- Так что вы думаете, доктор? - осведомилась Мона спустя какое-то время, не в силах более ждать. Ведь сестра у нее единственная, и другой не будет. Да, Нина поверхностна; да, порой ведет себя по-детски, но Мона любила ее всей душой, невзирая на все ее недостатки, и жизни без сестры не мыслила.
      - Я не вполне уверен, - ответствовал доктор, отходя от кровати и задумчиво оглаживая бородку. - В высшей степени загадочный феномен, мисс Джекс. Говорите, она получила письмо? Ну что ж, подозреваю, что содержание этого письма, уж в чем бы оно ни заключалось, вызвало у нее глубокий шок. Просто-таки до глубины души потрясло, как сами видите. Экстраординарный случай, скажу я вам. Это не синкопе - не обморок, стало быть, и не кома. И все-таки привести ее в себя никак не удается. Такое впечатление, будто она решила немного поспать - и пробуждаться категорически отказывается. Скорее всего на конституции бедняжки отрицательно сказались тяготы путешествия. Притом нельзя забывать, что со времен визита мистера Пикеринга она отказалась от ваших привычных утренних прогулок вдвоем. А я вам скажу, мисс Джекс, что отсутствие должного моциона подорвет ваши силы еще скорее, чем недостаток калорий. Общеизвестный факт. Если не упражнять сердце, легкие и магистральные сосуды посредством физических нагрузок, они сделаются дряблыми и вялыми и не будут функционировать как должно, так что спустя какое-то время вы - раз! - и преставитесь!
      Завершая торжественную речь, доктор для вящего эффекта щелкнул пальцами. Мисс Мона зажмурилась и закрыла лицо руками. Сюзанна застонала и разразилась бурными рыданиями, в промежутках между которыми время от времени удавалось разобрать слово "цыпленочек".
      Доктор Дэмп, осознав, что вновь допустил типично врачебную бестактность, неловко умолк. Сей достойный эскулап не привык деликатничать и чиниться; медикам это как-то несвойственно. Совершая обходы, он всякий день сталкивался со всевозможными разновидностями человеческих слабостей и недугов, имел дело с жестоким страданием, мором и смертью. В результате он зачастую казался бесчувственным - не столько намеренно, сколько по необходимости - в вопросах, на которые профаны порой реагировали весьма болезненно. Доктор в словах не церемонился, будь то существительные или прилагательные, и, как правило, выкладывал все начистоту, без обиняков, не щадя чувств собеседников. Здесь, однако, ситуация была совсем иной. Он наблюдал, как миниатюрная мисс Джекс вытирает заплаканные глаза платочком, всхлипывает и трепещет, тем не менее изо всех сил пытаясь сдержаться перед лицом серьезного бедствия. И при виде того, сколь девушка уязвима и беспомощна, в сердце доктора пробудилось что-то похожее на сострадание.
      - Пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения, мисс Джекс. - Я уверен: все будет хорошо, - проговорил он, хотя надеяться на лучшее не было ни малейших оснований.
      Мисс Мона подняла к нему умоляющий взгляд.
      - Ох, доктор Дэмп... я не могу потерять сестру, просто не могу!
      В тиши отведенной ему комнаты - порешили, что врач останется на ночь, чтобы быть рядом с пациенткой, - доктор Дэмп докурил трубку и сосредоточенно уставился на огонь. Вечер выдался жутко холодный, из тех, что так хороши для философских размышлений, а уж в материале, способном занять его высокий интеллект, у доктора недостатка не было. В течение последующего часа он со всех сторон обдумал события, приключившиеся за последние несколько бурных недель. Спустя какое-то время он прилег поверх одеяла, не снимая рубашки и жилета и будучи уверен, что глаз сомкнуть не сможет. Однако ж одеяло оказалось таким комфортным, а под ним вдобавок ощущался не менее комфортный матрас, что, как оно зачастую и бывает, доктор мгновенно погрузился в сон.
