Оуэн был примерно моего возраста, но более опытен. Он был поясовик и по месту рождения, и по воспитанию. Его голубые глаза и светлый хохолок, как у какаду, резко выделялись на фоне характерного поясного загара. он всегда был чуть полноват, но в невесомости казалось, что у него появляются крылья. Я взялся подражать его манере передвижения, чем очень потешал Кубса.
      Свою ошибку я сделал не раньше, чем мне исполнилось двадцать шесть лет.
      Мы выводили скалу на новую орбиту с помощью бомб. Работали по контракту. Технология этой операции восходит к временам заселения Пояса Астероидов и такой способ транспортировки до сих пор быстрей и дешевле, чем использование корабельного привода. Мы применяли обычные бомбы промышленного производства, компактные и не загрязняющие среду радиоактивными отходами. Устанавливали их так, чтобы каждый следующий взрыв углублял кратер и создавал канал, направляющий реактивную силу дальнейших взрывов.
      Мы произвели уже четыре взрыва, а когда произошел пятый, мы находились неподалеку, по другую сторону скалы.
      От этого взрыва скала раскололась.
      Бомбу устанавливал Кубс. Определенная часть вины за ошибку ложилась и на меня, ибо каждый из нас троих должен был интуитивно чувствовать, когда надо убираться подобру-поздорову. Вместо этого мы вели наблюдение, чертыхаясь, когда драгоценная, содержащая кислород скала превращалась в не имеющие никакой ценности обломки. Мы зачарованно следили, как из этих осколков постепенно образуется облако... и пока мы так любовались, один быстролетящий камешек нас догнал. Двигавшийся слишком медленно, чтобы испариться при ударе, он тем не менее рассек тройной корпус из закаленной стали, полоснул меня по руке и пригвоздил Кубса Форсайта к стене, пробив ему грудь в области сердца.
      Вошла пара нудистов. Они стояли, помаргивая, на середине кабинета, пока их глаза не привыкли к голубым сумеркам, а потом с радостными криками присоединились к группе своих товарищей, расположившихся за двумя столиками. Краешком сознания я наблюдал за ними и подслушивал, размышляя над тем, чем отличаются нудисты-плоскоземельцы от своих собратьев-поясовиков. Здешние нудисты все походили друг на друга. У них были могучие мускулы, на теле не было интересных шрамов, у них всех хранились кредитные карточки в сумочках через плечо и все они одинаково брили тело.
      ...Для нудизма всегда есть немало оснований. У большинства из нас. Это естественная реакция на скафандры, заполненные дыхательной смесью, которые мы не снимаем ни днем, ни ночью, копошась среди скал. Помести поясовика в общество, где все одеты в рубахи с рукавами, и нормальный поясовик презрительно улыбнется при виде столь ужасного одеяния. Но это вызывается лишь соображениями удобства. Предоставьте ему достаточную причину, и поясовик влезет в штаны и рубаху так же быстро, как и любой другой.
      Но только не Оуэн. После того, как он обзавелся шрамом от метеорита, я никогда больше не видел его одетым в рубаху - не только в куполах на Церере, но и всюду, где только есть годный для дыхания воздух. Ему просто необходимо было демонстрировать везде этот свой шрам.
      Мной овладело холодное, синее настроение и я стал вспоминать...
      ...Оуэн Джеймисон примостился на уголке моей больничной койки и рассказывает о нашем обратном путешествии. Я ничего не запомнил с того момента, как осколок полоснул меня по руке.
      Я должен был истечь кровью в считанные секунды, но Оуэн не дал мне такой возможности. Рана была рваная и Оуэн аккуратно подравнял края у самого плеча одним взмахом связного лазера. Потом он натуго завязал обрубок руки пластырем из фибергласового покрывала. Он рассказал, как поместил меня под колпак, где поддерживалось давление в две атмосферы чистого кислорода, чтобы компенсировать потерю крови. Он рассказал, как включил привод на ускорение в четыре единицы, чтобы своевременно доставить меня куда надо. Это требовало полной перенастройки двигателей, которую бы не всякий мог провести. По справедливости, мы должны были вознестись, окутанные облаком звездного пламени и славы.
