А все, чего хочет Мэтт — это освободить одного пленника.
      … Вот голос Кастро. Доносится не с потолка, а из-под ног, из-за закрытой двери. Мэтт нагнулся над мостками поверх этой двери и попробовал ручку. Заперто.
      Постучать? Но все Исполнение нынче ночью на взводе и готово стрелять во что попало. При таких обстоятельствах Мэтт может очутится без сознания и упасть за много секунд до того, как стреляющий успеет потерять к нему интерес.
      Невозможно украсть ключ или хотя определить нужный ключ. и он не может оставаться здесь вечно.
      Если бы здесь была сейчас Лэни.
       Го лос. Полли рывком настроилась на внимание — только вот рывка она не почувствовала, не узнала, двинулась она или нет.
      Г о л о с. В течение какого-то вневременного интервала она существовала вообще без ощущений. Оставались картины в памяти и игры, в которые она могла мысленно играть, а некоторое время она проспала. Какой-то друг начинил ее щадящими пулями. Ей живо помнились уколы. Но она проснулась. Мысленные игры не получались; она не могла сосредоточиться. Она начала сомневаться в реальности своих воспоминаний. Лица друзей смазывались. Она цеплялась за память о Джее Худе, его остром, умном, легкозапоминающемся лице. Джей. Вот уже два года они немногим более, чем близкие друзья. Но за последние часы Полли безнадежно влюбилась в него: он был единственным зрительным образом, приходившим к ней ясно, кроме ненавистного лица, широкого и бесстрастного, украшенного снежно-белыми усами, лица врага. Но Полли слишком старалась приблизить Джея, придать его лицу осмысленность, выражение, плотность. Он расплывался; она тянулась к нему, чтобы привлечь обратно, и он расплывался еще сильнее.
       Го лос. Он целиком привлек ее внимание.
      — Полли, — произнес он, — ты должна мне довериться.
      Ей хотелось ответить, высказать свою благодарность, сказать этому голосу, чтобы он продолжал говорить, попросить, чтобы он ее ВЫПУСТИЛ. Она оставалась безгласна.
      — Я хотел бы тебя освободить, вернуть тебя в мир ощущений, прикосновений и запахов, — сказал голос. И добавил ласково, сочувственно, сожалеюще: — Пока еще я не могу это сделать. Есть люди, которые заставляют меня держать тебя здесь.
      Голос превратился в ГОЛОС, знакомый, абсолютно убедительный. Полли вдруг отождествила его.
      — Гарри Кейн и Джейхок Худ. Это они не позволяют мне освободить тебя. — Голос Кастро. Ей хотелось кричать. — Потому что ты не исполнила своей миссии. Ты должна была узнать про трамбробота номер сто сорок три. Ты не справилась.
      «Лжец! Лжец! Я справилась!». Ей хотелось выкрикнуть правду, всю правду. В то же самое время она сознавала, что это и есть цель Кастро. Но она так долго не разговаривала!
      — Ты пытаешься мне что-то сказать? Может быть, я смогу убедить Джейхока и Гарри разрешить мне освободить твой рот. Ты хотела бы этого?
      «Я этого жажду, — подумала Полли. — Я бы выкрикнула все тайны о твоем происхождении». Какая-то ее часть сохраняла рассудок. Сон, вот в чем причина. Долго ли она здесь находится? Не годы, даже не дни: она почувствовала бы жажду. Если только ей не вводили воду внутривенно. Но как долго бы это ни продолжалось, некоторую часть времени она проспала. Кастро не знает о щадящих пулях. Он пришел на несколько часов раньше, чем нужно.
      Где голос?
      Сплошное молчание. Она слабо улавливала биение пульса в своей сонной артерии, но стоило ей ухватиться за этот звук, как он тоже исчез.
      Где Кастро? Бросил ее гнить?
      «Говори!»
      «Говори со мной!»
      «Планк» был велик, но жилая часть занимала менее трети его объема: три кольца отсеков, стиснутых между грузовыми трюмами наверху и атомными посадочными двигателями с водотопливными баками внизу. Чтобы основать самодостаточную колонию, нужно много груза. Много топлива нужно, чтобы приземлить «Планк»: пытаться сесть на управляемой водородной бомбе ядерного двигателя было все равно, что приземляться в паяльной лампе на пуховую перину.
