Меня разбудил Пилг Крикун. Он дубасил в стенку моего гнезда и взволнованно кричал:
      — Лэнт! Лэнт! Это свершилось! Иди скорее!
      Я высунул голову наружу.
      — Что у тебя стряслось?
      Я втянул голову назад в гнездо и стал одеваться. Безрадостная новость, как и все новости принесенные Пилгом. Недаром шерсть на мне встала дыбом. Пилг Крикун имел привычку предсказывать катастрофы за неделю до их начала.
      Два раза в год, в периоды равноденствия, он предрекал любые несчастья. По мере того, как мы уходили из-под влияния одного Солнца и попадали под влияние другого, местные чары утрачивали свою стабильность. Стоило нам приблизиться к соединению — моменту, когда голубое Солнце должно было пересечь красное — Пилг с нарастающей интенсивностью начинал предупреждать о катастрофе. Так было всегда. Естественно, должно же было когда-то случиться что-то. Что-то ужасное. Это ощущалось повсюду. А впоследствии Пилг, тряся тяжелой головой, стонал:
      — Подождите до следующего года! Подождите до следующего года! Будет еще хуже!
      Иногда мы подшучивали над ним, предсказывая конец света, если «следующий год» Пилга когда-нибудь наступит.
      Я сбросил лестницу и спустился вниз.
      — Так в чем дело?
      — О, я предупреждал тебя, Лэнт. Предупреждал! Может быть теперь ты будешь мне верить. Я предупреждал тебя, ты не посмеешь сказать, что не предупреждал. Там на небе я видел знамение. Какое еще доказательство тебе нужно?
      Он имел в виду Луны, которые уже начали сбегаться в одно место, в определенной части неба. Шуга, волшебник, предсказал, что вскоре мы окажемся в полной темноте. Возможно даже, сегодня вечером. И Пилг усмотрел в том еще одно предначертание катастрофы. Пока мы шли, я пытался разузнать у Пилга, что же все-таки случилось. Река изменила свое течение? Чье-нибудь гнездо сорвалось с дерева? Или загадочная гибель целого стада? Но Пилг и сам не знал в точности, что произошло. Его волновало другое. В своих предостережениях он на этот раз оказался прав!
      Похоже какой-то пастух прибежал в деревню в паническом страхе. Он что-то при этом причал о новом волшебнике. Прежде чем я получил нормальную информацию от Пилга, мы вышли на деревенскую поляну, где испуганный пастух, прислонившись к большому дереву, рассказывал о случившемся большой группе мужчин. Они обступили его, донимая вопросами. Женщины и те оставили работу, но все же с почтительного расстояния наблюдали со страхом за пастухом.
      — Новый волшебник! — говорил тот, задыхаясь. — Красный волшебник! Я видел его!
      Кто-то передал ему бурдюк. Он шумно пил большими глотками и не оторвался до тех пор, пока не высосал его до дна. Затем отдышавшись, продолжал:
      — ...около пирамиды ветряного бога. Он бросил красный огонь через горн.
      — Красный огонь... красный огонь, — забормотали деревенские жители. — Если он бросает красный огонь, значит, он красный волшебник.
      И тут я услышал слово «дуэль». Женщины, кажется, тоже услышали его. Они разинули рты и отпрянули от мужчин. Тогда я протиснулся к центру толпы.
      — А, Лэнт, — сказал один из собравшихся. — Ты слышал? Говорят, здесь будет дуэль.
      — Здесь? — усомнился я. — Ты видел руны, написанные на гнезде Шуги?
      — Нет, но...
      — Тогда почему же ты решил, что здесь будет дуэль?
      — Красный волшебник! — вдруг вмешался пастух. — Красный волшебник!
      — Чепуха! Ни один красный волшебник не может иметь той силы, которую ты описываешь. Что же ты не подождал и не выяснил что-нибудь определенное, прежде чем распространять глупые лживые слухи, которые пугают женщин и детей?
      — Мы все хорошо знаем Шугу. Как только он обнаружит, что в здешних местах появился новый волшебник, он...
      — Ага! Ты хочешь сказать, что Шуга еще ничего не знает!
      Мужчина пришел в замешательство.
      Я повысил голос:
      — Кто-нибудь сообщил Шуге?
      Молчание.
      — И ни один не подумал! Ясно. Так вот, мой долг — не дать Шуге поступить опрометчиво.
      С этими словами я прошел мимо мужчин и заторопился к гнезду волшебника.
      Гнездо Шуги вполне отвечало колдовским требованиям. Сморщенная уродливая тыква, свисающая с дерева-великана далеко за пределами деревни. Гильдия Советников не подпускала волшебников ближе, опасаясь его постоянных экспериментов с новыми заклинаниями.
      Шугу я застал собирающим свой походный ранец. И по его беспокойным движениям я понял, что он встревожен. И тут же встревожился сам: я случайно увидел, что он положил в ранец теринэль, украшенный резьбой по кости. Последний раз он применял его, когда накладывал заклятие красных зудящих нарывов на Хэмлита Неудачу, жителя деревушки Неуспех. А еще я заметил, что он уложил поверх теринэля. И вздрогнув сказал:
      — Я уверен, что это противоречит правилам Гильдии.
      Какой-то миг мне казалось, что сейчас он заклеймит меня заклятием. Я сжался от страха и инстинктивно сделал защитный жест, чтобы оградить себя от заклятия. Здесь мне не мешало бы вспомнить, что защитные амулеты, которые я носил, изготовил для меня сам Шуга, вероятно, он будет не в силах преодолеть собственные барьеры по меньшей мере еще несколько дней — они должны были угаснуть с приходом Голубых рассветов.
      — Это ты! — резко заявил он. — Что ты знаешь о магии? Ты — называющий себя моим другом! Даже из вежливости ты не сообщил мне о появлении нового колдуна!
      — Я сам узнал о его появлении всего несколько минут назад. Возможно, он прибыл только сегодня.
      — Прибыл сегодня? И сразу начал разбрасывать красный огонь? Не сообщив о себе местным богам? А предварительные местные заклинания, связанные с приливами и их побочные эффекты? Смешно, Лэнт, ты — глупец! Ты — идиот из первого круга изучения магии. Почему ты надоедаешь мне?
      — Потому что ты — идиот, не признающий дипломатии, — ответил я, разозлившись. (Я был один из немногих жителей деревни, которые ощетинившись на Шугу, оставались в живых и могли потом рассказать об этом).
      — Если бы позволил тебе вооружившись, идти в гору всякий раз, когда ты чувствуешь себя обиженным, ты бы ввязывался в дуэли так же часто, как встает голубое солнце.
      Шуга посмотрел на меня и по выражению его лица, я понял, что мои замечания достигли цели.
      — Я рад, что ты разглядел во мне дипломата, — сказал он, и я позволил себе расслабиться.
      — Наши способности должны взаимно дополнять друг друга, Шуга. Чтобы наши старания увенчались успехом, надо относиться друг к другу с уважением. Только таким образом мы сможем защитить нашу деревню.
      — Ты и твои проклятые речи, — нахмурился он. — Когда-нибудь я соберусь и превращу твой язык в кислую дыню. Только ради мира и спокойствия.
      Я игнорировал последнее замечание. Учитывая обстоятельства, Шуга имел право быть раздражительным. Он сердито затянул ремешки на походном ранце.
      Я спросил:
      — Ты готов? Я пошлю приказание Орбуру, чтобы он приготовил два велосипеда.
      — Ты как всегда самонадеян, — пробормотал Шуга, но я уже понял, что он втайне благодарен мне за эту мысль.
      Вилвил и Орбур — мои старые друзья, старшие сыновья. Вырезанные ими велосипеды считаются лучшими в районе.

      Мы нашли нового волшебника возле пирамиды Макс-Вотца — ветряного бога. От пирамиды к крутому каньону тянулся широкий и плоский, покрытый травой холм с небольшим склоном к югу.
      Новый волшебник захватил этот холм, разложил на нем свои вещи и приспособления. Когда мы резко остановили свои велосипеды, он занимался тем, что обменивался заклинаниями с каким-то незнакомым предметом.
      Шуга и я остановились на почтительном расстоянии и наблюдали. Ростом незнакомец был чуть выше меня и значительно выше Шуги. Его ножа была светлее нашей и не имела волос, за исключением единственного участка шерсти на верхнем участке черепа. К тому же у него на носу имелись странные устройства. Очевидно, это были линзы из кварца в костяной рамке, через которые незнакомец мог смотреть.
      Черты его лица были странными и тревожащими, а кости, казалось, имели необычные пропорции. Определенно ни одно нормальное существо не могло обладать таким животом. Его вид вызывал у меня тошнотворное чувство, и я предложил, то есть предположил, что кто-то из его предков был нечеловеком.
      По традиции волшебники носили диковинную одежду, чтобы выделить себя из общей массы. Костюм незнакомца представлял собой одно сплошное одеяние, покрывающее большую часть тела. Даже Шуга не отказался бы от такого фасона: капюшон, отброшенный назад, обшлага, высоко поднятые на рейтузах, высокие сапоги кожаные, а над сердцем золотой значок — вся одежда была выткана точно по форме тела, и форма эта была на удивление выпуклой. Тело охватывал широкий пояс, к которому были прикреплены три-четыре колдовских приспособления, а рядом были расставлены крупные механизмы. Их полированный металл отдавал голубовато-белым мерцанием.
      В нашей деревне было мало металла — он быстро ржавел, но я, человек много путешествовавший по миру и знаком с металлами, которые видел в других землях. Но все же я ни разу не встречал металл так прекрасно обработанный, как этот.
      Механизмы стояли ровно, каждый на трех ногах, даже там, где земля была неровной. Незнакомец, пока мы наблюдали за ним, напряженно всматривался в один из механизмов, то смотрел через каньон на священную пирамиду Макс-Вотца, бога ветров, а затем на свое устройство. Бормоча сам себе, он пересек поляну, и что-то подрегулировал в приборе. Видимо, это было длинное и сложное заклинание, хотя ни я, ни Шуга не могли понять, в чем заключается его смысл.
      Иногда ему приходилось обращаться к своему гнезду, большому и черному, правильной яйцеобразной формы, сидящему на краю пастбища. Вокруг не было деревьев, достаточно высоких, чтобы подвесить его, и он просто посадил его, широким концом прямо на землю. Поступил он конечно глупо, однако скорлупа гнезда выглядела достаточно прочно, чтобы противостоять мародерствующим хищникам.
      Я ни разу не встречал такого гнезда и удивлялся, как это он умудрился построить его за одну только ночь. Его власть должна быть громадной.
      Незнакомец не замечал нас, и беспокойный Шуга вертелся от нетерпения. Но как раз, когда Шуга едва не прервал его, незнакомец выпрямился и коснулся своего приспособления. Устройство откликнулось, швырнув через каньон, прямо на пирамиду Макс-Вотца красный огонь.
      Я думал, Шугу охватит смертельная ярость. Прямо сейчас же! Сию же минуту... Боги погоды достаточно упрямы, чтобы — в лучшем случае — уметь их хотя бы сдерживать, и Шуга потратил три долгих лунных периода, стараясь умилостивить Макс-Вотца в предвидении следующего сезона ураганов. И вот теперь незнакомец разрушил одно из его самых тщательных заклинаний.
      Более красный чем рубин, опаляющий глаза, яркий и узкий, прямой, точно горизонт в океане, который я тоже видел. Этот малиновый огонь протянулся через каньон и принялся хлестать по храму. Огонь, вытекал снова и снова, я начал опасаться, что он никогда не прекратиться. И звук от него шел ужасный. Высокое жужжание, неземной вой, до боли вонзающийся в мою душу. Сквозь него мы слышали, как равномерно потрескивала и пощелкивала пирамида.
      Едкий дым поднимался от нее вверх, и я содрогнулся, представив, как рассеивающаяся гарь может повредить атмосфере. Кто знает, как это может повлиять на погоду, сделанную заклинаниями Шуги. Я сделал мысленную отметку насчет того, чтобы жены укрепили пол моего гнезда. Но тут, так же неожиданно как начался, красный огонь прекратился. На холм снова спустилась тишина и спокойствие. Снова голубой сумрак окутал землю. Но в моих глазах сохранился ослепительно голубоватый отпечаток. Но пирамида ветряного бога все еще продолжала потрескивать.
      Удивительно то, что пирамида продолжала стоять! Она тлела и шипела, на ней виднелись безобразные шрамы там, где к ней прикасался красный огонь. Но она была целой. Когда Шуга строит, он строит добротно!
      Незнакомец тем временем переналаживал свое устройство, не прекращая бормотать что-то себе под нос. Я так и не понял, было ли это частью заклинания. Словно мать, опекавшая своих детенышей, он двигался от устройства к устройству, всматриваясь в одно, переставляя другое, произнося странные звуки над третьим.
      Я бросил взгляд на Шугу, но смог разглядеть лишь сильно поджатые губы. Ничего странного, что даже его борода, казалось, съежилась. Я начал бояться, что дуэль начнется прежде, чем незнакомец успеет преподнести Шуге подарок.
      Что-то следовало предпринять, чтобы не позволить Шуге совершить опрометчивый шаг. Я храбро шагнул вперед.
      — Гм... — начал я. — Гм... Мне не хотелось бы прерывать ваше столь очевидное занятие, но эта штука посвящена Макс-Вотцу. Потребовалось много циклов, чтобы создать систему заклинаний, которые...
      Волшебник поднял глаза и кажется, впервые нас заметил. Он сделался необычайно возбужденным. Стремительно шагнув к нам он сделал жест: выпрямил руки с ладонями, раскрытыми нам навстречу, произнося что-то быстро и напряженно на языке, которого я никогда в жизни не слышал. Я тут же бросился на землю и закрыл голову руками.
      Ничего не произошло.
      Когда я поднял глаза, Шуга все еще стоял рядом с другим велосипедом, раскинув руки в виде фигуры разрушающей заклинания. Или заклинания незнакомца не удались, либо Шуга сумел их сблокировать, но только незнакомец уже не повторял заклинаний. Вместо этого он попятился к своему странной формы гнезду, не сводя с нас взгляда. Он снова заговорил своими непонятными словами, но теперь они были медленными и более низкого тона, похожего на тон, каким успокаивают потревоженное животное. Потом он скрылся в гнезде и снова все стало способствовать спокойствию и голубизне.
      Если не считать потрескивания остывающего камня, которое все еще доносилось до каньона, как напоминание о том, что Макс-Вотц был осквернен.

      Я повернулся к Шуге.
      — Это может быть серьезным?
      — Лэнт, ты глупец. Это уже серьезно.
      — Сможешь ли ты справиться с этим новым волшебником?
      Шуга хмыкнул уклончиво и мне стало страшно.
      Шуга считался хорошим колдуном, и если теперь он в себе не уверен, не уверен в своем мастерстве, значит, вся деревня может оказаться в опасности.
      Я уже начал было высказывать свои опасения, но тут незнакомец вновь появился. Он нес какое-то устройство, сделанное из металла и кости. Оно было меньше, чем остальные, и от него во все стороны торчали тонкие прутья. Оно напоминало мне одно из самых неприятных приспособлений, виденных мной в свои мрачные годы.
      Волшебник не спускал с нас взгляда все время, пока устанавливал приспособление на три тонкие ножки. Как только он повернул его в нашу сторону, я напрягся.
      Приспособление начало издавать жужжащий звук, похожий на звук водяной арфы, когда струнный смычок протягивается через ее стеклянные трубы. Жужжание росло на высоких тонах, пока не сделалось беспокойным, как у механизма красного огня.
      Я прикинул расстояние между собой и ближайшим валуном. Незнакомец снова нетерпеливо обратился к нам на своем непонятном языке.
      — Вы невежливы, — сделал громкое замечание Шуга. — А эти дела могут подождать, не так ли?
      Волшебное устройство тут же повторило:
      — Не так ли?
      Я плюхнулся позади валуна и затаился там. Шуга остался стоять.
      — Именно так, — повторил он твердо. — Вы нарушаете обычай. Находясь в моем районе, вы должны подарить мне одно новое заклинание.
      Волшебное устройство снова заговорило. Его интонации были устрашающими и нечеловеческими.
      — Новый волшебный подарок... прежде неизвестный... конечно. Будь я в вашем районе...
      Я понял, что сказал незнакомец. Устройство пыталось говорить вместо него, но нашими словами. Шуга тоже понял это и успокоился. Устройство было всего-навсего говорящим амулетом, причем скверным, несмотря на внушительные размеры.
