Когда я провёл соответствующие расчёты и оценки, оказалось, что автор сильно, на несколько порядков, ошибся в количественном отношении — но его правота в отношении качественном сомнений не вызывает. В реальном мире герой его рассказа не сумел бы донести до нас знание о том, насколько опасны нейтронные звёзды для тех смельчаков, которые отважатся изучать их вблизи.

      «Небесный ныряльщик» выскочил из гиперпространства ровно в миллионе миль от нейтронной звезды. Мне потребовалась минута для того, чтобы сориентироваться по звёздам — и ещё одна для того, чтобы обнаружить то искажение, которое незадолго до своей смерти отметила Соня Ласкина. Звезда была слева — где-то секторе размером с Луну, видимую с Земли. Я развернул корабль так, чтобы его нос был направлен точно в том направлении.
      Остывающие звёзды, звёзды, кружащиеся в хороводе. Звёзды, перемешанные как чаинки.
      Нейтронная звезда лежала прямо по курсу, хотя я не мог её увидеть — и, собственно говоря, увидеть и не ожидал. Её поперечник составлял лишь одиннадцать миль, и она была очень холодна. Миллиард лет минул с тех пор, как BVS-1 горела термоядерным пламенем. Как минимум, миллионы лет прошли с тех катастрофических двух недель, когда она была рентгеновской звездой и полыхала жаром в пять миллиардов градусов по Кельвину. А ныне она проявляла себя лишь огромной массой.
      Корабль сам собой принялся разворачиваться. Сказывалось ускорение, которое придавал ему термоядерный двигатель. Мой верный металлический страж без всякой помощи с моей стороны выводил меня на гиперболическую орбиту, которая пройдёт лишь в одной миле от поверхности звезды. Двадцать четыре часа падения, двадцать четыре часа подъёма… и за это время нечто попытается меня убить. Точно так же, как убило Ласкиных.
      Тот же тип автопилота с точно такой же программой выбрал их орбиту. Автопилот не привёл их к столкновению со звездой. Я мог ему доверять. Хотя, по идее, я даже мог поменять программу.
      Я, пожалуй, и впрямь должен это сделать.
      И как я до такого докатился?
      Двигатель отключился спустя десять минут манёвров. Теперь слишком многое удерживает меня на этой орбите. Я знал, что случится, если я попытаюсь отступить сейчас.
      А ведь всё, что я сделал — прогулялся в магазинчик за новой батарейкой для зажигалки!