      Поэтому жилая часть была невелика. Но она не была и тесной, поскольку кормовые отсеки коридора оборудовались ради удобства всего трех растущих семей.
      Вот почему теперешняя комната Иисуса Пьетро для допросов была некогда гостиной с диванами, карточным столиком, столиком для кофе, экраном для чтения, связанным с корабельной библиотекой; с маленьким холодильником. Столы и другие вещи давным-давно были отрезаны от наружных стен горелками и убраны. Но комната оставалась большой, а потому роскошной для космического корабля, где место всегда нарасхват. Она и должна была быть большой. Ее жилец не мог, как из обычной квартиры, выйти в любой момент наружу подышать свежим воздухом.
      Теперь, будучи перевернутой, комната стала просто высокой. На полпути к потолку находились двери, ведущие в другие части квартиры. Дверь в коридор превратилась в люк, а дверца прямо под ней, шкаф для хранения скафандров на случай опасности, стала теперь досягаема лишь с лестницы. Полумесяц пола на дне комнаты занимали длинный тяжелый ящик, два охранника, сидящих на стульях, пустой стул и Иисус Пьетро Кастро, закрывающий мягкий загубник переговорной трубки в одном из углов ящика.
      — Дадим ей десять минут на обдумывание, — сказал он, посмотрев на часы и заметив время.
      Зазвонил его ручной телефон.
      — Я в виварии, — доложил майор Йенсен. — Все верно, эта девушка — колонистка в краденой одежде команды. Где она взята, мы пока не знаем. Сомневаюсь, чтобы ответ нам понравился. Нам пришлось накачать девушку антидотами, она умирала от чрезмерной дозы щадящих пуль.
      — Никаких признаков, что с ней кто-то был?
      — Я бы так не сказал, сэр. Две вещи. Первая — у кресла, в котором она сидела, были отсоединены провода. Ее шлем был мертв, как камень. Сама она не могла этого сделать. Возможно, по такой же причине один из заключенных проснулся сегодня днем.
      — А потом освободил других? Я в это не верю. Мы заметили бы впоследствии вырванный провод.
      — Согласен, сэр. Так что кто-то вырвал этот провод после того, как она оказалась в кресле.
      — Может быть. Что второе?
      — Когда в виварии пустили газ, один из четверых полицейских не надел носового фильтра. Мы нигде не смогли найти этот фильтр. Шкафчик полицейского пуст, а когда я позвонил его жене, она сказала, что он унес фильтр с собой. Сейчас он проснулся, но не имеет представления…
      — Стоит ли это хлопот? Охрана не приучена к газовым фильтрам. Да и к газу.
      — На лбу у этого человека был знак, сэр. Вроде того, что мы нашли сегодня днем, только на этот раз шариковой ручкой.
      — О.
      — Это означает, что среди Исполнения должен быть предатель, сэр.
      — Что заставляет вас так предположить, майор?
      — Символ «кровоточащее сердце» не принят ни в одной известной революционной организации. Далее, только охранник мог нарисовать этот знак. Больше никто не входил в виварий сегодня вечером.
      Иисус Пьетро проглотил свое нетерпение.
      — Может быть, вы и правы, майор. Завтра поизобретаем способы их выкурить.
      Майор Йенсен сделал несколько предложений. Иисус Пьетро их выслушал, надлежащим образом прокомментировал и отключился как можно скорее.
      Предатель среди Исполнения? Иисусу Пьетро эта мысль была крайне неприятна. Это возможно, и дело не таково, чтобы его игнорировать, но сознание, что Глава питает такое подозрение способно причинить морали в Исполнении больше ущерба, чем любой мыслимый предатель.
      Да и в любом случае Иисуса Пьетро это не интересовало. Никакой охранник-предатель не мог бы проникнуть невидимкой в кабинет Иисуса Пьетро. Кровоточащее сердце — это нечто совершенно иное.
      Иисус Пьетро вызвал отделение энергетиков.
      — Вы ведь сейчас ничем не заняты, не так ли? Отлично. Пусть кто-нибудь из вас принесет мне кофе.
