не новое открытие. Что ты хочешь этим сказать?

— У нас явно обострилось предощущение катаклизма. Не считаешь?

Сидевший в соседнем кресле Такео Инти поднял густые брови.

— Сомневаюсь, что оно у нас было, тем более что оно обострилось.

— Держу пари, нас ожидает нечто.

— Когда?

— Да сегодня. Ставлю сотню против одного.

— Какая уверенность! Идет.

Они пожали друг другу руки.

— Ага, приехали, — сказала одна из женщин.

К базе подрулил флигер. Из него выбрались Игнац, Зоран и еще кто-то, очень странный, со связанными руками. Все трое скрылись за углом шлюзового тубуса. Их появление в холле вызвало самый неподдельный интерес, поскольку связанный незнакомец выглядел и в самом деле несколько необычно. На ногах у него были чулки из грубой материи, подвязанные ниже колен. На бедрах висело подобие грязной юбки из того же материала. Этим его гардероб и ограничивался. Был он худ, жилист, торс состоял только из мышц и ребер. Длинные волосы, спутанные с бородой, скрывали шею и падали на лицо. Из зарослей пронзительно голубели глаза.

— Вот, — сказал Игнац. — Кажется, сей джентльмен охотился на Турумалая. Представить не могу, имя его неизвестно, поскольку он не разговаривает. Зато трубами швыряется замечательно. В общем, явный туземец.

Игнац поморщился.

— Едва бронежилет не прошиб. Что делать будем?

— М-да, — выразил общее мнение Такео. — Классический отшельник. Что делать? Начальство надо звать.

— Кхм, — сказал Кнорр. — Комендант занят. Соображать придется самим.

— Давайте его постираем и накормим, — предложили женщины. — Тем временем комендант, кхм, и освободится. Может быть такое.

Игнац и Зоран повели пленника в бассейн. Он не сопротивлялся, но несколько раз обернулся. Возможно, прикидывал, сколько труб понадобится на всех.

— Альфред, если ты это происшествие предсказывал, то я проиграл, — сказал Такео.

Кнорр покачал головой.

— Нет. Будет нечто посущественнее.

— А ты, случаем, не интравизор?

— До сих пор замечен не был.

По лестнице сбежала растрепанная Ио.

— Где, где он?

— Купать повели.

— Купать? Что за благодушие! Быть может, этот человек — единственный, кто выжил на Кампанелле. Каждая секунда... А его — купать. Он же как-то обманул макул, понимаете?

— Понимаем, чего тут не понимать.

Ио чертыхнулась и побежала в бассейн.

Игнац держал пленника, а Зоран намыливал ему голову. Все трое по грудь стояли в воде. Ио села на бортик.

— Смойте пену!

— Сейчас, — сказал Зоран и макнул робинзона.

Тот молча забился.

— Стой, стой, не брыкайся. Не утопим мы тебя, трубовержец.

Два голубых глаза всплыли на поверхность.

— Здравствуйте, — сказала Ио. — Мне передали, что вы не хотите разговаривать. Почему?

Незнакомец выплюнул шампунь и уставился на нее немигающим взором.

— Бесполезно, — сказал Игнац. — Тут требуется лечение. Малый не в себе. Надо ж так одичать за каких-то пять лет... Хрупкая это штука — психика.

— Посмотрим.

Ио прямо в халате спрыгнула в бассейн и положила руки на плечи молчальника. Тот дернулся, попытался отвести взгляд.

— Дорогой мой, — сказала Ио, — вы много пережили, много страдали. Быть может, возненавидели соплеменников, бросивших Кампанеллу на произвол судьбы... Я правильно говорю?

Что-то дрогнуло в диком лице.

Ио погладила грязное плечо, на котором остались следы ее пальцев.

— Мы действительно опоздали, но в этом нет нашей вины. Мы очень спешили и уже потеряли восемь человек. Так же, как вы потеряли своих близких. Но они не погибли, это известно уже почти наверняка. Надо всех найти, попытаться вернуть в нашу жизнь. Вы ведь этого хотите, да? Помогите нам.

Мужчина поднял связанные руки и потрогал ее волосы. Вдохнул ее духи.

— Как вас зовут? — мягко спросила Ио.

— Как вас зовут, — повторил незнакомец, удивленно прислушиваясь к собственному голосу.

— О! Высший пилотаж, — сказал Зоран.

Базу «Орешец» тряхнуло страшновато. Так тряхнуло, что она целиком подпрыгнула. Вода выплеснулась из бассейна, хлынула в коридор, потом — дальше, на камбуз. Там кто-то вскрикнул. Мигнули красные лампы, взвыла сирена.

— Внимание! Тревога. Членам экипажа занять штатные места. Говорит софус базы «Орешец». Всем членам экипажа занять места по аварийному расписанию! Наблюдается неопознанное явление в районе Вулканного Кольца.

Когда мокрая до макушки Ио прибежала в диспетчерскую, ей пришлось проталкиваться. За окнами открывалась картина, достойная внимания, и в зрителях недостатка не было.

Всю последнюю неделю Кольцо густо дымило, но мрачная туча, всплывшая над вулканами после землетрясения, ни в какое сравнение со старыми дымами не шла. Серая по краям, к середине она сгущалась до черноты с багровеющими прожилками столбов извержения. Ее поднявшаяся до девятикилометровой высоты вершина четкой границы не имела и была испещрена точками раскаленных вулканических бомб. Слышались гул, треск, целые серии раскатистых взрывов. До всасывающих вентиляторов базы уже дополз слабый, но на редкость противный запах сероводорода. Сама база «Орешец» дрожала и подпрыгивала как испуганное лесное животное, смещаясь то влево, то вправо при каждом скачке. Устоять на ногах при этом мало кому удавалось. Люди цеплялись друг за друга и за мебель, старались держаться ближе к стенам, некоторые находились перед экранами в коленно-локтевых позах, весьма унижающих человеческое достоинство.

— Послушайте, — крикнул Кнорр, — всем, кому не хватило кресел, предлагаю разойтись по каютам и смотреть стихийное буйство по видеофону. Пропустите, наконец, коменданта!

Толпа расступилась, давая коменданту возможность пробраться к своему законному месту.

— Какие будут распоряжения, ваше мокрейшество? — улыбаясь, спросил Кнорр.

— Немедленно выключить приточную вентиляцию, очистить воздух, перейти на автономные запасы кислорода! Фу. Давно все началось?

— Несколько минут назад. Мощный взрыв, затем — фантастический выброс.

— Действительно, большой выброс. Но что в нем необычного кроме размеров? Почему софус назвал это неопознанным явлением? В системе Бета Гидры я и не такое видывала.

— Но не на планете земной группы. А кроме того, взгляни, как этот выброс выглядит сверху. Один из спутников только что передал.

Ио взяла распечатку космического снимка.

Посмотреть было на что. Точнее, не на что. Вся трехсоткилометровая горная чаша заполнилась непроницаемым дымом, размазавшим ее внутренний контур. Кое-где она даже переполнилась. Лишь в середине просматривалось светлое пятно — вроде «ока» смерча. Сходство со смерчем усиливалось расходящимися от центра спиральными рукавами тьмы.

— Полосы движутся?

— Да, против часовой стрелки. Вот это и есть необычность. Очень похожий вид был при гибели «Гепарда»...

Ио взглянула в южное окно. Форма облака быстро менялась. Поднимаясь над хребтом, оно одновременно расползалось вширь, приобретая очертания воронки.

На связь вышла Маша. Встревоженным голосом она потребовала эвакуации.

— Но никакой непосредственной угрозы пока не видно, — возразила Ио.

— Ах угрозы. Угрозы здесь возникают так стремительно, а заканчиваются так одинаково, что лучше их не ждать. Бертран возвращается, он вылетел за вами.

— Давай оставим на базе хотя бы дежурную смену, шесть человек.

Маша заколебалась.

— Только четыре.

— Ну хорошо.

Вскоре прогремел шнелльбот со всеми своими световыми и звуковыми эффектами. Подняв тучи пыли, дискоид уселся на минимальном расстоянии от базы и включил систему охлаждения обшивки.

— Можно выходить, — сообщила Луиза.

Ио вышла проводить улетающих.

Туча закрыла уже треть небосклона. Порывистый ветер приносил вулканические газы, дым горящих горных лесов. Эта смесь раздражала бронхи, слышалось покашливание. На Турумалая, еще не окрепшего после операции, надели кислородную маску. Рядом с его самоходным креслом оказался подземный незнакомец. Оба молчали — один потому, что говорить отвык, другой — оттого, что еще не привык. Между ними, настороженно поглядывая то вправо, то влево, стоял рослый доктор Такео Инти. Ио подошла к ним.

— Странно, — тихо сказал Турум, сняв маску, — что могло так ожесточить этого человека?

Такео покосился на него, взглянул на тучу, но ничего не сказал.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Ио.

— Да вполне сносно. Как ты думаешь, что его так ожесточило? За всю жизнь меня никогда не пытались убить, а тут вдруг... такое потрясение. Это не дает мне покоя, понимаешь?

Ио взглянула на кампанеллянина. Тот стоял отвернувшись, хотя не мог не слышать, что говорят о нем.

— Надеюсь, придет время и он сам расскажет. Да, мы с детства растем в атмосфере благожелательности, дружеского участия. Нам давно не приходится соперничать за пищу и кров, хватает всем. Чтобы напасть на другого человека, нужно быть очень искалеченным. Видимо, на Кампанелле случилось много ужасного. Либо такого, что воспринималось как ужас. Еще ведь не все удалось узнать.

— Да, не все, — вздохнул Турумалай. И чихнул.

— Надень маску, — сказал Такео. И тоже чихнул.

— Будь здоров, — пожелал Турумалай. — Многая лета.

— Ты мне нос не заговаривай, оперированный.

— Ладно, ладно. Надеваю.

Грунт под ногами опять дрогнул. В туче над Вулканным Кольцом появилось нечто новое, видимое невооруженным глазом, — самая ее гуща начала рдеть.

— Я проиграл пари, — усмехнулся Такео.

— Пора начинать посадку, — забеспокоилась Ио.

Она включила мобильное переговорное устройство.

— Хелло, «Гепард», вы еще не остыли?

— Остывание есть процесс вдумчивый, — отозвался Реджинальд. — Но открываемся, так и быть. Просьба не прикасаться к леерам, а то обожжетесь. Добро пожаловать в сковородку!

В нижнебоковом сегменте дискоида раздвинулись жалюзи. Из щели выпятился эскалатор. К нему в колеблющемся мареве разогретого воздуха двинулись улетающие. Шанталь, первая ступившая на полотнище транспортера, затанцевала на одной ноге. Потом ойкнула и вприпрыжку побежала в темный проем. Оттуда показалась фигура в скафандре и окатила эскалатор ведром воды. Затем любезно помахала рукой, сделала реверанс и скрылась.

— Очень смешно, — проворчал Такео. — Надеюсь, вода была чистой.

Он сморщил нос и опять чихнул.

На площадке перед базой зашевелились покинутые людьми флигеры. Одна за другой, складывая крылья, машины потянулись в ворота ангара. На плече Ио ожило переговорное устройство.

— Возвращайся в диспетчерскую, — сказал Хосе. — Спектакль только начинается. Турумалай снял маску.

— Удачи вам, Иочка! Спасибо тебе.

— За что?

— Да за мегаморфин. Я ведь был в сознании.

Люк закрылся сразу за спиной Ио. По легкому дрожанию пола она догадалась, что весь тубус шлюзоной камеры въезжает в тело станции. Это означало, что база «Орешец» начала бронироваться. Толстые плиты металлокерамики закрыли все окна, и когда она поднялась в диспетчерскую, обзор уже перевели на экраны.

Один из них давал спутниковую картинку с высоты в двести двадцать километров. Вихрь заметно разметал тучу дыма и вулканического пепла, в ее середине образовалось место со сравнительно прозрачной атмосферой. Именно в этом месте радиолокатор спутника нащупал необычный объект.

— Макула? — спросила Ио.

Хосе отрицательно качнул головой.

— Металлическая поверхность. Объект движется с вертикальным ускорением.

— То есть взлетает?

— То есть взлетает.

Ио села в свое кресло и попросила софуса дать изображение на ее пульт. Точка росла. Включилось радио.

— Я — «Вихрь». Сообщаю результаты компьютерного анализа. Объект имеет шарообразную форму диаметром около одиннадцати метров. Материал поверхности — титаново-молибденовый сплав. Двигатели работают на кислород-водородном топливе. Траектория взлета изгибается примерно в вашу сторону. «Орешец», как поняли?

Хосе взял микрофон.

— Александер, послушай, да ведь это же спасательная шлюпка!

— Выводы делать рано. Продолжайте наблюдение. Объект вот-вот вынырнет из-за хребта и станет доступным для ваших радаров. Мы посылаем позывные встречи на аварийной волне.

— Вас понял.

Ио набрала команду. Ворота ангара раскрылись, выпуская дежурный флигер.

Хосе кивнул.

— Правильно. Полечу я.

— Почему не я? — спросил Кнорр.

— Альфред, извини, но дело уж больно десантницкое. А тебе приказано возвращаться на орбиту.

— А не хочу.

— Ну, смотри.

Пискнул сигнал радарной установки.

— Объект обнаружен, — доложил софус.

Хосе скатился по винтовой лестнице на первый этаж.

— Прихвати «скорпиона»! — крикнула Ио.

— Ладно.

Кнорр переключился на аварийную волну.

— ...повторяю: я — крейсер ОКС «Звездный Вихрь». Назовитесь. Кто вы, черт возьми?!

Вдруг ему ответили:

— Сэмюэл Пип, к вашим услугам. Послушайте, не приставайте, пока не приземлюсь. У меня кое-какие проблемы на борту. Несколько занят, знаете ли.

«Вихрь» ошеломленно замолчал. Потом послышались приглушенные голоса, означающие совещание. Шлюпка тем временем перевалила хребет и была уже отчетливо различима на радаре базы.

— А ведь существует, — изрек Игнац.

И был прав. Снижаясь, объект пролетел километрах в двенадцати от «Орешца» и скрылся за горизонтом. Хосе тут же оседлал флигер и ринулся в погоню.

— Еще один робинзон отыскался, — сказал Кнорр. — Как ты думаешь, трубами швыряться будет?

— Ну, этот хоть разговаривает, — с оптимизмом ответила Ио.

Появившись внутри базы, нежданный Сэмюэл Пип прежде всего потребовал пива. Потом еще.

— Знаете, в шлюпке его нет, — доверительно сообщил он. — Не предусмотрено.

И приложился к третьей банке.

— Безобразие, — посочувствовал Хосе.

Свалившийся с неба гость неодобрительно на него посмотрел.

— Шутник. Послушайте, где это мы находимся?

— Кампанелла, система Эпсилон Эридана, — ответил Хосе.

— Эпсилон Эридана? Нет, парень, ты не шутник. Ты большой шутник, я бы сказал. Пиво еще есть?

— Есть. Ну а где же мы находимся, по-твоему?

Сэмюэл обвел взглядом экраны и всех собравшихся.

— Точно не знаю. Но определенно могу сказать, что три часа назад я на своей любезной «Абракадабре», да упокоятся ее реакторы, находился очень рядом с Сириусом. Сириусом «бе», если угодно. Это очень далеко от Эридана "э", молодой человек. Если я что-то смыслю в астрономии.

Его заявление произвело эффект. Команда «Орешца» погрузилась в молчание.

— Вы что, не верите? — возмутился Пип. — Мне?!

— Видите ли сэр, мы по-прежнему считаем, что находимся на Кампанелле, — вежливо сказал Игнац.

— Ну да, тут какая-то планета имеется, — недоуменно сказал Пип. — Приходится признать.

— А что случилось с вашим транспортником?

— Яхтой. «Абракадабра» — это моя яхта. Была. И очень неплохая, смею заметить.

— И что же случилось с яхтой?

— Эх! Рассыпалась. Слушайте, у вас все пиво в такой мелкой таре?

— Как — рассыпалась? Ни с того ни с сего?

— Что значит — ни с того ни с сего? «Абракадабра» была крепкой посудиной. Знаете, есть поверье, что ни с того ни с сего звездолеты не рассыпаются. Посмотрел бы я на ваш крейсер хваленый в том канале!

— Вы попали в какой-то канал?

— Ну да. Как в... Вроде как это... Наткнулся. Такой блин-бац вышел! Гляжу, тарелки попадали. Ну, ползком пробираюсь, конечно. Сифон пролетел, пузыри кругом. Дурацкая история! Послушайте, я чуток захмелел, хотя это и не заметно. С утра ни крошки, представляете? Завтрак, он же на камбузе остался. А камбуз — того. Тоже рассыпался. С завтраком. Явный перебор, конечно. Мешает тебе яхта — о'кей. Ладно, рассыпай. А еду чего портить? Первый раз колбасу в космосе наблюдал. Хрен что поймешь. Икскъюз ми, леди. Так. Чья тут койка? Я, пожалуй, вздремну.

Он улегся на так и не убранную раскладушку Хосе и немедленно воплотил свой замысел в жизнь. Полюбовавшись некоторое время сном небритого мужчины, Ио вызвала «Вихрь».

— И что мне теперь делать с этим бонвиваном? — спросила она.

— А ничего. Пусть отдохнет товарищ. От Сириуса прибежал, устал ведь. Следующим рейсом отправите к нам. В сопровождении офицера Кнорра, который, кажется, несколько забыл о дисциплине.

— По-моему, вся наша история начинает смахивать на анекдот, — сердито заявил Кнорр.

— Не очень, — сказала Маша. — Мы тут просмотрели архив. В Регистре Сириуса действительно числится яхта «Абракадабра». Имя владельца — Сэмюэл Джордж Пип. Ну как, смешно?

— Его нужно лишить лицензии! — свирепо сказал Кнорр.

Сэмюэль Пип на секунду перестал храпеть.

— Еще чего...

18 сентября, поддень

Итак. Рональд еще раз оказался прав. Канал может действовать в обратную сторону. Генрих, которого не покидает состояние перманентной ошарашенности, принес расчеты. Получается, что в пространстве труба расположена не линейно. В нашем обыденном пространстве невозможно провести прямую линию, соединяющую Кронос, Гемингу, Сириус и Кампанеллу. А вот спираль — пожалуйста. На всякий случай я спросила, что же это может означать.

— Скрученность нашей Вселенной в пространстве высшего порядка.

Я позволила себе иронию.

— Всего лишь?

— Сначала следует рассматривать самые простые предположения, — простодушно ответил Угрюмов.

— Так что же, кампанеллян надо искать у Сириуса?

— Можно и у Синуса. Потому что их надо искать везде.

Ему явно не мешает освежить прическу. Юмор у него есть, только изрядно подзабыт.

ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ШТАБ ОКС — ВСЕМ СУДАМ И КОРАБЛЯМ.

В серных кавернах планеты ФЕЛИКСИТУР, системы КРОНОС, обнаружена внеземная жизнь на доцивилизованном этапе развития. Запрещается любая высадка на ФЕЛИКСИТУР всем, за исключением специальных экспедиций ОКС. Сообщение подлежит ретрансляции.

Вице-адмирал Энно КАМИМУРА.

9. ЖЕНЩИНЫ

В жизни есть особое удовольствие, о котором в суматохе часто забывают. Это — удовольствие проникшего во все клеточки тепла, наслаждение дышащей кожи, томно расслабленных мышц, умиротворенного состояния духа, прозрачности сознания и медленной ясности ума. Наслаждение вдвойне восхитительное, если есть с кем его разделить.

Милдред и Маша наслаждались в полной мере, завернувшись в махровые простыни. За их спинами остывала сауна. Поскрипывали плетеные шезлонги. Слышались ветер, шелест леса, шум волн, набегающих на берег. Пахло хвоей и озоном, как после грозы. При закрытых глазах вполне могло показаться, что все происходит на Земле, где-нибудь в окрестностях Байкала, либо Большого Невольничьего Озера. Но стоило приподнять веки, как взгляд упирался в стены, причем одна из них представляла собой мерцающий черный прямоугольник с голубым диском в верхнем углу.

Мягкий свет Кампанеллы слегка разбавлял темноту комнаты, не позволяя забыть, что в действительности все происходит очень далеко от обоих озер. Даже если «Вихрь» немедленно разбудил бы свои машины, то, с учетом неизбежных потерь времени на разгон и торможение, у Солнца пройдет не менее двенадцати с половиной геолет, прежде чем экипаж крейсера сможет вернуться домой.

Первоначально Эпсилон Эридана рассматривался всего лишь в качестве промежуточного пункта, «оттолкнувшись» от которого корабль должен был отправиться к еще более отдаленной звезде, поэтому все улетавшие на нем готовились к долгой разлуке с Землей. Но никто не был готов встретить тайну так скоро, на Кампанелле, никто не мог предвидеть столь огромной ответственности. Очень значительная ее часть легла на Машу. Между тем ничто так быстро не утомляет, как чувство ответственности. И не просто утомляет, а опустошает, изнашивает организм. Восстановление сил в этих случаях требует большой умелости, даже искусства. Самое сложное — отключить мозг от проблем. Есть средства эффективные, но грубые, вроде алкоголя, удел не слишком развитых личностей. Милдред избрала более благородное.

Что касается тайны, то ее ждали, на нее надеялись, из-за нее, по большому счету, и отправлялся в рейс «Звездный Вихрь», команда которого состояла исключительно из добровольцев, отобранных к тому же из большого числа желающих. Вот только действительность сильно превзошла все ожидания. По сравнению с масштабом случившегося расстояние между Солнцем и одной из ближайших звезд выглядело пренебрежимо малым. Это несоответствие порождало психологическое напряжение, которое усиливалось с каждой новой неудачей.

Как и любой руководитель коллектива, Маша прекрасно знала, что усталость снижает шансы на успех общего дела. Знала это и Милдред. Но она не только знала, но и кое-что предприняла, начав с руководителя экспедиции.

— Включить шум дождя? — спросила Милдред.

— Он навевает меланхолию.

— Меланхолия помогает восстановлению нервной системы.

— Не надо, и без того хорошо. Давно так не отдыхала. Спасибо тебе за заботу.

— Это еще не все.

— Что, продолжение следует?

— Надеюсь, я угадала, — улыбнулась Милдред. — Быть может, и угодила.

Вкатился столик с коктейлями.

— О! И что тут?

— Пробуй.

Маша взяла бокал и потянула через соломинку терпкий напиток.

— М-мм. М-магия.

— Хочешь лимона?

— С удовольствием.

Маша откусила ломтик и закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям. Удовлетворенно кивнула и быстро взглянула на начальницу аналитического центра.

— Милдред, а чего хочешь ты? Ведь чего-то ты хочешь?

— Хочу чтобы ты расслабилась. Боеспособность крейсера от этого только выиграет.

— Уже получилось. Но, возможно, это не все, что ты хочешь.

Милдред рассмеялась.

— Не веришь в бескорыстие? Увы мне!

— Почему же, верю. Тут дело в другом. Просто привыкла, что каждый разговор требует от меня определенного решения. Боюсь, что не скоро избавлюсь от этой привычки. Профессиональная вредность, извини.

— За что? Профессиональная вредность лучше вредности профессионала.

Маша улыбнулась.

— Спасибо. Рада, что ты понимаешь. Каждый день нужно переговорить с таким количеством людей... Постоянно боюсь чего-то не успеть, что-то упустить.

— Да вроде успеваешь.

Маша не согласилась.

— Нет. Я-то вижу. Честное слово, не пойму, почему мне доверили такой пост. По характеру я вовсе не лидер, скорее затворница.

— Возможно, как раз поэтому. Ты не нависаешь.

— То есть?

— Ну, настоящий лидер берет власти столько, сколько может унести. Применение власти доставляет ему удовольствие. Тебе же власть не столько приятна, сколько обременительна, поэтому ты довольствуешься лишь минимумом, без которого невозможно исполнение обязанностей. И даже, по-моему, несколько меньшим.

— Это плохо?

— Я бы не сказала.

— Вот как! Почему?

— Это позволяет раскрыться окружающим. В итоге мы можем использовать способности каждого вопреки недостаткам характера. А их много, способностей каждого, гораздо больше, чем у любого самого гениального вождя. От руководителя требуется прежде всего способность определять, чьи способности в данный момент самые нужные. Разве не так?

— Да, разумеется. Еще раз о преимуществах парламентаризма... Но есть и очень существенный минус — мы теряем в скорости принятия решений. Пока со всеми согласуешь...

— Быстрое решение — не всегда лучшее решение. Чаще даже — наоборот. Знаешь, мне кажется, что времена лидеров вообще канули. И слава Богу! Лидер — он же в значительной степени кумир, если не идол. А кумиры всегда обходились дорого, причем в конечном счете оказываясь ненужными. Вспомни хотя бы остров Пасхи. Система парламентаризма была рискованной в мало просвещенном обществе, когда не знали меры в ущемлении одних социальных групп за счет других. Но не в наше же время!

