8

– Замковый колодец завалило! – гаркнул Меррик и, сделав два шага в глубь пивоварни, огляделся вокруг.

Можно было подумать, что он специально явился в эту убогую постройку, чтобы отыскать причину обрушившейся на него напасти. И, как ни странно, он ее отыскал! Недаром он был уверен, что корнем и средоточием всяческого зла является леди Клио, которая стояла сейчас рядом с булькающим котлом и глупо хихикала.

Меррик устремил на нее мрачный взгляд, который вполне соответствовал его душевному настрою. Он заметил, что счастливая улыбка, сиявшая у нее на лице до его появления, сразу же улетучилась. Это почему-то вызвало новую вспышку раздражения у графа, и он страшно рассердился на себя. Не хватало еще, чтобы такая ничтожная вещь, как улыбка суженой, влияла на его настроение!

Отвернувшись от Клио, Меррик большими шагами пересек окутанную паром комнату и оказался рядом с металлической цистерной для воды, к которой были подсоединены старые железные трубы. Эти трубы, как он уже выяснил, через отверстие в стене пивоварни выходили прямиком к колодцу.

Осмотрев насос и трубы, Меррик довольно быстро понял, отчего с колодцем случилась неприятность. Трубы были слишком широки в диаметре, вода, устремляясь в них под большим напором, подмывала стенки старенького колодца. В конце концов, стенки завалились, в результате чего обитатели замка в прямом смысле остались без единого глотка живительной влаги.

Меррик многозначительно посмотрел на Клио.

– Я разрешил вам, миледи, варить в замке эль, но откачивать из колодца всю воду до капли позволения не давал. Я бы кожу содрал с того идиота, который додумался провести трубы к колодцу!

На лице своей невесты он заметил выражение непокорности и упрямства, которое ему уже было хорошо знакомо и вызывало особенное его раздражение.

– В колодце, на мой взгляд, воды имелось в избытке, – заявила Клио, смахнув со лба белокурую прядь.

Прозвучавший в ее голосе вызов лишь подбросил дров в костер графского гнева.

– Именно, что имелось! Пока стенки колодца не обрушились. Теперь в замке вместо колодца глубокая дыра, заполненная до краев жидкой грязью.

Клио на мгновение прикрыла глаза: очевидно, это сообщение произвело впечатление даже на нее.

– А между тем, – продолжил Меррик свою обвинительную речь, – в Камроузе сейчас сотни людей – каменщики, строители, ремесленники, не говоря уже о воинах из моей дружины. Все эти люди проживают на территории замка, который теперь напрочь лишен воды.

Леди Клио окинула взглядом выстроившиеся вдоль стен многочисленные жбаны.

– Пока будут копать новый колодец, милорд, ваши люди могут пить эль. Как видите, я наварила его в достаточном количестве. – Клио указала на огромный котел, стоявший на огне.

– Все это, конечно, прекрасно, но как быть с животными? – с иронией в голосе поинтересовался Меррик. – Или мне следует раздать свиньям, быкам и овцам пивные кружки? А что делать с коровами? Молоко у них начнет отдавать солодом и пряностями. Что вы скажете по этому поводу?

По лицу Клио было видно, что о животных она как-то не подумала.

Граф скрестил на груди руки.

– Что же вы молчите, миледи? Где ваша хваленая бойкость? Кстати, трудности на этом не исчерпываются. Каменщикам нужно замешивать раствор, чтобы скреплять камни новых построек. Или вы посоветуете им замешивать раствор на эле? А как пильщикам леса охлаждать раскаленные пилы? Как быть кузнецам, которым нужна вода, чтобы закаливать свои изделия?

Пока Меррик говорил, Клио все глубже погружалась в пучину отчаяния. Она нервно покусывала нижнюю губку и крутила на пальце материнский перстень. Но неожиданно ее лицо озарилось, будто китайский фонарик, внутри которого затеплилась свеча.

– Все они могут пользоваться водой из замкового рва, – произнесла она, поднимая на Меррика блеснувший надеждой взгляд.

– Вы, очевидно, забыли, что мы собирались чистить ров. Сегодня поутру воду из него спустили на поля, – невозмутимо ответил он.