      - То же произошло и с моей репутацией. Весь Пояс Астероидов знает про мои манипуляции с приводом. Некоторые ворчат, что, коли я настолько глуп, чтобы рисковать своей жизнью, как в этом случае, то могу подвергнуть риску и их.
      - Значит, многие считают, что летать с тобой небезопасно?
      - Именно так. Меня теперь везде называют "Четырехкратный Джеймисон".
      - Тебе не кажется, что ты схлопотал неприятности? - улыбнулся я. - Но подожди немного, и все наладится. Дай мне только подняться с постели. Скажи, мы можем продать корабль?
      - Нет. Гвен унаследовала от Кубса треть его стоимости. Она не продаст.
      - Тогда нам по-настоящему крышка!
      - Почему? Просто нам нужен еще один член экипажа.
      - Что? Ха-ха. Тебе нужны два члена экипажа. Если только тебе не захочется летать с одноруким. Я не в состоянии оплатить трансплантацию.
      Оуэн даже не попытался предложить мне денег взаймы. Это было бы оскорблением, даже будь у него такие деньги.
      - А чем плохо, если будет протез?
      - Железная рука? Извини, это не для меня! Меня от этого мутит!
      Оуэн посмотрел на меня как-то странно.
      - Ну что ж, подождем немного. Может, ты и передумаешь.
      Вот и все, что он сказал мне тогда.
      Он не давил на меня. Ни тогда, ни позже, после того, как я вышел из больницы и снял квартиру, где мог подождать, пока не привыкну к отсутствию руки. Но если он думал, что со временем я соглашусь на протез, то здесь он ошибся.
      Почему? На этот вопрос я не в состоянии ответить. Другие, очевидно, относятся к этому иначе. Миллионы людей относятся к этому, как к обыденности. Они отлично ладят со своими металлическими, пластмассовыми или кремниевыми частями тела. Частью люди, частью машины, и каким образом могут они сами узнать, кто они на самом деле?
      По мне, так уж лучше быть мертвецом, нежели хоть частично сделанным из металла. Называйте это причудой. Называйте так, но точно такая же причуда заставляет меня съеживаться, когда я оказываюсь в месте, напоминающем меблированные комнаты "Моника". Человеку положено быть человеком на все сто процентов. Ему нужно иметь привычки и вещи, свойственные только ему одному, ему не нужно стараться быть похожим или вести себя подобно кому-то еще, кроме самого себя, и он не должен быть наполовину роботом.
      И вот я, Джил Безрукий, приучаюсь есть левой рукой.
      Потерявший конечность никогда полностью не лишается того, что у него отрезали. У меня чесались отсутствующие пальцы. Я двигался так, чтобы не ушибить отсутствующий локоть об острый угол. Я тянулся за предметами, а потом бранился, когда они не оказывались в моей правой руке.
      Оуэн слонялся без дела, хотя то, что у него было отложено на черный день, должно быть, быстро таяло. Я не предлагал продать ему мою треть корабля, а он не просил.
      Была у меня тогда девушка. Теперь я уже не помню ее имени. Однажды вечером я был у нее, ждал, пока она одевалась - мы отправлялись на ужин и мне на глаза попалась забытая ею на столике пилочка для ногтей. Я взял ее, я хотел было подправить свои ногти, но вовремя опомнился. Я раздраженно швырнул пилочку на столик - и промахнулся.
      Совсем потеряв голову, я попытался подхватить ее на лету правой рукой.
      И _я _п_о_й_м_а_л _е_е!
      Я никогда не подозревал, что обладаю паранормальными способностями. Чтобы ими воспользоваться, нужно быть в особом расположении духа. Но у кого была когда-либо лучшая возможность, чем у меня в тот вечер, когда целый отдел мозга превратился в нервы и мускулы правой руки, а вот ее самой-то и недоставало!