— Слушай, ты так хорошо все понимаешь. Почему не командуешь «Вихрем»? Нет, серьезно?

Милдред усмехнулась.

— Понимать мало. Я, как говорили староангличане, совсем другой чайник рыбы. Я власть люблю. И испытание славой не выдерживаю.

— Ты? В самом деле?

— Увы. Наверное, дикие африканские гены прорываются. От меня уже четыре мужа сбежало. Это я говорю только об официальных.

Маша оценивающе глянула на Милдред.

— Да, их надо было сильно напугать.

— Ну, пугались они не слишком. Один даже меня поколотил.

— А ты? — с неистребимым женским любопытством спросила командир звездного крейсера.

— Я? Да тоже есть что вспомнить. Чувства увивают разум похлеще, чем плющ беседку, причем комбинации возникают самые замысловатые, заранее не угадаешь.

— Отчего и любовные игры такие занятные.

— О! Конечно. То кругами ходишь, ткешь паутину, мотылька караулишь. А то, глядишь, само как обрушится, как накатит, да как хватанет, — поди разбери, где чьи ноги. Тогда — все, хочется рабства. Чтобы тебя... Бывают моменты, бывают. Но потом понемногу все тает, куда-то просачивается. Начинаешь замечать, что мужчин кругом вообще-то много, хочется пройти все еще разок, добыть нового восторга. Ну, сама знаешь.

— Как не знать. Мне особенно нравится момент, когда мужчина понимает, что замечен. Ах, какие стойки они делают!

Маша поднялась из шезлонга и показала, какие стойки. Милдред едва не захлебнулась коктейлем.

— Предупреждать надо! — кашляя, упрекнула она.

— А еще чего тебе надо? — спросила Маша. — Ну все-таки? Говори, я сейчас добрая.

Милдред осторожно улыбнулась.

— Еще хочу, чтобы ты не отказывалась от вибромассажа.

— Тебя подослали из госпиталя!

— Не без того. Видишь ли, от Гильгамешки информация поступает. Индекс психического здоровья... все такое. Извини, при военном положении наш центр обязан следить и за этим показателем тоже. Особенно — у руководителя экспедиции.

— Хорошо, сдаюсь. Завтра же отправлюсь на процедуры. Но, дорогая моя, не будь я немного циником, не сделали бы меня капитаном. Не верю, что ты затянула меня в баню только с одной целью. Ну? Я права?

Милдред вздохнула.

— Как-то так в жизни устроено, что циники всегда правы. А достается романтикам. Тем не менее плох тот циник, который не мечтает стать романтиком.

— А! Наконец-то. Признание?

— Если угодно. Да, корысть у меня имеется.

— Итак?

— Мне нужно побывать там. — Милдред качнула бокал в сторону Кампанеллы.

— Не понимаю, в чем проблема.

— Побывать одной, без охраны.

— Вот как. И где именно тебе нужно побывать?

— Сейчас покажу.

В Южном полушарии планеты возникло размытое пятно. Выпятившись, оно заполнило всю стену и превратилось в панораму холмистой местности, покрытой еще не старым, лет на двести пятьдесят, но уже вошедшим в силу секвойным лесом. Меньшая, чем на Земле, сила притяжения Кампанеллы позволила деревьям вырасти очень стройными и достичь высоты, удивительной даже для этих великанов растительного царства.

С минуту Маша рассматривала деревья. Лес был красив, очень красив, просто великолепен, но ничего сверхъестественного в нем не замечалось.

Продержавшись некоторое время, изображение померкло. Вместо леса вновь возникло звездное небо с голубым диском, так безумно напоминающим земной. Только рядом с ним не хватало пепельно-серой Луны. Естественным спутником Кампанелла не обладала.

— Каково решение? — спросила Милдред.

Маша долго посасывала соломинку.

— Кроме тебя у нас больше нет интравизоров, — обронила она.

— Понимаю.

— И тем не менее настаиваешь?

— И тем не менее настаиваю.

— Ты так осуждала Рональда.

— Я ошибалась, — с готовностью признала Милдред. — Извини.

— Ладно, все в прошлом. Но я не знаю цели.

— Цель есть.

— Слушаю тебя.

— Каждый раз мы узнаем новое, только проявив активность. Согласна?

— Не совсем. Спокойно наблюдая с орбиты, мы тоже многое узнаем. Но, проявив активность, как ты говоришь, узнаем больше нового, причем принципиально нового. И получается это гораздо быстрее, как-то скачкообразно. Во всяком случае, так получалось уже несколько раз. В этом смысле ты права.

— Да, ты выразилась точнее, — согласилась Милдред. — Но несколько раз — уже система. Маша, за активность нас поощряют. Поощряют информацией. То есть как раз тем, что мы и должны добыть.

Милдред на минуту смолкла, стараясь понять, какое впечатление произвели ее слова. Маша размышляла.

— Хочешь сказать, пришел твой черед?

— Думаю, что так.

— Каждый раз за информацию мы расплачиваемся. И не чем-нибудь, а людьми. Поэтому я все же обязана знать, что ты задумала.

— Да, конечно. Вполне справедливо.

Милдред пошевелила пальцами. В углах стенного экрана заклубился молочный туман. Поглощая звезды, он дополз до Камланеллы. Планета скрылась. На стене, точка за точкой, формировался портрет длинноволосого мужчины с яркими голубыми глазами.

— А ведь красив, правда? — спросила Милдред.

Маша кивнула. Потом искоса глянула на собеседницу опытным женским оком. Но Милдред и не собиралась утаивать. Тряхнув просохшими волосами, она стянула их в большой узел на затылке и озорными глазами посмотрела на Машу.

— Да, ты поняла правильно. Теперь наш робинзон разговаривает.

— И ты знаешь, почему он уцелел?

— Знаю.

Маша хотела что-то спросить, но передумала. Милдред это заметила и пришла к ней на помощь.

— Мне с ним было хорошо. «Орешевцы» отмыли его на совесть. В общем, насилия над собой я не совершала.

— Ты уверена?

— В том, что было хорошо?

— Нет. В том, что знаешь, почему он уцелел.

— Я — да. А для остальных хочу получить исчерпывающее доказательство. Поэтому и отпрашиваюсь.

— Теперь понятно. Почему в лесу, среди этих секвой?

— Там вероятнее всего следующее появление макулы. Кое-что мы уже способны предсказывать.

— Браво. Молодцы. Первая приятная новость...

Маша поднялась и подошла к Кампанелле, словно надеясь увидеть на ней нечто такое, чего нельзя заметить из кресла.

— Тебя явно беспокоят предчувствия, — сказала Милдред.

— А тебя не беспокоят?

— О! Всегда. Им несть числа.

— Какие сейчас?

— Я могу сыграть роль детонатора.

— Детонатора? Чего именно?

— Конкретно не знаю. Но будет много и всякого.

— Макулы?

— Вот это — непременно. Как же без них?

Маша поставила бокал.

— Хорош коктейль...

— Другие не получаются.

— Как у Рональда.

— Да.

— Просто эпидемия авантюр!

— Маша, предчувствия юридической силы не имеют.

— А последствия?

— Ты же отпустила Рональда.

— Не совсем то. Я не успела его остановить, так точнее.

— На этот раз не соглашусь.

— Почему?

— Улетая для погружения в Зеленый океан, Рональд уже знал, что не вернется. А ты чувствовала, что он знает. Ты же его любишь. Не могла не чувствовать. Я угадала?

— Да.

— Мы понимаем друг друга?

— Да, — неохотно ответила Маша.

Милдред заглянула ей в глаза.

— Устала принимать решения?

— Ох, не спрашивай.

— Относись легче. Все больше вырисовывается один вывод.

— Какой?

— Да похоже, что мы — объект эксперимента, в котором летальный исход нежелателен. Так что, кто куда полетел, в какое время, из каких побуждений, кто его отпустил, ну и так далее, — все это особого значения не имеет.

— Хотелось бы верить.

— Вот и верь. Рональд действительно жив, а это о многом говорит.

— Но что может дать ТВОЙ эксперимент?

— В случае успеха мы получим средство от макул. Не уверена, что их так уж отчаянно следует бояться, но результат встречи должен зависеть не только от них, я полагаю. Исчезать или не исчезать мы имеем право решать по собственному усмотрению. Лично я, кстати, делать этого пока не намерена.

— Это — если у тебя получится.

— Если не получится, передам привет Рональду.

Маша подошла к столику и поставила пустой бокал.

— Знаешь, у человеческой психики есть одно свойство. Когда мы наталкиваемся на преграду, которую не можем преодолеть, тотчас начинаем искать положительные стороны в создавшемся положении. Ну и находим.

— Разве это плохо?

— Как сказать. Даже если плюсов нет, мы их придумываем для успокоения. Вот смерть мы все же не победили, только отодвинули. Поэтому продолжаем верить в то, что, быть может, смерть — еще не конец.

— Почему бы нет?

— Убедительных доказательств не знаю.

— А я не знаю убедительных опровержений.

— Вряд ли мы разрешим этот спор сегодня. Давай вернемся к нашим макулам.

— Давай. Рональд жив. Ты мне веришь?

Маша надела халат.

— Я отвечу тебе утром. Хочу поразмыслить.

Милдред в очередной раз усмехнулась. Когда Маша вышла, она связалась с Мбойе и заказала флигер на восемь ноль-ноль следующего дня.

Милдред не стала отвлекать какой-нибудь из шнелльботов от патрулирования. После гибели кораблей Нолана и Балларда на оставшиеся три «Гепарда» и без того легла большая нагрузка. Да и нет смысла осторожничать, если собираешься играть роль приманки. А еще ей не совсем по-взрослому хотелось получить удовольствие от власти над послушной и чуткой машиной. Кто знает, доведется ли еще...

Милдред усмехнулась и хлопнула перчаткой по подлокотнику. Жизнь... Эх, жизнь хороша, и почти не надоела. Казалось бы, раз так, то и живи себе, вращайся в привычном круге, давай мужчинам повод делать те самые стойки, которые так удачно может показывать Маша, ан нет, надо было сначала покинуть Землю, а теперь вот еще и отправляться в секвойный лес... Между тем сама она вовсе не уверена в безопасности эксперимента.

Как же мы заражены любопытством! Почему удовлетворение именно этого инстинкта столь важно для человека, особенно для женщины? Почему так тянет переступить черту, заглянуть за угол? Заглянуть и, вполне может быть, — обжечься? Сколько раз уже бывало такое, а угомона все нет и нет. Что за жизнь без любопытства? Так, вода дистиллированная. Мало кого устраивает диета без специй. Вот из этого и вырастает щекочущая неизбежность. Можно пройти мимо одного таинственного хода, миновать другой, третий, но рано или поздно свернешь с колеи. Путь человека действительно предопределен, предопределен соотношением страха и любопытства. Фатум — это скорее не роковое стечение внешних обстоятельств, которые представляют собой лишь условия реализации, а особенности генотипа, который формирует характер. От него, родимого, не убежишь.

Милдред вздохнула и еще раз хлопнула перчаткой — прямо по клавише. Из пола послушно выросли педали, раскрылся пульт, выдвинулась ручка управления.

— Флигер активирован, — доложил софус.

Милдред тут же запустила двигатель и решительно утопила педаль акселератора.

— Лихо стартует, — сказал Мбойе. — Молодец девчонка.

Маша взглянула на него с сожалением.

— Неужели заметил?

— Лучше всего возможность осознается тогда, когда она упущена.

— О нет! — воскликнула Маша. — Надеюсь, что с Милдред это не так.

Старший офицер понял свой промах и обескураженно отвернулся. Широченные плечи Мбойе поникли. Маша знала, что ему сейчас было бы гораздо легче на месте Милдред, чем на своем собственном. Но покидать «Вихрь» Александер не имел права, будучи главным координатором кипучей деятельности, постоянно царившей на борту звездолета.

Флигер тем временем приближался к планете. Разминувшись со встречным грузовым паромом, Милдред прибавила скорости. Тормозиться, по-видимому, она собиралась в самый последний момент, перед входом в атмосферу.

— К чему такая спешка? — не оборачиваясь, спросил Мбойе.

— Чтобы не дать времени сомнениям.

— А у нее бывают сомнения?

— Алекс, ты меня удивляешь.

— Нет, правда? Она всегда такая цельная... как кристалл. С эдакими твердыми гранями. Я и подходить опасался.

— Атомы кристалла тоже колеблются.

— Прямо психология, — проворчал Мбойе. — Химическая.

— Обхожу рефлектор, — доложила Милдред. — После этого ныряю.

Естественной луны у Кампанеллы нет, но существует искусственный тонкий диск из металлизированной пленки, натянутой на легкий каркас. После катастрофы это орбитальное зеркало осталось без присмотра и, предоставленное само себе, начало вращаться. От этого на ночном небе Кампанеллы луна регулярно то вспыхивала, то гасла.

Выбирая наиболее короткий путь, Милдред пролетела мимо диска в тот момент, когда его отражающая поверхность была обращена в сторону «Вихря». На мгновение силуэт флигера обрисовался с болезненной резкостью. Он напоминал летучую мышь фантастических размеров.

— И это называется научным подходом, — желчно сказал Кнорр. — Кладем очередную голову в чью-то пасть, а потом включаем секундомер.

Ему не ответили.

— По жизни за каждый факт! — с болью выкрикнул планетолог. — Не верю, что проглоченные макулой остаются живыми. Где доказательства? Нет материала для статистической обработки простейшим критерием Фишера-Стьюдента. Одни грезы Милдред. Не верю!

Ему опять не ответили. Не потому, что думали иначе. Многие подозревали то же самое, но как раз ничего другого придумать и не могли. Вот только эмоций не демонстрировали.

Это величественное дерево европейцы впервые увидели на берегах Калифорнии в 1769 году. Монументальное растение, достигавшее ста тридцати метров высоты, не могло не поразить воображения жителей Старого Света. Много лет ему не могли подобрать достойного наименования. Сначала нарекли красным деревом, но это название не отражало величия растения. Староангличане предложили назвать его веллингтонией, в честь своего герцога, одолевшего Наполеона, а староамериканцы — вашингтонией, в честь своего президента, одолевшего староангличан. Но исторически закрепилось название, предложенное австрийским ботаником Стефаном Эндлихером в честь еще одного выдающегося, хотя и менее известного человека — великого вождя ирокезов. Быть может, это название закрепилось не потому, что вождь Секвойя тоже умел воевать, в его время это было так же необходимо, как и жить, и если бы вождь индейцев не владел искусством войны, он никак не прожил бы семидесяти трех лет, но потому, что кроме этого, на досуге, вождь Секвойя придумал алфавит племени чироков. Ни герцогу, ни президенту такого сделать не удалось, и в их честь назвали совсем другие растения. Тоже, впрочем, хорошие.

Отец Милдред долго проработал смотрителем заповедника секвой в той самой Калифорнии, на Земле. От него она унаследовала любовь к этим могучим деревьям и обширные знания о них. Трудно было не заинтересоваться растениями, возраст которых на два-три века превосходит возраст египетских пирамид. Наиболее старые из земных секвой имеют собственные имена и стволы в десятки человеческих обхватов.

В том, что главный эксперимент жизни Милдред приходилось проводить между секвойями, легко просматривался перст судьбы, проявление того самого фатума. Покинув флигер, она бездумно брела между высоченными стволами, с удовольствием вдыхая сквозь открытое забрало шлема свежий, вкусный воздух, насыщенный запахами детства. Лес был полон звуков — шорохов, шума крон, стука падающих шишек. Огромных, величиной с голову взрослого мужчины. Из-за них приходилось постоянно посматривать вверх, чтобы эксперимент не закончился раньше времени.

К шуму леса добавлялись звуки шагов одинокого человека. Дождя здесь не случалось давно, и под многослойными подошвами космических сапог, способных защитить и от страшной жары, и от жуткого холода, сухо потрескивали веточки. В шлеме включилось радио.

— Пока ничего не заметно, — сообщила Маша.

Ее голос прозвучал неожиданно. Милдред невольно вздрогнула.

— Ты не передумала? — спросил шлем.

Милдред показалось, что ее скафандр подвержен недостойному страху.

— Нет, не передумала, — ответила она с неприязнью.

Маша замолкла.

— Не переживай, — мягче сказала Милдред. — Все будет нормально.

Она решительно двинулась дальше и вскоре взошла на холм, покрытый цветущей арникой.

Здесь, на Кампанелле, не только деревья, но и травы вырастали очень большими. Стебли арники имели высоту почти полтора метра. Их чашечки были полны пыльцы, но ни одно насекомое не копошилось в лепестках и не гудело в воздухе. Тщательность работы макул вызывала невольное уважение.

В каждом кубическом метре почвы самого обыкновенного леса обитают мириады живых существ — червей, членистоногих, миксомицетов, простейших, не говоря уж о микроскопических грибках и бактериях. Но из почв Кампанеллы они практически исчезли. Такой результат получен везде, где изучали пробы грунта. И это было даже удивительнее, чем исчезновение значительно более крупных и сравнительно малочисленных людей.

Милдред почувствовала запоздалую тревогу. А что, если она ошибается? Вдруг придется оставить этот мир? До сих пор макулы допустили одну-единственную небрежность, позволив уцелеть Саймону. Да и небрежность ли это была, не скрывался ли за ней расчет? Во всех действиях макул, несомненно, просматривалась целенаправленность, одно из кардинальных качеств разума. Значит, могли быть и ловушки.

— Нет, — сказала Милдред.

— Что? — тут же откликнулась Маша.

— Нет, я не передумаю.

Поднимая облачка цветочной пыльцы, она вышла к самой макушке холма и оглянулась. Две могучие секвойи справа и слева обрамляли вид на поляну, где она оставила флигер. Хвост машины высился над кустарником шагах в четырехстах. Различался он почему-то нечетко, будто смазанный маревом.

— Милдред, внимание, — тихо предупредила Маша. — Начинается.

Первые изменения были малозаметными. Просто промежутки между соседними кустами как бы растаяли. Нижняя часть поляны приобрела вид этюда, наспех набросанного акварельными красками. Отдельные мазки в нем сливались, нерезко переходя друг в друга. Но эти мазки дрожали, колебались, как в полосе разогретого воздуха над старым асфальтовым шоссе в жаркий день.

Макула на этот раз проявляла себя необычно, обходясь безо всякой черноты. Но в том, что появлялась именно макула, Милдред не сомневалась. Больше нечему появляться на больной планете.

Зона размытости начала перемещаться. Ветви кустов, стволы секвой, цветущая арника быстро таяли в направлении холма, на котором стояла Милдред. Вернуться к флигеру было уже невозможно. Оставалось выполнить задуманное до конца. Вспомнилась школьная латынь: alea jacta est. Жребий брошен.

Милдред достала из кобуры миниатюрный инъектор, взглянула вверх, где высоко за синью атмосферы плавал крейсер с таким количеством переживающих за нее людей, еще раз глубоко вдохнула душистый воздух и выстрелила себе в шею. Страх исчез. Уже падая, она успела заметить волну шевеления под ногами. Но это ее уже не волновало. Препарат отключил чувства, а потом — сознание.

Если люди очень сосредоточены на чем-то одном, в остальном они могут поступать довольно нелепо. В сумрачном зале мерцали десятки экранов, но почти все дежурные офицеры сгрудились у одного из них, расположенного на пульте Маши.

Мощная оптика орбитального спутника позволяла видеть в секвойном лесу не только упавшие шишки, имевшие порядочные размеры, но и пересчитывать тычинки цветов. На месте посадки прекрасно различались смятые кусты, сам смякший их флигер с блеклыми в дневном свете позиционными фонарями, а в противоположном конце поляны, на вершине буйно цветущего холма, — изящная фигурка в легком скафандре. Хрупкая, беззащитная...

— Расчетные аномалии отмечены, — доложил Гильгамеш.

— Милдред, внимание, — сказала Маша. — Начинается.

Макула вспучилась под правым крылом флигера. На этот раз она проявлялась в новой, иллюзорной форме почти прозрачной массы, лишь слегка преломляющей свет. Каким-то образом она определила, что флигер пуст, после чего пришла в движение.

— Меньше секунды, — определил старший инженер. — И как точно она всплыла на месте посадки!

Каким-то образом макула определила, где находится Милдред. Ускоряясь, прозрачная масса потекла к холму. Макула не была совсем уж бестелесной — кусты, которые она обтекала, шевелились, изгибались, а после выпрямлялись. Ее температура вовсе не приближалась к абсолютному нулю, как в прошлый раз, а всего лишь на несколько градусов отличалась от температуры воздуха. На листьях и траве она не оставляла повреждений или каких-то иных следов.

— Мягкая форма макулы? — высказал предположение Такео.

— Чтобы не морозить растительность?

— Вполне возможно.

— Никакое это не явление природы, — с вызовом бросил Кнорр. — Типичное творение разума. Кто-нибудь готов спорить?

Ему не ответили. Все были поглощены тем, как вела себя макула. В отличие от своих предшественниц, «мягкая» форма двигалась заметно медленнее, прошло не меньше пяти секунд, прежде чем она достигла подошвы холма.

Милдред резким жестом прикоснулась к своей шее и упала. Макула вползла на вершину, остановилась. Фигурка в легком скафандре расплылась.

Чуть позже наваждение начало рассеиваться. Вновь четко обозначились стволы двух молодых секвой, орешник, стебли цветущей арники, лежащая в неловкой позе Милдред. Некоторая зыбкость все еще сохранялась в низинках, но вершина холма уже очистилась.

Разбросав рукава, на ней лежал оранжевый скафандр. Мгновение, вопреки очевидному, еще казалось, что Милдред находится в нем, но казалось всего мгновение. На крупном плане отчетливо различался шлем с открытым забралом. Технических достижений земной цивилизации вполне хватило, чтобы убедиться в том, что он пуст. На это — хватило.

Милдред смогла определить место и время появления макулы. А вот перехитрить не сумела. И Маша уже догадывалась, в чем произошла ошибка. Обмануло то, что до этого случая макулы имели стандартное обличье черного сгустка неведомо чего, реагирующего только на активно работающий мозг. Так выглядели макулы, поглотившие двух астронавтов «Альбасете», Джун Кейси, шнелльбот Нолана, такой описывало макулу Феликситура сообщение ОКС. К этому привыкли. В подсознании поселилось убеждение, что такими макулы будут и впредь. Одной из жертв этого заблуждения оказалась и Милдред.

При всей своей проницательности она была избыточно эмоциональна. И на эксперимент решилась под влиянием порыва, сразу после ночи любви, без холодного анализа всех возможных вариантов. В результате не учла простой вещи: то, что было эффективно против макул вчера, может оказаться бесполезным сегодня. Со своей стороны, Маша тоже была обязана понять это раньше. Понять и устоять против мощного, хорошо организованного давления Милдред.

Кроме всего прочего, вместе с Милдред «Вихрь» лишился своего второго и последнего интравизора. Случайно ли? Макула наглядно продемонстрировала способность к метаморфозам. Очевидно, она могла меняться как внешне, так и содержательно. Сам факт неудачи Милдред говорил об этом. Он, этот факт, стоил многого, но не стоил Милдред. Можно было считать, что в небывалом поединке с макулами люди не столько потерпели поражение, сколько одержали новую победу, узнав новое о враге. Но радости эта победа дать не могла. Тактика человеческих жертвоприношений никогда не доставляет радости, каких бы результатов ни приносила. Тут Кнорр прав.

Все молчали. И молчание продолжалось до тех пор, пока в зале управления не появился голубоглазый абориген Кампанеллы.

Сделав несколько шагов от входа, он остановился. Над видеарием все еще висело объемное изображение скафандра Милдред.

— Там была она? — глухо спросил кампанеллянин.

Маша подошла к нему и взяла за руку.

— Как вы себя чувствуете, Саймон?

Абориген недовольно высвободился.

— Не прикасайтесь ко мне.

— Хорошо. Вы в порядке?

— В порядке. Там была она?

Требуя ответа, он яростно вперился в нее своими глазищами. Маша без слов опустила голову.

— Зачем она это сделала?

— Хотела проверить то, что вы ей рассказали.

Саймон растерянно оглянулся. Видимо, только в этот момент он понял, что на него смотрит множество людей. После нескольких лет полного одиночества это должно было быть сильным потрясением.

— Я рассказал все! — крикнул Саймон. — Не смотрите на меня так! Вы, сытые, разве вы знаете...

— Почему же не получилось? — прервала его Маша.

— Почему? Почему, почему... Ей не хватило моего отчаяния, вот почему. У нее не было такой безысходности. Полной, тупиковой, беспроглядной. Она не видела, как макула заглатывает ребенка. А ножки дергаются в воздухе... В красных таких сандаликах... Понятно? У вас лучший крейсер Земли, да? Отвечайте!