      Его дремотные мысли какое-то время лениво блуждали непонятно где, а потом вдруг сфокусировались с удивительной четкостью. Взору доктора предстала яркая картина. В картине этой был догкарт, а в догкарте сидел он сам - на заднем сиденье, лицом назад, поставив ноги на откидной борт. Это не был догкарт профессора Гриншилдза, тот, что благополучно доставил его домой; не был это и его собственный надежный экипаж. Этот догкарт принадлежал непонятно кому; более того, катился по узкой, ухабистой проселочной дороге, совершенно доктору незнакомой. Доктор заметил, что догкарт - превосходной конструкции, на трех рессорах, с отделением для собак; оглобли, правда, были из древесины оксандра, а вовсе не гикори. Кучер весьма ловко управлялся с лошадьми посредством вожжей и кнута. От пронизывающей стужи - а во сне царил жуткий холод - возницу защищали несколько теплых пальто, надетых одно поверх другого, и шляпа с конусообразной тульей, полностью закрывавшая голову.
      Доктор, снедаемый нетерпением и понятия не имеющий, где находится, развернулся на сиденье и окликнул человека с вожжами:
      - Кучер! Где мы? Куда вы меня везете?
      В ответ - ничего.
      - Эй, кучер! Меня зовут Дэмп. Доктор Даниэль Дэмп. Я врач по профессии. Не будете ли вы так добры сообщить мне, куда мы едем?
      И опять - никакого отклика.
      - Послушайте, - проговорил доктор, вознамерившись похлопать возницу по плечу. Он потянулся вперед - но рука прошла сквозь тело кучера, точно сквозь воздух. Доктор в смятении отпрянул. Кучер обернулся, снял свою огромную шляпу и одарил доктора хитрой ухмылкой и косым взглядом. Только теперь доктор заметил, что на плечах у возницы - голова ребенка, рыжеволосого мальчика с зеленым лицом. А в следующий миг, даже не спросив разрешения, голова растаяла, растеклась липкой лужей и закапала на спинку сиденья.
      Ничуть не удрученный потерей лица, обезглавленный кучер хлестнул четвероногих кнутом, и догкарт стремительно покатил вперед. Все быстрее и быстрее мчался он, подскакивая на ухабах и рытвинах, на такой скорости, что грозила побить все рекорды догкартов, в истории зарегистрированные. Доктору, опасающемуся, что экипаж вот-вот перевернется, ничего не оставалось делать, кроме как ухватить поручень и с жаром помолиться о том, чтобы выйти из переделки живым и невредимым.
      Раздался глухой стук, и еще раз, и еще, на взгляд доктора, явно свидетельствующий о какой-то поломке. Бум-бум-бум! Пожалуй, это ось, или колесо, или оксандровые оглобли. Того и гляди окончательно сломается; просто-таки никаких сомнений в том не оставалось. И что б мастеру не использовать гикори? Бум-бум-бум!
      Доктор вздрогнул - и резко проснулся. В дверь стучали. Это подоспел верный Эпсом, обладатель тяжелых сонных век и буйно разросшихся бровей. Доктор окликнул слугу, справляясь о здоровье пациентки; Эпсом ответствовал, что мисс Нина вроде бы приходит в себя. Доктор протер слипающиеся глаза и осознал, что уже утро. Он соскользнул с кровати, дабы совершить омовение, и заверил слугу, что сей же миг будет у постели больной.
      Эпсом не ошибся. После весьма и весьма тяжелой ночи пациентка явно пошла на поправку. Склонившись над кроватью, врач произвел быстрый осмотр и пришел к выводу, что девушке лучше - на данный момент. В ходе своей многолетней практики доктор Дэмп повидал достаточно ложных выздоровлений, чтобы позволить себе прогноз более оптимистичный.
      В ту ночь мисс Мона тоже спала урывками. Измученная, встревоженная, слегка раздраженная - всего поровну, - она встала у изголовья постели и спросила:
      - Что такое, Нина? Что с тобой приключилось? Что было в том письме?
      При звуке чирикающего голоса пациентка словно бы оживилась. Ресницы Нины дрогнули, глаза открылись; некоторое время ее взгляд блуждал по комнате и, наконец, остановился на Моне. Больная улыбнулась - что все, включая доктора, сочли воистину добрым знаком. Рука неловко пошарила под одеялом.
      - В чем дело, родная? - не отступалась Мона. - Что ты ищешь?
