Ночь и ночная пташка
      Мистер Роберт Найтингейл испытывал неодолимый ужас перед своей законной супругой. И недаром.
      Да, мистер Роберт Найтингейл был личностью весьма устрашающей, однако в том, что касалось и репутации, и поведения, и внешнего вида миссис Роберт Найтингейл, сдается мне, превосходила его по всем статьям. Со времен их свадьбы - каковая состоялась так давно, что ныне Боб готов был поверить, будто на свадебном пиру состязались рыцари в доспехах - она целиком и полностью подчинила господина и повелителя своей власти и своим чарам. В первые годы супружеского блаженства мистер Роберт Найтингейл был одержим ее красотой; теперь, когда красота померкла, им владел страх.
      Многие законопослушные граждане Солтхеда отмечали, что мистер Боб Найтингейл неизменно пребывает в дурном расположении духа, и списывали это на врожденный скверный характер. Многие законопослушные граждане отмечали также уродующее его косоглазие и хриплый, угрожающий голос, почитая их неизбежным следствием жизни, посвященной занятиям весьма сомнительным. Многие обращали внимание на неряшливую манеру одеваться и пренебрежение к личной гигиене - и не скупились на слова порицания. Другие ссылались на его неоднократно слышанную похвальбу: дескать, за всю свою долгую и славную карьеру - хорошо подобранные эпитеты, ничего не скажешь! - ему довелось предстать хотя бы единожды перед всеми мировыми судьями Солтхеда и при этом приговора он всякий раз благополучно избегал. По всему побережью мистер Роберт Найтингейл слыл скользкой личностью. Однако ж, уверяю вас: во всем и всегда непревзойденным образцом служила миссис Найтингейл. Ибо, при всей порочности Боба, с какой стороны ни глянь, миссис Боб была еще хуже.
      По счастью, миссис Роберт Найтингейл теперь не так часто выходила из дому, как прежде, ибо все ее внимание поглощала ватага маленьких Найтингейлов, результат ее благословенного союза с мистером Найтингейлом. Помянутый выводок в общем и целом включал в себя пятерых птенчиков в возрасте от двух до десяти лет. В общем и целом то была беспокойная орава, большие любители препираться, и дуться, и плеваться, и кусаться, и хныкать, и брыкаться, и драть друг друга за волосы, и швыряться тяжелыми предметами, весьма склонные к демонстративному неповиновению, ниспровержению авторитетов и мелодраматическим вспышкам, что нередко заканчивались потасовками. Короче говоря, миссис Найтингейл возлагала на них большие надежды - и с трудом с ними управлялась. А дабы не излить гнев и досаду на малюток, миссис Боб, понятное дело, обрушивалась на своего супруга и повелителя всякий раз, когда сей джентльмен по несчастливой случайности оказывался дома. Именно поэтому мистер Боб Найтингейл в родных пенатах объявлялся редко; сознание того, что как супруга терроризирует его, так ее терроризируют отпрыски, приносило ему некое личное удовлетворение и до какой-то степени умеряло тягу к отмщению.
      Таким образом, на косой взгляд мистера Найтингейла, их домашний быт был устроен не то чтобы вовсе несправедливо. В размытых темных кругах вокруг его глаз некоторые наблюдатели усматривали свидетельство боевого духа и доблести миссис Найтингейл. Но здесь они заблуждались. Темные круги, сдается мне, скорее свидетельствовали о ночном образе жизни мистера Найтингейла и его глубокой антипатии к целительному бальзаму сна, и более того - учитывая сальные волосы, неопрятные усы и низкий лоб, - объяснялись тем, что мистер Роберт Найтингейл просто-напросто невероятно уродлив.