      Я держал пилочку для ногтей в воображаемой правой руке. Я чувствовал ее, так же, как чувствовал, что отсутствующие у меня ногти чересчур отросли. Я провел большим пальцем по шероховатой поверхности стали, повертел пилочку в пальцах. Телекинез - я поднял ее; экстрасенсорное восприятие - я чувствовал ее прикосновение.
      - Ну что ж, - сказал Оуэн на следующий день. - Это все, что нам нужно. Еще один член экипажа и ты со своими сверхъестественными способностями. Поупражняйся, узнай, какой вес ты сможешь подымать. А я пойду искать новенького.
      - Ему придется выкупить свою часть. Вдова Кубса потребует свою долю.
      - Не беспокойся, я все улажу.
      - Не беспокойся! - я замахнулся на него огрызком карандаша. Даже при ничтожном притяжении Цереры я не мог тогда поднять что-либо тяжелее. неужели ты воображаешь, что телекинез с экстрасенсорным чутьем способны заменить настоящую руку?
      - Это лучше настоящей руки, вот увидишь. Ты сможешь орудовать ее сквозь скафандр без его разгерметизации. Кто еще из поясовиков способен на это?
      - Не знаю.
      - Так какого черта, Джил, тебе еще нужно? Чтобы кто-нибудь подарил тебе руку? Не дождешься! Ты потерял ее честно и справедливо, благодаря одной глупости. Теперь перед тобой выбор: или ты будешь летать с воображаемой рукой, или отправишься на Землю!
      - Я не могу вернуться. У меня нет для этого средств.
      - Серьезно?
      - Ладно, ладно. Ступай, ищи нам коллегу. Моя воображаемая рука произведет на него впечатление.
      Я задумчиво высосал вторую порцию грога. Теперь все кабинеты были уже полны, а вокруг бара образовался еще один круг. Монотонный шум голосов оказывал гипнотическое воздействие. Наступил час коктейлей.
      ...Он-таки все уладил. Подчеркивая силу моей воображаемой руки, Оуэн уговорил парня по имени Хомер Чандрасекар присоединиться к нашей команде.
      И он также оказался прав в отношении моей правой руки.
      Другие, кто имеет подобные способности, могут доставать дальше, даже за полпланеты. Мое слишком слабое воображение ограничило мой диапазон расстоянием вытянутой руки. Зато мои экстрасенсорные пальцы были довольно чувствительны. На них можно было полагаться с достаточной уверенностью. И я научился поднимать приличный вес. Сейчас, в земном поле тяготения, я в состоянии поднять полную рюмку.
      Я обнаружил, что могу проникать сквозь стену кабины и определять на ощупь разрывы в электропроводке. В вакууме я мог смахивать пыль с внешней стороны гермошлема. В порту я показывал волшебные фокусы.
      Я почти перестал чувствовать себя калекой, и все благодаря Оуэну. За шесть месяцев рудных разработок я оплатил больничные счета и заработал средства для возвращения на Землю, да еще и положил в банк кругленькую сумму.
      - Ну и шутник! - взорвался Оуэн, когда я рассказал ему об этом. Почему же именно на Землю?
      - Потому что если мне удастся восстановить гражданство Объединенных Наций, Земля заменит мне руку бесплатно!
      - Да, это так... - задумчиво протянул Оуэн.
      Ту же операцию мог провести и банк органов Пояса Астероидов. Но в этом учреждении всегда бывал острый дефицит. Поясовики - народ суровый. Подстать им и их правительство! Оно старалось держать цены на трансплантацию на самом высоком уровне. И поэтому отказывалось уравновесить спрос и предложение, или снизить пошлины на ввоз органов с Земли.
      В Поясе Астероидов мне пришлось бы покупать себе руку. Но таких денег у меня не было. На Земле действовало социальное страхование и имелся достаточный запас трансплантантов.
      То, чему, по словам Оуэна, никогда не случиться, случилось. Я нашел, кто может подарить мне руку.
      Иногда я задумываюсь над тем, что, может быть, Оуэн утаил от меня эту возможность. Он никогда не говорил мне об этом, а сообщил, далеко не сразу, это мне Хомер Чандрасекар. Поясовик должен или заработать себе руку или он вынужден будет обходиться без нее. Он никогда не прибегнет к благотворительности.