      Шуга, говорящий амулет и незнакомец стояли на продуваемом ветром холме и разговаривали друг с другом. В основном это был детский лепет. Устройство не имело своих собственных слов, но оно могло использовать слова Шуги, иногда правильно, но чаще — нет.
      Настроение Шуги оставалось неизменным. Он пришел требовать дар или вызов на дуэль от вторгшегося в его владения незнакомца, а вместо этого ему приходилось обучать устройство разговаривать. А незнакомец словно бы даже веселился на Шугин счет.
      Красное Солнце давно скрылось, а голубое клонилось к горизонту. Неожиданно, голубое Солнце зашло за кучу фиолетовых облаков и исчезло, как тонкая свечка, задутая ветром. Весь горизонт стал темно-красной тенью. Луны возникали в ночи, расположившись сейчас в виде полосатой ящерицы.
      С помощью неопределенных конфигураций Шуга делается сильнее. Повелитель он или только слуга полосатой ящерицы, размышлял я, в то время, как он властно подтягивал одежды на своей коренастой фигуре. Повелитель — это видно из его поведения.
      Внезапно незнакомец повторил свой жест с открытыми ладонями, повернулся и пошел назад к своему гнезду. Но не вошел внутрь. Вместо этого он коснулся края входа и там зажегся свет. Ослепительный свет! Вдвое ярче дневного света, он бил струей из бока гнезда. Очень страшный свет — земля и растения изменили свою окраску, и что-то произошло с их тенями, так как они сделались удивительно черными.
      Поступок нового волшебника был очевиден даже мне — тем более Шуге. Он отпрянул назад от света с поднятыми для защиты руками. Это было бесполезно. Свет последовал за ним, обрушился на него, ослепил, совершенно затмив лунный свет.
      Незнакомец уверенно отвергал власть полосатой ящерицы над собой. Шуга стоял трепеща — крошечная фигура, приколотая к земле этим странным, ослепляющей силы светом.
      Затем, непонятно почему, незнакомец заставил свет исчезнуть.
      — Мне кажется, свет вас беспокоит, — сказало за волшебника говорящее устройство. — Для меня он не имеет значения. Мы можем разговаривать в темноте.
      Я вздохнул с облегчением, но до конца не расслабился. Этот незнакомец наглядно доказал, как запросто он может аннулировать эффект любой лунной конфигурации. От Шугиной власти, которую можно было призвать с неба, придется отказаться.
      Я смотрел как полосатая ящерица удручающе крадется к востоку. Луны чертили через небо свой путь. Молочно-белые полумесяцы с широкими красными краями. В последующие ночи красные границы станут уже, как только Солнца приблизятся одно к другому. Затем цветные края растают. А позднее, после следующего восхода Солнца, должны показаться голубые края... И Шуга не получил никакой пользы от всего этого.
      Шуга и новый волшебник все время разговаривали. Но теперь говорящее устройство обладало достаточным запасом слов, так что оба могли довольно вразумительно обсуждать все вопросы магии.
      — Этическая сторона ситуации очевидна, — говорил Шуга. — Вы занимаетесь магией в моем районе. За это вы должны заплатить. Более того, вы должны мне секрет.
      — Секрет... — отозвалось говорящее устройство.
      Сбросив оцепенение, я навострил уши.
      — Какую-нибудь часть магии, которой я еще не знаю, — уточнил Шуга. — Каков, например, секрет вашего света. Отчего он вдвое сильнее дневного?
      — ...разница потенциалов... горячий металл внутри холодного... сомневаюсь, что вы сумеете понять... причиной тепла является поток... крошечные кусочки молнии...
      — Ваши слова лишены смысла. Мне не понятно их значение. Вы должны раскрыть секрет, чтобы я понял его и мог использовать. Я вижу, что ваша магия очень сильна, возможно вы знаете способ, как предсказывать приливы?
      — Нет, я не могу рассказать вам, как предсказывать приливы. У вас имеется одиннадцать Лун и два основных Солнца, которые растягивают ваши океаны во всех направлениях, воздействуя при этом друг на друга. Понадобятся годы, чтобы рассчитать схему приливов...
      — Несомненно ты знаешь вещи, которые мне неизвестны. Так же, как и я знаю секреты, о которых ты не слышал.
      — Конечно. Но я стараюсь найти то, что тебе пригодилось бы больше всего. Это чудо, чего вы уже достигли. Даже велосипеды...
      Тут я позволил себе вмешаться:
      — Это хорошие велосипеды, — сказал я ревниво, — их сделали два моих сына.
      — О! Велосипеды! — он подошел ближе.
      Я напрягся, но он всего лишь захотел осмотреть их.
      — Рамы из твердого дерева, шкивы с ремнями вместо цепей, прошитые шкуры вместо шин. Все это чудесно. Просто изумительно! Примитивно, сделано вручную, колеса большие, плоские, без спиц, но какое это имеет значение! Это же велосипеды! И это в то время, когда наши не захотели верить в развитие у вас любых форм... совсем.
      — О чем ты говоришь? — требовательно спросил Шуга.
      Я оскорбленно молчал, кипя от обиды за велосипеды Вилвила и Орбура. Примитивные, как же?!
      — ...начинается с познания порядка, — ответил волшебник. — Но ваш мир совсем не упорядочен. Вы находитесь в густом темном облаке, поэтому не можете видеть ни один из постоянных источников света на небе. Ваше небо — случайный набор Лун вашей системы... сочетание трех тел облегчает захват... приливы, которые происходят каждый по своему под влиянием всех этих Лун... Луны, пути которых пересекаются постоянно и беспорядочно, изменяя их... из-за взаимного... — говорящее устройство пропускало половину слов незнакомца, превращая остальные в тарабарщину. — А еще высокий уровень... от голубого Солнца, дает вам новые формы каждую неделю или около того. Нет порядка в наблюдаемом вами... можно применить метод проб и ошибок в строительстве. Нет четкой линии технологии, потому что вам не приходится наблюдать, чтобы ваше окружение воспроизвело те же самые линии дважды подряд... Но это... человеческий инстинкт старается управлять природой. Вы должны рассказать мне...
      Шуга прервал болтовню незнакомца.
      — Сперва ты должен рассказать мне. Сообщи что-нибудь новое, что могло бы удовлетворить законы Гильдии. В чем секрет, скажи мне, твоего красного огня?
      — О, я не могу выдать вам секрет!
      Шуга снова начал раздражаться, но вслух сказал лишь:
      — Не можете? Но почему?
      — Что касается этого устройства, то вам его не понять. Вы не можете использовать его в работе.
      Шуга выпрямился в полный рост и уставился на незнакомца.
      — Не собираешься ли ты сказать, что я даже не волшебник второго круга! Любой волшебник достойный своих костей, может делать огонь и швырять его.
      И тут Шуга произвел шар огня из рукава и небрежно швырнул его через поляну.
      Я видел, как был поражен незнакомец. Такого он не ожидал. Огненный шар пошипел, а затем угас, оставив на земле выжженное место. Незнакомец сделал к нему два шага, словно намеревался исследовать его, затем повернулся к Шуге.
      — Очень впечатляюще, — произнес он, — и все-таки...
      Шуга ответил:
      — Вот видишь. Я также могу бросать огонь. Но я хотел бы бросать его по прямой линии, как это делаешь ты, — вот чему я хочу научиться.
      — Это совершенно другой принцип... когерентный свет... плотный луч... маленькие сгустки энергии... вибрация...
      Демонстрируя, он дотронулся до колдовского механизма — и оно еще раз выплеснуло красный огонь. Обжигающее глаза пламя снова заиграло на пирамиде Макс-Вотца. И еще одна дымящаяся дыра. Я сморщился. Незнакомец пояснил:
      — Он заставляет кипеть камень, а цвет дыма сообщает мне из чего он сделан.
      Я постарался скрыть свою реакцию. Любой идиот знает, что дым голубовато-серый по цвету, так же и из чего сделан камень. Это я и сам мог сказать ему.
      Он, однако, продолжал:
      — Поглощение света... Я не могу научить вас, как им воспользоваться. Ведь вы можете потом применить его в качестве оружия.
      — Можем применить как оружие! — возбужденно воскликнул Шуга. — Тогда может есть другая польза от заклинания бросающего красный огонь?
      — Я же объяснил вам, — сказал незнакомец нетерпеливо. — Могу объяснить снова, но для чего? Это для вас слишком сложно, чтобы понять суть. — (Вот это было совершенно излишне и оскорбительно. Конечно, Шуга — волшебник только второго круга, но это еще не значит, что он более низкого положения. Действительно, имелось немного секретов, которые не были ему известны. Кроме того — достижение первого круга — это вопрос не столько мастерства, сколько политики. А Шуга никогда не был дипломатом).
      Словом, мне оставалось только наблюдать, как Шуга разряжается.
      Было самое время смягчить маслом дипломатии жесткие кромки разногласий между этими двумя волшебниками. Особенно теперь, когда преодолен языковой барьер, мой долг преодолеть трения между ними.
      — Шуга, — сказал я, — разреши говорить мне. Я дипломат.
      Не дождавшись согласия и немного нервничая, я подошел к говорящему устройству...
      — Позвольте представиться. Мое имя Лэнт-ла-ли-лэйах-ноу. Возможно вам покажется самонадеянным, что я претендую на семь слогов, но я немаловажная личность в нашей деревне.
      Я чувствовал, что необходимо установить мой ранг с самого начала и мое право отвечать за деревню.
      Незнакомец посмотрел на меня и произнес:
      — Мне приятно познакомиться с вами. Мое имя... — говорящее устройство запиналось, но я успел сосчитать слова в имени. Всего три. Я улыбнулся про себя. Очевидно, мы имели дело с лицом очень низкого статута... Но вот что меня беспокоило, откуда взялся этот волшебник, если личность такого низкого статута могла управлять такой могучей магией? Я решил пока не думать об этом. Возможно он не назвал своего полного имени. В конце концов я тоже не назвал секретные частицы моего.
      Говорящее устройство вдруг перевело три слова имени незнакомца:
      — Как цвет, оттенок пурпурно-серого.
      — Очень странно, — тихо сказал Шуга. — Я никогда не слышал о волшебнике, именуемом как цвет.
      — Может быть это не имена, а лишь указание какому богу он служит?
      — Чепуха, — прошептал в ответ Шуга. — Тогда он должен быть где-то красным или где-то голубым. А он не тот, ни другой.
      — Возможно, он оба сразу, то есть Пурпурный.
      — Не говори глупостей, Лэнт. Нельзя служить двум хозяевам. Кроме того, он не совсем пурпурный, он пурпурно-серый. Я никогда не слышал о сером волшебнике.
      Я повернулся к незнакомцу.
      — Это ваше полное имя? А сколько слогов в его секретной части?
      Он не мог на меня обидеться, я же не спрашивал его о самом имени.
      Он сказал:
      — Я назвал вам полное имя. Как-Тень-Пурпурно-Серого.
      — И у вас нет другого? Нет секретного имени?
      — Я не уверен, что понял. Это мое полное имя.
      Мы с Шугой переглянулись. Незнакомец был или невероятно глуп, или очень хитер. Или он выдал нам полное имя, отдавая себя тем самым под полную власть Шуги, или строил из себя дурака, чтобы позволить Шуге раскрыть себя. Возможно, имя названное им, было своего рода волшебной ловушкой. Определенно, оно не являлось ключом к его личности.
      Как-Тень-Пурпурно-Серого заговорил снова:
      — Откуда вы пришли?
      — Из деревни.
      Я уже было собрался показать вниз, под гору, но воздержался. Неразумно говорить этому странному незнакомцу, где расположена деревня.
      — Но я не видел деревни с воздуха.
      — Совершенно невероятно! — воскликнул Шуга. — С воздуха!
      — Да, когда я облетал район.
      В ответ глаза Шуги стали округлыми.
      — Облетал? У тебя есть летательное заклинание? Я даже не смог заставить летать что-нибудь более крупное, чем дыню. В нее я наловил пузырей дурного запаха, что есть в болотах.
      Действительно, Шуга пытался улучшить заклинание полета и занимался этим все время, как стал волшебником. Он даже заставил моих сыновей Вилвила и Орбура помогать ему. Им нередко приходилось забрасывать вырезание новых велосипедов, чтобы приниматься за работу над каким-нибудь новым устройством. И так был велик энтузиазм и замыслы Шуги, что они не брали, к моему раздражению, никакой платы за свой труд.
      Новый волшебник улыбнулся, когда Шуга описал свой летательный амулет.
      — Примитивно, — сказал он. — Хотя и способно действовать. Моя собственная повозка использует более сложные и эффективные сопредельные способы.
      Он указал на свое огромное черное гнездо. Должно быть он имел в виду одно из своих устройств, скрытых внутри, или возле гнезда. Кто может представить себе летающее гнездо? Гнездо — это дом, определенное место, символ убежища и возвращения. Философически, гнездо не может двигаться, ни тем более летать. Вот. А что невозможно философически, то невозможно и для магии. Этот закон сдерживает даже богов.
      — Покажи мне как оно действует, научи своему заклинанию! — взволнованно выкрикнул Шуга.
      Незнакомец покачал головой.
      — Я не могу этого показать ни тебе, ни другому. Вы просто не поймете...
      Пожалуй, это было уже слишком! Целый вечер новый волшебник оскорблял Шугу. А теперь он отказывается одарить его секретом. Шуга начал подпрыгивать от раздражения. Он вытащил свой теринэль и прежде чем я успел его успокоить, набил духовые камеры проклятым порошком.
      — Шуга, ну потерпи, пожалуйста, — начал я его успокаивать. — Давай вернемся в деревню. Сначала потребуем собрать Гильдию Советников. Не вызывай его на дуэль, пока мы не обсудим это мероприятие.
      Шуга ответил едва слышным бормотанием. Бормотал он примерно следующее.
      — Надо бы испытать этот теринэль на тебе. Сам знаешь, я не любитель зря тратить хорошее проклятие.
      Но тем не менее, он опустошил зарядные устройства, завернул теринэль в шкуры и убрал ранец. Потом встал, посмотрел на нового волшебника и сказал:
      — Мы возвращаемся в нашу деревню, чтобы посоветоваться. И вернемся сюда в начале голубых рассветов.
      Но незнакомец, кажется, не понял его.
      — Я пойду с вами, — сказал он. — Мне хотелось бы увидеть вашу деревню.
      Шуга был бы умнее, если бы немного подумал. Но он тут же ответил:
      — Конечно, вы можете пойти с нами. С нашей стороны было бы невозможно не пригласить вас. Но вам не следует так далеко отлучаться от вашего гнезда. Ночью, когда уходят Луны, красные проклятья бродят по земле. (Мне не хотелось, чтобы Шуга заострял этот вопрос, ведь мы тоже находились далеко от дома).
      Шуга беспомощно развел руками.
      — Если бы в деревне имелись пустые гнезда... мы бы вам уступили одно, а так с наступлением полной темноты я не рекомендую блуждать в отдалении от собственного гнезда.
      — Все это правильно, — согласился незнакомец. — В таком случае, я понесу его с собой.
      — Хм! Каким образом? Мы совершенно не намерены вам помогать. Да ни один из нас и не обладает силой, чтобы...
      Как-Тень-Пурпурно-Серого усмехнулся.
      Я уже начал уставать от его ухмылок.
      — За это не беспокойтесь, — заверил он. — Вы только идите впереди по дороге, а я последую за вами.
      Мы с Шугой переглянулись. М-да, ясно, что этот коротконогий незнакомец не поспеет за нашими велосипедами — особенно, если он собирается тащить за собой гнездо. Тем не менее мы из вежливости подождали, пока незнакомец укладывал свои вещи в гнездо. Я был удивлен, видя, как легко они складывались и как компактно хранились, и сделал в уме заметку — при случае ознакомиться с одним из них поближе. Любопытно было узнать, чем вырезана кость, и как обработан металл. Возможно, конструкция этих приспособлений и меня чему-нибудь научит. Слишком тонкой была их резьба, чтобы я мог разглядеть ее как следует в лунном свете.
      Непроизвольно я посмотрел на небо. Мы почти вплотную приближались ко времени полной темноты. Всего шесть Лун осталось на небе. Неудивительно, что свет от них был слаб. Я был совсем не намерен задерживаться дольше из-за этого незнакомца.
      В самое короткое время незнакомец упаковал все свои устройства и сложил их внутри гнезда. В его поведении была такая уверенность, словно он знал, что делает и это вызывало у меня смутное беспокойство.