      Однажды вечером, когда поднялся ветер и миссис Найтингейл с птенчиками пребывали в особенно прескверном настроении, мистер Найтингейл вспомнил о небольшом дельце, недавно ему подвернувшемся, и пришел к выводу, что, затратив некоторое количество сил на исполнение этой миссии - миссии весьма деликатного и конфиденциального свойства, - на сегодняшний вечер он, пожалуй, избавится от розги домашнего рая. Собрал все необходимое снаряжение - несколько маленьких, но весьма хитроумных стальных инструментов, моток веревки, свечу и кремень, пустой холщовый мешок - и, точно трудолюбивый ремесленник, отправился на работу, сдвинув на лоб фетровую шляпу с широкими опущенными полями и перебросив мешок через плечо.
      Чуя приближение дождя, мистер Найтингейл быстро добрался до отдаленной окраины города, дабы исполнить там волю своего собственного господина и повелителя, чьего имени я здесь приводить не стану, хотя у него седовласая, вознесенная на шее-башне голова, чванливый, выдающийся вперед подбородок и пронзительные ястребиные глаза, а в уголках губ играет зловещая улыбочка.
      Дюжая фигура неуклонно продвигалась вдоль бессчетных рядов домиков и по неосвещенным магистралям, пока не достигла цели своего путешествия: унылого, сгорбленного особняка, выстроенного по большей части из камня и наполовину затянутого плющом, что высился в конце продуваемого насквозь переулка. К тому времени уже настала ночь, когда все законопослушные граждане мирно спят в постелях, ставни их закрыты, а окна заперты.
      Мистер Найтингейл обошел особняк по периметру и обнаружил три освещенных окна, все - в дальнем конце здания. Приметив длинный балкон этажом выше, примыкающий к двустворчатым, доходящим до пола французским окнам, он ринулся на приступ: извлек моток веревки, один конец перебросил через парапет и, закрепив ее на старом железном орнаменте ограды вокруг входа в подвал, вскарабкался наверх.
      В ход пошли инструменты его профессии - и очень скоро окна темной комнаты уже распахнулись перед незваным гостем. Прислушавшись, не услышав внутри ни звука, и таким образом убедившись, что он не угодил в чью-нибудь спальню, мистер Найтингейл состроил для поднятия духа яростную гримасу и приготовил свечу - чтобы определить, куда попал.
      Место и впрямь оказалось престранное: очень просторные покои с высокими потолками, обшитые резными дубовыми панелями, с изумительным каменным камином, доходящим до самого верху. По стенам была развешана коллекция древнего оружия; среди всего прочего мистер Найтингейл опознал дротики и копья, мечи и небольшие круглые щиты, все - из чистой бронзы. Незнакомые ему предметы включали загадочный двойной топор и огромный округлый щит, в центре которого скалилась литая морда кошки - возможно, пантеры. Повсюду на мебели красовались терракотовые статуэтки, изделия из блестящего черного фаянса, культовые вазы, сосуды для возлияний и серебряная посуда. Вдоль дальней стены протянулся ряд расписных ширм с яркими изображениями воинов, колесничных гонок, атлетических состязаний, ныряльщиков и борцов, флейтистов и акробатов; сцены плясок, охоты, рыбалки и пиров, выписанные живо, изящно, и, вне всякого сомнения, в глубокой древности, складывались в красочную панораму жизни на заре мира.
      В углу комнаты, у приоткрытой двери во внутренний коридор, высилась терракотовая статуя юноши высотой в человеческий рост; фигура весьма впечатляющая, с темными волосами - заплетенные в косы, они веревками рассыпались по плечам, с гипнотическим взглядом черных глаз и загадочной улыбкой. Одет он был в короткую белую тунику или тогу, отделанную волнистой пурпурной каймой, а в руке держал трость. Фигура под резким углом наклонялась к наблюдателю, точно захваченная в стремительном движении вперед. Рядом с терракотовым изваянием стояли бронзовый треножник, курильница для благовоний и передвижная жаровня на колесиках, все изукрашенные фантастическими орнаментами.
      Впечатление многократно усиливали царящее вокруг нерушимое безмолвие и знобкие тени, скользящие по старинным дубовым панелям. Мистеру Найнтингейлу казалось, будто он на дне моря и разглядывает разбросанные останки былого кораблекрушения, навеки застывшие во времени. Всю комнату окутывала священная аура глубокой древности.
