Дальнейший путь был настоящим мучением. События в саду отняли у Кэла последние силы. Ужасно хотелось есть и пить. Ноги ныли, как будто собирались отвалиться. Он старался не думать о том, что ждет их у Свода. Даже в лучшей форме они с де Боно не могли и мечтать о том, чтобы тягаться с армией Шэдвелла.
      Он не обращал внимания на встречающиеся им по пути чудеса, освещенные лунным светом: каменный круг, окруженный кольцом лягушек или каких-то существ, которые таращились на них кукольными глазами с поверхности пруда. Вызвать у него радость в этот момент мог только вид пуховой перины.
      Через какое-то время де Боно привел его на темный холм, обдуваемый мягким ветерком. Луна освещала вокруг целую гряду холмов и темный призрак де Боно, карабкающегося наверх. Кэл побрел за ним не в силах даже спросить, куда они идут.
      Скоро, однако, он услышал звуки, которые не были голосом ветра. В них слышалась странная музыка. Наконец де Боно остановился и спросил:
      – Ты слышишь их?
      – Слышу.
      – Они знают, что мы пришли.
      – Это Свод?
      – Нет. Свод завтра. Сейчас мы слишком устали. Переночуем здесь.
      – Где?
      – А ты не догадался? Чувствуешь запах?
      Воздух пах медом и ночным жасмином. Земля под ногами была теплой.
      – Мы в Венериных горах, мой друг.

      Нужно было подумать, прежде чем доверяться де Боно. Теперь они потеряют драгоценное время.
      Кэл оглянулся, но тут луна скрылась, и холм погрузился в темноту. Де Боно тоже куда-то делся. Кэл позвал его, но в ответ услышал только чей-то смех. Для де Боно смех был слишком легким.
      Он пошел в направлении его и скоро окунулся в поток теплого воздуха, пропитанного медовым ароматом. Он в удивлении остановился. Боль в ногах сразу прошла, они сделались почти невесомыми.
      Выше на склоне двигалась чья-то фигура: Без сомнения, де Боно. Он снова позвал его.
      – Не бойся, – ответил тот сонным голосом.
      – У нас нет времени...
      – Нельзя... нельзя, – голос де Боно приближался и удалялся, как слабый радиосигнал. – Нельзя этой ночью заниматься ничем... кроме любви.
      Последнее слово растворилось в темноте, как и сам де Боно.
      Кэл повернулся. Если идти вниз, он выйдет к подножию холма. «Я найду нового проводника и пойду к Своду, – подумал он рассеянно. – Нужно кого-то отыскать. Кого? Ах да: Сюзанну».
      Как только это имя возникло у него в сознании, ноги его подкосились, и он осел на теплую землю. Он не успел опомниться, как лежал уже на земле, мягкой, как перина, о которой он мечтал. Это было как возвращение с мороза в постель к любимой женщине. Он расправил усталые члены, говоря себе, что встанет, как только немного отдохнет.
      Он мог уснуть, но тут кто-то позвал его по фамилии.
      –  Муни...
      Это был женский голос.
      – Сюзанна?
      Он попытался сесть, но не мог двинуться, не мог пошевелить даже пальцем. А голос продолжал звать его, то приближаясь, то удаляясь.
      Он жаждал последовать за голосом, и его желание осуществилось. Каким-то образом он заскользил по траве. Мокрая и грязная одежда спала с него, и он всей кожей чувствовал благоуханную нежность земли. При этом он не прилагал никаких усилий, словно и тело его осталось позади, рядом с одеждой.
      С собой он взял только свет: бледный, холодный свет, перемещающийся вместе с ним и освещающий траву и растущие из нее белые цветы.
      В нескольких ярдах он увидел спящего среди травы де Боно. Он хотел спросить его, что все это значит, но его влекло в определенном направлении. Скоро он увидел, куда. Невдалеке из темной земли выплывали полосы света. Обогнув лежащего де Боно, он заскользил к этой новой тайне.
      Оказалось, что в земле вырыто несколько отверстий. Он нырнул в одно из них. Похоже, весь холм внутри был пустой. Подозрение, что он оставил тело, подкрепилось, когда он достиг обширной пещеры, освещенной мягким, рассеянным светом, и поплыл по воздуху, глядя на то, что было внизу.
      Под ним, на полу пещеры, находилось около сорока полушарий, заполненных чем-то вроде светящегося газа. Их цвет изменялся от нежно-пастельного до ярко-розового. Спустившись ниже, Кэл обнаружил, что полушария вовсе не пусты – внутри них то появлялись, то исчезали зыбкие силуэты каких-то существ.
      В нескольких он разглядел формы, напоминающие человеческие зародыши. Потом один из них застелило белесым туманом, другой заполнился ярко-голубой жидкостью, став похожим на огромный глаз.
      Он был уверен, что эти существа знают о его присутствии, хотя они никак этого не показывали. Сферы медленно двигались над полом, то расходясь, то собираясь парами или более обширными семействами. Ни одна из них не прервала своего пути, чтобы приветствовать его.
      Но еще что-то заворожило его сильней, чем это неостановимое кружение. В одной из сфер он увидел образ невыразимой эротической притягательности. Обнаженная женщина парила на ложе из облаков, выражая желание всем своим видом. Она тут же исчезла, оставив в памяти Кэла свои губы, груди, призывно раскрытое лоно. Ничего неприличного не было в ее позе, ничего пошлого. Только любовь.
      Но они любили и смерть. В одной из сфер Кэл увидел разлагающийся труп, облепленный мухами. Но его интересовала не смерть, а женщина. «Нельзя заниматься ничем, кроме любви», – так сказал де Боно.
      Но здесь не было той любви, к которой он привык на поверхности земли. Женщине, которую он видел, не были нужны разговоры и уговоры. Она хотела другого, но он оставил это наверху, в своем теле.
      Но она поняла его мысли. Когда он увидел ее в третий раз, она жестом поманила его к себе. Каким-то образом он тут же оказался внутри сферы и занял свое место в круговращении планет.
      Тут он понял, что голос не напрасно звал его по имени. Это было именно егоместо, назначенное ему от века. А может, ему так казалось, и законы этой системы не имели ничего общего ни с астрономией, ни с любовью.
      Незачем было думать об этом сейчас. Кружась по орбите в своей прозрачной оболочке, он стремился приблизиться к женщине, но не мог ее разглядеть. А может, она окончательно превратилась в молочно-белое облако, и теперь ему предстояло повторить ее путь?
      Он знал в тот момент, как могут любить планеты. Сменой дня и ночи; разливом океанов; благословением пахаря, бороздящего их щедрое лоно. Есть тысячи путей, и все они любовь.
      Как только он подумал об этом, женщина появилась перед ним, раздвинула ноги и впустила в себя его свет.
      Войдя в нее, он почувствовал тот же жар, ту же влажность, но вместо животного усилия здесь была легкость, вместо спешки – ощущение вечности происходящего, того, что соединение планет может длиться десять, сто человеческих жизней.
      Тут ужасная мысль пронзила его. Неужели все, что он оставил на земле, прошло и умерло, пока он медленно плыл через вечность в своем небесном совокуплении?
      Он в панике устремил взгляд в центр галактики, где все они кружились, и увидел там себя – себя, спящего на склоне холма.
      «Я сплю»? – подумал он и внезапно проснулся, выскочил из сна, как пузырек из воды. Перед ним, как глазницы черепа, зияли темные провалы пещер, и в один миг он почувствовал, что умирает, но тут нахлынувший поток света подхватил его и вынес на поверхность.

      В какой-то части его сон оказался правдой. Он в самом деле скинул с себя две шкуры – одежду, разбросанную вокруг, и грязь предыдущего дня, смытую росой или дождем. Но он сам был сухим: тепло земли, на которой он лежал, высушило его. Он чувствовал себя отдохнувшим и сильным.
      Он сел. Де Боно стоял рядом, глядя в небо. На его спине и ягодицах отпечатался узор травы.
      – Тебе понравилось? – спросил он.
      – Понравилось?
      – Ты видел приятные сны?
      – Да, очень.
      Де Боно мечтательно улыбнулся.
      – Не хочешь мне рассказать?
      – Я не знаю, как...
      – Или стыдно?
      – Нет... мне снилось, что я... был планетой.
      – Что?
      – Мне это снилось.
      – Я привел тебя в место, которое у нас считают публичным домом, а тебе снились планеты? Странный ты, Муни.
      Он собрал одежду и начал натягивать ее на себя, продолжая качать головой.
      – А тебечто снилось? – спросил Кэл.
      – Потом расскажу. Когда ты повзрослеешь.

      Они молча оделись и пошли вниз по склону, думая каждый о своем.

      Хотя день начался для Сюзанны удачно – ее чудесным спасением от Хобарта, – настроение ее быстро ухудшалось. Ночная тьма, как ни странно, успокаивала ее; рассвет нес множество безымянных опасностей.
      И не только безымянных. Она лишилась проводника и имела самое смутное представление о том, где находится. Поэтому она решила идти в направлении Круговерти – единственного ориентира, четко видимого отовсюду.
      По пути она видела множество признаков того, что события в Фуге развиваются по наихудшему пути. Над долиной стоял дым, и, хотя ночью прошел дождь, во многих местах еще полыхали пожары. Она миновала несколько полей сражений. В одном месте с ветвей огромного дерева свисал развороченный остов машины, неведомо как поднятый туда. Она не знала, какие силы столкнулись между собой и каким оружием они пользовались, но борьба велась не на жизнь, а на смерть. Шэдвелл своими пророческими речами разделил народ некогда мирной страны и заставил брата пойти против брата. Такие войны всегда были самыми ожесточенными, и ее не удивило, что трупы, встреченные ей, были брошены без погребения, на поживу птицам и лисам.
      Единственное, что утешало ее, – это то, что вторжение Шэдвелла встретило сопротивление. Его план завоевать Фугу сладкими речами сгорел вместе с Домом Капры. Теперь ему приходилось брать с боем каждый клочок земли.
      Зная по себе, как опасны могут быть чары здешних обитателей, она лелеяла слабую надежду, что они смогут победить. Но какой урон они понесут, прежде чем это случится? И что останется от прекрасных, таких мирных пейзажей Фуги?
      Среди одного из таких пейзажей, теперь знакомого с войной и смертью, она встретила первого за этот день живого человека. Вокруг небольшого пруда стояло с десяток колонн, и на вершине одной из них восседал мужчина средних лет, который то и дело смотрел на горизонт в бинокль и записывал что-то в блокнот.
      – Ищешь кого-нибудь? – спросил он.
      – Нет.
      – Все умерли, – сообщил он бесстрастно. – Видишь? – дорожка вокруг пруда была вся в крови. На ней и в воле неподвижно лежали трупы.
      – Твоя работа? – спросила она.
      – О Господи, нет. Я только свидетель. А ты за кого?
      – Ни за кого. Я сама по себе.
      Он это записал.
      – Я не очень-то тебе верю. Но настоящий свидетель должен фиксировать все, что он видит и слышит, даже сомнительные вещи.
      – И что ты видел?
      – Смятение. Везде люди, и никто не знает, кто есть кто. И кровопролитие, какого я не видел никогда в жизни, – он пристально посмотрел на нее. – Ты не из Чародеев.
      – Нет.
      – Зашла поглядеть?
      – Что-то вроде этого.
      – Тогда я на твоем месте уносил бы ноги. Здесь слишком опасно. Многие уже сбежали в Королевство.
      – А кто же сражается?
      – Варвары. Я не должен так говорить, но у меня сложилось такое впечатление. Одичавшие люди.
      Где-то поблизости послышалась стрельба. Варвары позавтракали и взялись за работу.
      – Что ты там видишь? – поинтересовалась она.
      – Развалины. И бегущих людей, – он переводил бинокль то туда, то сюда, комментируя увиденное. Из Невидали вышел военный отряд. Так, мятежники на Ступенях, и еще к северо-западу отсюда. Пророк не так давно оставил Свод, и сейчас его люди расчищают ему проход.
      – Куда?
      – К Круговерти.
      – К Круговерти?
       –Я думаю, пророк стремился туда с самого начала.
      – Он никакой не пророк. Его зовут Шэдвелл.
      – Шэдвелл?
      – Да, запиши это. Он Кукушонок, торговец.
      – Ты в этом уверена? Расскажи подробнее.
      – Никогда. Я должна найти его.
      – Он твой друг?
      – Наоборот, –она посмотрела на трупы в пруду.
      – Ты не доберешься до него, и не надейся. Его охраняют день и ночь.
      – Найду способ. Если его не остановить, то ты даже не представляешь, что он может натворить.
      – Если Кукушонок войдет в Круговерть, нам всем конец. Это я представляю. Значит, я пишу последнюю главу?
      – Тогда кто будет ее читать?

      Она оставила его на колонне думать над ее последней репликой. Настроение ее ухудшалось еще больше. Хоть она и владела менструмом, она ничего не знала о том, как действуют силы, управляющие Фугой, и что будет, если Шэдвелл вторгнется в их работу. Быть может, Круговерть взорвется, как только торговец переступит ее порог? Свидетель, похоже, имел в виду именно это.
      С тех пор, как она ушла от пруда, ей не встречались ни звери, ни люди. Даже птиц не было в молчащих кронах деревьев. Она вызвала менструм, готовая пустить его в ход при первых признаках опасности. Теперь для колебаний не осталось времени. Она убьет всякого, кто преградит ей путь к Шэдвеллу.
      Ее внимание привлек шорох из-за разрушенной стены. Она окликнула того, кто прятался там, но не получила ответа.
      – Я не стану повторять. Кто там?
      Из-за стены нерешительно вышел мальчик лет четырех-пяти, одетый только слоем грязи.
      – О Боже, – прошептала она. Ее защитная реакция сразу ослабла, а в следующий момент ее уже окружала толпа вооруженных людей.
      Мальчик прижался к одному из них, и тот с одобрительной улыбкой потрепал его по голове.
      – Назовись, – потребовал кто-то.
      Она не имела понятия, на чьей стороне эти люди. Если они из армии Шэдвелла, то ее имя было смертным приговором. Но она не могла использовать менструм против них, не зная, друзья они или враги.
      – Убейте ее, – сказал мальчик. – Она от них.
      – Стойте, – раздался голос сзади. – Я знаю ее.
      Она обернулась. Это был Нимрод. Когда она в последний раз видела его, он был восторженным приверженцем пророка. Теперь его одежда висела клочьями, лицо исказилось болью.
      – Не вини меня, – сказал он.
      – Ладно, – еще недавно она проклинала его, но сейчас было не время сводить счеты.
      – Помоги мне, – проговорил он внезапно и двинулся к ней. Они обнялись, и она почувствовала на щеке его слезы. Остальные оставили их и вернулись в укрытие.
      Чуть успокоившись, он спросил:
      – Ты видела Джерихо?
      – Он умер, – сказала она. – Сестры убили его.
      Он отшатнулся и закрыл лицо руками.
      – Это не твоя вина...
      – Я знал, – тихо сказал он. – Знал, что с ним что-то случилось.
      – Ты не виноват, что не разглядел обмана. Шэдвелл – обманщик высшего класса.
      – Подожди. Так пророк – это Шэдвелл?
      – Конечно.
      – Кукушонок, – он покачал головой, все еще до конца не веря. – Кукушонок.
      – Это не значит, что он слаб. У него хватает своих чар.
      – Ты должна пойти с нами, – с жаром воскликнул Нимрод. – Расскажешь все нашему командиру.
      – Только поскорее.
      Он уже шел вперед, к стене, за которой скрывались повстанцы. По пути он продолжал говорить:
      – Из Первых Пробудившихся остались только я и Аполлина. Все умерли. Моя Лилия, потом Фредди Кэммел. А теперь и Джерихо.
      – А где сейчас Аполлина?
      – Я слышал, она в Королевстве. А где Кэл?
      – Мы договорились встретиться у Свода. Но Шэдвелл уже на пути к Круговерти.
      – Он не дойдет туда. Он ведь все-таки человек, а люди смертны.
      «Как и мы все», – подумала Сюзанна, но промолчала.

      В лагере она увидела то, что плохо согласовывалось с энтузиазмом Нимрода. Он напоминал скорее госпиталь, чем воинское подразделение. Не менее трех четвертей тех пятидесяти мужчин и женщин, что собрались на горном уступе, были ранены, и многие из них уже находились на пороге смерти.
      На краю лагеря под простынями лежало с десяток трупов. Невдалеке сортировали захваченное оружие: пулеметы, автоматы, гранаты. Люди Шэдвелла явно готовились уничтожить всех, кто проявит непокорность. Против всего этого арсенала чары казались весьма ненадежной защитой.
      Если Нимрод и разделял ее сомнения, то предпочитал не показывать этого. Он без умолку рассказывал о победах предыдущего дня, чтобы не дать повиснуть гнетущему молчанию.
      – Мы даже взяли пленных, – похвастался он, подводя Сюзанну к вырытой в земле яме, где сидели около дюжины связанных людей. Их охраняла девушка с автоматом. Многие из них были ранены и все – подавлены, теперь, когда ложь Шэдвелла больше не застилала им глаза. Она почувствовала жалость к ним. Это были жертвы, а не союзники. Обманутые и брошенные на произвол судьбы, они страдали, видя кровь и разорение, принесенные ими.
      – Кто-нибудь говорил с ними? – спросила она. – Может, они знают что-нибудь о слабых местах Шэдвелла.
      – Командир запретил. Они заразные.
      – Не говори глупости, – Сюзанна спрыгнула в яму. Пленники повернулись к ней; некоторые, увидев на ее лице признаки сочувствия, зарыдали в голос.
      – Я здесь не затем, чтобы обвинять вас, – обратилась она к ним. – Я просто хочу поговорить.
      Мужчина с лицом, покрытым засохшей кровью, спросил:
      – Они убьют нас?
      – Нет, нет, если я смогу их удержать.
      – Что случилось? – спросил еще один. – Где пророк? Он должен был прийти и отвести нас к Капре.
      – Он не придет.
      – Мы знаем, – ответил первый пленник. – По крайней мере, большинство из нас. Он нас обманул. Он говорил...
      – Я знаю, что он говорил вам. И знаю, что он лжец. Теперь вы должны исправить зло, причиненное вами по неведению.
      – Ты не можешь бороться с ним. Он всемогущ.
      – Заткнись, – сказал еще один, сжимающий чётки так сильно, что побелели костяшки пальцев. – Не смейте так говорить о нем. Он все слышит.
      – Пускай слышит. Пусть убьет меня, если может. Мне наплевать, – первый снова повернулся к Сюзанне. – Он привел с собой демонов. Я сам их видел. Он скармливает им мертвецов.
      Нимрод, стоящий позади Сюзанны, вмешался:
      – Демоны? Какие они?
      Пленник начал описывать. Сюзанна поняла, что речь идет об отродьях Магдалены, но сейчас не это занимало ее. У стены ямы, в самом грязном месте она увидела скорчившуюся женщину. То, что это женщина, было видно по длинным распущенным волосам. Ее не связали, как остальных.
      Сюзанна протолкалась к ней через толпу пленных. Подойдя ближе, она услышала шепот – женщина говорила с камнем. Когда тень Сюзанны упала на нее, она замолкла и обернулась.
      Сердце Сюзанны подпрыгнуло, когда, под засохшей коркой грязи и экскрементов, она узнала черты Иммаколаты. На ее изуродованном лице застыло трагическое выражение. Волосы ее свалялись от грязи; обнаженная грудь была покрыта ссадинами. Вся ее прежняя властность исчезла: теперь она была безумная женщина, сидящая в собственном дерьме.
      На Сюзанну нахлынули противоречивые чувства. Перед ней была убийца Мими, виноватая во всех бедствиях, постигших Фугу. Она помогала Шэдвеллу; она причинила неисчислимые страдания и людям, и Чародеям. Но Сюзанна не ощущала к ней такой ненависти, как к Шэдвеллу или к Хобарту. Из-за того ли, что Колдунья, пусть невольно, дала ей власть над менструмом или они и вправду были в чем-то сестрами? Может, это и ее судьба?
      – Не... смотри... на меня, – тихо проговорила женщина. Она не узнавала ее.
      – Ты помнишь, кто ты? – спросила Сюзанна. Женщина помолчала, потом ответила:
      – Камни знают это.
      – Камни?
      – Они скоро станут песком. Это правда. Все станет песком.
      Иммаколата начала гладить скалу рукой. Теперь Сюзанна заметила пятна крови на камне.
      – Почему?
      – Он идет. Я вижу. Бич идет. Мы все станем песком, – она уже не гладила камень, а терла, сдирая кожу.
      – Где твоя сестра?
      Ответом были только тихие всхлипывания.
      – Она здесь?
      – У меня... нет сестер.
      – А Шэдвелл? Ты помнишь Шэдвелла?
      – Мои сестры умерли. Стали песком. Скоро все станет песком. Новые всхлипывания.
      – Зачем она тебе? – спросил подошедший Нимрод. – Она сумасшедшая. Мы нашли ее возле трупов, она выедала них глаза.
      – Знаешь, кто она? Нимрод... это Иммаколата.
      Он выпучил на нее глаза.
      – Не может быть!
      – Она не в себе, но это она. Я видела ее всего два дня назад.
      – Так что же с ней случилось?
      – Может быть, Шэдвелл...
      Женщина у скалы тихо повторила это имя.
      – Что бы ни случилось, ей не место здесь.
      – Поговори с командиром. Она решит.

      Она? Это был день встреч. Сперва Нимрод, потом Колдунья, а теперь – Иоланда Дор, молодая женщина, которая в Доме Капры так яростно противилась возвращению на ковер.
      Она тоже изменилась. Женское в ней почти исчезло: на мягкость и колебания не оставалось времени.
      – Если есть, что сказать, говори быстрее.
      – Одна из ваших пленниц...
      – У меня нет времени выслушивать прошения. Особенно от тебя.
      – Это не прошение.
      – Все равно мне некогда.
      – Нет, ты выслушаешь! —взорвалась Сюзанна. – Что бы ты ни испытывала ко мне...
      – Ничего, – отозвалась Иоланда. – Совет сам решил свою судьбу. Ты им только помогла. Не ты, так кто-нибудь другой сделал бы это.
      Казалось, речь утомляла ее. Она сунула руку под куртку, пальцы были в крови.
      – Ты должна выслушать. Одна из пленниц – Иммаколата.
      Иоланда посмотрела на Нимрода.
      – Это правда?
      – Правда, – сказала Сюзанна. – Я знаю ее лучше вас всех. Это она. Она не в своем уме, но мы можем узнать у нее кое-что о Шэдвелле.
      – Каком Шэдвелле?
      – Это пророк. Раньше они с Иммаколатой были союзниками.
      – Не хочу мараться с этой дрянью. Вздернуть ее, вот и все.
      – Она может многое рассказать.
      – Как можно ей верить, если она спятила? Пускай себе гниет.
      – Нельзя упускать шанс.
      – Только не говори мне об упущенных шансах, – с горечью сказала Иоланда. – Мы скоро выступаем к Мантии. Можешь идти с нами или убирайся.
      Сказав это, она повернулась к ним спиной.
      – Пошли, – Нимрод потянул Сюзанну к выходу, но она медлила.
      – Надеюсь, у нас еще будет время поговорить.
      – Уходи, – не оборачиваясь, бросила Иоланда.

      Иммаколата по-прежнему сидела в своей яме, то плача, то впадая в сонное оцепенение.
      Насилие, совершенное над ней Шэдвеллом, и гибель сестер погрузили ее в лабиринт безумия. Но она блуждала там не одна: иногда ей встречался долго преследовавший ее призрак. Бич. Даже она, дышавшая смертью и разрушением, как воздухом, не могла выносить его присутствие и молилась о пробуждении.
      Он все еще спал – это было хоть каким-то утешением, – но он не мог спать вечно. Его цель еще не достигнута. Скоро он проснется, чтобы довершить свое дело.
      И что тоща?
      – Все... песок, – прошептала она камню.
      На этот раз он не ответил. Он обиделся из-за того, что она говорила с той женщиной.
      Иммаколата заерзала в грязи, пытаясь вспомнить, что та женщина говорила. Она ничего не помнила, кроме одного имени. Оно эхом отдавалось в голове.
       Шэдвелл.
      Это имя, как сверлом, вгрызалось ей в мозг. Она задергалась, пытаясь отогнать его, но оно не отставало. Потом к нему присоединились и другие имена.
       Магдалена. Ведьма.
      Она увидела их рядом, яснее, чем то, что окружало ее. Своих бедных, дважды убитых, сестер.
      И за ними – земля, которую она так мечтала уничтожить. Она вспомнила ее имя и тихо произнесла его:
       Фуга...
      Так они, ее враги, называли ее. Они любили ее и сражались за ее свободу.
      Она еще раз дотронулась до скалы, и камень задрожал под ее рукой. Она поднялась на ноги, слыша, как имя заполняет ее мозг, смывая забвение.
       Шэдвелл.
      Как она могла забыть своего любимого Шэдвелла? Она дала ему чары. А он в ответ использовал ее, а потом отшвырнул, как тряпку.
      Но недостаточно далеко. Она вернется и принесет с собой убийственные новости.

      Крики начались внезапно. Сначала это были крики изумления, потом – ужаса.
      Нимрод уже бежал в ту сторону. Сюзанна последовала ним и угодила в самое пекло.
      – На нас напали! – крикнул Нимрод, пока восставшие разбегались в разные стороны, зажимая свежие раны. Землю устилали тела, и каждую секунду падали все новые и новые.
      Сюзанна схватила Нимрода за куртку.
      – Они дерутся друг с другом.
      –  Что?
       –Смотри!
      Он скоро увидел, что она права. Не было никаких признаков противника. Бойцы вцепились друг в друга и убивали тех, с кем еще минуту назад делили сигарету. Некоторые даже поднялись со смертного одра, разрывая горло тем, кто за ними ухаживал.
      Нимрод кинулся к ним, растаскивая дерущихся.
      – Что вы делаете?! – кричал он, пока тот, кого он держал, пытался дотянуться до своей жертвы.
      – Тот ублюдок! Он трахнул мою жену!
      – Ты что?
      – Я сам видел! Вот здесь! – он ткнул пальцем в землю. – Здесь!
      – Здесь нет твоей жены! – Нимрод изо всех сил встряхнул бойца. – Слышишь?
      Сюзанна оглядела поле битвы. Всеми дерущимися овладела какая-то иллюзия. Они плакали и выкрикивали проклятия. Им казалось, что те, кого они душат, убили их детей, изнасиловали жен, сожгли дома. Она поискала взглядом виновника, наславшего на них чары, и нашла его стоящим на скале и обозревающим плоды своих усилий. Конечно же, это была Иммаколата – такая же грязная и нечесаная, с обнаженной грудью, но уже не безумная. Она вспомнила себя.
      Сюзанна пошла к ней, надеясь, что менструм позволит ей не поддаваться общему наваждению. Так и случилось. Она достигла скалы невредимой.
      Иммаколата, казалось, не замечала ее. Она смотрела на сражение с улыбкой торжества.
      –  Оставь их! —крикнула Сюзанна.
      Голова Колдуньи медленно повернулась к ней.
      – Зачем ты это делаешь? Они же не причинили тебе вреда.
      – Зря ты заставила меня вспомнить.
      – Все равно оставь их.
      Крики позади них начали умолкать, сменившись стонами умирающих и рыданиями тех, кто, очнувшись, обнаружил свои ножи в груди товарищей.
      В этот момент раздался выстрел. Пуля ударилась о камень рядом с ногой Иммаколаты. Сюзанна увидела Иоланду Дор, стоящую над трупами своих бойцов и целящуюся второй раз.
      Иммаколата не дала ей прицелиться. Она поднялась в воздух и поплыла к ней. Там, где ее тень – тень стервятника – касалась умирающих, они роняли головы на залитую кровью землю и затихали. Иоланда стреляла снова и снова, но та же сила, что подняла Колдунью в воздух, просто отбрасывала пули.