Но тут сэр Джон неожиданно выпрямился. Его лицо, озаренное огарками свечей, отбрасывающих тусклые отблески на окна кареты, заклеенные промасленной бумагой, стало мрачным и тревожным.
— Что за… — вырвалось у герцога. Сэр Джон приложил палец к губам, обернулся и приоткрыл окошко. Бумага заскрипела. Запрокинув голову, сэр Джон выглянул в щелочку и прошептал, что было довольно затруднительно, так как ему пришлось перекрикивать стук колос и цоканье копыт:
— Мы только что пересекли Венд. Куда бы он нас ни вез, он везет нас не к «Пестрому газебо». Боюсь, что…
Карету качнуло, она резко остановилась. Сэр Джон резко отодвинулся от дверцы, послышался глухой треск, и Вассант увидел, как в подушку сиденья, в то самое место, где только что сидел Слитгиз-зард, вонзилось острие шпаги. В это же мгновение герцог выхватил мушкет, не успев до конца осознать, что произошло… Их похитили!
Чьи-то каблуки загрохотали по крыше — то ли туда забрался кучер, то ли кто-то другой вознамерился выстрелить из мушкета им в спину, если бы они вздумали выпрыгнуть из кареты. Сэр Джон взмахнул мечом и снес с подсвечников огарки свеч. В карете стало темнее, чем на улице.
В кромешном мраке не было видно ничего, кроме овальных окошек, заклеенных промасленной бумагой. По краям пробивался тусклый свет. Долго-долго до них не доносилось вообще никаких звуков. Наконец медленно и тихо дверца приоткрылась.
Сэр Джон взвел курок мушкета, придвинулся поближе к той дверце, которую кто-то пытался открыть снаружи, медленно поворачивая ручку, и уперся рукой в крышу кареты. Тот, кто находился на крыше, немного подвинулся. Теперь Слитгиз-зард определил, где находится нога злодея. Он провел рукой по потолку, нащупал вторую ногу, поднял мушкет и направил дуло точнехонько между ног неизвестного злоумышленника. На все это ушло гораздо меньше времени, чем потребовалось для описания. А за эти мгновения, длившиеся не долее четверти вдоха, герцог Вассант успел взвести курок своего мушкета и прижался ухом к дверце, чтобы наверняка удостовериться в том, как расположился тот, что намеревался ее открыть.
Удостоверившись, герцог нацелил мушкет на ручку дверцы — туда, где, по его расчетам, располагалась рука злоумышленника. А тот тянул, и ручка поворачивалась со скоростью движения минутной стрелки по циферблату часов.
Вассант почувствовал какой-то неприятный запах и понял, что вот-вот чихнет. Он до боли прикусил губу. Ручка дверцы совершила полный оборот.
Легко, почти незаметно, чтобы не напугать герцога, но достаточно твердо, дабы у того не осталось никаких сомнений в том, что это значит, сэр Джон коснулся указательным пальцем плеча Вассанта. Не дрогнув и на миллиметр не сдвинув мушкета от того места, куда целился, Вассант потянул за спусковой крючок, и оба мушкета грянули одновременно. Звук выстрела в закрытом пространстве был подобен грохоту пушек.
Герцог ногой распахнул дверцу, сунул мушкет в кобуру и выпрыгнул из кареты, ловко выхватив из ножен меч. Уже стоя на мостовой и успев бросить взгляд по сторонам, дабы убедиться, не окружена ли карета, он заметил в свете луны фигуру мужчины, тупо уставившегося на обрубленную руку, и второго, распластавшегося на крыше кареты, зажавшего руками пах.
В это время с десяток врагов, все со шпагами наголо, вышли из тьмы и встали полукругом с той стороны кареты, где стоял герцог Вассант.
Тут рядом с ним появился сэр Джон.
— Окружили, мерзавцы, — прошептал Слитгиз-зард. — Взяли в кольцо. В колеса палки вставили. Не уедешь.
Вассант кивнул. Стоявшие кругом люди все до одного были в плащах с капюшонами. Ни единого факела. Злодеи казались застывшими статуями.