* * *

      По центру магазинчика, окружённая тремя этажами прилавков, стояла новая межпланетная яхта, «Синклэйр-2603». Я пришёл за батарейкой, но остался стоять в изумлении. Кораблик был превосходен. Небольших размеров, гладкий, обтекаемой формы. Вопиющее отличие от всего, что было когда-либо построено. Я знал, что мне ни за что и никогда не летать на этой яхте, но неотрывно на неё смотрел — она была прекрасна. Просунул голову в люк, глянул на контрольную панель. Вы никогда не видели — и не увидите! — столько приборов. Когда вытянул голову наружу, то заметил, что все покупатели тоже пялятся на яхту. Стояла удивительная тишина.
      Я никого не мог за это порицать.
      По магазинчику ходили и инопланетяне, которые в основном интересовались сувенирами — но они тоже были очарованы. Кукольник был один. Представьте себе безголового, трёхногого кентавра, с двумя куклами а-ля «Морской змей-тошнотик» на руках — и картина будет более-менее правдоподобной. Но его руки — это качающиеся шеи, а куклы — всамделишные головы, плоские и безмозглые, с широкими гибкими губами. Мозг спрятался под костяной горб между основаниями шей. Этот кукольник был одет лишь в пальто из коричневых волос. Грива пальто протягивалась во всю длину позвоночника, окутывая мозг плотным покрывалом. Мне говорили, что способ, которым кукольники укладывают этот покров, показывает их общественный статус — но, если бы кто-то поинтересовался моим мнением, я бы сказал, что это мог быть кто угодно, от разнорабочего на верфи до ювелира — а может даже до президента «Дженерал Продактс».
      Как и остальные, я смотрел на то, как он пересекает помещение. Не то, чтобы я никогда не видел кукольников, просто есть нечто забавное в том, с каким величавым достоинством они передвигаются на своих тонких ногах и крошечных копытцах. Я смотрел, как кукольник продвигается в мою сторону — всё ближе и ближе. Он остановился на расстоянии фута, внимательно меня осмотрел и сказал:
      — Вы — Беовульф Шэффер, в прошлом — пилот «Накамура Лайнс».
      Его голос был потрясающим контральто, без намёка на акцент. Рты кукольников — не только самые гибкие органы речи, которые существуют в природе, но также и самые чувствительные конечности. Языки раздвоены и заострены; вдоль краёв широких, толстых губ располагаются пальцеобразные узелки. Вы только представьте себе часовых дел мастера с пальцами, которые чувствуют вкус!
      Я кашлянул и ответил:
      — Э-э-э, верно.
      Он смотрел на меня с двух сторон.
      — Вы не заинтересованы в высокооплачиваемой работе?
      — Был бы просто счастлив заполучить высокооплачиваемую работу.
      — Я — глава регионального отделения «Дженерал Продактс», выражаясь вашими терминами. Пройдёмте со мной, и мы обсудим дело где-нибудь в другом месте.
      Я проследовал за ним в транспортную кабину, и меня со всех сторон провожали удивлённые взоры. Когда в магазине тебя ловит двухголовый монстр, это вызывает необычное чувство, и даже некоторую неловкость. Быть может, кукольник это знал. Быть может, он проверял, насколько сильно я нуждаюсь в деньгах.
      Нужда была велика. Восемь месяцев прошло с тех пор, как «Накамура Лайнс» обанкротилась. За некоторое время до того я жил на широкую ногу, зная, что зарплата, которую мне задолжали, покроет все мои долги. Я так никогда и не увидел той зарплаты. «Накамура Лайнс» лопнула с треском. Солидные бизнесмены выбрасывались из окон отелей. Что касается меня, я продолжал тратить. Если бы я вдруг принялся себя в чём-то ограничивать, кредиторы навели бы справки… и я бы окончил свои дни в долговой тюрьме.
      Кукольник быстро набрал языком тринадцать цифр. Мгновение спустя мы уже находились в другом месте. Когда я открыл дверь кабины, воздух с шумом улетучился, и я сглотнул; у меня заложило уши.
      — Мы на крыше здания «Дженерал Продактс», — сказал кукольник. — Проведите проверку этого корабля, пока мы будем обсуждать вашу работу.
      Насыщенное контральто действовало на нервы, и мне приходилось напоминать себе, что говорит инопланетянин, а не прекрасная незнакомка.
      Я осторожно вышел из кабины, но сезон был безветренный. Крыша располагалась на уровне земли, так уж мы строим здания на планете Сделано Нами. Возможно, это связано с ветрами, которые дуют со скоростью полторы тысячи миль в час зимой и летом, когда ось вращения планеты направлена на светило, Процион. Ветры — наша единственная приманка для туристов, и было бы позором замедлять их, ставить на пути небоскрёбы. Голая квадратная бетонная крыша была окружена безбрежной пустыней, которая непохожа на всё, что встречается в других незаселённых мирах. Скорее, это простор, заполненный тонким песком, словно жаждущий быть обсаженным декоративными кактусами. Мы пытались. Ветер сдувал растения напрочь.
      Неподалёку от крыши на песке лежал корабль. Корпус компании «Дженерал Продактс» второго типа: цилиндр трёхсот футов в длину и двадцати в ширину, с обеих сторон остроконечный, с небольшой осиной талией в хвосте. По неизвестной причине он лежал на боку. Опоры в хвостовой части были сложены.
      Вы когда-нибудь замечали, что все суда стали выглядеть одинаково? До девяноста пяти процентов нынешних космических кораблей строятся на базе четырёх типов корпусов «Дженерал Продактс». Намного легче и безопаснее строить их так их строить. Как бы то ни было, всё закончилось логично: массовое производство, и корабли похожи друг на друга, как две капли воды.
      Корпуса доставляются потребителю полностью прозрачными, краска используется только в тех местах, где она необходима или желательна. Б ольшая часть этого корабля была прозрачна. Только нос был покрашен вокруг системы жизнеобеспечения. Главного двигателя не было. Серия высовывающихся из корпуса дюз была установлена по бокам, и стенки корабля были пронизаны маленькими дырочками — квадратными и круглыми — для инструментов наблюдения. Сквозь корпус я видел, как отсвечивают приборы.
      Кукольник направлялся к носу корабля, но что-то заставило меня повернуться к ножкам-распоркам для более детального осмотра. Они были согнуты. Сквозь искривлённые прозрачные панели корпуса какая-то неведомая сила сдавила металл с такой дикой мощью, что он потёк наподобие тёплого воска, из распорок — и внутрь тоже.
      — Что проделало это? — спросил я.
      — Мы не знаем. Но очень хотим узнать.
      — То есть?
      — Вы когда-нибудь слышали про нейтронную звезду BVS-1?
      Мне пришлось с минуту подумать:
      — Первая нейтронная звезда, когда-либо найденная. Кто-то вычислил её по смещению звёзд пару лет назад.
      — BVS-1 была открыта Институтом знания на Джинксе. Через посредников мы узнали, что Институт хочет исследовать звезду. Для этого им требовалось судно. Тогда у них не было достаточно средств. Мы предложили им помощь в виде корпуса, с обычными гарантиями… Ну, вы знаете — если они поделятся с нами всеми данными, которые соберут с помощью нашего корабля.
      — Кажется справедливым, — ответил я, не спрашивая, почему они не провели собственное исследование. Как и прочие травоядные, кукольники разумно считают осторожность единственно приемлемой формой мужества.
      — Два человека, которых звали Петер Ласкин и Соня Ласкина, выразили желание использовать корабль. Они намеревались пройти на расстоянии мили от поверхности звезды, по гиперболической траектории. Очевидно, во время их полёта какая-то непонятная сила пронизала корпус и проделала этос распорками для приземления. Та же самая сила, мы полагаем, и убила пилотов.
      — Но это же невозможно, правда?
      — Вы сообразительны и легко докапываетесь до сути. Следуйте за мной, — сказал кукольник и рысью побежал к люку.
      Я был сообразителен, факт. Ничто, ну ничто, не может пробраться сквозь корпус «Дженерал Продактс». Никакой вид электромагнитного излучения, кроме видимого света. Никакой вид материи, от самой крошечной субатомной частицы до самого быстрого метеорита. Это — утверждение рекламных проспектов компании, и гарантии были краеугольным камнем её существования. Я никогда не сомневался в том, что эти заявления — правда, и никогда не слышал, чтобы корпус «Дженерал Продактс» был повреждён оружием или чем бы то ни было ещё.
      С другой стороны, корпуса «Дженерал Продактс» настолько же уродливы, насколько функциональны. Компания, которой владели кукольники, была бы сильно подкошена известием о том, что что-то моглопробраться сквозь корпус. Но я до сих пор не понимал, при чём здесь я.
      Мы поехали в нос корабля по эскалестнице.
      Система жизнеобеспечения, единственная часть корабля, которую Ласкины покрыли теплоотражающей краской, разделялась на две части. В конусообразной кабине отсека управления внешняя переборка представляла собой одно сплошное окно. За стеной рубки располагалась комната отдыха со стенами, выкрашенными в серебристый цвет. Там окон не было. Длинная труба протянулась на корму за задней переборкой этого отсека. Очевидно, труба вела к разным инструментам и гиперпространственным двигателям.
      В отсеке управления стояли две перегрузочные кушетки. Обе были сорваны с ножек и слетелись к носу, скомканные, как папиросная бумага. Они разрушили панель управления. Спинки искорёженных кушеток были забрызганы чем-то коричневым, как ржавчина. Пятнышки того же цвета виднелись везде: на стенах, на окнах, на обзорных экранах. Как будто бы что-то сильно, с исполинской мощью, ударило по креслам; например, дюжина заполненных краской воздушных шариков.
      — Это кровь, — сказал я.
      — Правильно. Циркулирующая жидкость человеческого организма.

