Каллиопа по-прежнему молчала, но, встав, подошла к стене, завела руки за спину, уперлась в стену ладонями и задумчиво посмотрела вдаль. Седрик и Аматус, сведущие в истинном происхождении Каллиопы, решили, что девушка думает о своем семействе, которого не помнит, о прахе погибших старших сестер и братьев, об останках родителей, что до сих пор лежали, непогребенные, в каменных коридорах цитадели Оппидум Оптимум. Странники, которым удалось подкупить стражников цитадели, рассказывали, что к останкам королевского рода никто не прикасался. Отец и старший брат Каллиопы лежали на лестнице — там, где пытались сдержать натиск приспешников Вальдо. Самую старшую сестру убили у дверей ее покоев. Другому брату отрубили голову в детской, и мертвые руки матери по-прежнему обнимали мальчика. А под пропитанным кровью фамильным гобеленом, передававшимся из рода в род по наследству в Загорье со времен основания королевства до воцарения отца Каллиопы, покоились размозженные кости годовалых близнецов — мальчика и девочки — их Вальдо самолично подвесил за ноги к стене.

Но ни сэр Джон, ни герцог Вассант ни о чем таком не ведали, и поэтому им показалось, что взгляд Каллиопы устремлен туда, где вблизи линии горизонта Извилистая река впадала в Длинную реку. Они решили, что девушка мысленно путешествует по дороге от королевского замка до крепости, воздвигнутой Бонифацием в Айсотском ущелье сразу же после того, как первое вторжение Вальдо закончилось для него сокрушительным поражением на Колокольном Побережье, нанесенном захватчикам через год после рождения Аматуса. Сэр Джон и герцог предполагали, что Каллиопа думает о том, сколь многим молодым людям придется сложить головы, пытаясь удержать эту твердыню, дабы Королевство не постигла такая же злосчастная судьба, как та, что выпала Загорью. И хотя оба они ошибались, по сути, догадки их были верны, ибо стоило только Каллиопе задуматься о Вальдо, как кровь ее вскипала и ни о чем, кроме войны, она не могла помыслить.

Ни на одно мгновение девушка не сомневалась в том, что в один прекрасный день войско под предводительством Аматуса проскачет по Айсотскому ущелью или проберется обходным путем по Железному ущелью на севере, отберет цитадель у захватчиков, и тогда Вальдо повесят на знаменитом Шпиле Духа. Короче говоря, как только Каллиопа вспоминала о своем убитом злобным душегубом семействе, она сразу отчетливо слышала грохот кулеврин, стук колес боевых колесниц и треск картечи.

Но сегодня, из-за того, что было так тепло… в воздухе пахло весной… а может быть, из-за того, что она выпила чуть больше гравамена, чем следовало бы, Каллиопа думала о предстоящей войне с печалью, и ей так не хотелось, чтобы хоть кто-нибудь погиб на этой войне.

Кроме Вальдо. Тут Каллиопа ничего не могла с собой поделать.

Снова повисла тягостная пауза. До сих пор разговоры велись исключительно приятные, но теперь всем стало ясно, что последующая беседа вряд ли кого-то из них порадует.

Наконец Аматус нарушил молчание:

— Будем ли мы готовы к войне, если она разразится этой весной?

Седрик вздохнул:

— Мы будем готовы к ней лучше, чем были прошлой весной, но хуже, чем если бы у нас оставался еще год в запасе. Думаю, это знает и Вальдо, а это заставляет меня предполагать, что он нагрянет очень скоро, ваше высочество.

— Но будем ли мы готовы к этому?

— Такого никто не знает наверняка, пока это не произойдет. А потом мы либо победим, что будет означать, что мы к войне были готовы вполне, хотя, наверное, могли бы быть готовы и получше, либо проиграем, а уж это будет означать, что мы готовы не были. Сейчас мы готовы настолько, насколько это возможно. Я делаю все, что в моих силах, и думаю, перевес будет на нашей стороне, но я ничего не могу обещать, ваше высочество. Когда приходит война, над событиями властны только боги, а, как вам известно, о богах мы знаем мало.

— Что еще мы могли бы сделать?

