Дом Капры был так же страшен, как все, что Сюзанна видела в Фуге. Он представлял собой низкое, довольно ветхое здание, обвалившаяся штукатурка которого открывала массивные красные кирпичи кладки. Покосившаяся дверь и сломанные перила немало натерпелись от капризов погоды. Все вокруг поросло миртовыми деревьями, в ветвях которых висели сотни колокольчиков, звеневших от каждого ветерка. Этот звон они и слышали, когда подходили. Но сейчас его заглушали крики изнутри. Похоже, там шел спор.
      У крыльца, рядом с кучей камней, восседал страж, вскочивший при их приближении. В нем было верных семь футов росту.
      – Что привело вас сюда? – обратился он к Джерихо.
      – Мы пришли на Совет...
      Изнутри Сюзанна слышала голос женщины, особенно громкий:
      – Я не собираюсь снова засыпать! – реплика была встречена шумом одобрения ее сторонников.
      – Нам нужно на Совет, – настаивал Джерихо.
      – Это невозможно.
      – Это Сюзанна Пэрриш. Она...
      – Я знаю, кто она, – перебил страж.
      – Если вы знаете, кто я, то знаете и то, что я разбудила Фугу, – вмешалась Сюзанна. – И я должна услышать мнение Совета об этом.
      – Ладно, – он оглянулся. – Только там сущий бедлам.
      Боюсь, вы ничего не услышите.
      – Буду стараться.
      – Ну, идите, – страж отступил, освобождая им путь к полузакрытой двери. Сюзанна набрала в грудь воздуху, оглянулась, чтобы убедиться, что Джерихо следует за ней, и повернула ручку.
      Большая комната была заполнена народом. Некоторые стояли, некоторые сидели; кое-кто даже влез на стулья, чтобы разглядеть главных спорщиков. Это были пятеро, среди них женщина с растрепанными волосами и диким лицом. «Иоланда Дор», – шепнул Джерихо. Перед ней стояли двое мужчин – молодой, с длинным носом, лицо которого было перекошено от крика, и постарше. Второй успокаивал своего товарища, взяв его за руку. Между ними расположились негритянка и мужчина с восточными чертами лица в снежно-белом одеянии – они, похоже, пытались примирить оппонентов.
      Мало кто из собравшихся заметил пришельцев, продолжая выслушивать аргументы – вернее, отрывочные вопли, – спорящих.
      – Кто тот человек в середине? – спросила Сюзанна.
      – Его зовут Тунг.
      Без долгих слов Сюзанна вышла вперед.
      – Мистер Тунг!
      Человек взглянул на нее, и его лицо перекосилось.
      – Кто вы?
      – Сюзанна Пэрриш.
      Это имя полностью прекратило спор, и все лица теперь были обращены к Сюзанне.
      – Кукушонок! – громко воскликнул старик. – В Доме Капры!
      – Замолчи, – сказал Тунг.
      – Это ты! Ты! – крикнула негритянка.
      – Что?
      –  Ты знаешь, что ты наделала?
      Эта реплика вызвала новый взрыв восклицаний, но теперь уже кричали все собравшиеся.
      Тунг, слов которого никто не слышал, влез на стул и что есь сил завопил: «Тише!»
      Шум приутих.
      – Вот, – сказал он несколько самодовольно. – Так-то лучше. Ну... что вы скажете, Мессимерис? – он повернулся к старику.
      – Что я скажу? – тот ткнул артритическим пальцем в сторону Сюзанны. – Она здесь лишняя. Я требую, чтобы ее убрали.
      Тунг собирался ответить, но Иоланда опередила его.
      – Хватит церемоний! Нравится нам это или нет, но нас разбудили.
      Она посмотрела на Сюзанну.
      – И виновата в этом она.
      – Я не останусь в одном помещении с Кукушонком, – заявил Мессимерис, каждым словом подчеркивая презрение к Сюзанне. – После всего, что они нам сделали. Ты идешь, Дольфи? – он повернулся к своему младшему товарищу.
      – Да.
      – Подождите, – сказала Сюзанна. – Я не хотела нарушать правила...
      – Ты их уже нарушила, – заметила Иоланда, – и ничего, стены не обвалились.
      – Надолго ли? – осведомилась негритянка.
      – Дом Капры – священное место, – изрек Мессимерис.
      – Я понимаю. Но я чувствую, что виновата...
      – Так оно и есть, – сказал Дольфи, немного смягчаясь. – Во всяком случае, мы проснулись. И мы в опасности.
      – Я согласна с вами.
      Это обескуражило его; он явно ожидал возражений.
      – Согласна?
      – Конечно. Мы все в опасности.