Друзья стояли и ждали мгновения, когда закипит бой, но никто не трогался с места. Сэр Джон не шевелился и слушал. Вот, лишившись чувств, повалился на мостовую тот, кому герцог выстрелом отрубил руку, вот испустил последний вздох человек на крыше кареты. Слитгиз-зард смотрел и слушал, но ни один из окруживших их с Вассантом злодеев не сделал ни шага, не произнес ни слова.
Глаза сэра Джона успели привыкнуть к темноте, и он разглядел незнакомцев получше. Просторные, плотные, тяжелые плащи лежали на их плечах так, словно под ними прятались неестественно хрупкие тела.
— Что вам нужно от нас? — требовательно вопросил Вассант, устав от ожидания, но не желая начинать сражение, поскольку он понимал, что силы далеко не равны и им с сэром Джоном грозит поражение, если дойдет до дела. — Мы слуги короля и верноподданные принца Аматуса. Вы не имеете никакого права удерживать нас здесь, и это не в вашей власти. Пропустите нас, иначе мы убьем вас.
Стоявшие кругом люди — если то были люди — не шевельнулись и не произнесли ни звука. Миновало еще несколько частых, тревожных сердцебиений, а потом все они, словно в унисон, тронулись с места, сделав шаг левой ногой вперед, и сомкнули ряды. Руки злодеев, сжимавшие шпаги, не дрогнули.
Сэр Джон выхватил мушкет и произнес, спокойно и небрежно — так, словно излагал свое мнение по поводу второстепенного политического вопроса:
— Поскольку перед вами открывалась блестящая возможность пристрелить нас на месте, но вы этого не сделали, ваше поведение, друзья мои, наводит меня на мысль о том, что вам приказано взять нас живыми. Желает ли кто-нибудь из вас оспорить мои соображения на этот счет? Из гибели кучера и его приспешника с очевидностью следует, что вам приказано не щадить друг друга, а быть может, вам втолковали, что наши жизни дороже ваших. Вероятно, теперь мы могли бы удостовериться в том, так ли это.
Затем он прицелился из мушкета в ближайшего злоумышленника, оттянул курок, прицелился в грудь мерзавца, не в силах избавиться от подозрений, что окружившие их с герцогом подонки — не люди, и нажал на спусковой крючок.
Вспышка при выстреле просияла ярче света дня. Герцог Вассант подумал о том, что на звук выстрела могла бы явиться подмога. Находись они в другом районе города, наверное, так бы и случилось, но они угодили в самый неудачный в этом смысле район. Здесь, в окрестностях Венда, куда и днем-то мало кто заглядывал, кругом были только покинутые жителями пустые дома. Здесь давно уже никто не решался жить из страха перед ворами и убийцами. Воры же и убийцы тут также надолго не задержались — эти опасались новых обитателей заброшенных жилищ, чьи имена они даже страшились произнести. Зло, казалось, сочилось здесь сквозь трещины мостовой.
Тот, в кого угодила картечь, запрокинулся назад, упал на спину и мгновение лежал неподвижно. Но вот он приподнял голову и дернулся так, словно у него была перебита шея. Затем он начал дрожать и извиваться и производил эти движения гораздо дольше, чем, по идее, следовало бы.
Из мрака, перешагнув через тело павшего, шагнула другая фигура и замкнула круг. Все твари вновь сделали шаг вперед и в сторону.
Слитгиз-зард что-то еле слышно проговорил и не на шутку изумил герцога Вассанта своей грубостью. Честно говоря, и самому сэру Джону его собственное высказывание показалось весьма скабрезным, но сложившаяся ситуация до предела истощила его словарный запас, и, кроме ругательства, больше решительно ничего не приходило ему в голову.
За время ожидания герцог успел перезарядить все три мушкета, а затем, не спуская глаз с окружения, перевесил свою портупею на плечо сэра Джона, а сам обнажил меч и кинжал, предоставив Слитгиз-зарду возможность стрелять сразу из шести мушкетов.