— Большая часть необходимых приготовлений завершена. Наш лучший разведчик, старина Эврипид, еще несколько недель назад засел на наблюдательном посту в ущелье. Он вернется задолго до того, как войско Вальдо тронется в поход, они не смогут скрыть от его зорких глаз начала выступления. Что же до остального… мы в состоянии выдать подходящее оружие каждому новобранцу, не говоря уже о тех, кто служит в регулярных войсках, а пороха, пуль и ядер у нас хватит, чтобы непрерывно палить изо всех стволов до конца лета. Провианта тоже хватит, если только нам не будет угрожать осада, а если нам удастся удержать в неприкосновенности дороги к восточным провинциям до середины лета, раннего урожая хватит, чтобы заполнить столичные закрома на год вперед. Войску не помешали бы лишние повозки, но если колесники начнут наращивать их производство, это не укроется от лазутчиков Вальдо…

— Пусть колесники трудятся не покладая рук. Но разве ты не собирался очистить город от лазутчиков?

— Я этим занимаюсь постоянно, ваше высочество. Но довести это дело до конца крайне затруднительно. Мы специально не тронули некоторых лазутчиков, составили перечни всех, с кем они водят знакомство, но я уверен, что сведения наши далеко не полные и некоторым вражеским шпионам все же удается время от времени ускользать и уходить на запад. К тому же, даже если лазутчиков Вальдо и не насторожит бурная деятельность колесников и оживление в кузницах и на пороховых мельницах, несложно предположить, какие подозрения закрадутся в их параноидальные мозги из-за поголовного истребления их соратников.

Принц кивнул:

— Хорошо. Предположим, что они готовы к наступлению. В таком случае мы выигрываем во времени и в степени готовности. Предположим, что они и не собираются на нас нападать. В этом случае они теряют множество лазутчиков, а мы выигрываем в обеспечении народа и войска провиантом, и в итоге Вальдо будет вынужден отложить наступление. Чем дольше мы не будем отрывать людей от привычных занятий, дабы превратить их в солдат, тем дольше Вальдо будет воздерживаться от нападения на нас, и тем сильнее мы будем.

Седрик некоторое время подумал и решил согласиться:

— Так и поступим.

И тут вдруг Каллиопа спросила:

— Напомни мне, Седрик, будь добр, по какому праву Вальдо правит Загорьем? Разве Загорье — не часть Королевства?

— Когда-то так и было, — отозвался Седрик. Он отлично знал, что Каллиопе все это прекрасно известно, но, видимо, она хотела, чтобы сэр Джон и герцог послушали и поняли, что грядущая воина не должна закончиться изгнанием войска Вальдо в Загорье.

Таково же было и желание самого Седрика. Если бы выяснилось, что ближайшие друзья принца не убеждены в необходимости уничтожения Вальдо и полагают, что достаточно задать ему хорошую трепку, стало быть, премьер-министру еще оставалось над чем поработать в плане политического просвещения Слитгиз-зарда и Вассанта.

Итак, учитывая все вышеизложенные обстоятельства, Седрик постарался говорить так, чтобы его объяснения прозвучали осторожно и нейтрально: так отвечают талантливой и любознательной ученице на уроке истории.

— Леди, — сказал он, — дело в том, что за шестьдесят королей до нынешнего в Королевстве правил король Бальдрик Легковерный, и был у него младший брат по имени Пэнниер. Пэнниер отличался не слишком образцовым поведением, как это частенько случается с младшими братьями, и потому было крайне желательно услать его подальше от столицы — куда-нибудь, где от него бы было меньше неприятностей. И король Бальдрик спешно придумал должность заместителя короля по управлению новыми землями. На ту пору Загорье только-только заселили и воздвигли там Оппидум Оптимум, вот король и назначил своего младшего братца этим самым заместителем и отправил в резиденцию, до которой добираться нужно было не один день.

Этого, по идее, должно было вполне хватить, но оказалось, что Пэнниер не просто вздорный выскочка. Для начала он добился того, что его придворные как следует запомнили, что должность его именуется гораздо короче, а именно — «заместитель короля», а потом и слово «заместитель» отпало за ненадобностью, и в конце концов вышло так, что он фактически стал королем Загорья, а потом обнаглел настолько, что приказал изготовить для себя корону, которую и нахлобучил впоследствии на лоб своему сынку, Фартингейлу.