* * *

      Двадцать четыре часа падения.
      Б ольшую часть первых двенадцати часов я провёл в комнате отдыха, пытаясь читать. Ничего необычного не происходило, за исключением того, что несколько раз я наблюдал явление, которое отметила Соня Ласкина в своём последнем отчёте. Когда звезда проходила непосредственно за невидимой BVS-1, она давала кольцо света. BVS-1 была достаточно тяжела для того, чтобы искривлять лучи света, смещая часть звёзд в сторону. Но когда звезда проходила прямо за нейтронным объектом, её свет смещался во все стороны разом. В итоге получался крошечный кружок, который появлялся на миг и исчезал прежде, чем взгляд мог за него ухватиться.
      В тот день, когда меня выцепил кукольник, я не знал о нейтронных звёздах почти ничего. Сейчас я был экспертом, но до сих пор не имел ни малейшего представления о том, что меня ждёт внизу.
      Вся та материя, которая встречается в жизни — обыкновенная. Она состоит из ядер, сложенных из протонов и нейтронов, и окружающих их электронов в дискретных энергетических состояниях. В сердце любой звезды — там, где потрясающее давление сдавливает электронные оболочки — существует второй тип материи. Это вырожденное вещество: атомные ядра держатся вместе давлением и гравитацией, но им не даёт схлопнуться взаимное отталкивание более-менее однородного электронного «газа» между ними.
      Определённые обстоятельства могут создать третий тип материи.
      Дано: выгоревший дотла белый карлик с массой более 1.44 масс Солнца (предел Чандрасекара, названный так в честь индийско-американского астронома 1900-х). В такой массе давление электронов само по себе недостаточно велико, чтобы сдерживать ядра на расстоянии друг от друга. Электроны вдавливаются в протоны — и получаются нейтроны. Одним махом, взрывным образом, б ольшая часть звезды переходит из сжатой массы вырожденого вещества в плотно упакованый пакет нейтронов: это нейтрониум, теоретически самое плотное вещество на свете. Остатки материи — и обычной, и вырожденной — срывает прочь высвобождающимся жаром.
      В течение двух недель звезда является источником рентгеновского излучения, пока температура на её поверхности не упадёт с пяти миллиардов до пятисот миллионов градусов. После этого она становится излучающим свет телом, возможно, от десяти до двенадцати миль в поперечнике. Практически невидимая с большого расстояния. Поэтому неудивительно, что BVS-1 — самая первая нейтронная звезда, которую обнаружили.
      И тем более нет ничего странного в том, что Институт знаний на Джинксе потратил так много времени и усилий на её изучение. До тех пор, пока BVS-1 не была открыта, нейтрониум и нейтронные звёзды были чисто теоретическими объектами. Изучение нейтронной звезды могло предоставить крайне важную информацию. Такое небесное тело могло дать ключ к истинному контролю над гравитацией.
      Масса BVS-1: 1.3 масс Солнца, приблизительно.
      Диаметр BVS-1 (оценка): одиннадцать миль нейтрониума, прикрытого сверху полумилей вырожденного вещества, а сверху, может быть, дюжиной футов обычной материи.
      О крошечной спрятавшейся звезде больше не было известно ничего, до тех пор пока Ласкины не отправились на её исследование. Сейчас Институт знал ещё один факт: период её вращения.

* * *

      — Масса звезды настолько велика, что она искажает пространство своим вращением, — сказал кукольник. — Гипербола Ласкинов извернулась таким образом, что мы смогли вычислить период вращения звезды: две минуты двадцать семь секунд.
      Бар находился где-то внутри здания «Дженерал Продактс». Я не знаю, где именно — но с транспортной будкой это не важно. Я продолжал смотреть на бармена-кукольника. Естественно, только кукольники могут быть клиентами такого бармена, поскольку любая двуногая форма жизни крайне обиделась бы, зная, что её напиток кто-то готовил ртом. Я уже решил пообедать где-нибудь в другом месте.
      — Я понимаю, в чём ваша проблема, — сказал я. — Продажи снизятся, если пройдёт слух о каком-то таинственном нечто, которое может проникнуть сквозь ваши корпуса и раздавить команду в кровавую кашу. Но в чём моя роль?
      — Мы хотим повторить эксперимент Сони и Петера Ласкиных. Мы должны понять…
      — Со мной?
      — Да. Мы должны понять, есть ли такой фактор, от которого не может спасти наш корпус. Естественно, вы можете…
      — Но я на это не пойду.
      — Мы готовы предложить один миллион звёздочек.
      Искушение длилось один миг.
      — Можете об этом забыть.
      — Естественно, вам построят судно по вашему заказу, на основе второго типа корпуса «Дженерал Продактс».
      — Спасибо, но я предпочитаю остаться в живых.
      — Вам не понравится в заточении. Я слышал, что на Сделано Нами недавно провели реорганизацию долговой тюрьмы. Если «Дженерал Продактс» сделает ваши долги достоянием гласности…
      — Погодите, постойте…
      — Вы должны кредиторам около пятьсот тысяч звёздочек. Мы погасим ваш долг кредиторам до того, как вы отправитесь к нейтронной звезде. Если вы вернётесь…, — продолжил кукольник. Должен признать, это чудо было достаточно честным, чтобы не сказать «когда». — Если вернётесь, мы выплатим остаток. Может быть, потом вас попросят об интервью насчёт экспедиции. В этом случае мы заплатим ещё больше.
      — Вы сказали, мне построят судно по моему заказу?
      — Естественно. Это не исследовательский рейс. Мы хотим, чтобы вы вернулись в целости и сохранности.
      — Согласен, — сказал я.
      В конце концов, кукольник пытался меня шантажировать. Поэтому вся ответственность за последствия ляжет на него.