      В ответ мисс Нина извлекла на свет письмо в водяных разводах и вручила его Моне. Спеша положить конец тревогам и страхам, развеять сомнения и наконец-то понять, что ввергло сестру в подобное состояние, мисс Мона развернула лист бумаги. И тут же нахмурилась.
      - Что там такое? - осведомился доктор. - Дурные вести? Надеюсь, не отца вашего касается?..
      - Не могу сказать, - отвечала Мона с видом весьма озадаченным и в свой черед передала письмо доктору. - Здесь ничего нет.
      - Что?
      Доктор недоуменно уставился на чистые листы. Перевернул их другой стороной, и еще раз, и еще. Посмотрел на адрес - или, точнее, на то место, где полагалось быть адресу, где он, собственно, некогда и был. Пусто.
      - Еще вчера здесь значилось ее имя... и адрес... мы все это видели, проговорила мисс Мона. - А сегодня - ничего. Надпись исчезла, а с нею и содержание письма.
      - Невероятно! Ваша сестра была права. Похоже, это чья-то злая проделка.
      - Просто кошмарная, доктор.
      На время поручив пациентку заботам Сюзанны, доктор и мисс Мона спустились в гостиную, где их ждал накрытый к завтраку стол. Гостиная радовала глаз: настоящий храм света, несмотря на мрачные, зловещие тучи, затянувшие небо. Огромные нарядные окна выходили на огород за домом, так что вид открывался весьма отрадный.
      Подали завтрак. За трапезой доктор и мисс Мона едва ли обменялись двумя словами. Внезапность постигшего кризиса, природа и серьезность бедствия, не вполне развеявшиеся опасения за жизнь Нины, недосыпание мисс Моны и воспоминания о страшном сне доктора - все это сводило на нет любую попытку поддержать разговор. В какой-то момент достойный эскулап рискнул сострить в типично медицинском ключе, однако тут же прикусил язык. В миниатюрной девушке, сидящей рядом, ощущалось нечто интригующее, что доктор Дэмп не сумел бы ни описать, ни истолковать. Это со всей определенностью странно, это загадочно и даже необъяснимо, но только в последнее время в ее присутствии он вечно говорит и делает всевозможные глупости! А может статься, так было всегда - лишь благодаря ее присутствию он научился замечать за собою подобные вещи?
      Доктор Дэмп воздал должное щедрому угощению, попробовав каждое из предложенных блюд. Как ни странно, ничто его не радовало. Свежие яйца, тонкие ломтики жареной ветчины, горячие, намазанные маслом гренки, пшеничные оладьи, кусковой сахар, апельсины и сухое печенье, чай и всякая всячина, черный кофе в кофейнике - ничто не возбуждало его аппетита. Он отведывал понемногу и того, и другого, и третьего... все без удовольствия. Обыкновенно, как, скажем, на Пятничной улице, он бы накинулся на этакое пиршество, точно изголодавшийся обжора; сегодня и здесь он ощущал себя до странности не в ладах с возникшими неладами, будь им неладно!
      Они уже почти покончили с завтраком - насколько возможно для такого утра, молча дожевав ту ничтожную малость, что оказалась у них на тарелках, - когда в гостиную влетела Сюзанна. Доктор как раз дохрустел треугольным кусочком тоста и пригубил кофе - превосходного кофе, к слову сказать.
      - О-о-о, мисс... доктор... мисс Нина... я... она вроде бы воспряла духом, да так, что диву даешься... Порывается встать с постели, требует одежду и... и... зовет вас, мисс!
      Мона и доктор вскочили на ноги. Но не успели они дойти до двери, как в проеме показалась мисс Нина. Со всей очевидностью, она была еще очень слаба, однако во всем остальном наблюдалось существенное улучшение; на щеки вернулся румянец, мертвенная бледность исчезла. Ясные глаза блестели и искрились жизнью. Все ее существо лучилось бодростью.
      - По-моему, цель достигнута, - прошептал доктор, уверенно улыбаясь.
      Мона облегченно просияла в ответ.
      В это самое мгновение мисс Нина открыла рот, и ее слова поразили всех до глубины души.
