Однако ничего нового они не узнали и на этот раз. К Демпси подключили капельницу, и успокоительное лекарство, казалось, начало на него действовать. Пес не то чтобы мирно спал, но пребывал в полудреме.
      – Сегодня мы сделаем ему рентген, а там будет видно, – сказал доктор. – Результаты снимка будут готовы к концу дня. Поэтому можете спокойно отправляться домой. А мы тем временем займемся Демпси и посмотрим, чем можно ему помочь.
      – Я хочу остаться.
      – Хорошо. Но у нас вам будет очень неудобно, мистер Пикетт. Мы не можем предоставить вам отдельную комнату. А судя по тому, как вы оба выглядите, у вас была бессонная ночь. Демпси немного успокоился, и мы постараемся поддерживать его в таком состоянии. Но прежде чем можно будет поставить ему окончательный диагноз, пройдет не меньше шести часов. У нас один рентгенолог на две больницы. Раньше одиннадцати она не сможет даже осмотреть вашего пса.
      – И все же я хочу остаться. Я видел, у вас за дверью стоит скамейка. Надеюсь, вы не вышвырнете меня вон, если я на ней посижу?
      – Нет. Конечно нет.
      – Тогда я там и расположусь.
      Доктор взглянул на часы.
      – Через полчаса у меня заканчивается смена и на мое место заступит доктор Отис. Она и займется Демпси. Конечно, я попрошу ее по возможности ускорить рентгеновское обследование. Если она сочтет нужным еще что-нибудь предпринять…
      – Она знает, где меня найти.
      – Вот и хорошо. – Доктор тускло улыбнулся, во второй и последний раз за эту ночь. – Что ж, я искренне надеюсь, что вы получите добрые вести относительно вашего Демпси и к тому времени, когда я заступлю на ночное дежурство, отправитесь вместе домой.
 
      Тодд наотрез отказался покидать скамейку, хотя она стояла напротив входной двери, сразу за автоматом газированной воды, на виду у всех посетителей больницы. Марко отправился домой, чтобы привезти ему в термосе кофе и что-нибудь поесть.
      Парад страждущих начался довольно рано. Минуты две спустя после ухода Марко в больнице появилась взволнованная дама, которая сбила своей машиной кота. Тот, еще живой, но насмерть перепуганный и израненный, находился у нее в салоне. К нему на помощь направились две медсестры в кожаных, плотно облегающих руки перчатках. Держа наготове шприц, они собирались ввести жертве успокоительное лекарство, однако обратно вернулись с рыдающей дамой и трупом кота. Горе женщины казалось безмерным. Она попыталась поблагодарить медсестер за помощь, но ее слова потонули в потоке слез. В этот роковой час произошло еще шесть несчастных случаев, каждый из которых закончился трагически. Недосыпание начало брать свое, и Тодд воспринимал все происходящее как во сне. Время от времени его веки на несколько секунд смыкались и полные драматизма сцены мелькали у него перед глазами, словно фильмы с вырезанными кадрами: люди резко перемещались из одного положения в другое. В первое мгновение человек входил в дверь, во второе (зачастую сквозь слезы или в резком обвинительном тоне) разговаривал с одной из медсестер, а в третье – либо его уже не было, либо он направлялся к выходу.
      К великому удивлению Тодда, никто не останавливал на нем взгляда. Возможно, потому, что на покосившейся скамейке рядом со сломанным автоматом с газировкой в круглосуточной ветеринарной клинике менее всего ожидали увидеть Тодда Пикетта. Но было не исключено также и то, что его видели, узнавали, но не обращали на него никакого внимания. Очевидно, присутствие какой-то кинозвезды, сидящей на сломанной скамейке, для них было ничто по сравнению с теми делами, которые привели их в больницу: крыса, у которой начался абсцесс, или кошка, не сумевшая разрешиться седьмым котенком, или морская свинка, что встретила свой смертный час в обувной коробке, или пудель, постоянно кусавший сам себя. Кто-то страдал от блох, кто-то от чесотки, кто-то – как, например, две канарейки – от ненависти друг к другу, и этим драмам не было конца.
      Марко доставил кофе и сэндвичи. Сделав несколько глотков бодрящего напитка, Тодд немного оживился.
      Подойдя к передней стойке, он в очередной раз осведомился, нельзя ли ему увидеть дневного доктора. На этот раз ему повезло, и его удостоила вниманием доктор Отис, бледная, худощавая девушка на вид не старше восемнадцати лет, взгляд которой все время скользил мимо собеседника (по тому, как она смотрела на Марко и других посетителей, Тодд понял, что во время разговора отводить глаза в сторону было у нее в привычке). Из ее слов Тодд узнал, что рентген сделают Демпси через полчаса, а снимки, скорее всего, будут готовы только назавтра. Услышанное окончательно вывело Тодда из себя. Такое с ним случалось редко, но уж если случалось, то зрелище было впечатляющим. Шея его покрылась красными пятнами, желваки разбухли, глаза стали холоднее льда.