      — Все в порядке, — сказал он, — я готов. — С этими словами он исчез внутри гнезда, закрыв за собой дверь.
      Когда это случилось, мое беспокойство перешло в настоящий ужас. Гнездо Пурпурно-Серого вдруг начало жужжать, и громче, чем все его говорящие и огненно-красные устройства, потом поднялось в воздух. Там оно повисло на высоте роста двух человек. Оно засверкало невиданным цветом, от которого деревья и камни засверкали подобно ярким галлюцинациям. Я подумал, как бы Шуга от удивления не свалился с велосипеда. Ведь он и днем едва справлялся с ним, так как ездить на нем достаточно трудно.
      Путь назад в деревню был кошмарным. Шуга был настолько не похож на себя, что даже не произнес ни одного из своих защитных «кантеле». Мы все время оглядывались на огромное яйцо, плывущее за нами и разбрасывающее свет во все стороны, подобно некому ужасному воплощению Элкина — бога грома.
      Положение дел ухудшилось еще и тем, что очередная Луна, если смотреть сверху, спускалась на нас, приближался период полной темноты. Один из нас застонал, и я не был уверен, кто это был — Шуга или я.
      Велосипеды грохотали по горной тропинке. Мне настолько хотелось вернуться целым и невредимым домой в гнездо, что я не догадался попросить Шугу быть поосторожнее со второй машиной. Он все время посматривал назад, через плечо и я был уверен, что он ударится обо что-то по дороге и расколет колесо. К счастью, этого не произошло. Не знаю, стал бы я останавливаться, чтобы помочь ему. Только не при этом яйце, сверкающем, гонящемся за нами, пугающем, все время держащимся в воздухе.
      Нам все-таки удалось спуститься к лугам. Несколько женщин вышли в поля собирать ночные грибы, они заметили наше появление, но когда они увидели огромное яйцо, летящее за нами, то они повернулись и, на всякий случай, убежали в деревню.
      Мы с Шугой даже не догадались остановить велосипеды на холме, а прямо на них направились в деревню. (Ничего, позже женщины очистят грязь с колес).
      Как только мы добрались до деревни, последняя из Лун исчезла на востоке. Еле дыша мы остановились в центре поляны. Большое черное яйцо зловеще плавало над нами, заливая всю деревню своим зловещим сиянием. Огромные деревья и тыквообразные гнезда, устроенные на их могучих ветвях, приобрели странный и пугающий оттенок...
      Сверху, громче любого естественного, загромыхал голос волшебника:
      — ...не удивительно, что я не увидел ее с воздуха... дома, сконструированные в виде сфер, свисающих с веток громадных деревьев... должны быть по меньшей мере... погодите, пока... узнают об этом... Где я могу остановиться? — неожиданно спросил он.
      — Где-нибудь, — выдохнул я, тяжело дыша и сделал соответствующий жест рукой. Потом осмотрелся по сторонам, есть ли у нас деревья достаточно крепкие, чтобы подвесить это гнездо. Ни одного большого дерева, ни одного свободного. Но если этот волшебник способен заставить свое гнездо летать, то он несомненно может прицепиться и к молоденькому деревцу. Но вместо этого незнакомец опустился просто на землю.
      Точнее, не просто на землю. Гнездо пронеслось над деревней к реке, к гребню склона, возвышавшегося над лягушачьими прудами. Сейчас пруды стояли сухими, подготовленными к ритуальной чистке и перенесению заговоров.

      Спал я плохо. И встал, когда дымный ободок красного Солнца только начал появляться над горизонтом.
      Умывшись и расчесавшись я почувствовал себя лучше, но все же оставался измученным и усталым. Ночные приключения не прошли даром. Одного взгляда, брошенного на гнезда оказалось достаточно, чтобы убедиться — незнакомый волшебник все еще здесь.
      Пилг Крикун расхаживал между деревьями и стонал по этому поводу. Теперь, когда новый колдун перенес свое гнездо в деревню, катастрофа обрела определенный смысл. Даже отсюда я видел толпу любопытных собравшихся вокруг гнезда, правда, державшуюся на почтительном расстоянии.
      Видел и торговца лягушками, заламывающего руки и причитающего над своими прудами. После изгнания незнакомца ему придется очищать их заново. А если это случится не скоро, то он пропустит время высеивания икры.
      Мы с Шугой только направлялись посмотреть. Зато, заметив нас, колдун оторвался от растения, которое рассматривал и скрылся в своем гнезде. Но почти сразу же вернулся, неся в вытянутой руке какой-то предмет.
      — Подарок, — сказал он, — подарок для Шуги-волшебника.
      Шуга был явно удивлен. Он никак не ожидал, что незнакомец предложит требуемый в данном случае подарок. Теперь же он выполнил обязательное для волшебника условие и имел полное право оставаться в нашем районе. По тому же условию, Шуга обязан был даже уважать нового волшебника в его заклинаниях... Правила Гильдии вполне определены.
      Шуга, как местный волшебник, имел право старшинства. Незнакомец не имел право делать ничего такого, что мешало бы практической деятельности Шуги или его предшествующим заклинаниям, но в остальном он имел право делать все, что захотел бы.
      Шуга осмотрел подарок. Тот был маленький и легкий, можно держать в одной руке. С одного торца вмонтированная стеклянная линза. Незнакомец тут же показал как он работает. Если надавить на скользившую шишку устройства, стеклянная линза делает свет.
      Пустяковая вещь. Я почувствовал разочарование Шуги. Он был оскорблен: незнакомец мог бы подарить что-нибудь позначительнее. Шуга и сам мог показать холодный свет разными способами. Но сказать ему было нечего. Испытывать подаренный ему амулет в присутствии всей деревни считалось очень нехорошим поступком.
      Единственным достоинством подарка было то, что его свет мог приобретать формы, какие мы никогда не видели раньше. Покручивая ободок на торце, форму света всегда можно было менять, от узкого луча, как у огненно-красного устройства незнакомца — до широкой полосы, способной осветить половину деревни. Используя скользящую жилку, яркость приспособления тоже можно было регулировать, от тусклого мерцания, не ярче чем у светящегося мха, до света такой яркости, что на него невозможно было смотреть.
      Пурпурно-Серый посоветовал Шуге не пользоваться амулетом слишком долго в таком состоянии, так как его нечто (говорящее устройство не смогло перевести этого слова) очень быстро истощиться. Шуга вертел подарок в руках. Сердце его тянулось к летающим заклинаниям или устройству красного огня. Но правила приличия вынуждали принять и этот дар с благодарностью. Я видел, что он хочет спросить еще что-то, но не имеет понятия, как сформулировать вопрос и не обидеть волшебника.
      — Трудно понять, как в вашем мире возникла жизнь? Эволюционные модели предоставляются невоспроизводимыми. А кто бы стал здесь селиться? Мы, естественно, жить бы здесь не смогли... С одной стороны из космоса планету накрывают пылевые облака. С другой, вы фактически не получаете нормального желтого света, — отдельные понятные предложения перемешивались вереницей бессмысленных слов. — Хотя я предполагаю, что красное и голубое Солнце создают комбинацию, дающую тот же самый эффект... все растения выглядят черными потому, что здесь так мало зеленого цвета, но нечто в растениях использует не зеленый цвет: так что с этим, по-моему, все в порядке... И эти двойные тени, которые любого сведут с ума.
      Шуга переждал этот поток тарабарщины с похвальным терпением. Слова Пурпурно-Серого о различных цветах, казалось, намекали на что-то очень важное, и Шуге хотелось понять на что.
      — Ты говоришь об этом мире, — сказал он, — можно предположить, что ты знаешь и другие миры?
      Я подумал, не ловит ли Шуга незнакомца на удочку.
      — О, да! Мой мир... — новый волшебник посмотрел вверх, размышляя, затем указал на пустое небо. — Мой мир находится в том направлении... Я думаю, за пылевыми облаками.
      Пылевые облака?
      Шуга начал пристально рассматривать небо. Я сделал то же самое и так же поступила толпа свидетелей.
      — Пылевые облака?
      Небо было чистым и голубым.
      Шуга посмотрел на волшебника.
      — Издеваешься над нами? Я ничего нигде не вижу. Никаких пылевых облаков, никаких других миров. В небе ничего нет.
      — Есть, — заявил Пурпурно-Серый. — Но они слишком малы и далеки, чтобы их рассмотреть.
      Шуга шевельнул бровью и опять повернулся в сторону волшебника. Чувствовалось, что многие, из тех, кто к нам прислушивается, едва сдерживают смех. Молодые женщины начали потихоньку хихикать и их надо было увести.
      — Слишком малы, — повторил Шуга. — Слишком малы...
      Терпение его иссякло. Шуга не обладал темпераментом, пригодным для общения с детьми, дураками и сумасшедшими.
      — О, нет... ты неправильно меня понял, — быстро заговорил Пурпурно-Серый, — они слишком малы, потому что очень-очень далеко отсюда.
      — А-а... — протянул Шуга медленно.
      Пурпурно-Серый так и не объяснил про пылевые облака, или об их отсутствии.
      — Да. На самом деле они настолько далеки, что если бы ты решил до них добраться, скажем на велосипеде, то доехать туда могли бы только твои потомки. А ты постареешь и умрешь даже раньше, чем преодолеешь незначительную часть пути.
      — Я понял... — сказал Шуга, — но тогда, как ты добрался сюда? Крутил педали быстрее?
      Пурпурно-Серый рассмеялся.
      — О, нет, даже это не может помочь! Я...
      Говорящее устройство запнулось, затем сказало:
      — ...обошел вокруг.
      Шуга в смятении покачал головой. Еще несколько женщин пришлось увести прочь. Нехорошо, когда женщины слушают взрослого мужчину, корчащего из себя дурака. И нехорошо, когда они станут свидетелями смущения Шуги. Мужчины тоже начали переговариваться. Шуга широким жестом заставил их замолчать — он еще не сдался.
      — Обошел кругом? Что, пылевые облака? — спросил он.
      — О, нет. Пылевые облака я прошел насквозь. А обошел кругом... путь...
      Шуга медленно повторил это предложение, чтобы проверить, не упустил ли он что-нибудь. Нет, все так и было. Только... Он повернулся и побрел вверх по склону, вертя в руках дающее свет устройство.

      Несколько следующих дней Пурпурно-Серый потратил на то, что собирал мелкие растения, части растений покрупнее, пригоршни грязи, воды и почвы. За его работой постоянно следили как дети, так и взрослые, но он не обращал на них никакого внимания.
      Его повсюду сопровождал летающее трехногое устройство (во время полета ноги у него были сложены). Волшебник не обращал на него внимания, пока не возникла нужда. Каждый раз, когда ему необходимо было взять образец чего-то, он устанавливал свое устройство на ножки и направлял его на нужное место. Устройство выглядело достаточно безвредным, чтобы рискнуть осмотреть его, но Шуга только скрежетал зубами всякий раз, когда оно проплывало мимо.
      Наконец Шуга принял решение раскрыть секрет делающего свет устройства. Когда я навестил его, чтобы узнать, как идут дела, он свирепо на меня глянул и пробормотал:
      — Проклятье этому демону с одной тенью!
      — Может быть тебе помогло, если бы ты попытался узнать, какой бог дает силу его заклинаниям?
      Шуга поглядел на меня еще свирепее.
      — Я учу тебя, как вырезать по кости? Почему же ты решил учить меня магии? Не думаешь ли ты, что я плохо знаю свое дело? Я проверил устройство на присутствие богов каждого из известных пантеонов и... безрезультатно.
      — Возможно, — предложил я, — оно основано на другом принципе работы? Пурпурный, насколько можно понять, ни к каким богам вообще не обращается. Может быть, что...
      — Тогда каким образом его устройства работают? — закричал Шуга. — С помощью суеверия?
      — Я не знаю, но... может быть он черпает свою власть из какого-нибудь другого источника. А может быть...
      — Лэнт, ты глупец! Почему ты упорно продолжаешь болтать о том, в чем нисколько не разбираешься. Если ты собираешься говорить с волшебником о магии, то постарайся хотя бы говорить достаточно разумно.
      — Но как раз поэтому я и спрашиваю...
      — Суеверие, Лэнт, это безвредная болтовня, которую повторяют настолько часто, что люди и в самом деле начинают в нее верить. И вот тогда она уже не безвредна. Магия, с другой стороны, оперирует тщательно сконструированными уравнениями символов, предназначенных для управления определенными силами и предметами. Магия действует всегда, веришь ли ты в нее или же нет.
      — Понял, — ответил я. — Не думаю, что Пурпурный действует при помощи суеверия.
      — Я тоже так думаю, — согласился Шуга. — Слишком большой силой он обладает.
      — Но ведь не видно, что он действует при помощи магии!
      — Не предполагаешь же ты, что устройства Пурпурного могут работать вне зависимости от богов?
      Шуга поглядел на меня так, и сказал эти слова таким тоном, словно обращался к сумасшедшему. Меня это рассердило.
      — Такие вещи возможны. Вилвил как-то признался мне, что часто проверяет новые велосипеды без благословения. Совсем стал беззаботным и забывчивым. Но ничего плохого с ним не случилось.
      — Вилвил и Орбур под моей защитой. Вспомни, вместо платы за помощь в изделии летающие заклинания.
      — Да, я помню. Но я бы предпочел, чтобы они получали что-нибудь более существенное.
      Шуга игнорировал мое замечание.
      — Я в любом случае оберегаю твоих сыновей, так что какая-то поездка Вилвила на неблагословленном велосипеде ничего не доказывает. Кроме того, если все остальное было выполнено как надо, то благословение велосипеду не обязательно.
      — И все равно я скажу, что устройства, не зависящие от богов — возможны.
      Шуга посмотрел на меня.
      — Ты кажешься излишне самоуверенным.
      — Однажды в детстве я воспользовался неблагословленным рыболовным удилищем. Я сделал его сам.
      — И что дальше?
      — Я поймал рыбу.
      Шуга фыркнул.
      — Лэнт, это ничего не доказывает. Если бы ты благословил удилище и смыл крючок как положено, ты бы поймал в десять раз больше рыбы. А так ты доказал только одно — что сделал удилище пригодным для ловли. Что тебе требовалось для этого эксперимента, так это контрольный образец — точно такое же удилище, только благословленное и омытое. Тогда бы ты увидел, на какое из них можно было поймать больше рыбы.
      — Ты говоришь так, будто сам ставил такой эксперимент.
      — Не с рыбой. С ловушкой.
      Он заметил мое удивление и сказал:
      — Любой начинающий волшебник, будучи учеником, должен доказать самому себе, по крайней мере однажды, что магия — огромная сила. Невозможно стать волшебником, если в твою душу впало зерно сомнения. Позволяя ученику удовлетворить свое любопытство, мы укрепим в нем веру в себя. Этот простенький эксперимент — такой может кто угодно придумать — на самом деле тест, который может быть повторен множество раз. И всегда результат будет одним и тем же.
      — Какой?
      — Получается, что в ловушку с благословленной приманкой попадается вдвое больше кроликов.
      — Да? Может быть это просто потому, что приманка для кроликов в благословленной ловушке становится более соблазнительной?
      — Конечно, — ответил Шуга. — Как раз это и подразумевается. Вся цепь заклинания это стремление сделать приманку пособлазнительнее. Ловушки — простые устройства, Лэнт. Простые устройства не всегда нуждаются в магии, зато результаты ее сразу видны. Сколько, скажем, частей было в твоей удочке?
      — Три. Удилище, леска и крючок.
      — Верно, всего три. Тем не менее, леска может порваться, наживка соскочить, крючок не зацепиться. А ведь это в простом устройстве, которому и не обязательно быть особенно надежным. Подумай, Лэнт! Подумай о конструкции, в которой много движущихся частей. Необходимо, чтобы они все были в полном порядке, прежде чем вся конструкция сможет работать. Подумай, например, о велосипеде.
      Я собрался было ответить, но Шуга оборвал меня.
      — Не перебивай. У велосипеда много движущихся частей: колеса, шкивы, руль, педали, оси. Все эти части должны быть точно вырезаны и аккуратно подогнаны друг к другу, иначе велосипед просто не поедет. Далее, теоретически, совершенная машина возможна... но на практике, ну, когда ты имеешь машину, которая обязана быть точной просто потому, что иначе не станет функционировать, тогда влияние магии становится чрезвычайно важным. Если неудачна только одна часть, только одна, то бесполезна вся машина. Простое устройство не нуждается в магии, потому что его действия усиливаются самыми простыми заклинаниями, сложному же устройству требуется и более сложные заклинания только для того, чтобы оно вообще работало. Слишком много может получиться не так. Скажи, Лэнт, сколько частей в велосипеде?