– О господи, – только и смогла промолвить девушка и опустила голову.

Надо сказать, это было первым проявлением обыкновенной женской слабости, которое ему удалось подметить в своей невесте с тех пор, как состоялось их знакомство. Поскольку Клио потупила глаза, Меррик тоже машинально взглянул себе под ноги и, к своему большому удивлению, обнаружил, что пол в пивоварне вымощен полированными каменными плитами. Старшина артели каменщиков уже докладывал ему об их пропаже. Более того, утром вспыхнула драка между каменщиками и строителями: представители двух разных цехов обвиняли противную сторону в воровстве.

За спиной Меррика кто-то кашлянул, и он повернулся на звук. Перед ним стоял один из тех двух заторможенных малых, что вечно таскались по пятам за его невестой, будто сторожевые псы. Парень переминался с ноги на ногу, и Меррик никак не мог взять в толк, что ему нужно – то ли передать какое-то известие, то ли просто выйти по нужде. В любом случае, этот престранный малый одним своим видом навевал такую тоску, что хотелось побыстрее от него отделаться.

– Говори скорее, что тебе надо, И не маячь перед глазами, стой смирно.

– Вы позволите задать вам вопрос, милорд?

Меррик молча кивнул.

– Скажите, это не вы, часом, забрали отсюда стол?

Ничего не понимая, Меррик растерянно взглянул на Клио и увидел, что его невеста трясет головой и отчаянно жестикулирует, подавая парню какие-то знаки.

– Не имею представления, о чем ты говоришь, нахмурился граф. – Какой такой стол отсюда пропал?

– Не «какой такой» стол, а «тот». – Парень замялся и почесал в затылке. – А может, вовсе и не «тот», а «другой»? Что-то я уже запамятовал...

Не выдержав, Клио бросилась к Долговязу и стала оттеснять его к дверному проему.

– Да выбрось ты из головы эти столы, Долги! Сходи-ка лучше к меднику и узнай, как там Долби. Я посылала его заказать несколько новых чанов.

В следующее мгновение в пивоварню влетел, словно смерч, какой-то субъект в коричневом одеянии, и Меррик, мгновенно повернувшись к нему лицом, сжал в ладони рукоятку кинжала. Однако, как выяснилось, это был всего лишь заторможенный номер два. Клио слегка придержала его за плечи, чтобы он – по своему обыкновению – не пропахал носом землю у ее ног.

– Миледи! Миледи! – истошным голосом возопил парень. – Мы попали в беду! Прячьтесь скорее: вас разыскивает Красный Лев, а все говорят, что гнев его ужасен. Эти самые трубы, которые мы по вашему приказу сунули в колодец...

Тут парень увидел Меррика и замолчал, будто язык проглотил, в ужасе уставившись на него.

Некоторое время граф всматривался в бледные лица застывших перед ним людей, после чего отвернулся к окну. «Терпение, Меррик, – говорил он себе. – Терпение и мудрость – вот подлинные добродетели истинного христианина».

Однако ж эти две основные христианские добродетели, которые Меррик в себе старательно культивировал, снова подверглись испытанию, ибо в этот момент его взору предстала физиономия, в которой не было ни на гран христианского благочестия или смирения. В окно просунулась кудлатая седая голова с огромным крючковатым носом и выдающимся вперед костлявым подбородком. Черные глазки-буравчики так и сверлили графа. Судя по всему, это была та самая сумасшедшая старая карга, которая имела обыкновение жечь костры на окрестных холмах. Там, где горели ее ритуальные огни, небо заволакивало дымом, и оно начинало походить на лондонское. А уж над Лондоном небо воистину было ужасным – серое, мрачное, пропитанное дымом и копотью из тысяч труб и пробитых в крышах отверстий над очагами.

«Нет там никакой свежести в воздухе, – подумал Меррик, который терпеть не мог Лондона. – Не то, что здесь...»

Неожиданно его охватило странное чувство, до сих пор посещавшее его крайне редко. Оно было сродни ощущению, которое испытывает воин, проигравший сражение. Не говоря ни слова, Меррик пересек комнату, взял с полки рог для эля и, наклонившись над котлом, наполнил его. Потом, все так же молча, он выбрался из убогой пивоварни и, не оглядываясь, пошел прочь. Правда, выходя, он успел заметить, как Клио и два ее верных оруженосца обменялись между собой удивленными взглядами. Меррик, честно говоря, понятия не имел, чего они от него ждали. Может, и в самом деле боялись, что он сдерет с кого-нибудь кожу? Бог их разберет...