      Может быть, именно поэтому Оуэн даже не попытался позвонить мне?
      Нет, в это я не мог поверить.
      Пока хватит. Я прикончил третью порцию грога и заказал обед.
      Еда несколько протрезвила меня и я приготовился к следующему кругу. Что меня как бы ошеломило, так это то, что я провел перед своим мысленным взором весь срок нашей с Оуэном Джеймисоном дружбы. Я знал его три года. Хотя казалось - я знаю его полжизни. Так оно и было на самом деле. Половину моей шестилетней жизни поясовика.
      Я заказал кофейный пунш и стал наблюдать, как бармен последовательно наливает в стакан горячий кофе с молоком, корицей и другими специями, ликер и крепкий ром. То был один из особых напитков, которые подает человек и, пожалуй, только ради этого его здесь и держат. Начиналась вторая стадия торжественной тризны. Тут не грех прокутить и половину своего состояния, но уж чтоб все было грандиозно!
      Однако прежде, чем притронуться к бокалу, я позвонил Ордацу.
      - Да, мистер Гамильтон. Я как раз собирался домой, обедать.
      - Я вас не буду долго задерживать. Вы нашли что-нибудь новое?
      Ордац, казалось, пристально вглядывался в мое изображение. Неодобрение его было очевидным.
      - Я вижу, вы выпили, сэр. Пожалуй, лучше бы вам было пойти домой и позвонить мне завтра.
      Меня это ошеломило.
      - Разве вы ничего не знаете об обычаях поясовиков?
      - Не понимаю...
      Я объяснил, что такое поминальная церемония.
      - Понимаете, Ордац, раз вы так плохо знакомы с образом мышления поясовиков, то нам бы не помешало поговорить обстоятельней. И как можно скорее! Иначе, очень возможно, вы что-нибудь упустите!
      - Может быть, вы и правы. Я мог бы встретиться с вами в полдень, после ленча.
      - Прекрасно! А что же вы все-таки успели?
      - Не так уж мало. Однако все это едва ли может нам помочь. Ваш друг прибыл на Землю два месяца назад на австралийском лайнере. Он носил прическу по земной моде. Оттуда...
      - Забавно. Он должен был ждать два месяца, чтобы отросли волосы.
      - Это даже мне бросилось в глаза. Насколько мне известно, поясовики бреют всю голову наголо, за исключением полоски шириною в два дюйма, идущей от затылка через весь череп ко лбу.
      - Правильно. Все началось, по-видимому, с того момента, когда кто-то решил, что проживет подольше, если волосы не будут ему мешать, падая на глаза, во время сложных маневров. Но Оуэн мог отрастить волосы за время рейса одиночного корабля, когда некому было на него смотреть.
      - И все же это выглядит весьма странно. Вам известно, что у мистера Джеймисона есть на Земле двоюродный брат? Некто Харви Пил, заведующий сетью супермаркетов.
      - Значит, я даже на Земле не являюсь его ближайшим родственником.
      - Мистер Джеймисон не пробовал с ним связаться.
      - Что еще?
      - Я говорил с человеком, который продал мистеру Джеймисону дроуд и штекер. Кеннет Грэхем, владелец врачебного кабинета и операционной в Гэйли, Западный Лос-Анжелес. Грэхем утверждает, что это стандартная модель и что ваш друг, должно быть, сам ее переделал.
      - И вы ему верите?
      - Пока. Разрешение и делопроизводство у него в полном порядке. Этот дроуд был переделан по-любительски, с помощью обычного паяльника.
      - Так-так...
      - Насколько это касается полиции, дело будет, вероятно, закрыто, как только мы найдем инструменты, которыми воспользовался мистер Джеймисон.
      - Вот что я вам скажу. Завтра я дам телеграмму Хомеру Чандрасекару. Возможно, он многое прояснит - почему Оуэн изменил прическу, зачем он вообще прибыл на Землю.