      – По крайней мере, теперь мы можем постоять за себя, – сказала Иоланда. – А не просто лежать и ждать.
      – У нас ведь были Хранители, – напомнил Дольфи. – Что с ними?
      – Они мертвы, – ответила Сюзанна.
      – Все?
      – Что она может знать? – возмутился Мессимерис. – Не слушайте ее.
      – Моя бабушка – Мими Лащенски.
      В первый раз Мессимерис посмотрел ей в глаза.
      – Правда?
      – И ее убила одна из ваших.
      – Не может быть! – воскликнул Мессимерис.
      – Кто? – заинтересовалась Иоланда.
      – Иммаколата.
      – Она не наша, – запротестовал старик.
      – Но, уж конечно, и не Кукушонок! – отпарировала Сюзанна, начиная терять терпение. Она шагнула к Мессимерису, и тот крепче сжал руку Дольфи, словно пытаясь заслониться им.
      – Все мы в опасности, – повторила она, – и все ваши священные места, вместе с домом Капры, могут погибнуть. Я понимаю, у вас есть причины мне не доверять. Но хотя бы выслушайте меня.
      В комнате наступила тишина.
      – Расскажи нам, что ты знаешь, – попросил, наконец, Тунг.
      – Немного. Но я знаю, что у вас есть враги здесь, в Фуге, и Бог знает сколько за ее пределами.
      – И что нам делать? – спросил кто-то.
      – Бороться! – воскликнула Иоланда.
      – Вы окружены, – сказала Сюзанна.
      На красивом лице женщины вспыхнул румянец.
      – И ты трусишь!
      – Это правда. Вам не устоять против Королевства.
      – У нас есть чары.
      – Хотите сделать из волшебства оружие? Как Иммаколата? Если вы сделаете это, можете называть себя Кукушатами.
      Это заявление вызвало новый ропот собравшихся.
      – Вот мы и хотим снова соткать ковер, – сказал Мессимерис, слегка приободрившись. – Я об этом и говорил.
      – Я согласна с этим, – сказала Сюзанна.
      Среди шума прозвенел крик Иоланды:
      – Не хочу больше спать! Хватит!
      – Тогда вы погибнете! – крикнула в ответ Сюзанна.
      Шум немного стих.
      – Сейчас жестокий век.
      – Прошлый был таким же, – заметил кто-то из толпы. – И все предыдущие.
      – Мы не можем прятаться вечно, – обратилась Иоланда к присутствующим. Ее призыв нашел значительную поддержку, несмотря на аргументы Сюзанны. Да трудно было ожидать, что после стольких лет сна Чародеям захочется снова погрузиться в него.
      – Я не говорю, что вам придется оставаться на ковре долго, – сказала Сюзанна. – Когда найдется безопасное место...
      – Я уже слышала все это, – прервала ее Иоланда. – «Подождем, пригнем головы, пока шторм не проскочит». Все это – было.
      – Бывают штормы и штормы, – сказал мужской голос из глубины толпы. Очень тихий, он, однако, заставил всех умолкнуть.
      Сюзанна посмотрела в направлении голоса.
      – Если Королевство уничтожит нас, – продолжал он, – то все страдания моей Мими окажутся напрасными.
      Члены Совета расступились, и говоривший прошел в центр зала. Сюзанна сразу узнала его, но не сразу вспомнила, что видела его на портрете в спальне Мими. Но выцветшее фото не могло передать его черты во всей их полноте. Теперь, видя его сверкающие глаза, высокий лоб, коротко подстриженные волосы, Сюзанна понимала, почему Мими прожила под его взглядом всю свою одинокую жизнь. Это был человек, которого она любила. Это был...
      – Ромо, – представился он. – Первый муж твоей бабушки.
      Откуда узнал он, спящий в Фуге, что у Мими был еще и муж-человек? Или это сообщил ему воздух сегодня ночью?
      – Зачем ты здесь? – осведомился Тунг. – Тут не ярмарка.
      – Я хочу рассказать о моей жене. Я понимал ее лучше, чем любой из вас.
      – Это было в другой жизни, Ромо.
      – Да, – Ромо кивнул. – Я знаю. Но все же я хочу рассказать о ней.
      Никто не стал его останавливать.
      – Она умерла в Королевстве, чтобы защитить нас. Умерла, не пытаясь нас разбудить. Почему? У нее были резоны сделать это, отдохнуть от своих трудов и снова вернуться ко мне.
      – Не обязательно, – возразил Мессимерис.
      Ромо улыбнулся.