      Я пожал плечами.
      — Никогда не считал. Очень много, я думаю.
      Шуга кивнул.
      — А сколько частей в летающем гнезде незнакомца?
      Я покачал головой.
      — Я не знаю.
      — Больше чем у велосипеда?
      — Несомненно, — ответил я.
      — Ты очень наблюдателен, Лэнт. Я уверен, что там должно быть по меньшей мере тысяча разных частей. На основании своих собственных детальных экспериментов я могу сказать, что летательный амулет на самом деле очень сложное устройство. В гнезде Пурпурно-Серого должно быть очень много движущихся частей и все должны работать в очень точном взаимодействии. Малейшая ошибка и — пуфф! Ничего не получится. Для меня вполне очевидно, что чем больше у машины частей, тем больше у нее возможностей сломаться. А теперь ты стоишь здесь и стараешься убедить меня, что чужак заставляет все эти части работать с абсолютной точностью без помощи магии вообще...
      Я закивал. Шуга говорил очень убедительно. Определенно, он уже обдумал весь этот вопрос в целом глубже, чем я себе представлял. Но, конечно, это и была его работа, как волшебника. Можно чувствовать себя спокойно — выполнит он ее хорошо. Я улыбнулся ему.
      — То же самое можно сказать и о всех других его устройствах, не так ли?
      — Ты начинаешь замечать очевидное, Лэнт, — кивнул он.
      — Им необходимо столько магии, что впору дымиться от заклинаний, верно?
      Шуга вновь кивнул.
      — Значит, ты раскрыл секрет светового устройства, Шуга! — воскликнул я. — Оно столь сложно, что остальное очевидно, так?
      — Не так. Оно настолько просто, что в этом-то и вся загадка.
      — Хм-м...
      — Все, что следовало сделать, это разобрать устройство и посмотреть, что мне это даст.
      Он махнул на верстак. На нем лежали всего четыре предмета, элементы светового прибора чужака: пустая оболочка, кристаллическая линза, плоская пластина и внутренняя коробочка, по форме напоминающая внешнюю оболочку. Шуга вертел этот предмет и так и эдак, но не мог найти места, где бы этот предмет открывался. Коробочка эта была твердой и сплошной, и мы никак не могли догадаться, что же у нее внутри. Раскрыть ее нам никак не удавалось, а применять силу Шуга не хотел, он боялся испортить устройство.
      — Ты так и не добился от него никаких изменений? — спросил я.
      — Не совсем так. Одного я все же добился...
      — И какого?
      — Свет. Он совсем исчез и больше не появлялся.
      — О!
      Я наблюдал как Шуга насупившись, снова собрал предметы вместе. Он сдвинул скользящую пластинку. И ничего не случилось. Он покрутил туда-сюда вращающуюся выпуклость. Опять ничего.
      — Я не думал, — пробормотал он. — Я надеялся, что заклинание восстановится, если дать ему отдохнуть, но тут, очевидно, я ошибся.
      — Тогда почему бы тебе не вернуть его Пурпурному? — поинтересовался я.
      — Что? Или ты считаешь, что я сам неспособен решить эту проблему.
      — Да нет же, Шуга, — запротестовал я. — Я уверен, что ты ее решишь. Я только подумал... ну, если Пурпурный сделал что-то такое, что отменяет первоначальное заклинание... а ты об этом не знаешь. Возможно, он оскорбил кого-то из богов.
      Шуга задумался.
      — Может быть ты и прав. Ты же уверен в моем мастерстве волшебника, Лэнт?
      И он пристально посмотрел на меня. Я поспешил его заверить:
      — Шуга, у меня нет никаких сомнений в уровне твоих знаний.
      Это несколько успокоило его.
      — Хорошо. Без сомнения, теперь мы можем навестить Пурпурного и узнать, почему устройство перестало работать.

      Мы нашли Пурпурного на восточном пастбище. Он что-то колдовал над своим приспособлением. Я огляделся, но устройства, бросающего красный огонь, не заметил. Очевидно, он его с собой не взял. Приспособление, с которым он возился на лугу, казалось безобидным.
      Пурпурный прохаживался по лугу, что-то довольно бормоча себе под нос, когда Шуга прервал его занятие и протянул испорченное устройство. Пурпурный взял устройство, несколько раз попробовал его включить, затем открыл и проверил внутренний цилиндр. Он обратил внимание, что его поверхность стала красной.
      — Ну, конечно, он и не должен работать. Батарея сдохла.
      Шуга побледнел.
      — Батарея? Почему ты мне не сказал, что там внутри живое существо? Я даже не знал чем его накормить.
      — Да нет же, — рассмеялся Пурпурный. — Ты не понял.
      — Я понял все достаточно хорошо, — заявил Шуга. — Ты доверил мне живое существо, даже не сказав об этом. Не стоит удивляться, что оно, заключенное в этот крошечный ящик без воды и пищи, умерло. Теперь из-за тебя я повинен в смерти живого существа и должен произнести молитвы за упокой его души.
      Пурпурный справился со смехом.
      — Да послушай же меня, Шуга, послушай! Батарея — не живое существо. Это устройство, предмет, который хранит в себе энергию.
      — А-а, — произнес Шуга, — скрытое заклинание.
      Он оглядел механизм и спокойно спросил:
      — Какого бога мне нужно ублаготворить, чтобы восстановить ее силу?
      Пурпурный опять засмеялся.
      — Ты опять не понял. Да я это для тебя сделаю.
      Он потянулся за устройством, но Шуга воспротивился.
      — Почему ты не можешь сказать мне, как ее восстановить? — потребовал он. — Зачем мне устройство, если я буду постоянно обращаться к тебе, если его сила истощается? Каким волшебником я буду после этого? А в дальнейшем, что будет если ты уедешь, как я это восстановлю? Если бы я, по крайней мере, знал, какие боги...
      — Никаких богов, — заявил Пурпурный. — Вообще никаких богов. Ваши боги не могут восстановить силу этого устройства. Дай его мне, Шуга. Я сам все сделаю.
      Шуга отдернул руку, словно ужаленный.
      — Боги не могут восстановить силу устройства! Только ты это можешь сделать?
      — Успокойся, Шуга, — попросил Пурпурный. — Устройство работает без помощи богов, оно в них не нуждается.
      Шуга закрыл устройство рукой и заговорил медленно и осторожно:
      — Ты надо мной смеешься? Ни одно устройство не может работать без помощи богов.
      — А это работает. Точно так же, как и остальные мои устройства.
      Тон Шуги стал немного резким.
      — Пурпурный, это ты не понял. Неужели ты можешь отрицать власть богов? За такие слова Элкин обрушит молнии на твою голову. Я тебя предупредил...
      — Звучит вполне правдоподобно, — перебил его Пурпурный. — Особенно в том случае, если бы здесь присутствовал сам Элкин, или другой бог. У вас этих богов столько, что я до сих пор не успел их пересчитать. Ох уж эти примитивные суеверия, порожденные невежеством, пытающиеся объяснить необъяснимое. Я сожалею, Шуга, но не смогу объяснить тебе всего — ты такая же их жертва, как и хозяин.
      Тут он замолчал.
      — Это все? — спросил Шуга.
      — Да, боюсь, что так, — ответил тот.
      Шуга задумчиво посмотрел на устройство, которое все еще сжимал в руках.
      — Пурпурный, — начал он медленно и резко, но в голосе его ощущалась сдержанность. — Если бы не твои устройства, я бы подумал, что ты либо дурак, либо богохульствующий красный волшебник. Но возможности твоих устройств таковы, что ты не можешь быть ни дураком, ни заблуждающимся. Следовательно, ты должен быть еще кем-то.
      Он помолчал, потом добавил:
      — Я хочу знать, кто ты такой. В наших беседах ты постоянно пользуешься понятиями, которые не имеют смысла, но намекают на него. Я уверен, ты знаешь такие вещи, о которых я и понятия не имею. Твои устройства это доказывают яснее ясного. Я хочу знать эти секреты.
      Он снова замолчал, потом с трудом пересилил себя и спросил:
      — Ты меня научишь?
      Слова Шуги напугали меня. Никогда раньше я не видел его таким смирным. Должно быть страстное желание выведать секреты чужака поглотило его целиком, иначе к чему так унижаться.
      Пурпурный долго смотрел на Шугу.
      — Да, — сказал он тихо, словно бы себе. — Да... это единственный путь — учить местных шаманов, дать им знания. Но Шуга, сперва ты должен понять, что боги — это не боги, а атрибуты вашей веры.
      Шуга кивнул.
      — Эта теория мне знакома.
      — Отлично, — ответил Пурпурный. — Возможно, ты не так примитивен, как я думал.
      — Это теория, — продолжал Шуга, — одна из ключевых теорий, на которых основана вся магия — боги принимают формы, необходимые для их функции, и эти функции определяются...
      — Нет, нет, — оборвал Пурпурный. — Люди не понимают, как Луны вызывают приливы, поэтому вы придумали Нэвила — бога приливов и покровителя картографов. Вы не понимаете, как под воздействием огромных масс раскаленного воздуха образуется ветер, поэтому придумали Макс-Вотца — бога ветров. Вы не понимаете связи между причиной и следствием, поэтому вы и придумали Либа — бога магии.
      Шуга хмурился, но кивал. Он очень старался понять.
      — Я знаю, как это происходит, Шуга, — сказал Пурпурный снисходительно. — Неудивительно, что у вас так много богов. Вера в одного Бога начинается с одного Солнца. А у вас тут два Солнца и одиннадцать Лун. Вся планетная система скрыта пылевым облаком... — он заметил, что Шуга нахмурился еще сильнее, и быстро поправился, — нет, забудь об этом. Это только сбивает тебя с толку.
      Шуга кивнул.
      — Тогда слушай внимательно, Шуга. Есть нечто большее, чем ваши боги, но ты и твои соплеменники забыли, что сами их создали, а потом начали думать наоборот, что боги создали вас.
      Шуга поежился, но ничего не сказал.
      — Теперь я постараюсь научить тебя тому, что могу. Я был бы рад этому. Чем скорее ты и твои сородичи отбросят свои примитивные суеверия и признают единственно правильное... — в этом месте говорящее устройство снова запнулось, — ...магию, тем скорее вы унаследуете огни в небе.
      — Хм! — произнес Шуга. — Что еще за огни в небе? Ты имеешь в виду те слабые призрачные светлячки, которые изредка появляются, и на одном и том же месте почти никогда снова.
      Пурпурный кивнул.
      — Ты не можешь видеть их такими как я, но когда-нибудь, Шуга, когда-нибудь твой народ построит свои собственные летающие амулеты, и...
      — Да, да, конечно, — произнес Шуга страстно. — Покажи мне эти летающие амулеты. Какие боги?
      — Никаких богов, Шуга. Именно это я и стараюсь тебе растолковать. Летающие устройства созданы не богами, а людьми, такими же как я.
      Шуга открыл рот, но чуть не подавился и лишь прохрипел:
      — Создано... людьми...
      Пурпурный кивнул.
      — Тогда это должно быть очень простое устройство, насколько я представляю... ты меня научишь?
      — Я не могу, — запротестовал Пурпурный.
      — Не можешь? А сам только что говорил, что будешь меня учить.
      — Нет, нет... Я имел в виду, что научу тебя своей... — говорящее устройство опять не смогло перевести это слово, — магии, но не могу обучить тебя своим летающим заклинаниям.
      Шуга покачал головой, уяснив сказанное.
      — Твое летающее устройство — это не магия?
      — Наверно. Она... — говорящее устройство опять замкнулось, — ...магия.
      Я почувствовал, что терпение Шуги истощилось.
      — Так ты собираешься научить меня летать или нет?
      — Да... но это твои потомки будут летать...
      — Тогда зачем мне это?
      — Я имел в виду, что твои дети и твои внуки.
      — У меня нет детей, — отрезал Шуга.
      — Да не об этом я... Я подразумевал, что дети и внуки твоих соплеменников. Летающие устройства настолько сложны, что уйдут годы, прежде чем его изучат и построят.
      — Так давай начнем, — потребовал Шуга нетерпеливо.
      — Но у нас ничего не получится, — запротестовал Пурпурный, — до тех пор, пока ты не изучишь основы... магии.
      — Я уже знаю основы магии! — воскликнул Шуга. — Учи меня летающему заклинанию!
      — Да не могу я! — воскликнул в ответ Пурпурный. — Это для тебя слишком сложно.
      — Тогда почему ты сказал, что будешь учить, если уже не будешь? — завопил Шуга, раскрасневшись.
      — Я не сказал, что не буду, — громыхнул Пурпурный, — я сказал, что не могу!
      И тут Шуга вышел из себя.
      — Пусть у тебя будет множество безобразных дочерей, — начал он. — Пусть паразиты от десяти тысяч грязных скотов заполнят твои штаны. — Его голос поднялся до пугающей высоты. — Чтоб разлетелось твое гнездовое дерево! Чтоб ты никогда не получил подарок, который тебе понравится! Чтоб бог грома ударил тебя в коленку!
      То были только эпитеты, ничего более, но в устах Шуги и этого было достаточно, чтобы побледнел даже я, невинный храбрый зритель. Я подумал, не выпадут ли у меня волосы от присутствия при демонстрации такого гнева.
      Пурпурный сохранял спокойствие. Я позавидовал его мужеству перед лицом такой ярости.
      — Я уже говорил тебе, Шуга, что твоей магии я не боюсь. Я выше этого.
      Шуга набрал побольше воздуха.
      — Если ты не прекратишь, я буду вынужден использовать вот это!
      И Шуга вытащил из складок своей одежды куклу. По странным пропорциям и раскраске, я догадался, что кукла изображает Пурпурного. Но Пурпурный даже не вздрогнул, как сделал бы это любой нормальный человек на его месте.
      — Используй, — согласился он, — иди и используй. Только не мешай мне работать. Балансировка вашей всепланетной экологической системы развивалась в инертном направлении. У животных развились очень необычные железы внутренней секреции для контроля функций тела. Я таких ни разу не встречал.
      Пурпурный опять обратился к своим устройствам, движением пальца сделал что-то с одним из них — и целый участок восточного пастбища взлетел вверх.
      Шуга в отчаянии нахмурился. Пурпурный только что надругался над красивейшим пастбищем деревни, одним из самых замечательных пастбищ Ротна-Эйна — бога овец. Кто знает, каким будет вкус у баранины этой весной?
      И тут Пурпурный принялся собирать кусочки почвы и складывать их в маленькие контейнеры. Он собирал помет!!! Да разве можно одному человеку нарушать столько основных законов магии и уцелеть!!! Законы магии очень строги! Любой глупец каждый день может видеть их в действии — даже я был знаком с ними — они управляли всем миром и влияние их было просто и очевидно.
      Я не удивился, когда Шуга с мрачной решимостью положил на траву куклу и поджег ее. Я также не удивился, когда от куклы осталась только горстка белого пепла, а Пурпурный так и не обратил на это внимания.
      Шуга смотрел на него в ужасе. Сама беззаботность Пурпурного воспринималась в крайней степени оскорблением. Когда мы уходили, он копался внутри одного из своих щелкающих ящиков. Он даже не заметил, что мы покинули его.

      Шуга пристально всматривался в небо, наморщив лоб. Оба Солнца стояли еще высоко — крупный красный диск и голубовато-белая точка. Голубое Солнце стояло на краю красного, готовясь начать долгий путь по его лицу.
      — Дух Элкина, — бормотал Шуга, — я не могу воспользоваться Солнцами, их расположение непостоянно. Остаются только Луны, но они образовали конфигурацию «Грязевая Вонючка». — Он швырнул через поляну огненный шар. — Восьмилунная Грязевая Вонючка, — он подбоченился и закричал в небо: — За что ты меня, Суале! За что? Что я сделал обидного, что ты проклял меня таким неблагоприятным расположением Лун? Разве я не клялся служить тебе всю жизнь?
      Но ответа не последовало. Я и не думал, что Шуга ждет его. Он вернулся к своим волшебным атрибутам.
      — Ну и ладно. Раз ты подсовываешь мне Вонючку, пусть будет Вонючка. На, Лэнт, подержи-ка, — и он подтолкнул ко мне большой короб.