      На причудливо украшенном алтаре из вулканического туфа, занимавшем свободное место в центре комнаты, стояли кувшин с вином и чаша для возлияний. К алтарю был прислонен жезл в форме пастушьего посоха. В алтаре обнаружилась деревянная дверца, которая, впрочем, несмотря на героические усилия мистера Найтингейла, так и не поддалась. Весьма раздосадованный, он перенес свое внимание на массивное старомодное бюро, притулившееся у камина, проглядел разбросанные по нему бумаги и исследовал выдвижные ящики, зорко высматривая хоть что-нибудь, что могло бы заинтересовать его господина и повелителя. Однако ж нашлось там мало чего, если не считать ветхих пергаментов, пары-тройки писем и нескольких странных монет, подобных которым мистер Найтингейл еще не видывал: неровно обрезанных, истертых едва ли не до дыр, испещренных слабо проступающими знаками, не поддающимися истолкованию.
      Слово "странный" было вполне уместно и по отношению к пергаментам, исписанным почерком столь причудливым и необычным, что мистер Найтингейл затратил минут пять, крутя листы и так и этак, поворачивая то одной стороной, то другой, а то и вверх ногами, в тщетных попытках расшифровать надписи. Вскоре он сдался и раздраженно побросал пергаменты в мешок заодно с письмами, здраво рассудив, что его хозяин, обладатель массивной седовласой головы, возможно, разберет, что это такое, и как-нибудь да использует себе во благо.
      В придачу к вышеозначенному в комнате нашлась карта, на изучение которой мистер Найтингейл тоже потратил некоторое время. Перед его глазами расстилался обширный ландшафт, совершенно ему незнакомый, по обе стороны ограниченный протяженным узким побережьем, в середине высились горы, и в разных местах были отмечены, судя по всему, двенадцать городов. Мистер Найтингейл присоединил карту к пергаментам и письмам, заодно позаботившись, чтобы часть монет перекочевала в его собственный карман. Поначалу он решил было, что здесь музей; однако под воздействием собственных природных наклонностей отмел эту идею в пользу нового, куда более убедительного объяснения: экспонаты, собранные в комнате, - не что иное, как награбленное добро, причем грабитель - сам хозяин дома. А если все это и без того уворовано, так почему бы и не обокрасть вора?
      Внезапно дородная шея Боба ощутимо заныла. Он насторожил уши и напряженно прислушался. С балкона доносился приглушенный шум дождя, и ничего более... да полно, так ли? Он состроил жуткую гримасу - в коридоре за приоткрытой дверью раздавались шаги. Испугавшись, что огонек свечи заметили, Боб задул его и нырнул за бюро, втиснувшись в узкую щель, и так, на четвереньках, застыл в ожидании.
      Дверь распахнулась, и комнату залил свет другой свечи. До слуха Боба донеслось затрудненное дыхание, столь часто присущее старикам, курящим слишком помногу и слишком давно. Выглянув из-за угла бюро, он различил и того, кто нес свечу: седовласого субъекта в пропыленном фраке (старый дворецкий, подумал Боб), что уже подошел к балконным окнам (ныне распахнутым в ночь, благодаря стараниям мистера Найтингейла) и теперь изучал их с неспешным, прицельным любопытством.
      В небе полыхнула вспышка молнии, одев переливчатым заревом и балкон, и комнату-музей, и слугу, и мистера Боба Найтингейла. Но, едва над головой прогрохотал гром, изобретательный Боб тут же отпрянул в тень своего укрытия. Не ведая, когда ожидать следующей молнии, что, возможно, выдаст его присутствие слуге, он предпочел не высовываться больше до того времени, как старый дворецкий сочтет нужным покинуть комнату.
      Однако до этого времени, как выяснилось, было еще далеко. Тишину нарушали новые звуки, свидетельствующие о внимательном, бдительном обследовании: прерывистый кашель, сопение, шарканье ног. По тому, как скользил вдоль стен и потолка огонек свечи, Боб мог судить, где именно находится старый дворецкий и в каком направлении движется. И с некоторым беспокойством осознал, что страдающий одышкой светоносец приближается не куда-нибудь, а к бюро.