      – Ты имеешь в виду то, что она вышла замуж? Я ее понимаю. Или думаешь, что она все забыла? Нет. Не верю, – он говорил так мягко и в то же время убедительно, что все в комнате затихли, слушая его. – Она нас не забыла. Она просто знала то, что сейчас сказала нам ее внучка. Что здесь небезопасно.
      Иоланда хотела что-то сказать, но Ромо поднял руку.
      – Еще немного, и я уйду. У меня много дел.
      Иоланда закрыла рот.
      – Я знал Мими лучше, чем любой из вас. Фактически мы ведь расстались с ней только вчера. Я знаю, что она защищала нас до последнего дыхания. Не теряйте то, что она берегла, только из-за того, что вам в нос ударил запах свободы.
      – Тебе легко говорить, – отозвалась Иоланда.
      – Я, как и вы, хочу жить. Я остался здесь ради своих детей, думая, как и мы все, что проснусь через год-другой. А теперь посмотрите, что случилось. Мы проснулись. За это время моя Мими стала старухой, и ее внучка стоит здесь и говорит, что мир так же опасен, как и тогда. Я верю, что ее устами говорит Мими, и призываю вас послушать ее.
      – Ну и что ты предлагаешь? – спросил Тунг.
      – Предлагает? – скривилась Иоланда. – Неужели мы будем слушать советы укротителя львов?
      – Я предлагаю снова соткать ковер, – сказал Ромо, игнорируя ее. – Соткать, пока Кукушата не обнаружили нас. Когда мы найдем безопасное место, где они не смогут докучать нам, мы проснемся снова. Ты права, Иоланда. Мы не можем прятаться вечно. Но встречать здесь утро – это не храбрость, а самоубийство.
      Эта речь впечатлила многих собравшихся.
      – А если мы это сделаем? – спросил один из сторонников Иоланды. – Кто сохранит ковер?
      – Она, – Ромо указал на Сюзанну. – Она знает Королевство лучше всех. И, по слухам, она владеет менструмом.
      – Это правда? – спросил Тунг.
      Сюзанна кивнула. Стоящие вокруг нее отстранились, и в комнате снова поднялась волна вопросов, многие из которых были обращены к Ромо. Но он не мог ничего ответить.
      – Я сказал все, что я знаю, – сказал он. – Мои дети не могут больше ждать.
      Он повернулся и пошел к выходу. Сюзанна устремилась за ним.
      – Ромо!
      Он повернулся к ней.
      – Подожди. Помоги мне.
      – Некогда. Дети ждут.
      – Но я много не поняла.
      – Разве Мими не оставила тебе инструкции?
      – Я опоздала. Когда приехала, она уже не могла... не могла говорить. Она только оставила мне книгу.
      – Так погляди в ней. Наверняка там что-то есть.
      – Ее у меня отняли.
      – Тогда верни ее. А что не найдешь там, ищи в себе.
      Последний ответ окончательно сбил Сюзанну с толку, но не сумела она задать вопрос, как Ромо заговорил опять:
      – Ищи между.
       –Между чего?
      – Просто между, – он пожал плечами, будто удивляясь ее непонятливости. – Ты дитя Мими. Должна знать.
      Он потянулся к ней и поцеловал.
      – У тебя ее глаза, – он неуклюже коснулся ее щеки, и она внезапно почувствовала в этом прикосновении что-то не просто дружеское. Они отстранились друг от друга, охваченные противоречивыми чувствами.
      Он резко повернулся и вышел. Она прошла за ним пару шагов, но тут из-за двери раздался рев. Сердце у нее в груди подпрыгнуло. Он говорил о детях, и они ждали его. Львы, полдюжины или больше, окружили своего хозяина, сверкая золотыми глазами и мурлыкая, как кошки. Дверь захлопнулась, отрезав ее от этого зрелища.
      – Они хотят, чтобы мы ушли, – сказал Джерихо позади нее. Она еще немного постояла возле двери, слушая, как рычание львов замирает вдали.
      – Нас гонят?
      – Нет, просто они хотят еще раз все обсудить.
      Она кивнула.
      Когда они открыли дверь, Ромо и его звери уже ушли.

      Они шли молча. Она думала о Мими и о ее чувствах, когда она знала, что Ромо, ее любимый, спит в месте, которое она охраняет. Гладила ли она узелки, в которых он был заключен? Шептала ли при этом ласковые слова? Неудивительно, что она была такой суровой, такой неулыбчивой. Она стерегла врата Рая, одна, не вправе никому довериться, лицом к лицу с забвением и смертью.
      – Не бойся, – сказал Джерихо.
      – Я не боюсь, – она вспомнила, что он видит цвет исходящих от нее волн. – Может, совсем немного. Я не могу быть Хранителем, Джерихо. Я... недостойна.