— Что отвечать?

— Где вы были со своим крейсером раньше? Видели бы вы, что у нас творилось!

— Мы спешили, — мягко сказала Маша. — Мы здесь. И мы себя не жалеем.

— Не жалеете? Это смотря кто. Почему вы послали ее? У вас что, мужчин не нашлось?!

Истерика бывает заразительной. Особенно для людей легко возбудимых.

— Все вы здесь — фанатики! — вдруг выкрикнул Кнорр.

Покинув свое место, он побежал к выходу. Его срыв подействовал на кампанеллянина неожиданным образом. Саймон вроде бы успокоился, с большим удивлением посмотрел вслед Кнорру, а затем перевел взгляд на Машу. Маша усмехнулась.

— Вы полагаете, мы всегда себя так ведем?

Саймон встрепенулся.

— Что? Нет. Милдред... Но этот... он противнее тараканов. Ни за что не стану его есть!

Прозвучал гонг экстренного сообщения.

— В районе космопорта Дедал обнаружена макула, жесткая форма, — доложил Гильгамеш. — Там сейчас находятся Ио Цесселин и Франческа Гальярди.

Милдред ошибалась не во всем. Ее пророчество о том, что всего будет много, начинало сбываться.

Маша оперлась о ближайшее кресло.

— Тревога, — упавшим голосом, почти шепотом, сказала она. — Объявляю боевую тревогу.

Мбойе резко нагнулся к своему пульту. На тяжелом крейсере «Звездный Вихрь» в очередной раз послышался вой сирен.

Изредка любой человек способен предчувствовать судьбу, даже если он совсем не обладает способностями интравизора. Такое случается при серьезной угрозе. Такое случилось с Ио, как только поступило сообщение с крейсера. Сразу мелькнула пронзительная мысль, что на этот раз не уйти.

Предупреждение о макуле она приняла на втором этаже астровокзала.

Не рассуждая, сразу бросилась к выходу на широкую террасу, опоясывающую здание, рассчитывая спуститься в парк, где остались флигеры. Но, оказавшись на террасе, поняла, что опоздала. И всех дел-то было — сбежать по одной из лестниц, прыгнуть в кабину да нажать педаль. Увы, под развесистым платаном, как раз между флигерами, уже расположилась самая настоящая макула. И не просто расположилась, а успела поработать над охранным роботом. «Скорпион» бестолково бродил вокруг заросшей сорной травой клумбы.

По галечной дорожке прочь от него во всю прыть бежала Франческа. Прыгая через ступени, она взлетела по лестнице первого этажа и скрылась под козырьком входа.

Макула не торопилась. Она была большущей. Подобравшись к флигерам, вовсе остановилась, словно раздумывая. Потом двинулась дальше, к зданию, но тоже не слишком быстро.

— Мы отрезаны от флигеров, Александер.

— Понял, — дрогнувшим голосом отозвался Мбойе. — Высылаю шнелльбот. Выигрывайте время, удирайте!

— Ох, попытаемся, конечно...

Ио вбежала в астровокзал, по неподвижному эскалатору скатилась на первый этаж. Тяжело дыша, Франческа стояла у стойки администратора и с ужасом наблюдала, как за стеклянной стеной вверх по парадной лестнице текла черная масса.

— Чего ждем? — осведомилась Ио. — Билеты здесь не продают.

— Думаешь, от нее можно убежать?

— Думаю, что стоит попробовать.

— Ах, как это верно!

— Тогда давай пробовать.

Спотыкаясь о чемоданы, разбросанные еще пять лет назад, они бросились в служебные помещения.

Большинство дверей было открыто и даже распахнуто настежь, с этим проблем не возникало. Но вот астровокзал с его квадратными километрами площади быстро пересечь невозможно. В одном из коридоров Франческа обессиленно привалилась к стене.

— Все. Не могу. Спортом надо было заниматься.

— Здравая мысль, — сказала Ио, прислушиваясь.

— Отстала? — с надеждой спросила Франческа.

— Да. Но вряд ли потеряла. Давай двигаться.

— Не могу.

— Попробуем шагом.

— Шагом... еще можно. Ты знаешь, мой робот поврежден.

— Я видела.

— А твой где?

— Сейчас узнаем. «Скаут-18», отзовись.

— Восемнадцатый на связи.

— Где находишься?

— На летном поле. Район компрессорной станции.

— Жди нас у служебного выхода в районе автостоянки.

— Понял, у выхода.

— Ну, это — кое-что! — повеселела Франческа.

Собравшись с силами, они рванули дальше. Бежать оставалось не так уж и много. Через пару минут они были на поле космодрома. Робот уже ждал. Хищно присев на задние лапы, «Скаут-18» держал излучатель в боевом положении.

— Стоп, не стрелять! — крикнула Ио. — Ко мне!

Робот быстро и точно выполнил команду.

— Франческа, залезай ему на спину.

«Скорпион» присел, подставив клешню в качестве ступени.

— Сейчас... секунду, — задыхаясь, пробормотала Франческа.

Несколько окон первого этажа наливались тьмой.

— Нет у нас этой секунды!

— Ой, — сказала Франческа. И мгновенно вскарабкалась на робота. Ио последовала за ней.

— Ну, убегай, старина.

— Куда, какой курс? — спросил робот.

— Курс — на подальше от макулы.

— Восемнадцатый, миленький...

— Понял.

«Скаут» повернулся и зашагал прочь от астровокзала.

— Быстрее!

— А вы не упадете?

— Вот уж нет!

Робот перешел на бег.

— Макула, макула! — завопила Франческа.

Тьма выползала сразу через три отверстия — дверь и выдавленные окна. Все три потока, попав на покрытие поля, вновь сливались в единое тело. По нему пробегали волнообразные движения, обычно совершаемые собакой, выбравшейся из воды и отряхивающей шерсть. Макула была еще очень близко.

— Ну, сейчас кинется, — с ужасом сказала Франческа.

Ио посмотрела вверх, но «Гепард» пока не появился. К счастью, «скорпион» бежал резво. Впереди показались скрюченные мачты стартовой позиции номер один, силуэты роботов, запомнившиеся еще со времени первого разведывательного полета автоматического флигера.

— Восемнадцатый, быстрее!

Робот прибавил ходу. Обе женщины с трудом удерживались на узкой подпрыгивающей спине «скорпиона». Они миновали развалины первого «Годдарда», выиграли еще сотню метров, и тут «Скаут» вдруг сбился с шага, потерял темп. Потом он захромал и вообще остановился, беспомощно перебирая лапами. Его глаза-фотоэлементы потускнели, панцирь сделался страшно холодным и быстро оделся инеем. В корпусе образовались трещины, из которых посыпались кристаллы льда.

Франческа отдернула побелевшие руки.

— Макула, макула его достала! Прыгаем, Ио!

— Эх, — пожалела Ио. — Мало прокатились.

Они успели отбежать полсотни метров, когда робот зашевелился и неуверенно двинулся по кругу. Хвост поднялся. Из боевого лазера вырвался луч. Чиркнув по фасаду вокзала, он разрезал забор автостоянки, за которым прогремел взрыв, скакнул вверх, вновь опустился, скосил прожекторную мачту. Секунду она еще стояла, затем с грохотом повалилась на крышу ангара.

— Ложись! — крикнула Ио.

Обе упали на бетон, с ужасом глядя на лазер. Луч поворачивался вместе с роботом, оставляя на постройках космопорта полосу огня. Скорпион прихрамывал, поэтому огненная линия то опускалась на поле, разрисовывая покрытие оплавленным следом, то уходила в небо. В отдалении взорвался резервуар с каким-то газом.

— Кошмар, — простонала Франческа, — сейчас он нас прикончит!

— Голову пригни! Чего ты ее выставляешь?!

— Чтобы лучше видеть.

— Нашла время...

— Ой, смотри!

Франческа успела заметить фиолетовую молнию, сверкнувшую со стороны вокзала. Раздался резкий хлопок. Хвост «Скаута-18» рассыпался, с робота потекли струйки расплавленного металла. Безумная машина опустилась на бетон, ноги ее разъехались, и она замерла окончательно.

— Кто это сделал? — поразилась Ио.

— Макула.

— Вот те раз! Она нас спасла. Зачем?

— Не знаю. Может быть, чтобы съесть. Хватит валяться, бежим!

— Куда?

— Вон к тому «Годдарду».

— Неужели он еще может взлететь?

— Если не сможет — нам конец. Яцек явно не успевает.

— Что ж, попробуем ухватиться за эту соломинку.

Стартовый стол находился в нескольких сотнях шагов. Они пробежали это расстояние на едином дыхании, взлетели по решетчатым ступеням, и тут силы иссякли. Обхватив посадочную опору, задыхаясь, обе смотрели в сторону астровокзала, от которого ползла макула. До нее оставалось не более полукилометра, но ни Франческа, ни Ио не были в состоянии что-либо предпринять.

— Играет... как кошка... с мышатами, — пробормотала Франческа. — У-у, ненавижу!

— Плюну в рожу, — решила Ио. — Или что там у нее.

— Лучше ищи чеку.

— Какую чеку?

— Аварийного открытия люка. Должна быть с твоей стороны.

— А... сейчас.

Пошатываясь, Ио обеими руками ощупала опору.

— Есть! — радостно крикнула она.

Разматываясь, сверху свалилась узкая лестница из гибких канатиков.

— Работает, древняя механика...

— А вот не сцапает нас макула! — крикнула Франческа. — Фигушки!

Подпрыгнув, она ухватилась за перекладины и с неожиданной энергией принялась карабкаться вверх, к черневшему проему люка.

— Заканчивай размышления! — крикнула она оттуда.

— У тебя открылось второе дых-дыхание?

Франческа расхохоталась.

— А будет забавно, если мы натянем нос этой кляксе! А мы натянем, вот увидишь. Когда-то у меня была тройка по вождению «Годдардов», но я все помню. Особенно сексуальные вкусы инструктора.

— Это... обнадеживает.

Перебирая вялыми конечностями, Ио поднялась в шлюзовую камеру и нажала кнопку закрытия люка. Когда она добралась в рулевую рубку, Франческа уже одну за другой нажимала кнопки пульта и что-то даже напевала.

— Считай, что ноги мы унесли, подружка! И все, что выше.

Ио не разделяла ее внезапного оптимизма. Она была уверена, что макула имела возможность их догнать, и не одну, но почему-то не догоняла. Время, когда такие вещи можно было списывать на случайность, давно миновало. Тут крылся расчет.

Франческа увлеченно продолжала колдовать над пультом, по которому пробегали огоньки готовности.

— Прелесть, прелесть, — бормотала она. — Горючего мало, но нам хватит. Не в соседнюю же галактику лететь! Так, софус доверия не вызывает. Ничего, обойдемся. После шнелльбота — это велосипед!

Вспыхнули экраны кругового обзора. Макула находилась в трехстах метрах от стартовой позиции.

— Почему она так медлит? — не могла понять Ио.

— Не знаю. Какая разница? Пристегнись, сейчас взлетим.

В тот момент, когда между ними и макулой взметнулись султаны разрывов, подоспевший Барановский открыл заградительный огонь из пушек. Но скорость «Гепарда» была слишком большой, и он промчался дальше.

— Франни, я поняла, — сказала Ио.

— Что?

— Мы с тобой — приманка.

— Приманка? О чем ты? Внимание, запускаю двигатели. Пристегнись же наконец!

— Сейчас.

Ио подключилась к бортовым системам связи.

— Алло, Яцек! Ты меня слышишь?

Сквозь помехи прорвался голос Барановского.

— Слышу, слышу, Иочка. Сейчас развернусь и мы вас прикроем.

— Ни в коем случае! Немедленно уходи к «Орешцу»!

— Не понял. Повтори, я не понял.

— Сейчас же уходи к базе «Орешец»!

Связь прервалась, все потонуло в треске и вое. «Годдард» гудел, трясся, стонал. Из-под него повалил дым, вырвались языки пламени. Прошло не меньше трех секунд, прежде чем ракета оторвалась от стола и лениво начала набирать высоту.

— Уф! — обрадовалась Франческа. — Кажется, мы не взорвались.

— Мы-то — да...

— Ты о чем? Мы спаслись, Иочка!

— Взгляни на правый экран.

Франческа оторвалась от своих приборов.

Они уже успели набрать некоторую высоту, откуда просматривалось поле космодрома. Метрах в восьмистах от них протянулся дымный след шнелльбота. А под ним, вытянутые в нитку, прямо из покрытия вспухали растущие черные шары. Макулы, видимо, находились на разных стадиях развития, поэтому отличались величиной и подвижностью. Самым пугающим было то, что ближайшие отрывались от поверхности. Они всплывали, словно пузыри в аквариуме, одна за другой. Макулы умели летать — вот что было самым пугающим.

30 сентября

Это — последняя запись. Дневник и всю информацию, которую удалось добыть, помещаем в спасательную капсулу, которую отправим за предела системы Эпсилона. Радиомаяк позволит найти ее тем, кто придет после нас, им не придется начинать все с нуля.

Только исчезли с экранов радара шнелльбот Барановского и планеплолет «Годдард», в котором пытались спастись Ио и Франческа. Нависла угроза над базой. Посылать туда Бертрана бесполезно. У нас остается последнее средство: вступить в схватку с самим «Вихрем». Разумеется, никакой уверенности в победе нет, но мы проведем этот завершающий эксперимент, чем бы он ни завершился. Поэтому должна поделиться не только фактами, но и своими предположениями.

Так уж сложилось исторически, что разум мы привыкли отождествлят с жизнью. События на Кампанелле заставляют взглянуть на проблему под иным углом. Все началось, с предположения Рональда о том, что мы имеем дело с некоей автоматической системой. Действительно, изучение макул не привело к выявлению свойств, присущих биологическим объектам. Но при всей мимолетности наблюдений явственны как способность макул к целенаправленной деятельности, так и способность приспосабливаться к меняющимся условиям в ходе выполнения задачи, — несомненные признаки разума. Если это автоматическая система, остается поражаться заложенным в нее возможностям. Реджинальд, склонный к аналогиям из мира искусства, вспомнил о мертвой, но функционирующей голове, образе, придуманным одним старорусским поэтом. Что-то в этом есть. Прощайте! Командор САЯН.

ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ЛАЙНЕР ГАМАМЕЛИС — ТК ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ.

Приступил жесткому торможению. Прибуду через 3 геомесяца. Десантные группы сформированы.

КАРАДЖИЧ.

10. ТРАНСЦЕНДЕНТНЫЙ КАНАЛ

Настало время, когда в прежде густонаселенной базе «Орешец» остались только двое ветеранов из прежней Рональдовой команды. Словно почуяв, что при дальнейшем промедлении можно остаться без добычи, появились макулы.

Первая из них материализовалась в тот момент, когда Игнац принимал дежурство у Хосе, минут через пять после отлета шнелльбота. Она ткнулась в силовое поле и остановилась, явно озадаченная.

— Что, силенок не хватает? — сочувственно спросил Игнац.

Но тут приползла вторая, потом еще одна. Вместе они так ткнулись, что от вибрации купола вокруг базы загудел воздух.

— Это уже не шутки, — нахмурился Хосе. — Вызываю Мбойе.

— Вижу, — откликнулся Александер. — Потерпите немного, высылаю Бертрана.

— Барановский ближе.

— Яцек пока занят. За Ио с Франческой гонится еще одна макула.

— Вторая?

— Да. Первая отрезала их от флигеров. А вторая...

— Что — вторая?

— Вторая умеет летать.

Игнац и Хосе переглянулись. Хосе пробарабанил пальцами по окну. Сквозь него было видно, что на границе энергетического барьера разрастается чернота.

— Такого еще не бывало.

— Поэтому быть не может?

— Не утверждаю.

Макулы уплощались, растягиваясь вдоль барьера, часть подлезала снизу, отчего «пол» силового поля деформировался и приподнимался.

— Удивительно, — сказал Хосе, — неужели поле представляет для них серьезное препятствие?

— Не вижу другого объяснения.

— А я вижу, — сказал Игнац. — Что, если они притворяются?

— Зачем?

— Боюсь, что скоро узнаем.

Хосе нажал кнопку вызова. Вместо Мбойе откликнулась Маша.

— Не пора ли нам покинуть базу? — спросил Хосе. — У нас есть спасательная ракета.

Маша отрицательно качнула головой.

— Ио и Франческа успели взлететь на одном из уцелевших «Годдардов». Сейчас они имеют скорость четыре километра в секунду, но макулы не отстают. Это значит, что на ракете вы не убежите, а защита базы пока эффективна.

— Что же делать?

— Ждать.

— Бертрана?

— Нет. При том количестве макул, что вас окружает, возможностей дестроера не хватит. Ждите нас всех.

— Не понял.

— Мы только что сбросили аннигиляционное топливо внешней подвески, — спокойно пояснила Маша. — «Вихрь» снижается.

— Вы войдете в атмосферу?!

— Только в верхние слои. Будем цеплять вас энергетическим ковшом.

— Маша, отмените маневр! — вдруг вмешался Игнац. — Похоже, именно этого макулы и добиваются! Используется принцип наживки. И самая крупная рыба — это «Вихрь»!

Маша еще раз качнула головой.

— Выбора нет. Мы не можем вас бросить. Кроме того, рано или поздно, но решительная схватка неизбежна. А пока... Соберите половинки базы воедино. Это позволит уменьшить поверхность защитного поля. А плотность увеличится.

— Понял, — сказал Хосе. — Выполняю.

Обе полусферы базы пришли в движение. Обратившись срезанными поверхностями друг к другу, они слились в единый шар. База перекатилась так, что помещения обитаемого модуля заняли вертикальное положение. Все четыре гантелеобразных концентратора поля подтянулись к его бокам. Поле сгустилось до максимума, что вызвало некоторое замешательство среди макул.

— Может, и пронесет, — неуверенно сказал Игнац.

Хосе с сомнением пожал плечами. Из грунта выпячивались все новые макулы.

— Растут как грибы...

Черная пелена над «Орешцем» сомкнулась. Но мощь всех реакторов корабля уже потекла в щупальца силовых полей. Гильгамеш вылепил из них полую трубу, которой упорно продавливал слой макул. Через несколько секунд звенящей тишины, царящей на борту, спасительная рука крейсера соприкоснулась с энергетическим куполом станции. Внизу сверкнули молнии.

— Есть контакт! Единое поле сформировано.

— Приступить к подъему!

— Есть приступить к подъему.

Тело крейсера ощутимо дрогнуло. Изрыгая струи раскаленной плазмы, «Вихрь» медленно пошел вверх, подтягивая за собой силовой канал. Там, где он соединялся с полем базы, разлетались клочья тьмы. Далеко внизу в просвете трубы обозначился черный шарик.

— Перегрузки нормальные, — донесся голос Игнаца. — Но кругом творится что-то несуразное. Видите?

— Видим.

Несуразное заключалось в том, что макулы сдаваться не собирались. Напротив, они плотно облепили контур энергетической капсулы «Орешца», повиснув на ней невесть откуда взявшейся тяжестью.

База поднималась трудно, дергаясь и раскачиваясь. Вскоре обозначилось ее отставание.

— Плотность полей падает, — доложил Гильгамеш. — Канал растягивается! Какие будут указания?

— Можно переложить часть нагрузки на дюзы? — быстро спросил Мбойе. — Если мы снизимся, канал сократится, а плотность стенок возрастет.

— Резервы есть. Но риск кораблю возрастет, — ответил софус.

— Снижайся, — приказала Маша.

— На сколько?

— На столько, на сколько позволяет запас мощности. Ну... и резерв на всякий случай оставь.

— Сколько?

— Десять процентов.

— Принято к исполнению.

Рев дюз приглох. Перегрузки на миг сменились невесомостью, и тела людей всплыли, но тут же были схвачены ремнями безопасности.

— Плотность полей восстановлена. Мы потеряли полтора километра высоты. Подъем возобновляю.

Двигатели взревели на полной тяге. Секунду «Вихрь» завис в неустойчивом равновесии, затем тяжело выкарабкался из мертвой точки. И пошел, пошел, набирая ход. Несмотря на перегрузки, в зале послышались торжествующие крики. Увы, радость оказалась явно преждевременной. На площади вокруг «Орешца», одолевшего только первые сотни метров подъема, вспухли многочисленные черные буфы. Сливаясь, макулы устремились к месту схватки. Через считанные секунды плотность в канале упала сразу на порядок. Маша почувствовала немой вопрос экипажа. Было совершенно ясно, что эту нагрузку «Вихрь», имеющий огромную собственную массу, уже не потянет. Пришло время кардинального решения, и малейшее промедление могло дорого стоить. Решение же могло быть только одним. И Маша его приняла.

— Внимание! Старший офицер, разрешаю применить ударное оружие. Стрелять ювелирно. Помните, кто находится внизу.

В последнем предупреждении надобность отсутствовала, поскольку прицелы контролировал софус. На минимально допустимом расстоянии вокруг базы, точно, будто обведенные гигантским циркулем, взметнулись султаны мощных взрывов. Пространство вокруг канала скрылось в тучах пыли и дыма.

— Здорово бабахнули, — сообщил Игнац. — Голова гудит.

— Как вы там?

— Экскурсия по преисподней.

— Нагрузка на канал уменьшилась в три раза. В четыре. В семь раз, — доложил Гильгамеш. — Но там творится что-то странное.

— Покажи.

— Включаю четвертый вспомогательный. Комбинированная радарно-инфракрасная панорама. Цвета приближены к естественным.

На экране вокруг зоны поражения растекалась черная пленка макул. Они отступили от «Орешца» и покрыли сплошным слоем область примерно в тридцать квадратных километров. По поверхности этого слоя закручивались вихреобразные волны. Добегая до периметра огромного пятна, они тормозились, застывали, потом начинали громоздиться друг на друга. При этом края черного озера быстро поднимались. За его пределами из грунта прорезались все новые и новые черные точки.

— Подкрепления прибывают, — проворчал Мбойе. — Что делать?

— База поднимается?

— Да. Но... медленнее, чем края пятна. Они растут со скоростью восемьсот... нет, уже девятьсот метров в секунду. Такое впечатление, что макулы на время оставили «Орешец», чтобы...

— Чтобы заняться нами?

— Вот именно.

— Что ж, этого следовало ожидать.

Очертания пятна быстро менялись. Кромка черного поля становилась все более размытой. В трех местах из нее росли суживающиеся лепестки тьмы, вершины которых стремительно летели вверх.

— Похоже, что только сейчас началась настоящая охота, — сказал Мбойе.

— Бросайте базу! — крикнул Клорр. — Мы не в состоянии их спасти!

Маша упрямо качнула головой.

— Прошу соблюдать тишину.

С полным напряжением сил крейсер уползал от Кампанеллы, медленно подтягивая к себе шарик «Орешца». Но даже на глаз, без всякой измерительной техники, было видно, что черные смерчи настигают.

— Гильгамеш, попробуй их сбить.

Полыхнули боевые лазеры «Вихря».

— Эффекта нет, — доложил софус.

Действительно, стремительный рост языков тьмы ничуть не затормозился. Более того, их вершины продолжали набирать ускорение.

— Послушайте, — сказал Генрих. — Не может ли быть так, что макулы поедают энергию, которой мы стремимся уничтожить эту черноту? После каждого удара их становится все больше.

— Да кто же знает, — ответила Маша.

— Стоит ли тогда стрелять?

— А что делать?

— Не знаю.

— Понятно. Гильгамеш, используй весь арсенал.

— Выполняю. Ракеты вышли из хранилищ. Дейтериевые боеголовки активированы.

— Залп!

— Есть залп.

На экранах радиолокаторов слежения шесть блестящих точек веерообразно рассыпались в стороны. Гильгамеш не поскупился, отправив по паре зарядов на каждую цель.

Мбойе срочно связался с «Орешцем»:

— Братцы, мы дали залп.

— Это очень утешает.

— Держитесь зубами за воздух!

Прошли томительные секунды. Если бы ракеты не сработали, наверное, никто бы особо не удивился. Но они сработали.

Ослепительный свет опоясал горизонт.

— Одна, две, три, четыре, пять... — считал Мбойе. — Есть детонация пяти боеголовок!

Сияние становилось невыносимым. Гильгамеш затемнил экраны, но адский пламень пробивался даже через двойные звездные фильтры. Взрывы всколыхнули огромные воздушные массы. Вскоре ударные волны наткнулись на силовое поле корабля, заставив его упруго вогнуться, а затем распрямиться. Страшный грохот потряс крейсер. Его швырнуло в сторону и вверх.

Некоторое время никто ничего не видел и не слышал. Затем на экранах появились первые смутные пятна. Еще через минуту контуры сделались узнаваемыми.