      Свет уже мерцал в двух шагах, дыхание слышалось совсем рядом. Свеча медленно проплыла над поверхностью бюро, роняя на пол призрачные лучи: слуга проверял, не потревожены ли бумаги. Мистер Найтингейл напряг мускулы, готовясь в любой момент выскочить из укрытия. Но тут он увидел на стене собственную тень и насторожился, полагая, что старик со свечой тоже непременно ее заметит. Так что дюжий Боб затаил дыхание и подобрал под себя ноги, смирившись с тем, что его вот-вот обнаружат.
      Однако свет заскользил прочь и, верно, исчез бы совсем, если бы в комнате не появился второй человек. Этот субъект двигался легко и стремительно, уверенной походкой. Заслышав его поступь в коридоре, Боб не смог удержаться от того, чтобы не выглянуть из-за угла бюро, не оценить вновь прибывшего и не решить раз и навсегда, кто это такой. Глазам его предстал юноша в бутылочно-зеленом сюртуке с черным бархатным воротником, в белой рубашке, светло-желтом кашемировом жилете и черных брюках. Лицо юноши отличалось редкой красотой - с безупречно изваянным подбородком, пышными усами и огромными темными глазами, что пылали как угли под надменно изогнутыми бровями. Пораскинув мозгами, мистер Найтингейл решил, что молодой щеголь - не иначе как мистер Джон Хантер, хозяин дома и расхититель древних сокровищ.
      Молодой джентльмен негромко переговорил со слугой. Смерив его взглядом из-под вислых полей шляпы, мистер Найтингейл составил себе некое представление: юный франт с замашками денди, только-только из провинции; такому и тягаться нечего с городскими акулами, тем паче с хищниками вроде мистера Найтингейла и его господина и повелителя. Нет уж, с этим кривлякой проблем не будет!
      Очередная яркая вспышка молнии заставила Боба забиться глубже в свою раковину. То, что он увидел, снова высунувшись из-за бюро, изумило его несказанно: ибо кривляка, иначе мистер Джон Хантер, стоял на балконе без сюртука и, сжимая в руке пастушеский посох, обращал конец его к небу.
      Новая вспышка. И тут же пастушеский посох качнулся в нужном направлении, проследив путь молнии и примечая то место, где она ударила. Прогрохотал гром. И снова - ослепительно яркий сполох света, и снова отслеживание, и снова - раскат грома. Эта же последовательность повторилась и в третий раз, и в четвертый, и в пятый и так далее.
      С каждой последующей вспышкой мистер Хантер объявлял направление и характер молнии, как если бы узнавал по ним некие тайные сведения.
      На Боба, наблюдавшего за происходящим из надежного убежища, все это произвело должное впечатление: теперь он не сомневался в том, что хозяин дома - не только вор и фат, но еще и умалишенный.
      Как долго продолжалось это представление, мистер Найтингейл не знал. Однако со временем разряды сделались реже, гром зарокотал где-то в отдалении, и мистер Хантер убрал посох. Он вновь облачился в сюртук, обменялся несколькими словами с престарелым слугой, и тот, приготовив свечи, покорно удалился из комнаты.
      Мистер Найтингейл насторожил уши: теперь к старомодному бюро приближался сам мистер Хантер. Ботинки молодого джентльмена находились в каких-нибудь нескольких дюймах от холщового мешка, в то время как сам жуликоватый Боб изо всех сил вжимался в щель между стеной и бюро, едва осмеливаясь дышать из страха привлечь внимание одержимого. Над головой грабителя зашуршали бумаги, послышался вздох. Где-то в комнате тикали часы; мистеру Найтингейлу казалось, это колотится его собственное сердце.
