Ларри НИВЕН
      МИР КОЛЬЦО
      1. ЛУИС ВУ...
      Луис Ву материализовался в центре погруженного в темноту Бейрута, в одной из ряда трансферных кабин.
      Его тридцатисантиметровая косичка сверкала идеальной белизной искусственного снега, кожа на бритой голове была желтая, зрачки золотые.
      Одет он был в голубой халат с вышитым золотым трехмерным драконом. В момент материализации на его лице была широкая улыбка, открывающая великолепные жемчужные идеально ровные зубы. Он улыбался и махал рукой. Однако улыбка тут же исчезла, и лицо Луиса Ву стало похоже на обвисшую резиновую маску. Ему было уже немало лет.
      Какое-то время он смотрел на кипевшую вокруг жизнь Бейрута, на людей, появляющихся в кабинах из неведомо каких мест, на толпы пешеходов, бродящих по выключенным на ночь тротуарам. Часы начали бить одиннадцать ночи. Луис Ву выпрямился и вышел в ожидающий его мир.
      В Реште, где еще продолжался устроенный им прием, уже наступил следующий день, а здесь, в Бейруте, он наступит через час. В ресторане под открытым небом он поставил всем по нескольку порций ракии, спел за компанию несколько песен по-арабски и на интерволде, а около полуночи перенесся в Будапешт.
      Интересно, заметили ли, что он ушел со своего приема? Вероятно, все решат, что он исчез с какой-нибудь женщиной и снова появится через несколько часов.
      Но Луис Ву ушел один, убегая от настигающей полуночи, от нового дня. Двадцати четырех часов было решительно мало, чтобы отметить двухсотый день рождения.
      Они справятся и без него. Друзья Луиса сами о себе позаботятся. В этом смысле его принципы были непоколебимы.
      В Будапеште ждало вино, танцы, местные жители, принявшие его за богатого туриста, и туристы, решившие, что он богатый туземец. Он танцевал, пил вино и исчез перед полуночью.
      В Мюнхене он вышел на прогулку.
      Воздух был теплый и чистый, от этого в голове немного прояснилось. Он бодро шел по ярко освещенным движущимся тротуарам, добавляя к их десятимильной скорости скорость своего марша. Неожиданно мелькнула мысль, что в любом месте на Земле есть тротуары, и все они движутся со скоростью десяти миль в час.
      Эта мысль была невыносима - не нова, а просто невыносима. Насколько же похож Бейрут на Мюнхен, на Решт... и на Сан-Франциско... и на Топику, Лондон, Амстердам... В магазинах, мимо которых двигались тротуары, везде можно было получить одно и то же. Все люди, мимо которых он ехал, выглядели одинаково и одинаково одевались. Не американцы, не немцы, не египтяне - просто люди. Это обезличивание вместо неисчерпаемой, казалось бы, оригинальности было заслугой действующих уже три с половиной столетия трансферных кабин, которые покрывали мир густой сетью. Расстояние между Москвой и Сиднеем сократилось до доли секунды и десятистаровой монеты. За прошедшие столетия города так перемешались между собой, что их названия стали всего лишь реликтами далекого прошлого.
      Сан-Франциско и Сан-Диего стали северным и южным концами одного огромного, вытянутого вдоль побережья города. Однако много ли людей знало, где кончается один и начинается другой? Почти никто.
      Такие пессимистические мысли мало подходили для двухсотого дня рождения.
      Но соединение и перемешивание городов было чем-то вполне реальным. Все это происходило на памяти Луиса. Национальные, временные и исторические иррациональности соединялись в одну большую, монотонную рациональность огромного Города.
      Кто сегодня говорит по-немецки, английски, французски или испански? Все пользуются интерволдом. Мода менялась разом по всему миру, единым конвульсивным чудовищным спазмом.
      Неужели пришло время уйти в очередной Отрыв?
      В одиночку, в маленьком корабле, в неизвестность... Пусть кожа, глаза и волосы обретут естественный цвет, а борода растет как и сколько ей влезет...