— Попробуй прикончить еще несколько ублюдков, — тихо сказал Вассант. — Посмотрим, удастся ли их убить вообще.
Слитгиз-зард среагировал на предложение товарища молниеносно. Руки его так и мелькали. Он стрелял, убирал очередной мушкет в кобуру, выхватывал следующий. Эхо выстрелов разлеталось по закоулкам Венда гулом и треском. Трое врагов пали, пал и четвертый, успевший занять место одного из погибших.
Все четверо ублюдков, упав на мостовую, задергались точно так же, как первый, приконченный сэром Джоном. Вассант, краем глаза наблюдая за этой омерзительной картиной, лихорадочно перезаряжал мушкеты.
— Даже тот, которого ты пристрелил первым, до сих пор дергается, — вырвалось у Вассанта.
Слитгиз-зард кивнул, а Вассант скорее почувствовал его кивок, нежели заметил. Вспышки мушкетных выстрелов слепили глаза.
— Если бы я мог представить, что такое возможно, я бы сказал, что их головы пожирают их тела, — выговорил он сквозь стиснутые зубы.
Но вот стоявшие кругом твари опять сделали шаг вперед, затем — еще один, и еще. Кольцо неумолимо сжималось.
— Что ж, похоже, дело предстоит нешуточное, — изрек Вассант. — Продолжай расправляться с теми, с кем можешь. Вот, я последний мушкет перезарядил.
Грохот выстрелов сразу шести мушкетов был столь оглушителен, что мог бы мертвецов, наверное, поднять из могил. Треть злодеев выпала из кольца. Образовалась солидная брешь, но не успели сэр Джон и герцог пробежать и двух шагов в ту сторону, как брешь закрыли явившиеся на подмогу мерзавцы.
Пришлось друзьям отступить и вернуться на прежнюю позицию, в середину круга. Еще несколько шагов линии наступления — и герцогу с сэром Джоном показалось, что их, видимо, собираются взять в плен, но вскоре стало ясно, что ублюдки теснят их в сторону от кареты, дабы действительно взять в кольцо.
— Какая им разница? — удивился герцог. — Ведь они нас заполучат так или иначе!
— А может, они просто тупицы безмозглые, — высказал предположение сэр Джон. — Как им велели, так и делают.
Теперь они стояли спиной к спине, и герцог непрерывно дул в серебряный свисток принца Аматуса, но оба друга отлично понимали, что навряд ли кто из королевских гвардейцев окажется в этой части города после наступления темноты. Поэтому надежды на спасение ни Слитгиз-зард, ни Вассант не питали. Они были обречены и понимали это — ведь они уже сделали все, что могли.
Мрачные фигуры неуклонно приближались. Теперь можно было бы уже разглядеть лица мерзавцев под капюшонами, но нет, лиц видно не было. А видно было то, что капюшоны покрывают не человеческие головы.
Еще два шага, и ряды фигур в капюшонах сомкнулись, твари встали плечом к плечу, на расстоянии вытянутой шпаги от сэра Джона и герцога. Друзья стояли так близко, что слышали дыхание друг друга. Все замерло. Ни звука.
Медленно-медленно, беззвучно между фигурами в капюшонах начали показываться поросшие шерстью маленькие острые носы. Маленькие острые носы с желтыми клыками. А головы неизвестных тварей в это время как бы складывались, втягивались внутрь капюшонов.
— Что это еще за… — вырвалось у герцога, но тут сверкнули крошечные красные глазки, и серые зверьки бросились на него и сэра Джона.
— Крысы! — одновременно вскричали сэр Джон и герцог Вассант, и их мечи рассекли зловонный ночной воздух, сверкнули серебром в свете тусклой луны и разрубили крошечные тельца.
Первым же ударом каждому из друзей удалось расправиться с полудюжиной крыс. Сэр Джон и герцог рассекли их на куски разного размера. Куски эти валились куда-попало, в том числе и прямо под ноги друзьям. Некоторым из мерзких тварей удавалось вцепиться и укусить сэра Джона и герцога за ноги, прежде чем те успевали отшвыривать их в темноту яростными пинками. Крысы перелетали через крыши невысоких домов, их трупики шмякались на мостовую, ударялись о стены. Одни падали в сточные канавы, другие, наверное, влетали в печные трубы и застревали в дымоходах.