      Спустя какое-то время мистер Хантер отошел к алтарю из вулканического туфа. Он достал из жилетного кармана ключ, отпер неподатливую дверцу и извлек на свет изящную шкатулку кедрового дерева, украшенную львиными головами. Открыл шкатулку, вынул из нее некий предмет и благоговейно возложил его на алтарь. Со своего места Бобу никак не удавалось разглядеть, что это: мистер Хантер загораживал весь обзор. Однако вскоре молодой джентльмен услужливо покинул комнату, предоставляя мистера Найтингейла его наклонностям.
      Боб решил, что пробил час покинуть убежище. Он подобрал мешок и выбрался из-за бюро. Одного мимолетного взгляда на предмет, извлеченный из шкатулки кедрового дерева, хватило, чтобы распалить его любопытство. Подойдя к алтарю, он резко остановился - и застыл как вкопанный, глядя на то, что там покоилось.
      Это оказалась пара табличек, соединенных вдоль края несколькими зажимами, точно листы книги; они лежали раскрытыми на подставке. Сами таблички, не толще промокательной бумаги, были сделаны из некоего неизвестного блестящего материала, напоминающего золото. А на страницах этого небольшого металлического фолианта обнаружился целый кладезь тех же причудливых буквиц, что испещряли пергаменты и карту. Мистер Найтингейл шагнул ближе - и глаза его расширились, а косить он стал больше обычного, ибо вот перед ним наблюдалась самая что ни на есть настоящая чертовщина! Он разглядел, что металл переливается и мерцает призрачным внутренним светом, причем совершенно самостоятельным, не зависящим от какого бы то ни было внешнего источника.
      Экие чудеса! Мистер Найтингейл нервно сглотнул и вытер губы. Что за магия? Вот, наконец, вещь, в которой его господин, обладатель массивной седовласой головы, будет весьма и весьма заинтересован! Пожалуй, хозяин сможет продать эту штуковину - ведь со всей очевидностью ценность ее ни с чем не сравнима! - или вернет ее мистеру Джону Хантеру за немалое вознаграждение. В любом случае тут хорошие деньги слупить можно.
      И Боб, не мешкая, приступил к делу. Он схватил мерцающие таблички они не обожгли его, не отравили и не ударили током, чего он несколько опасался - и спрятал их в холщовый мешок. А затем стремительно обошел комнату, точно домохозяйка в ярмарочный день, хватая всякие прочие документы, возможно, небесполезные для его господина, а заодно и несколько предметов поизысканнее, таких как бронзовое ручное зеркальце, несколько статуэток, сосуд для возлияний и черную чашу, вырезанную в форме лица демона - безобразного, бородатого, ухмыляющегося, с клювом стервятника и ослиными ушами. Часть этих вещей он отдаст своему господину, а часть присвоит - в счет оказанных услуг.
      Мистер Найтингейл завязал мешок - изрядно к тому времени потолстевший - и, перебросив его через плечо, шагнул к французским окнам, к длинному балкону и к свободе. В этот-то самый миг его внимание привлек какой-то шум в коридоре. Еще секунда - и он благополучно скрылся бы!.. Крякнув и заворчав, Боб отпрыгнул, производя как можно меньше шума, в угол, прижался к старому бельевому шкафу и затаил дыхание.
      В комнату вошел человек - ступая очень медленно, опустив голову, так, что разглядеть черты его лица возможным не представлялось. Одет он был по-королевски: в великолепную пурпурную мантию, усеянную золотыми звездами и теми причудливыми буквами, что столь озадачили мистера Найтингейла, а ноги украшали мягкие туфли из темно-бордовой ткани с загнутыми вверх носками. Шествуя величаво и важно, он остановился и поклонился улыбающейся статуе с гипнотическим взглядом. Трижды проситель склонялся до земли и каждый раз вполголоса повторял одно-единственное слово. Бобу послышалось что-то вроде "Аплу", хотя за истинность такового он бы не поручился.
      Незнакомец развернулся, вскинул голову и воздел руки. Мистер Найтингейл застыл на месте, ибо увидел, что лицо, шея, руки и кисти вошедшего выкрашены в жуткий, отталкивающий кроваво-красный цвет - точно на изображении короля-воина, залитого кровью.