      Шуга рылся в своем оборудовании, не переставая что-то бормотать. Вокруг него выстроилась странная коллекция заклинающих устройств.
      — Для чего все это? — я указал на кучу.
      Шуга, казалось, не слышал моего вопроса, продолжая что-то прикидывать в голове, потом принялся складывать приспособления назад в короб.
      — Так для чего все это? — повторил я.
      Шуга взглянул на меня.
      — Лэнт, ты глупец! Это, — он со значением приподнял свой груз, — чтобы доказать чужаку, что нельзя шутить с богами полного живота.
      — Мне страшно спрашивать, но все же, что это?
      — Заклинания... Тебе остается только подождать и вместе с другими увидеть их действие.
      И он целеустремленно зашагал к лягушачьим прудам. Я поспешил за ним. Удивительно, как быстро способны нести Шугу его коротенькие тоненькие ножки.
      На возвышении над летающим гнездом уже собралась возбужденная толпа жителей деревни. Когда появился Шуга, люди взволнованно зашептались — слух о том, какое оскорбление нанес ему Пурпурный, разнесся быстро. Собравшиеся напряглись от ожидания.
      Шуга игнорировал их присутствие. Он пробился сквозь беспорядочную толпу и сердито направился к гнезду Пурпурного, не обращая внимания на грязь, чавкающую у него под ногами и забрызгавшую край его накидки.
      Он трижды, не останавливаясь, обошел вокруг гнезда, осматривая его со всех сторон.
      Мне было неясно, то ли он уже начал заклинания, то ли еще только прикидывал ситуацию. Какое-то время он простоял, разглядывая нижнюю часть гнезда, напоминая художника, погрузившегося в размышления над чистой шкурой. Затем он быстро и сосредоточенно шагнул вперед и куском мела быстро и решительно нарисовал на боку гнезда Пурпурного рогатый знак.
      Заинтересованный задумчивый шепот прошел по толпе.
      — Рогатый знак... рогатый знак!..
      Это заклинание должно было относиться к ведению Ротна-Бэйра — овечьего бога. Собравшиеся стали деловито обсуждать происходящее. Ротн-Бэйр не был особенно могущественным, но особенно раздражительным. Большинство заклинаний Ротна-Бэйра относились к плодородию и собранию пищи. Мало что могло разгневать овечьего бога, но уж если Ротна-Бэйра что-то должно было вывести из себя, то Шуга должен был знать заклинание. Толпа гудела от любопытства. Каждый прикидывал, какую форму примет законченное заклинание.
      Шуга кончил рисовать. Бездумно стряхивая мел с рук, он подошел к топкому берегу реки. Затем принялся расхаживать взад и вперед вдоль него, что-то обдумывая. Неожиданно обнаружил то, что искал и как раз над поверхностью воды. Попытался схватить искомое, погрузив руки в воду без малейшего всплеска. Когда он выпрямился, рукава накидки были мокрые, а в руке он сжимал коричневого слизняка. Немного погодя я почувствовал омерзительный запах грязевого вонючки.
      Запах достиг остальных и по толпе пронесся шепот одобрения. Вражда между Ротн-Бэйром — овечьим богом и Нильном — богом грязевых существ, была хорошо известна даже непосвященным. Очевидно, Шуга задумал заклинание, построенное на взаимной антипатии двух богов.
      Моя догадка оказалась верной — я гордился своим практическим пониманием основных заговоров и законов магии.
      Грязевый вонючка был разрезан Шугой по брюху. Потом Шуга ловко извлек вонючую железу, поместив ее в костяную чашку. Я узнал чашку, вырезанную и освященную для него мной самим. Она была изготовлена из черепа новорожденного ягненка и посвящена Ротн-Бэйру. Сейчас же он осквернил ее самой отвратительной частью вонючки. И, несомненно, привлек внимание овечьего бога.
      Он отставил чашку в сторону и вернулся к вонючке, лежащей в болотной луже, поднял его и умело отрезал голову, даже не вознеся молитву за его душу. Этим он осквернил ее смерть. И, несомненно, привлек внимание Нильна.
      Используя мочевой пузырь слизняка вместо чашки, он начал изготовлять зелье из растертой кости, экстракты голода, сушеной овечьей крови и некоторых других компонентов, которые я не мог определить с такого расстояния. Я подозревал, что все они были предназначены для того, чтобы вызвать дух Нильна, хотя еще не совсем ясно, каким образом.
      Шуга осмотрел гнездо сумасшедшего волшебника со стороны, обращенной к реке, а затем принялся широкими полосами наносить водяное зелье на черный бок гнезда, рисуя решетку из одиннадцати полос.
      Эта часть заклинания должна была разгневать Нильна. Шуга осквернил грязевое существо для того, чтобы прославить величие Ротн-Бэйра — рогатый знак, изображенный на противоположной стороне гнезда.
      Он вернулся к костяной чаше с вонючей железой слизняка и с помощью большой кости растер железу в дурно пахнущую пасту. Затем смешал ее с овечьей кровью, порченной водой и зеленоватым порошком из своего ранца. Я узнал порошок — это был экстракт страха, обычно используемый там, где желательно могущественное заклинание. Его получали из раздробленных копыт животных. Надо было пожертвовать шесть овец, чтобы получить его небольшое количество, которое Шуга добавил сейчас к своему зелью. Нагнувшись к нижней части гнезда, Шуга начал изображать знакомый символ поверх мелового рисунка рогатого знака. Это был знак Нильна — диагональная полоса с двумя пустыми кругами с каждого края.
      Толпа оценивающе затаила дыхание. Присутствовать при таком оригинальном нанесении заклинания доставляло истинное наслаждение. Не удивительно, что его прозвали Шуга-Высокий. Ротн-Бэйр не мог позволить долго просуществовать подобному ужасному оскорблению своих овец. И Нильн — бог грязевых существ — недолго будет благодушествовать, если грязевые вонючки будут приноситься в жертву Ротн-Бэйру.
      Вражда двух богов проявлялась всякий раз, когда овец гнали к воде. Овцы неаккуратны и неуклюжи. Когда они толпятся на берегу, то давят множество лягушек, змей, ящериц, хамелеонов и прочих амфибий, которые живут в грязи. В то же время многие из наиболее опасных живых существ, ядовитых и клыкастых со злобой нападают на овец, раня им ноги, портя шерсть, заражая паразитами, награждая гноящимися язвами, оставляя кровавые следы от сердитых укусов и царапин.
      Два бога ненавидели друг друга и в своих разнообразных воплощениях — таких как овцы и грязевые существа — не жалели сил, чтобы уничтожить друг друга при первой же возможности.
      Сейчас же Шуга нарисовал оскорбления обоим на одном и том же гнезде. Он осквернил воплощения каждого из них для того, чтобы прославить величие другого. Если Пурпурный немедленно не принесет возмещение, то пострадает от ярости обоих богов одновременно.
      Пурпурный заявил, что он в богов не верит. Он отрицал их существование. Он отрицал их власть. Он утверждал, что выше магии Шуги.
      Я надеялся, что вернется он вовремя, чтобы увидеть действие заклинания.
      Я пошел с Шугой вниз к реке и помог ему в ритуальном очищении. Ему было необходимо очиститься от следов проступка против обоих богов, иначе он пострадал бы от собственного проклятия. Боги иногда близоруки. Я окропил его шестью различными маслами, прежде чем позволил хотя бы вступить в реку (неразумно обидеть Филфо-Мара — речного бога).
      Мы не успели кончить с очищением, как услышали, что действие проклятия началось. До нас донеслись слитные крики толпы и смутный гул. Шуга завернулся в накидку и поспешил на холм. Я возбужденно последовал за ним.

      Мы добрались до гребня холма вовремя, чтобы увидеть свирепого барана, яростно бодающего гнездо Пурпурного. Набежало еще несколько баранов и тоже ринулись в атаку на черный шар. Гнев их был в основном сосредоточен на оскверненном знаке Ротн-Бэйра. Казалось, их раздражало само вещество символа. Запах грязевого вонючки достаточно могуществен, чтобы разъярить любого.
      Тяжело дыша, с покрасневшими глазами, бараны сталкивались, пихались, даже били в бешенстве друг друга лбами, только чтобы атаковать ненавистный символ, нанесенный на боку летающего гнезда. При каждом их ударе ужасающий гул эхом разносился по холмам.
      И каждый удар сопровождался громким весельем толпы. Я ожидал, что в любой момент кто-нибудь из баранов проломится сквозь стенку этого мрачного жилища — но нет, эти стенки оказались крепче, чем я предполагал. Каждый раз, когда баран ударял в него, гнездо, казалось, на мгновение немного приподнималось в грязи и тут же опускалось в нее — это был единственный эффект, который я мог наблюдать. Блея от бешенства, бараны неистовствовали, нападая на оскорбительный рисунок — они являли собой живое воплощение гнева Ротна-Бэйра. Снова и снова бросались они на тусклую черную поверхность.
      Старый Харт, вожак, сбил себе оба рога (они сами по себе священные атрибуты, и я скорбел, оплакивая потерю). Несколько других баранов тоже пострадали. Их глаза налились кровью от ярости, ноздри широко раздувались, дыхание вырывалось горячими выхлопами пара, звуки блеяния и фырканья наполняли воздух. Пар поднимался от тел, копыта шлепали по грязи, сминали траву и грязь в сплошную жижу.
      Некоторые бараны уже хромали и, пока мы наблюдали, одно из старых животных поскользнулось и покатилось по грязи, столкнулось с двумя другими, свалило их. Все трое оказались под ничего не разбиравшими копытами других баранов. К сердитому фырканью прибавилось хрюканье боли, шум падения и глухой гул, который раскатывался по склону каждый раз, когда на стенку гнезда Пурпурного падали удары. Сила и выносливость животных превосходила все мыслимое, они продолжали карабкаться друг на друга, бодая оскорбительное заклинание.
      При каждой новой атаке гнездо приподнималось от земли и грозило соскользнуть вниз по склону, и каждый раз помедлив, оседало назад и выдавливало себе из грязи колыбель. Несколько раз оно придавливало изгибом стенки зазевавшихся животных.
      Я чувствовал, как во мне вздымается волна возбуждения — в любой момент гнездо Пурпурного должно было завалиться на бок.
      И тут внезапно три барана одновременно ударили в гнездо. Оно, казалось, подпрыгнуло в воздух. В тот момент, когда оно приподнялось из своего углубления, в него ударил еще один баран, как бы продолжая это движение. С громким влажным хлюпаньем гнездо вдруг заскользило вниз по склону. Разъяренные бараны ринулись за ним, бодая всю дорогу, забивая грязь копытами — через все тщательно террасированные лягушачьи садки Лига прошел длинный глубокий шрам. Я вопил от восторга вместе со всеми.
      Огромный черный шар врезался в реку с громким чмоканьем и брызгами, у жителей деревни вырвался истошный крик восхищения.
      Молчал только я — ужасающее гнездо ни на сколько не отклонилось от своего правильного вертикального положения. Заметил ли это Шуга? Его хмурость и озадаченность были не меньше моих.
      Но гнездо находилось в реке! Бараны, увязая в грязи, скользили по склону, уничтожая то, что еще уцелело от лягушачьих прудов, настигая противника. Чуть ли не весело, они бросились в воду, продолжая наносить удары по жилищу Пурпурного.
      Часть из них толпились на берегу, меся грязь. Грязевые вонючки и саламандры в панике копошились под их копытами, к кровавым пятнам на боках обезумевших животных добавились новые оттенки. Раздавленные грязевые вонючки смешивались с овечьей кровью. Невыносимый запах настиг нас на вершине холма вместе с истерическим блеянием и хлопками.
      Теперь черное гнездо оказалось в пределах досягаемости Нильна. Пока только Ротн-Бэйр имел возможность отомстить за оскорбление. Сейчас же берега вскипели, точно живые, когда саламандры, ящерицы, крабы, ядовитые змеи и прочие речные создания начали выбираться из грязи и темноты. Они копошились на взбаламученной поверхности и атаковали все, что двигалось, но чаще — баранов.
      Бараны продолжали заниматься гнездом, безразличные к обитателям ила, запутавшимся в их шерсти, свисающих с боков, бьющим по ногам. Их когда-то округлые, а теперь изодранные и исцарапанные бока были испещрены красными пятнами, и широкими полосами ила от грязной речной воды. Это зрелище внушало благоговение — овцы и речные создания, вместе атакующие неподвижную черную сферу.
      Жители деревни выстроились на гребне холма и радостными криками приветствовали неистовую активность внизу. Один-два пастуха похрабрее попытались было спуститься вниз, к реке, но щелканье клешней крабов быстро прогнало их наверх.
      Бараны теперь двигались медленнее, но все же продолжали тесниться вокруг жилища Пурпурного, все еще продолжая толкать его, вскарабкиваясь на тела упавших товарищей. Вода стала розовой. По берегам реки кишели рассерженные грязевые вонючки. Это было зрелище, достойное богов. Толпа продолжала дико веселиться и даже начала распевать хвалебные гимны в честь Шуги. Заводилой был Пилг Крикун.
      Гнев баранов начал утихать. Некоторые уже взбирались наверх, скользя и шлепаясь в свою собственную кровь, съезжая назад по илистой почве. Два-три барана ушли под воду и больше не показывались.
      Грязевые создания тоже начали успокаиваться — и пастухи, соблюдая осторожность, осмелились спуститься вниз, чтобы позаботиться о своем израненном стаде.
      — Красивое заклинание, Шуга, — поздравил я его. — Красивое и такое сильное.
      И действительно, по мере того, как взбаламученная пена реки начала спадать, открывая всю степень разорения, некоторые из жителей начали даже ворчать, что возможно, заклинание действительно было слишком сильным. Один из членов Гильдии Советников проворчал:
      — Только поглядите на эти разрушения! Это заклинание должно быть запрещено!
      — Запретить и оставить нас беззащитными перед врагами? — возразил я.
      — Ну, — поправился он, — наверно надо удерживать Шугу от того, чтобы он использовал его против друзей. Он может применять это только против чужаков.
      Я кивнул, соглашаясь.
      На истоптанной грязи склона лежало мертвыми, по крайней мере, одиннадцать наших овец, грязевые существа беспорядочно копошились на их неподвижных или все еще вздымающихся боках. Четыре барана были втоптаны в землю, другие, подальше, лежали с повернутыми под неестественными углами головами — они сломали себе шею, бодая гнездо Пурпурного. Три тела с открытыми ртами лежали под водой. У уцелевшей части стада на боках и ногах виднелись многочисленные следы укусов грязевых вонючек. Несомненно, большинство из этих укусов позднее станут гноящимися ранами, и еще много баранов умрет по прошествии некоторого времени.
      Обитатели ила будут злобствовать еще несколько дней. Будет опасно купаться и, вероятно, овцы еще долго не посмеют вернуться к реке и их придется водить на водопой к горным ручьям. Лягушачьи садки уничтожены полностью, их предстоит еще восстанавливать где-то в другом месте.
      Анг, обозрев свой испоганенный склон, сердито стонал и заламывал руки. И наконец, гнездо сумасшедшего волшебника перегородило реку. Вода, встречая препятствие, перехлестывала через южный берег бурным потоком. Она уже прокладывала себе новое русло.
      Но какое это имело значение. Невелика цена за ущерб, нанесенный чужаку. Принимая во внимание грандиозность задачи, потери были невелики. Мы могли гордиться Шугой. Тогда почему вдруг стало так тихо? Я посмотрел налево и увидел Пурпурного, стоящего на гребне холма.

      Он стоял там, а вокруг парили его устройства. Все внимание толпы переключилось на него. Пурпурный стоял, уперев руки в бедра и задумчиво смотрел вниз, на свое гнездо. Как долго он уже там?
      — Очаровательно, — произнес Пурпурный и начал быстро спускаться по склону. Его устройства запорхали следом. Гнездо торчало посреди реки, похожее на огромное яйцо. Сильный водяной поток огибал выпуклые бока, гневно рассыпая брызги вверх и на утоптанный берег. Свирепые грязевые существа пытались вскарабкаться на его тусклую черную поверхность, решительно добираясь до знаков заклинания. Комья грязи, клочья окровавленного меха смазали его края, но магические рисунки Шуги все равно были видны, словно он выгравировал их на поверхности. Гнездо стояло непоколебимо, надменно нацеливаясь носом вертикально вверх. Меня это насторожило. Я искал глазами вмятины на стенках поверженного гнезда чужака. Они определенно должны были остаться от бараньих рогов, но не обнаружил ничего.