      Ордац поблагодарил меня, пожал плечами и отключился.
      Кофейный пунш был еще горячим. Я с наслаждением сделал глоток, смакуя сладкую горечь напитка и пытаясь забыть, что Оуэн мертв и вспомнить его таким, каков он был в жизни.
      Он всегда был несколько полноват, насколько мне помнится, но никогда не прибавлял в весе ни фунта и никогда не терял. А когда приходилось, он мог быть проворен, как гончая.
      А теперь он стал потрясающе худ и зубы его обнажились в смертном оскале последним взрывом непристойного веселья.
      Я заказал еще один кофейный пунш.
      Полночь застала меня в Марсобаре, где я принимал виски с содовой. Перед этим я нигде, после "Луана", не задерживался надолго. Ирландский кофе у Бергина, холодные и горячие закуски в "Лунной заводи", виски и дикая музыка в "Бездне". Я все не пьянел и никак не мог придти в подобающее расположение духа. Стоило мне попытаться воссоздать всю картину происшедшего, как сразу появлялся какой-то барьер.
      То было воспоминание о мертвом Оуэне, ухмыляющемся из глубины кресла, в мозге которого сидел миниатюрный проводок.
      Этот Оуэн был мне незнаком. И я не хотел бы с ним знакомиться. Этот образ всюду преследовал меня - в барах, в ночном клубе, в ресторане - я все ждал, надеясь, что алкоголь сломает барьер между прошлым и настоящим.
      И вот я сижу в углу, окруженный трехмерной панорамой невообразимого Марса, каким он никогда не был. Хрустальные башни и длинные, до самого горизонта, голубые каналы, шестиногие твари и красивые, немыслимо стройные мужчины и женщины. Как отнесся бы к этому Оуэн?
      Опечалило бы это его или же только позабавило? Он видел настоящий Марс, и тот не произвел на него особенного впечатления.
      Я дошел до того состояния, когда время теряет свою непрерывность, когда между событиями, которые ты потом вспоминаешь, появляются пробелы, секундные и минутные. Примерно в это время я обнаружил, что пристально смотрю на сигарету. Должно быть, я только что зажег ее, так как она почти не потеряла в своих первоначальных 200-миллиметровых размерах. Может быть, официант протянул мне из-за спины зажигалку и я прикурил. Во всяком случае, она горела у меня между указательным и средним пальцами.
      Я смотрел на уголек и на меня снизошло то особое настроение, когда ты спокоен, кажется, что плывешь, потерявшись в потоке времени.
      Мы два месяца находились среди скал. Это был наш первый рейс после несчастного случая. Мы вернулись на Цереру, нагруженные рудой, содержащей пятьдесят процентов золота, что гарантировало ее пригодность для изготовления не боящихся сырости проводников и печатных плат. К вечеру мы были готовы отметить свой успех.
      Мы брели по крохотному городку, справа зазывно мигали неоновые вывески, слева виднелась оплавленная скалистая круча, над головой сквозь купол светили звезды. Лучшее, что есть в любом путешествии - возвращение домой!
      - Около полуночи мы, наверное, захотим разойтись, - заметил Хомер Чандрасекар. Об этом не стоило особо распространяться. Компания из трех мужчин вполне может состоять из трех пилотов одноместных кораблей, но скорее всего это экипаж одного корабля. У них нет еще права на одиночный корабль. Они еще слишком глупы или слишком неопытны. Если мы вечером захотим обзавестись подружками...
      - Ты, наверное, сказал, не подумав, - засмеялся Оуэн. Я перехватил быстрый взгляд Хомера на мое плечо и мне стало стыдно. Мне не нужны были товарищи, чтобы держать меня за ручку, но я в таком состоянии был бы для них только помехой.
      Прежде, чем я успел открыть рот для протестов, Оуэн продолжал:
      - Подумай получше, Хомер. Здесь при нас такое богатство, что мы будем идиотами, если от него избавимся. Джил, возьми-ка сигарету. Нет, не левой рукой...