      Кошмарный призрак приблизился к алтарю и уже собирался возложить на него кроваво-красные руки, как вдруг обнаружил, что таблички исчезли. Он быстро оглянулся по сторонам, раз, другой, третий, как если бы таблички могли уйти на своих ногах, но того, чего искал, не обнаружил. С губ его сорвался поток непонятных слов. Он бросился прочь из комнаты, за дверь и в коридор, возможно, в поисках пропыленного дворецкого. Только теперь, заслышав громкий голос, мистер Найтингейл отождествил кошмарный призрак с сумасшедшим, считавшим молнии. Только теперь мистер Найтингейл опознал в нем Джона Хантера.
      Воспрянув духом, мистер Найтингейл подхватил свою ношу и бросился к балкону. Гроза, на время поутихшая, теперь бушевала с удвоенной силой. Вот над балконом вспыхнула ослепительная молния, высветив дюжую фигуру Боба, припавшего к полу, как если бы ему было в чем каяться - и ведь было же, право слово! Прогрохотал гром, и сальные волосы все как один встали дыбом на его загривке: зыркнув через плечо, он обнаружил, что у открытого окна стоит мистер Хантер.
      Кошмарный призрак шагнул на балкон.
      - Отдай это мне, - проговорил он ровным голосом.
      - Что-что вам отдать, молодой человек? - полюбопытствовал находчивый Боб, прикидывая в уме расстояние между его теперешним местонахождением и концом веревки, обвязанной вокруг парапета.
      - Ты отлично знаешь что. То, что у тебя в мешке и не принадлежит тебе.
      - В мешке, стало быть? Да ничегошеньки там нет, - рассмеялся Боб, гнусно кося глазом.
      - Не лги мне, любезный. Кто послал тебя? - осведомился мистер Хантер. - Это он, не так ли? Он знает, что я здесь?
      - Вы про кого, молодой джентльмен? - уточнил Боб, пытаясь за пустыми разговорами выиграть время и медленно отступая к парапету.
      - Не лги мне, говорю. Глупец, ты даже не представляешь, во что ввязался. Еще раз спрашиваю: кто послал тебя? А! - Брови мистера Хантера взлетели вверх; кроваво-красное лицо исказилось судорогой узнавания. - Это ты! Тот самый мужлан из трактира - ты был там в ночь, когда принесли пострадавшего. Там-то я тебя и видел. Он в ту ночь тоже там был. Так что не лги мне, любезный. Я знаю, кто тебя послал - он и только он, бывший некогда моим другом - Авле Матунас!
      - Уж не знаю, про какого такого дьявола вы балабоните, кровавый вы наш джентльмен, - проговорил Боб. - Да только пусть меня повесят, если вы не рехнувшись, вот прям как сумасшедший шляпник - а то и похуже. Никто меня не посылал, я сам прихожу, по своей воле, и работаю один, так-то. Я - человек не компанейский!
      - Случайностей не существует, - улыбнулся мистер Хантер странной, исполненной саркастической радости улыбкой. - Все, что происходит в поднебесном мире - и даже это, - предопределено сокрытыми богами. Все, что когда-либо случилось или случится, предрешено заранее.
      Тут сзади подоспел престарелый дворецкий, мистер Хантер на мгновение отвлекся - и мистер Найтингейл не упустил долгожданной возможности.
      - Стало быть, вы и эти ваши боги с корытами возражать не станете, если я развернусь, да и дам тягу, - прорычал Боб, оглядываясь назад.
      И он бросился в конец балкона, одной рукой вцепившись в мешок, другой - нащупывая веревку.
      Кошмарный призрак рванулся за ним. Балансируя на парапете одну-единственную, последнюю секунду, Боб глянул наверх и встретился глазами с надвигающимся мистером Хантером. Полыхнул призрачный желтый свет; размалеванное лицо молодого джентльмена превратилось в черную маску, на которой желтым огнем горели глаза, точно внутрь черепа вложили пылающие угли. Он выкрикнул что-то, очень похожее на проклятие - и опять невозможно было разобрать ни слова, - и тут Боб на удивление проворно и ловко перескочил через парапет и исчез из виду.