      - Глупости, - сказал сам себе Луис Ву. - Ведь я вернулся совсем недавно.
      Двадцать лет назад.
      Приближалась полночь. Луис Ву нашел свободную трансферную кабину, вложил в прорезь считывающего устройства ридера свою кредитную карту и набрал код Севильи.
      Материализовался он в комнате, залитой солнцем.
      - Что такое? - удивился он, щуря привыкшие к темноте глаза. Должно быть, что-то испортилось в кабине. В Севилье в это время не должно быть солнца.
      Луис Ву поднял руку, чтобы попробовать еще раз, потом машинально вгляделся и замер. Он был в абсолютно стандартном, скучном и прозаичном гостиничном номере, поэтому вид его постояльца шокировал вдвойне.
      С центра комнаты на Луиса смотрело нечто не только не человеческое, но даже не гуманоидное. Оно стояло на трех ногах и разглядывало Луиса глазами, помещенными на двух плоских головах, которые покачивались на тонких гибких шеях. Кожа создания была белой и на взгляд - необычно нежной, а между шеями вдоль позвоночника и на бедре задней ноги росла густая длинная грива. Две передние ноги были широко расставлены, так что маленькие копытца находились в вершинах почти идеального равностороннего треугольника.
      Луис сразу догадался, что создание было каким-то животным с чужой планеты. В этих плоских головках не нашлось бы места для мозга достаточного размера. Потом его внимание привлекла поросшая густой гривой выпуклость между шеями... и вдруг вернулось с глубины в сто восемьдесят лет, всплыло воспоминание.
      Это был кукольник, точнее, кукольник Пирсона. Его череп и мозг были именно под этим горбом, и он ни в коем случае не был животным, но обладал разумом, по меньшей мере, сравнимым с человеческим. Его глубоко посаженные глаза, по одному на каждой голове, неподвижно вглядывались в Луиса Ву.
      Луис попытался открыть дверь кабины. Бесполезно.
      Но он был закрыт в кабине, а не ВНЕ ее. В любую минуту он мог набрать какой-нибудь код и исчезнуть, но такая мысль просто не пришла ему в голову. Не каждый день встречаешь кукольника. Они исчезли из известного людям космоса задолго до рождения Луиса.
      - Чем могу служить? - спросил Луис.
      - Да, можешь, - ответил чужак голосом, взятым из роскошнейшего сна подростка. Женщина, обладающая таким голосом, должна быть Клеопатрой, Еленой, Мерилин Монро и Лорелеей Хантц одновременно.
      - Ненис!
      Проклятие было как нельзя более к месту. Нет в мире справедливости! Чтобы таким голосом говорило двухголовое существо непонятного пола!
      - Не бойся, - сказал кукольник. - Ты знаешь, что можешь уйти, если захочешь.
      - В школе нам показывали снимки таких, как ты. Вы исчезли совсем... Во всяком случае, так казалось нам.
      - Когда мой вид покинул известный вам космос, меня с ними не было, ответил чужак. - Я остался в известном космосе, ибо был нужен моему виду здесь.
      - А где ты прятался? И где, черт побери, мы находимся?
      - Это не должно тебя беспокоить. Ты Луис Ву ММГРЕПЛН?
      - Откуда ты знаешь мой код? Ты следил за мной?
      - Да. Мы можем контролировать сеть трансферных кабин вашего мира.
      Луис осознал, что это действительно возможно. Потребуется целое состояние на взятки, но это не проблема. Вот только...
      - А зачем?
      - Долго объяснять...
      - Ты не выпустишь меня отсюда?
      Кукольник на секунду задумался.
      - Полагаю, что придется. Но сначала убедись, что я не безоружен. Я смогу тебя остановить, если ты нападешь на меня.
      Луис Ву фыркнул и пожал плечами.
      - А зачем мне это?
      Кукольник не ответил.
      - Ах, да, теперь я вспомнил. Вы просто трусы. Вся ваша этика основана на трусости.
      - Хоть и неточная, пусть эта оценка останется.
      - Вообще-то могло быть и хуже, - буркнул Луис.