«Хорошо было бы начать этот день заново, – подумал он. – Или, еще лучше, заново прожить всю свою жизнь...»

Впрочем, ничего этого ему на самом деле не требовалось. В сущности, Меррику хотелось одного – чтобы леди Клио снова ему улыбнулась. Когда она ему улыбалась, у него появлялось ощущение, будто он сумел подарить ей весь подлунный мир...

В полном замешательстве Меррик шел по замковому двору, сам не зная, куда и зачем. Ему не хотелось нигде останавливаться, ни с кем разговаривать. В том месте, где каменщики уже заканчивали возводить новую стену, Меррику пришлось переждать, пока мимо проедут груженные лесом фуры. Все еще пребывая во власти овладевшего им сильнейшего душевного неустройства, он поднес к губам рог с элем и сделал большой глоток, после чего тыльной стороной руки вытер рот.

Эль был хорош, и это удивило графа. Некоторое время он смотрел на рог, а потом снова из него отпил. Напиток обладал непередаваемым ароматом, и Меррик удивился еще больше, поскольку долго странствовал по Востоку и знал толк в экзотических напитках, сдобренных разнообразными специями, в большинстве своем чрезвычайно редкими и изысканными.

Опершись спиной о свежевыбеленную стену, Меррик приник к рогу губами и пил до тех пор, пока рог не опустел. Хотя он и стоял в тени, на него вдруг повеяло почти уже забытым душным ветром пустыни. Чувствовал он себя премерзко – его обдало жаром, и по телу волной прокатилась дрожь. Казалось, возвращается застарелая лихорадка, которую он заполучил во время скитаний по Востоку.

В следующую минуту у Меррика появилось чрезвычайно странное ощущение, что в желудке у него поселились птички, причем много – целая стая. Помотав головой, чтобы избавиться от неожиданного головокружения и чувства противной легкости в голове, он отлепился от стены и на подгибающихся ногах побрел в сторону завалившегося колодца.

Однако, когда Меррик добрался до места, где землекопы рыли новый колодец, головокружение прекратилось, ноги обрели прежнюю силу, и его походка снова сделалась уверенной. Некоторое время он стоял неподалеку, наблюдая за работой, а потом открыл рот, чтобы дать людям необходимые указания.

И тогда случилась совершенно невероятная вещь.

Меррик де Бокур, граф Глэморган, великий воин, носивший прозвище Красный Лев, сделал нечто такое, чего никогда прежде не делал за всю свою многотрудную, почти сплошь состоявшую из сражений и походов жизнь.

Он захихикал!

9

Утро в монастыре обычно начиналось с негромкого звона колокола, который с вершины собора призывал монахинь на молитву. Крестьян и жителей близлежащего города будило петушиное пение. Но в Камроузе людей ни свет ни заря поднимало на ноги мерное буханье тяжелого кузнечного молота. В скором времени к нему присоединялся стук инструментов каменотеса, потом в этот утренний концерт вливались новые звуки – звон оружия и хохот выходивших во двор замка солдат графа Глэморгана.

Клио сидела, позевывая, на своем соломенном тюфяке и потягивалась. Циклоп, устроившийся по обыкновению у нее в ногах, все еще спал. Спал и Грош – в стоявшем у кровати массивном подсвечнике. Он намертво вцепился когтями в его изогнутую ручку и спрятал голову под крыло.

Как только Клио сделала попытку подняться с постели, кот сразу же проснулся, пару раз чихнул, перекатился на спину и воздел к потолку все свои четыре лапы Клио почесала ему пухлый мохнатый живот, и кот довольно заурчал – как горшок, в который набилась целая куча шмелей. Когда же она отняла руку, кот приоткрыл свой единственный глаз и окинул ее взглядом вполне самостоятельного существа, которое знает, как нужно жить и как поступать в каждом отдельном случае.