      Я был пьян, восхитительно пьян и чувствовал себя бессмертным. Стройные марсиане, казалось, двигаются в стенах; стены казались панорамными иллюминаторами на никогда не существовавший Марс. Впервые за этот вечер я поднял бокал и произнес тост:
      - За Оуэна, от Джила Ловкая Рука. Спасибо!
      Я переложил сигарету в воображаемую руку.
      Ну, можно было подумать, что я и раньше держал ее в воображаемых пальцах. У большинства было такое впечатление, но на самом деле это не так. Я держал ее, хитро зажав в кулаке. Уголек, разумеется, не мог меня обжечь, но по весу она мне казалась свинцовой болванкой.
      Я поставил воображаемый локоть на стол - и мне показалось, что держать стало легче. Очень любопытно, но тем не менее, так оно и было. По правде говоря, я ожидал, что моя воображаемая рука исчезнет, как только мне сделают трансплантацию. Однако я обнаружил, что в состоянии отрешиться от новой руки и держать в воображаемой небольшие предметы; воспринимать осязательные ощущения от невидимых кончиков пальцев.
      В ту ночь на Церере я заработал титул Джил Ловкая Рука. Началось с парившей в воздухе сигареты. Оуэн был прав. Скоро все присутствующие стали следить за плавающей в воздухе сигаретой, которую курил однорукий. Все, что мне оставалось сделать - найти боковым зрением самую красивую девушку и привлечь ее внимание.
      В тот вечер мы были центром самого грандиозного кутежа, какой когда-либо устраивали на Церере. Все было абсолютно импровизированно. Я проделал фокус с сигаретой трижды, так что каждый из нас мог договориться о свидании. Но у третьей девушки уже был провожатый, и он тоже что-то отмечал. Кажется, продажу какого-то патента одной из Земных фирм. Он швырялся деньгами, словно конфетти. Но ему пришлось все же остаться одному, ведь мои фокусы были интереснее. Я запускал экстрасенсорные пальцы в закрытую коробку и говорил, что там внутри. Когда я кончил, все столы были сдвинуты вместе и мы с Оуэном, Хомером и тремя девушками оказались в самом центре веселья. Потом мы начали петь старинные песни, к нам присоединились официанты и вдруг всем поставили выпивку за счет заведения.
      На другом конце Марсобара девушка в золотистом платье следила за мной, подперши кулачком подбородок. Я встал и направился к ней.
      Голова у меня была ясная, как стеклышко. Это первое, что я проверил, когда проснулся. По-видимому, я не забыл принять таблетки от похмелья.
      На моем колене лежала нога. Это было очень приятно, хотя под действием непривычного веса моя нога слегка затекла. Под самым моим носом рассыпались ароматные темные волосы. Я старался не шевелиться, так как мне не хотелось, чтобы она знала, что я проснулся. Дьявольски неловкое чувство, когда просыпаешься рядом с девушкой и не можешь припомнить, как ее зовут.
      Что ж, поглядим. Золотистое платье аккуратно свисало с дверной ручки...
      Я вспомнил многое из своих похождений прошлым вечером. Девушку из Марсобара. Кукольный театр. Очень много разной музыки. Я рассказывал ей об Оуэне, а она заставляла меня сменить тему разговора, потому что это портило ей настроение. Потом...
      Ага! Таффи. А фамилию все-таки забыл!
      - Доброе утро! - произнес я.
      - Доброе, - ответила она. - Не пытайся шевелиться. Мы спутались ногами.
      Светлым, трезвым утром она была прелестна. Длинные черные волосы, карие глаза, кремовая кожа без загара. Красота, сохраняющаяся по утрам очень редкая штука! Я сказал ей это и она улыбнулась.
      Пока мы одевались, Таффи болтала без умолку.
      - Эта третья рука такая необыкновенная. Я помню, как ты меня держал двумя сильными руками, а третьей щекотал мне затылок. Это было очень приятно. И сколько всего девушек ты подцепил этим фокусом с сигаретой?
      - Красивее тебя - ни одной.
      - А скольким девушкам ты говорил эти слова?
      - Не припоминаю. Раньше это всегда срабатывало. А может быть, на сей раз это правда?
