Молот Люцифера

      — Боже мой! — мгновением позже завопил он. — Да ведь это не вода, а лед!
      Маурин плеснула водой ему на грудь и лицо:
      — Вперед, это не страшно!
      Гарви неуверенно побрел вглубь. Дальше от берега поток бежал быстрее, дно — каменистее. Гарви с трудом сохранял равновесие, но брел вслед за Маурин — вверх по течению, туда где вода мчалась узкой струей между двумя камнями. Поток делался все быстрее, давил, норовя столкнуть с ног, Гарви и Маурин. Глубина по грудь Гарви.
      — Холодина какая, — сказал он. — А ведь вы будто не чувствуете.
      Наконец они добрались до заводи. И увидели маленькую форель, стрелой пронесшуюся у самой поверхности. Гарви огляделся, надеясь увидеть более крупную рыбину, но большие экземпляры прятались от нескромных взглядов. Речка выглядела, будто специально создана для форели: глубокие заводи, перемежающиеся с маленькими бурными водопадами. Берега густо заросли кустарниками. Лишь в двух местах деревья были вырублены, очевидно, это сделал кто-то, ловивший рыбу спиннингом — чтобы ничто не мешало его забросам.
      — Кажется я начинаю синеть, — наконец крикнула Маурин. — Вы накупались?
      — Сказать по правде я посинел уже десять минут назад.
      Они взобрались на громадный белый валун, почти полностью скрытый потоком. Заходящее солнце овеяло теплом озябшее тело Гарви. Вершина валуна еще хранила накопленный за день солнечный жар.
      — Вот об этом я и мечтал, — заявил Гарви.
      Лежащая на животе Маурин оперлась на локти, повернулась, чтобы увидеть его:
      — О чем именно? О ледяной воде, о высоте, которую вы боитесь, или о том, чтобы натрудить ноги?
      — Обо всем сразу… Хм, сегодня я никого не проинтервьюировал, а об этом я тоже мечтал. Я рад, что сегодня я не смог побеседовать с вашим отцом. Завтра… черт побери! Я снова сделался Гарви Рэнделлом.
      Она снова переоделась в свои рыжевато-коричневые брюки. Когда Гарви вошел, он увидел, что она опять достала бутылку.
      — Останетесь поужинать? — спросила Маурин.
      — Да… Конечно. Но, может быть лучше, если я вас приглашу поужинать со мной где-нибудь в другом месте?
      Маурин улыбнулась.
      — Вы не искушены в ночной — в бардачной — жизни Спрингфилда и Портервилля. Останемся-ка лучше здесь. Я люблю готовить. Если хотите, можете помочь мне прибраться.
      — Хорошо…
      — А готовить мне много не придется, — сказала Маурин и достала бифштексы из холодильника. — Быстро замороженная еда и микроволновая духовка. Современная цивилизация обслуживает и гурманов.
      — В этой духовке больше всяких хитрых приборов, чем, например, в» Аполлоне «.
      — Неправда. Я побывала в» Аполлоне «. Эге, да вы тоже, не так ли?
      — Это была модель, а не настоящий» Аполлон «, — сказал Гарви. Господи, как бы мне хотелось оказаться на их месте. Провести из космоса исследование кометы. И никакой атмосферы, мешающей наблюдениям.
      Маурин не ответила. Рэнделл мелкими глотками потягивал виски. Есть ему хотелось — страшно. Он обследовал холодильник и нашел замороженные китайские овощи — неплохая приправа к мясу.
      Пообедав Маурин и Гарви пили на террасе кофе. Сидели на своих креслах с широкими плоскими подлокотниками, на которых удобно ставить чашки. Стало прохладно, Маурин и Гарви одели куртки. Они беседовали — тихо, неторопливо. Об астронавтах, знакомых Маурин. О математиках из Левис Кароль. О вашингтонских политиках. Внезапно Маурин встала, ушла вглубь дома и погасила свет. Вернулась, находя дорогу ощупью.
      Было непроглядно темно.
      — Зачем вы выключили свет? — спросил Гарви.
      — Вы поймете это через несколько минут, — ответил бесплотный голос. Гарви услышал, как Маурин снова села в кресло.
      Ночь была безлунной, в небе — лишь свет звезд. Но постепенно Гарви понял, что имела в виду Маурин. Когда над горами взошли Плеяды, он не узнал их. Созвездие сияло ослепительно ярко. Пылал Млечный путь, и в тоже время Гарви не мог разглядеть чашку кофе в собственной руке!
      — Есть люди… горожане… которые никогда не видели подобного, — сказала Маурин.
      — Вы правы. Спасибо.
      Она рассмеялась:
      — Может быть, все это скроется за облаками. Мое могущество не безгранично.
      — Если б нам удалось… — нет, я неправ, подумал Гарви. Если б мы могли — вот какая мелькнула у меня мысль — могли показать им все это, им — всем, кто голосует. Но картину звездного неба можно увидеть когда угодно — остановись у любого газетного киоска. Ну, увидишь ярко раскрашенные созвездия и черные дыры и множественные системы — и что из этого? Нужно, чтобы люди оказались здесь, их нужно приводить сюда, по дюжине за один раз и показывать все это. П ок аз ыв ат ь. Лишь тогда они смогут понять. Смотреть на небо надо здесь, никак не иначе. Отсюда можно дотянуться до звезд.
      Дотянулась Маурин. Дотянулась и взяла его за руку. (Она видела в темноте гораздо лучше его). Гарви даже чуть испугался.