      - Мое решение твердо и бесповоротно, - объявила она, переводя взгляд с сестры на Сюзанну, с Сюзанны на доктора а затем глядя на всех троих сразу. - Я не желаю больше растрачивать жизнь попусту... ни одного дня. Я хочу делать добро. Сегодня я отправлюсь к священнику, и он мне поможет.
      - Что же именно ты будешь делать? - мягко переспросила Мона.
      - То, что полезно. То, что возвышенно и благородно. Я хочу помогать простым людям, Мона. Хочу быть щедрой и отзывчивой, чтобы в будущем меня запомнили по моей доброте и по моим благодеяниям. - Нина окинула взором стол, отмечая, сколько еды осталось на тарелках. - Вы уже покончили с завтраком?
      - Э-э, по чести говоря, да, - подтвердил доктор, изумленно откашливаясь. - Вы проголодались? Ну, конечно же, мисс Джекс, и неудивительно. Вам просто необходимо подкрепиться...
      - Нет-нет, доктор, это не для меня, однако ж все равно спасибо. Замечательно, просто замечательно. Это и будет моим первым благим деянием. Эпсом!
      - Мадам! - ответствовал сей преданный вассал, материализуясь из воздуха.
      - Распорядитесь, чтобы со стола собрали всю еду. Сложите ее в красивую плетеную корзинку, добавьте свежих цветов, веточку мяты, немножко миндальной карамели, оплетенную бутыль с молочным пуншем, еще всякой всячины - Мег вам поможет - и отошлите корзинку священнику. Он наверняка знает какую-нибудь достойную семью в стесненных обстоятельствах, что нынешним ясным утром весьма обрадовалась бы такому завтраку.
      - Сию минуту, мадам!
      Мисс Нина с улыбкой обернулась к остальным.
      - Видите? Мое решение твердо. А утро и впрямь ясное, просто великолепное утро! - добавила она, словно бросая вызов пасмурному, унылому небу.
      - Нина, - проговорила ее сестра, - от кого ты получила вчера письмо?
      Мисс Нина на краткий миг потупилась, словно смутившись, но тут же взяла себя в руки.
      - Если тебе угодно знать, Мона, письмо было от мистера Пикеринга, да, от него! - и оно открыло мне глаза.
      Не произнеся более ни слова, мисс Нина вышла из комнаты и двинулась вверх по лестнице. Сюзанна поспешила вслед за ней, то и дело оглядываясь через плечо на Мону и доктора, и на лице у нее было ясно написано: "Бог ты мой!"
      Что до мисс Нины и доктора Дэмпа, в тот момент эти двое ни в чем уверены не были; напротив, пребывали в глубоком замешательстве. Впрочем, они знали, что священник останется весьма доволен.
      Глава III
      В которой мистера Киббла постигают новые неприятности
      Пока на Боринг-лейн имела место быть вышеописанная утренняя трапеза, в некоем уютном доме на Пятничной улице тоже накрывали завтрак - и уж на него-то доктор набросился бы при первой возможности! В доме с черепичной многощипцовой крышей и многочисленными трубами; в доме с драночными оштукатуренными стенами, сияющими белизной на фоне черного бревенчатого каркаса; в доме, так и пестрившем крохотными решетчатыми оконцами; в доме, укрывшемся под уютной сенью дерев; короче говоря, в доме профессора Тайтуса Веспасиана Тиггза.
      В этот тенистый приют профессор Тиггз возвратился с победой днем раньше. Встречала его экономка, вдова Минидью, обладательница блестящей, с земляничным отливом шевелюры, таких же щек и избытка ямочек. Встречал его и конюх с лицом, точно вырезанным из векового самшита - его плечо царственный мистер Плюшкин Джем с некоторых пор утвердил своим троном. Вот мистер Джем понюхал воздух, сперва слегка недоверчиво, затем, осознав, кто именно переступил порог комнаты, сиганул с плеча Тома прямо в объятия хозяина. В числе встречающих были также и Ханна, румяная деревенская девушка, частенько помогавшая миссис Минидью на кухне, и мисс Лаура Дейл - кто бы не залюбовался ее золотисто-каштановыми волосами, ее ласковыми серыми глазами и прелестным челом? А рядом с Лаурой стояла ее маленькая воспитанница ценнейшее из профессорских сокровищ.