      Мы обменялись улыбками.
      Минуту спустя я перехватил ее хмурый, задумчивый взгляд, направленный мне в затылок.
      - Что-нибудь не так?
      - Просто задумалась. Прошлым вечером ты на самом деле гулял напропалую. Надеюсь, обычно ты не пьешь так много.
      - С чего это ты обо мне так беспокоишься?
      Она покраснела.
      - Мне следовало бы сразу тебе сказать. В сущности, мне кажется, я вчера это уже сделал. Дело в том, что вчера я справлял ритуальную тризну. Когда умирает друг, нужно обязательно напиться до чертиков.
      Таффи облегченно вздохнула.
      - Я совсем не имела в виду...
      - Обидеть меня? Ничего страшного. Ты права. И кроме того, мне нравятся... - мне не хотелось говорить, что мне нравятся женщины, по-матерински о мне заботящиеся, - мне нравятся люди, которые обо мне беспокоятся.
      Таффи прикоснулась к волосам чем-то вроде сложной гребенки. Несколько прядей тотчас легли на свое место. Статическое электричество, что ли?
      - Попойка была хорошая, - сказал я. - Оуэн был бы доволен. Но больше я не буду его оплакивать. - Я развел руками. - Все!
      - Это не такой уж плохой способ уйти из жизни, - задумчиво произнесла девушка. - Электрическое стимулирование, вот я о чем говорю. Я имею в виду, что если уж понадобилось распрощаться с жизнью...
      - Не смей так говорить! - не знаю, почему это я так быстро распалился. Передо мной вдруг возник иссохший, словно призрак, улыбающийся труп Оуэна в кресле. Слишком долго пытался я отогнать от себя этот образ. - Разве недостаточно просто броситься с моста? Умирать целый месяц, пока ток полностью не выжжет мозг - что может быть отвратительнее?
      Таффи, похоже, смутилась.
      - Но твой друг пошел на это, не так ли? Судя по твоим рассказам, он совсем не был слабаком.
      - Нисколько. Он этого не делал. Его...
      Я вдруг осекся. Да, именно так. Меня охватило чувство уверенности в этом. Должно быть, я осознал все, покуда был пьян или во сне. Конечно же, он вовсе не убивал себя. Это не походило на Оуэна. Так же, как совершенно не вязалось с его образом то, что он стал электронаркоманом.
      - Его убили, - сказал я. - Точно, убили. Почему я сразу этого не понял?
      Быстро набрав телефонный номер, я говорил уже через секунду:
      - Мне нужен Ордац.
      Девушка на видеоэкране кивнула и попросила подождать.
      - Доброе утро, мистер Гамильтон! - На этот раз инспектор-детектив Ордац выглядел очень свежим и аккуратным. Я сразу вспомнил, что сам еще не побрился. - Я вижу, - продолжал полицейский, - вы не забываете принимать пилюли против похмелья.
      - Не забываю. А вам, Ордац, не приходила в голову мысль, что Оуэна, возможно, убили?
      - Приходила. Но это невозможно!
      - А я думаю, что возможно. Предположим, он...
      - Мистер Гамильтон!
      - Да?
      - У нас с вами встреча в обед. Давайте, тогда же обсудим и этот вопрос. Встречайте меня возле вашей конторы в 12.00.
      - Добро. Об одном я хотел бы сказать - чтобы вы заблаговременно побеспокоились узнать, не запрашивал ли Оуэн лицензию на нудизм.
      - Вы полагаете, он бы мог обратиться с подобной просьбой?
      - Да. А почему - это я вам расскажу за ленчем.
      - Очень хорошо.
      - Не отключайтесь. Вы говорили, что нашли того, кто продал Оуэну дроуд и штекер. Как его зовут?
      - Кеннет Грэхем.
      - Я так и думал, - сказал я и выключил видеофон.
      Таффи дотронулась до моего плеча.
      - Ты... ты на самом деле считаешь, что его могли... убить?
      - Да. Все было рассчитано на то, что он не сможет...