Крыс оказалось не так уж много, но, сражаясь с ними, друзья получали многочисленные укусы, и притом жутко болезненные. Вдобавок сэру Джону и герцогу пришлось разойтись в стороны, и потому они не могли прикрыть друг друга в тот миг, когда на них, выставив перед собой шпаги, вновь двинулись те, кто прятался под плащами.
Судя по уродливым телам и бешено сверкающим глазищам, это были гоблины, однако они резко отличались от тех, какими их запомнил сэр Джон. Эти были целеустремленными, вышколенными. В их планы явно входило скорее убийство, нежели желание полакомиться людьми, а главное, они явно поддерживали друг дружку — то есть действовали с несвойственной их племени солидарностью. Стоило ранить одного из них — его тут же оттаскивали назад, а на его место вставали другие. А ведь в былые времена раненого гоблина незамедлительно бы сожрали его сородичи.
Вот такие мысли мелькали в голове у сэра Джона — в той крошечной частице его сознания, которая еще была способна внятно формулировать мелькающие мысли. Теперь он стоял боком к герцогу Вассанту, стало быть, прикрывать друг друга они почти не могли. Да, собственно говоря, теперь это уже не имело значения, потому что гоблины прижали их не на шутку.
Герцог сражался столь же отчаянно, он тоже прикончил немалое число крыс, но в отличие от своего товарища мыслил более четко. Он заметил, что один из гоблинов держится как бы поодаль от круга, сомкнутого его сородичами, да и меч держит больше из соображений собственной безопасности, а не в целях нападения, как остальные. Не укрылось от зоркого глаза герцога и то, что гоблинские мечи не покрыты солидным слоем ржавчины, как полагалось бы оружию из их подземных арсеналов, а, наоборот, начищены до блеска, словно только что взяты из кузницы. Удивительно было и то, что одеты были гоблины, что называется, с иголочки, ну а больше всего поражала их отличная боевая выучка.
Единственная мысль утешала герцога и сэра Джона: оба они думали о том, что кто бы ни обучал гоблинов боевым искусствам, он наверняка мог добиться от них только тупого повиновения в исполнении приказов, но научить их хорошо драться не сумел бы при всем желании. И действительно, они то и дело мешали друг дружке, загораживали дорогу. Сэр Джон и герцог Вассант не преминули воспользоваться этими погрешностями в боевой подготовке врагов. Друзья дожидались мгновений; когда ряды гоблинов приходили в ощутимый беспорядок, и тогда бросались на тварей и рубили и кололи, поражая пару-тройку бойцов. Но это нисколько не смущало наступавших гоблинов. Поверженные пару мгновений стояли торчком, потому что им попросту некуда было падать.
Да, дрались они не лучше, чем прежде, хотя кто-то и потрудился изрядно над их дисциплиной. Но только успел герцог Вассант об этом подумать, как свет луны мелькнул, озарив лезвие вражеского меча. Меч рванулся к груди герцога, но тот успел отбросить его и разрядил свой мушкет прямо в нападающего гоблина.
В это же мгновение сэр Джон получил третье небольшое ранение (помимо крысиных укусов), и это заставило его усомниться в возможности победы над гоблинами и крысами. Никогда прежде подобные мысли Слитгиз-зарда не посещали.
Не сказать, чтобы из-за этой мысли он стал драться менее пылко — никакие размышления не могли бы заставить его изменить всегдашней отваге, — нет, он сражался все яростней, но при этом сердце его все сильнее ныло от отчаяния. Чутье подсказывало ему, что час гибели уже недалек.