      Еще три минуты и он может возобновить допрос.
      Иисус Пьетро прохаживался. Он ходил, теряя равновесие из-за неподвижно закрепленной на теле руки — лишний повод для раздражения. Онемение в обезболенной руке начинало проходить.
      Да, кровоточащее сердце — нечто совершенно иное. Гнусный символ на стене вивария. Пальцы, сломанные незаметно для их владельца. Рисунок, невесть откуда появившийся на обложке досье, будто подпись. Подпись.
      Интуиция — вещь с подвохом. Интуиция говорила Иисусу Пьетро, что сегодня ночью что-то случиться. И что-то случилось, но что? Интуиция, или нечто вроде нее привела его сюда. Конечно, он не видел логических причин все время думать о Полли Торнквист. Известно ли ей на самом деле что-либо? Или подсознание привело его сюда по другим мотивам?
      Иисус Пьетро прохаживался вдоль дугообразной внутренней стены.
      Наконец кто-то постучал в дверь наверху. Охранники вынули пистолеты и посмотрели вверх. Послышалась возня, потом дверь откинулась вниз и по лестнице спиной вперед спустился человек. На одной руке он балансировал подносом и даже не попытался закрыть за собой дверь.
      Космобаржа никогда не была местом, где удобно работать. Везде лестницы. Человеку с подносом пришлось долго спускаться спиной вперед — все протяжение некогда большой удобной, гостиной — прежде, чем он коснулся пола.
      Мэтт сунулся в дверь головой вниз.
      Лаборант спускался по лестнице, держа кофе на подносе в руке. На полу стояло еще трое, и один из них — Кастро. Когда голова Мэтта появилась в двери, все четыре пары глаз обратились вверх, поймали на миг взгляд Мэтта и опустились.
      Мэтт начал спускаться, оглядываясь через плечо и пытаясь смотреть в восемь глаз одновременно.
      — Черт подери, Худ, помогите мне встать.
      — Вы же не ожидаете, Парлетт, что мы…
      — Помогите мне подойти к телефону.
      — Мы совершили бы этим самоубийство, — сказал Гарри Кейн. — Как поступит ваша армия родственников, когда узнает, что мы держим вас пленником в вашем же доме?
      — Я здесь по своей собственной свободной воле. Как вам известно.
      — Но известно ли это им?
      — Моя семья пойдет следом за мной. — Парлетт уперся ладонями в подлокотник кресла и с большим усилием встал. Но встав, двинуться он уже не смог.
      — Им не будет известно, что происходит, — заявил Гарри Кейн. — Все, что они будут знать — это что вы находитесь в доме наедине с тремя сбежавшими из вивария колонистами.
      — Кейн, они не поняли бы, что происходит, даже проговори я два часа подряд. Но они пойдут за мной.
      Гарри Кейн открыл рот, потом закрыл и затрясся. Ему пришлось сложить руки на столе, чтобы не позволять им дрожать.
      — Вызывайте их, — сказал он.
      — Нет, — сказал Джей Худ.
      — Помоги ему, Джей.
      — Нет! Если он воспользуется этим телефоном, чтобы сдать нас в полицию, то войдет в историю, как величайший надувала на Горе Посмотрика. А с нами будет покончено.
      — А, тьфу, — Лидия Хэнкок встала и закинула руку Парлетта себе на шею. — Будь же разумен, Джей. Парлетт — наш самый лучший шанс из всех. Мы вынуждены ему поверить. — И она подвела Парлетта к телефону.
      Почти время возобновлять допрос. Иисус Пьетро подождал, пока лаборант пристроит свой поднос на «гроб»и начнет подниматься обратно.
      И осознал, что пульс у него бешено скачет. Холодная испарина влажно щекотала ребра. Рука пульсировала, словно сердце. Глаза метались туда-сюда по комнате, ища нечто, чего там не было.
      За считанные секунды и без всякой причины комната для допросов превратилась в ловушку.
      Послышался стук и каждый мускул в его теле вздрогнул. Ничего не было, ничего такого, что он мог бы обнаружить глазами. Но он, слоноподобный Кастро, человек без нервов, вздрагивал от теней. Комната была ловушкой, ловушкой!