Термоядерный удар произвел эффект, но эффект своеобразный. Макулы не исчезли, но размазались тонкой пленкой, покрывшей огромную площадь. Все три тянувшихся вверх языка оказались срезанными под корень, на их месте росли и ширились чудовищные грибы дыма, пепла, пыли.

— ...надцать тысяч рентген. Проникшая доза — шестьдесят. Неполадки в сетях устраняются. Конфигурация полей восстановлена. Прогиб демпферов...

— «Орешец», «Орешец», как он, не потерян?

— Кратковременный разрыв канала ликвидирован. База начала было падать, но ее удалось подхватить. Наверстываем высоту.

— Экипаж?

— Контужены. Начинают приходить в себя, — сообщил софус.

И с электронным спокойствием присовокупил.

— Мелочи.

— Не стоит давать оценки тому, что сам не ощущаешь, — проворчал Кнорр.

— Замечание принято.

«Вихрь» поднялся в стратосферу. Оставалось совсем немного времени до выхода на низкую орбиту.

— Экстренное сообщение! Шестая ракета возвращается.

— Не понял, — сказал Мбойе. — Какая еще ракета?

— Та, что не взорвалась. На ней сработали программы отмены удара и отзыва на борт. Причина непонятна. Какие будут распоряжения?

— Расстояние?

— Девяносто восемь километров.

— Только не вздумайте ее принимать! — завопил Кнорр.

— Не вздумаем. Гильгамеш, расстрелять лазерами.

— Первое разумное решение за весь полет! Поздравляю.

— Можно мне? — подала голос Луиза.

Мбойе мотнул головой:

— Некогда. Гильгамеш, залп!

Мятежная ракета взорвалась. Еще один термоядерный гриб украсил многострадальную Кампанеллу.

— Да с кем же мы сражаемся, черт возьми?! — воскликнул старший офицер.

— Очень может быть, что со своим страхом, — сказала Маша.

Мбойе попытался осмыслить ее реплику, но обстоятельства не позволили. Внизу происходили новые изменения. Черная пелена там растеклась в пятно радиусом в добрые триста километров. Края его упрямо выгибались вверх, быстро образуя нечто вроде огромной чаши.

И тут наступила кульминация. Внезапно время как бы остановилось, а когда его течение было возобновлено, оказалось, что края чаши достигли орбитальной высоты и уже нависали над «Вихрем». Круг свободного пространства вверху быстро сокращался. Не дожидаясь команды, софус включил полную тягу. Страшные перегрузки припечатали экипаж к креслам. Многие, в том числе и Маша, потеряли сознание. В этой обстановке мало кто успел заметить, что энергетический трос оборвался.

«Орешец» падал. Способа спасти его уже не было, поскольку все ресурсы корабля поглощала борьба за собственное выживание. Только непосредственная угроза давала Гильгамешу право принимать решения без одобрения людей, особенно решения драматические. И только при отсутствии времени на консультации. По-видимому, оба условия имелись, иначе софус не смог бы сделать то, что сделал.

Мбойе попытался сжать кулаки, но не смог. Серая пелена застилала глаза, свинцовая тяжесть заполнила тело. Он понимал, что «Орешец» не разобьется. В нужный момент сработают посадочные патроны. Но после этого Игнац и Хосе окажутся в полной власти макул. Старший офицер никак не мог примириться с бессилием вверенного ему крейсера. И никак не мог поверить в то, что все они потерпели поражение.

Те, кто создавал и программировал макулы, были уверены, что прилетевшие на помощь Кампанелле люди рано или поздно на планету высадятся, а оставшиеся на корабле ни за что не захотят бросить тех, кто высадился. Те, кто управлял макулами, не ошиблись. Они хорошо поняли объект охоты. Ловушка на гуманизм сработала.

«Вихрь» продолжал борьбу. Но силы его иссякали. Остатки энергии теперь затрачивались только на питание кокона силовых полей. Находившийся в пункте технического управления кораблем инженер Мерконци контролировал этот последний рубеж обороны. Для верности он подключился к сенсорным датчикам.

После провала в зев макулы ощущения появились необычайные. Сначала как будто все тело покрылось то ли медицинскими банками, то ли пиявками. Это означало отток давления вокруг полей, окутавших корабль. Но каков отток! Нормальный забортный вакуум Джанкарло не ощущал, так уж была настроена аппаратура. Нулевая точка. Между тем кожу словно растаскивало по сторонам. Что это могло значить? Техника подвела? Либо там, в том, что окружало «Вихрь», вакуум стал вакуумее вакуума? Если это так, то куда утекло пространство? И ведь можно было предполагать, что они находились внутри немалой планеты!

Джанкарло на миг увидел безумные глаза помощника, усмехнулся, пожал плечами.

— Бред, бред, бред... — бормотал помощник.

— А ты ожидал увидеть земляничную поляну, Сах?

— Может быть, тебе лучше отключиться? — опасливо спросил Сахнун. — Мало ли что! Будем следить по приборам.

— Вот и следи.

— А ты?

Джанкарло нетерпеливо отмахнулся. «Растаскивание» усилилось до уровня боли. Бдительный Джекил умерил силу связи нервов человека с датчиками полей. Полегчало.

— Техника вроде работает, — неуверенно сказал Сахнун. — У тебя физиономия красная.

Джанкарло кивнул.

— А у тебя — баклажановая.

— Связаться с центром?

— Ну свяжись.

— Хелло, центральный пост!

— Да? — отозвался Мбойе.

— Что у вас на экранах?

— Не знаю. Чернота исчезла. Молоко какое-то. А у вас?

— То же самое. Ты знаешь, за пределами полей давление отрицательное. Спроси Угрюмова, это возможно?

— Он головой трясет. Невозможно. Впрочем, существование канала, в который мы провалились, тоже невозможно.

Внезапно экраны заработали. По крайней мере что-то на них проявилось. Что-то вроде багрового пищевода, между стенками которого перемещался «Вихрь».

— Семьсот метров в секунду, — определил Гильгамеш.

Свечение стенок усиливалось.

— Мы приближаемся к центру планеты?

— Точно ответить в столь необычных условиях сложно. Но больше вроде некуда.

Клубок ярких молний оплел корабль, и экраны вновь ослепли. Сколько это продолжалось, определить не удалось, приборы показывали сущую нелепицу. На миг, на час, а может быть, и на год, возникли перегрузки. Они не исчезли и потом, когда пространство распахнулось, словно со всех сторон отдернули сверкающие шторы.

Кампанелла исчезла. Вокруг на фоне черного бархата остро и болезненно светило звездное море. Разговаривать было невозможно, хотя сознания тогда никто не терял. Бессильным что-либо предпринять людям осталась лишь роль наблюдателей. Гораздо более крепко скроенный и сшитый Гильгамеш пробовал как-то повлиять на движение корабля маневровыми дюзами, но либо вскоре, либо через бесконечно долгое время, он оставил эти попытки за их полной неэффективностью. Ко всему прочему, команды на включение и выключение зажигания проходили не каждый раз, с большими задержками и не одновременно. Часть проприоцепторов — стражей состояния корабля указывала на наличие скручивающих деформаций корпуса. Другая часть свидетельствовала о том же самом, но с противоположным знаком. В видимом спектре за бортами ничего особого не происходило, а радары показывали, что вдоль оси полета периодически то возникали, то исчезали очертания канала, причем частота пульсаций возрастала, если было можно доверять атомным часам.

Для инициативного и физически очень сильного Мбойе вынужденная пассивность означала настоящее страдание. Однако все, что ему удавалось, так это слабо шевелиться и малоразборчиво бормотать нечто вроде «во влипли». Впрочем, создавшееся положение принесло не только отрицательные эмоции.

— Проходим систему Сириуса, — вдруг объявил Гильгамеш.

В его обычно суховатом голосе сквозило изумление, и было отчего. «Вихрь» скакнул на десятки световых лет! Возникали естественные сомнения, но они сразу рассеялись, поскольку в нескольких астрономических единицах от линии курса плавала маленькая белая звезда. Даже беглого взгляда на ее характеристики хватало, чтобы ее узнать. Это был Сириус Б, или Щенок. Из-за него выглядывал более объемный, но менее плотный Сириус А. Обе звезды смещались по экранам левого борта в сторону кормы.

— Тринадцать тысяч километров в секунду, — определил Гильгамеш. И когда только успели набрать скорость?

Довольно близко мелькнуло расплывшееся облако газа с вкраплениями металлических обломков. Обонятельные сенсоры внешней среды даже успели уловить запах — запах подгоревшего бекона.

— Останки яхты «Абракадабра», — флегматично сообщил софус.

Сэмюэл Пип прохрипел что-то неразборчивое.

— Скорость — тридцать тысяч километров в секунду, — продолжал изумляться Гильгамеш.

Самостоятельно такой скорости «Вихрь» мог достигнуть только за короткое время.

Сквозь свист и хрипы в динамики внешней связи прорвался недоумевающий женский голос:

— Сириус-диспетчер Повилайтене — неизвестному судну в секторе SBZ-1. Откуда вы взялись? Назовитесь!

Гильгамеш отправил позывные встречи, но ответа диспетчера Повилайтене дождаться было не суждено: минуту шел радиосигнал, несколько секунд Сириус-диспетчер озадаченно молчала, а потом экраны вновь заполнило молоко. А когда оно рассеялось, Гильгамеш определился уже около совсем другой звезды, вращавшейся вокруг «черной дыры».

— Поздравления экипажу. Система Геминга! Скорость — семьдесят семь тысяч километров в секунду.

Придавленный перегрузками экипаж воспринял это сообщение хладнокровно. Геминга так Геминга. Если был Сириус, отчего не быть Геминге? Гильгамеш включил тормозные двигатели, но крейсер как ни в чем не бывало продолжал наращивать скорость.

— Не трать горючее, — приказал Мбойе. — Даже скорости света совершенно недостаточно, чтобы в мгновение ока поменять систему Сириуса на систему Геминги.

Маша поняла, что он хотел сказать. «Вихрь» на какое-то время уже развивал немыслимую скорость, явно перешагнув роковой порог. Сначала — в одну сторону, затем — в противоположную, вынырнув у коллапсара. И все живы. Даже вроде бы здоровы.

После следующего прыжка «Вихрь» миновал систему еще одного коллапсара, на этот раз — Кроноса. На некотором расстоянии от «черной дыры» располагалась небольшая звезда с единственной планетой. Тем самым Феликситуром, где нашли странную серную жизнь и где впервые наблюдали макулу. Над планетой висела покинутая орбитальная станция «Гравитон-4».

Но и у Кроноса «Вихрь» задерживаться не стал. Он разогнался до двухсот пятидесяти пяти тысяч. Так быстро не летал еще ни один пилотируемый корабль Земли. А для неведомой силы, упорно толкавшей звездолет к неведомой цели, это оказалось не пределом. Цифры лага продолжали мелькать. Был побит рекорд скорости автоматических экспериментальных зондов. Давно уже должно было сказаться предсказываемое теорией относительности и многократно подтвержденное опытами уменьшение массы тел, приближающихся к абсолютной единице, то есть к скорости света. Но этого не происходило. А перегрузки начали спадать.

— Генрих, что происходит? — спросила Маша.

Угрюмов страдальчески морщился. С усилием оторвав голову от мягкого ложа, он поочередно рассматривал свои руки, удивляясь тому, что они все такие же, как и прежде, и их не больше двух.

— Одно могу сказать, капитан: мы вроде живы. Гильгамеш, взвешивание производится пружинными датчиками?

— Пьезоэлементами. Такими же, как и на исследовательских зондах. Кроме того, учитывается весь объем упругих деформаций кресла под тяжестью тела.

— Тогда мне нечего возразить. Если приборы и врут, то делают это на редкость дружно. А на редкость дружно они могут врать только тогда, когда не врут вовсе.

«Вихрь» плавно миновал отметку в двести девяносто восемь тысяч километров за секунду, потом — в двести девяносто девять, после чего лаг отказал, поскольку никому в голову не приходило откалибровать его на значения, превышающие скорость света в вакууме. Но по видимому уменьшению оптической звезды Винтим, входящей в систему Кроноса, можно было без труда догадаться, что скорость по-прежнему растет.

— Вот мы и на том свете, — сказал Реджинальд. — Со всеми своими грехами и пороками.

Вопреки обыкновению, голос его прозвучал едва ли не печально. Спохватившись, острослов добавил.

— Одно радует: Луизке тоже досталось.

Но никто не смеялся. Настал момент, когда движение окрестных звезд уже различалось невооруженным глазом. Тригонометрические вычисления давали результат, выражающийся в миллионах километров за секунду, — скорость света была превышена в десятки раз. Мало того, «Вихрь» совершил еще один прыжок, и когда вынырнул, звезды посыпались, как снежинки, налетая спереди и исчезая позади, одновременно описывая медленные круги по отношению к оси полета. Это было совершенно не похоже на картину звездного неба при релятивистских скоростях, хорошо известную любому образованному человеку. Это было похоже на кадры безграмотного фантастического фильма. При реальном околосветовом полете такое не наблюдается. В реальности все звезды окружающего мира собираются в слабое светящееся пятнышко прямо по курсу. А за кормой, после зоны густого фиолета, скапливается непроглядная тьма. Таковы уж законы досветового мира.

Законы, которые «Вихрь» явно обогнал и все продолжал ускоряться. Казалось, еще чуть-чуть, и раскаленные частицы космического снега не успеют уступить дорогу. Один раз огромное, косматое от протуберанцев светило, пылающее доброй сотней Солнц, пронеслось так близко, что заставило замереть и без того тяжело бьющиеся сердца. Удивительно, но его успели рассмотреть. Потом выяснилось, что относительно нормальной оставалась только кардиограмма Угрюмова.

Астрофизик успел уверовать в надежность эксперимента, проделываемого над кораблем и экипажем. Перестав волноваться за собственную судьбу, он упивался уникальностью происходящего, с увлечением следил за развитием событий.

Происходил самый очевидный прорыв к столь отдаленным горизонтам, которые из земных лабораторий попросту не различались. Прорыв к настоящей свободе перемещений. Все то, что удалось достигнуть до этого момента, воспринималось как детское, смешное топтание перед световым барьером. Так, и только так, разум достоин скользить во Вселенной — со скоростью своей собственной мысли, не обременяясь заботами о способах достижения какого угодно места. Участие в событии подобного размаха, что и говорить, захватывало. Новизна ощущений потрясала. Генрих чувствовал себя острием раскаленной иглы, легко пронзающей податливую мглу. Ничто не могло встать на его пути. Он потерял представление о бренном теле. Осталось одно сознание, замершее в немом восторге перед мощью пробудившихся сил. Ничего подобного ни ему, ни любому другому члену команды переживать не приходилось. Да и никому из землян вообще.

Обостренное восприятие мгновенно схватывало особенности проносившихся систем, светимость, спектр, плотность, массу центральной звезды, наличие планет, вектор собственного движения по отношению к галактической плоскости. И прочее, прочее, прочее. Сущность легко и послушно укладывалась в память. Укладывалась прямиком, непосредственно, минуя долгий мост вербальных знаков. Вопреки всему сумасшествию происходящего, сохранялось представление о времени. Во всяком случае, впечатления накапливались последовательно, чередуясь слой за слоем, как пронумерованные страницы старых книг. И была незыблемая уверенность в том, что все это не забудется.

Но все это оказалось увертюрой. Прошло сколько-то времени, и звездный остров, именуемый Галактикой, целиком остался позади. «Вихрь» вырвался в темную щель пустого пространства протяженностью в сотни тысяч парсек. Невероятно, но его скорость продолжала расти. На обочине оставались уже не звезды, а их сгустки. Странно покачиваясь, проплыло Большое Магелланово облако, в котором вспыхнула и воссияла Сверхновая. Затем посторонилась более спокойная галактика М-какая-то, древнее шарообразное скопление в созвездии Печи. Потом — еще, еще, еще, все быстрее.

Спиралеобразные, неправильные, сейфертовские, видимые с ребра и распластанные перпендикулярно лучу зрения, они начали сливаться в полосы, делавшиеся все шире. Ленты света закручивались. И вот границы полос перестали различаться, они обратились в мерцающий фон с отдельными уплотнениями яркости. Было похоже, что «Вихрь» врезался в массу плотного, вязкого и упругого тумана. Тут на помощь зрению пришел слух, либо нечто похожее. Как-то в обход ушей в голову проникли вибрирующий гул, треск чего-то раздираемого, а также звуки, вознинающие при поглаживаний мокрого воздушного шарика.

На мгновение все стихло, затем раздался жуткий рев, вопль раненого чудища. В нем сквозила тоска такой бездонности, что кожа покрывалась пупырышками. Но именно этот вопль удержал Машу, находившуюся в полуобморочном состоянии, от потери сознания. Придя в себя, она со страхом взглянула на ряды шкал, светящиеся на экране командирского пульта, ничего в них не поняла, посмотрела вниз.

Весь амфитеатр зала погрузился в сумрак, плафоны едва мерцали. Со стенных экранов лился неровный серый свет. Там, за бортом, что-то клубилось и шевелилось. В такт этим движениям пол под ногами то проваливался, то приподнимался. Еще «Вихрь» раскачивался в стороны, словом, вел себя как древний атмосферный самолет, угодивший в болтанку.

Борясь с накатывающейся дурнотой, Маша поклялась, что если уцелеет, то никогда в жизни ни в какой космос больше — ни ногой, ни помыслом. Хватит, навоевалась! Не женское это дело.

— Средний уровень глюкозы в крови членов экипажа меньше трех миллимолей на литр, — доложил Гильгамеш. — Гипогликемия, — добавил он с непонятным удовлетворением. — Прошу разрешения ввести питательные растворы. Если в течение пяти секунд бортового времени ответа не последует, введу без разрешения.

Внизу, в амфитеатре, Мбойе вяло махнул рукой. «Вот кому бы командовать», — еще более вяло подумала Маша.

Из подлокотника выбралась прохладная змейка. Ткнувшись в локтевой сгиб, она прокусила кожу и припала к вене. Кольнуло. По руке поднялось приятное тепло и растеклось в теле. Голова прояснилась, тошнота отступила.

— Уровень глюкозы нормализован, — доложил софус. — Проведено исследование физического состояния всех членов экипажа. Грубых нарушений не отмечено. Подробности — на индивидуальных пультах.

На индивидуальном пульте Маши пульсировала трафаретка. Розовый цвет означал пограничное состояние между нормой и патологией. Маша трижды перечитала сообщение, прежде чем до нее дошел смысл.

— Гильгамеш, ты уверен? — прошептала она в плечевой микрофон.

На экране вспыхнуло категорическое «Да».

— Никому не сообщать, — быстро сказала Маша.

Экран ответил, что и не собирался. В это время из недр корабля донесся взволнованный голос Джанкарло:

— Братцы, переключайтесь на радарный обзор!

— Переключить? — спросил Гильгамеш.

— И побыстрее, — нетерпеливо сказал Мерконци.

Мбойе вопросительно обернулся к Маше. С его стороны это было первое проявление слабости за весь рейс.

— Ну конечно, — удивленно сказала она. — Ты вообще... распоряжайся.

— Я плохо переношу неожиданные приключения.

С помощью радаров выяснилось, что неуправляемый крейсер летит в достаточно материальном окружении. Перед ним открылся черный канал с туманными, размытыми очертаниями стенок. В канале определялась меньше, чем пустота, но вот стенки-то вроде были, а если так, то должны были из чего-то состоять.

Диаметр этого сверхпространственного хода казался большим, в некоторых местах достигая миллионов километров, если верить показаниям лазерных дальномеров. Был он изумительно пуст — ни пылинки, ни атома, ни иона. Изгибы стен имели не слишком большие углы, но время от времени летящий с неопределяемой скоростью «Вихрь» обо что-то цеплялся, чиркал защитными полями, как спортивные сани, несущиеся в желобе бобслея. Возникающие колебания вынуждали генераторы полей работать в переменном, «рваном» режиме. При этом помещения корабля наполнялись громоподобной какофонией, а расход энергии скачкообразно увеличивался.

Генрих Угрюмов только прикрывал глаза, в которых застыло болезненное выражение. Все происходящее настолько выходило за рамки самых смелых гипотез земной физики, что он чувствовал себя беспомощным младенцем, самым бесполезным из всех членов экипажа. Плоды многовекового развития точных наук, спрессованные в сухой концентрат формул, для сложившейся ситуации значили не больше, чем каменный скребок эпохи палеолита в технологии производства металло-силиконовых пластмасс.

По всем канонам теории корабль вместе со своим содержимым давным-давно должен был рассыпаться в нечто, значительно более мелкое, чем банальная пыль. Но этого не случилось при переходе квантового барьера, продолжало не случаться в дебрях вывернутого пространства и скорее всего не случится и впредь, покуда небывалое путешествие не подойдет к своему логическому завершению. Если оно их все еще ожидало.

И если хоть какая-то логика все еще была возможна, то она могла привести только к одному выводу: Милдред правильно утверждала, что все они оказались частью эксперимента, в котором летальный исход кому-то не угоден. Звездолет явно оберегали. Кто или что? Как, с помощью каких средств? Больше всего поражало не то, что эти средства позволяли сносно существовать и даже время от времени принимать пищу, а то, что приборы внешнего наблюдения продолжали действовать как внутри небольшого анклава обычного пространства, прихваченного крейсером с собой, но и за его пределами.

Граница при этом не определялась! Между тем Генрих был убежден, что полет происходил в среде свойств более противоположных досветовому веществу, чем минус противоположен плюсу, материя — антиматерии.

— Какие энергетические затраты, Ваша Премудрость, — усмехнулся сидевший по соседству Реджинальд. — Ах, ах, ах...

— А во имя чего?

— Во имя того, чтобы мы украсили некую клумбу.

— Клумбу? При чем тут клумба?

— Ну, Рональд упоминал садовника.

— В таком случае — мы очень дорогие цветы.

Реджинальд гордо надул щеки.

— Так оно и есть.

Генрих с изумлением взглянул на второго пилота «Гепарда».

— Извини.

— За что?

— Кажется, я тебя недооценивал.

Реджинальд кивнул:

— Верно. И очень сильно. Чтобы как следует валять дурака, нужно много иметь в голове, почитай Шекспира. Ладно, прощаю. Ты этого не знал. А вот Луизка... на коленях будет просить — не помилую.

— Перерыв, — вдруг объявила Маша. — Все свободные от вахты могут покинуть рабочие места.

Пошатываясь, она побрела в свою каюту.

Человек не может бесконечно терпеть общество себе подобных. Психологи издревле относят вынужденное общение к стрессовым факторам. Общение нагружает логический аппарат необходимостью непрерывного анализа, поиска подходящего ответа, разрушения одной концепции, сотворения другой, более соответствующей обстоятельствам. А обстоятельства в каждом конкретном случае складываются по-новому, весьма прихотливо. И весьма немногие люди способны к быстрой импровизации по ходу дискуссии. Но и для них существует предел выносливости. Поиск решения — самый тяжелый род деятельности. Рано или поздно возникает потребность в переключении на другой режим активности нейронов. При этом чем больше и дольше мозг выдавал мыслительную продукцию, тем больше он нуждается в потреблении, своего рода заправке как свежей информацией, так и простыми ощущениями.

Такая потребность обостряется в обстановке сложной, непривычной, насыщенной тревогами, волнениями, острыми переживаниями. Всего этого экипажу «Вихря» хватило с избытком. Маша видела, что люди держатся из последних сил, и приняла смелое решение, исходя из собственной слабости. Что бы ни творилось за бортом, творившееся никак не зависело от физического состояния команды. Применять стимуляторы было бессмысленно и вредно для здоровья. Непонятно зачем мучиться было еще более бессмысленно.

Сама она чувствовала себя совершенно измотанной. Осталось одно-единственное желание — добраться до постели и рухнуть. Но как только она это сделала, сон куда-то пропал, глаза открывались сами собой. Сложный рисунок панелей, загадочные тени драпировок, мягкий, приглушенный свет, привычные безделушки на магнитной доске, — все то, что раньше так хорошо убаюкивало, теперь не оказывало нужного действия. Маша выключила ночник, но зеленоватый сумрак сочился из кабинета. Там все еще светился шар забытой Кампанеллы. На миг ей почудились черты Рональда в контурах хребтов Вулканного Кольца, и она поняла, как ей не хватает ровного сонного дыхания мужа. Отбросив воздушное покрывало, она резко села в постели. И от этого страшно закружилась голова, появилась тошнота.

— Гильгамеш, — жалобно позвала она.

— Да?

— Мне плохо.

— Это естественно, — утешил софус. — Нарушение состава солей. Очень характерно.

— Какое лекарство принять?

— Никаких лекарств. Лучше съесть что-нибудь солененькое.

— Имеется?