В наши времена — да будут Небеса мне свидетелем — многие короли с радостью бы выступили против такого наглого узурпаторства, но Бальдрик любил младшего братца и к войску своему относился трепетно и считал, что войной мало чего добьешься, а вот дружбой можно добиться многого, вот и признал за Фартингейлом право на наследование загорского престола и передачу оного престола его потомкам, когда таковые появятся. Ну а Фартингейл оказался таким же заносчивым, как его папаша, но совсем не таким гордецом, и объявил, что если его потомкам по какой-то причине престол не достанется, то пусть тогда Загорьем вновь правят монархи Королевства. Вот так и получилось, что война не разразилась, а, наоборот, установились дружеские отношения.

Со стороны Королевства всегда существовало желание объединить оба государства путем заключения брака, от которого бы родился ребенок, который бы стал наследником двух престолов. Принцы и принцессы из Королевства частенько направлялись в Загорье с подобными намерениями. Однако представители династии Фартингейлов упорно избегали вступления в брак с членами нашего королевского рода. Так продолжалось до тех пор, пока власть в Загорье не захватил Вальдо.

Вассант кивнул:

— Однако из сказанного вами следует заключить, что поскольку он уничтожил все королевское семейство…

— То теперь он оккупирует провинцию Королевства, которой, с точки зрения юрисдикции, должен править Бонифаций, — закончил мысль герцога Седрик. — Да, все именно так.

— Но тогда… — вступил в разговор сэр Джон, до сих пор хранивший молчание, потому что всегда ощущал неуверенность при необходимости облечь свои мысли в слова, и предпочитал подолгу обдумывать любые факты, прежде чем делать какие-либо выводы. — Тогда получается, что король Бонифаций и Вальдо просто-таки обязаны вступить в войну.

Седрик пожал плечами.

— Фактически Вальдо воюет со всем человечеством. Не сосчитать, сколько раз он чуть было не развязал войну с Гектарией и Вульгарней. Что же касается короля Бонифация, то вскоре после вторжения Вальдо в Королевство ему пришлось решать множество других проблем. Отец Бонифация оставил страну в жутко запущенном состоянии, а королева, супруга Бонифация, да простите меня за эти слова, Аматус, принесла ему много горя, хоть он и любил ее всей душой. Войска на ту пору пребывали в плачевнейшем состоянии, и если бы тогда предприняли попытку отвоевания Загорья, то, без сомнения, она оказалась бы безуспешной. В итоге мы преуспели лишь в том, что победили Вальдо в сражении на Колокольном Побережье. Ценой невероятных усилий нам удалось достичь нынешней степени готовности к военным действиям. Думаю, теперь мы в состоянии противостоять Вальдо и разделаться с ним раз и навсегда.

— Что ж, если Загорье принадлежит нам, следует отобрать эти земли, если получится, — заключил сэр Джон, мысленно радуясь тому, что уразумел все, что обязан был уразуметь. Более трудные вопросы он оставил остальным.

Затем в разговоре наступил очередной длительный перерыв. Герцог Вассант пришел к аналогичному выводу задолго до сэра Джона и теперь пытался придумать, как бы от этого вывода отказаться. Одновременная оборона Железного и Айсотского ущелий при наличии хорошего резерва на тот случай, если бы Вальдо все-таки удалось прорваться, представлялась герцогу делом трудным, но не невозможным. И герцог полагал, что в таком объеме выиграть войну вполне вероятно. Но вот в том, что армии Королевства удастся, сражаясь, пройти по одному из этих ущелий и с боями пробиться к Оппидум Оптимум, а затем захватить город, который Вальдо упорно укреплял все последние двадцать лет, — вот в этом герцог сильно сомневался.

Не то чтобы он думал, что победа так уж невозможна, но полагал, что она достанется ценой больших усилий, да и поражения он тоже не исключал. Как бы то ни было, при таком развороте событий могли погибнуть многие прекрасные молодые люди, которым бы жить да жить да думать о том, в какие платья их возлюбленные нарядятся на ярмарку и как поведут себя их соперники, если дело дойдет до драки. Вместо всего этого им почти наверняка предстоит пасть на поле боя.