      — Сейчас вернусь! — сказал Иисус Пьетро. Он шагнул к лестнице и начал взбираться, до последнего дюйма сохраняя вид Человека, Отдающего Приказы. Охранник окликнул его:
      — Но, сэр! А как же заключенная?
      — Я тотчас вернусь, — ответил Иисус Пьетро, не останавливаясь.
      Он протиснулся в дверь, нагнулся и закрыл люк. И остался на месте.
      Он не собирался никуда идти. Какое-то чутье кричало ему «Наружу!»— чутье, столь могучее, что он не задумываясь последовал ему прямо посреди допроса.
      Чего он испугался? Не был ли он близок к тому, чтобы узнать от Полли Торнквист какую-то неприятную правду? Или это чувство вины? Конечно же, он перестал вожделеть к колонистской девчонке. Конечно, он справился бы с этим, начнись оно снова.
      Ни один человек в Исполнении никогда не видел его таким: с обмякшими плечами, с лицом, собранным в усталые морщины, стоящего посреди дороги, потому что ему некуда идти.
      В любом случае он должен вернуться. Полли Торнквист ожидает звучания его голоса. Она может знать, а может и не знать то, что ему необходимо выяснить.
      Он заметно собрался и повернулся лицом к двери, автоматически отведя взгляд от светящейся матовой панели в стене. У людей, работавших в космобаржах, вырабатывалась эта привычка. Для ламп на потолке панели были как раз достаточно яркими. Находясь же на стене, они резали глаз.
      Огибая панель, взгляд Кастро зацепился за что-то и вернулся обратно. На матовой панели виднелся синий рисунок.
      Мэтт почти спустился по лестнице, когда человек в лабораторном халате начал подниматься.
      Мэтт едва не вслух воззвал к Пыльным Демонам, которые внешне никак не отреагировали. Затем, поскольку лаборант вот-вот должен был на него наткнуться, Мэтт переместился на обратную строну лестницы спрыгнул. Упал со стуком. Все головы в комнате резко обернулись. Мэтт, ступая потише, отошел в угол и притаился.
      Он знал с самого начала: на эту его способность нельзя полагаться. В какой-то момент он обязательно перестанет бояться, надпочечники прекратят производить адреналин…
      Охрана возвела глаза к потолку. Лаборант исчез в двери, закрыв ее за собой. Только сам Кастро продолжал вести себя странно, его взгляд метался по комнате, будто ища что-то, чего там не было. Мэтт начал переводить дыхание.
      Человек с кофе появился как раз вовремя. Мэтт уже собирался уйти и поискать рубку управления ядерным реактором, прежде чем вернуться к Кастро. Он как раз обнаружил, что матовое стекло коридорной лампы держит чернила и пометил его, чтобы знать, за какой дверью Кастро, когда лаборант с подносом в руках появился из-за угла.
      Кастро по-прежнему вел себя странно. Все продолжение разговора в кабинете Мэтт не переставал его бояться. Но теперь Глава выглядел просто беспокойным человеком с перевязанной рукой.
      «Опасная мысль, — подумал Мэтт. — Бойся!»
      Вдруг Кастро полез вверх по лестнице.
      Мэтт прикусил нижнюю губу. Что за комическое преследование выходит! Куда еще собрался Глава? И как Мэтту удержать шесть глаз, два наверху и шесть внизу, поднимаясь одновременно по лестнице?
      Тем не менее он направился к лестнице.
      — Но, сэр! Как же заключенная?
      — Я тотчас вернусь.
      Мэтт снова забился в угол. Заключенная?
      Гроб. Это слово почти устарело на Горе Посмотрика, где команда и колонисты равно кремировали своих умерших. Но этот ящик возле стены достаточно велик, чтобы легко вместить пленника.
      Он должен заглянуть внутрь.
      Но сначала охрана…
      — Майор, вызывает Глава.
      — Спасибо, мисс Лоссен.
      — Йенсен, это вы?
      — Да, сэр.
      — Я нашел еще одно кровоточащее сердце.
      — В «Планке»?