      - Добро пожаловать домой, дядя Тиггз! - воскликнула Фиона, со всего размаха бросаясь в объятия дяди, так что мистер Джем кинулся наутек. - Как долго тебя не было!
      - Здравствуй, родная, здравствуй, - по своему обыкновению бодро отозвался профессор, целуя племянницу в обе щеки дважды, а то и трижды. - А вела ли ты себя, как подобает юной леди, пока я был в отъезде?
      - Почти да, дядя Тиггз, - отвечала Фиона. Впрочем, умоляющий взгляд, брошенный девочкой в сторону Лауры, заставлял усомниться в точности данной формулировки.
      - Деточка вела себя лучше лучшего, - заверил старый Том, что в подобных ситуациях неизменно вставал на защиту Фионы. Он покачал головой и потеребил бакенбарды. - Не ребенок, а чистое золото, вот что я вам скажу. На этой неделе пособляла мне двуколку начищать, и Мэггину упряжь тоже, серебряные пряжечки и трензель и все такое. Я вот замечаю, у нее к уздечке особая слабость, у мисс Фионы-то.
      - А уж мне-то как помогала! - подхватила миссис Минидью. - Девочка вполне овладела многими чрезвычайно полезными навыками, как-то: накрывание на стол, расстановка чайных приборов, выжимание лимонов, приготовление макарон, а недавно еще терку для мускатных орехов освоила. И не далее как вчера приняла на свои плечи полную ответственность за уход и кормление Джема.
      - И на уроках в высшей степени усидчива и прилежна, - вступила Лаура. - Все на лету схватывает. Любой предмет, любую тему осваивает с легкостью и готовностью. Необыкновенный ребенок, что и говорить. А ее познания во французском языке совершенствуются с каждым днем. Думаю, нам всем пора перейти на francais* [французский (фр.).], чтобы девочка чувствовала себя как дома.
      - Звучит обнадеживающе! - воскликнул профессор; он отлично знал, что ему заговаривают зубы и самую малость водят за нос, и наслаждался от души. Он запустил руку в карман сюртука и извлек небольшой, завернутый в коричневую бумагу предмет. - Вот, родная, тебе. Маленький приз за прилежание. Это от нас с доктором Дэмпом.
      - Спасибо, дядя Тиггз! - закричала Фиона, сжимая подарок крохотными ручонками. - Я так и знала, что ты что-нибудь мне привезешь. Но для медведя с горных лугов какой-то он слишком махонький!
      - Конечно, это не медведь, - рассмеялся профессор. - Хотя вещица эта принадлежала зверю не менее огромному и великолепному.
      Фиона торопливо развернула обертку. На ладошке у нее лежал гигантский блестящий коготь - тот самый, что доктор Дэмп отрезал у ленивца.
      - Что это? - изумилась девочка, разглядывая загадочный предмет со всех сторон.
      - Коготь с передней лапы мегатерия, - возвестил ее дядя не без самодовольства.
      - А что такое мегатерий?
      - А это, - с улыбкой отозвался профессор, - тебе предстоит узнать и выяснить самой. Я более чем уверен, что в твоих книжках ответ отыщется. Вот тебе домашнее задание! Мисс Дейл, могу я вас попросить взять на себя руководство юной студенткой в ее изысканиях?
      - Конечно, сэр, - отвечала Лаура.
      - Мегатерий, - задумчиво повторила девочка. Между ее бровками пролегла складочка, очень похожая на ту, что столь часто прочерчивала лоб ее дяди. Я уверена, что где-то о нем слышала, только вспомнить никак не могу. Мегатерий... Мисс Дейл, а в книжках про него правда что-нибудь есть?
      - Думаю, да. Не тревожься, милая. Я уверена, ты все найдешь.
      - А мегатерий такой же большой, как медведь?
      - Мегатерий, - заверил Том Спайк, откашливаясь и встряхивая головой, зверь могучий!
      - Да, могучий зверь, и притом весьма своеобразный. Мне доводилось их видеть, - обронила Лаура.
      - Как здорово! - закричала Фиона. - А где вы их видели, мисс Дейл?