А герцог, готовый погибнуть, отстаивая свои убеждения, пришел к такому же выводу чуть раньше сэра Джона и потому столь же обреченно и храбро размахивал мечом. Гоблины неумолимо надвигались, по шестеро, по десятеро в затылок друг другу. Их было слишком много, чтобы мечтать вырваться из окружения. Будучи более проницательным, чем сэр Джон, герцог Вассант понимал, как важно, чтобы о случившемся непременно узнал Седрик, чтобы стало известно, что напали на них с сэром Джоном именно гоблины и что эти подонки теперь гораздо сильнее, чем прежде. Поэтому герцог бился со всей страстью и отчаянием, на какие только был способен. Ему нужен был краткий миг, доля секунды, чтобы оставить на поле брани неопровержимое свидетельство происшедшего. Правда, он пока и сам понятия не имел, что бы это могло быть за свидетельство.
Четыре длинные тучи, снизу черные как уголь, а сверху посеребренные светом луны, плыли по небу, похожие на плоскодонные корабли, и надвигались на ночное светило. Но ни двое людей, ни отряд гоблинов, ведущих непримиримое сражение в глухих закоулках Венда, не удосужились поднять головы и взглянуть на небо — у них просто не было такой возможности.
А вот если бы эти тучи увидел предводитель гоблинов, его сердце наверняка бы радостно встрепенулось. Гоблины отлично видят в темноте и сражаются еще более яростно под ее прикрытием. Вне сомнения, как и любой другой на его месте, гоблинский военачальник решил бы, что тучи гоблинам только на руку и что, как только первая из них закроет лик луны, сразу же стихнет бряцание стали (сейчас больше напоминавшее звяканье летящих с лестницы кастрюль и сковородок), прекратится кровопролитие и ночь наполнится радостным многоголосым визгом гоблинов, уже успевших набить пасти человеческим мясом (лучше и не говорить о том, какие бы при этом слышались звуки). В общем, можно предположить, что в тот миг, когда тень наползла на сверкающие под луной крыши, когда туч" (если то были тучи) выстроились в ряд, сердце гоблина-командира радостно екнуло. Не исключено также, что в его воображении возникли все вышеперечисленные звуки.
Увы, он не расслышал звука выстрела мортиры Кособокого — выстрела, которым ему снесло голову. Обезглавленный труп предводителя гоблинов рухнул на мостовую, покрытую нечистотами.
Как только первая туча краем коснулась диска луны, Кособокий обрушился на гоблинов с тыла, размахивая обоюдоострым топором. Он крушил врагов так, словно перед ним простиралось заросшее сорняками поле. Галлоны гоблинской крови, казавшейся черной в лунном свете, изливались из обрубков голов и лап. Кровь лужами растекалась по мостовой, взлетала в воздух черными фонтанами. Слышались отдельные вскрики, но они тонули в мощных звуках ударов топора начальника королевской стражи.
Поначалу гоблины даже пытались сразиться с ним и вели себя почти как люди, но то ли смерть предводителя их так напугала, то ли сама ярость атаки, то ли мысль, которая в этим мгновения мелькнула даже у сэра Джона и герцога Вассанта: кем бы ни был Кособокий на самом деле, сейчас в нем явно бушевало что-то нечеловеческое. Короче говоря, что-то, а может быть, все сразу, да вдобавок что-то еще, что было ведомо только гоблинам, мгновенно испарило их боевой задор, и они утратили его быстрее, чем кровь вытекла из тел их изрубленных на куски сородичей. Гоблины развернулись и бросились наутек, попутно приканчивая своих соратников.
Как только Кособокий начал крушить гоблинов с тыла, прокладывая себе путь к двум окруженным людям, началась паника и в передовых рядах. Гоблины, вплотную подступившие к сэру Джону и герцогу, отвернулись от них и стали рваться наружу, утыкаясь в спины своих товарищей. В результате множество гоблинов погибло от рук соплеменников — пожалуй, даже больше, чем уложили все трое друзей, вместе взятые. Уцелевшие же твари улепетывали проворнее деревянной лошадки, которая оторвалась от карусели.
Отвратительные трупы гоблинов усеяли мостовую, в воздухе повис омерзительный запах жженой серы. Двое друзей, еще не до конца веря в свое чудесное спасение, отерли лезвия мечей, убрали их в ножны, а затем отвесили Кособокому учтивейший поклон.