      — Да. Прямо над комнатой, где гроб, на лампе. А теперь — вот что я хочу сделать. Вам нужно закрыть шлюзы «Планка», наполнить корабль газом и прийти сюда с отрядом. Над любым, кого сразу не опознают, поиграйте ультразвуком, чтобы остался тихим. Ясно?
      — Да, сэр. Но предположим, предатель — кто-то, кого мы знаем?
      — Об этом судите сами. У меня есть веские причины полагать, что это не полицейский, хотя может оказаться в форме. Сколько вам потребуется времени?
      — Около двадцати минут. Я могу воспользоваться вместо лифтов машинами, но на это уйдет столько же.
      — Хорошо. Используй машины. Сначала отключите лифты. Я хочу максимально использовать эффект внезапности.
      — Да, сэр.
      — Исполняйте.
      Охранники не доставили никаких хлопот. Мэтт подошел к одному из них сзади, вытащил у него из кобуры пистолет и выстрелил в обоих.
      Пистолет остался в его руке. Он вызывал приятное чувство. Мэтта тошнило от необходимости бояться. Такая ситуация очень просто может свести с ума. Если перестать бояться хоть на миг, его могут убить! Но теперь, по крайней мере, на данный момент, он может не прислушиваться к шагам, не стараться смотреть во всех направлениях сразу. Ультразвуковой парализатор — ставка поверней гипотетической, ненадежной пси-силы. Он ложился на руку холодным, твердым и настоящим.
      «Гроб» оказался больше, чем выглядел от двери. Мэтт нашел зажимы, большие и удобные в обращении. Крышка была тяжелой. Изнутри ее покрывал пенопласт со звукопоглощающей поверхностью из маленьких переплетенных конических выступов.
      Внутри находилось нечто, очень тщательно упакованное в мягкую и плотную белую материю. Формой оно лишь смутно напоминало человеческое тело, а голова и вовсе была нелюдская. Мэтт ощутил, как волосы шевелятся у него на затылке. Гр об. И то, что внутри, не двигалось. Если он нашел Полли, то Полли мертва.
      Все-таки он принялся разворачивать, начав с того, что могло сойти за голову. Он нашел ушные заглушки, а под ними человеческие уши. Мэтт начал надеяться.
      Он отмотал материю с пары карих глаз. Глаза посмотрели на него, а потом мигнули.
      Это превосходило все надежды. Он нашел Полли и Полли жива.
      Она больше напоминала кокон, чем девушку. Под конец она помогала стаскивать со своих ног обертку, обкладку и провода датчиков. Толку от этой помощи было немного. Пальцы ее не слушались. Мышцы на ее челюсти, на руках и ногах ритмично подергивались. Когда она попыталась вылезти из гроба, Мэтту пришлось ее подхватить, упавшую всем телом, и оба грудой свалились на пол.
      — Спасибо, — нетвердо сказала Полли. — Спасибо, что вытащил меня оттуда.
      — Для этого я и пришел.
      — Я тебя помню. — Она поднялась, цепляясь ради опоры за его руки. Она еще ни разу не улыбнулась. Когда Мэтт освободил ее рот и убрал зажимы, лицо у нее было, как у ребенка, ждущего, что его отшлепают. Таким оно оставалось и до сих пор. — Ты Мэтт как-то-там по фамилии. Верно?
      — Мэтт Келлер. Можешь теперь сама стоять?
      — Где мы? — она не отпускала его руку.
      — Посреди Госпиталя. Но у нас хорошие шансы выбраться, если будешь делать все, как я скажу.
      — Как ты сюда попал?
      — Джей Худ говорит, что я обладаю чем-то вроде психогенной невидимости. Пока я испуган, я могу не позволять другим людям себя видеть. Вот на это мы и должны рассчитывать. Эй, с тобой все в порядке?
      — Ясно, нет, раз тебе приходится спрашивать, — она в первый раз улыбнулась, улыбкой призрака — искривление губ, исчезнувшее через секунду. Без него она была лучше.
      — На то и похоже. Поди, сядь сюда. — Полли вцепилась в его предплечье обеими руками, словно боясь упасть. Мэтт подвел ее к одному из стульев. «Она до сих пор в шоке», — подумал он. — А еще лучше, приляг. На пол. Легонько… А теперь положи ноги на стул. Что, во имя Пыльных Демонов, они с тобой сделали?