      У каждой разумной расы были свои чудачества. Все-таки легче было договориться с кукольником, чем с генетически параноидальным триноком, кзином с его неудержимыми рефлексами хищника или с медлительным грогсом с его шокирующим заменителем хватательных органов.
      Вид стоящего перед ним кукольника вызвал у Луиса целую лавину хаотических воспоминаний.
      С научными данными о кукольниках, об их торговой империи, о контактах с людьми и, наконец, о неожиданном исчезновении были перемешаны воспоминания о вкусе первой в жизни сигареты, об ударах неловкими пальцами в клавиатуру пишущей машинки; всплыли списки слов интерволда, которые нужно было заучить наизусть, звучание и вкус английского языка, неуверенность и разочарования молодости. Впервые он узнал о кукольниках на лекции по истории, а потом забыл о них на целые сто восемьдесят лет. Просто невероятно, сколько всего может вместить человеческий мозг!
      - Я останусь здесь, если хочешь, - сказал он.
      - Нет. Мы должны встретиться ближе.
      Под гладкой кожей кукольника нервно перекатились мышцы. Дверь открылась, и Луис Ву вошел в комнату.
      Кукольник отступил на несколько шагов.
      Луис сел в кресло, заботясь скорее о психическом комфорте кукольника, чем о своем удобстве. Сидя, он выглядел менее опасным. Кресло было такое же, как и везде, с массажем, подстраивающееся под фигуру, но только под человеческую. В воздухе чувствовался слабый, почти приятный запах - что-то среднее между аптекой и лавкой пряностей.
      Чужак присел на подогнутую заднюю ногу.
      - Ты удивлен, зачем я затащил тебя сюда. Потребуется долгое объяснение. Что ты знаешь о моем виде?
      - С тех пор, как я учился в школе, прошло много лет... Когда-то у вас была настоящая торговая империя, правда? То, что мы называем "известным космосом", составляло только малую ее часть.
      Известно, что вы торговали с триноками, а мы сами столкнулись с ними только двадцать лет назад.
      - Да, мы имели с ними дела. В основном, через роботов, насколько я помню.
      - У вас была империя, существовавшая непрерывно по крайней мере несколько тысяч лет и протянувшаяся на сотни световых лет. А потом вы исчезли, оставили все, что имели. Почему?
      - Разве об этом уже забыли? Мы бежали от взрыва ядра Галактики!
      - Да, я знаю. - Луис вспомнил даже, что цепная реакция Новых была открыта именно кукольниками. - Но почему теперь Звезды ядра превратились в Новые десять тысяч лет назад. Их свет доберется сюда не раньше, чем через двадцать тысяч лет.
      - У людей не должно быть столько свободы, - ответил кукольник. - Вы обязательно сделаете себе плохо. Вы не видите опасности? Идущее со светом излучение превратит эту часть Галактики в пустыню!
      - Двадцать тысяч лет - это прорва времени.
      - Гибель и через двадцать тысяч лет останется гибелью. Мой вид бежал в направлении Магеллановых Облаков. Часть из нас осталась на тот случай, если миграции кукольников будет угрожать какая-нибудь опасность. Теперь это случилось.
      - Да? А что это за опасность?
      - Пока я не могу ответить на этот вопрос. Но взгляни вот сюда, кукольник взял лежащий на столе предмет, и Луис, который все время гадал, где у кукольника руки, увидел, что вместо рук он использует губы.
      "И очень хорошо использует", - подумал он, когда кукольник подал ему предмет, который оказался голограммой. Большие, словно резиновые, губы кукольника на несколько дюймов выступали за зубы. Они были сухими, как человеческие пальцы, и окружены маленькими выростами. За сточенными плоскими зубами травоядного Луис заметил подвижный язык.
      Он взглянул на-голограмму.