* * *

      Они собрали корабль ровно за две недели, начав работы со стандартного корпуса «Дженерал Продактс» второго типа, такого же, как и у судна Института знаний. Система жизнеобеспечения была почти идеальной копией системы Ласкинов, но на этом сходство двух космических аппаратов и заканчивалось. На корабле не было инструментов для наблюдений за нейтронными звёздами. Вместо этого судно несло термоядерный двигатель, достаточно крупный даже по меркам военных крейсеров Джинкса. На моём корабле, который я назвал «Небесный ныряльщик», двигатель мог выдать ускорение в тридцать g— на грани выносливости человека. «Ныряльщик» нёс на себе лазерную пушку, достаточно мощную, чтобы прожечь насквозь луну Сделано Нами. Кукольник хотел, чтобы я чувствовал себя в безопасности. У меня и было ощущение защищённости, поскольку на этом корабле я мог сражаться — и мог бежать прочь. В особенности, последнее.
      Я прослушал последнюю передачу Ласкиных не меньше шести раз. Их безымянный корабль выпал из гиперпространства в миллионе миль над BVS-1. Гравитационное искривление гиперпространства предотвратило бы их выход ближе к звезде. Пока её муж ползал по трубе, проверяя инструменты, Соня отправила сообщение Институту: «… Мы не можем её видеть, по крайней мере, невооружённым взглядом. Но мы видим, где она находится. Каждый раз, когда та или иная звезда проходит за ней, появляется маленькое колечко света. Подождите минутку! Петер уже настроил телескоп…»
      В этот момент гравитационное поле звезды разорвало гиперпространственную связь. Так и планировалось, и никто не взволновался — пока. Чуть позже тот же самый эффект, должно быть, не дал пилотам сбежать в гиперпространство от чего бы то ни было, что на них напало.
      Когда спасатели обнаружили судно, на нём работали лишь камеры и радар. Эти приборы почти ничего не сообщили. А в кабине камеры не было. Но съёмка с передней части корабля дала, на мгновение, смазанный скоростью кадр, в котором оказалась нейтронная звезда. Диск, не представляющий из себя ничего особенного, оранжевый — как древесный уголь для пикников (если хоть кто-то из ваших знакомых может себе позволить жечь древесину). Это небесное тело было нейтронной звездой уже долгое-долгое время.
      — Не собираюсь красить корабль, — сказал я президенту.
      — Вы не должны отправляться в такой рейс с прозрачными стенками. Вы можете сойти с ума.
      — Я не земляной червь. Не слишком-то интересуюсь видом открытого космоса, да и тот интерес быстро спадает. Я просто хочу быть уверен в том, что никто не подкрадывается сзади.