      - В Бродшире; я там родилась.
      - А медведей тоже видели?
      - Да.
      - И страшных волков?
      - Да.
      - И саблезубых котов?
      По лицу Лауры пробежала тень. Профессор тоже помрачнел - он еще не придумал, как лучше поведать домочадцам о некоторых малоприятных подробностях путешествия. Однако, как он знал, реакция мисс Дейл объяснялась отнюдь не этим: но чем же, чем? - размышлял слегка заинтригованный профессор. Что до самой гувернантки, то на последний вопрос она так и не ответила, предпочтя сменить направление разговора; злополучная тема тут же забылась и канула в никуда.
      На следующий день профессор Тиггз поднялся спозаранку, еще до первого света, вознамерившись провести несколько часов за корреспонденцией. Однако его деятельный ум, даже сосредоточившись на письмах, постоянно отвлекался на мысли о рассказе мистера Хиллтопа и о надвигающейся опасности. Тем не менее профессор заставил себя на время позабыть о страхах, полагаясь на то, что он и его коллеги придумают какой-нибудь выход.
      Со временем он покинул кабинет и вернулся в гостиную, где обнаружил только что прибывшего мистера Киббла: секретарь был приглашен к завтраку вместе с доктором Дэмпом и мистером Банистером. Вскоре появился и сам мистер Банистер. Выглядел он еще ослепительнее, чем всегда, в нарядной темной куртке для верховой езды, с подкупающим блеском в глазах и пружинистой походкой. Профессор представил гостя миссис Минидью и Тому Спайку. На экономку статный владелец "Итон-Вейферз" произвел впечатление самое что ни на есть благоприятное, и в результате ямочки на ее щеках многократно умножились. Что до старины Тома, ему пришлись куда как по душе непринужденные манеры молодого сквайра, его веселый, великодушный характер и страсть к лошадям и псарне.
      В этот момент в комнату вошли Лаура с Фионой. Почти сразу же глаза гувернантки и Гарри Банистера встретились - и в них отразилось узнавание. Этот обмен взглядами не укрылся от внимания мистера Киббла; секретарь в который раз ощутил, что теряет самообладание в присутствии этой молодой девушки, которой так восхищается. Ему тут же вспомнился разговор в карете по пути к "Итон-Вейферз" когда профессор вскользь обронил, будто мисс Лаура Дейл и мистер Гарри Банистер когда-то были знакомы.
      - Эгей, честное слово, да это же мисс Дейл! - воскликнул изумленный Гарри, вопросительно глядя на профессора. Появление Лауры в этом доме удивило сквайра ничуть не меньше, чем если бы здесь вдруг отыскались таблички из электра.
      - В настоящее время мисс Дейл состоит в гувернантках при моей маленькой племяннице Фионе. Она с нами вот уже несколько месяцев.
      - Право, сэр, ну и сюрприз вы мне приготовили! Чрезвычайно приятный, смею вас уверить. До чего славно вновь с вами увидеться, мисс Дейл! Надеюсь, у вас все благополучно. Сколько лет, сколько зим!..
      Лаура протянула руку, несколько нерешительно, однако воспаленному воображению мистера Киббла померещилось, что вместе с рукою девушка вручает и всю себя. Создавалось впечатление, будто присутствие мистера Банистера взволновало Лауру не меньше, чем ее общество - мистера Киббла. Что бы это значило? Когда взгляд мисс Дейл обращался на сквайра, в серых глазах, как подметил секретарь, отражалась причудливая гамма чувств: застенчивость, радость, самоуничижение в сочетании с чем-то очень похожим на признательность, сдобренную, возможно, толикой гордости; однако ж все эти эмоции контролировались посредством ее удивительной сдержанности. Никогда прежде не видел он на лице девушки подобного выражения.
      - Да, сдается мне, вы знакомы, - проговорил профессор. - Мисс Дейл упоминала об этом не далее как на той неделе.
      - Конечно, знакомы, - отвечал мистер Банистер с видом весьма счастливым. - Потрясающе! Я понятия не имел, что вы живете здесь, на Пятничной улице, мисс Дейл. Просто-таки ни малейшего понятия! Поверьте мне, мисс Дейл.