      Дюжий головорез побежал в ночь, громыхая холщовым мешком с добытыми трофеями, - и тьма поглотила его.
      Глава III
      Некогда и ныне
      На следующий день после прибытия письма от Гарри Банистера, ближе к вечеру, мисс Лаура Дейл отпросилась ненадолго из профессорского дома. Сославшись на дело - пользуясь ее же выражением - личного характера и весьма значимое, вскоре она уже шла по центру старинного Солтхеда, между тем как миссис Минидью развлекала на кухне Фиону выпеканием печенья. В начале Пятничной улицы девушка села на омнибус, каковой и повез ее по петляющим улочкам и промозглым пасмурным бульварам старого города - как отчетливо я их помню! - мимо Грейт-Вуд-стрит, Эйнджел-Инн и Фишмонжер-лейн, вдоль по Хай-стрит и вниз, огибая истертые внутренние дворики Сноуфилдз и Биржу, затем по цепному мосту, затем, подскакивая на ухабах, прочь от доков, и так - до большого тракта, огибающего окраины Солтхеда. Там-то, в особенно унылом уголке, где светские знаменитости - нечастые гости, она и высадилась.
      Повсюду вокруг нее к облакам тянулись растрескавшиеся, поблекшие кирпичные здания, словно пытаясь оторваться от своего жалкого основания и улететь всей стаей; между ними то и дело открывался вид на морскую гавань. Поднимаясь вверх по улице, Лаура столкнулась с нищим, требующим милостыни. Зажав в кулаке полученное вспомоществование, он, пошатываясь, направился в затрапезную пивную через дорогу. Лаура, слегка подавленная этим происшествием, знобко поежилась: ей вдруг почудилось, что чем выше она поднимается, тем более холодным и разреженным становится воздух. Все выше, выше и выше взбиралась она... Однако девушка отмела эту мысль как вздорную фантазию, списав ее на растущую усталость и на депрессию, вызванную видом безотрадных окрестностей.
      Наконец она добралась до скопления старых многоквартирных домов - по сути дела, каменных развалюх, испещренных бесчисленными крохотными окошечками. На круглой медной табличке, прикрепленной к одной из стен, точно монокль на мрачной кирпичной физиономии, красовалось внушительное название: "Дома Фурниваля". (Эти развалюхи, надо сказать, стояли там во времена моего рассказа, но сейчас их уже нет, так что искать не трудитесь.) Задержавшись у будки привратника и спросив дорогу у неприветливого детины, гувернантка вошла в прихожую и обнаружила там именно то, что неприветливый детина посулил: разверстый лестничный пролет.
      И снова подъем! Собравшись с духом, Лаура двинулась по ступеням. Добравшись до первой площадки, она преодолела еще один лестничный марш, который привел ее к следующей площадке и к еще одному пролету... на пути к самому верху устремленного ввысь старого здания их поджидало целых пять. Преодолев последний марш, Лаура оказалась в полутемном коридоре, слабо освещенном светильниками. Сверяясь с номерами на замызганных дверях, она дошла до самой грязной, где должен был бы красоваться номер "9". Однако на поверхности двери наблюдались лишь два крохотных просверленных отверстия одно над другим; видимо, некогда тут крепился искомый номер.
      Лаура помешкала ровно столько, сколько потребовалось, чтобы еще раз проглядеть номера на дверях и убедиться, что ей нужна именно эта квартира. Она постучалась - легко и уверенно, с настойчивостью человека, обремененного неприятной задачей, с каковой, при некотором везении, удастся покончить быстро. Не дождавшись ответа, она постучалась снова, на сей раз громче и чуть требовательнее. По ту сторону раздался скрежещущий звук, словно отодвигали стул; затем послышались шаги, дверь распахнулась внутрь, и в проеме возникла живая, беспечная физиономия и встрепанная шевелюра мистера Ричарда Скрибблера.