* * *

      В день перед отлётом я в одиночестве сидел в баре «Дженерал Продактс» и даже позволял кукольнику-бармену готовить мне ртом напитки. У него получалось весьма неплохо. Кукольники сидели по барам парами и тройками. Несколько человек разбавляли компанию инопланетян. Но конец рабочего дня ещё не наступил, и помещение казалось пустым.
      Я был доволен собой. Мои долги оплачены. Не то, чтобы это имело значение в том месте, куда я направляюсь. Я покину эту планету без малейшей задолженности на моём имени, без ничего — кроме корабля…
      Я выбрался из паршивой ситуации, и этим всё сказано. Надеюсь, мне понравится быть богатым изгнанником.
      Чуть не подпрыгнул, когда новоприбывший уселся прямо напротив меня. Он был иностранцем, нестарым, но и не слишком молодым человеком. Белоснежная несимметричная борода, дорогой чёрный деловой костюм. Я обрёл контроль над выражением своего лица и встал, намереваясь уйти.
      — Сядьте, господин Шэффер.
      — Что?
      Он ответил показом синего диска. Удостоверение правительства Земли. Я внимательно посмотрел на диск, чтобы показать, что я настороже — хотя, конечно, не сумел бы отличить подделку.
      — Меня зовут Зигмунд Аусфаллер, — сказал правительственный агент. — Я хотел бы перекинуться с вами парой слов по поводу вашей работы на «Дженерал Продактс».
      Я молча кивнул.
      — Само собой, нам прислали запись ваших устных договорённостей. В них я обнаружил весьма любопытную информацию. Господин Шэффер, вы действительно принимаете на себя такой риск всего-навсего за пятьсот тысяч звёздочек?
      — Я получу в два раза больше.
      — Но у вас останется лишь половина. Остальное пойдёт на оплату долгов. К тому же, ещё будут налоги… Но неважно. Что привлекло моё внимание? Космический корабль — это космический корабль. А ваш несёт на себе мощное вооружение и двигатель. Восхитительное военное судно, если бы вы хотели его продать.
      — Но он не мой.
      — На свете есть те, кто не стал бы спрашивать — ваш он или не ваш. В мире Каньона, например. Или Изолиционистская партия Вундерланда.
      Я ничего не ответил.
      — Или, может быть, вы планируете карьеру пирата? Рискованное это дело — пиратство, и я не думаю, что вы серьёзно его замышляете.
      Я даже не подозревал о такой возможности. Но я действительно хотел перебраться на Вундерланд.
      — Я хочу сказать одно, господин Шэффер. Один-единственный человек, если он достаточно нечестен, может нанести непоправимый ущерб репутации всех людей повсеместно. Б ольшая часть разумных существ полагает, что необходимо следить за моралью своих собственных индивидуумов, и мы — не исключение. Мне пришло в голову, что вы вообще можете решить не лететь к нейтронной звезде — а отправитесь куда-нибудь ещё, чтобы продать корабль. Кукольники не делают неприступных военных судов. Они пацифисты. Ваш «Небесный ныряльщик» — исключение. Поэтому я обратился к «Дженерал Продактс» с просьбой позволить мне установить на борту «Ныряльщика» бомбу с удалённым контролем. Корпус корабля от бомбы не спасёт — она внутри. Я установил её сегодня днём.
      Аусфаллер сделал короткую паузу, затем продолжил:
      — А сейчас — внимание! Если вы не откликнитесь в течение недели, я её взорву. В пределах нескольких недель полёта в гиперпространстве есть несколько обитаемых миров, но все они признают суверенитет Земли. Если вы вздумаете бежать, вы должны покинуть корабль в течение недели, так что я думаю, вы едва ли захотите высадиться на необитаемой планете. Ясно?
      — Ясно.
      — Если вы думаете, что я лгу, можете взять детектор лжи и проверить меня. Потом сможете от всей души врезать мне по лицу, и я искренне перед вами извинюсь.
      Я покачал головой. Он встал с места, откланялся и ушёл. Я остался сидеть на месте, вмиг протрезвевший.
      С камер Ласкиных были получены четыре плёнки. В оставшееся время я просмотрел их несколько раз и не заметил ничего подозрительного. Если корабль прошёл сквозь облако газа, импульс, возможно, мог убить пилотов: в перигелии они двигались со скоростью больше половины световой. Но в этом случае судно испытало бы трение, а на плёнках я не видел ни малейшего следа нагрева. Если что-то живое атаковало их, то этот зверь был невидим для радара в огромном спектре радиочастот. И даже если какая-нибудь ракета случайно взорвалась (я хватался за соломинку) — вспышка не попала ни на одну из плёнок.
      Возле BVS-1 должны быть дикие магнитные поля, но они не могли нанести кораблю никакого вреда. Ничто подобное не могло проникнуть в корпус «Дженерал Продактс». Так же, как и тепло — кроме как в определённых участках спектра, видимых как минимум одной из рас-клиентов. Я не слишком высокого ценил корпуса компании, но лишь из-за унылого однообразия дизайна. Или, возможно, из-за того, что «Дженерал Продактс» была практически монополистом на рынке корпусов и принадлежала нечеловеческой расе. Но если бы мне пришлось доверить свою жизнь, к примеру, той самой яхте Синклэйр, которую я видел в магазине, я бы предпочёл тюрьму.
      Тюрьма была одной из трёх возможностей. Но я бы оказался там навсегда. Аусфаллер за этим проследит.
      Или я мог бежать вместе с «Небесным ныряльщиком». Но меня не принял бы ни один мир в пределах досягаемости. Если бы я только мог найти какую-нибудь похожую на Землю планету меньше чем в неделе пути от Сделано Нами…
      Нет, об этом не стоило и думать. Я предпочитал BVS-1.

* * *

      Мне показалось, что загорающиеся кружочки света постепенно увеличиваются в размерах. Но они вспыхивали настолько редко, что я не мог сказать об этом с уверенностью. BVS-1 была невидима даже в телескоп. Я бросил напрасные попытки её разглядеть и решил просто ждать.
      Пока я ждал, я вспомнил лето, которое провёл на Джинксе много-много лет назад. Там случались дни, когда нельзя выйти на улицу из-за низкой облачности. В такие дни всю землю покрывает ослепительно-белый солнечный свет. Только и развлечений было, что наполнять воздушные шарики водой из-под крана и бросать их на тротуар с третьего этажа. Шарики лопались и давали красивые узоры, которые слишком быстро высыхали. Но можно было добавить чуть-чуть чернил в каждый шарик, прежде чем наполнить его водой. После этого узоры оставались.
      Соня Ласкина находилась в кресле, когда те сломались. Анализ крови показал, что именно Петер ударился о них сзади, наподобие шарика с водой, когда его бросают с большой высоты.
      Что могло проникнуть сквозь корпус «Дженерал Продактс»?
      Оставалось падать ещё десять часов.
      Я отстегнул сетку безопасности и отправился на осмотр корабля. Труба доступа была в три фута толщиной, как раз достаточно для того, чтобы пролететь сквозь неё в свободном падении. Подо мной находилась труба термоядерного реактора. Слева — лазерная пушка, справа — ряд согнутых боковых коридоров для осмотра гироскопов, батарей и генератора, системы подачи воздуха и системы гиперпространственных двигателей. Всё было в порядке — кроме меня. Я был неуклюж, прыжки мои всё время были или слишком коротки, или слишком длинны. Для разворота около опор не было места, и мне пришлось пятиться до бокового туннеля около пятидесяти футов.
      Ещё шесть часов падения, а я всё ещё не мог увидеть нейтронную звезду. Вероятно, я увижу её лишь на мгновение, пролетая мимо на скорости большей, чем половина световой. Чёрт, моя скорость уже должна быть огромна.
      Когда звёзды начнуть синеть?
      Осталось два часа — и я был уверен, что они уже синеют. Моя скорость настолько велика? Если да, то звёзды сзади должны краснеть. Инфраструктура загораживала обзор сзади, поэтому я использовал гироскопы. Корабль развернулся, медленно и величественно. И позади звёзды тоже были синими, а не красными. Со всех сторон меня окружали синевато-белые звёзды.
      Представьте себе свет, падающий в дико крутой гравитационный колодец. Свет не будет ускоряться: он же не может двигаться быстрее скорости света. Но он может получить дополнительную энергию, увеличив частоту. Пока я летел вниз, свет падал на меня всё сильнее и сильнее.
      Я рассказал об этом диктофону. Диктофон был, вероятно, самым прочным прибором на корабле. Я уже решил заработать денег на тех записях, которые буду вести. А в душ ея спрашивал себя, какой же интенсивности свет будет на дне колодца.
      «Небесный ныряльщик» вернулся в вертикальное положение — его ось снова проходила через нейтронную звезду. Но ведь он только что был направлен вбок! Мне казалось, я зафиксировал судно в горизонтальном положении. Снова медленный поворот — я использовал гироскоп. Снова корабль едва сместился, до тех пор пока он не прошёл половину амплитуды. Затем, казалось, он автоматически вернулся к вертикали. Как будто «Ныряльщик» предпочитал смотреть прямо на нейтронную звезду.
      Мне это не нравилось.
      Я попытался повторить маневр, и снова «Ныряльщик» сопротивлялся. Но на этот раз я почувствовал что-то ещё. Нечто пыталось меня тащить.
      Я отстегнул сетку безопасности — и свалился в нос корабля головой вперёд.