— Конечно. Сейчас.

Из стенного шкафа с легким жужжанием выкатился столик. Маша взяла с блюда белый лист какого-то растения.

— Что это?

— Пелюска. Так называется капуста, квашенная по старинному белорусскому рецепту.

Маша понюхала. Пахло привлекательно. Она откусила. Челюсти свело от неуемной потребности.

— Еще!

— Нежелательно. Выпейте лучше крюшона. Там успокаивающие травы.

— И я усну?

— Еще как.

— Не больше, чем на четыре часа. Если время все еще идет.

— Как только оно остановится, пробуждаться будет ни к чему.

— Спасибо, развеселил, — уже сонно сказала Маша.

Вопреки всему, время шло. Картина за бортом менялась. Канал, по которому летел «Вихрь», перестал быть единственным. В нем появились разветвления, затем — боковые ходы. Постепенно их становилось больше, они переплетались, и эти переплетения были видны сквозь стенки, пропускающие свет, либо что-то его замещающее. Пространство, или, как более точно обозначил Угрюмов, «среда пребывания», все более напоминала внутренность источенного исполинскими червями пня.

Неведомая сила уверенно направляла бег корабля во все новые отверстия, проходы, щели. Начали попадаться большие объемы пустоты, своеобразные, пещеры «того света». Из каждой во все стороны разбегалось бессчетное количество каналов.

— Гильгамеш, ты мог бы найти обратную дорогу в этом лабиринте? — спросила Маша.

— Пока — да. Если конфигурация не будет меняться.

— А она будет меняться, — мрачно сообщил Кнорр.

— Поживем — увидим, — заметил софус.

— Оптимист! Чтобы то и другое, да еще сразу.

Очередной ход вывел корабль в воронкообразное расширение, постепенно перешедшее в огромную каверну. Неровные стены, покрытые натеками, нишами, устьями боковых каналов отступили. От этого начало казаться, что скорость полета упала. «Вихрь» вплыл в неописуемых размеров пузырь пустоты. Окружающее его ничто делалось все объемнее, протяженнее, оттесняя облакообразные массы с каналами на задний план. Вскоре их вполне можно было принять за поверхность планеты с мощной атмосферной оболочкой. Правда, планеты уж очень большой.

Кроме размеров существовало и другое различие. Во многих местах «облака» образовывали конусообразные выпячивания, вершины которых терялись далеко впереди. Казалось, корабль поднимается над горной страной. Появилось ощущение «верха» и «низа».

— Ох! — сказала Шанталь. — А теперь-то куда?!

— Потерпи, — отозвался Генрих. — Рано или поздно, но узнаем.

— Ты начал что-нибудь понимать?

— Боюсь назвать это пониманием.

— А долго терпеть?

— Думаю, не очень.

Он был прав. Вершины облачных гор одна за другой оказывались внизу, то есть за кормой. По мере их отдаления все шире распахивалось неведомое. Сходство покидаемой поверхности с обликом некоей сверхпланеты усиливалось тем, что где-то в предельных далях обозначились все более заметные закругления — справа, слева, впереди, позади, — некая аналогия горизонта.

А сверху, то есть прямо по курсу, надвигалось что-то очень похожее на то, что оставалось за кормой: огромный туманный шар с размытыми очертаниями. Края его, постепенно выплывая из дымки, растекались все шире и шире.

— Боюсь назвать это пониманием, — прошептала Шанталь, — но, кажется, я — тоже...

Угрюмов кивнул.

— Пожелаем себе удачной посадки, — сказал Мбойе. — Смотрите, что делается впереди!

Участок надвигающейся поверхности смазался, затуманился, потом начал выпячиваться, вытягиваться, одновременно истончаясь, образуя подобие щупальца. Где-то у основания оно оторвалось. Грандиозная капля встречного мира пересекла разделительную щель и обрушилась на мир, покидаемый «Вихрем». Вокруг места падения взметнулись волны. Кольцами, как на поверхности обыкновенного пруда, они разбежались в стороны. Были отчетливо видны дрожь и колебания ближних пиков, два или три из них обрушились. А один начал расти, быстро сравниваясь по высоте с кораблем.

— Как жаль, что все это мы никогда не сообщим на Землю, — сказал Генрих.

— Почему ты так думаешь?

— Пространственное расположение каналов действительно меняется. Мы не сможем найти обратную дорогу.

— Пф! — усмехнулся Кнорр. — О чем речь? Где мы возьмем чудовищную энергию для возвращения?

Все замолчали, поглощенные наблюдениями. Растущий снизу пик обогнал крейсер. Расстояние до него, по-видимому, было не слишком: большим все экраны правого борта заполнила клубящаяся белая мгла, корабль ощутимо качнуло, сначала в одну сторону, затем — в противоположную. Массы материи, протекая мимо «Вихря», ускорялись, вытягивались в неровную колонну, подпирающую неведомо какое по счету небо.

Колонна была пластичной, она колебалась, пульсировала, ее основание быстро истончалось. Истончение продолжалось до тех пор, пока не обозначилась перетяжка. Углубляясь, она перерезала молочное вещество, лопнула, заставив крейсер еще раз испуганно отшатнуться.

В месте разрыва образовались фонтаны брызг. Нижняя часть пика сначала замерла, затем медленно осела. Несколько крупных капель, повисев в задумчивости, все же последовали дальше, вперед, а значительное число мелких начали падать. Все это, безусловно, свидетельствовало о гравитационном взаимодействии двух миров. Об этом же говорило и собственное движение «Вихря». Достигнув примерно середины междумировой щели, он надолго завис, не решаясь сделать выбор.

Открылась величественная панорама. Родная Вселенная осталась за кормовыми дугами полеобразователей. Не смазанные маршевым полем, их закопченные контуры выглядели непривычно четко, выделяясь на молочно-сером фоне. Такие же отчетливые грани имел массозаборник, венчающий носовую часть корабля.

И впереди и позади просматривались многочисленные пики, черные провалы, гигантские рытвины, изгибы причудливых долин, сложное переплетение хребтов, гребней, рассеченных трещинами. На первый взгляд поверхности соседних миров были сходны, отличаясь лишь деталями, комбинациями стандартных элементов. Оба рельефа не являлись чем-то застывшим. Ландшафты жили, дышали, менялись. Но темп их изменений оказался различным, встречный мир явно превосходил динамичностью, на нем значительно чаще рушились старые и возникали новые горы.

— Так странно, — сказал Такео Инти.

Многие обернулись, желая узнать, что еще могло показаться странным, когда за пределами корабельного мирка вообще ничего обыкновенного уже и не оставалось.

— Эти оба мира... они напоминают две огромные взаимодействующие клетки. Живые клетки.

— А-а, — скептически протянул Кнорр. — Мы лишь путешествуем в теле мифического великана? И все вокруг — суть живое?

Инти пожал плечами:

— Кто может ручаться?

— Не знаю. Зато, кажется, знаю имя этого великана.

— Их много.

— О да.

В разговор вмешался софус.

— Начинаем падать, — скучным голосом сообщил Гильгамеш.

— Куда?

— Туда, вперед.

— Ничего неожиданного.

— Есть кое-что и неожиданное. Прямо по курсу определяется точечный объект. Двигается в попутном направлении, но с большей скоростью.

— «Орешец»?!

— Такая возможность не исключена.

— Связь?

— Связи нет.

— Тоже следовало ожидать, — кивнул Угрюмов.

Встречный мир приближался. Его поверхность была испещрена бесчисленными пиками, темными озерами контрастного наполнения, глубочайшими провалами. На первый взгляд картина по-прежнему весьма напоминала облик покидаемой Вселенной, но появилось еще одно различие. Оно заключалось в трудноуловимом желтоватом оттенке, льющемся с курсовых экранов, тогда как вид на кормовых экранах был выдержан в однообразном пепельном цвете.

Вырастающие в размерах детали не могли помочь в определении скорости сближения: на поверхности мира не имелось эталона сравнения, никто не позаботился оставить там масштабную линейку. Гильгамеш регулярно бросал вперед радарные лучи, но они не возвращались. То ли потому, что тонули в непонятной материи, то ли из-за большого расстояния не успевали обернуться. Такая же судьба постигала импульсы лазерных дальномеров, словно световые пучки падали в бездну.

— Быть может, перед нами ничего и нет? — высказала сомнение Шанталь. — Так, обман зрения.

— Вряд ли, — отозвался Бертран. — Нет смысла отправлять нас в пустоту.

— А смысл должен быть обязательно?

— Конечно, — уверенно кивнул Реджинальд. — Без него никак нельзя. Какой разум без смысла?

— Выживший из ума, — бросил Кнорр.

— И охота вам шутить так мрачно, сэр. Прямо мороз по коже.

— Я вовсе не шучу. Я пророчу.

— А, тогда все не так уж плохо.

— Почему?

— Ваши пророчества закономерно не сбываются.

— Послушайте, юноша...

— Внимание! — объявил Гильгамеш. — Свойства пространства меняются. Кроме того, не исключено, что мы начали тормозиться.

— Разумно, — кивнул Реджинальд.

БЛИЖНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

ЛАЙНЕР ГАМАМЕЛИС — ТК ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ.

Нахожусь в одиннадцати миллиардах километров от Э. ЭРИДАНА. Где вы?

КАРАДЖИЧ.

БЛИЖНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

БАЗА ЭСТАБРИОН — ЛАЙНЕРУ ГАМАМЕЛИС.

Не подходите КАМПАНЕЛЛЕ. Я — это все, что осталось от ТК ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ.

Ивонна НОЛАН.

11. «ФАНТАСК»

Ивонна рано поддалась отчаянию. От ТК «Звездный Вихрь» все же кое-что оставалось. Это кое-что не только уцелело, но и вынырнуло по другую сторону изнаночного пространства.

Люди медленно приходили в себя после пережитых потрясений. Вокруг вновь заблестели звезды, увидеть которые уже мало кто надеялся. Но они появились. Более того, никаких извивающихся труб ни справа, ни слева, ни сверху, ни снизу не наблюдалось. Вместо них за кормой осталась бело-голубая планета, исторгшая корабль. Еще в каких-нибудь ста с небольшим миллионах километров открылась красноватая звезда. Вероятно, сведений о ней не существовало даже в необъятной памяти Гильгамеша, хотя об этом еще следовало осведомиться.

Следовало вообще срочно определяться и в пространстве, и во времени, производить ревизию крейсера, начинать работы по его восстановлению. Для пополнения запасов энергии срочно требовалось снарядить танкер к планете типа Юпитера, если таковая здесь имелась. Следовало и требовалось начинать множество дел, но Маша не находила сил хотя бы для того, чтобы что-то произнести, не говоря уж о действиях. Вымотало ее трансцендентное приключение беспрецедентно. А еще больше — бесполезные попытки ему противодействовать. Давало о себе знать и ее новое, полузабытое состояние.

Как всегда, выручил жилистый Мбойе.

— Старшим специалистам подготовить доклады! Срок — пять минут. Гильгамеш, ты цел?

— Неизвестный объект в пространстве, — лаконично сообщил софус вместо ответа.

— Телескопы!

— А то бы я сам не догадался, — проворчал Гильгамеш.

— Что-то у нас с дисциплиной творится, — озабоченно заметил Кнорр.

— То ли еще будет, — пообещал Реджинальд. — Я Веселого Роджера сшил. Хочешь покажу, профессор?

Кнорр надменно отвернулся. В последнее время, продолжительность которого могла с одинаковым успехом равняться и секундам и векам, он положительно не выносил развязного мальчишку. Стараясь справиться с очередным приступом раздражительности, планетолог сосредоточился на видеарии. Судьба этому способствовала. Над долго бездействовавшей ареной засеребрился пятиметровый шар. Одного взгляда хватало, чтобы убедиться, что перед ними уже не Кампанелла, а иная, неизвестная планета. Из-за ее восточного края, скрытого облаками, выплывала блестящая точка.

Так отражать свет могла только тщательно отполированная поверхность. Через секунду, когда оптика сфокусировалась, точка превратилась в необычное тело, явно искусственного происхождения. Оно состояло из трех сравнительно тонких колец, окружающих массивное центральное тело шарообразной формы. Кольца располагались во взаимно пересекающихся плоскостях и имели диаметры приблизительно по два с четвертью километра. Механических соединений они не имели, висели сами по себе. Очевидно, удерживались полями, поскольку встроенных реактивных систем заметно не было.

— Звездолет? — спросила Маша.

— Очень может быть, — ответил Мбойе. — Или галактолет. Гильгамеш, в твоей памяти есть подобное?

— Нет. Последний регистр Ллойда, который я успел получить с Земли, не содержит даже прототипов.

— Прелестно. Только братьев по разуму нам сейчас и не хватало. Что можешь сказать по внешнему виду?

— Если это звездолет, то работа его маршевого двигателя не основана на реактивном принципе. Нет устройств для забора и выброса материи. Шарообразная форма мало подходит для размещения фотонной тяговой системы. Судя по низкому фону излучений, на борту отсутствуют существенные запасы расщепляющихся материалов.

— Да, странно. Быть может, это орбитальная станция?

— Может быть. Но обращаю внимание на то, что взаимно перпендикулярные в трех плоскостях кольца — одно из перспективных конструкторских решений для установки свертывания пространства.

— Вот как...

Подтверждая вывод Гильгамеша, неизвестный космический объект начал проявлять активность. Его кольца пришли в движение, медленно вращаясь вокруг корпуса.

— Дистанция до объекта сокращается, — доложил софус.

— А кольца-то вращаются с разной частотой, — заметил Угрюмов.

— И что это может означать? — спросила Маша.

— Кольцо, обращенное в нашу сторону, вращается быстрее. Видимо, тянет корабль вперед. Движение второго имеет противоположный вектор... подталкивает сзади. Ну а третье стабилизирует полет. Так мог бы выглядеть гипотетический вакуум-перфоратор, — объявил Генрих. — Правда, вакуум-перфоратор — это не совсем удачное обозначение. Принцип действия...

— Вакуум-перфоратор! — воскликнул Мбойе. — Очень приятно. Трудно вообразить его возможности... Маша, надо бы выставить иголки.

— А у нас еще есть чем обороняться?

— Ну, если поискать...

— Понятно. Что ж, ищи. Осторожность не помешает. Объяви какую-нибудь тревогу.

— Слушаюсь.

Мбойе со вздохом взглянул на показания приборов, отдал ставший привычным приказ о занятии мест по боевому расписанию и лишь после этого сообразил, что поредевший экипаж и без того находится на своих постах. И не просто находится, а действует, такая уж привычка. Рефлекс астролетчиков. Любой из них, чуть попав за рабочий пульт, машинально приступает к анализу своей порции информационного потока, что-то корректирует, настраивает, регулирует. Думать при этом может о совершенно посторонних вещах.

Посыпались неприятные доклады о повреждениях корабля, дефиците энергии, как мягко было обозначено полное отсутствие аннигиляционного топлива, сбоях в управлении и в системах контроля времени. Далее сообщалось о малой мощности полей, измотанности команды, отсутствии данных о координатах в пространстве — и прочее, прочее. В том же безрадостном духе. Самым серьезным последствием минувших передряг были малозаметные, но многочисленные деформации по ходу всего семикилометрового канала маршевого двигателя. Теперь до их устранения «Вихрь» не мог развивать околосветовую скорость, даже если бы удалось раздобыть какое-то количество антипротонов. В общем, от былой силы крейсера осталось несколько процентов. Уцелели только два дестроера. Оба вылетели из ангара, готовясь занять место в боевом порядке эскадры, но это было так смешно, что Мбойе приказал вернуться. Довершая проблемы, в авангардном поле начало светиться пятно.

— Лазерный луч со стороны неизвестного корабля, — доложил Гильгамеш.

— Залп?

— Нет, информационное сообщение.

— Хотят усыпить бдительность! — крикнул Кнорр.

— Сколько времени займет расшифровка? — спросил Мбойе.

— Нисколько.

— Что ты хочешь сказать?

— Передача ведется на стандартной частоте ОКС. Она не зашифрована.

— Язык?

— Общеземной.

— Не может быть! Какой язык?

— Общеземной.

— Проверь.

— Проверил.

— Какой язык?

— Да общеземной же!

— Ладно, Гильгамеш, не злись. Что в передаче?

— Приветствие и позывные встречи.

— Да? Оперативные ребята. Уже успели нас расшифровать?

— Принимаю видеопередачу, — сообщил софус.

— Давай на четвертый вспомогательный.

— Включаю четвертый вспомогательный.

Все подняли головы, ожидая увидеть что угодно, кроме того, что увидели. На потолочном экране появился человек, удивительно похожий на землянина. Эдакий розовощекий здоровяк с рекламной улыбкой. Одет он был в очень правдоподобный мундир звездного капитана, на котором имелись даже орденские планки.

— Отложим пальбу, братцы-гуманоиды, — добродушно предложил красавец-капитан. — Тем более что стрелять вам особо нечем.

Говорил он без малейшего акцента, очень уверенно и в то же время лукаво, как Сайта Клаус, который просит угадать, что в его мешке. На «Звездном Вихре» никто за это не взялся.

— Так как насчет стрельбы? — повторил свой вопрос капитан.

Раньше всех отреагировал неугомонный Реджинальд.

— Да мы и не собирались, — заверил он. — Разве что немножко. Знаете, чтобы на том свете досада не грызла, — вот, мол, мог же пульнуть напоследок...

Неотличимый от землянина мужчина улыбнулся еще шире. Ситуация его явно забавляла.

— Мы так и думали, — сказал он. — Где Ее Превосходительство Мария Саян? Включите, пожалуйста, ваши видеокамеры.

— Включить? — спросил Мбойе деревянным голосом.

— Давай, — сказала Маша. — Пусть полюбуется женщиной с мятой прической.

Партнер по переговорам оживился.

— Ага, вижу. Коллега, позвольте представиться: Серж Рыкофф, ваш покорный слуга. Приветствую доблестный экипаж тяжелого крейсера «Звездный Вихрь» от имени экипажа вакуум-перфоратора «Фантаск».

— Спасибо, — сказала Маша. — Доблестное.

— Как доехали? Дорога сюда несколько утомительна.

— Что правда, то правда. Если вернемся, подам в отставку.

— Боюсь, что это случится не очень скоро, — заметил капитан Рыкофф.

— Вы землянин? — подозрительно осведомился Кнорр.

— Разумеется. Разве не похож?

— Даже слишком. База приписки вашего э...э корабля?

— Церера, — несколько удивленно ответил капитан Рыкофф.

Кнорр зачем-то погрозил ему пальцем. Остальная часть доблестного экипажа тяжелого крейсера ОКС «Звездный Вихрь» молчала. Молчала обалдело и угрюмо, чем сохранила солидность. Только вот старший офицер повел себя совершенно неприлично. Выбравшись в проход, он начал исполнять некий африканский танец, приговаривая:

— Построили-таки! А вот и построили! Эх, и всыплем теперь этим макаклам иохимбину! Под хвост, под хво-ост! Под хвостишко непосредственно!

Заметив изумленные глаза командора Саян, Мбойе на секунду приостановился.

— Маш, извини.

Капитан Рыкофф повернулся и сказал кому-то из своей команды:

— Отбой боевой тревоги, Суми. Похоже, стрелять не будут. Настроение у них какое-то несерьезное, собираются иохимбин использовать. Представляешь?

Послышался вежливый смешок. Рядом с тем, кто выдавал себя за капитана Рыкоффа, появился азиатского вида человек, который осведомился о том, какие будут распоряжения экипажу вакуум-перфоратора «Фантаск» на ближайший период.

— Вы это... серьезно? — слабым голосом спросила Маша.

— Командор Саян! — торжественно заявил капитан Рыкофф. — Поступаем в ваше полное распоряжение, поскольку вы старше по званию. Вопросы будут?

— Будут. У вас пиво есть? — спросил Сэмюэл Пип.

— Есть.

— Свежее?

— Обижаете, сэр. У нас вообще очень неплохой погребок. Командор, разрешите стыковку? Надо же отметить встречу в столь отдаленном от Ниппон районе.

— Стыке... что? Ах да, разрешаю. Старший офицер, заканчивайте балет и займитесь кораблем.

— Сейчас, — сказал Мбойе.

Пробежав по проходу, он неожиданно чмокнул командора Саян в щечку.

— Сейчас мы эту стыковочку организуем. Предупреждаю: напьюсь! Потом — хоть на гауптвахту, но перед этим — напьюсь.

Маша не знала, чему больше изумляться — появлению «Фантаска», либо реакции обычно столь сдержанного и даже суховатого Александера, образцового службиста и рьяного блюстителя уставов. Растирая кожу на месте мощного поцелуя, она попробовала его урезонить:

— Алекс, послушай...

Но Мбойе не слушал. По-прежнему танцуя, он достиг своего пульта.

— Серж, выходим на круговую орбиточку, так?

— Идет.

— У вас тамбур есть? Оба наших повреждены.

— Что за проблема! Найдем тамбур.

— Оля-ля! И все-то у них есть. Эй, публика! Прекратите толкаться. Как вы себя ведете в официальной обстановке?! Чтоб ни одного в проходах не видел!

Народ продолжал толкаться в проходах, но Мбойе об этом уже забыл.

— Серж! Включаю маневровые дюзы. Суахили буа ба!

— Только одно пожелание, — вмешался капитан «Фантаска».

— У вас скромно с пожеланиями! Какое?

— Пожалуйста, не пользуйтесь радиосвязью.

— Почему?

— Нас могут услышать. Планета обитаема.

— Недружелюбные туземцы о шести головах?

— Нет, земляне, по одной голове на нос, и никаких тебе хвостов. Но и впрямь недружелюбные, поверьте на слово. Туземцы, впрочем, тоже есть, в виде условно разумных рептилий. Ненависти к нам они не испытывают, просто убеждены, что все гуманоиды просто не имеют права на существование. Поступают соответствующим образом.

— За последнее время я столько всего насмотрелся, что готов поверить чему угодно. Сделайте милость, скажите, здесь квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов?

— Да, с квадратами полный порядок. Пифагор актуален и здесь.

— Молодчага эллин! Эвон куда забрался!

Мбойе почесал бритую макушку и глубокомысленно добавил.

— Выходит, правильно они вино водой разбавляли.

— Не понимаю, чем пиво-то хуже? — удивился Сэмюэл Пип.

«Фантаск» осторожно подошел к борту «Вихря», но жестко стыковаться не решился, поскольку вид у крейсера был потрепанный, могли быть сбои и в системах управления. К тому же, как признался капитан Рыкофф, он вообще разлюбил контактные стыковки после «одной темной истории».

— Шлюпка тогда цистерну с водородом пробила. Впрочем, значения это не имеет, — как и прежде улыбаясь, успокоил он.

Мелькание странных колец «Фантаска» замедлилось, по обедам пробежали фиолетовые сполохи, после чего они полностью застопорились. На поверхности суперзвездолета вспыхнули искры тормозных дюз. Плавно гася скорость, он замер в сотне метров от антенн крейсера. Над многокилометровой сигарой «Звездного Вихря» навис один из грандиозных обручей, словно «Фантаск» желал обнять собрата по космическим скитаниям.

Мбойе прищелкнул пальцами:

— Чистая работа!

С его стороны это было неосторожно. Зал управления взорвался ликующими криками, все вскочили, позабыв о служебных обязанностях, субординации, дисциплине и элементарной сдержанности.

— Да тихо вы! Еще не все сделано. Прошу успокоиться! Займитесь чем-нибудь полезным!

Не сразу, но увещевания возымели действие, относительный порядок в Центре управления восстановился. Тем более что заняться действительно было чем. До перехода на «Фантаск» требовалось составить дефектные ведомости по основным повреждениям, хотя бы в набросках, вывести реакторы в холостой режим, задействовать часть резервных систем, перераспределить жидкие грузы для улучшения центровки, и многое другое. Только после этого арбайтеры могли приступить к ремонту, а люди — к радостям жизни.

Стыковка между тем перешла в заключительную фазу, требующую очень точного расчета, поэтому протекающую без участия людей. Массы звездных кораблей столь велики, что между ними возникает ощутимая сила взаимного притяжения. Противодействуя ей, с двух сторон заработали электрореактивные двигатели малой тяги. Для координации их работы софусы сверили бортовые часы, которые показывали весьма различное время.

Через пять минут коротких, но интенсивных проверок, между громадами звездолетов протянулась удивительно тонкая по сравнению с размерами корпусов нить переходного тамбура. Софусы кораблей синхронизировали поля искусственной гравитации. Там, где они встретились, на тамбуре образовалось кольцеобразное уплотнение, препятствующее разрыву трубы.

Еще минута, и с двух сторон открылись люки. По тамбуру пролетел ветер. Давление воздуха внутри «Звездного Вихря» оказалось несколько большим, чем на «Фантаске».