      - Не надо. Я ничего не хочу об этом слышать.
      Я повернулся к ней. Она действительно ничего не хотела об этом знать. Сама тема - говорить о смерти абсолютно незнакомого ей человека была девушке неприятна.
      - Так и быть. Я немного не в своей тарелке, это точно. До сих пор не предложить девушке позавтракать! Но ты должна понимать, что я должен сейчас же приняться за дело Оуэна. Позволь, я вызову такси?
      Когда появилось такси, я бросил монету в прорезь и помог ей сесть. Прежде, чем она уехала, я взял ее адрес.
      В конторе РУК, как и каждое утро, все говорило об обычной бурной деятельности. Я машинально обменивался приветствиями, не останавливаясь для разговоров. Все равно что-либо важное через некоторое время просочится ко мне.
      Проходя мимо клетушки Джули, я заглянул внутрь. Она вся углубилась в работу, расслабившись на своем диване и делая время от времени с закрытыми глазами какие-то пометки.
      Кеннет Грэхем. Устройство для обмена информацией с подвальным компьютером занимало большую часть моего письменного стола. Чтобы научиться им пользоваться, у меня ушло несколько месяцев. Я отпечатал заказ на печенье и кофе, а мгновение спустя добавил:
      ПОИСК ИНФОРМАЦИИ. КЕННЕТ ГРЭХЕМ.
      ОГРАНИЧЕННАЯ ЛИЦЕНЗИЯ: ХИРУРГИЧЕСКИЕ ОПЕРАЦИИ.
      ОСНОВНАЯ ЛИЦЕНЗИЯ: ПРОДАЖА ЭЛЕКТРОСТИМУЛИРУЮЩЕЙ АППАРАТУРЫ.
      АДРЕС: ЗАПАДНЫЙ ЛОС-АНДЖЕЛЕС.
      Из приемной щели тотчас поползла лента, виток за витком опускаясь на мой стол. Мне не нужно было ее читать, чтобы удостовериться, что я прав.
      Новые технические средства порождают новое законодательство, новую этику, новые преступления. Добрая половина деятельности полиции ООН и РУК направлена на преступления, которых еще столетие назад не существовало. Преступная торговля человеческими органами - органлеггерство - была результатом тысячелетнего развития медицины, итогом миллионов жизней, бескорыстно отданных идеалам лечения больных. Прогресс сделал эти идеалы реальностью и породил, как обычно, новые проблемы.
      В 1900 году Карл Ландштейнер разделил человеческую кровь на четыре группы, впервые дав пациентам реальную возможность выжить после переливания крови. Способы трансплантации совершенствовались в течение всего двадцатого столетия. Вся кровь, сухие кости, кожа, живые почки, живое сердце - все это могло быть пересажено от одного тела к другому. Доноры спасли за эти сто лет десятки тысяч жизней, добровольно предоставляя свои тела медицине.
      Но число доноров было ограниченно и немногие умирали так, что хоть некоторые органы оставались пригодными для использования.
      Коренной переворот произошел чуть меньше ста лет назад. Один здоровый донор (хотя такого зверя, разумеется, не существовало) мог спасти жизнь более чем десятку людей. Тогда почему осужденные на смерть убийцы должны умирать зря? Сначала несколько государств, потом большинство народов мира приняли новые законы. Преступники, приговоренные к смертной казни должны были принять смерть в госпиталях, где хирурги изымали у них различные органы для помещения в специальные хранилища - банки органов.
      Миллиарды жителей земного шара хотели жить и банки органов стали символом жизни. Человек мог бы жить вечно, если бы врачи вставляли в него новые органы быстрее, нежели изнашивались его собственные. Но делать это они могли только в том случае, если бы в банках органов планеты всегда имелись в наличии необходимые запасные части.
      Сотни разрозненных движений за отмену смертной казни умерли тихой, ненашумевшей смертью. Рано или поздно, в конце концов все заболевают.
      И все же банки органов испытывали дефицит. Пациенты по-прежнему продолжали умирать от нехватки частей тела, которые бы могли их спасти.