      Пурпурный зашагал по склону прямо вниз к воде. Ни комочка грязи не прилипало к его необычным сапогам, в отличие от нас с Шугой. Мы были в грязи по бедра. Несколько грязевых вонючек напали на волшебника, когда он вошел в воду. Пурпурный не обратил на них внимания. А твари, казалось, не могли вцепиться ему в ноги. Он остановился под выпуклостью гнезда, и мы ожидали, что он сейчас разразится криками ярости.
      Но как ни в чем не бывало, Пурпурный начал коротким инструментом осторожно соскабливать кусочки заклинания Шуги и складывать их в прозрачные мешочки. Его безумное говорящее устройство продолжало передавать его ворчание:
      — Очаровательно... сила этих желез секреции, контролирующая функции тела, такова, что я ни с чем подобным раньше не сталкивался. Интересно, возможно ли этот эффект воспроизвести искусственно?
      Дважды он принюхивался к тому, что соскребал и дважды ронял слово, которое говорящее устройства не могло перевести. Когда он кончил, то окунул руки в воду, чтобы смыть их, ненароком обидев Филфо-Мара, обычно доброго речного бога.
      Пурпурный вернулся к овальной двери своего гнезда. Оно шло вровень с выпуклой стенкой, но было обведено оранжевой краской, чтобы сделать ее заметной. Он надавил на квадратную выпуклость, дверь скользнула в сторону, и он исчез внутри гнезда.
      Мы ждали. Останется ли он в своем гнезде и будет жить посреди нашей реки?
      Внезапно летающее гнездо зажужжало и поднялось футов на двадцать в воздух. Я завопил вместе со всеми — бессильный крик ярости. Гнездо в одно мгновение превратилось из черного в серебряное, должно быть стало невероятно скользким, так как все частицы грязи, кровавые ошметки, остатки заклинаний Шуги начали стекать с его поверхности вниз, и комком грязи шлепнулись обратно в реку.
      Гнездо вновь стало черным. Оно горизонтально полетело над землей и мягко приземлилось — на несколько ярдов западнее места, на котором стояло час назад. Только теперь оно возвышалось на краю участка истоптанной грязи, на которой бараны и грязевые существа сражались, чтобы его уничтожить.
      Я увидел, как Шуга сел там же, где стоял. Я испугался за свою деревню, за нормальное психическое состояние Шуги и свое собственное. Если уж Шуга не сумел нас защитить от сумасшедшего волшебника, значит все мы обречены.
      Жители деревни сердито заворчали, когда из своего гнезда вновь появился Пурпурный. Он нахмурился и спросил:
      — Интересно, что вас так разозлило?
      И в этот момент кто-то метнул в него копье.
      Я не в силах был обвинить парня. Дикие слова, никакие звуки не могли лучше ответить волшебнику.
      Юнец, озлобленный до потери рассудка, швырнул свое костяное копье в спину чужаку — без благословения!
      Оно тяжело ударило Пурпурного и отскочило, не вонзившись. Пурпурный опрокинулся, но не как человек, а на манер статуи. У меня создалось странное впечатление, что на какое-то неуловимое мгновение Пурпурный стал твердым как камень.
      Но это мгновение прошло. Волшебник тут же вскочил на ноги. Копье, разумеется, не причинило ему никакого вреда. Никто не должен нападать на волшебников с неблагословленным копьем. Теперь мальчишке предстояло предстать перед Гильдией Советников. Если, разумеется, деревня доживет до того времени.

      Светила поднялись одновременно, голубое Солнце вырисовывалось внутри огромного, с лохматыми краями малинового диска.
      Я проснулся в полдень. Эвакуация уже шла своим чередом. Мои жены и дети успели упаковать уже почти все, хотя боязнь потревожить мой сон сковывала их. Но, хотя под моим присмотром и при соответствующей дисциплине, упаковка пошла быстрее, мы оказались чуть ли не последней семьей, покидающей деревню.
      Диск красного Солнца уже низко повис над горами, когда я отстал от процессии своих жен, задержавшись возле гнезда Шуги.
      Шуга выглядел усталым, но, удивительно, глаза его были живыми и веселыми, а пальцы двигались будто сами по себе, завязывая на кожаном ремешке магические узлы. Я достаточно хорошо знал его, чтобы не приставать с разговорами, когда он был весь сосредоточен на дуэли.
      Хотя никакого официального заявления Пурпурный и не делал, но это была уже дуэль. Возможно, Пурпурный надеялся, что если дуэль до сих пор и не объявлена, то Шуга так и будет мирно посиживать и позволять ему вести похожие на дуэль действия.
      Но я-то хорошо знал Шугу. Яростный жар, горящий в его глазах, подтверждал то, о чем я и остальные жители деревни уже догадывались. Шуга не успокоится, пока в деревне, без сомнения, не будет только одного волшебника.
      Я поспешил за женами. С таким грузом нам придется идти даже ночью. Я даже снял путы с женщин, чтобы они смогли двигаться побыстрее — не стоило недооценивать серьезность положения.
      К тому времени, когда над головой повисли Луны, мы добрались до цели. Большинство семей разместилось на террасах, вытянувшихся вдоль длинного покатого склона, нависающего над рекой и рощей домашних деревьев, на которых находилась наша деревня.
      Лагерь предоставлял собой беспорядочное сборище навесов и палаток, дымных костров и кричащих женщин, толчею мужчин и мальчишек. Навозные жуки уже деловито копошились под ногами: прежде чем успели выбрать место, многие из моих отпрысков уже растворились в темноте и суматохе.
      Хотя ночь давно настала, спали немногие. Феерический лунный свет создавал сумрак ни красный и не голубой, а прозрачно-серый — странное полуреальное время, ожидание следующего шага дуэли. Лагерь наполняло почти что радостное оживление.
      Откуда-то из-за стойбища холостяков доносилась перебранка игроков в кости и отдельные победоносные крики, когда кому-то из играющих удавалось выиграть кон. Чтобы удовлетворить низшие классы, многого не требуется.

      А утром нас поджидал неприятный сюрприз.
      Мы с Хинком стояли на краю лагеря, глядя со склона вниз на деревню, и обсуждали предстоящую дуэль, когда услышали неясный далекий хлопок — точно Элкин откашлялся.
      — Погляди, — сказал Хинк. — Шуга уже начал.
      — Нет, — покачал я головой, — думаю, он только разогревается. Похоже на подготовительное заклинание, или что-то в этом духе, попытка привлечь внимание богов.
      — Достаточно энергичное привлечение внимания, — ответил Хинк.
      Я кивнул.
      — Дуэль будет неистовая. Я думаю, не пора ли нам двигаться дальше?
      — Если мы еще не выбрались из опасной зоны, уважаемый Лэнт, то у нас уже не осталось времени, чтобы уйти, — проговорил Хинк. — Даже бегом, даже под угрозой смерти. И даже если ты и прав, нам не уговорить остальных. Они слишком устали.
      Он, конечно, был прав, но прежде чем я успел ответить, нас отвлекла толпа женщин, истерически несущихся по лагерю со всей скоростью, которую позволяли им спутанные ноги. Они выкрикивали имя Пурпурного.
      Я перехватил их и ударом кулака призвал к порядку свою третью жену.
      — Что с вами случилось? — потребовал я ответа.
      — Сумасшедший волшебник! — заголосила она. — Он надумал заговорить с женщинами!
      — Сумасшедший волшебник здесь?!
      Она испуганно закивала.
      — Он перенес свое гнездо к источнику, в котором мы моемся... и пробовал с нами говорить. Он хотел знать, почему мы ушли.
      Может ли мужчина так не уважать себя? Заговорить с женщинами! Даже от ненормального волшебника такого трудно было ожидать. Я пробился сквозь нервозно кружащуюся толпу женщин, мужчин, расспрашивающих своих жен, отпрысков, требующих внимания. Пока я добирался до ручья, некоторые из мужчин разузнали в чем дело и присоединились ко мне. Они тревожно перешептывались. Пилг громко причитал:
      — Не убежать нам! Дуэль следует за нами. Увы! Увы!
      Все осталось так, как и говорили женщины. Пурпурный перенес свое гнездо на новое место, как раз за лагерем, возле источника, который женщины выбрали себе для умывания. Огромное черное яйцо стояло закрытым, волшебника нигде не было видно.
      Мужчины (кроме меня и Хинка) выжидали ровно столько, чтобы убедиться, что женщины говорили правду. Затем они развернулись и умчались в лагерь.
      Хинк и я обменялись безмолвными взглядами. Почему Пурпурный последовал за нами? Может быть он бежит от дуэли? Я никогда ни о чем похожем раньше не слышал. Что ему понадобилось от жителей деревни?
      Я осторожно обошел гнездо. Оно было таким же, как и в ту страшную ночь, когда я впервые увидел его. Я подкрался поближе. На земле остались неглубокие отпечатки от странных сапог Пурпурного. Но где же он сам?
      Неожиданно раздался все тот же громыхающий голос:
      — Лэнт! Как раз ты-то мне и нужен!
      Для Хинка это было уже слишком. Он повернулся и умчался вниз по склону, вслед за остальными. Я очень хотел присоединиться к остальным, но и очень хотел выяснить, что же замышляет волшебник.
      Дверь гнезда скользнула в сторону и показался Пурпурный. Чудная, с брюшком фигура казалась неспокойной, на голом лице — пугающая усмешка... Он направлялся ко мне, словно я был его старым другом. Говорящее устройство плыло следом.
      — Лэнт, — сказал он, подойдя ближе. — Может быть ты мне сможешь объяснить, почему вы перенесли деревню? То место было намного приятнее.
      Я с любопытством поглядел на него. Может ли быть, чтобы он не знал о дуэли? Можно ли быть таким наивным? Ну что же, так даже лучше — его неведение пойдет на пользу Шуге. Я определенно не должен ничего объяснять ему. Какое дело обыкновенному смертному до дел волшебников. Не хочу я ни во что впутываться. Поэтому я только кивнул:
      — Да, то место было лучше.
      — Тогда почему же вы там не остались?
      — Мы надеемся вскоре вернуться, — ответил я. — После соединения.
      Я указал на Солнце, где одно наложилось на другое. Голубоватая точка Оуэлса пристроилась у нижнего края малинового диска Вирна.
      — О, да, — согласился Пурпурный, — очень впечатляюще.
      Он обернулся и восхищенно уставился на землю позади себя.
      — И к тому же это делает такими красивыми тени!
      — Очень красивыми... — я замолчал, не закончив фразы. Тени были черными и голубыми, каждая с кровавой каймой: постоянное напоминание о времени ужаса, нависшего над ними. Или человек этот бесстрашный... или глупый. Я промолчал.
      — Очень красиво, — повторил Пурпурный. — Прямо-таки изумительно. Ладно, я останусь здесь с тобой и твоими людьми. Если я могу чем-то вам помочь...
      Все внутри меня сжалось и умерло.
      — Ты... ты собираешься остаться здесь?
      — Да, думаю, что так. И вернусь в деревню, когда вы все вернетесь. А пока воспользуюсь случаем потратить денек-другой на исследование горных районов.
      — О! — произнес я.
      Тут он, казалось, потерял ко мне всякий интерес, повернулся и направился к своему гнезду. Я подождал, чтобы посмотреть, как он заставляет дверь сдвигаться в сторону.
      Меня это озадачило с тех пор, как я впервые увидел его, проделывающим этот фокус. Это была серия ударов по стенке гнезда. Он выстукивал их в быстром и четком ритме.
      Я предполагал, что серия ударов является своего рода заклинанием для того, чтобы дверь открылась, но все происходило для меня слишком быстро, чтобы запомнить последовательность.
      Пурпурный вошел внутрь, дверь закрылась, и он исчез.
      Я угнетенно поспешил обратно в лагерь, точнее в то, что еще осталось от лагеря.
      Жители покидали свои самодельные домики, готовясь спасаться бегством. Мужчины поспешно паковали походные ранцы, женщины сзывали малышей. В толпе возбужденно сновали дети и собаки, поднимая пыль, сшибая цыплят и жуков-мусорщиков.
      Охваченные паникой семьи уже двинулись по террасе, по склонам, вниз, в стороны, куда угодно, лишь бы подальше от Пурпурного, ненормального волшебника, который принес с собой столько несчастий. Мои собственные жены стояли и нервничали поджидая меня. Первая и вторая пытались успокоить третью, которая едва владела собой.
      — Он хотел говорить со мной! Он хотел говорить со мной!
      — Это не твоя вина, — сказал я ей. — Я не стану тебя наказывать за это прегрешение. Ты правильно сделала, что убежала.
      Мои слова оказали немедленный успокаивающий эффект на испуганную женщину, быстрее чем все уговоры и поглаживания двух других жен, еще раз доказав, что только мужчина может справиться с необычной ситуацией.
      — Поднимайте тюки, — приказал я. — Пора отправляться.
      — Уже идти? — переспросила одна из них. — Но мы ведь только пришли.
      — Нам нужно снова уходить, — заявил я. — Прежде чем это место будет проклято. Скотские манеры безумного волшебника заслонили от тебя подлинную опасность. Шуга последует за Пурпурным сюда. А теперь поднимайте тюки, или я побью вас троих.
      Жены выполнили все, что было им приказано, но не без слабого ропота. Даже когда я решился снять с их путы, чтобы ускорить движение, они продолжали слабо ворчать — и не без причин. Пурпурный легко и бездумно перечеркнул все наши усилия всего лишь несколькими мгновениями полета.
      За какой-то час лагерь опустел. Когда мы спускались с холма, мне показалось, что я вижу Пурпурного, бродящего как неприкаянная душа среди брошенных навесов.

      Мы оказались единственной семьей, вернувшейся в деревню. Куда убежали остальные, я не знал. Вероятно, южнее, за пределы района. Должно быть они потеряли всякое желание поглядеть на дуэль, даже на расстоянии. Теперь они старались просто спасти свою шкуру.
      В блекнувшем дневном свете мы осторожно приближались к деревне. Голубое Солнце исчезло за краем мира, осталась лишь округлая выпуклость красного. От его света как бы наполнялся огнем туман, поднимавшийся от дальних болот. Словно вся западная сторона мира воспламенилась. Я чуть ли не ощущал запах горелого в воздухе, запах несчастья в вечернем свете. Я оставил жен возле гнезда — гнезда, к которому, как я думал, мы больше не вернемся — и направился к гнезду Шуги. Я нес с собой сверток с едой для него — пожалуй что последней его едой. Идя по деревне я мог видеть многочисленные следы его заклинаний. Некоторые из наших величественных домашних деревьев тут и там лежали на боку, точно вырванные из земли громадной силой. Другие, казалось, высохли и умерли прямо на месте. Повсюду на земле валялись гнезда с расколотыми стенками. Исчезли животные-мусорщики, не слышно было ночных птиц. Деревня была пуста, если не считать конечно меня, моих жен и, естественно, Шуги. Деревня вымерла.
      Даже если Шуга выиграет дуэль, то в эту деревню вернуться никто не сможет, или не захочет. Ее стабильность, надежность оказалась почти уничтоженной.
      Все вокруг было безмолвным и угнетающим. Когда я подошел к гнезду Шуги, под ногами заскрипела мертвая трава. Я осторожно постучал по стенке.
      Когда Шуга появился, я онемел от изумления и ужаса. Шуга стал серым и изможденным, под глазами появились новые круги, а кожа была расцвечена красными пятнами, словно он оказался близко от своего собственного проклятия.
      Но еще больше меня испугало то, что Шуга обрил свою шерсть. Теперь он был совершенно голым и безволосым — страшная карикатура на свихнувшегося волшебника.
      Шуга приветствовал меня слабой улыбкой, благодаря за появление. То, что в ночь перед дуэлью жители деревни накрывают стол для своего колдуна — было традицией. Но все остальные разбежались, и поэтому этот долг пал на меня одного.
      Я стоял молча, ждал и прислуживал ему, реагируя на каждый жест или желание. Пищи было много, все самое лучшее, что мне удалось приготовить при таких обстоятельствах. Шуга, казалось, ничего не замечал. Он ел неторопливо, смакуя каждый кусок. Выглядел он усталым, руки подрагивали при каждом движении. Но он ел добродушно.
      Когда он отложил костяную палочку для пищи, Солнце давно скрылось на западе. Луны еще не появлялись. Шуга двигался медленно, но было ли в том повинно истощение или ситуация, определить не представлялось возможным.
      — Где остальные? — спросил он.