Он ответил им столь же учтивым поклоном, и все они обменялись рукопожатиями.
— Просто превосходно, — наконец удалось выговорить герцогу, когда он совладал с охватившими его чувствами. Стоило ему это сказать, как темные тучи отползли от луны, и мостовая, залитая кровью и нечистотами, снова заблестела.
— Если бы не ты, мы бы пропали, — добавил сэр Джон Слитгиз-зард.
Кособокий кивнул. То ли пока в нем было еще слишком мало человеческого, чтобы он мог небрежно проговорить что-нибудь типа: «Не стоит благодарности», то ли наоборот, он стал слишком человечен. Как бы то ни было, сказал он исключительно о деле:
— Нужно как можно быстрее оповестить о случившемся Седрика, короля Бонифация и принца Аматуса. Хорошо вооруженные и дисциплинированные гоблины, дерзнувшие выбраться на поверхность земли, — это говорит о вторжении в Королевство сил, которые при всем желании не могут быть сочтены дружественными. Но сначала нужно заняться вашими ранами: эти твари частенько орудуют отравленным оружием. Вы оба так нужны принцу, что я не могу позволить, чтобы вы пали жертвами чьего-то недосмотра, в том числе и вашего собственного.
А потом они втроем зашагали по заброшенному району города и почти не переговаривались по пути. В обществе начальника стражи сэр Джон и герцог Вассант чувствовали себя столь же спокойно, как за стенами замка. Через некоторое время они добрались до той части Венда, где им могла грозить лишь самая обычная опасность, и друзья зашагали чуть медленнее. Затем они перешли в район еще менее заброшенный и безлюдный, и сердца их забились ровнее. Наконец они ступили в знакомые оживленные кварталы. Улицы здесь были запружены народом, невзирая на поздний час, поскольку стояла теплая лунная весенняя ночь. Казалось, они только что выбрались в город с намерением посетить «Серого хорька».
Толпа на улицах так шумела, что можно было говорить свободно, не боясь, что подслушают, и сэр Джон решился спросить:
— Мы вам нравимся, начальник стражи?
Рука Кособокого скользнула к железной маске — туда, где, наверное, располагался его подбородок. Великан поскреб подбородок и глубокомысленно изрек:
— Я давным-давно забыл, что это значит «нравиться». Пожалуй, я мог бы сказать, что вы мне нравитесь настолько же, насколько нравятся все остальные. Мне не нравится врать, это я знаю точно, поэтому больше я вам ничего не скажу.
Герцог Вассант, человек сообразительный, догадался, к чему клонит сэр Джон, и дерзнул задать другой вопрос:
— Тогда скажи хотя бы: мы что-то значим для тебя?
Как прозвучал ответ Кособокого — угрюмо или горько? Ни сэр Джон, ни герцог Вассант так и не смогли назвать этого чувства, но оба впоследствии процитировали его слова в письмах к друзьям:
— Для меня много значат все люди. Слишком много. Это часть того, что означает жить под проклятием.
Герцог кивнул, хотя, не будучи проклятым, он и понятия не имел, что это значит.
— Ты чувствуешь все наши страдания?
— Чувствую. Чувствую так, как каждый из вас чувствует боль друга — больше, чем свою собственную. Я чувствую, как всем вам хочется с состраданием коснуться страждущего собрата, но знаю, что нет того, кто бы сумел это сделать. Я чувствую причину этой боли, и… и… — Тут голос Кособокого превратился в мрачный шепот, похожий на легчайший ветерок, от которого закачались бы тела повешенных. — И я чувствую боль каждого из вас и наслаждаюсь ею. И еще я чувствую, что это наслаждение испытывает тот, кто я есть на самом деле.
После продолжительной паузы, застенчиво и осторожно — так, что впоследствии и сэр Джон, и герцог Вассант могли поклясться, что его предыдущие слова не иначе как им пригрезились в страшном сне, Кособокий проговорил:
— И все же я не испытываю радости, когда кто-то из вас попадает в беду, и мне приятно, что именно вам я оказал услугу. Вот и все, что пока мне известно о дружбе. Надеюсь, я заслужил вашу похвалу.