      — Долгая история. — Полли сморщила лоб и между бровями у нее пролегла неожиданно глубокая складка. — Но я могу рассказать ее быстро. Со мной ничего не делали. Ничего, ничего, ничего. — Она легла на спину, задрав ноги, как Мэтт ее разместил, и глаза ее смотрели вверх, мимо потолка; смотрели в Ничто.
      Мэтту захотелось отвернуться. Полли не была больше хорошенькой. Волосы у нее были, как гнездо чистильщиков, лицо помято, но дело было не в том. Что-то ушло из нее и что-то пришло взамен. На ее бледном лице отражался абсолютный ужас того, что она видела, глядя в Ничто.
      Наконец она сказала:
      — Как ты здесь очутился, Мэтт?
      — Пришел тебя выручать.
      — Ты же не Сын Земли.
      — Верно.
      — Может, ты стукач. Налет на дом Гарри был той ночью, когда ты пришел.
      — Экая неблагодарность от спасенной девы.
      — Прости. — Но глаза ее продолжали следить и подозревать. Она сняла ноги со стула и переместилась на полу в сидячее положение. На ней была незнакомая одежда, вроде спортивного костюма, но из мягкой и тонкой ткани. Ее пальцы нашли уголок материи и играли с ним, мяли его, тянули, вертели, комкали. — Я ничему не верю. Я даже не уверена, что не брежу. Может быть, я еще в ящике.
      — Успокойся, — сказал Мэтт, утешительно гладя ее по плечу. — Ты уже не…
      Она схватила его руку, чтобы удержать ее — так быстро, что Мэтт едва не отскочил. Все ее движения были преувеличены.
      — Ты не знаешь, каково там было! Меня завернули и оставили и с этого времени — это было, как смерть! — Она тискала его руку, ощупывая пальцы, суставы, ногти, словно никогда не касалась человеческой руки. — Я все время пыталась припоминать всякие вещи, а до них было не достать. Это ка к… — она запнулась; горло ее вздрагивало, а губы беззвучно кривились. Потом она бросилась на Мэтта.
      Она сшибла его ничком на спину и обвилась вокруг него ужом. Это ничем не напоминало страсть. Она льнула к нему, как будто тонула, а он был плавающим бревном.
      — Эй, — сказал Мэтт. — Пистолет. Ты отбросила пистолет.
      Полли не слышала. Мэтт посмотрел вверх, на дверь. Она не открывалась и не раздавалось никаких подозрительных шумов.
      — Все нормально, — успокаивал он. — Все теперь хорошо. Ты выбралась. — Она зарылась лицом в плечо Мэтта и терлась о него. Ее руки крепко охватывали его грудь хваткой отчаяния. — Теперь это кончилось. — Он массировал мышцы ее шеи и плеч, пытаясь делать то же, что сделала для него Лэни позавчера ночью.
      Как она все время трогает предметы, тискает их — теперь Мэтт понимал. Она убеждает себя, что они настоящие. Время, проведенное в «гробу», было, должно быть, хуже, чем он мог представить. Она, наверное, утратила всякое соприкосновение с реальностью, всю веру в прочность вещей вне этой искусственной утробы. И так же шарила она руками по его спине, обводила кончиками пальцев линии его лопаток и позвонков; так же терлась о него скользящими движениями — ступнями, бедрами, руками, телом — словно ощупывая, впитывая его каждым квадратным дюймом кожи…
      Мэтт почувствовал, что оживает в ответ. Двери-люки и изогнутые металлические стены, оружие и полиция Исполнения потеряли всякую важность. Осталась одна Полли.
      — Помоги мне, — невнятно произнесла она.
      Мэтт перекатился наверх. Мягкая, непрочная даже с виду материя ее одежды рвалась, как папиросная бумага. Мэтт подивился мельком, зачем она вообще понадобилась. Это тоже было неважно.
      Наконец Полли сказала:
      — Ну вот, все-таки я реальна.
      А Мэтт, умиротворенно опускаясь с какой-то далекой вершины Нирваны, спросил:
      — Это ты и назвала помощью?