      — Сбежали.
      Я объяснил, что случилось. Шуга слушал внимательно, порой выхватывая приглянувшийся ему кусок из стоящей перед ним чаши.
      — Я не ожидал, что чужак переедет, — пробормотал он. — Поступок плохой, но умный. Теперь мне придется изменить заклинания, чтобы учесть этот новый фактор. Ты сказал, что он попытался заговорить с женщинами? — И он впился зубами во фрукт.
      Я кивнул.
      — С моей третьей женой.
      — Тьфу! — Шуга с отвращением выплюнул семена. — У человека нет вкуса. Если мужчина падает так низко, чтобы заговорить с женщиной, он мог бы, по крайней мере, выбрать женщину достойного противника.
      — У тебя нет женщин, — напомнил я ему.
      — И все-таки этим он нанес мне оскорбление, — не сдавался Шуга.
      — Возможно, он знал кое-кого получше. Но помнишь, он говорил, что обычаи его родины сильно отличаются от наших.
      — Невежество могло бы оправдать его плохие манеры, — проворчал Шуга, — но только безумием можно объяснить его прегрешения против здравого смысла.
      — Говорят, безумец обладает силой десятерых.
      Шуга посмотрел на меня.
      — Я знаю, что так говорят. Я и сам много раз так говорил.
      Мы посидели молча. Немного погодя я спросил:
      — Как ты думаешь, что будет завтра?
      — Будет дуэль. Один победит, другой проиграет.
      — Но кто? — настаивал я.
      — Если бы можно было наверняка сказать, кто из волшебников победит, не было бы необходимости в дуэлях.
      Мы опять посидели молча. Впервые Шуга упомянул о дуэли с каким-то привкусом сомнения. Раньше он всегда высказывал уверенность в своих способностях и скептически относился к могуществу Пурпурного. Было ясно, что дуэль начала оказывать свое влияние еще до того, как было произнесено первое проклятие.
      — Лэнт, — неожиданно произнес Шуга, — мне потребуется твоя помощь.
      Я удивленно уставился на него.
      — Моя?! Но я не ничего не смыслю в магии. Ты сам говорил мне, что я глупец, несчетное количество раз. Мудро ли рисковать таким важным начинанием из-за участия...
      — Прекрати, Лэнт! — сказал он мягко. Я замолчал. — Все, что от тебя потребуется, это помочь перенести волшебное оборудование наверх, к гнезду Пурпурного. Нам потребуется два велосипеда, или вьючное животное. Я не могу перенести все сам.
      Я облегченно вздохнул.
      — О, конечно, в таком случае...
      Меньше чем через час мы пустились в дорогу.

      До расположения лагеря мы добрались почти на рассвете. Брошенные насесты и укрытия стояли пустыми, напоминая ночью страшный город мертвых. Я заметил, что дрожу.
      Мы молча проехали через него и остановились на склоне, как раз возле источника. Было слышно, как он беззаботно журчит в темноте.
      Стараясь двигаться по возможности тихо, мы пробрались к краю холма. Я затаил дыхание, пока мы не взобрались выше, и только тогда вздохнул с облегчением. Да, гнездо было на месте.
      Я подумал, что заплакал бы горькими слезами, если бы оно оттуда исчезло. Я был бы уверен, что это убило бы Шугу. Потрясение от того, что враг таким манером сбежал от него, от крушения его планов, было бы слишком велико.
      Мы прокрались назад в покинутый лагерь, чтобы там дождаться рассвета. Мне очень хотелось спать, но Шуга дал мне зелье для бодрости, чтобы ему не было скучно в одиночестве, как сказал он. После этого он начал раскладывать свое оборудование, сортируя его.
      — Если бы только я мог захватить его врасплох, — пробормотал он, прекратив смазывать металлический нож. — Если бы существовал какой-нибудь способ отвлечь его подальше от гнезда...
      — Это ни к чему, — выпалил я, — он, вероятнее всего, и сам уйдет. Он снова начал свои опыты. Он сам это сказал, когда я с ним говорил. Он намерен исследовать гряду гор.
      — Хм, — произнес Шуга, — это удача. Надеюсь, он намерен исследовать гору таким же способом, как и деревню, когда ушел из гнезда чуть ли не на целый день.
      — А почему бы и нет? да и что случится, если он вернется раньше, чем будет наложено проклятие?
      Будем надеяться, что не вернется.
      — А ты что-нибудь сделать сможешь?
      Шуга помедлил, немного подумал, потом начал шарить в своем ранце.
      Достал небольшой мешочек с порошком и пучком каких-то трав.
      — Иди и рассей эту пыль вокруг гнезда. Это очень мелкая пыль, она будет плавать в воздухе часами. Если он надышится ею, то почувствует неистребимое желание чего-нибудь добиться, и он не вернется до тех пор, пока его желание не будет удовлетворено.
      — А как же я?
      — Для этого трава и предназначена. Когда закончишь с порошком, то возьми половину травы и жуй как следует. Когда во рту станет горько, то проглоти, но не раньше. Остальную траву принесешь сюда, чтобы я тоже смог пожевать. Это сделает нас обоих невосприимчивыми к воздействию порошка.
      Я кивнул, потом прокрался на холм и сделал все, что велел Шуга. Когда я вернулся к нему, он как раз заканчивал раскладывать оборудование. С одним пухлым мешочком он обращался особенно осторожно.
      — Растертый волос волшебника, — объяснил он мне.
      Я не осуждал его за эту осторожность. Он слишком много пожертвовал, чтобы наполнить этот мешочек. Его сжавшееся, выбритое тело дрожало от холода.
      Неожиданно лицо его исказилось от тревоги.
      — Я уверен, что власть Пурпурного связана каким-то образом с его гнездом. Я должен как-нибудь проникнуть в него. Это единственная часть проклятия, в которой я сомневаюсь. Я должен попасть в его гнездо.
      Мое сердце подпрыгнуло.
      — В этом я могу тебе помочь, — чуть ли не закричал я, но тут же спохватился и понизил голос. — Сегодня... я хочу сказать вчера (так как рассвет уже быстро приближался) я стоял достаточно близко от Пурпурного, чтобы видеть, как он проделывает свое заклинание для двери.
      Шуга чуть ли не бросился на меня.
      — Лэнт, ты глупец! — но тут он сообразил, что надо говорить потише. — Почему ты мне раньше не сказал об этом, — прошипел он.
      — Ты меня не спрашивал.
      — Ладно, а теперь я спрашиваю, как оно действует?
      Я рассказал, то что видел, про серию ударов по стенке гнезда, которые Пурпурный отстучал в определенном порядке, про то, что дверь после этого немедленно открылась.
      Шуга слушал внимательно.
      — Очевидно, последовательность, с которой он касался стенки, управляет заклинанием. Подумай, Лэнт! Какого места он касался?
      — Этого я не видел, — признался я.
      Шуга выругался.
      — Тогда зачем ты надоедаешь мне рассказами о том, как открыть дверь, если сам этого не знаешь. Лэнт, ты глупец!
      — Я сожалею... но это происходило так быстро. Если бы я только мог вспомнить... если бы я мог увидеть это еще раз...
      — Не исключено, — пробормотал Шуга. — Не исключено... Лэнт, ты когда-нибудь подвергался заклинанию, раскрывающему память?
      Я покачал головой.
      — Это заклинание большой силы. Его можно использовать для того, чтобы ты мог вспомнить то, что забыл.
      — Гм, это опасно?
      — Не больше, чем любое другое заклинание.
      — Ладно, — сказал я, поднимая велосипед. — Желаю тебе счастливой дуэли, Шуга. Увидимся, когда она...
      — Лэнт, — ровно произнес Шуга, — если ты сделаешь еще один шаг, я включу наряду с именем Пурпурного и твое имя...
      Я тут же опустил свой велосипед на землю. Только этого мне еще не хватало для полного счастья!
      Мои чувства, должно быть, ясно выразились на лице, потому что Шуга сказал:
      — Да не бойся ты так. Я сделаю все, чтобы тебя защитить. Ты неожиданно стал очень важной частью этой дуэли. Знания, скрытого в твоей памяти, может быть как раз и не хватает для успеха.
      — Шуга, но я же глупец! Ты настолько часто говорил это, что это не может не быть правдой. Я с этим согласен. Я глупец. Ты не мог ошибиться в своем суждении обо мне. Какая же польза от меня может быть?
      — Лэнт, — произнес Шуга, — ты не глупец. Поверь мне. Иногда из-за своей нетерпимости я склонен к поспешным высказываниям. Но касательно тебя у меня всегда было самое высокое мнение. Лэнт, ты не глупец.
      — Нет, я глупец, — настаивал я.
      — Ты — нет! — возразил Шуга. — К тому, же здесь не требуется никаких особенных интеллектуальных качеств, чтобы вспомнить те простые операции, которые ты описал. Даже такой идиот, как ты, может это сделать.
      — Ах, Шуга, думай что хочешь, а мне, пожалуй, позволь вернуться к семье.
      — И пусть другие мужчины деревни считают, что ты трус?
      — Это не такой уж большой груз, я его вынесу...
      — Никогда! — перебил меня Шуга. — Никогда ни один из моих друзей не будет заклеймен пятном труса! Ты останешься здесь, Лэнт! Можешь мне поверить, здесь, со мной! И ты будешь благодарен мне за то, что я, как твой друг, о тебе позабочусь.
      Он опять склонился над оборудованием, разложенным на земле. Я вздохнул, смирившись, и присел на землю, ожидая дальнейшего развития событий.
      Рассвет уже забрезжил на востоке. Шуга повернулся ко мне.
      — Твое участие будет минимальным, Лэнт. Нет причин бояться...
      — Но опасность...
      Он жестом заставил меня замолчать.
      — Никакой опасности, если ты в точности будешь следовать инструкции, которые я тебе дам.
      — Я буду следовать твоим инструкциям.
      — Хорошо. Тогда никакой ошибки не предвидится. Даже малейшая ошибка может стоить нам жизни.
      — Но ведь ты только что сам сказал, что никакой опасности не будет...
      — Конечно не будет, если ты будешь следовать инструкциям. Большая часть тяжелой работы уже выполнена. Не забывай, чтобы составить уравнение, мне было необходимо приготовить составные части. Я должен был разработать символику, чтобы заставить различные мистические формулы и снадобья действовать. Все, что предстоит тебе, это разместить их в соответствующих местах и в соответствующее время.
      — Я думал, что все, что я тебе должен был помочь сделать, это открыть гнездо...
      — Конечно. Но раз ты будешь рядом, то можешь помочь и в остальном.
      — О-о! — выдохнул я.
      — И что бы ты не делал, ты не должен пытаться со мной заговорить. Это очень важно. Как только Солнце взойдет, мы начнем, а как только мы начнем, мне нельзя будет отвлекаться. За исключением тех моментов, когда это будет необходимо для проклятий. А так вообще я не буду разговаривать. Ты понял?
      Я кивнул.
      — Хорошо. Теперь слушай. Есть еще одна вещь. Вещь очень важная. Это не относится к проклятию, Лэнт. Но для своей же собственной безопасности, ты должен быть очень внимательным, чтобы не леснерить.
      — Леснерить? — переспросил я. — Что это значит — «леснерить»?
      Но вместо ответа Шуга указал на восток. Над холмами густо-голубыми сполохами пробивался день. Шуга опустился на колени и забормотал. Проклятие началось.

      Первым шагом было самое тщательное ритуальное очищение, чтобы мы не могли загрязнить проклятие каким-нибудь давно забытым заклинанием.
      Затем шло освящение, молитва о покровительстве, обращенное к Солнцам, Оуэлсу и Вирну, к Лунам всем одиннадцати — сейчас они образовали конфигурацию Экке-Человек (этот человек так хорошо служил богам, что сам стал богом).
      Другие молитвы были посвящены речному богу и богам ветра, богам силы и магии, разума, хищным птицам, дуэлям прошлого, настоящего и будущего, небес, морей и приливов. И, конечно, Элкину — богу грома. Мы произнесли молитвы всем им и просили благословить наши старания. Мы просили винить чужака, а не нас за нанесенные им оскорбления. После чего мы произвели очищение снова.
      Затем отобрали колдовское оборудование и начали карабкаться вверх по склону, туда, где поджидало нас жилище свихнувшегося волшебника. Туман, покрывший на рассвете все низины под нами, исчезал по мере того, как выше поднимались оба светила. Массивное красное Солнце придавало туману розоватый цвет, а крохотное голубое заставляло его быстро испаряться. Теперь мы могли видеть на многие мили вокруг.
      Мы медленно взобрались на возвышенность. Немного ниже, на противоположной стороне виднелось черное гнездо волшебника, угрюмо и угнетающе поджидающее нас в утренней тишине. Оно стояло закрытым. Но вот пустое ли оно?
      Я хотел спросить Шугу, что нам делать дальше, но его последние наставления так меня напугали, что я даже боялся дышать без разрешения. Шуга, должно быть, почувствовал мою растерянность, так как сказал:
      — Теперь мы подождем...
      Солнце поднялось еще выше в небе. Остатки тумана развеялись. Яйцо продолжало безмолвно стоять на площадке. Единственным звуком, нарушавшем утреннюю тишину, было журчание источника.
      Дверь гнезда внезапно открылась, и появился Пурпурный. Он неторопливо потянулся, сделал глубокий вдох, с шумом выдохнул. Я подумал, плавает ли еще в воздухе возбуждающий порошок. Если он все еще сохранился в воздухе, то теперь Пурпурный до предела наполнил им свои легкие. Хотя никакого эффекта не наблюдалось, пока он закрывал свое гнездо. Если порошок подействовал, то слабо.
      Мы затаили дыхание — Пурпурный начал подниматься по склону холма. Вскоре он исчез за его вершиной, а мы остались одни, взирая на гнездо. Шуга встал и энергично направился к нему, и я тут же, не мешкая, последовал за ним, но совсем не так охотно. Шуга внимательно осмотрел гнездо, трижды обойдя вокруг и, наконец, остановился возле оранжевого овального контура, обозначавшего вход.
      Первый шаг был самым важным и критическим. Шуге предстояло войти в гнездо Пурпурного. Если он этого не сумеет, то все остальные тщательные приготовления окажутся напрасными. Он окажется не в состоянии завершить заклинания.
      Поэтому теперь все зависело от заклинания, возвращающего память...
      Шуга поместил меня на том же самом месте, на котором я стоял, когда наблюдал за тем, как Пурпурный открывает свое гнездо. Затем он достал стеклянное устройство, поднес к моим глазам и приказал смотреть на него.
      Я подумал, что напряжение последних дней оказались для моего друга чрезмерными. Внутри стеклянного устройства я не увидел никаких ответов. Но я сделал так как он приказывал, продолжая внимательно пялиться вовнутрь. Шуга своим высоким каркающим голосом начал произносить что-то мягкое, медленно, нараспев. Я попытался было сосредоточиться на его словах, но стеклянный предмет мерцал и светился перед глазами, мешая сделать это.
      Я не мог сфокусировать взгляд на устройстве. Оно, казалось, таяло и исчезало, хотя Шуга продолжал держать его передо мной. Я попытался было следовать за устройством глазами, когда оно уплывало из вида, но оно было быстрее. Звуки голоса сплетались со световыми вспышками, они вместе, казалось, вращались и сворачивались, смешивались и распадались... и мир стал...
      Неожиданно я очнулся.
      Ничего не произошло.
      Заклинание, раскрывающее память, не удалось.
      Я ничего не вспомнил. Я раскрыл было рот, чтобы сказать это, но Шуга остановил меня.
      — Ты сделал все замечательно, Лэнт, просто замечательно.
      Я удивился, не понимая о чем он говорит, но Шуга уже опять возился со своим оборудованием. Движения его стали уверенными, почти что веселыми. Он нашел, что искал — кусок мела и принялся рисовать магическую формулу на квадратной выпуклости возле двери. Не прекращая своего занятия, он сказал:
      — Ты рассказал мне почти все, что необходимо знать, Лэнт. Почти все. Остальное я должен понять сам.
      Я пожал плечами и присел, наблюдая.
      Шуга, скорее всего, знал, что делает. Он уселся, подогнув ноги перед дверью и начал заклинание, вводящее его в транс. Шуга сидел неподвижно, слышались лишь его тонкий пронзительный голос и журчание источника.
      Солнце взбиралось все выше на небе, Оуэлс словно голубовато-белый алмаз сверкал на потускневшем краю Вирна. Так много предстояло сделать и так мало времени оставалось! Долго ли еще будет отсутствовать Пурпурный? Успеем ли мы закончить заклинание вовремя?