      Поначалу он просто не понял, что это такое, но продолжал терпеливо всматриваться, ожидая, пока образ сложится в осмысленное целое. Небольшой ярко-белый диск, похожий на солнце класса С0, К9 или К8, перечеркнутый ровной черной полосой. Но это не могло быть солнцем. Частично скрытая за ним, четко отделяясь от черного фона, виднелась полоса необычайно чистой голубизны. Полоса была идеально ровной, с острыми краями из твердого материала, явно искусственной и более широкой, чем белый кружок.
      - Похоже на звезду, окруженную обручем, - сказал Луис. - Что это, собственно, такое?
      - Можешь оставить это себе, если хочешь. Теперь я могу открыть тебе причину, по которой затащил тебя сюда. Я предлагаю создать исследовательский отряд, состоящий из четырех членов, включая тебя и меня.
      - И что мы будем исследовать?
      - Этого я пока сказать не могу.
      - Не шути. Нужно быть идиотом, чтобы решиться на то, о чем ничего не знаешь.
      - Всего наилучшего по случаю двухсотого дня рождения, - сказал кукольник.
      - Спасибо, - ответил несколько удивленный Луис.
      - Почему ты ушел со своего приема?
      - Это не твое дело.
      - Мое. Прости меня, Луис Ву. Почему ты ушел со своего приема?
      - Я просто подумал, что двадцать четыре часа - маловато, чтобы как следует отметить двухсотый день рождения. Вот я и продлил себе этот день, убегая от полуночи. Как чужак, ты не в состоянии это понять.
      - Ты был упоен радостью этого дня?
      - Ну, не совсем. Пожалуй, нет... Даже наверняка. Хотя сам прием был очень хорош.
      Начался он вчера, сразу после полуночи. Почему бы и нет? Его друзья были раскиданы по всем часовым поясам, и не было никаких причин терять хотя бы одну-единственную минуту. По всему дому были расставлены мини-спальни для короткого, но глубокого сна. Тех, кто не хотел терять время на сон, ждали возбуждающие средства, одни - с интересным побочным действием, другие - без.
      На прием явились и те, кого Луис не видел самое малое сто лет, и те, с кем он виделся ежедневно. Некоторые из них когда-то, очень давно, были его смертельными врагами. Были женщины, которых он никак не мог вспомнить и удивлялся теперь, сколько раз за эти годы у него менялся вкус.
      Как и следовало ожидать, одно представление гостей заняло несколько часов. Ох, уж этот список фамилий, и все нужно было запомнить. Слишком много друзей стали совершенно чужими.
      За несколько минут до новой полуночи Луис Ву вошел в трансферную кабину, набрал код и исчез.
      - Мне стало смертельно скучно, - признался он. - "...Луис, расскажи нам о своем последнем Отрыве!", "Как ты можешь быть так одинок, Луис?", "Как хорошо, что ты пригласил тринокского посла", "Мы так долго тебя не видели, Луис!", "Эй, Луис, знаешь сколько нужно джинксов, чтобы покрасить небоскреб?", "Ну, сколько?", "Что сколько?", "Этих джинксов", "А-а... Трое поливают краской, а двое двигают небоскреб". Я слышал эту шутку еще в детском саду. Все то, что было в моей жизни, все старые шутки, все одновременно - в одном, большом доме... Я не мог это выдержать.
      - Ты беспокойный человек, Луис Ву. Ведь это ты придумал Отрывы, правда?
      - Не помню. Знаю только, что они быстро распространились. Теперь так делает большинство моих знакомых.
      - Но не так часто, как ты. Примерно через каждые сорок лет тебе надоедает общество людей. Тогда ты покидаешь их мир и мчишься к границе известного космоса. Ты летишь один, в маленьком корабле, до тех пор, пока не почувствуешь потребности в чьем-нибудь обществе. Из последнего, четвертого Отрыва ты вернулся двадцать лет назад. Ты беспокоен, Луис Ву. На каждой из планет обжитого людьми космоса ты жил достаточно долго, чтобы тебя принимали за туземца. Сегодня ты ушел со своего приема. Тебя снова мучает беспокойство?
      - Это мое личное дело, не так ли?