— Непорядок! — проворчал Мбойе.

— Да брось ты! — крикнул Реджинальд. — Бежим!

Сам пребывая в сильном возбуждении, старший офицер оставил без последствий его фамильярность, а вскоре позабыл о ней вовсе.

Прошло уж совсем немного времени, и в шлюзовой отсек вакуум-перфоратора, потрясая бутылками, наконец хлынули «вихревцы». От их былой героической мрачности и следа не осталось. Луиза ехала верхом на Бертране, Машу несли на руках Турумалай и Мбойе, а Реджинальд шел перед ними с тромбоном, дергал кулису и оглашал помещение диким визгом. Все остальные выражали чувства не менее бурно. Нерешительно улыбалась даже Шанталь.

Экипаж принимающего корабля встретил было гостей по протоколу — в парадных мундирах, чинно выстроившись по сторонам пушистой ковровой дорожки традиционного красного цвета. Но строй был мгновенно смят, церемония скомкана до полного безобразия, после чего все потонуло в стихийном братании. В этом водовороте прошло с четверть часа, прежде чем оба капитана сумели найти друг друга.

— У вас хоть какой-нибудь дежурный остался? — спросила Маша. — Мои, кажется, все сбежали.

— Должен быть, — вертя головой, ответил капитан Рыкофф.

Тут их растащили. Софус «Фантаска» с механическим смешком сообщил, что опасностей в окружающем пространстве не наблюдается, чем окончательно уничтожил остатки дисциплины. Мимо Маши пронесло разъяренного Кнорра, машущего пустым бокалом и страстно клеймящего всю эту вакханалию. Такео накладывал повязку на чью-то кисть, не выдержавшую могучего пожатия. Еще она видела Джанкарло, спокойно беседовавшего с мужчиной в большущих красных очках, почему-то покрытых изморосью. Они стояли у стены, к которой был криво прилеплен замысловатый чертеж. Обоих ничуть не смущало то, что их толкали со всех сторон. Маша позавидовала инженерам, которые друг друга найдут где угодно.

После гимна Солнцу в приемном зале зазвучала медленная, изысканная и совсем не официальная мелодия. В центре отсека образовался круг, в нем поплыли смешанные пары из двух экипажей. Мелькнул Мбойе. На могучем плече старшего офицера «Звездного Вихря» нежно лежала, вероятно, самая очаровательная головка «Фантаска». Братание явно перерастало в более волнующие формы общения.

Танцевать здесь умели многие, если не все, и Маша невольно залюбовалась. Но к ней протолкался улыбающийся японец. Тот самый, спрашивавший распоряжений с экрана при первом лазерном контакте, и, кланяясь, развел руки:

— Не можем затащить ваших к столам! Настоящее безумие, извержение эмоций. Я — Сумитомо, старпом. Пойдемте, Серж просил хотя бы вас привести.

Маша беспокойно оглянулась на открытые ворота переходного тамбура, где поблескивали снежинки. Ей стало тревожно за совершенно покинутый «Вихрь».

— О, там все в порядке, — успокоил Сумитомо. — Мы переправили к вам половину своих арбайтеров, ремонт уже начат.

— А у вас разве не было повреждений?

— Практически нет. Экраны у «Фантаска» просто свирепые.

— Мощнее, чем...

— Да нет аналогов! По крайней мере в Космофлоте Солнца. Вслед за нами к Эпсилону направились основные силы ОКС — тридцать восемь вымпелов. Так вот, их суммарная тяга составляет всего ноль целых девять десятых процента мощности «Фантаска», представляете?

— С трудом.

— При входе в канал мы закуклились до такой степени, что потом едва распутались. Плюс к тому, вы так отчаянно боролись, что порядком истощили ресурсы макул. На нашу долю осталась не самая сложная задача.

Маша развела руки:

— Когда же это все успели создать?

— «Фантаск»? Ну, время было. Мы стартовали через двадцать четыре геогода после вас. Двенадцать лет вы летели к Эпсилону, одиннадцать лет шло ваше первое сообщение. «Фантаск» тогда заканчивал ходовые испытания. Еще через год у Кампанеллы были мы.

— А когда в канал вошли?

— Тоже после вас. Но уже через пять месяцев. А сюда прибыли тремя местными сутками раньше.

Маше оставалось только головой покачать.

— Фантастика.

Сумитомо рассмеялся.

— На то и «Фантаск».

— Мы оставляли спутник со всей информацией, которую смогли собрать. Вы его нашли?

— Нашел «Гамамелис». Но и с нами поделился, конечно.

— А где сам «Гамамелис»?

— Когда мы вошли в канал, он оставался на высокой орбите у Кампанеллы. Что решил экипаж дальше, я не знаю. Прошу вот сюда, на эскалатор. Извините, нас уже ждут. Идем?

— Конечно. Но...

— Вас что-то беспокоит?

— Как бы «Гамамелис» не решил последовать за нами.

— Не исключено. И повлиять на это мы никак не можем. Между прочим, более тысячи человек, находящихся на его борту, тут были бы совсем нелишними.

— Почему?

Улыбка Сумитомо ослабла.

— Работы предстоит много. Каждый дополнительный землянин просто бесценен.

Даже после весьма немалого «Звездного Вихря» просторы новейшего звездолета Земли поражали.

Если уж коридор, то не коридор, а целая галерея, метрах о десяти высоты. Эти галереи пронизывали объем «Фантаска» во всех направлениях. На них были нанизаны помещения самых разных размеров за исключением малых. Со своим провожатым Маша прошла вереницу светлых залов, наполненных огромным количеством свежего, пахнущего лесом воздуха. Назначение большинства из них она не понимала. Никаких машин, труб, экранов или пультов не было и в помине. Везде изысканные интерьеры в приглушенной цветовой гамме, низкорослые, но самые настоящие деревья с густо переплетающимися ветвями, в которых щебетали птицы. Трижды они проходили мимо водоемов с фонтанами. В самом большом плавали лебеди, недовольно расталкивая толстых рыб.

— Потрясающе, — сказала Маша.

— О, это лишь цветочки. Ягодки находятся в Озерном парке. Вам не доводилось кормить ручных пантер?

— Пантер? Нет еще.

— Будет время — попробуйте, советую. Очень милые киски. Жизнь в концентрированном виде, стрессы снимают превосходно.

— Хорошо, попробую.

Роль пола в большинстве залов играли газоны с цветниками. Между кустами скрывалась малозаметная, но замечательная по удобству мебель. В роскошные диваны и кресла, наверное, можно было погружаться часами. Витражи, стереокартины, ручной работы посуда в стенных шкафах — от всего этого глаза разбегались. Несмотря на усталость, Маша не могла скрыть удивления. Сумитомо понимающе улыбнулся. Остановившись перед голубой тянь-шаньской елью, он протянул ладонь, и на нее тотчас спустилась белочка.

— Да, мы скорее пассажиры, чем экипаж. Люди здесь нужны только для принятия решений.

— Зачем такое огромное количество залов? Круглые, квадратные, овальные...

— А для настроения. Мне вот больше всего нравятся треугольные в плане залы, да еще и с вогнутыми стенами. Именно там меня осеняет покой.

— И такие есть?

— Есть.

Маша качнула головой.

— Воля ваша, но... несколько чрезмерно.

Сумитомо осторожно посадил белочку на хвойную ветку. Маша заметила в его глазах грусть.

— Видите ли, Маша-сан, предназначение «Фантаска» — пересечение бездн. Вполне можно не вернуться... И как ни велики объемы корабля, они лишь в малой степени могут заменить просторы Земли.

— Извините меня.

— О, абсолютно не за что.

— Есть. За невольную интонацию осуждения.

Сумитомо махнул рукой.

— Очень скоро вы убедитесь, что все мы находимся в абсолютно равном положении. Кроме прочего, эти залы — всего лишь пустоты в ячеистой структуре корпуса. Таким образом, параллельно они несут конструктивную нагрузку. Не будете против, если мы ускорим наше перемещение?

— Постараюсь, но, честно говоря, меня все еще покачивает.

— А бежать и не придется. Пожалуйста, станьте вот сюда.

Сумитомо указал на красный круг в центре зала и прикоснулся правой рукой к левому запястью. Участок пола под ними неожиданно пришел в движение, плавно перемещаясь к дальней стене. Панели развернулись, открылся следующий зал. Пол начал приподниматься, менять форму, и вспухал до тех пор, пока не образовался своеобразный пьедестал для двух фигур. На вершине этого неожиданного возвышения Маша со страху обняла Сумитомо.

— Извините, — сказал старпом, — я не предупредил, но эти штучки безопасны. Мобильная, понимаете, архитектура. Творение пани Станиславы. Сам никак привыкнуть не могу, хотя и удобно.

То, на чем они стояли, отпочковалось от остального пола. Образовался диск, продолживший движение. Потолок над ними расступился, и путешествие завершилось. Они оказались в очередном полукруглом зале, более напоминающем средних размеров пещеру, но пещеру комфортную — мягко освещенную, с упругим покрытием, слегка пружинящим под ногами. Благодаря каким-то ухищрениям оптики казалось, что весь зал пузырем выбухает в забортное пространство. И хотя роль потолка, а заодно и роль изогнутой передней стены здесь играло звездное небо, такое правдоподобное, что возникало ощущение вакуума, Маша все же почувствовала себя более привычно, поскольку увидела долгожданные пульты и панели с дисплеями, опоясывающими стены на уровне глаз. По-видимому, они попали, наконец, в центр управления кораблем.

Но и здесь тоже проявилась тяга к эстетике психологического комфорта. Для этой цели были мастерски подобраны все элементы восприятия. Яркий, но рассеянный свет, ровно сочащийся сразу отовсюду и поэтому не оставляющий теней, сухой прохладный воздух с легкими запахами водорослей и морской соли. Заднюю стену целиком занимала панорама острова Шпицберген под переливающимися красками полярного сияния. Слышались даже характерные шорохи и потрескивания.

В отличие от «Звездного Вихря» Центральный пост «Фантаска», мало уступая размерами, был обставлен очень скупо — всего с десяток белых кресел, напоминающих куски льда. Они, как заметила Маша, могли перемещаться вдоль темно-зеркального пола, похожего на полынью во льдах. Еще в глаза бросалось странное малолюдье. Только два дежурных астронавигатора в белых шортах и рубашках с короткими рукавами неспешно плавали в креслах, непринужденно перемещаясь вдоль панелей с экранами. Изредка они отдавали лаконичные приказания софусу. Иногда обменивались парой фраз, улыбались и даже посмеивались. Никакой тесноты, ощущение простора, свободы, спокойствия.

Из кресла у основания ледяного тороса поднялся улыбающийся Серж Рыкофф. Похоже, на «Фантаске» все только и делали, что улыбались, любили это делать. И умели это делать, Маша вынуждена была признать, невольно улыбаясь в ответ.

— Я выхватил вас из праздника, извините, — сказал Серж.

— Ох, да не могу я праздновать, пока не узнаю, где мы находимся.

— К сожалению, сами не знаем. Да вот, смотрите, — Серж беззаботно махнул на потолок, — ни одного знакомого созвездия. Наш софус трое суток непрерывно считает, перебирает комбинации звезд, чтобы найти такую, которая объяснила бы, в какую точку Метагалактики нас забросило. И... пока не получается. Это при всех возможностях Джекила! Ясно лишь, что мы находимся гораздо дальше местной группы галактик.

— Трое суток? Нельзя ли ускорить эту работу?

— Джекил уже почти закончил. Но если вы разрешите подключить вашего софуса, дело пойдет веселее.

— Да, конечно.

Маша включила свой интерком.

— Гильгамеш!

— Слушаю.

— Помоги Джекилу определиться в пространстве. Используй все свободные мощности.

— Слушаю и повинуюсь.

— Спасибо, — очаровательно улыбаясь, сказал капитан «Фантаска». — Теперь, если разрешите, перейдем к более срочным делам.

Внезапно он помрачнел.

— Я позволю себе отбросить официальные любезности, коллега. Думаю, вы простите. Дело вот в чем. Планета, которая тут видна, — он махнул в сторону передней стены, — называется Терранисом. И населена она отдаленными потомками кампанеллян.

— Кампанеллян?

— Да. Тех самых разыскиваемых тринадцати миллионов человек. Увы, все они давно умерли.

Маша непроизвольно опустилась в неслышно подкатившееся кресло.

— Извините, — смутился Рыкофф, — я забыл предложить вам сесть.

— Я правильно поняла? Все тринадцать миллионов?

— Совершенно верно.

— От чего?

— Причины разные. Но большинство — от старости.

— Как это могло случиться?

— Пока мы сюда добирались, на Терранисе прошло почти девять земных веков, — печально сказал Сумитомо. — Парадоксы времени.

— И расстояния, — добавил Серж. — Неудивительно, что Джекил не может определиться.

Некоторое время Маша молча смотрела на красивый серебристый шар Терраниса. Но видела семейный портрет Ингрид и Диего Гонсалесов с дочерьми из виллы «Белая роза». Город Троя, Кампанелла, система Эпсилон Эридана... Что и говорить, информация требовала известного осмысления. Капитан и старпом вакуум-перфоратора, понимая это, тоже молчали.

Наконец Маша покачала головой.

— Со страшной силой мы имеем дело.

— К счастью, у нее нет задачи нас уничтожить, — сказал Сумитомо. — Теперь об этом можно говорить вполне определенно.

— А какая задача у нее есть?

Собеседники переглянулись.

— Мы, разумеется, не знаем точно... — медленно начал Сумитомо.

— Но какие-то предположения все же успели появиться?

— О, давно. Еще на Гравитоне-4. Но пусть лучше расскажет Серж. Это его гипотеза.

— Предупреждаю, она смелая, — сказал Рыкофф.

— Ничего, стерплю.

— Хорошо. Тогда сначала две парадигмы. Во-первых, я верую в естественное возникновение жизни на Земле, а во-вторых, считаю, что самопроизвольное возникновение жизни на какой-либо планете — событие крайне редкое. Нет возражений?

— Нет. Я сама так думаю.

— Так вот. Было бы логично, чтобы за столь редким событием присматривали. Сейчас, после событий у Кроноса, а в особенности — у Кампанеллы, трудно оспаривать существование некоего высшего разума. Он не просто существует...

— Либо существовал, — вставил Сумитомо.

— Не имеет принципиального значения. В данном случае не столь важно, сам он непосредственно вмешался либо сработала созданная им умная машина. Важно само стремление вмешиваться. Это значит, что мы, люди, являемся объектом внимания. Следовательно, представляем интерес.

— Ну, с этим не поспоришь, — согласился Сумитомо.

— Далее. Сам факт перемещения миллионов человек весьма красноречив. Могу предложить только одно объяснение — нас размножают во Вселенной способом почкования. Следующий вопрос — зачем? Исчерпывающего ответа нет. Но будем исходить из целесообразности того, что с нами проделали. Здесь мы для чего-то нужны. Для того, что без людей случиться не может, иначе надобность в нас отсутствует. Логично?

— Изъяна не вижу, — признала Маша.

— Теперь посмотрим, чем мы занимались в своем родном мире. Если отбросить частности и детали, главное, чем занимается разум, есть противодействие естественному сценарию эволюции неживой материи. Чем больше знаний мы накапливали, тем в больших масштабах это проявлялось. Овладели огнем, обучились коллективной охоте, придумали колесо и, наконец, вырвались к звездам. При этом всегда просматривалась, с одной стороны, тенденция переустройства среды под собственные нужды, а с другой — забота о поддержании существующего равновесия систем. И вот в этом-то соль. Предназначение жизни в том, чтобы сохранить мироздание. Сберечь ту Вселенную, в которой она есть.

— Вы нашли ответ на вопрос о смысле жизни?

— Я понимаю, это звучит не очень скромно, но... Кажется, да. Мы кандидаты на роль стражей мира. Причем наш разум — всего лишь инструмент в данном ракурсе. Движущими силами являются генетически заложенные жажда жизни и экспансии. Именно эти инстинкты в прошлом приводили к многочисленным трагедиям нашей истории. Но именно они представляют собой главную ценность человеческой цивилизации, ибо не дают нам отказаться от жизни как таковой. Иначе говоря, не дают умереть со скуки. Простая вещь: без желания жить разум и не будет жить. Но это простое заключение объясняет многое. Например, то, почему наш разум имеет биологический носитель. Для того, чтобы унаследованные от животных предков инстинкты, в частности страх перед смертью, заставляли нас делать то, что мы должны делать, — жить и развиваться, меняя окружающий мир так, чтобы условия позволяли это делать. Вот почему по-настоящему жизнеспособным может быть только разум, возникший естественным путем, в результате самозарождения. Именно биологическая основа привязывает разум к жизни, дарит желание быть. Я не слишком сумбурно говорю?

— Нет-нет, все нормально.

— Тогда, если все, о чем я говорил, имеет рациональное зерно, то есть содержит долю истины, можно попытаться объяснить человеческую историю. Наши предки прошли страшно тяжелый путь. Они много воевали, умирали от голода, болезней, природных катаклизмов. Как вы знаете, проявления животного эгоизма принесли неисчислимые беды и тысячелетиями тормозили социальное развитие. Все это было платой за биологическую природу материального носителя нашего разума — головного мозга. Платой за нынешнее равновесие, заключающееся в одновременном обладании и разумом, и жаждой жизни. Человечество умнело вопреки и в противодействии животным побуждениям. Но вот мы достигли нужного уровня материального благополучия и социального благоразумия. Что дальше? Замерли чаши весов? Лично я полагаю, что нет. Мы живем в преддверии коренного перелома. Пришло время взглянуть на половой инстинкт, вкус пищи, често— и самолюбие, многие другие качества, в большинстве своем порицаемые, как на ниточки паутины, привязывающей нас к бренному существованию. Ибо стрелка продолжает ползти дальше, к опасности прямо противоположного характера. Опасности чрезмерного подавления разумом естественных, с точки зрения биолога, чувств, инстинктов, побуждений. Если это случится, мы рискуем затеряться в пустыне бесплодных абстракций. Пустыне, усеянной ловушками силлогизмов. Кто-то провалится к выводу о бессмысленности существования рассудочным путем, а большинство же, устав от блужданий, погрузится в сонную апатию, чреватую тем же пренебрежением к жизни. Итог один...

— Мрачная картина, — сказала Маша. — Напоминает старение.

— Прекрасная аналогия! Так угасает психика стареющего человека. Еще в дневниках Чарлза Дарвина описаны признаки этого трагического процесса. Потом его изучили более детально.

— Если я правильно поняла, вы говорите о том, что мы победили — или почти победили — старение индивидуума, но теперь на очереди старение человечества?

— Во многом так.

— Интересно. Есть над чем думать. И вы считаете, что имеется связь между этой проблемой и нашими приключениями?

— Непосредственная. Она заключается в том, что творцы макул и трансцендентной транспортной системы сами не сумели избежать того, что нам пока только угрожает. То есть генерального старения цивилизации. И сейчас, быть может, их уже нет, либо им все безразлично.

— Но они позаботились передать эстафету нам? Более молодым, дерзким, полным сил?

— Что-то вроде этого. Сделано прямолинейно, быть может, грубо, но... с размахом.

— И наверняка заранее.

— Очень похоже. До погружения в полное безразличие. И задолго до появления человека, возможно. Потом система ждала, пока на нее наткнутся достаточно разумные, но еще не усталые существа. То, что земляне смогли колонизовать Кампанеллу, свидетельствовало о подходящем уровне развития. То, что они отважно бросались на помощь друг другу, говорило о богатом потенциале эмоций. Что и требовалось доказать...

— Серж, извини, я тебя перебью, — сказал Сумитомо. — Боюсь, что в увлечении пропустишь один важный аспект.

— А! Понимаю. Давай, у тебя это лучше получается.

— Спасибо, — сказал Сумитомо и повернулся к Маше: — Я вот что хочу добавить. Серж допускает, что Кампанелла была перестроена уже тогда, когда на Земле возникла жизнь. Не в этом ли причина отсутствия собственной жизни в системе Эпсилона?

— Смысл? — спросила Маша.

— Смысл в том, что жизнь уже возникла. Совсем рядом, ведь одиннадцать световых лет — пустяк. Дублирование излишне, поэтому была проведена... прополка.

— Но тогда те, кто старше нас, должны были знать о возникновении жизни на Земле?

— Конечно. Что скажете о наших объяснениях?

Маша задумчиво потерла ладонями.

— Логично. Стройно. Возражений пока не нахожу. Непонятна только одна деталь.

— Какая?

— Если на Кампанелле жизнь предотвращена для устранения дублирования... жестокая, между прочим, мера...

Сумитомо согласно кивнул.

— ...то почему на Терранисе кроме людей есть еще и разумные ящеры? Разве это не дублирование?

Сумитомо кивнул еще раз.

— При всем при этом есть основания считать ящеров аборигенами Терраниса. Результатом самостоятельной эволюции. Мы думали над этим. Похоже, местная цивилизация если и не совсем остановилась в развитии, то прогрессировала чересчур медленно. А после появления людей изменения стали заметными. Понимаете?

— Да. Пожалуй, теперь все стало на свои места.

— Вы грустите?

— Можно назвать это и так.

— Почему?

— Выходит, что «Вихрь» бесполезно барахтался. Как муха в паутине.

— Вовсе нет. Да ни в коем случае! У вас не было возможности установить смысл происходящего, это верно. Но благодаря именно вашим усилиям обнаружен трансцендентный канал, накоплена важнейшая информация о макулах. Сейчас еще трудно сказать, сколько практической пользы мы из нее сумеем извлечь в конечном счете, хотя и ясно, что много. Думаю, например, что довольно скоро мы научимся сами создавать некоторое подобие макул. Неплохо, правда?

— Уже одно это с лихвой оправдывает все ваши усилия, не так ли? — улыбнулся Рыкофф.

Включился софус «Фантаска».

— Мы с Гильгамешем пришли к аналогичным выводам, — сообщил он обескураженным тоном.

— Наконец-то. Итак?

— В заданных системах координат задача решения не имеет.

— А если попроще?

— Мы попали в иную Вселенную, Серж. Тем самым экспериментально доказана гипотеза о множественности миров, чем можно гордиться.

— Повременим.

— Как хочешь. Я бы на вашем месте гордился. Даже на своем горжусь.

— Ладно, ладно. Не такая уж и неожиданность. Маша, вы что-то хотите спросить?

— Да. Как нам теперь жить? И что делать?

— Что делать — ясно. Нужно помочь людям Терраниса. За девять веков они порядочно одичали. Ящеры, похоже, тоже знавали лучшие времена.

Рыкофф щелкнул пальцами. Вместо панорамы Шпицбергена на стене зала возникла карта в старой доброй проекции Меркатора. Капитан взял лазерную указку.

— Терранис относится, как вы понимаете, к планетам земной группы. Кислород, давление и газовый состав атмосферы, вода, фон естественных излучений — все очень похоже. В этом смысле о наших соплеменниках позаботились. Но география тут, разумеется, иная. На планете имеются два больших материка, вытянутых в меридиональных направлениях, а также множество островов. Оба материка заселены, хотя и в разной степени. Вот здесь, на Эпсилазии, горная цепь разделяет владения людей и ящеров. К сожалению, там есть проходы, перевалы.

— Почему — к сожалению?

— Через эти проходы они воюют.

— Воюют? Люди с ящерами?

— Да. И не только с ящерами, но еще и друг с другом. Мне тоже было трудно поверить, но факт остается фактом.

— Силы небесные! Воистину сегодня день невероятностей. Попасть в другую Вселенную... и воевать.

— У них есть смягчающие обстоятельства, — заметил Сумитомо. — Очень значительные.

— Какие?

— Люди были выброшены на Терранис буквально голыми. Страшно представить, что они перенесли, разом лишившись всех благ цивилизации — от зубных щеток до интеллектуальных машин. По нашим оценкам, погиб каждый пятый. Несчастным вновь пришлось осваивать охоту и ручной труд. Никакого клеточного омоложения, только примитивные антибиотики из плесени. Рожать вновь пришлось в муках.

Маша невольно вздрогнула.

— Даже так?

— Увы.

— Не понимаю. Люди лишились техники, но ведь знания у них отобрать не могли.

— Знания... Века сосуществования с софусами избаловали нас, приучили не забивать голову разными конкретными сведениями. Например, о способах приготовления пищи, тем более — о ее добывании, — грустно сказал Сумитомо. — Да что там! Мы забыли о том, как поддерживать чистоту в собственном жилище.

— А общественные отношения?

— Запасов гуманизма хватило на два-три поколения, а потом... Потом выживал сильнейший, в полном соответствии с теорией сэра Чарлза. Горько думать, что лучшие душевные качества человек может проявлять только в сравнительно благополучных условиях, но Терранис неопровержимо доказал, что это именно так.