«Да, все это так… — размышлял герцог, — но ведь, как ни крути, — каждому суждена смерть, а погибнуть за то, чтобы навсегда разделаться с Вальдо и избавиться от постоянной угрозы безопасности королевства, — не самая недостойная смерть». Служа принцу, Вассант самолично прикончил человек сорок пять — пятьдесят, и почти всех — в близком бою. Зачастую Вассант был свидетелем наступления их смертного часа, да еще и утешал их напоследок. Он сам дивился тому, как это у него получалось: нанести смертельную рану врагу, а потом произносить душеспасительные речи про то, что близок тот час, когда убиенный им человек встретится со своей матушкой, если того пожелает. Вассант знал, каково это — умирать. Он знал: как бы ты ни встретил смерть — трусливо крича и плача или стоически испустив последний вздох, ты все равно умирал.

Он думал о том, что и Каллиопе, рассуждавшей примерно так же, нестерпима мысль о гибели многих молодых парней. Герцог знал, что она жалеет каждого, кому суждена гибель. Но на самом деле Каллиопа думала о том, что ее погибшая родня никогда не допустила бы присоединения Загорья к Королевству. И еще она дивилась тому, как это вышло, что она, выросшая в Королевстве, не впитала подобных помыслов.

Девушка гадала, одобрили ли бы ее замученные и убитые Вальдо родственники то, что должно было произойти. Ведь Каллиопа не мечтала выйти замуж ни за кого, кроме Аматуса, а этот брак означал бы, что Загорью, как независимому государству, конец. Она понимала, что простой народ Загорья, ее подданные, которых она сама никогда не видела и которые понятия не имели о том, что она жива, что ее, чье имя, на счастье, еще не было вписано в анналы королевского рода, вынесла из замка нянька, переодетая зеленщицей, только порадовались бы всему, что положило бы конец правлению Вальдо. Ну а жители Королевства, гордящиеся своим добрым королем и необычным принцем, несомненно, пришли бы в восторг от расширения границ страны, тем более что за счет жестокости Вальдо в Загорье пустовало множество хорошей, плодородной земли.

Но в конце концов, разве могла Каллиопа унаследовать от своего рода что-либо, кроме крови? Она перечитала в королевской библиотеке все книги про Загорье, про тамошние традиции, про придворный этикет, но все полученные знания не вошли в ее плоть и кровь, она не чувствовала себя подлинной королевой. Ну, хорошо, думала она, пусть все это пропадет, растает, а если так, то почему вообще не отказаться от мыслей о наследовании престола, ведь из-за этого моя жизнь постоянно в опасности. Почему бы не понадеяться на то, что Аматус женится на мне просто по любви, а не из-за каких-то там политических соображений? И разве мне самой не радостнее вступить в брак с тем, кого я люблю, и не думать при этом больше ни о чем?

Эти размышления вновь вернули Каллиопу к самому неприятному вопросу, но тут она почувствовала, как теплая рука Аматуса коснулась ее руки.

— Что ж, — сказал принц, — чему быть, того не миновать. Седрик, позволь задать тебе тот единственный вопрос, который сейчас имеет значение. Как ты думаешь — ты, лучший из советников и судей, — мы победим?

А надо сказать, что в то время, как сэр Джон вообще не терзался никакими сомнениями, герцог Вассант испытывал сожаление, а в душе Каллиопы происходила тяжелая борьба, Седрик производил внутри себя самые настоящие пленарные дебаты. Будучи верховным главнокомандующим, он знал, что быть полностью готовыми к войне невозможно в принципе, что плоды любых нынешних действий созреют далеко не сразу, и поэтому ему очень хотелось сказать принцу, что к войне Королевство совсем не готово. И все же, с точки зрения того же главнокомандующего, он вправе был гордиться порядком в войсках и тем, как он обеспечил войска оружием и боеприпасами, а потому считал, что, если противопоставить армию Королевства армии Вальдо, преимущество будет на стороне Королевства.

Однако, опять-таки как главнокомандующему, ему ненавистна была мысль о грядущей гибели его солдат. Уж больно много сил и забот было вложено Седриком в армию, чтобы он мог спокойно повести воинов на смерть.

Не забудем же и о том, что Седрик оставался премьер-министром, а потому его волновали и дела государственные. Кроме того, он был от природы человеком чувствительным и тонким, и у него накопилась на ту пору масса личных проблем, о которых мы, любезный читатель, пока остаемся в неведении.