Шум и грохот, долетавшие в ее спальню из внутреннего двора замка, напоминали раскаты летнего грома. Клио заметила на подоконнике пару воркующих белоснежных голубей, но, когда она, откинув одеяло, прошлепала босыми ногами по прохладным каменным плитам пола к окну, голуби снялись с места и, будто две белоснежные оперенные стрелы, взмыли в небо.

Эти голуби, по мнению Клио, были идеальной парой. Точно такую же пару составляли два пестрых заморских попугайчика, которых однажды подарил королеве Элеоноре иностранный посол. Королева была без ума от птичек и держала их у себя в покоях в золоченой клетке. Хотя пребывание Клио при дворе было мимолетным и оставило после себя не слишком приятные воспоминания, девушка тем не менее о попугайчиках не забыла. В те годы свою будущую семейную жизнь она представляла именно так – сплошь поцелуйчики, веселое чириканье и прыганье друг за другом с веточки на веточку...

Клио уселась на подоконник и предалась воспоминаниям о тех невозвратных днях юности, когда она искренне верила, что подобное счастливое птичье бытие можно воплотить в реальность.

Иногда Клио жалела о том, что ее девичьим мечтам не суждено было тогда же осуществиться. Теперь она смотрела на жизнь гораздо более трезво и ни на что особенно не уповала, тем более что между нею и Мерриком до сих пор еще не было сказано ни единого слова о венчании. Все свое время граф отдавал перестройке и расширению Камроуза, Клио уже начала задумываться, уж не является ли замок более притягательным магнитом для Меррика, нежели она сама. Подобные мысли больно ранили ее самолюбие, хотя она ни за что не хотела себе в этом сознаваться.

Гордость не позволяла ей спросить у Меррика, когда же он, наконец, поведет ее к аналою. По этой причине Клио решила всем своим видом демонстрировать полнейшее равнодушие к этому вопросу.

Решить-то она решила, но легче от этого не становилось. По правде говоря, хотя вокруг нее всегда обреталось множество самых разных людей, Клио устала от одиночества. Ей требовался только один человек – муж, который бы ее любил, ласкал и лелеял и, кроме того, сделался бы ей другом. Это должен был быть близкий ей по духу мужчина, перед которым она могла бы раскрыться полностью, которому могла бы доверить свои мысли – даже самые потаенные, – не опасаясь того, что ее неправильно поймут или высмеют. Жизнь в семье представлялась ей единственно разумным способом существования человека, и она всей душой стремилась к созданию собственной семьи, тем более что ее родители умерли рано, и она с юных лет испытала горечь сиротства. Иногда Клио казалось, что она – хрупкий одинокий цветок, распустившийся по прихоти судьбы в бескрайнем пустынном поле. Это ощущение окончательно утвердилось в ее душе, когда умерла старая нянька – последнее близкое ей существо. Конечно, ее любили Долби и Долги, она это знала, ценила и – со своей стороны – отвечала им нежной привязанностью. Но любовь к этим нелепым существам являлась, по сути дела, лишь неравноценным заменителем другой, большой любви, в которой нуждается каждая женщина...

Клио, существо страстное и романтическое, мечтала встретить рыцаря, который в ее честь изобразил бы у себя на щите две цветущие маргаритки и возвестил бы тем самым – в соответствии с обычаем – о своей любви к ней. Такого рыцаря она была готова любить до конца своих дней.

Девушка вздохнула и, вернувшись к реальности, выглянула из окна, чтобы выяснить, как обстоят дела во внутреннем дворе замка. Там уже вовсю кипела работа, хотя солнечные лучи едва позолотили вершины холмов и черные силуэты деревьев на фоне этого золотистого свечения выглядели, как зубья огромной черной пилы, позабытой великаном.

Клио заметила Долби и Долги, которые направлялись на скотный двор – каждый на свой манер. Долби бежал к воротам вприпрыжку, Долги же ступал важно – как архиепископ Кентерберийский. За ним – столь же медленно и важно – двигалось небольшое стадо солидно похрюкивавших свиней. Клио рассмеялась: свиньи шли за Долговязом, будто за своим вожаком.

Услышав у себя за спиной шум, Клио обернулась и увидела молоденькую служанку по имени Далей, которая вошла в спальню, чтобы наполнить свежей водой таз для умывания, стоявший на маленьком столике в углу комнаты.