* * *

      Ускорение было слабым, около одной десятой g. Казалось, это больше похоже на утопание в меду, чем на падение. Я вскарабкался обратно в кресло, пристегнул сетку. В таком положении, на весу, лицом вниз, включил диктофон. Описал случившееся с такими педантичными подробностями, что у моих гипотетических слушателей не осталось бы другого выхода, кроме как сомневаться в моём гипотетическом здравомыслии.
      — Полагаю, именно это и случилось с Ласкиными, — закончил я. — Если ускорение усилится, я об этом сообщу.
      «Полагаю»? Я в этом нисколько не сомневался. Это странное, мягкое ускорение было необъяснимым. Что-то необъяснимое убило Петера и Соню Ласкиных.
      Вокруг той точки, где должна находиться BVS-1, звёзды напоминали пятнышки масляной краски, смазанные радиально. Они сверкали яростным светом, причиняя боль. Я свесился на сетке лицом вниз и пытался мыслить логически.
      Прошёл час, прежде чем я окончательно убедился в том, что ускорение усилилось. А ведь мне остаётся падать ещё один час или около того.
      Что-то тащило меня, но не корабль.
      Нет, чепуха, не может быть! Что могло дотянуться до меня сквозь корпус «Дженерал Продактс»? Совсем наоборот, что-то толкало корабль, сбивая его с курса.
      Если ситуация ухудшится, я смог бы использовать двигатель, чтобы скомпенсировать внешнее воздействие. А пока — корабль сносило в сторону от BVS-1, чему я нисколько не огорчался.
      Но если я неправ, и если корабль не сносит в сторону от звезды, реактивный двигатель обрушит «Небесный ныряльщик» в одиннадцать миль нейтрониума.
      Кстати говоря, а почему двигатель ещё не работает? Если корабль отклоняет с курса, автопилот должен его восстанавливать. Акселерометр в порядке. Он был в порядке, когда я совершал осмотр корабля через трубу доступа.
      Могло ли что-нибудь толкать корабль иакселерометр, но не меня? Вопрос сводился к той же невозможной версии: к чему-то такому, что могло проникнуть сквозь корпус «Дженерал Продактс».
      «К чёрту теорию!» — сказал я себе. Я собирался убраться оттуда. В диктофон я сказал:
      — Ускорение увеличилось до опасного уровня. Я попытаюсь поменять траекторию.
      Конечно, когда я разверну корабль и запущу двигатель, к икс-силе добавится искусственное ускорение. Будет тяжело, но я попытаюсь какое-то время выдержать его. Если я пройду в миле от BVS-1, меня ждёт такой же конец, как и Соню Ласкину.
      Должно быть, она лежала в сетке лицом вниз, наподобие меня. Лежала в ожидании, двигателя не было. А давление всё росло, и сетка врезалась в её плоть, пока сама сеть не лопнула и не сбросила Соню в нос корабля. Там она и лежала, раздавленная и смятая, пока таинственная сила не сорвала сами кресла, и не сбросила их на беднягу.
      Я взялся за гироскопы.
      Гироскопы не слушались. Я сделал ещё две попытки. Каждый раз судно поворачивалось где-то на пятьдесят градусов и не собиралось разворачиваться дальше, в то время как завывание гироскопов становилось всё сильнее и сильнее. Когда я отпускал гироскопы, корабль немедленно разворачивался обратно и делал несколько качаний. Нос корабля был направлен вниз на нейтронную звезду, и «Ныряльщик» явно решил придерживаться этого направления.