      - Разумеется, сэр, я вам верю. Я, как всегда, бесконечно вам признательна, - ответствовала Лаура. Теперь и она почувствовала себя неуютно: щеки ее вспыхнули румянцем, и девушка попросила позволения ненадолго удалиться, поскольку им с Фионой необходимо закончить до завтрака некие неотложные дела.
      - Вы поступили превосходно, сэр, заручившись услугами мисс Дейл, проговорил Гарри, едва Лаура и ее подопечная скрылись за дверью. Взгляд молодого джентльмена мечтательно затуманился: теперь эти глаза походили на два блестящих камушка на берегу, вспоминающие о волнах былых времен. - Я имел представление о том, что она здесь, в Солтхеде, хотя в последний раз получал о ней достоверные известия несколько лет назад. Превосходная девушка, просто превосходная, настоящее сокровище: умная, рассудительная, здравомыслящая, и всей душой предана своему делу. Просто экстра-класс. Вам и вашей племяннице с нею очень повезло, сэр.
      - И это, дорогой мой Гарри, далеко не полный список ее достоинств, подхватил профессор, просто-таки сияя. - Мисс Дейл - в высшей степени любезная и эрудированная юная леди, на удивление самоотверженная и бескорыстная, и в результате в нашем доме пользуется большим уважением. Как вы верно заметили, она все свои силы и все свои помыслы отдает моей племяннице. Мы ею просто очарованы. Ее бабушка, как мисс Дейл мне сообщила, состояла в услужении у вашей покойной тетушки?
      - Именно так. Мисс Дейл и я знаем друг друга почитай что с рождения. Она жила неподалеку, во Фридли, и частенько заглядывала в "Итон-Вейферз" навестить бабушку: чудесная была старушка, обшивала мою тетю. Детьми мы частенько играли вместе - Лаура, ее брат с сестрой и я.
      Профессор несколько оторопел.
      - Я понятия не имел, что у нее есть братья и сестры. Нам казалось... ну, то есть исходя из того немногого, что она нам поведала... и в каких выражениях... словом, создавалось впечатление, будто она - единственный ребенок в семье.
      - В самом деле? Что за притча, - отозвался мистер Банистер, глядя на профессора как-то странно. Он уже собирался что-то добавить, но тут миссис Минидью возвестила из кухни о том, что завтрак готов. Профессор глянул на часы. Час был поздний, а доктор Дэмп так и не появился. Однако, учитывая некое неотложное дело, ожидающее его в городе, профессор заключил, что разумнее всего приступить к трапезе, не откладывая.
      За завтраком профессор, при содействии мистера Киббла и Гарри Банистера, поведал о событиях недавнего путешествия. По взаимному согласию инцидент с саблезубыми котами был опущен; вместо того профессор в подробностях поведал о том, как на дороге обнаружилась туша мертвого мегатерия и как доктор Дэмп отрезал у зверя коготь. Доктор Дэмп, к слову сказать, так и не появился; видимо, его спозаранку вызвали к пациенту.
      Когда речь зашла о мистере Хантере, Лаура воспользовалась случаем, чтобы поведать о приключениях предыдущего дня: о походе на Солтхедский рынок, о столкновении с мистером Иосией Таском, о храбрости маленькой Фионы, дерзнувшей бросить ему вызов, о перепалке между скрягой и внушительной мисс Хонивуд; о встрече с мистером Хантером; о том, как они все вместе отправились в "Пеликан"; о странных расспросах и замечаниях мистера Хантера по пути; и о происшествии еще более странном, в каковом оказались задействованы престарелая мисс Спринкл, мистер Хантер и портреты в медальоне. Эти сведения, в придачу к тем, которыми поделились мистер Банистер и профессор Гриншилдз, помогли прояснить целый ряд загадок. Стало очевидным, что Салли Спринкл, себе на горе, была помолвлена с мистером Хантером, прежде известным под именем Джеймса Галливана, в ту пору, когда оба жили в Ричфорде; так что она и в самом деле хранила в медальоне портрет рядом с собственным изображением времен девичества. Не приходилось сомневаться и в том, почему брак так и не состоялся и с какой стати мистер Джон Хантер неожиданно покинул Ричфорд и свою нареченную безо всяких объяснений. Видимо, он получил свежие вести о табличках из электра.