– Далей...

– Слушаю, миледи.

– Лорд Меррик ничего не просил мне передать?

– Ничего, миледи.

Клио нахмурилась. Это ей не понравилось, и даже очень. Обыкновенно каждое утро Меррик посылал к ней своего человека, который объявлял, где и когда граф Глэморган желает ее лицезреть. Это было чрезвычайно на руку Клио, поскольку помогало ей претворять в жизнь свой план оттяжек и проволочек.

Подняв глаза, она обнаружила, что Далей все еще находится в комнате.

– Лорд Меррик с утра не объявлялся в замке, – сочла нужным добавить служанка. – Может быть, мне послать кого-нибудь на розыски?

– Ни в коем случае! – воскликнула Клио, но потом взяла себя в руки и сказала уже спокойнее: – Никуда никого посылать не надо. И вообще, Далей, ты мне больше не нужна. Можешь идти.

Далей вышла, притворив за собой дверь.

Клио быстро умылась и надела платье серого цвета, который совершенно ей не шел и делал ее лицо бесцветным и каким-то поблекшим. Волосы она собрала на макушке в пучок и украсила его множеством длиннющих булавок и разноцветных ленточек, какими крестьяне по весне убирают майский шест. Короче говоря, придав себе вид глупый и до крайности вульгарный, – но, разумеется, не заметив этого, девушка вышла из комнаты и помчалась по ступеням вниз.

Когда она проходила мимо главного зала, ее внимание привлекли взрывы оглушительного хохота, и она заглянула туда. За длинным деревянным столом сидело несколько рыцарей из дружины лорда Меррика. Они закусывали, потягивали что-то из кружек и хохотали при этом, как глупые деревенские парни на гулянье. Клио пришла к выводу, что воины Меррика слишком много пьют: другого объяснения тому, что взрослые, видавшие виды мужчины уподобляются деревенским идиотам, она отыскать не сумела.

Сделав вид, что ничего не заметила, Клио выбралась в замковый двор и поспешила к деревянному строению, в котором располагалась кухня. Дверь ее была украшена богатым орнаментом, который Клио хорошо помнила. Дело в том, что розы на нем были вырезаны по распоряжению ее бабушки и должны были – в соответствии с замыслом старушки – приносить удачу обитателям замка. Сейчас в Камроузе почти ничто не напоминало о том времени, когда в замке жила семья Клио, и оттого резной наличник над дверью кухни был особенно мил и дорог ее сердцу.

Когда она вышла из кухни, шаг ее сделался более легким и пружинистым, а на душе полегчало: она несла с собой завернутую в капустные листья добычу – крупную алую лесную землянику, которой так любила лакомиться в детстве.

Поедая сочные ягоды, Клио прошла через двор, не обращая внимания на бродивших здесь гусей, которые, вытянув шеи, отчаянно шипели и пытались ухватить ее клювами за подол платья. По двору прогрохотала тележка медника, направляясь к кухне, откуда только что вышла Клио. Было известно, что медник горит желанием продать повару Камроуза кое-какую нужную в хозяйстве утварь. Повар же, чтобы сэкономить хозяйские деньги, был готов торговаться хоть до самой ночи: металлические изделия стоили дорого, и такой способ заключения торговых сделок вполне себя оправдывал.

Внезапно Клио услышала визг и обернулась. В тележке медника – в плетеных из ивовых прутьев клетках – сидели две свинки явно местного, камроузского происхождения.

«Что-то тут не так, – подумала Клио. – Вряд ли Долби или Долги согласились бы добровольно расстаться хотя бы с одним из своих питомцев».

Клио решила на всякий случай сходить на скотный двор и проведать братьев. Миновав массивные створки ворот, за которыми начинался просторный крытый загон для животных, Клио проследовала мимо коров и жалобно блеющих овец, заглянула в хлев, но ни Долби, ни Долги не обнаружила. Тогда она отправилась в святая святых – помещение, где Меррик держал столь любезных своему сердцу лошадей. Каждая лошадь стояла в своем собственном закутке с прибитыми к стене яслями, где всегда имелись в избытке свежее сено, овес и ячмень.