      – Я привез свою собаку сюда в пять утра, – резко начал он, – и с тех пор сижу вот на этой самой скамейке. Видите вы эту скамейку, спрашиваю я вас, или нет?
      – Да, я…
      – Вот здесь, на этом самом месте, я торчу с шести часов утра. А сейчас уже почти одиннадцать. Несколько раз я просил вас хотя бы из элементарного уважения к посетителю выйти и сказать, в каком состоянии находится мой пес. Причем вежливо просил. И всякий раз мне повторяли одно и то же: что вы очень заняты.
      – Сегодня было, как никогда, безумное утро, мистер…
      – Пикетт. Меня зовут Пикетт.
      – Да, мистер Пикетт. Боюсь, я не смогу…
      – Ну хватит. Хватит твердить, что вы не сможете сделать рентген до завтра, потому что вы это сможете. И сделаете. Я хочу, чтобы о моей собаке позаботились. И если вы сейчас же не уделите ей внимание, я отвезу ее в другое место, где она получит соответствующий уход. И уж поверьте мне на слово, я постараюсь, чтобы в каждой газете штата Калифорния…
      В этот момент в вестибюле появилась дама по возрасту старше доктора Отис – очевидно, директор клиники.
      – Мистер Пикетт, – взяв руку Тодда, она крепко пожала ее, – меня зовут Корделия Симпсон. Все хорошо, Андрэ, мистером Пикеттом я займусь сама.
      Молодая доктор ретировалась. Лицо у нее стало еще бледнее, чем было в начале разговора.
      – Я слышала почти все, что вы говорили Андрэ.
      – Послушайте, мне очень жаль. Это вообще не в моем стиле. Я не люблю говорить на повышенных тонах, но…
      – Не волнуйтесь, все в порядке. Я все прекрасно понимаю. Вы устали и встревожены из-за..
      – Демпси.
      – Да, из-за Демпси.
      – Мне сказали, что ему сделают рентген и результаты будут готовы сегодня днем.
      – Понимаете, скорость изготовления снимков в таких случаях зависит от объема работы, мистер Пикетт, – произнесла Корделия сдержанным тоном, пытаясь сохранить маску благовоспитанности. Она была англичанкой, и выражение ее лица, а также манера говорить давали собеседнику понять, что в сердитом состоянии она не станет с ним любезничать. – В одном из номеров «Эл-Эй тайме» за прошлый год я читала о вас статью. Насколько я помню, на обложке журнала вы были сфотографированы вместе с Демпси. Вполне очевидно, вы очень привязаны к этой собаке. Словом, вот что я собираюсь сделать. – Она взглянула на часы. – Рентгенолог займется Демпси прямо сейчас, и я гарантирую, что результаты будут готовы… к шести вечера. Возможно, даже раньше, но не позже шести.
      – А когда я смогу увезти его домой?
      – Вы хотели бы забрать его сейчас?
      – Да.
      – Но он еще находится под действием лекарств. Боюсь, он не сможет передвигаться.
      – Я отнесу его на руках.
      Корделия кивнула. Очевидно, она поняла, что спорить бесполезно.
      – Я пришлю за вами сестру, когда будет все сделано. А это его? – осведомилась она, указав на лежавшее на скамейке стеганое одеяло. Поджидая в вестибюле Демпси, Тодд безотчетно обнимал эту вещь. Неудивительно, что люди, мягко говоря, его сторонились.
      – Да, – ответил он.
      – Хотите, я заверну в него Демпси?
      – Спасибо.
      Корделия подхватила одеяло.
      – Примите мои извинения, мистер Пикетт, – сказала она, – из-за причиненных вам неудобств. Наши врачи ужасно перегружены. И хоть это и неприятно говорить, но зачастую те, кто прекрасно ладит с животными, не умеют должным образом обращаться с людьми.
      Через десять минут в вестибюле появился плотный латиноамериканец, который нес на руках завернутого в одеяло сонного Демпси. Уши пса слегка встрепенулись, и Тодд сразу почувствовал, как много значит для его питомца ощущать рядом хозяина, слышать его голос.
 
      – Мы едем домой, старина, – тихо сказал ему Тодд, спускаясь по лестнице на улицу и поворачивая в сторону парковки, где Марко разогревал мотор.
      Следующие несколько часов Демпси проспал в одеяле на большой кровати. Все это время Тодд не отходил от него ни на шаг, несмотря на то, что время от времени его одолевал сон, и перед его внутренним взором проплывали обрывки недавних событий, свидетелем которых он стал, пока сидел на скамейке в больнице. Когда же Пикетт просыпался, то начинал гладить Демпси, приговаривая, что все будет хорошо.
      Около четырех часов дня – в это время его всегда кормили – Демпси неожиданно ощутил резкий прилив сил, и Тодд вместе с Марко приготовили ему еду, заменив рубленую конину (или что там кладут в эти собачьи консервы?) на цыпленка в сытном соусе. Демпси вылизал миску подчистую, а по окончании трапезы выпил большую плошку воды.