— Заслужил, — одновременно негромко проговорили друзья, и все трое бок о бок пошли дальше, и путь их был долог и труден. Их ожидало еще немало сражений, подобных тому, что недавно закончилось. К рассвету в городе воздух пропах кровью вражеских лазутчиков и содержимым вывороченных кишок гоблинов. Герцог Вассант и сэр Джон, добравшись наконец до королевского замка, завалились спать и спали полдня. Седрик распорядился, чтобы их никто не тревожил.
Вот ведь странно: спали они без снов, а проснувшись, увидели ласковое закатное солнышко и улыбнулись. Но такие уж люди загадочные существа.
Глава 3
ПРО ТО, КАК НАДОЛГО ПРЕРВАЛСЯ ВОЕННЫЙ СОВЕТ
Миновало несколько недель, и до столицы дошли вести о том, что в Айсотском ущелье начал таять снег. На ту пору истребление лазутчиков Вальдо стало поистине беспощадным. Агентов врага убивали и захватывали в плен в огромном количестве. Можно сказать, город в некотором роде превратился в поле боя. Кроме того, вспыхнули два гоблинских бунта, оба нешуточные, в конце концов Аматусу пришлось совершить дерзкий марш-бросок в подземелья, в результате которого гоблины были перебиты, их обиталища разрушены, и повсюду были наложены беломагические заклятия.
Гоблинов стало больше, и организованы они теперь были куда лучше, чем раньше, но сражались они по-прежнему неумело, и их уничтожение не представляло большого труда. Попав в плен и угодив в пыточные камеры, гоблины, все до одного, поспешно признавались в том, что теперь у них новый король, совсем не похожий на предыдущего.
— Наверняка они не лгут, и король у них действительно другой, если ему удается добиться повиновения подданных на таком расстоянии от его царства, — печально сказал Бонифаций Седрику в то время, как они вдвоем поднимались по витой лестнице в тронный зал. — Прежде ни один гоблин был не в состоянии исполнять приказы, будучи отделен от сородичей. И даже тогда, когда гоблины сражались сообща, дисциплина у них была — хуже не придумаешь. Плохие новости, очень плохие. Даже если бы Вальдо и не готовился к походу на Королевство, выходки гоблинов можно было бы счесть опасными. А ведь не исключено, что он с ними в сговоре.
Они прошли мимо длинного чудесного гобелена, сотканного Психеей. Гобелен изображал историю Королевства с того самого дня, как Бонифаций воссел на престол. Каждый год Психея добавляла к гобелену новый кусок, отражающий какое-либо событие, и почти всегда изображала Бонифация. И вот теперь, когда они с королем шли мимо гобелена, Седрик заметил, что лицо Бонифация становится все больше и больше похожим на его изображения на гобелене. Наконец они дошли до того места, где сходство стало совершенным.
— Я всегда удивлялся тому, как в этом замке уютно и тепло, — сказал вдруг Седрик, сам изумившись тому, откуда у него взялась эта мысль. — Какой-то он нетипичный, не сказочный.
— Еще счастье, что ты не сказал, что он — не настоящий, — вздохнул король. — Ведь власть и сила Королевства покоятся на его реальности, а реальность под вопросом. Однако сомнения твои правомерны. Хотя… в большинстве сказок в замках обитают злобные узурпаторы, потому-то там холодно и мрачно — ну, в смысле, атмосфера там такая царит. А после того, как узурпатора свергают…
— Да-да, понимаю, — кивнул премьер-министр. — В сказках всегда говорится о том, что тогда в замке звенит радостный смех, воцаряются тепло и любовь. И потом все живут долго и счастливо. Но и это трудно отнести к нашему замку — ведь он знавал и дни скорби.
— Между тем здесь никогда не горевали понапрасну, — заметил король. — Будь это так, Королевство стало бы попросту реальным и просто-таки исчезло бы.