      - Да. А мое дело - вербовка. Ты подходишь для моего исследовательского отряда. Ты можешь рисковать, но сначала все детально рассчитываешь. Не боишься оставаться один на один с собой. Ты достаточно рассудителен и хитер, чтобы жить и после двухсот лет. Поскольку ты всегда заботился о своем теле, в физическом смысле тебе не больше двадцати лет.
      И наконец - это, пожалуй, самое главное - ты любишь общество чужаков.
      - Это правда, - признал Луис. Он знал нескольких ксенофобов и считал их полными идиотами. Жизнь была бы скучна, если бы вокруг были одни люди.
      - Но ты не хочешь принимать решение втемную. Луис, разве тебе мало того, что я, кукольник, буду с тобой? Всего, чего ты мог бы опасаться, я буду опасаться с удвоенной силой и гораздо раньше... Разумная осторожность моей расы стала поговоркой во всей галактике.
      - Верно, - согласился Луис. Честно говоря, он уже проглотил приманку. Соединенные вместе ксенофилия, внутреннее беспокойство и любопытство победили: куда бы ни отправлялся кукольник, Луис решил быть с ним. Но он хотел знать больше.
      Его позиция в этом торге была великолепна. Сам чужак наверняка не выбрал бы такой комнаты. Это совершенно обычное с человеческой точки зрения помещение явно специально подготовили для вербовки.
      - Ты не хочешь говорить, что собираешься исследовать - сказал Луис. Может, по крайней мере, скажешь, где это находится?
      - В двухстах световых годах отсюда, в направлении Малого Магелланова Облака.
      - Путешествие с гиперпространственным двигателем займет два года.
      - Нет. У нас есть корабль, который полетит быстрее. Он преодолевает световой год за минуту с четвертью.
      Луис открыл рот, но не сумел издать ни звука. Минута и пятнадцать секунд?
      - Это не должно удивлять тебя, Луис Ву. Как бы иначе мы могли послать в ядро Галактики разведчика, который доложил о цепной реакции? Ты должен был догадаться о таком корабле. Если моя миссия закончится успехом, я отдам этот корабль экипажу, отдам вместе с планами, которые позволят построить много таких кораблей. Этот корабль будет твоей... платой, вознаграждением - назови это как хочешь... Ты увидишь его, когда мы догоним миграцию кукольников. Там же ты узнаешь, что является целью нашей экспедиции.
      "Когда догоним миграцию кукольников..."
      - Хорошо, я готов, - сказал Луис Ву. Увидеть миграцию целой расы! Огромные корабли, несущие на своих палубах сотни миллионов кукольников, целые экологические системы...
      - Хорошо. - Кукольник встал. - Наш экипаж будет состоять из четырех членов. Сейчас мы идем за третьим, - и он направился в трансферную кабину.
      Луис спрятал таинственную голограмму в карман и пошел за ним. В кабине он попытался прочесть код, который набрал кукольник, но тот сделал это так быстро, что человек ничего не заметил.
      Луис Ву вышел из кабины вслед за кукольником и оказался в полумраке роскошного ресторана. Он узнал его по черно-золотому декору и совершенно неэкономичной, если говорить об использовании площади, расстановке столиков. "Малютка" в Нью-Йорке.
      Появление кукольника было встречено недоверчивым шепотом. Робот-метрдотель, которого ничем нельзя было пронять, пригласил их к столу. Вместо одного из стульев принесли большую прямоугольную подушку, и на нее уселся кукольник.
      - Тебя здесь ждали, - скорее констатировал, чем спросил Луис Ву.
      - Да, я заказал столик заранее. Они хорошо умеют обслуживать чужаков.
      Только теперь Луис заметил, что кукольник был не единственным представителем чужой расы: за соседним столиком сидели четверо кзинов, а в другом конце зала сидел кдалтино. В этом не было ничего удивительного, если принять во внимание близость здания Объединенных Наций. Луис заказал себе кислую текилу и, как только ее принесли, занялся ею.
      - Это была хорошая мысль, - сказал он. - Я умираю от голода.
      - Мы здесь не для того, чтобы есть. Нам нужно найти третьего члена экипажа.