— Можно посмотреть на проблему иначе, — вмешался Рыкофф.

— Да, ты уже говорил.

— О чем речь? — спросила Маша.

— Да о том, что человек не предназначен для скотского существования, — ответил Сумитомо. — Несмотря на то, что вынужден был мириться с таковым тысячи лет.

— А вы с этим не согласны?

— Знаете, я практик. И если условия мешают человеку быть человеком, их нужно изменить.

— Трудно спорить.

— Совершенно верно. Вернемся к той ситуации, которую имеем.

— Прошу вас.

— Итак, ясно, что мы должны помочь обитателям планеты — и гуманоидам, и рептилиям. Всем, кому и чем сможем. Из этого также ясно, для чего жить в обозримом будущем. Остается лишь вопрос: а как помогать? В вашей команде сейчас девяносто три человека. На «Фантаске» — пятьсот шестнадцать. А там, внизу, — миллионы людей и еще больше ящеров. Если мы сразу бросимся учить, исцелять да воспитывать, то растворимся как капля в море. Между тем большинство террян невежественно, заражено страхами и суевериями, многие и читать-то не умеют.

Маша удивленно подняла брови.

— Да, да, да, это так. У ящеров письменности нет вообще, предстоит разработать. Что же касается людей, столетия бесплодных ожиданий помощи ожесточили их. Сейчас для обитателей планеты мы являемся нежелательными гостями, предательски бросившими их предков на произвол судьбы, но время от времени появляющимися для того, чтобы расшатать привычный уклад жизни с неясными, а следовательно, подозрительными целями. Они называют нас небесниками. В лучшем случае презирают, в худшем... Нескольких ребят из экипажа «Фламинго» сожгли.

— Сожгли?!

— Живьем. На костре. Что с ними творили до казни — лучше не вспоминать. Средневековье! На остальную команду это произвело такое впечатление, что они прекратили всякие контакты с аборигенами и погрузились в анабиоз. Замуровали себя в какой-то пещере. И лично я их осуждать не могу. Слишком уж мы отвыкли от подобных дикостей. Боже упаси, если наше оружие попадет на планету. Да и не только оружие. Само наше знание может причинить огромный вред, если окажется в неподобающих руках.

— Понимаю. Но не смотреть же безучастно...

— Нет, конечно. Не имеем права.

— Что вы предлагаете?

— Ну, сначала нужно спросить мнение всех, сообща что-нибудь придумаем. Первый этап очевиден: необходимо собрать максимум информации об экономике, истории, традиции, социальной организации каждого из государств Терраниса, после чего и приступать к действиям. Сделать это нужно как можно быстрее, внизу мыслящие существа убивают друг друга. И чем скорее мы их остановим, тем больше жизней спасем.

— Нет сил прерывать праздник, — сказала Маша после короткого размышления.

— Да, команды его заслужили, особенно ваша. Предлагаю начать работу пока малым составом, вчетвером. Остальные будут подключаться по мере протрезвления.

— По мере готовности, — мягко поправил Рыкофф. — Согласны?

— Да. Но кто четвертый?

— Ваш старший офицер.

— Боюсь, что его сейчас не затащишь. Готовность у него наступит не скоро.

— Это смотря кто да как будет тащить, — заявил Сумитомо.

Рыкофф загадочно улыбнулся.

— Суми принял кое-какие меры.

— Любопытно.

Сумитомо поднес к глазам левое запястье.

— Уже идут, — сказал он. — Давайте кофе сварим. Хороший такой, старотурецкий. Моему коллеге, господину Мбойе, весьма кстати придется. Да и нам не повредит.

Вскоре остров Шпицберген в одном месте расступился, пропуская пятившегося спиной вперед человека. Это была женщина в парадном мундире невероятного изящества.

— Вот мы и на месте, — лукаво сообщила она кому-то.

— Сейчас поймаю! — командирским басом ответили из-за стены.

В зал ввалился Мбойе и остолбенел. Хлопая ресницами, он уставился на участников совещания. Тихо посмеиваясь, женщина спряталась за спинку кресла, в котором сидела Маша.

— Спасибо, Стася, — сказал Сумитомо. — Пару часов поспи и приступай к проектированию базы. Помощников выбирай по усмотрению, но список нужно согласовать, может, кого и отберем. Дел сейчас будет больше, чем людей.

Станислава кивнула.

— Какое коварство! — зарычал Мбойе. — Очень смешно. Только не превращайте меня в жабу, командор. В кого угодно, но только не в жабу. Жаб, он такой животный... В Африке, бывало, влезет на дерево, да как квакнет... сознание теряют.

— Алекс, ты способен воспринимать информацию? — спросила Маша.

— Мари! От тебя? Да в любой момент дня и ночи! Хоть в астрономические сумерки, хоть в навигационные.

Сумитомо подошел к нему и молча протянул пачку фотографий. Александер просмотрел их дважды — сначала бегло, затем — очень внимательно. Лицо его медленно посерело.

— Это где же такое творится? — осипшим голосом спросил он.

— Там. — Сумитомо показал на Терранис.

— Все. Трезвею, — глухо сообщил Мбойе. — Славно вы по мозгам прошлись... Кофе есть?

— Кажется, вы предпочитаете турецкий?

— Да. И не меньше полулитра. Эх-х! Плакала моя личная жизнь. Не надо было гнаться за чинами, правильно моя мама говорила.

Станислава стрельнула из-за кресла агатовыми глазками, дав понять, что заметила страдания, но, поправив черные волосы, дисциплинированно скрылась между белым медведем и полыньей. Мбойе покачал бритой головой.

— Ну и прически тут у вас, пожиратели пространства.

ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.

Лайнер ГАМАМЕЛИС — ЗЕМЛЕ.

ВП ФАНТАСК поглощен макулами. Связи с ним не имею. Пополняю запасы энергии.

КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ.

12. ТЕРРАНИС

Терряне имели простейшие телескопы. Чтобы преждевременно их не будоражить, оба корабля — и «Вихрь», и «Фантаск» — отвели на теневую сторону планеты, где и затормозили на высокой орбите. В ближайшие год-два звездолетам так и предстояло пребывать в постоянной ночи. Увы, эта мера запоздала. Было трудно рассчитывать на то, что там, внизу, никто не обратил внимания на полет двух блестящих точек в небе, которые к тому же странно слились в одну. Но с этим приходилось мириться и учитывать при планировании дальнейших действий. Маша надеялась, что со временем интерес к этому событию пойдет на убыль. Особенно если не тревожить население планеты новыми неосторожными шагами. Учитывая необходимость большой подготовительной работы, сделать паузу было легко и естественно.

А вот малые корабли не должны были простаивать без дела весь период подготовки десанта на Терранис. «Гепард» Бертрана и несколько шнелльботов «Фантаска» отправили исследовать обнаруженные астрономами семь остальных планет Эпса, как называли свою звезду терряне. Впрочем, так светило именовали местные люди. Ящеры звали ее иначе — Хассар. С ними, с рептилиями, хлопот предстояло больше, чем с одичавшими людьми, поскольку психология ящеров, их обычаи и даже социальный строй оставались загадкой даже для проживших на Терранисе века потомков кампанеллян.

Отдохнув после бурного праздника встречи, рабочие группы объединившихся экипажей напряженно трудились над планом. Основные его черты были ясны уже после первого заседания «большой четверки» — Маши, Сержа, Александера и Сумитомо. Сложнее оказалось определить темпы вмешательства. Парадокс заключался в том, что технических возможностей обоих кораблей с избытком хватало для самых революционных преобразований материальной стороны жизни на Терранисе. Но самих по себе новых технологий было недостаточно для решения проблемы. Напротив, они сулили еще более разрушительные войны при существующих моделях государственного устройства, уровня образованности и социального сознания террян. До тех пор, пока психология обитателей планеты не изменится коренным образом. Именно с этого, с изменения массовой психологии, и следовало начинать. Между тем изменить людей могут только люди. А людей, прибывших с Земли, было более чем недостаточно. Натиск да и любая форма необдуманной спешки могли привести только к одному — к безусловной неудаче, после которой все пришлось бы начинать сызнова и в худших условиях.

— Надо заняться кражей детей, — заявил Реджинальд.

Рыкофф недоуменно откинулся на спинку кресла.

— Поясните.

— Детей легче воспитывать, чем взрослых. Чистый ведь лист.

— Это понятно.

— А что не понятно?

— Думаете, родители отдадут их с охотой? Каким-то небесникам?

— Нет, конечно. Начнем с сирот. Ну и умерших будем выкапывать.

— Так это же на кладбища пробираться надо.

— Надо, сэр. В полночь. Без этого — никак. Еще придется подменять трупы правдоподобными куклами, способными разлагаться по всем правилам трупа. Это сложно, я понимаю.

— По-моему, не это самое сложное. На кладбище должна незаметно проникнуть целая группа специалистов. Незаметно сделать свое дело и так же незаметно исчезнуть. Представляете?

— Представляю. Тут подготовочка нужна. Маскировка, гипнотехника, тщательное планирование, хорошее знание местных обычаев и суеверий. Словом, предварительная инфильтрация.

— Риск остается. Просто большая его часть переместится на тех, кто будет инфильтрироваться, как вы говорите.

— Разумеется. Поэтому нужна еще подготовка по рукопашному бою, верховой езде, фехтованию на этих... чем они там дерутся, братья наши старшие?

— Почему — старшие?

— Потому что на девять веков нас обогнали. По пути регресса. Что скажете по существу дела, сэр?

— Потребуется постоянная база на планете.

— Она потребуется в любом случае, — вмешался Мбойе. — Где-нибудь в малопосещаемых дебрях. Кажется, Станислава уже закончила проект. Только у нее не совсем база получилась.

— А что?

— Укрепленный античный город из местных материалов и в местных архитектурных традициях, но с канализацией и водопроводом. Конечно, предстоит еще привязка к ландшафту. Желательно иметь поблизости лес, месторождение строительного камня и реку.

Если Рыкофф и подивился его осведомленности, то виду не подал.

— Так как вам моя идея, сэр? — поинтересовался Реджинальд.

— Что ж, идея здравая. Хотя и отдает совсем другим.

— Запускаем в разработку?

— Ату!

Под эту идею Джошуа Скрэмбл и Джанкарло Мерконци, «инженерный мозг» проекта, получили задание на конструирование потаенных средств передвижения. Психологи, врачи и социологи готовили программу параллельного обучения и воспитания в двух вариантах — для взрослых и детей. Они предложили организовать вокруг основной базы несколько концентрических колец фильтрации для постепенного возведения террян ко все более высокому уровню цивилизованности. Предполагалось, что на территории каждой из зон будет действовать своя, особая конституция.

— Круги рая, — хмыкнул Кнорр.

Но яростной атаки с его стороны не последовало. К тому времени уже эффективно работало средство против раздражительности планетолога, вечного оппонента любой идеи с головой погрузили в исполнение прямых профессиональных обязанностей. И это очень помогало, поскольку работы у планетологов хватало выше головы. Они составляли детальные карты Терраниса, с помощью дистанционных методов искали месторождения полезных ископаемых, вели метеорологические наблюдения, собирали информацию о промышленности, транспортных коммуникациях террян, следили за перемещениями враждующих армий и флотов. Оказавшись при деле, Альфред настолько преобразился, что сам высказал идею. Он предложил не ограничиваться пассивными наблюдениями погоды, а приступить к мягкому регулированию климата, чтобы увеличить продуктивность сельского хозяйства и тем самым повысить общее благосостояние населения.

— Сытые подобрее будут, — убеждал он.

— Страшное дело — гуманист с пустым желудком, — согласился Сумитомо. — Это называется фанатик.

— Да уж, знаю, — сказал Кнорр, думая о чем-то своем.

И они разошлись, довольные друг другом. Но Сумитомо часто качал головой и сокрушался по поводу надвигающейся «эпохи миссионеров». Точнее, по поводу связанного с ней риска.

— Ох и грустное это занятие — осчастливливать.

— Трудно начинать, — успокаивал Рыкофф. — Потом приспособимся. Не забывай, контакты уже завязаны.

— Но ведь кто-нибудь погибнет, — сказала Шанталь. — Там, внизу.

— Мы хорошо подготовимся.

— Как бы хорошо ни готовились, всего не предусмотришь.

— К сожалению, это неизбежно. Что с вами?

— Нет, ничего.

После шести полновесных суток работы с перерывами только на сон и еду предварительный план самых неотложных дел был намечен.

— Разрешите объявить паузу, командор? — улыбаясь, спросил Серж.

— Ох, не помешало бы, — признала Маша.

Рыкофф и Сумитомо заговорщицки переглянулись.

— Предлагаем прогулку на Терранис, — еще больше улыбаясь, сказал капитан «Фантаска».

Маша со своим волнением почти справилась, но сказать ничего не сумела, только кивнула.

— Станислава вас ждет в пятом ангаре. Она приготовила свой флигер. Позвольте проводить? До трапа, так сказать. Капитанская традиция.

— Да, спасибо, будет кстати. Я все еще слабо ориентируюсь в ваших просторах.

— Что-нибудь с собой возьмете?

— Да... Нет, ничего не надо. Сейчас пойдем?

— Ну конечно, прямо сейчас. Сколько ж можно откладывать!

Флигер «Фантаска» был целиком выполнен из незнакомого Маше материала молочного цвета, упругого на ощупь. Из-за этой своей упругости, а также полного отсутствия ломаных линий, он больше походил на живое существо, чем на машину. Сходство усиливалось тем, что поверхность флигера могла меняться, словно под обшивкой у него напрягались мускулы. Воздушные рули, например, не изгибались под резко очерченным углом, они как-то оттопыривались в нужный момент.

— Прошу, — сказала Станислава.

На гладком дотоле крыле образовалась серая шершавая дорожка — чтобы ноги не скользили.

— Благодарю.

Привычные кресла в кабине отсутствовали. Вместо них имелись углубления в форме человеческого тела. Маша забралась в свою ямку. Лежать в ней оказалось на редкость удобно. Сразу захотелось вздремнуть.

— Кто же все-таки меня приглашает на Терранис? — спросила она только для того, чтобы отогнать сон. Она уже догадывалась, не могла не догадываться, но поверить боялась из суеверия.

— Думаю, вам будет приятно, — уклончиво сказала Станислава и пошевелила пальцами. От этого движения прозрачный фонарь кабины закрылся.

Снаружи капитан Рыкофф тоже опустил стекло своего шлема. Потом помахал рукой и отдал честь. Он улыбался. Но на этот раз улыбался грустно, словно вспомнив о чем-то давно прошедшем. Маше почудилось, что он ей завидует. Быть может, так оно и было. На протяжении всех последних шести суток, будучи обыкновенной женщиной, то есть существом любопытным, Маша старалась догадаться, есть ли у столь приятного Сержа подруга, а если есть, то кто она. Но так и не сумела. Зато поняла, что под внешностью свойского парня, весельчака и обаяшки, капитан «Фантаска» скрывал себя истинного — человека тонко чувствующего, ранимого, отзывчивого, немало пережившего, весьма ценящего дружбу. И еще она поняла, что все это дал ей понять сам Серж.

— Кто рекомендовал вас на должность командира «Звездного Вихря»? — мимоходом спросил он.

— Коммодор Дюнуа. А вас?

— То же самое лицо.

— Космофлоту с ним явно повезло.

— А с нами? — улыбнулась Маша.

— Коллега! Какие могут быть сомнения!

Флигер повис над полом ангара, а потом двинулся к стене. То, что внутренние стены «Фантаска» расступаются сами собой, Машу уже не удивляло. Но наружная обшивка! Она раскрылась так же легко и непринужденно, как дверь в ванную.

Окруженный снежинками замерзших газов, флигер выплыл в забортный вакуум, причем, в какой именно момент заработал двигатель, Маша определить не смогла. Она только почувствовала увеличивающуюся тяжесть тела, но это чувство сразу же прошло. На маленьком экранчике заднего обзора она увидела «Фантаск». Расстояние до него быстро увеличивалось. Из-за объемного корпуса вакуум-перфоратора показалось длинное тело «Вихря», по которому ползали роботы-полировщики.

— И каково ускорение? — спросила Маша.

— Да ерунда. Пять «же». Почти не чувствуется, правда? Гравистаты стали очень компактными.

— Да, вы располагаете лучшей техникой, чем мы. Надо же! Всего каких-то двадцать геолет с небольшим, а такая разница...

Станислава рассмеялась.

— Пора прекращать деление на «наших» и «ваших», командор. Все мы теперь в равной мере далеки от Солнца. Все мы теперь одна команда...

— О, конечно. В одной лодке. Но я еще не привыкла.

Станислава неожиданно вздохнула.

— Что такое? — удивилась Маша.

— Боюсь, что вся наша техника не поможет вернуться на Землю.

— Все возможно.

— Вас это не расстраивает?

— Расстраиваться еще рано. Я мельком слышала, что в Терранисе тоже есть канал.

— Есть. Но не такой, как на Кампанелле. И макул здесь никто не видел. Серж полагает, что Терранис — конечная станция.

— Вот как? Да, будет печально, если он окажется прав.

— Сколько я его знаю, граф всегда оказывался правым.

— Граф? Какой граф?

— О! Простите, забыла, что вы недавно на «Фантаске». Граф — это все тот же капитан Рыкофф. Как ни забавно, его удостоили титулом.

— За что?

— Да за подвиги у Кроноса.

— Вы, вероятно, давно знакомы?

— Лет семьдесят. Ну или около того. Трудно сразу сосчитать после всех перемен времени. В общем, мы встретились на Гравитоне.

— На Гравитоне-4?

— Да.

— Позвольте... Так вы побывали в системе Кроноса тогда, когда там все случилось?

— Не только я. Примерно четверть экипажа «Фантаска» — бывшие гравитонцы. Еще человек пятнадцать побывали в свое время на Гравитоне-3. А Джошуа Скрэмбл, наш инженер, ну знаете, он в очках все время ходит, так тот успел побывать на обеих станциях. Жил на Гравитоне-3, строил Гравитон-4. А потом остался на следующий срок.

— Да, ветеран.

— У нас даже софус оттуда, со спасательного звездолета сняли, — с оттенком гордости сказала Станислава.

— Хороший софус?

— Уникальный. Умеет дружить. Во всяком случае — с Сержем.

Маша улыбнулась.

— Вы влюблены в свой корабль. У вас все уникальное!

— Нет, почему же... Хотя, отчего же... Но влюблена я скорее не в корабль, а в человечество, способное создать такое.

— Станислава, скажите... вы видели их? Тех, кто старше нас?

Станислава отрицательно качнула головой.

— Их видел только один человек. Его на «Фантаске» нет.

Тут в ее озорных глазах неожиданно мелькнуло выражение печали.

— Впрочем, сейчас уже, наверное, два.

Маша выжидающе промолчала. Но Станислава в эту тему углубляться не сочла возможным. Едва ли не минуту она вообще молчала. А когда очнулась, то коротко извинилась. Сказала, что тут дела личные. И лично не ее дела.

— Хорошо, — сказала Маша. — А почему у вас вообще столько гравитонцев оказалось?

— Да много причин.

— Но есть и главная?

— Есть. Между Кроносом и Кампанеллой возможна связь. В том смысле, что явления одного порядка.

— Знаете, нас тоже протащило мимо Кроноса. Даже Гравитон-4 можно было различить.

— Вот как? Оч-чень любопытно.

— И макула, насколько я понимаю, впервые появилась не на Кампанелле.

— Да. Серж ее видел там, на Феликситуре.

— И она не набросилась?

— Нет. Почему-то не набросилась.

— Загадка.

— Да. И не последняя, мне кажется. В последние дни я часто размышляю как раз о том, почему так много гравитонцев оказалось в конечном счете у Терраниса. Все вроде произошло естественным образом. Но как случилось, что одно и то же стремление полететь на «Фантаске» возникло у очень разных по характеру людей? Причем людей, изрядно насытившихся космосом.

— Наверное, у вас что-то есть общее?

— Единственное, что у нас бесспорно общее, так это факт пребывания на борту одной из станций серии «Гравитон» в системе Кроноса.

— Разные бывают случайности.

— Если это и случайность, то случайность, в которую не хочется верить, памятуя, каким путем мы все сюда попали. Понимаете?

— У вас есть объяснение?

Станислава немного подумала, глядя на растущий впереди Терранис. Они приближались с ночной стороны, и темнота скрывала три четверти планетного диска. Светился лишь узкий серп на северо-востоке.

— Символично, — сказала Станислава.

— Что?

— Большая часть проблемы погружена во мрак неизвестности.

— Но объяснение брезжит?

— Для объяснения слишком мало фактов. Для предположения слишком много смелости. Назовем это подозрением. Не относитесь к нему серьезно, командор.

— Напротив! К женским подозрениям именно так и надо относиться. Ведьмы мы.

— Как правило. Впрочем, в данном случае... не знаю, не знаю. Мне кажется, Кронос сделал гравитонцев своими глазами на Земле. И в определенной мере подчинил нас себе. Сделано это очень тонко, никакого влияния мы не ощущаем. В обыденной жизни человек ведь практически никогда не задумывается, откуда или отчего у него возникает желание. Возникло — и все тут. Между тем тот, кто контролирует рождение желаний, если это возможно, управляет и поведением. То есть человеком. Замечательный способ! Страшно, правда?

— Жутковато, — согласилась Маша. — Какие есть подтверждения?

— Факт влияния макул на психику человека можно считать установленным. Влияние Кроноса — тоже, даже с большей достоверностью. Влияние Кроноса сложнее и многообразнее, отчего легче обнаруживается. Знаете, почему Скрэмбл носит очки с охлаждением?

— Нет. Почему?

— Он видит инфракрасное излучение. После Кроноса. Это очень неудобно.

Маша невольно приподнялась в своем мягком ложе.

— Каким образом? Это проверено?

— Да, вполне. В сетчатке глаз Джошуа появились новые типы фоторецепторов. Первый и единственный случай в истории медицины. Но это еще что! Каждый из нас приобрел новые способности, поверьте. Будет время — расскажу. Или кто-то из наших расскажет, тайны мы не делаем. Хотя тайна есть, и еще какая...

— Ничуть не сомневаюсь, — обеспокоенно сказала Маша. — Но не пора ли готовиться к посадке? Мы входим в атмосферу.

Станислава улыбнулась.

— Никакой подготовки не требуется. Все ремни да застежки остались в солнечном прошлом. Если охранные системы каким-то чудом не сработают, то никакие ремни не спасут.

— Бр-р!

— Да все нормально. Можно спокойно наслаждаться видами незнакомой планеты.

Маша приподнялась, чтобы лучше видеть то, что было впереди. Белая масса под ней тоже шевельнулась, образовав новый слепок, повторяющий позу. Из него выделилась удобная спинка. Под ногами образовалась ниша, из которой веяло теплом. Это было особенно приятно, поскольку на флигер надвигалась ночь, и ночь ненастная.

В атмосферу они вошли удивительно мягко, без грохота и даже без существенного разогрева обшивки. Флигер затормозился не набегающим потоком, а своими двигателями. В плотные слои он вошел со скоростью обычного самолета. Прошло еще несколько спокойных минут, и машина погрузилась в густые облака. Темнота поглотила машину. Но в кабине стало лишь чуточку сумрачное, поскольку колпак над ней превратился в сплошной радарный экран.

— Нет, это не флигер, — с некоторым сожалением сказала Маша. — Скорее такси. Ни рева тебе, ни грохота, ни тряски. Прощай, романтика!

Станислава опять улыбнулась.

— Романтика будет. Это я обещаю.

Облака остались вверху. Флигер наклонился на крыло, и слева стало заметным речное русло, извивающееся среди густого тропического леса. Деревья стремительно приближались, и от этого захватывало дух.

— Интересно, как вы управляете, пальцами?

— Можно и пальцами, но лучше непосредственно этим. — Станислава прикоснулась к виску. — Софус автоматически настраивается на биотоки мозга первого человека, садящегося в кабину. Можно посылать и робота.

— Очень удобно. А долго еще лететь?

— Уже прилетели.

Маша растерянно оглянулась. Деревья, которые только что находились далеко внизу, теперь с двух сторон нависали над головами. Без малейших толчков флигер приземлился то ли на просеке, то ли на лесной поляне. Колпак погас и съехал назад. Сразу стало темно, послышался свист ветра, шорох листвы. Ощущался сильный запах незнакомых цветов. После безмолвной Кампанеллы непривычно было слышать крики ночных птиц, далекое рычание хищника. В кустах жалобно попискивали мелкие зверьки. Сразу стало понятно, что планета не просто жива, а насыщена жизнью.

— Ничего не вижу, — сказала Маша. — Можно включить фары?

— Не стоит. Мы прибыли инкогнито. Но вас должны встречать. Давайте подождем.

Начался дождь. Станислава кабину не закрывала.