Словом, Седрик ответил на вопрос принца далеко не сразу. Он с чувством пригубил гравамена, позволил себе еще несколько мгновений понаслаждаться прелестью теплого весеннего дня и наконец произнес следующее:

— Ваше высочество, это будет зависеть от многого. Если дороги в Загорье просохнут раньше, чем в Королевстве, Вальдо сумеет захватить крепости на перевалах, поскольку мы не успеем разместить там гарнизоны и снабдить их всем необходимым. Однако сухие весны в Загорье редки… если только Вальдо не ухитрился прибегнуть к помощи могущественных колдунов. В этом случае нам также следует опасаться, что узурпатор вступил в сговор со злобными созданиями вроде гоблинов. Гоблины — первые твари, которые приходят на ум, а ведь под землей обитают еще более древние и опасные страшилища. И наконец, у Вальдо могут быть союзники из числа обитателей новых, недавно открытых земель, о которых нам пока ничего не известно. Гектарианцы и вульгарианцы, обитающие к северу от Загорья, в отношении нас настроены дружественно, они даже, наверное, могли бы заключить с нами союз, но мы никак не можем быть уверены в том, что к войску Вальдо не присоединятся народы, нам абсолютно неведомые.

Аматус сдержанно кивнул:

— Многое может пойти не так, как мы рассчитываем, и нас может ожидать множество неожиданностей. И все же, как тебе кажется, сумеем ли мы одержать победу?

— Мы сумеем одолеть те силы Вальдо, о которых знаем на сегодняшний день, ваше высочество. Этого было бы вполне достаточно для того, чтобы прорваться через горы и захватить Оппидум Оптимум. Но я не могу судить о том, почему Вальдо сейчас ведет спешные приготовления к вторжению — то ли потому, что заручился поддержкой каких-то неизвестных нам союзников, то ли потому, что опасается ослабления своих позиций с течением времени. Очень может быть, что имеет место и первое, и второе.

Аматус торжественно склонил голову. Он знал, что именно так бы поступил его отец, но это его теперь нисколько не смущало. Затем принц отметил, что советы Седрика исключительно полезны ввиду того, с какой осторожностью они даны. А потом — ведь принц был так молод, да и друзья его тоже, и потому он спросил:

— Чем бы нам заняться вечерком?

— Ваше высочество, — вздохнул Седрик, — вам предстоит труднейшая задача: делать вид, будто ничего не происходит, но при этом посетить целый ряд иноземных посольств. Я бы порекомендовал вам захватить с собой леди Каллиопу.

— Недурная мысль, — кивнула Каллиопа и улыбнулась.

Теперь, когда вечера стали светлее и теплее, ей хотелось почаще выбираться из замка.

— А что это даст? — поинтересовался Аматус. Седрик чуть было не сказал: «Это даст нам в скором времени превосходную королеву», — но вовремя опомнился и ответил так:

— Это даст вам больше возможностей, ваше высочество. Вы вынудите вражеских лазутчиков следовать за вами по пятам. Они станут переговариваться и тем самым выдадут себя, а уж наши друзья не преминут этим воспользоваться.

— Стало быть, я буду прохлаждаться на дипломатических приемах, а вы будете подвергать себя опасности? И слушать об этом не желаю…

Тут, неожиданно для всех присутствующих, слово взял сэр Джон Слитгиз-зард.

— Ваше высочество, — заявил он, — мы подвергнем себя опасности, потому что таков наш долг. Вы — единственная приманка, на которую клюнут лазутчики Вальдо. Нам с герцогом при всем желании не созвать мух с четырех концов города на одну банку варенья. И… вы уж на меня не обижайтесь, но из мушкета я стреляю более метко, чем вы, герцогу нет равных во владении кинжалом, и мы оба получше вас орудуем мечами. Дело это сделать надо, и господин Седрик очень точно все продумал — как это провернуть и кому.

Будь такие речи произнесены год назад, а уж тем более — лет пять назад, Седрик не подивился бы тому, что принц вступил бы в жаркий спор и принялся бы отстаивать свою задетую честь. Но теперь Аматус только согласно кивнул и негромко проговорил:

— Я постараюсь все сделать, как нужно. Вот, герцог Вассант, возьмите у меня этот серебряный свисток — только на сегодняшний вечер, и подайте знак, если вам или сэру Джону будет грозить беда. Вы, надеюсь, помните, что если свистнуть в этот свисток, вам обязательно придут на помощь.

А потом, словно и не было этого разговора, компания возобновила распитие вина, зазвучали песни и потекли беседы о прекрасных дамах и девицах на выданье.