      - Здесь? В ресторане?
      Кукольник повысил голос, чтобы ответить, но то, что он сказал, вовсе не было ответом.
      - Ты никогда не видел моего кзина? Его зовут Кхула-Ррит. Я держу его дома. Очень забавная зверушка.
      Луис едва не захлебнулся текилой. За столиком позади кукольника каждая из четырех гор оранжевого меха была огромным живым кзином. Теперь все четверо обнажили свои острые, как стилеты, зубы и смотрели в их сторону. Выглядело это так, будто они смеются, но у кзина такая гримаса означает отнюдь не смех: фамилию Ррит носили члены семьи Патриарха Кзинов.
      "Впрочем, - подумал Луис, которому удалось, наконец, справиться с несчастной текилой, - оскорбление и так было смертельным, а съеденным можно быть только один раз".
      Ближайший к ним кзин поднялся. Густой оранжевый мех - только вокруг глаз были черные пятна - покрывал существо, которое можно было принять за толстого кота, если бы оно не было восьми футов роста. Вместо жира везде бугрились мышцы, странно расположенные вокруг не менее странного скелета.
      Похожие на черные перчатки ладони переходили в мощные когти. Пятьсот фунтов разумной хищной плоти нависли над кукольником и спросили:
      - Скажи, почему ты решил, что можно оскорбить Патриарха Кзинов и жить дальше?
      Кукольник ответил сразу, и в голосе его не было заметно ни малейшей дрожи.
      - Это именно я на планете Беты Лиры пнул кзина по имени Хафт-Капитан в живот и сломал ему три слоя внутреннего скелета. Мне нужен храбрый кзин.
      - Говори дальше, - сказал черноглазый кзин. Несмотря на строение губ, его интерволд был безупречен. В голосе не было слышно ярости, которую он, несомненно, испытывал.
      Для постороннего наблюдателя кзин и кукольник могли разговаривать, например, о погоде.
      Однако еда, от которой оторвался кзин, состояла из одного красного, дымящегося мяса, подогретого перед подачей до температуры тела. Остальные кзины все это время широко улыбались.
      - Этот человек и я, - продолжал кукольник, - будем изучать место, какое не снилось еще ни одному кзину. Для этого нам потребуется кзин. Осмелится ли кзин пойти туда, куда поведет кукольник?
      - Говорят, что кукольники травоядные и всегда скорее бегут от борьбы, чем принимают ее.
      - Ты можешь судить об этом сам. Твоей платой, если останешься в живых, будут планы космического корабля плюс сам корабль. Плюс премия за риск.
      Кукольник делал все, чтобы еще больше осложнить положение. Кзину не предлагают премию за риск. Кзин ничего не боится, он просто не замечает опасности.
      Однако кзин сказал только одно слово:
      - Согласен.
      Трое его соотечественников что-то фыркнули ему, и кзин фыркнул им в ответ.
      Когда говорит один кзин на своем родном языке, это звучит так, словно дерется стая котов. Четверо кзинов, ведущие оживленную дискуссию, напоминали целую кошачью войну с использованием ядерного оружия.
      В ресторане немедленно включили глушители, но все равно спор чужаков был слышен.
      Луис заказал очередную порцию. Судя по тому, что он знал о кзинах, эти четверо прошли специальную психологическую подготовку, поскольку кукольник был еще жив.
      Наконец, спор окончился, и кзины повернулись к ним. Тот, с черными пятнами вокруг глаз, спросил:
      - Как тебя зовут?
      - Здесь я ношу человеческое имя Несс, - ответил кукольник. - На самом же деле меня зовут... - и тут из обоих ртов кукольника полились музыкальные звуки.
      - Хорошо, Несс. Знай же, что мы вчетвером представляем кзинов на Земле. Это Харш, это Фтансс, а тот, с желтыми кольцами - Хррот. Я, как их помощник и кзин низкого рода, не имею имени. По моему занятию меня называют Говорящий с Животными.
      Луис скрипнул зубами от ярости.
      - Проблема заключается в том, что мы нужны здесь.