      — Не знаю, что я имела в виду. Я нуждалась в помощи, вот и все. — Она лениво улыбнулась, глазами и губами. — Допустим, я имела в виду другое. Так что с того?
      — Тогда я тебя гнусно совратил. — Он слегка отодвинул голову, чтобы посмотреть на ее лицо. Перемена была невероятная. — Я боялся, ты совсем сошла с катушек.
      — Так и было.
      Мэтт посмотрел вверх, на люк, потом потянулся за ультразвуковиком. Нирвана закончилась.
      — Ты действительно пришел меня спасать?
      — Да. — Он ничего не сказал о Лэни — пока. Незачем портить такой момент.
      — Спасибо.
      — Пожалуйста. Нам предстоит еще выбраться отсюда.
      — Ты ни о чем не хочешь меня спросить?
      Она что, испытывает его? Даже теперь ему не доверяет? А с какой стати она должна ему доверять?
      — Нет, — сказал он. — Ни о чем. Но я должен тебе кое о чем рассказать.
      Полли напряглась под ним.
      — Мэтт. Где мы?
      — В Госпитале. В сердцевине Госпиталя. Но мы можем выйти.
      Полли откатилась и вскочила одним плавным движением.
      — Мы на одной из космобарж! На которой?
      — На «Планке». Это имеет значение?
      Она кинулась к ультразвуковому пистолету второго стражника, словно бегун в последнем рывке, и выхватила его из кобуры.
      — Мы можем взорвать ядерную установку! Отправить Госпиталь вместе с командой в туман пустоты! Давай, Мэтт, пошевеливайся. В коридорах есть охрана? Сколько?
      — Взорвать… Ты с ума сошла?
      — Мы сотрем в пыль Госпиталь и большую часть Плато Альфа. — Она подобрала свой разорванный лжеспортивный костюм и отбросила его. — Придется мне снять штаны с одного из этих полицейских. Это будет дело! Мы победим, Мэтт! Одним ударом!
      — Какая победа? Мы погибнем!
      Полли уперла руки в бедра и с отвращением оглядела его. Теперь она была в форменных брюках Исполнения, слишком для нее больших. Мэтт отродясь не видывал никого живее.
      — Я и забыла. Ты же не Сын Земли. Ладно, Мэтт, поглядим, далеко ли тебе удастся удрать. Может, ты и успеешь убраться из зоны взрыва. Лично я в этом сомневаюсь.
      — У меня к тебе личный интерес. Я не для того проделал весь этот путь, чтобы ты совершала самоубийство. Ты пойдешь со мной.
      Полли натянула рубашку охранника, потом торопливо закатала брюки.
      — Ты свое дело сделал. Не хочу быть неблагодарной, Мэтт, но нам с тобой идти в разных направлениях. Наши мотивы не сходятся. — Она крепко поцеловала его, оттолкнула и прошептала: — Не могу упустить этот случай. — С этими словами Полли направилась к лестнице.
      Мэтт заступил ей дорогу.
      — Без меня у тебя не окажется покровителя, с которым можно пройти куда угодно. Ты пойдешь со мной и мы покинем Госпиталь — если сможем.
      Полли ударила его.
      Она ударила его твердыми пальцами прямо под грудину, туда, где ребра сходятся «домиком». Мэтт сложился пополам, силясь охватить собой боль; не пытаясь еще дышать, но разевая рот, как рыба. Он почувствовал прикосновение пальцев к горлу и понял, что Полли заметила газовый фильтр и забрала его.
      Углом глаза он видел ее, как туманное пятно, лезущее вверх по лестнице. Услыхал, как открылась дверь и через мгновение закрылась. Медленный огонь растекался по его легким. Он попытался втянуть воздух и это оказалось больно.
      Он не умел драться. «Удача Мэтта Келлера» делала это ненужным. Один раз он ударил в челюсть охранника. Где еще он мог кого-либо ударить? И кто ожидал бы от такой тоненькой девушки такого сильного удара?
      Дюйм за дюймом он разворачивался, выпрямлялся. Он тянул дыхание мелкими, болезненными глоточками. Когда боль над сердцем позволила ему снова двигаться, он начал подниматься по лестнице.

Глава 13. Все случилось сразу