— Вода всасывается обивкой, — пояснила она.

Дождь был не очень сильным, но крупным. Капли звучно шлепали по листьям, земле, обшивке флигера, некоторые чувствительно били в голову и по плечам.

Шум дождя заглушал звуки. Обещанный встречающий подошел к самому борту прежде, чем Маша заметила темную фигуру. Человек откинул капюшон и наклонился, рассматривая тех, кто был в кабине. Он хорошо видел в темноте, поскольку через секунду на коленях Маши лежал тяжелый букет, источающий незнакомые ароматы.

— Не урони, — сказал подошедший.

Маша прижала цветы к груди. Две крепкие руки, которые она не могла спутать ни с чьими, подхватили ее, подняли, бережно опустили на землю. Потом осторожно погладили волосы.

— Я вернусь послезавтра, ночью, — сказала Станислава. — Примерно в это же время.

Маша повернулась. Под ногой хрустнула ветка.

— Стася... не знаю, что сказать.

— И так ясно, — рассмеялась Станислава.

— Что я могу для вас сделать? Я тоже правильно поняла?

— Совершенно правильно. Подарите своего старшего офицера, командор. Мне нравится его прическа.

— Дорогая моя сестрица! Вы же понимаете, я не распоряжаюсь его сердцем.

— Сердцем? О, его сердцем уже распоряжаюсь я! — без тени сомнения заверила Станислава. — А вот отпуском...

— А, это. Двое суток.

— Двое?

— Больше нельзя. У него сейчас масса забот с «Вихрем».

— Вот наш капитан, например, к людям очень внимателен...

— Да, я оценила! Трое суток. Земных, разумеется.

— Можно было бы и побольше, — недовольно сказала Станислава. — Но так уж и быть, сторговались. До видзенья!

Блистер над кабиной закрылся, внутри флигера послышался негромкий поющий звук. Машина приподнялась. Из-под нее вырвался сильный ветер. Флигер плавно скользнул вперед, растаял на темном фоне леса. Потом светлый, едва различимый на фоне облаков силуэт мелькнул над деревьями в самом конце поляны, после чего флигер совсем исчез. У Маши почему-то дрожали колени. Даже показалось сначала, что трясется земля.

Всю ночь они истово занимались любовью. Проснулись уже от полуденной жары. Маша с любопытством оглядела комнату с низким потолком и узким оконцем. Все здесь было сделано из естественного дерева и ничем не окрашено — пол, стены, широкая лавка, на которой они спали. Потолок опирался на толстое бревно, уложенное на стены.

Потом она долго всматривалась в лицо Рональда, находя все новые и новые морщинки. Рональд явно постарел, но был бодр и жизнерадостен. Маша очень остро поняла, каким необходимым он для нее стал. От него всегда веяло дружелюбной силой и спокойствием точного знания. Маша погладила его мускулистую руку.

— Мне так много у тебя нужно спросить, Ронни.

— Э! Времени теперь более чем достаточно.

— Кого из наших удалось разыскать?

— Из «вихревцев» — Джун, Нолана, Милдред. Но поиски продолжаются.

— И Милдред нашли?

— Ну, ее найти было проще всего. Интравизор, как-никак. Кроме того, уцелела половина экипажа «Фламинго», шестеро с «Альбасете». Думаю, еще кто-нибудь отыщется, возможностей у нас теперь куда больше.

— Гора с плеч!

— Да, все не так уж плохо, — улыбнулся Рональд.

Маша внимательно осмотрела комнату.

— Неказистый получился домишко, — сказал Рональд. — Плотницкое дело пришлось осваивать на ходу.

— Вы все делали сами? — спросила она.

— Куда там! Свиристел помог со своими мужиками.

— А кто такой Свиристел?

— Морской торговец и немножко пират. Сегодня познакомлю.

— Пират, морской торговец... Никак не привыкну. Рыкофф поделился со мной своими догадками. Но я не успела понять, зачем потребовалось ввергать несчастных кампанеллян в прошлое?

— Я тоже не уверен, что понял все. Но две правдоподобные причины могу назвать.

— Какие?

— Во-первых, те, кто создал трансцендентный канал, могли решить, что людям не мешает побороться за жизнь, чтобы лучше ее ценить. Почему это так важно, Серж, наверное, объяснял.

— Да. Весьма убедительно. А вторая причина?

— Наверное, нужно было посмотреть, насколько быстро, начав с нуля, люди вернутся к исходному уровню развития. И в материальном плане, и в социальном. Должен заметить, что темпы прогресса террян устроителей эксперимента явно разочаровали.

— Почему так думаешь?

— Да ведь канал продолжал работать. И перемещению подверглись уже не столько люди, сколько их техника. Тебе не кажется, что «Фантаск» с «Вихрем» прорвались не потому, что сумели, а потому, что им это позволили?

— Очень даже кажется. Из-за необходимости ускорить развитие колонии на Терранисе?

— По-видимому.

— М-да. Жили себе, жили. И вдруг является некто и начинает нами манипулировать.

— Какое там «вдруг»! Просто раньше мы не замечали.

— Раньше? Ты хочешь сказать, что те, кто старше нас, вмешивались в нашу жизнь и до Кампанеллы?

— Почти уверен.

— Расскажи.

— Начинать придется издалека.

— Сам говорил, что времени теперь — ого-го.

— Ладно, слушай. Начну с того, что со школьных времен я не перестаю поражаться тому, как люди находили в себе силы жить раньше, в Темный период истории. Океаны лжи, насилия, жестокости. Болезни, голод, тяжелейшие материальные условия. Поразительно, но в этих океанах всегда отыскивались светлые островки вокруг отдельных личностей, призывавших опомниться, звавших к любви, состраданию, доброте. Мы знаем, что зачатки добра, так же, как и зла, вырастают в конечном счете из биологической основы человека. Но вот что странно, так это озарения, посещавшие проповедников тех времен. Озарения объяснить одними материальными причинами не удается. Являлось в тех озарениях многое — от железных птиц и огненных дождей до типа отношений между людьми, удивительно похожих на те, что существуют сейчас.

Маша глянула в открытое окно, за которым качался ствол незнакомого дерева, змееобразно извивались лианы. Потом осторожно вставила:

— На Земле.

— А? Да, на Земле. В том-то и дело, что на Земле. Задолго до того, как мы отправились к Эпсилону, откуда-то взялся в воображении Томазо Кампанеллы его Город Солнца... Гуманистические идеи Ренессанса вообще мой конек, задерживаться на них не буду. Возьмемся за мировые религии. Но не с вопроса о Демиурге, а с точки зрения этических норм. Даже при достаточно беглом знакомстве можно видеть, что в каждую из них вложен мощный потенциал человеколюбия. Кроме конкретных рекомендаций по-доброму относиться к единоверцам, там есть и другое. Вспомним о фундаменте любого массового культа — надежде на справедливое воздаяние, самой ценной и дорогостоящей из всех надежд. Заметь, всякая религия зарождается лишь при наличии значительного числа людей, готовых в нее уверовать. Конечно, сознание формируется при сильном влиянии условий. Не случайно возникновение мировых религий приходится на времена смут и войн, когда особенно сильна потребность в надежде. Но как своевременно она появлялась! Бесконечные войны в Индии минус шестого века — Будда, страшное душевное опустошение после подавления Римом иудейских восстаний — Христос. Беспощадные войны кочевников Аравии — Мухаммед. При каждом большом и продолжительном бедствии находился Утешитель. Уже на одном этом можно строить спекуляцию о внешнем вмешательстве, тебе не кажется?

— Пока — нет. Жажда надежды для человека естественна. И появление утешителей вполне объяснимо наличием спроса.

— М-гм, хорошо сформулировано. Однако твое объяснение может быть не единственным, согласна?

— Допускаю. Но счет один-один не приносит победы.

Рональд улыбнулся. Маша глянула на него искоса.

— Послушай, ты был бы не ты, если бы главный аргумент не припас напоследок.

Рональд рассмеялся.

— Верно. Ты меня не очень забыла.

— Выкладывай.

— Серж не показывал тебе фильм о К-инсайтах?

— Нет. А что это за инсайты?

— Не успел, значит. К-инсайтами гравитонцы именуют особое состояние озарений, которые они испытывали вблизи коллапсировавшей звезды Кронос. Их записали мнемографом и смонтировали видеоролик. Фильм получился прелюбопытный, я видел его на экранах «Нерея».

— И «Нерей» здесь?

— Конечно. Жив, курилка.

— Да, все не так уж плохо!

Рональд улыбнулся.

— А кто говорит, что плохо? Слушай дальше. В К-инсайтах, кроме всего прочего, Кронос показал портреты Будды, Гиппократа, Роджера и Френсиса Беконов, массы других известных людей. Причем в исторической достоверности этих портретов лично я мало сомневаюсь. Понимаешь, что это значит?

— Хочешь сказать, что за человечеством издавна присматривают?

— Не только присматривают, а время от времени... воодушевляют, что ли. Как раз тогда, когда жить особенно тяжело. Особенно тем, кто мыслит. Серж объясняет такое вмешательство своеобразной гуманностью. Те, кто старше нас, не могли отменить биологической эволюции как способа выращивания разума, хотя и вполне отдавали отчет в мучительности этого процесса. С другой стороны, они знали, что цель того заслуживает. Поэтому старались ободрить, приоткрывая отдельным людям завесу над будущим. Возможно, именно такие озарения, трансформируясь в сознании наших предков, привели к возникновению понятия о рае.

— И все для того, чтобы, получив разум, мы не лишились жажды жизни?

Рональд пожал плечами:

— Другого объяснения не вижу. А ты?

— Гипотеза соблазнительна. Но в ней слишком много допущений, чтобы сразу уверовать.

— Осторожно высказалась, командор.

— Уж с тобой-то я могу быть откровенной! Ночка была...

— А! Так это — откровенность! — рассмеялся Рональд. — Что ж, чистосердечное признание заслуживает награды.

Неожиданно он спрыгнул с лавки, на которой прошла ночка, и протянул руки:

— Сударыня, а не чувствуете ли вы потребности в материальной пище?

— Потребности? Не то слово! Во мне ягуар проснулся.

— Тогда идем, ваше кошачество!

Едва дав одеться, Рональд вытащил ее под палящие лучи местного светила. Вопреки жаре, на поляне перед домом горел костер. Отмахиваясь от насекомых, слетевшихся на запах, у огня хлопотала знакомая долговязая фигура.

— Якоб, старый осьминог! Ты все еще числишься в списках Космофлота. Приветствуй командора!

Ван Вервен отсалютовал поварешкой и стал на одно колено.

— Разрешите кормить экипаж, мэм?

Маша взялась за его растрепанную голову и поцеловала в лоб.

— Ну, как вы тут без меня жили?

— Разнообразно. Скучать не приходилось, — улыбнулся океанолог. — Вот, готовить научился. А Рональд, что же, не рассказывал?

— Да как-то... — замялась Маша.

— Ну, понятно.

— Кхэм, — деликатно сказали сбоку.

Там, сбоку, у баньяна стоял невысокий, но едва ли не столь же широкий, как и ствол дерева, мужчина с еще более лохматой, чем у Ван Вервена, головой и густой бородищей.

— Стоеросовы мы, — сказал бородач, кланяясь и Маше, и баньяну одновременно. — Свиристел Палыч.

— Мария, — сказала Маша.

— А по батюшке вас как?

— Мария Джеймсовна.

— Очень приятно. — Стоеросов осторожно пожал Машину руку. — Дружки мы с вашим супругом, стало быть. А потому дружки, что если б не его подводноходная посудина, потопил бы нас адмирал Василиу. Как пить дать, потопил бы.

— Пить дадим, — пообещал Якоб.

— За что же адмирал Василиу хотел вас потопить? — удивилась Маша.

— Так война же.

— А, вот оно что. Война у вас. Из-за чего?

Стоеросов почесал голову.

— Я так полагаю, императору курфюрст надоел.

— И этого достаточно? — еще больше удивилась Маша.

— Разве мало? — в свою очередь удивился Стоеросов.

— А кто прав?

— Да тот, кто победит, — усмехнулся бородач. — Но первым напал император. Зятя моего чуть не убили. А он мужик хороший, даром что барон.

— Прошу к столу, — пригласил Ван Вервен. —Политика пусть повременит.

— А пущай, — согласился Стоеросов. — От нее пищеварение портится.

Обедать сели в горнице, поскольку жара становилась нешуточной, да и насекомых хватало. Не хватало кондиционера.

К столу были поданы клубни картофеля, сваренные в собственной кожуре, сушеный хлеб с забытым названием «сухари», крупные ломти вареного, а потом подрумяненного прямо на открытом огне мяса. Суровую мужскую трапезу несколько скрашивала гроздь мелких и зеленоватых местных бананов, играющая роль десерта. Малое количество блюд компенсировалось соответствующим количеством пищи.

— Это что, мясо животного? — ужаснулась Маша.

— Аккурат утречком добыл, — кивнул Стоеросов. — Совершенно свежее.

Маша заглянула в его спокойные светлые, будто выцветшие глаза, и не удержалась от вопроса:

— Вы в самом деле пират, Свиристел Павлович?

Стоеросов сокрушенно вздохнул.

— Не так чтобы очень, но немножко было. По молодости, да по дури. Только это все в прошлом, сейчас я на службе у курфюрста, патент даже есть. Он у меня в скампавее лежит. Потом покажу, ладно?

— О, конечно. Обед ждать не может. Якоб, пахнет от стола восхитительно.

Ван Вервен благосклонно кивнул. Наклонившись, пошарил под столом и извлек кувшин. Там был местный алкогольный напиток, названия которого Маша не запомнила. Мужчины выпили и зажмурились. Маша удивилась тому, что Рональд не стал закусывать. Видимо, было нужно по каким-то соображениям.

— Ох, — сказал пират Стоеросов. — Такое делать не могу. Вот в двух умениях Ронни меня превзошел.

— А второе какое? — полюбопытничала Маша.

— Да побил он меня.

— Как — побил?

— Джеймсовна! Можешь не верить — голыми руками. Сначала спас, а потом побил. Наш человек! Врут все про небесников, теперь я точно знаю.

— Боже, — с изумлением сказала Маша. — Ронни, это правда? Ты дрался?

— Тайны начинают открываться, — пропел Якоб.

— Джеймсовна, не серчай, — вступился Стоеросов. — Вишь ли, сгоряча хотел я тех матросиков имперских... А они же подневольные. Ну, в общем, правильно меня тогда поколотили. Здоров же твой Юсиевич драться, ей-бо! — с уважением сообщил Стоеросов. — Случалось, и раньше меня побивали, если эдак втроем, скажем, наваливались. А в одиночку, да так быстро — не, такого не бывало, вот те крест! Я, если хочешь знать, есть первейший в Муроме кулачный боец. Дьяк там один похвалялся, так ты не верь, врут все. Да и помер уже.

— Слушайте, — сказал Рональд, — пойдемте купаться. Жарко.

— Только не в реке, — сказал Стоеросов. — Крокодюки повылазили.

— Давайте в море, — предложил Ван Вервен.

— Под скалой?

— Ну да, в заливе. Там ихтиозаврам тесно.

— Идет, — сказал Рональд. — Маша, в спальне есть полотно, из него можно какое-нибудь бикини сделать. Мы подождем.

Маша поняла, что на Терранисе не принято купаться в обнаженном виде. Не полагается командиру звездолета.

Скала, о которой говорил Стоеросов, нависала над небольшим заливчиком. Со стороны моря он был отгорожен отмелью и рядом рифов, через которые с шумом переливались волны.

— Крупные хищники сюда пробраться не могут, — пояснил Ван Вервен. — Ну, я пошел.

Оттолкнувшись, он ласточкой сорвался вниз. За ним, страшно раскорячась, обвалился Свиристел. Рональд обнял Машу за плечи.

— Красиво здесь, правда? Посмотри вокруг.

Скала, на которой они стояли, завершала узкий мыс. Слева находилось устье полноводной реки. Под обрывом на якоре покачивался старина «Нерей». Ближе к морю, примерно на треть вытащенная на песок, находилась старинная галера со сложенными вдоль бортов веслами и свернутым парусом. Подле нее ватага пестро одетых людей что-то готовила на костре. Караульный матрос сидел на корме судна, у зачехленной пушки, болтал ногами и время от времени швырял камни в жутковатые морды, показывающиеся из воды. Над обрывом среди деревьев проглядывала тесовая крыша дома, в котором они провели ночь. Дальше, вплоть до синевших на горизонте гор, землю покрывал сплошной слой сельвы. Справа от скалы, за россыпью поросших густым лесом островов, угадывалось море. Туда со стороны суши текли потоки горячего воздуха.

— В этом мире, быть может, нам придется провести весь остаток жизни, — задумчиво произнес Рональд. — Тебя это не расстраивает?

— Могло быть и хуже, — отозвалась Маша. — Значительно хуже.

Рональд покачал головой.

— Навряд ли. Тот, кто создавал трансцендентный канал, не мог делать это бессмысленно.

— А в чем же смысл, кстати?

— В пересадке. Разумную жизнь пересадили из одной Вселенной в другую. Кампанелла сыграла роль яркого цветка, заманившего нас ко входу в канал. И когда людей скопилось достаточно много, система заработала.

— Тот, кто это сделал, достаточно жесток. Пострадало множество людей.

— Тот, кто это сделал, руководствовался не моралью, а целесообразностью. При пересадке растений часть его корневой системы неизбежно повреждается. И некоторое время растение болеет.

— Это не оправдание. Тот, кто нас пересадил, не интересовался индивидуальными судьбами. Нас вообще не спрашивали, хотим ли мы такого переселения. Не уверена, что с точки зрения кампанеллян, заброшенных сюда, оно было так уж целесообразно.

— Маша, я и не ищу оправданий случившегося. У меня более скромная задача — понять.

Маша вздохнула.

— Наверное, на большее с нашими скромными возможностями трудно рассчитывать. Что же еще тебе удалось понять?

— Не так уж и много, но... кое-что. Судя по всему, Вселенная, в которой мы оказались, развивается динамичнее нашей родной. Время течет здесь явно быстрее. Возможно, кому-то недосуг ждать, когда тут цивилизуется собственная жизнь. Вот и пересадил он нас в гости к ящерам.

— Зачем на одну и ту же планету?

— Не знаю. Вероятно, и в этом есть смысл, но пока я его не нахожу. Он должен быть, поскольку невероятно, чтобы здесь для жизни оказался пригодным один-единственный Терранис. Возможно, смысл в том, что, взаимодействуя, две цивилизации смогут развиваться быстрее. О чем ты задумалась?

— После переселения у кампанеллян должна была возникнуть весьма определенная религиозная ассоциация.

— Изгнание из рая?

— Да.

— Многие так и расценили.

— Тогда, быть может, все это с нами проделал Бог?

Рональд усмехнулся.

— Скажи мне, кто такой Бог. Тогда я попытаюсь ответить.

— Существо, либо существа, намного опередившие нас в развитии, но имеющие желание вмешиваться в нашу судьбу.

Рональд пожал плечами.

— В таком разрезе можно считать их и богами. Но молитвы на них не действуют, это точно. И как их ни называй, они могут нами манипулировать, мы ими — нет. Впрочем, я не уверен, что они существуют.

— Как же так? Результаты действий весьма красноречивы.

— Безусловно.

— И?

— Позволю себе маленькую аналогию. За обедом ты отказалась, и совершенно напрасно, между прочим, от мяса молодого трицератопса. Свиристел поймал его в одну из своих ловушек. Скажи, пожалуйста, мог наш пират от чего-нибудь погибнуть после того, как расставил сети? Теоретически?

Маша взглянула на реку, из которой упрямо показывались морды.

— Ты хочешь сказать, трансцендентный канал пережил своих создателей?

— Утверждать не могу. Но и отбрасывать такую возможность нельзя. Не исключено, что создатели трансцендентного канала так и не дождались, когда мы цивилизуемся.

Внезапно Рональд насторожился.

— Что случилось? — спросила Маша.

— Погоди, не шуми.

Из-под скалы послышался встревоженный голос Ван Вервена.

— Побудь здесь. Никуда не уходи, — отрывисто сказал Рональд.

Прыгая по горячей осыпи, он побежал вниз. Скала тоже была разогретой, Маша давно уже переступала босыми ступнями, поочередно поднимая одну ногу и стоя на другой. Но ждать пришлось не слишком долго. Снизу поднялись Якоб и Ронни, которые под руки вели хромающего пирата. Голень Свиристела была залита кровью. Он громко ругался. Рональд быстро взглянул на Машу.

— Сними лифчик, — сказал он.

Маша повернулась спиной. Рональд разорвал материю, скрутил из нее жгут и перетянул ногу Свиристела ниже колена.

— Что случилось? — спросила Маша.

— Макарена цапнула, — морщась, ответил Стоеросов.

— Она ядовитая, эта макарена?

— Не. Характер только плохой.

— Красивый мир, — кивнула Маша, закрывая ладонями соски.

— С твоим прибытием он явно стал лучше, — рассмеялся Якоб.

В избушке Свиристелу дали выпить местного алкогольного напитка, и он успокоился.

— Испугалась? — спросил Рональд.

— Не очень.

— Ты все время о чем-то думаешь.

— Да.

— О чем?

Маша оглядела развешанные по стенам ружья, сабли и пистолеты.

— Скоро тебе придется командовать «Вихрем».

— Мне? Почему?

— Эх ты, интравизор! У нас будет ребенок, Ронни. Хорошая фраза для того, чтобы окончить какой-нибудь роман, не так ли?

— Эта фраза хороша для плохого романа, — улыбнулся Рональд. — А о нас еще найдется, что почитать.

— Ты уверен?

— Да. А кто у нас будет? Девочка?

— Хорошо. Пусть будет девочка.

Хорошо знакомым ей жестом Рональд обхватил голову руками и задумался. Маша без труда поняла, что он хочет проникнуть в будущее их еще не родившейся дочери.

Двое других мужчин, землянин и террянин, переглянулись.

— Надо бы проверить, чем заняты твои головорезы, — сказал Ван Вервен.

— Без глазу оставлять не годится, — серьезно кивнул Свиристел. — Хотя и смирные... но образование у них такое. Ронни, вот эту швабру я заместо костыля возьму. Плачу пиастрами!

Маша взглянула на него с любопытством. После того как его укусила загадочная макарена, Свиристел перестал быть отчасти абстракцией. Раньше он почему-то воспринимался полуусловно, как персонаж пьесы, и если бы вдруг взял да исчез, подобно призраку, Маша удивилась бы, конечно, но не очень. Как-то не до конца верилось, что все случившееся произошло на самом деле. И марш сквозь трансцендентный канал, и Терранис, и этот говорящий архаичным языком экс-пират. Но вид крови на его ноге придал окружающему миру и реальность, и полновесность. Будто вуаль с глаз упала. Нет, все случилось взаправду. И жить здесь предстояло всерьез, а главное — долго. Прощайте, Багамские острова, база отдыха Космофлота Солнца... Именно там они с Рональдом познакомились.

— По-моему, с местным населением вполне можно ладить, — сказала Маша, когда они остались вдвоем.

— Ну-ну, не все здесь пиастры, — рассеянно отозвался Рональд. — Есть и монстры.

— Какие пиастры?

— Пираты, я хотел сказать. М-да, лучше пусть будет девочка.

Маша ощутила холодок в груди. Где-то рядом с сердцем. Будто только по чистой случайности разминулась с чем-то ужасным. Да, их ребенку предстоит жить здесь, на Терранисе. На планете, где случаются войны, где водятся макарены с плохим характером, крокодюки с ужасными мордами, трицератопсы, ихтиозавры и бог весть кто еще... Интравизор не может в точности предсказать отдельную судьбу. Но взвесить сумму грозящих опасностей вполне способен. И вот Рональд говорит, пусть лучше девочка...

— Не надо так бледнеть, родная моя, — мягко сказал Рональд. — Мы справимся.

— С чем?

— Да с этой планетой.

— Ты собираешься оставаться?

— Да.

— А как же «Звездный Вихрь»?

— Лучше всего им будет командовать Александер. Мой опыт и подготовка пригодятся здесь, для общения с местным населением. Я прав?

— К сожалению.

— Никаких сожалений! Нам предстоит много острых переживаний, опасностей, приключений. Ты еще побываешь на настоящем королевском балу. Машенька, нам предстоит новая жизнь. И это прекрасно. Ее нужно принять как естественную данность. Или лучше — как дар. Хочешь, я покажу тебе место, где мы будем строить город Трою?

— Опять?

— Да. Но в третий раз ее уж никто не разрушит.

Маша грустно улыбнулась. До возвращения Станиславы оставалось меньше суток. Земных...

— Романтик ты мой! Корпуса космической пехоты...

На глаза почему-то набежали слезы.