      Сложные переговоры... впрочем, вас это не касается. Было решено, что без меня здесь вполне обойдутся. Если этот твой корабль действительно окажется стоящей штукой, я присоединюсь к вам. Если же нет - докажу свою храбрость другим способом.
      - Хорошо, - сказал кукольник и встал со своей подушки.
      Луис не шевельнулся, только спросил:
      - А как называют тебя другие кзины?
      - На Языке Героев это звучит так... - кзин что-то проскрипел на очень низких нотах.
      - Тогда почему ты этого не сказал? Ты хотел нас оскорбить?
      - Да, - ответил Говорящий с Животными. - Я был зол на вас.
      Луис привык к людскому двуличию и ждал, что кзин солжет. Тогда Луис мог бы сделать вид, что верит этому, и кзин в будущем был бы вежливее... но теперь было слишком поздно. Луис поколебался долю секунды, затем спросил:
      - А чего в таком случае требует обычай?
      - Мы должны помериться силами врукопашную, как только ты вызовешь меня на поединок, или же один из нас должен извиниться.
      Луис встал. Он отлично понимал, что совершает самоубийство, но не менее отлично понимал, что иначе просто нельзя.
      - Я вызываю тебя, - сказал он. - Клыки против зубов, когти против ногтей, поскольку для нас двоих нет места во Вселенной.
      - Прошу прощения от имени моего товарища Говорящего с Животными, сказал вдруг, не поднимая головы, кзин по имени Хррот.
      - Что? - выдавил Луис.
      - Именно в этом заключается моя роль, - пояснил кзин. - Быть под рукой во всех ситуациях, из которых натура кзинов видит только два выхода: сражаться или извиниться. Мы знаем, что происходит, когда мы сражаемся. Сегодня кзинов в восемь раз меньше, чем тогда, когда мы впервые столкнулись с людьми.
      Наши колонии стали вашими колониями, наши невольники освободились и учатся человеческой технологии и человеческой этике. В ситуации, когда нужно извиняться или сражаться, моя роль заключается в том, чтобы извиниться.
      Луис сел. Похоже, он еще поживет.
      - Я бы так не сумел, - сказал он.
      - Конечно, нет, раз ты осмелился вызвать кзина на поединок. Но наш Патриарх считает, что я не гожусь ни для чего другого. Я не слишком умен, слаб здоровьем, меня подводит координация движений. Как еще я мог бы заслужить себе имя?
      Луис хлебнул из своего стакана, моля в душе, чтобы кто-нибудь сменил тему разговора. Вежливый кзин смущал его.
      - Давайте кончим ужин, - предложил Говорящий с Животными. - Или наша миссия начинается прямо сейчас?
      - Вовсе нет, - ответил Несс. - У нас еще не до конца набран экипаж. Меня известят, если мои агенты локализуют четвертого члена. А пока поедим.
      Прежде чем вернуться к своему столику, кзин заметил:
      - Луис Ву, твой вызов был слишком длинным. Вполне хватило бы обычного вопля ярости. Попросту верещишь и скачешь.
      - Верещишь и скачешь, - повторил Луис. - Спасибо, буду знать.
      2. ...И ЕГО ПЕСТРАЯ КОМАНДА
      Луис Ву знавал людей, которые, пользуясь трансферной кабиной, закрывали глаза, чтобы побороть головокружение. По его мнению, это была сущая чепуха, но у его друзей бывали заскоки и похлеще.
      Он тщательно набрал код. Чужаки исчезли, и кто-то неподалеку воскликнул:
      - Смотрите! Луис уже вернулся!
      У кабины собралась целая толпа, мешая открыть дверь.
      - А, чтоб вас! Что, никто не ушел домой? - Он широко раскинул руки, сгреб их. - Дайте пройти, недоумки. Я жду новых гостей.
      - Чудесно! - крикнул кто-то прямо в ухо. Его крепко схватили за руку, всучили полный бокал. Луис обнял семь или восемь гостей разом и улыбнулся, радуясь приему, который ему устроили.