      - И все-таки некоторые подробности касательно мистера Хантера представляются мне весьма сомнительными, - проговорила Лаура, воскрешая в памяти образ пригожего молодого джентльмена в бутылочно-зеленом сюртуке. Я его, конечно же, практически не знаю, говорю лишь, исходя из первых впечатлений. Он кажется таким волевым и сильным, он просто-таки лучится энергией и бодростью... возможно ли, чтобы этот человек был так невообразимо стар? Что до его манеры поведения... да, он до некоторой степени угрюм и суров, но на мой взгляд, это скорее следствие врожденной сдержанности. Кроме того, он, возможно, досадовал на то, что его оторвали от дел насущных. Едва не сбив меня с ног, он долго и пространно извинялся; более того, чтобы избежать столкновения, даже на дорогу бросился. И разве не он спас бедного мистера Райма в ту туманную ночь? Будет ли так поступать кошмарное существо, описанное вашим мистером Хиллтопом?
      - В-вот и я о том же, - проговорил мистер Киббл, храбро поднимая глаза на мисс Дейл. - Как мы можем быть уверены, что рассказ мистера Хиллтопа чистая правда?
      - Во всяком случае, в достоверности того, что мистер Хиллтоп поведал нам о себе, сомневаться не приходится, - ответствовал профессор. - В конце концов, доктор Дэмп - и мистер Хэтч Хокем, как я припоминаю - своими глазами видели, как из раны на руке мистера Хиллтопа... - И профессор прикусил язык.
      - Что за рана? - переспросила Лаура.
      Профессор, проклиная себя за то, что едва не проговорился о саблезубых котах, беспомощно мялся в поисках ответа. Впрочем, замешательство его длилось недолго. Из неловкой ситуации выручил кот совсем иной породы: у самого стола, словно из ниоткуда, возникла рыжая морда. Мистер Плюшкин Джем, коему прискучило его повседневное меню, заглянул в гостиную посмотреть, не удастся ли выпросить у хозяина и его гостей лакомств более изысканных.
      - Как, это вы, молодой человек? - осведомился профессор, радуясь столь своевременному вмешательству. - Ну и что вам угодно, сэр?.. Стоит ему заслышать звон тарелок, и он тут как тут, видите ли. А, миссис Минидью, получил ли мистер Джем нынче утром причитающийся ему завтрак?
      - Дважды, сэр, - ответствовала достойная дама, заглядывая в дверь.
      - Понятно. И в достаточном ли количестве... э-э-э, то есть количествах... чтобы удовлетворить его аппетит?
      - В более чем достаточных. Как явился из конюшни вместе с Томом, так с тех пор и наворачивает, просто-таки не переводя духа.
      - Стало быть, можно со всей определенностью утверждать, что сегодня наш молодой джентльмен в пище недостатка не испытывает?
      - Вот уж чего нет, того нет! - донесся из кухни голос Тома Спайка. В следующее мгновение его добродушная физиономия уже замаячила рядом с миссис Минидью. - Паренек нынче утром всяких вкусностей от пуза наелся.
      - Понятно. - Профессор пригладил седоватую щетинистую шевелюру и сурово воззрился на "паренька", что, насторожив уши, уже предвкушал, не перепадет ли ему какая-нибудь "вкусность" со стола. Профессор, к чести его сказать, баловать кота не собирался; в конце концов дисциплина - прежде всего! - Мне очень жаль, молодой человек, но вам вполне достаточно, строго пожурил он. - Сегодня никакого попрошайничества. От меня ты ничего не получишь.
      - Иди-ка сюда, Джемчик, вот тебе! - позвала Фиона, роняя на пол кусочек ветчины. Кот метнулся к ее стулу и внимательно изучил подачку. Ноздри его трепетали. Вполне удовлетворенный осмотром, он опустился на задние лапы, наклонил голову - чавк! - хрусть! - ням! - и лакомого кусочка как не бывало. Кот не без лукавства обвел взглядом комнату и облизнулся. Затем сел прямо и принялся вертеть головой туда-сюда, высматривая добавку манны небесной.