      Они прошли миртовую рощу и шли теперь по полю. В высокой траве стояли высеченные из мрамора фигуры фантастических зверей. Они остановились передохнуть рядом с ними. Уже не было слышно ни споров, ни звона колокольчиков; только ночные насекомые стрекотали в траве.
      Он смотрел на нее. Она чувствовала это, но не могла поднять головы.
      – Я думаю, может... – начал он, потом замолчал.
      Насекомые насмешливо обсуждали его косноязычие.
      – Я хочу сказать... ты достойна чего угодно.
      Она улыбнулась такой любезности.
      – Нет. Я не о том. Я хочу... я пойду с тобой.
      – Со мной?
      – Когда ты вернешься в Королевство. С ковром или без ковра, но я хочу быть с тобой.
      Теперь она подняла глаза. Его черное лицо было как у подсудимого, ждущего приговора.
      – Конечно. Конечно. Я буду рада.
      – Правда?
      Его лицо расплылось в улыбке.
      – Спасибо. Я хочу, чтобы мы стали друзьями.
      – Значит, мы ими станем.
      Ее спине было холодно от мрамора, но он, стоящий напротив нее, излучал тепло. А она была, как говорил ей Ромо, между.

      Он запретил себе оглядываться на сад, и только когда ночная мгла скрыла деревья, позволил себе посмотреть назад.
      Он увидел только круг света, в котором он совсем недавно стоял и декламировал стихи Чокнутого Муни; потом рикша завернул за угол, и свет исчез.
      Флорис, как и велела ему Хлоя, спешил, что было сил. Коляска подскакивала на камнях и кочках, делая все возможное, чтобы вывалить пассажиров на землю. Кэл, цепляясь за борт, смотрел на пролетающие мимо пейзажи. Он проклинал себя за то, что целую ночь проспал вместо того, чтобы осмотреть Фугу. С первого взгляда Сотканный мир показался ему знакомым, но теперь он чувствовал себя, как турист в незнакомой стране.
      – Странное место, – сказал он, когда они проезжали мимо скалы, вырубленной в форме ниспадающей вниз волны.
      – А чего вы ожидали? – спросила Хлоя. – Увидеть здесь собственный огород?
      – Не совсем. Мне просто казалось, что я знаю его. Хотя бы по снам.
      – Рай всегда не таков, каким вы его представляете. Поэтому он и очаровывает. Ведь вы очарованы?
      – Да. И я боюсь.
      – Конечно. Но это обновляет кровь.
      Он не совсем понял это замечание и предпочел сосредоточиться на все новых видах, возникающих за каждым поворотом. Самым впечатляющим была встающая впереди клубящаяся громада Круговерти.
      – Мы туда едем? – спросил он.
      – Почти, – ответила Хлоя.
      Они проехали через березовую рощу и преодолели небольшой подъем, после чего местность совершенно изменилась. Земля здесь была черной и жирной, а растительность – пышной, как в теплице. Вдобавок, когда они достигли вершины и начали спуск, Кэл начал замечать странные галлюцинации. Как сквозь туман он видел здание, похожее на обсерваторию, лошадей, пасущихся вокруг, и несколько смеющихся женщин в легких шелковых платьях. Он видел еще многое, но все это через несколько секунд исчезло.
      – Видишь? – спросила Хлоя.
      – Что это?
      – Странная местность. Строго говоря, нам не следовало заезжать сюда. Здесь довольно опасно.
      – Почему?
      Ее ответ был поглощен грохотом со стороны Круговерти, сопровождающимся лиловым сиянием. Они были уже в четверти мили от облака; волосы на лице и руках Кэла встали дыбом.
      Но Хлоя не интересовалась Мантией, а смотрела на парящих вверху Амаду.
      – Они уже тут. Флорис, скорее!
      Уже через пару минут они подъехали к небольшому каменному мостику, перед которым Флорис резко затормозил.
      – Здесь вылезем, – Хлоя вывела Кэла из коляски и завела его на мост. Внизу тек неширокий, но полноводный ручей, берега которого были покрыты мхом. В шумящей воде прыгали серебристые рыбки.
      – Скорее, скорее, – Хлоя потянула его за руку.
      Перед ними стоял дом с настежь открытыми окнами и дверями. Во дворе паслось несколько больших черных свиней.
      Одна из них, подойдя, обнюхала ноги Кэла, после чего вернулась к своим свинячьим делам.
      Света внутри не было, но при ярком свечении Мантии Кэл сумел разглядеть комнату, в которую они вошли. Вся она была завалена книгами и бумагами. На полу среди ветхих ковров расположилась громадная старая черепаха. Перед большим окном, открытым на Мантию, восседал в кресле человек.