      Шуга продолжал сидеть, неподвижный и молчаливый. Его глаза стали тусклыми. Время от времени он хмыкал, но ничего не говорил. Я почувствовал, что потею.
      Может ли Пурпурный бросаться красными огнями в человека?
      Наконец, когда я начал опасаться, что Шуга так никогда и не заговорит, он поднялся, шагнул к этой выпуклости и как-то по особенному прикоснулся к ней.
      Ничего не произошло.
      Шуга повторил попытку. И опять ничего не произошло. Он пожал плечами, вернулся на прежнее место и снова погрузился в транс. Последовало ожидание еще более длительное. Следующий раз Шуга приближался к двери осторожно и медленно. Он заново отстучал серию ударов по выпуклой поверхности гнезда, но в другой последовательности.
      Но снова ничего не произошло.
      Шуга вздохнул и опять принял сидячее положение. Я начал бояться, что так мы можем провести целый день, стараясь войти в гнездо Пурпурного, и у нас не останется времени для проклятий. Фактически, я уже распростился со всеми надеждами выполнить стоящую перед нами задачу, когда Шуга поднялся снова. Он медленно подошел к гнезду, долго глядел на выпуклость, затем начал постукивать по ней в особо тщательной и аккуратной манере.
      И дверь гнезда открылась.
      Шуга позволил себе улыбнуться, но только слегка. «Я так и знал», — говорила улыбочка.
      Предстояло еще много работы.
      Мы быстро собрали оборудование и внесли его в жилище Пурпурного.
      Стены гнезда светились сами — странный, как и сам Пурпурный коричнево-желтый свет. Из-за него мои глаза стали неправильно воспринимать цвета. И только по мере того, как глаза привыкли, я смог оглядеться и увидел, что гнездо обставлено как ни одно другое. Повсюду виднелись крохотные светящиеся глазки, шишки и выпуклости, похожие на выпуклости возле двери.
      В самом центре находилась зигзагообразная мягкая кушетка — подходящее ложе для демона. Как раз напротив нее на стенке гнезда был расположен ряд плоских пластин, напоминающих окна, но бесконечно более прозрачных — точно отвердевший воздух! Действительно, гнездо в целом являло самую искусную работу, которую я когда-либо видел.
      Шуга внимательно разглядывал пластины, напоминающие окна. В одних виднелись участки местности вокруг гнезда. Другие показывали странные разноцветные картины, тщательно прорисованные линии и кривые — очевидно, заклинания демона. Шуга указал на одно из них и спросил:
      — И ты все еще думаешь, что он не пользуется магией?
      Но тут же вспомнив свое собственное приказание воздержаться от болтовни, замолчал.
      Это предписание, очевидно, было не слишком строгим, так как сам Шуга не переставал бормотать все утро. Вероятно он предостерегал от разговора только меня, потому, что боялся, что я стану отвлекать его. Ну, насчет этого он мог бы и не беспокоиться. я слишком уважаю Шугу, чтобы приставать к нему с расспросами посреди заклинания.
      Я открыл было рот, собираясь сказать ему это, но Шуга жестом остановил меня.
      Рядом с мягким предметом находилось растение — оно как раз подходило к обстановке такого гнезда. Я лично такого растения никогда не видел. Формой оно напоминало белую розу, но его цвет — может ли зеленый цвет быть таким? Листья сверкали словно галлюцинация. Зеленый цвет — цвет темный, близкий к черному, а тут он казалось сверкал так же ярко, как красный или голубой. Я прикоснулся к растению, ожидая, что оно окажется таким же нежным, как и все известные мне, но тут же отдернул руку от неожиданности. Листья были жесткими, словно неободранная шкура. До чего же должно быть странен мир откуда пришел Пурпурный! Я подумал об этом и тут же понял, что во многом слишком стал верить безумному волшебнику. Это растение должно быть из тех, которые мне знакомы. Просто Пурпурный его проклял. Я переключил внимание, начав отыскивать дверь, ведущую в помещение наверху. Но ничего такого не нашел. Очевидно в гнезде было только одно отделение. А остальное его в немалом объеме, должно быть занимали магические устройства. Шуга оказался прав во всем!
      Но до чего же тесное это гнездо, едва хватает места, чтобы поместиться вдвоем.
      Шуга раскрыл свой ранец, разложил оборудование на полу и принялся последовательно раскладывать материалы, которые ему понадобятся в первую очередь. Словно ему приходилось проклинать летающие гнезда каждый день.
      Он остановился, поскреб пальцем щетину на подбородке и начал сверяться с контрольной схемой — куском пергамента, который достал из ранца.
      — Да, — произнес он, решившись после недолгой паузы. И достал металлический нож, который уже я раньше видел. — Мы начнем с осквернения металла.
      Он поплевал на нож и начал вырезать им на поверхности пола. Точнее, попытался это сделать, нож не втыкался. Нахмурившись, он надавил сильнее. Кончик ножа обломился. Затем лезвие раскололось пополам.
      Шуга без комментариев вернул остатки ножа в ранец и опять углубился в список. На этот раз он взял мешочек с красным порошком — пылью ржавчины, отсыпал немного на руку, и подул. Бурое облако наполнило помещение. Я закашлялся, и Шуга бросил на меня свирепый взгляд.
      Где-то возник жужжащий звук. Затем ветер пробежал по гнезду, шевеля мои волосы и одежду. Я испуганно вгляделся — не поймал ли Шуга бога ветра? Пока я озирался, красноватая пыль исчезла из воздуха. Потом ветер прекратился, но и пыль пропала вместе с ним. Не осталось даже тонкого красноватого налета на полированных стенах. Странно. Но Шуга не унывал. Он опять уставился на свой список.
      Неожиданно Шуга выбросил шар огня из-под накидки. Потом еще и еще, швыряя их в стены, потолок, пол. Шары прилипали там, где касались поверхности, исходя искрами и маслянистыми дымами.
      Послышался свистящий звук, из отверстий в потолке ударили струи воды. Они били точно по огненным сгусткам. В доли секунды превратив их в пепел. А затем, когда Шуга швырнул из-под накидки еще один шар, все они нацелились в Шугу.
      Когда вода прекратилась, Шуга уронил промокший ком на пол. Роняя капли он достал подмоченный список и опять сверился с ним. Вода стекала с него вниз и куда-то девалась.
      Я почувствовал, как надежды мои уменьшаются вместе с водой. Шуга сделал три отдельные попытки и все они окончились неудачей. Магия ненормального волшебника оказалась слишком сильной. Мы были обречены прежде чем начали.
      — Так, — проговорил Шуга, — все идет хорошо.
      Я не верил своим ушам. И я даже осмелился спросить:
      — Все идет — как?
      — Лэнт, ты невнимателен. Это же очевидно. Гнездо снабжено очень активным заклинанием. Я должен был выяснить, что они собой представляют, чтобы потом суметь нейтрализовать их. Ну, а теперь давай проклинать!
      И Шуга начал писать руны на всех поверхностях гнезда: на полу, стенах, потолке, на спинке странной кушетки, — везде. Он обращался к Тонкой линии, богу инженеров и архитекторов, прося их взорвать это гнездо, чтобы оно треснуло и развалилось. На каждый священный знак, нанесенный мелом, он капал дурно пахнущей жидкостью. Она тут же начала дымиться и шипеть.
      — Воды, огонь, горите и вскипайте, — настойчиво уговаривал Шуга свое зелье.
      Мы наблюдали за тем, как жидкость выедала дырки в рунах и поверхности под ними. Замечательное осквернение — сердцевина самого хорошего проклятия.
      Теперь Шуга принялся наполнять гнездо пылью. Он, очевидно, надеялся перегрузить устройство защитного ветра, так как вздымал огромные облака красной ржавчины. Жужжание послышалось немедленно, но Шуга не прекратил вздымать пыль.
      — Эй, не стой там, болван! Помоги мне!
      Я схватил пригоршню красного порошка и тоже начал дуть. Плотные облака ржавчины кружились по всему помещению.
      Пыль ржавчины — символ времени. Она посвящена нескольким богам сразу: Брейду — богу прошлого и Кренку — богу будущего, а также По — несущему увядание всем пашням.
      Вскоре мы покончили с ржавчиной и принялись за белый порошок, напоминающий толченую кость.
      — Это тоже для ветровых отверстий, — пояснил Шуга, указывая на квадратные окошки под потолком.
      Я раскашлялся до слез. Шуга швырнул огненный сгусток на экран, там он и прилип. Вода ударила короткой струйкой, потекла по экрану, порошок собрался вокруг водяных капель.
      Вскоре жужжание стало неровным, грозя прекратиться.
      — Прикрой нос и рот, Лэнт, я не хочу чтобы ты дышал всем этим.
      Шуга поднял туго набитый кожаный мешочек. Я обернул одеждой нижнюю половину лица, наблюдая, как он достал большую пригоршню растертого волоса волшебника.
      Шуга с благоговением, порожденным великой жертвой, тщательно прицелился и выдул в направлении ветровых окошек плотную струю.
      Через мгновение все было кончено. Жужжание стало напряженным, ветер, казалось, прекратился.
      И вдруг все стихло.
      — Хорошо, Лэнт. Теперь давай горшки.
      Лицо Шуги светилось триумфом. Я поднял свой ранец, лежащий возле стены и выставил ряд горшков с плотной крышкой на каждом.
      — Хорошо, — снова проговорил Шуга. Он осторожно расставил горшочки по всему гнезду Пурпурного. В каждый он вкладывал шипящий огненный сгусток, затем закрывал крышкой. В крышке каждого горшка были проделаны крошечные отверстия. Они позволяли дышать богу огня, но были слишком маленькими, чтобы в них могла проникнуть вода. Над горшками повисли водяные струи, но они не могли добраться до пламени, продолжая хлестать по горшкам и по всему остальному.
      Шуга заметил куда уходит вода и принялся лить в сточные отверстия оскверненную воду и прочие вязкие субстанции. Потом сделал перерыв, чтобы добавить к новой порции внушительную горсть толченой белой кости. Как только этот порошок достиг отверстий, смесь начала угрожающе густеть.
      Сливные отверстия вскоре перестали справляться. На полу вскоре начали собираться лужи. В горячем влажном воздухе отвратительный запах оскверненной воды сделался невыносимым. Я побоялся, что меня вырвет. Но это не имело никакого значения. Гнилая вода определенно должна была разгневать Филфо-Мара — речного бога. А потом Филфо-Мару и Нэвилу — богу приливов предстояло схватиться в своей древней борьбе за воду. Только на этот раз они будут растягивать не воды мира, а противоположные стенки черного гнезда. Чем больше воды скопится в кабине, тем больше станет их власть и тем яростнее битва.
      К тому времени, когда водяные струи прекратились, мы были насквозь мокрыми и стояли по колено в воде, но не мерзли. В гнезде было как в бане, Шуга скинул свою накидку, и я последовал его примеру.
      Глаза слезились. Я все еще не мог откашляться от пыли, набившейся в легкие. Я сказал об этом Шуге, но он только фыркнул в ответ:
      — Хватит жаловаться. Я никогда не говорил, что проклятия легко даются. То ли еще будет!
      Действительно, мы только начинали.
      Теперь Шуга переключился на разнообразные плоскости и пластины, входящие в обстановку. Они были усеяны огромным количеством шишек и выпуклостей. Многие располагались в ряд по восемь и каждая обозначалась отдельным символом. Один из них мы узнали — треугольник, символ Экке-Человека.
      Могло ли это быть аналогичным какому-то заклинанию Шуги, основанному на символе Экке? А если так, то не смог бы Шуга использовать этот факт в качестве клина, рычага, чтобы с его помощью нарушить и остальные заклинания гнезда Пурпурного?
      Шуга задумчиво пожевал губами, затем поскреб щетину на подбородке.
      — Нажимай на все выпуклости, Лэнт. Там, где увидишь знак треугольника. Мы приведем в действие все Экке-заклинания Пурпурного, а потом развеем их силу.
      Мы двинулись по периметру гнезда, сверху до низу, рассматривая шишки и выпуклости. Шишки могли поворачиваться так, что основание треугольника оказывалось наверху, а выпуклости можно было вдавливать.
      Попадались, правда, шишки без символов. Немного поэкспериментировав, Шуга выяснил, что их можно поворачивать таким образом, чтобы крошечные металлические лучики, спрятанные за стеклянными пластинками, сдвигались и указывали на треугольники, выгравированные там.
      Происходили странные вещи, но Шуга успокоил меня, приказав не обращать на это внимание.
      Так, к примеру, одна из плоских зеркальных пластин засветилась немыслимым светом и на ней возникли образы деревни, людей, которых мы знали: Хинка, Анга и Пилга. Я в ужасе уставился на них, но Шуга тут же уничтожил заклинание, мазнув густым серым зельем, скрывшем всю картину. А я тут же получил выговор.
      — Сказано было тебе — не смотри!
      Мы продолжали свою деятельность. В конце концов все устройства в гнезде ненормального волшебника оказались настроены на знак треугольника.
      Мы перешли к следующей стадии нашего проклятия.
      Огненные горшки начали остывать, потому Шуга снова их наполнил. Металл в том месте, где они стояли, стал уже слишком горячим, чтобы к нему прикасаться, а детали отдельных устройств начали потрескивать.
      Затем Шуга принялся покрывать все подряд густой серой мазью. Сперва он ликвидировал окна с картинками. Потом замазал все глазки и выпуклости. Теперь одни боги знали, какие символы были приведены в действие. За несколько минут внутри гнезда все стало серым. Кларс — бог небес и морей должен был разозлиться. Фол, — бог порчи, наверно трясся от смеха. Шуга, таким образом подтолкнул их к схватке друг с другом внутри черного яйца.
      Шуга начал рисовать новые руны на замазанных поверхностях, словно позабыл о рунах внизу. Там где верхние и нижние символы вступали в противоречие, боги тоже должны были оказаться вовлеченными в беспорядочную схватку. Везде, где только можно, Шуга включал в руны имя Элкина — бога грома.
      В щель между двумя панелями и с шишками и выпуклостями Шуга вставил узкое острие тесака и призвал Пулниссиня — бога дуэлей. Призывая Хитча — бога птиц, он разбил в три отверстия яйца, которые тут же сердито зашипели, растекаясь по сторонам — так Шуга использовал яйцеобразную форму яйца против него же. Он продолжал говорить нараспев, призывая Маск-Вотца и Влока — бога насилия, а в одном случае он даже произнес руну, оскорбляющую Тис-турзика — бога любви, потому что любовь, обернувшаяся ненавистью, сможет оказаться самой могущественной силой.
      Шуга опять сверился со списком и достал сосуд с дремлющими жалящими насекомыми, с разной плесенью и пиявками. Сначала он извлек насекомых с жалами и насекомых с когтями и принялся разбрасывать по сторонам. Хотя твари были вялые, некоторые попытались напасть на нас, поэтому мы постарались закинуть их туда, где они не будут представлять немедленной опасности. К тому же мы не поленились натянуть самые толстые сапоги и перчатки, которые не могли прокусить эти клыкастые бестии.
      Шуга большими комьями грязи залепил отверстия возле панели с шишками и выпуклостями, призывая одновременно Синил — повелителя грязи. Воздух из-за жары и воды сделался почти что непригодным для дыхания, но панели были еще горячее. В некоторых местах серая грязь Шуги потрескалась и почернела. Поверхность под ней светилась красным и дышала таким жаром и вонью, что никто из нас не решался туда приблизиться. Внутри яйца что-то шипело и дымилось.
      И все это время Шуга не переставал взывать к Элкину — богу грома, богу страха.
      — Элкин! О, Элкин! Сойди вниз, о великий и малый, бог грома и молнии и громких звуков! Сойди со своей горы, о, Элкин, сойди со своей горы и порази этого святотатца, который осмелился осквернить священное имя твоей магии.
      Шуга забрался на кушетку демона и, раскинув руки, протянул их вверх, к небу. Торжество рисовалось на его лице, когда он произносил последнее кантало проклятия.
      Гнездо было запутано паутиной боли и разрисовано рунами отчаяния.
      Затопленная раскаленная кабина кишела огненными шарами, колючими крабами, морскими чудищами и пиявками. Где-то что-то горело: густой дым выбивался из-под стенок. Я задыхался от негодного воздуха, слезы слепили глаза.
      Это была мастерская работа.