Седрику и Бонифацию оставалось одолеть последний лестничный пролет. Старый премьер-министр понимал, что король намекает на какие-то тайны, ведомые лишь членам королевского семейства, и потому, думая о том, какие записи ему предстоит сделать вечером в дневнике, Седрик спросил:
— Но как короли обретают подобные знания?
— Мы читаем, — коротко отозвался Бонифаций, когда они остановились у двери, ведущей в тронный зал.
Там уже собрались почти все члены военного совета. Советники нервно расхаживали по залу и тревожно переговаривались под военным флагом — огромным полотнищем с изображением Руки и Книги. Этот флаг вывешивался в тронном зале в дни государственных бедствий. Бонифаций выпил бокал вина, закусил сыром, а затем приветствовал вельмож, прибывших из отдаленных провинций, и только потом перешел к делу.
Прибыли многие благородные особы, из которых в первую очередь следует отметить лордов, обитавших к югу от Железного озера. Именно эти земли должны были принять на себя первый удар войска Вальдо, если бы тот двинулся на Королевство через Айсотское ущелье. Присутствовали и лорды из других краев. Среди них был и престарелый граф, много лет исполнявший роль отца Каллиопы. Лицо его выражало столь неподдельную печаль, что Седрик разволновался: выполнит ли граф обязательства, возложенные на него войной? Другие аристократы расхаживали по залу. Некоторые из них напустили на себя скучающий вид и разговаривали исключительно о живописи и садоводстве. Другие старались держаться браво и болтали об охоте и театрах, и лишь немногие сидели спокойно и печально посматривали на своих соотечественников, с грустью думая о том, скольким жизням суждено прерваться, скольким землям сгореть в огне пожарищ. Эти не притворялись, не играли никаких ролей, они считали, что главное — остаться самим собой.
Естественно, среди собравшихся находились и сэр Джон Слитгиз-зард, и герцог Вассант. Теперь все знали, что они — верные соратники принца, и никто не сомневался в том, что когда Аматус станет королем, они обеспечат ему всяческую поддержку и защиту. Оба они настолько подходили для этой работы, что им никто не завидовал. Наоборот, все испытывали облегчение при мысли о том, что разбитные товарищи юности принца превратились к поре его зрелости в настоящих, несокрушимых, надежных друзей. Они сидели рядышком. Герцог поглощал вкуснейшие пирожные, от которых просто не смог отказаться, а сэр Джон прихлебывал крепкий чай нового сорта, который только-только начали ввозить в Королевство с востока через Великую Пустыню.
— Вот интересно, — задумчиво протянул сэр Джон, — откуда в нашей сказке взялся чай? У меня такое ощущение, что такие сказки должны быть постарее чая.
— Знаешь, главное, чтобы древность присутствовала. Всякая древняя вещь — а древность не всегда измеряется годами — таит в себе удивительные запасы времени, — изрек герцог, старательно облизывая с пальцев нежный крем и всей душой мечтая о том, чтобы его не тянуло столь неодолимо съесть еще одно пирожное. — Так всегда говаривал Голиас. Понятия не имею, что бы это могло значить, но похоже, это и есть ответ на твой вопрос.
Сэр Джон кивнул. Он по опыту знал, что лучшие ответы звучат именно так.
Тут как раз в тронный зал вошли Психея и Кособокий. Похоже, появление Спутников принца всех порадовало.
А вот появление самого принца — наоборот. Аматус и Каллиопа вошли в зал вдвоем. Принц был одет подобающе случаю — в полукамзол, штанину и невысокие парадные туфли. Правда, почему-то возникало впечатление, что одевался он впопыхах. Каллиопа же явилась такая растрепанная, что внешность ее буквально кричала о том, что она только что встала с постели. Все присутствующие вытаращили глаза и уставились на вошедшую парочку.
Старик граф кинулся к Каллиопе и отвесил своей мнимой дочери увесистую пощечину, прозвучавшую ударом в барабан. Слезы набежали на глаза Каллиопы, но она выпрямилась, вздернула подбородок и гневно воззрилась на графа. А граф обратился к принцу: