Норрис, король гамбургеров, давно забыл о своем прошлом. Шэдвелл приучил его к другим занятиям. Сначала, во время первого пробуждения Фуги, он был его лошадью, потом, когда торговец надел на себя личину пророка, экс-король превратился в шута. Он не возражал, целиком поглощенный очарованием пиджака своего господина.
      Но этим вечером Шэдвеллу он был не нужен. Вокруг сновали новые слуги, и пророк отдал старого верного коня в услужение своим Ближним. Это, однако, имело неожиданные последствия.
      Норрис когда-то был неглупым человеком. Теперь, отдались от чар пиджака, он довольно быстро понял, что произошло. Он не знал, сколько времени Шэдвелл держал его в рабстве (дома, в Техасе, его объявили умершим, и его жена уже вышла замуж за его брата), но твердо знал две вещи. Первое – в его жалком положении виноват именно Шэдвелл. Второе – он за это заплатит.
      Сначала он должен былсбежать от своих новых хозяев, что легко было сделать во время раскрытия Фуги. Они даже не заметили его исчезновения. Потом он решил найти негодяя и сдать его в руки властей этой необычной страны. Однако первые встреченные им Чародеи отнеслись к его заявлениям без всякого сочувствия. Они обозвали его Кукушонком и заподозрили в шпионаже. Одна из женщин предложила доставить его властям, на что Норрис напомнил, что требовал этого с самого начала.

      Так бывший конь Шэдвелла попал в Дом Капры, который в тот момент напоминал растревоженный муравейник. Пророк уже прибыл туда, но члены Совета отказались впустить его в священное здание.
      Пророк согласился подождать, пока они все обсудят (как посланец Капры он должен уважать серьезность момента), и остался сидеть за темными стеклами своей машины, пока Совет обсуждал события.
      Вокруг собрались толпы приверженцев пророка и просто любопытных. Царило радостное оживление, между Домом и конвоем сновали посланцы, пока не было объявлено, что пророк может войти в Дом Капры, но один и босиком. Он принял предложение – через несколько минут закутанная в желтое фигура вышла из машины и направилась к выходу. В толпе началась давка; все стремились получше разглядеть Спасителя, сулящего им освобождение.
      Норрису, затертому в толпе, было достаточно одного взгляда на пророка. Он не видел его лица, но разглядел под плащом пиджак, которым торговец одурачил его. Это пиджак Шэдвелла, значит, его обладатель – не кто иной, как Шэдвелл.
      Он сразу вспомнил все унижения, которым подвергался в руках этого человека, и в нем взбурлила ярость. Рванувшись из рук своего спутника, он устремился к двери Дома Капры.
      Пока он пробирался через скопище людей, фигура в желтом скрылась внутри. Норрис попытался пройти следом, но страж у входа отшвырнул его назад под смех и аплодисменты собравшихся.
      –  Я знаю его! —отчаянно завопил он. – Я знаю его!
      Он снова побежал к двери, в последний момент отскочив. Страж бросился за ним, оставив дверь незащищенной. Жизнь слуги приучила Норриса к таким маневрам: он нырнул в дверь и устремился за своим мучителем.
      –  Шэдвелл!
      Внутри пророк вздрогнул, услышав этот крик. Все члены Совета увидели на его безмятежном доселе лице минутную растерянность и злобу.
      –  Шэдвелл!
      Он повернулся к двери. За его спиной члены Совета зашептались между собой. Дверь распахнулась, и на пороге возник Норрис, выкрикивающий его имя.
      Увидев лицо пророка, бывшая лошадь остановилась в замешательстве. Его еще можно было попытаться обмануть, отвлечь.
      – Шэдвелл? – с удивлением в голосе повторил пророк. – Я не знаю такого. Может, вы знаете? – он повернулся к Совету.
      Они смотрели на него, не скрывая подозрения, особенно старик впереди, который с самого начала не сводил с него глаз.
      – Пиджак... – промямлил Норрис.
      – Кто этот человек? – воскликнул пророк. – Будьте так любезны вывести его. Похоже, он немного не в себе, – он пытался обратить все в шутку.
      Никто не двинулся; никто, кроме Норриса. Тот бросился к пророку, крича:
      – Я знаю этого негодяя! Не верьте ему! Я сейчас докажу, что это ты, Шэдвелл!
      У дверей возникла свалка – двое людей Хобарта, отбросив охрану, спешили на помощь своему господину. Шэдвелл уже открыл рот, чтобы приказать им вести себя осторожней, но в этот момент Норрис с лицом, искаженным яростью, бросился на своего врага.
      У Ближних были четкие инструкции на такой случай. Никто не смел дотрагиваться до их обожаемого вождя. Без колебаний они выхватили пистолеты и в упор расстреляли Норриса.
      Он рухнул у ног Шэдвелла, заливая кровью пол.
      – О, черт, – прошипел пророк сквозь зубы.
      Эхо выстрелов пережило Норриса, как будто стены не верили своим ушам и повторяли звуки снова и снова. Толпа снаружи замолчала; молчал и ряд членов Совета, стоящий перед ним. Он чувствовал на себе их обвиняющие взгляды.
      – Идиоты, – пробормотал он убийцам. Потом, подняв руки, обратился к Совету:
      – Извиняюсь за этот прискорбный...
      – Ты принес смерть в Дом Капры, – сказал один из советников.
      – Это недоразумение.
      – Нет.
      –  Я требую,чтобы вы меня выслушали.
      – Нет.
      Шэдвелл слегка усмехнулся.
      – Поверьте мне и послушайте, что я вам скажу. Я здесь не один. Со мной тысячи людей – ваших людей. Они любят меня, потому что я хочу видеть Фугу процветающей. А сейчас я хочу, чтобы вы разделили мои усилия и будущую победу. Но знайте, что я спасу Фугу с вами или без вас. Вы понимаете меня?
      – Убирайся, – сказал старик.
      – Осторожнее, Мессимерис, – прошептал один из его коллег.
      – Ты не Чародей. Ты – Кукушонок.
      – Ну и что?
      – Ты обманул этих людей. Ты не слышал голоса Капры.
      – О, я слышал много голосов. Слышал их ясно. Они говорили мне, что Фуга беззащитна. Что ее вожди слабы и запуганы, что они предпочитают прятаться, а не смело встречать опасности.
      Он оглядел лица стоящих перед ним, но на них не было того, о чем он говорил – слабости и страха: только стоицизм и углубляющееся недоверие к нему. Он оглянулся на убийцу Норриса.
      – Я вижу, у нас нет выбора, – сказал он. Ближние поняли его и скрылись в дверях. Он снова повернулся к Совету.
      – Мы хотим, чтобы ты ушел, – сказал Мессимерис.
      – Это ваше последнее слово?
      – Да.
      Шэдвелл кивнул. Шли томительные секунды. Никто не шевелился. Потом в здание ворвались убийцы и четверо? их товарищей – стрелковое звено из шести человек.
      – В последний раз обращаюсь к вам, – сказал Шэдвелл, пока стрелки занимали места, – не противьтесь мне.
      На лицах советников читалось недоверие. Они прожили жизнь в мире чудес, но здесь происходило нечто, превосходящее даже их понимание. Только Мессимерис спросил:
      – Кто такой Шэдвелл?
      – Один торговец. Его уже давно нет.
      – Нет, – объявил старил. – Ты Шэдвелл.
      – Говорите, что хотите. Только склоните передо мной головы, и я помилую вас.
      Никто по-прежнему не двигался. Шэдвелл взял пистолет у ближайшего стрелка и подошел к Мессимерису. Их разделяло не более четырех ярдов: на таком расстоянии не промахнулся бы и слепой.
      – Я повторяю: склоните головы.
      Некоторые члены Совета, наконец, поняли серьезность ситуации и нерешительно подчинились требованию. Однако большинство осталось стоять.
      Шэдвелл понимал, что на карту поставлено все. Или он нажмет курок и завоюет себе мир, или останется жалким торговцем. Он вспомнил, как стоял на холме и глядел на раскинувшуюся под ним Фугу. Это воспоминание придало ему силы. Он нажал на курок.
      Пуля вошла в грудь Мессимериса, но он не упал. Шэдвелл выстрелил второй раз, потом третий. Все пули попали в цель, но старик продолжал стоять.
      Шэдвелл спиной ощутил прошедшую по его людям волну паники. Почему он не умирает?
      Он выстрелил еще раз. Жертва сделала шаг вперед и подняла руку, словно пытаясь выбить оружие из рук убийцы.
      Это движение окончательно вывело одного из шестерки из себя. С пронзительным криком он открыл огонь по толпе. За ним и остальные начали стрелять, чтобы любой ценой избавиться от устремленных на них обвиняющих взглядов. Зал моментально затянуло дымом.
      Шэдвелл смотрел на того, в кого он стрелял. Мессимерис постоял еще секунду, потом рухнул вперед. Это не отрезвило убийц: они продолжали стрелять. Несколько советников пали на колени, склонив голову перед Шэдвеллом, другие попытались спрятаться по углам, но большинство полегло на месте, даже не пробуя спастись.
      Все кончилось так же внезапно, как и началось.
      Шэдвелл отбросил оружие и посмотрел на то, что было перед ним. Он никогда не питал пристрастия к скотобойням, но Бог должен быть выше брезгливости. Это человеческое качество ему тоже предстояло подавить в себе.
      И это ему удавалось. Груда лежавших перед ним тел впечатляла его не больше, чем куча мешков с мукой. Только повернувшись, он почувствовал дрожь. Он вспомнил последнее движение Мессимериса, его поднятую руку. Старик требовал платы.
      Он, вечный продавец, стал, наконец, покупателем, и жест умирающего Мессимериса напомнил ему об этом.
      Пора начинать кампанию. Подавить сопротивление, пробиться к Круговерти, раздвинуть облачный покров. И стать Богом. Боги не боятся кредиторов, живых или мертвых.

      Кэл и Сюзанна шли настолько быстро, насколько им позволяло любопытство. Слишком многое замедляло их путь. Зрелища, появляющиеся перед ними, были настолько ярки и необычны, что они просто застывали на месте и смотрели. Все животные и растения здесь имели родичей в Кукушкином королевстве, но среди них не было ни одного, не преображенного в той или иной степени магией.
      Существа, пересекавшие им дорогу, отдаленно напоминали лис и зайцев, ежей и змей, но только отдаленно. И одним из самых разительных изменений в них была полная потеря страха. Никто из них не бежал перед пришельцами, все с любопытством смотрели на них, а потом возвращались к своим делам.
      Это могло показаться раем, если бы идиллию внезапно не нарушили звуки радио – музыка, обрывки голосов, свист, – донесшиеся из рощицы серебристых берез. Скоро, однако, радио заглушили вопли и угрозы, заставившие Кэла с Сюзанной поспешить в направлении шума.
      На другой стороне рощи они увидели поле, заросшее высокой травой, и в нем – троих подростков. Один балансировал на канате, натянутом между двумя столбиками, пока двое других увлеченно дрались. Причина их ссоры была очевидна: радио. Один из них, более высокий и увесистый, вырвал приемник у своего белобрысого товарища и швырнул его в поле. Приемник ударился о какую-то древнюю статую, скрытую травой, и песня, звучавшая из него, умолкла. Владелец радио бросился на вандала с криками:
      – Ублюдок! Ты его сломал! Совсем сломал!
      – Это же дерьмо Кукушат, де Боно, – возразил другой, уворачиваясь от ударов. – Незачем тебе с ним возиться. Разве не слышал, что говорила мама?
      – Он мой! – завопил де Боно, не оставляя безуспешных попыток разбить своему противнику нос.
      – Не хочу, чтобы ты хватал его своими грязными лапами!
      – Господи, как торжественно!
      – Заткнись, скотина! – Теперь де Боно пытался отыскать приемник в высокой траве.
      – Галин прав, – вмешался канатоходец.
      Де Боно выудил из кармана рубашки очки в проволочной оправе и продолжил поиски.
      – Это недостойно, – сказал канатоходец, прыгая на веревке. – Старбрук тебе ноги выдернет, если узнает.
      – Старбрук не узнает, – пропыхтел де Боно.
      – Еще как узнает, – пообещал Галин. – Мы ему скажем, правда, Толлер?
      – Может быть, – последовал ответ с каната.
      Де Боно наконец нашел радио, поднял его и потряс. Оно молчало.
      – Ублюдок, – он повернулся к Галину. – Смотри, что ты наделал.
      Это продолжалось бы еще долго, если бы Толлер не обратил внимание на зрителей.
      – Вы кто такие? – спросил он.
      Все трое уставились на Кэла с Сюзанной.
      – Это поле Старбрука, – угрожающим тоном произнес Галин. – Уходите. Он не пускает сюда женщин.
      – Да потому, что он идиот, – де Боно пригладил волосы и ухмыльнулся, глядя на Сюзанну. – Можете и это ему сказать, ябеды.
      – И скажем, – мрачно заявил Толлер.
      – Кто этот Старбрук? – спросил Кэл.
      – Кто? Да все знают... – тут Галин сообразил. – Вы что, Кукушата?
      – Да.
      – Кукушата? – Толлер едва не свалился с каната. – Здесь?
      Улыбка де Боно стала просто лучезарной.
      – Кукушата! Значит, вы можете починить эту штуку? – он протянул им радио.
      – Попробую, – сказал Кэл.
      – Ты не смеешь, —заявил Галин то ли Кэлу, то ли своему товарищу.
      – Это же просто радио, – сказал Кэл.
      – Это дерьмо Кукушат.
      – Недостойно, – повторил Толлер.
      – Где ты его взял? – поинтересовался Кэл.
      – Не твое дело, – Галин шагнул к пришельцам. – Еще раз говорю: вам тут нечего делать.
      – Я думаю, он прав, – сказала Сюзанна. – Пошли.
      – Извини, – пожал плечами Кэл, обращаясь к де Боно. – Чини его сам.
      – Я не умею.
      – Нам нужно идти, – сказала Сюзанна.
      – Идите-идите, чертовы Кукушата, – напутствовал их Галин.
      – Так хочется разбить ему нос, – пробормотал Кэл.
      – Мы не должны проливать здесь кровь. Мы пришли для того, чтобы не дать ей пролиться.
      – Я знаю.
      Еще раз пожав плечами, Кэл повернулся к де Боно спиной, и они пошли назад к березам. Скоро за ними послышались шаги. Де Боно догонял их, все еще держа в руках радио.
      – Я с вами! – крикнул он. – Вы можете его починить.
      – А как же Старбрук?
      – Старбрук не придет. Пускай они ждут его, пока трава не прорастет им через задницы. Я найду себе дело поинтересней.
      Он улыбнулся.
      – Я слышал, что сказала эта штука: «День обещает быть солнечным».

      Де Боно оказался полезным спутником. Он болтал без умолку, и настроение Сюзанны несколько поднялось. Кэл почти не участвовал в разговоре, пытаясь на ходу починить радио. Он только снова спросил, где де Боно его взял.
      – У одного из людей пророка, – ответил юноша. – У него их был целый ящик.
      – Пытаются подкупить, – сказала Сюзанна.
      – Думаешь, я не понял? – спросил де Боно. – Я знаю, что ничего не дается даром. Но я не верю, что все, что исходит от Кукушат, плохо. Мы же жили с ними раньше, и ничего, – он перенес внимание на Кэла. – Ну что?
      – Пока ничего. Я не очень хорошо в этом разбираюсь.
      – Может, в Невидали найдется кто-нибудь, кто сможет его починить. Это недалеко.
      – Мы идем в Дом Капры, – напомнила Сюзанна.
      – Я с вами. Только пройдем через город.
      – Никаких остановок.
      – Человек должен есть, – заявил де Боно. – Нам всем не мешает перекусить. Не будьте такими подозрительными, а то вы прямо, как Галин. Верьте мне, я не сделаю вам ничего плохого.
      – У нас срочное дело.
      – К пророку?
      – Да.
      – Вот это действительно дерьмо Кукушат, – сказал Кэл.
      – Кто? Пророк?
      – Боюсь, что да, – сказала Сюзанна.
      – Тогда Галин прав. Радио – тоже часть всего этого.
      – Уроки Старбрука, – улыбнулся Кэл.
      – Очень смешно.
      – А почему ты не боишься, как те двое?
      – Я огражден от уловок Кукушат. Их выдумки не нужны мне. Просто интересно.
      – Мне снилось это место, – сказал Кэл, чтобы сменить тему. – Думаю, многим другим Кукушатам тоже.
      –  Вынам не снитесь, – пожал плечами де Боно.
      – Это не так, – вмешалась Сюзанна. – Один из вас любил мою бабушку. Если вы можете любить нас, то мы можем вам и сниться.
      Кэл понял, что, говоря это, она думала о Джерихо.
      – Это правда?
      – Правда, – просто ответила Сюзанна. – Это одна и та же история.
      – Какая история?
      – Вы живые и мы живые. И вы, и мы любим жизнь и боимся умереть. И спасаемся любовью от смерти.
      Они шли молча минуты три, потом де Боно тихо сказал:
      – Да, это так. Одна история, с волшебством или без. Все, как ты говоришь. Рождение, смерть и между ними любовь.
      Тут радио неожиданно вернулось к жизни, к удивлению Кэла и радости де Боно.
      – Молодец! – закричал он и, схватив приемник, принялся крутить настройку. Остаток пути до города они проделали под музыку.

      Когда они ступили на улицы города, де Боно, предупредил их, что Невидаль воздвигалась в большой спешке, поэтому им не следует ожидать от планировки строгого порядка. Но это предостережение не помешало им удивляться на каждом шагу. Дома валились друг на друга, как пьяные; тоннели между ними – слово «улицы» к ним не подходило – были слишком тесны даже для пешеходов. Стиль строений варьировался от древнеегипетского до барокко.
      Здесь не было темно. Камни и мостовая светились, превращая самый невзрачный кусок стены в шедевр архитектуры.
      Впечатление от города подкреплялось видом его обитателей. Их одежда представляла собой то же смешение стилей и мод – Кэл с Сюзанной уже опознали его, как характерную особенность Чародеев. Мимо них проходили то мужчина в пальто, увешанном колокольчиками, то женщина, кажущаяся голой из-за телесного цвета ее глухого, под горло, платья. Из окошка выглядывала девушка, лицо которой закрывали разноцветные ленты, развевающиеся на ветру. Дальше они встретили человека в шляпе из собственных волос, беседующего с двумя девицами – белой и негритянкой, – одетыми только в панталоны со штрипками.
      Как бы все это ни изумляло их, они не останавливались. Нужно было спешить. По пути они заметили еще следы XX века в руках жителей – без сомнения, дары пророка, которым предстояло растаять в руках их счастливых обладателей. Не было времени рассказать им о коварстве Шэдвелла; нужно было идти и обезвредить его источник.
      – Забежим во «Врунишку», – предложил де Боно, лавируя среди прохожих. – Перекусим и пойдем дальше.
      Со всех сторон их окружали голоса, смех и песни (некоторые по радио). На руках у матери хныкал ребенок; вслед им лаяло что-то лохматое; на одном из балконов Кэл увидел павлина с распущенным хвостом.
      – Куда он, Господи? – воскликнула Сюзанна, когда де Боно в третий или четвертый раз скрылся в толпе. – Что-то он слишком резвится.
      – Мы должны верить ему, – сказал Кэл. Вдалеке мелькнула белобрысая голова до Боно. – Туда!
      Они завернули за угол. В этот момент откуда-то донесся крик, такой горестный, как будто кто-то умер. Толпа сразу стихла, и Кэлу с Сюзанной удалось расслышать отдельные реплики.
      – Они подожгли Дом Капры!
      – Не может быть! – сказал кто-то. Но дурной вестник не унимался.
      – Да-да, подожгли! И перебили Совет!
      Кэл стал пробиваться через толпу, чтобы увидеть говорящего. Тот выглядел так, будто сам выбрался из горящего здания – весь в грязи и копоти, из-под которых блестели слезы. Те, кто смотрел на него, уже не сомневались, что произошла трагедия.
      Сюзанна первой задала простой вопрос:
      – Кто это сделал?
      Человек взглянул на нее.
      – Пророк... Это пророк.
      Толпа взорвалась возгласом гнева и изумления.
      Сюзанна повернула к Кэлу.
      – Мы опоздали, – в глазах ее были слезы. – Господи ну почему мы так медлили?
      – Мы не могли успеть, – де Боно появился рядом с ними. – Не вините себя. И меня тоже.
      – И что теперь? – спросил Кэл.
      – Найдем ублюдка и убьем его, – Сюзанна сжала плечо де Боно так, что тот поморщился. – Покажешь нам путь?
      – Конечно.
      Юноша повернулся и повел их прочь от толпы, окружавшей плачущего человека. Новость уже распространилась по городу. Песни и смех смолкли. Некоторые стояли и смотрели на него между крыш, словно ожидая увидеть отблески пожара. Их вид напомнил Кэлу обитателей Чериот-стрит в день урагана.
      Судя по обрывкам разговоров, услышанных ими по пути, одни говорили, что в Доме Капры убили всех, другие не соглашались с этим. Ни все утверждали, что пророк объявил войну всем, кто усомнится в его власти, и что его войска уже прочесывают Фугу в поисках непокорных.
      – Нужно выбраться из города, пока они сюда не добрались, – сказала Сюзанна.
      – Это маленькая страна, – напомнил де Боно. – Если они захотят нас найти, на это не уйдет много времени.
      Жители не проявляли признаков паники, никто не собирал чемоданы. Похоже, большинство их пережили нечто подобное в прошлом и не были особенно удивлены.
      Троица быстро выбралась из города и очутилась в поле.
      – Жаль, что приходится расставаться, – сказала Сюзанна.
      – С чего это? – не понял де Боно.
      – Потому что мы должны остановить пророка.
      – Так я отведу вас туда, где он будет.
      – Куда?
      – К Своду. Это старый дворец. Он обязательно придет туда, если захочет стать королем.

      Недалеко от города де Боно остановился и указал на столб дыма, поднимающийся в долине.
      – Что-то горит.
      – Будем надеяться, что это Шэдвелл, – сказал Кэл.
      – Расскажите мне об этом ублюдке, – попросил де Боно. – Раз уж мы идем убивать его.
      Они рассказали ему, что знали, а это оказалось, при ближайшем рассмотрении, не так много.
      – Странно, – пробормотал Кэл. – Мне кажется, я знаком с ним всю жизнь. А ведь прошло меньше года с тех пор, как мы встретились.
      – Время может растягиваться, – сказал де Боно. – Во всяком случае, здесь. Старбрук говорил, что ближе к Круговерти даже есть место, где пересекаются прошлое и будущее.
      – Похоже, в прошлый раз я побывал в одном из них.
      – А на что это похоже?
      Кэл покачал головой.
      – Поговорим об этом завтра.
      Дорога вела их в болото. Они прыгали с камня на камень среди вонючих луж. Кругом громко квакали лягушки, не давая им говорить. Вдруг откуда-то до них донесся гудок машины. Они бросились к твердой земле, увязая в грязи и распугивая лягушек – крошечных ярко-красных тварей, сотнями прыгавших вокруг.
      На другой стороне болота Кэл забрался на дерево, чтобы лучше видеть. По дороге к городу двигались машины.
      – Что там? – спросила снизу Сюзанна.
      – Похоже, банда Хобарта.
      – Хобарта?
      Она мгновенно оказалась рядом с ним.
      – Да. Это он. Господи, это он.
      Она повернулась к Кэлу с блеском в глазах, который ему не понравился.
      – Иди дальше без меня, – сказала она.
      Они спустились вниз, продолжая спор.
      – У меня дело к Хобарту. Идите. Я вас догоню.
      – Не можешь подождать?
      – Нет. И он не может. Он забрал у меня книгу Мими, и я должна вернуть ее.
      Она увидела его недоумение и уже знала все, что он скажет. Им прежде всего нужен Шэдвелл; нет времени отвлекаться на других. Да и книга – это всего лишь книга, и останется ею завтра. Это было так, но что-то говорило ей, что Хобарт не зря так ухватился за эту книгу. В этих сказках было что-то важное – раз враг в это верил, значит, это так, иначе он не был бы врагом.
      – Я должна это сделать.
      – Тогда я с тобой.
      – У меня с ним свои счеты, Кэл. Вы идите к Своду. Я обязательно найду вас, как только заберу книгу.
      Он понял по ее тону, что спорить бесполезно.
      – Будь осторожна, – он обнял ее.
      – Ты тоже, Кэл. Ради меня.
      И она ушла.
      Де Боно, который не слышал их разговора, забеспокоился:
      – А мы не пойдем с ней?
      – Нет. Она одна.
      – Свидание что ли?
      – Что-то вроде того.

      Сюзанна поспешила по следам машин с какой-то непонятной ей самой радостью. Стремилась ли она поскорее сокрушить врага или действительно была радапредстоящей встрече с Хобартом, как с зеркалом, в котором видела саму себя?
      Она вошла в город. Улицы были пусты, жители попрятались. Она надеялась, что Хобарт знает о ее приближении. Что у него бьется сердце и потеют ладони. Если нет, то скоро она научит его этому.

      У Шэдвелла были планы занять Свод – единственное здание в Фуге, подходящее для резиденции Бога, – но, попав туда, он обнаружил, что жить там невозможно. Каждый из королей и королев, живших там в течение столетий, перестраивал дворец по своему разумению. В результате получилось нечто среднее между лабиринтом и замком с привидениями.
      Он был не первым Кукушонком, посетившим дворец. Несколько его предшественников бродили по бесконечным залам, пока не увидели нечто, вызвавшее их смерть. Это могла быть мозаика в одной из комнат, каждый миг складывающаяся в новый узор. Или дождь, падающий с потолка в другой, теплый летний дождь, пахнущий грибами. Еще в одном зале стены и пол были построены с неуловимым нарушением законов геометрии, и вошедшему туда казалось, что он то ли вот-вот врежется головой в потолок, то ли сожмется до размеров жука.
      А те, кому посчастливилось выйти из дворца, искали его потом повсюду и не могли найти. Свод исчезал, чтобы возникнуть в другом месте.
      Шэдвелл первым нашел его в стационарном состоянии и объявил своим. Но это не принесло ему радости. Так дворец начал мстить своему непрошеному гостю.

      В конце дня, перед закатом, пророк решил подняться на обзорную башню Свода, чтобы окинуть взглядом свои владения. Несмотря на тяготы последних недель – переодевания, речи, постоянное притворство, – он не ощущал усталости. Все, что он обещал себе и своим последователям, сбылось, как будто он и вправду приобрел пророческие способности. Он отыскал ковер и забрал его у его Хранителей; он завладел им, подавив всякое сопротивление с почти молниеносной скоростью. Теперь он мог желать только стать Богом, и средство к этому было видно ему с того места, где он стоял.
      Круговерть.
      Ее Мантия клубилась и громыхала, скрывая свои тайны от всех, даже от него. Ничего. Завтра, когда отряд Хобарта закончит разбираться с туземцами, он подведет своего вождя к воротам Круговерти, к Узкому Мосту, и он войдет туда.
      А потом? Что потом?
      Знакомый холодок отвлек его от этих мыслей. В дверях стояла Иммаколата. Закатный свет не щадил ее, демонстрируя ее раны во всем их безобразии и клокочущую в ней злобу.
      – Чего тебе?
      – Хочу пойти с тобой. Мне не нравится это место. Оно провоняло Древней Наукой.
      Он пожал плечами и повернулся к ней спиной.
      – Я знаю, о чем ты думаешь, Шэдвелл. И поверь мне, это глупость.
      Он давно уже не слышал своего настоящего имени, и оно ему не понравилось. Это было прошлое, о котором он хотел поскорее забыть.
      –  Чтоглупость?
      – Идти в Круговерть.
      Он промолчал.
      – Ведь ты это хочешь сделать?
      Она по-прежнему читала его мысли.
      – Может быть.
      – Это может кончиться плохо.
      – Вот как? И почему это?
      – Ты не понимаешь. Даже Семейства не знают, как работает Станок, хоть они и создали его. Это великая тайна.
      –  Нетникаких тайн. Во всяком случае, для меня. Я хочу, чтобы ты это поняла.
      – Ты только человек, Шэдвелл. Твои претензии просто смешны.
      – Заткнись. – Шэдвелл...
      – Заткнись! – рявкнул он и повернулся к ней. – Мне надоела твоя осторожность. Я завладел Фугой.
       – Мы.
       –Ладно, мы. Что ты хочешь за свою помощь?
      – Ты знаешь, что я хочу. Чтобы они умерли. Умерли немедленно.