      Луис Ву. Его, с бледно-желтой кожей, издали можно было принять за восточного человека. Богатая голубая ткань была наброшена так небрежно, что должна была мешать ему двигаться, но все же не мешала.
      Вблизи все оказывалось иначе. Кожа была не бледно-желтой, а с коричневым оттенком, хотя и гладкой, как у героя комиксов. Косичка была слишком толстой и поседела тоже не естественным способом. Она была чисто белого цвета с легким оттенком синевы, словно свет белых карликов. Как и все люди, Луис Ву был окрашен в цвета искусственных красителей.
      Житель равнин... Это было видно с первого взгляда. Черты его лица не были ни кавказскими, ни монголоидными, ни негроидными, хотя можно было найти следы каждой из этих рас. Это была идеальная смесь для которой требовались долгие столетия. Он поднял бокал и улыбнулся своим гостям.
      Так получилось, что улыбнулся он паре серебристых глаз, которые были от него в каком-нибудь дюйме.
      В общей толкотне и суматохе Тила Браун оказалась в конце концов лицом к лицу и грудью к груди с Луисом. Ее голубая кожа была покрыта сетью тоненьких серебряных ниточек, прическа пылала ярко-оранжевым огнем, а глаза отражали все окружающее, как два серебряных зеркальца. Ей было двадцать лет, и Луис уже успел с нею поговорить. То, что она говорила, было банально, полно штампов и легкого энтузиазма, но зато она была очень красива.
      - Я обязательно должна спросить, - задыхаясь, сказала она. - Как тебе удалось пригласить сюда тринока?
      - Только не говори, что и он еще здесь!
      - О нет. Кончился воздух, и он вынужден был пойти домой.
      - Неправда, - информировал ее Луис. - У него был запас на несколько недель. Если это тебя действительно интересует, то именно этот тринок был когда-то моим гостем и пленником одновременно. Его корабль со всем экипажем погиб на окраине известного космоса; мне пришлось доставить его на Марграв, чтобы создать ему привычные условия.
      Глаза девушки светились восхищением и изумлением. Луиса приятно удивило, что они были на уровне его собственных. Из-за хрупкого сложения Тила Браун казалась меньше ростом. Потом она увидела что-то за спиной Луиса, и глаза расширились еще больше.
      Из трансферной кабины вышел кукольник Несс.
      Покидая "Малютку", Луис попытался разговорить Несса, чтобы тот подробнее рассказал о цели путешествия, но кукольник боялся следящих лучей.
      - Тогда загляни ко мне, - предложил Луис.
      - Но твои гости...
      - Мой кабинет абсолютно безопасен, и гостей там нет. Кроме того, подумай, какой фурор ты произведешь на приеме! Конечно, при условии, что кто-то там еще остался.
      Впечатление было именно таким, какого Луис и ждал. Внезапно единственным звуком, нарушающим тишину, стал перестук кукольниковых копыт. Тем временем из трансферной кабины вышел Говорящий с Животными; он оглядел море окружающих его человеческих лиц и неторопливо обнажил зубы.
      Кто-то пролил вино из бокала, стоящие в углу говорящие орхидеи что-то нервно зашелестели. Люди отшатнулись от кабины. Слышно было, как они тихо шушукаются.
      - Ничего с тобой не случится. Я их тоже вижу.
      - Отрезвляющие таблетки? Сейчас, где-то они у меня были...
      - Ну и придумал, верно?..
      - Старый добрый Луис...
      - Простите, а как оно называется?
      Они понятия не имели, как реагировать на Несса; кукольника почти все проигнорировали, опасаясь ляпнуть какую-нибудь глупость. Еще удивительнее отнеслись они к Говорящему с Животными - кзина, когда-то злейшего врага человечества, приняли с уважением, словно героя.
      - Иди за мной, - обратился Луис к кукольнику, надеясь, что кзин пойдет с ними. - Прошу прощения! Прошу прощения! - крикнул он и стал пробиваться сквозь толпу. В ответ на возбужденные и удивленные вопросы он только таинственно улыбался.