      — Забудьте о работе, — сказала Маурин. — Иначе окажется, что главную поддержку НАСА начнут оказывать фермеры.
      — Но если человек никогда не видел ничего подобного… понимаете — никогда… А, вы, вероятно правы, — он четко сознавал, что они по прежнему держаться за руки. Но на этом надо остановиться, дальше нельзя. Вот безвредная тема:
      — А как вы относитесь к галактическим империям?
      — Не знаю. Расскажите мне о галактических империях.
      Гарви показал, для этого ему пришлось приблизиться ближе, чтобы она могла проследить направление, в котором указывала его рука. Там, где сгущался, где ярче всего сиял Млечный путь, в созвездии Стрельца пролегала ось галактики.
      — Вон там и происходит главное, там где расположены древние империи. Звезды там находятся на небольшом расстоянии друг от друга. Там — Трантор и миры Хаба. Хотя — рискованное это дело, гадать, что там. Можно ведь предположить, что звездное ядро уже полностью взорвалось. Просто волна радиации еще не докатилась до нас.
      — А можно предположить, что Земля окажется под инозвездным игом?
      — Конечно. Но чаще считают, что все кончиться атомной войной.
      — О… Может быть мне следует спрашивать откуда вы все это знаете?
      — Я прочел массу научной фантастики. Перестал я ее глотать без разбору только что-нибудь лет в двадцать — не хватало времени. Понимаете, империи со столицей на Земле обязательно распадаются, уменьшаются… но даже маленький осколок такой империи состоит из ста миллиардов солнц. А владения громадных империй — меньше всего лишь одного рукава галактики, — он запнулся. Небо сияло ослепительно ярко! Гарви чуть не наяву видел военный корабль Мула, выплывающий из созвездия Стрельца.
      — Маурин, мне кажется, что все это правда!
      Она рассмеялась. Теперь он видел ее лицо — бледное, смутно различимое.
      Он пересел на широкий подлокотник и поцеловал ее. Маурин подвинулась, и он сел рядом с ней. Кресло — хотя и впритирку — вместило их обоих.
      И не было безвредной схемы для разговоров.
      Мысли его разбегались. А потом вспыхнула одна мысль, мешающая: завтра, черт побери! Я снова сделался Гарви Рэнделлом.
      В доме было абсолютно темно. Маурин, держа Гарви за руку, вела его в спальню. Вела — на ощупь и по памяти. Они раздели друг друга. Их одежды упали на пол… а может, вообще вылетели за пределы нашей вселенной. Кожа Маурин была теплой, почти горячей. На мгновение Гарви захотелось увидеть ее лицо, но только лишь на мгновение.
      Когда он проснулся, в спальне царил серый рассвет. Спина его замерзла. Они лежали, тесно обнявшись, на двуспальной кровати. Маурин спала спокойно, глубоким сном, слабо улыбаясь.
      Он продрог. Маурин, наверное, тоже. Нужно ли будить ее? Голова работала плохо, но Гарви нашел лучший выход. Осторожно разжал объятия, Маурин не проснулась. Он подошел ко второй кровати, содрал с нее покрывала и, вернувшись обратно, укутал Маурин. Затем — отчетливо понимая, что сейчас залезет к ней под покрывала — неподвижно застыл. Простоял так почти минуту.
      Но она — не его жена.
      — Черт побери, — сказал Гарви. Стараясь не взять чужого, он сгреб в кучу свою одежду. Взял ее и вышел в другую комнату. Его почему-то трясло. Первая дверь, которую он открыл, оказалась входом еще в одну спальню. Он кинул одежду на кресло и повалился в кровать.
      ОНА ЕЩЕ НЕ ПОГИБЛА, НО ИЗМЕНИЛАСЬ. КОМЕТА СИЯЛА, АГОНИЗИРУЯ. ВЕЩЕСТВО ВЫТЕКАЛО ИЗ РАНЕНОГО ТЕЛА И РАЗЛИВАЛОСЬ НА МИЛЛИОНЫ МИЛЬ В ОКРУЖНОСТИ. ОБРАЗОВАЛИСЬ НОВЫЕ ХИМИЧЕСКИЕ СОЕДИНЕНИЯ, И ОТРАЖЕННЫЙ СОЛНЕЧНЫЙ СВЕТ ГНАЛ ИХ ОБРАТНО К КОМЕТЕ. ВЕРОЯТНО, НА ЛЕДЯНОЙ ПОВЕРХНОСТИ ДРУГИХ КОМЕТ ТАКИХ СОЕДИНЕНИЙ НЕ БЫЛО ИЛИ БЫЛИ ЛИШЬ НЕМНОГИЕ МОЛЕКУЛЫ.
      Ослепительный свет солнца укрывал комету от телескопов Земли. И точную ее орбиту все не могли вычислить.
      Сверкал, отражающий солнечный свет, хвост кометы, но еще ярче светила ее голова. Некоторые химические соединения, будучи даже хорошо перемешанными, не вступают в реакцию при температурах, близких к абсолютному нулю. Но стоит их подогреть, и реакция идет бурно, с кипением. Ядро кометы бурлило, менялось.
      Каждый день голова ее уменьшалась. Из покрывающей поверхность перемешанной со льдом пыли выделялся, вскипая, аммиак. Водород давным-давно улетучился. Масса кометы делалась все меньше, а плотность увеличивалась. Скоро от кометы ничего не останется, кроме каменной пыли, намертво сцементированной водяным льдом. И голова ее превратиться в каменный монолит величиной с гору.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.