* * *

      Падать ещё полчаса, а икс-сила уже превышает один g. Мои внутренности бились в агонии. Глаза навыкате, чуть ли не готовы выпасть. Наверное, мне не стоило доставать сигарету, но об этом уже поздно думать. Пачка «Форчунадос» вывалилась из кармана, когда я падал в нос корабля. Там она и лежала, в четырёх футах от кончиков пальцев. Доказательство того, что икс-сила, кроме меня, действовует и на другие объекты. Потрясающе.
      Я больше не мог терпеть эту пытку. Чем с воплями валиться на нейтронную звезду, я должен использовать двигатель. И я его запустил. Поднимал тягу до тех пор, пока не оказался в невесомости или около того. Кровь, прилившая было к конечностям, вернулась где была. Акселерометр показывал одну целую и две десятых g, и я проклял лживый прибор.
      Мягкая пачка болталась в носу корабля, и мне пришло в голову, что небольшой толчок вернёт её хозяину. Я попытался это сделать. Пачка медленно полетела в моём направлении, я потянулся к ней — но она, будто наделённая разумом, ускорилась и избежала захвата. Я почти перехватил её около уха, но она двигалась всё быстрее. Пачка летела с сумасшедшей скоростью, принимая во внимание то, что я был практически в невесомости. Всё ещё набирая скорость, она проскользнула сквозь дверь в комнату отдыха и исчезла из вида, скрывшись в трубе доступа. Через несколько секунд я услышал громкий хлопок от падения.
      Но это же невозможно! Кровь уже приливала к лицу под действием таинственной силы. Я вытащил зажигалку, вытянул руку во всю длину и отпустил невесомый предмет. Зажигалка мягко улетела к носу корабля. Но пачка «Форчунадос» ударилась о корму с такой силой, будто её сбросили с небоскрёба.
      Ладно.
      Я ещё наподдал тяги. Бормочущий звук термоядерного синтеза напомнил мне, что если я попытаюсь и дальше продолжать в том же духе, то с хорошей вероятностью смогу подвергнуть корпус «Дженерал Продактс» такому жёсткому тесту, который не проводил ещё никто: вмазать его в нейтронную звезду на скорости в половину световой. В моём воображении картина после столкновения вырисовывалась примерно такой: прозрачный корпус корабля, а в носовой его части собрались несколько кубических сантиметров вырожденного вещества.
      При одном целом и четырёх десятых g, как утверждал лживый акселерометр, зажигалка стала невесомой и поплыла в мою сторону. Я позволил ей продолжать путь. Она определённо падала, когда достигла дверного проёма. Я выключил двигатель. Инерция яростно бросила меня вперёд, но я продолжал наблюдать. Зажигалка замедлилась и как бы задумалась, влетать ли ей в трубу доступа, или нет. Всё-таки решила лететь. Я навострил уши, пытаясь расслышать звук падения, и подпрыгнул в кресле: от мощного удара весь корабль содрогнулся наподобие гонга.
      Акселерометр располагался в центре тяжести судна. Иначе масса корабля сбивала бы стрелку прибора. Кукольники бились насмерть над точностью до десяти значащих цифр.
      Я благосклонно поделился с диктофоном несколькими быстрыми комментариями и вернулся к работе — перепрограммированию автопилота. По счастью, мой план был прост. Я не имел ни малейшего понятия, что это за таинственная сила, но сейчас уже знал, как она себя ведёт. Возможно, я всё-таки сумею выжить.

* * *

      Звёзды сверкали синим, тонкими полосками обвиваясь вокруг той особой точки в небе. Казалось, я уже могу разглядеть крошечный объект — очень маленький, тусклый и красный. Возможно, это было воображением. Через двадцать минут я буду огибать нейтронную звезду. За спиной рычал двигатель. Находясь в невесомости, я отстегнул сетку безопасности и оттолкнулся от кресла.
      Легкий толчок в сторону кормы — и руки невидимого призрака обхватили мои ноги. Десять фунтов веса удерживались пальцами за спинку кресла. Давление должно быстро упасть: я запрограммировал автопилот таким образом, чтобы он снизил тягу с двух gдо нуля в течение следующих двух минут. Всё, что от меня теперь требовалось — добраться до центра масс в трубе доступа к тому моменту, когда тяга исчезнет.
      Что-то пробралось в корабль через корпус «Дженерал Продактс». Психокинетическая форма жизни, обитающая на звезде диаметром в двенадцать миль? Но как могло что-либо живое выдержать такую гравитацию?
      Что-то могло находиться в пространстве. В космосе есть жизнь: внепланетники, парусемечки и, может быть, многие другие — которых мы ещё не знаем. Чёрт возьми, да сама BVS-1 могла быть живой! Неважно. Я знал, чего пытается добиться эта икс-сила. Она старалась разорвать судно на части.
      Давление на пальцы ослабло. Я оттолкнулся в направлении кормы и приземлился на заднюю переборку на полусогнутые ноги. Склонился над дверью, заглядывая назад, то есть, вниз. Когда невесомость вернулась, я пробрался в комнату отдыха, глядя вниз, то есть, вперёд, в нос корабля.
      Гравитация менялась быстрее, чем мне бы того хотелось. Икс-сила росла по мере приближения перигелия. Компенсирующая тяга ракеты падала. Неведомое явно силилось разорвать корабль: два gв носу судна, два — в хвостовой части, и ноль — в центре масс. По крайней мере, я на то надеялся. Пачка сигарет и зажигалка вели себя так, как будто бы толкающая их сила увеличивалась с каждым дюймом пути, пройденного в направлении кормы.
      Задняя стенка сейчас лежала в пятнадцати футах от меня. Я должен перепрыгнуть это расстояние, не забыв учесть меняющееся воздухе ускорение. С силой оттолкнулся обеими руками, отпрыгнул от ровной поверхности. Прыгнул слишком поздно. Вместе с падением мощности область невесомости волной продвигалась сквозь судно. Она оставила меня позади. Сейчас задняя стенка была для меня «верхом», и труба доступа тоже.
      Испытывая на себе чуть-чуть меньше половины g, я прыгнул в направлении трубы. Несколько долгих секунд глазел в трёхфутовый туннель, остановился в воздухе и уже начал падать назад, когда сообразил, что держаться мне не за что. Раскинул руки, упёрся в стенки. То, что нужно! Подтянулся и начал ползти.
      Диктофон лежал в пятидесяти футах ниже меня, практически недоступный. Если я хотел сказать компании ещё что-нибудь, я расскажу это лично. Может быть, у меня ещё будет на это шанс. Потому что я понял, какая сила пытается разорвать судно на части.
      То был прилив.