      На долю секунды Лаура подумала о том, чтобы развернуться и уйти, такой затруднительной и щекотливой казалась ее миссия; но в следующий миг к девушке вернулась вся ее решимость. Что до мистера Скрибблера, он просто-таки лучился восторгом и изумлением. Он открыл дверь шире, пропуская гостью; Лаура чуть наклонила голову в знак признательности и молча вошла в комнату, оказавшуюся на поверку ничуть не лучше чердака.
      Мистер Ричард Скрибблер, клерк юридической фирмы, был человеком ветреным и беспорядочным, и такой же ветреной беспорядочностью отличалось его жилье. Беспорядочность проявлялась в том, что все предметы выглядели так, будто их в безумном порыве подбросили в воздух, а уж приземлились они сами, выбирая местечко и положение по своему вкусу, а не согласно требованиям целесообразности; ветреность - в том, что холодный ветер из гавани задувал сквозь щели и швы в окнах, хотя оконные рамы, разумеется, плотно закрывались, защищая комнату от подобного вторжения. Но чего и ждать от окон на верхнем этаже высокого здания, возведенного на холме высоко над городом Солтхед!
      Невзирая на хаос, царящий в чердачном обиталище мистера Скрибблера, предметов реальных и основательных там было немного: еловый стол, на котором покоились пара восковых свечей, ваза с фруктами и книга; несколько весьма обтрепанных стульев; пара-тройка разрозненных фарфоровых безделушек, изнывающих на каминной полке; покосившийся комод; умывальник и кувшин, оба треснувшие; и низкий диванчик, что, несомненно, раскладывался, превращаясь в кровать. Потертый кусок коврового покрытия под столом мало способствовал созданию тепла и домашнего уюта в этом царстве запустения.
      Мистер Скрибблер несколько церемонно указал гувернантке на стул у елового стола. Девушка присела, сняла плащ и капор. Клерк поворошил угли и шагнул было к вазе с фруктами, но гувернантка отказалась от угощения. Она упорно не встречалась с клерком взглядом; потупив ясные серые глаза, Лаура дюйм за дюймом рассматривала унылое ковровое покрытие, затем - ножки стола, затем - свои сложенные на коленях и беспокойно двигающиеся руки. Ее подгоняло неодолимое желание покончить с неприятным делом, так что она последовательно отвергала одно угощение за другим: хлеб с сыром, пирог с мясом, говяжий язык и стакан портера, извлекаемые из комода у стены.
      - Мистер Скрибблер, - промолвила Лаура, вознамерившись положить конец всем этим авансам. - Благодарю вас за любезность, но, право же, мне необходимо поговорить с вами.
      В лице клерка отразилось разочарование. Он положил полбуханки хлеба обратно на блюдо и обессиленно рухнул на стул, запустив пальцы в свою неуправляемую шевелюру. Он, похоже, знал, к чему все идет; более того, знал с самого начала, и все его старания угостить чем-нибудь мисс Дейл были лишь попытками отсрочить неизбежное.
      Не говоря ни слова - что для мистера Скрибблера было, разумеется, в порядке вещей, - он положил локти на стол и потер руки, постреливая глазами туда и сюда, в то время как Лаура отрешенно глядела на ковровое покрытие, желая и в то же время не желая перейти прямо к делу. До чего трудно подобрать подходящие слова! Мистер Скрибблер, выждав какое-то время и убедившись, что беседа, вопреки его ожиданиям, так и не приняла неприятного направления, просиял, уповая, что гостья сменила гнев на милость. Он временно приободрился и отчасти преисполнился былого задора: скрестил руки и улыбнулся девушке с видом самым что ни на есть благожелательным.
      - Сдается мне, мы добрались до очередного злосчастного перекрестка на дороге жизни, - проговорила наконец Лаура. - Мне жаль, мне искренне жаль, что я не в силах изменить положение вещей, потому что, как сами вы знаете, сейчас уже ничего не поделаешь. Сэр, вам хорошо известны мои чувства, и повторяться я не стану. Я лишь свидетельствую, что в наших отношениях ровным счетом ничего не изменилось. Боюсь, подобный разговор уже имел место между нами не раз и не два.