* * *

      Двигатель выключен, я в центре корабля. Крайне неудобно висеть, распластавшись внутри трубы. Четыре минуты до перигелия.
      Что-то треснуло внизу, в кабине. Я не мог видеть, что там сломалось, но чётко различал красную точку в центре синих кругов. Пятнышко сверкало как фонарь на дне колодца. Со всех сторон, между трубами термоядерного реактора, цистернами и другим оборудованием, синие звёзды освещали меня светом, который был почти фиолетовый. Я боялся смотреть на них слишком долго. Я правда опасался ослепнуть.
      В кабине, должно быть, уже было несколько сот g. Я даже чувствовал изменение давления. На такой высоте, в ста пятидесяти футах от рубки управления, воздух был разрежён.
      И вдруг, внезапно, красная точка стала больше, чем просто точка. Я дожил до этого момента! Красноватый диск проявился передо мной, корабль развернуло. Я судорожно хватал ртом воздух и плотно закрыл глаза. Руки невидимых гигантов обхватили мои плечи, ноги, голову. Мягко, но очень настойчиво, они пытались разорвать меня надвое. В эту секунду я понял, что Петер Ласкин умер именно так. Он сделал те же предположения, что и я, он тоже попытался спастись в трубе доступа. Но он соскользнул вниз… и я тоже соскальзывал. Из рубки управления донёсся протяжный скрежет рвущегося металла. Я попытался врыть ноги в твёрдые стенки туннеля. Кое-как, но они меня держали.
      Когда я снова открыл глаза, красное пятнышко сжималась в ничто.

* * *

      Кукольник, президент филиала, настоял на том, чтобы меня положили в госпиталь на обследование. Я не сильно сопротивлялся: лицо и руки у меня были багрово-красными, с волдырями — и всё тело ломило так, как будто меня жестоко избили. Отдых и нежная забота — вот и всё, что мне нужно.
      Я лежал меж двух подушек, чувствуя себя жутко некомфортно, когда вошла медсестра, чтобы сообщить мне о посетителе. По выражению её лица я сразу понял, что это за посетитель.
      — Что может пробраться сквозь корпус «Дженерал Продактс»? — спросил я его.
      — Я надеялся, что вымне это скажете, — ответил кукольник.
      Президент филиала устроился поудобнее на единственной задней ноге. Он держал палочку, которая дымила зелёным и воняла чем-то вроде фимиама.
      — Я и скажу. Гравитация.
      — Беовульф Шэффер, не надо со мной шутить. Это очень важный вопрос.
      — А я и не шучу. У вашей планеты есть луна?
      — Это секретная информация.
      Кукольники трусливы. Никто не знает, откуда они взялись, и, наверное, никто этого так никогда и не узнает.
      — Вы знаете, что происходит, когда луна приближается слишком близко к планете?
      — Она распадается на части.
      — Почему?
      — Не знаю.
      — Из-за прилива.
      — А что такое прилив?
      «Ага!», — сказал я себе.
      — Сейчас расскажу. Спутник Земли имеет диаметр почти в две тысячи миль и не вращается относительно планеты. Представьте себе два камня на Луне, один в точке, ближайшей к Земле, а другой — в самой дальней точке от планеты.
      — Ну и?
      — Ясно, что если убрать Луну, оба камня начнут расходиться. Они находятся на разных орбитах, можно так выразиться, на двух круговых орбитах, одна почти на две тысячи миль дальше от Земли, чем другая. Но всё же, эти камни вынуждены двигаться с одной и той же орбитальной скоростью.
      — Дальний камень двигается быстрее.
      — Правильно. То есть, существуетсила, которая пытается разорвать луну на части. Гравитация не даёт ей распасться. Если приблизить луну достаточно близко к планете, те два камня просто начнут расходиться.
      — Понятно. То есть, этот «прилив» пытался разорвать корабль на части. В отсеке жизнеобеспечения он был достаточно силён, чтобы сорвать перегрузочные кресла со стоек.
      — И убить человека. Представьте эту картину. Нос корабля был всего-навсего в семи милях от центра BVS-1. Корма судна — на триста футов дальше. Если им позволить разлететься, они разойдутся по совершенно разным орбитам. Когда я был вблизи от звезды, мои голова и ноги пытались сделать то же самое.
      — Понятно. Вы линяете?
      — Что?
      — Я заметил, что вы по частям теряете внешний покров.
      — Ах, это. Я получил ожоги от звёздного света. Но это не так страшно.
      Две головы на долю секунды уставились одна на другую. Кукольник пожал плечами?
      — Мы поместили остаток ваших денег в Банк планеты Сделано Нами. Некто Зигмунд Аусфаллер, человек, заморозил счёт до тех пор, пока не будут вычислены налоги.
      — Значит, подсчитывают.
      — Если вы дадите интервью репортёрам, объяснив, что случилось с кораблём Института, мы заплатим вам десять тысяч звёздочек. Заплатим наличными, так что вы сможете использовать их сразу. Это очень срочно: уже поползли слухи.
      — Запускайте их сюда, — сказал я.
      И, поразмыслив ещё секунду, добавил:
      — А ещё я расскажу им, что ваша планета не имеет луны. Наверное, это будет достаточно интересный комментарий к моему рассказу.
      — Я не понимаю, — ответил президент.
      Но две длинные шеи уже откинулись назад, и кукольник смотрел на меня наподобие пары питонов.
      — Если бы у вас была луна, вы бы знали, что такое прилив. Это неизбежно.
      — Может быть, вас заинтересует…
      — Миллион звёздочек? Я был бы счастлив. Я даже подпишу контракт, если в нём будет сказано, о чём именно я должен молчать. Ну и как вам нравится, когда на шантаж вамотвечают тем же?
 
      КОНЕЦ