      – Вот и хорошо, умница, – похвалил его Тодд. Демпси попытался вильнуть хвостом, но в том оказалось не больше силы, чем в его лапах.
      Затем Тодд вынес пса на улицу, чтобы тот справил нужду. На улице моросил дождь, прохладный, освежающий. Пикетт поднял лицо к дождю, обратив к небу тихую молитву:
      – Прошу, не забирай его у меня. Ведь он всего лишь старый вонючий пес. Тебе он не нужен, а мне нужен. Слышишь? Прошу тебя… услышь меня. Не забирай его.
      Когда он обернулся, то встретил на себе взгляд Демпси, который с приподнятыми ушами и полуоткрытой пастью внимал каждому его слову.
      – Думаешь, он нас слышит? – спросил Тодд. Вместо ответа Демпси весь изогнулся, и его громко вывернуло. После жуткого приступа рвоты пес так обессилел, что не мог даже скулить. Тодд завернул его в одеяло и отнес в дом.
      – Вряд ли тебя интересует, что за сегодняшний день произошло в мире? – спросил его Марко.
      – А случилось что-нибудь важное?
      – Хорошие сборы от «Виселицы» за границей. Особенно во Франции. Очевидно, во Франции этот фильм станет крупным хитом. Максин спрашивает, не хочешь ли ты дать интервью о здоровье Демпси какому-нибудь женскому журналу.
      – Нет.
      – Так я ей и отвечу. Она сказала, это бы способствовало твоему положительному имиджу, но я ответил…
      – Нет! Черт их побери. Угомонятся они когда-нибудь или нет?
      – Тебе звонил Уолтер из «Дрим уоркс» насчет какой-то славной идеи, которую он хочет воплотить в жизнь. Я сказал ему, что завтра ты вернешься в строй.
      – Телефон звонит.
      – Да.
      Марко направился к ближайшему аппарату, который находился в ванной хозяина, а Тодд вновь принялся сушить пса.
      – Это Андрэ Отис. Из больницы. По-моему, та самая молодая особа, с которой ты повздорил утром.
      – Побудь с ним, – попросил Тодд помощника.
      Он направился в ванную, где оказалось довольно холодно, и взял трубку.
      – Мистер Пикетт?
      – Да.
      – Прежде всего, я хочу попросить у вас прощения за сегодняшнее утро…
      – Ничего, все утряслось.
      – Я знала, кто вы, и это меня отвлекло от…
      – Демпси.
      – Да. Извините.
      – Так что с Демпси?
      – Мы получили результаты рентгена… и боюсь, новости не слишком утешительны.
      – Почему? Что у него?
      – У него рак.
      Тодд не сразу сумел принять полученную весть.
      – Этого не может быть, – наконец произнес он.
      – Уже поражен позвоночник. Поражена толстая кишка…
      – Но это ошибка. Этого не может быть.
      – Сейчас опухоль распространяется в мозг, только поэтому мы сумели ее обнаружить. Нарушение моторики и проблемы пищеварения являются следствием этого процесса. Опухоль достигла черепа и давит на мозг.
      – О боже… Сколько он еще протянет?
      – Его теперешнее состояние зависит исключительно от того, насколько правильно мы будем действовать. – Она говорила так, будто читала слова с какой-то идиотской доски, тщательно стараясь не подпускать собеседника ближе отмеренного ею расстояния. – Вопрос в том, как быстро Демпси выйдет из строя.
      Тодд увидел сквозь щелку в двери, как жалкая фигура пса содрогнулась в стеганом одеяле. Очевидно, Демпси уже достиг этой черты.
      – Он испытывает боль? – осведомился он у врача.
      – Ну, я бы сказала, дело не столько в боли, сколько в беспокойстве. Он не понимает, что с ним происходит. Не понимает, почему это происходит. Он просто страдает, мистер Пикетт. И чем дальше, тем будет хуже.
      – Хотите сказать, мне следует его усыпить?
      – Я не имею права говорить, что вам следует делать с вашей собакой, мистер Пикетт.
      – Но как бы вы поступили, будь на моем месте?
      – Если бы он был моим псом и я любила его так, как, по всей видимости, любите вы, мне бы не хотелось, чтобы он страдал… Вы слышите меня, мистер Пикетт?
      – Да. – Тодд едва подавил подкатившиеся к горлу слезы.
      – Все зависит от вашего решения.
      Тодд вновь бросил взгляд на Демпси, который сквозь сон издал жалобный звук.
      – Если я привезу его к вам в больницу…
      – Да?
      – Там будет кто-нибудь, чтобы его усыпить?
      – Да, конечно. Здесь буду я.
      – Тогда я хочу это сделать.
      – Мне очень жаль, мистер Пикетт.
      – Вы ни в чем не виноваты.
      Когда Тодд подошел к кровати, Демпси слегка приподнялся, но вместо приветствия лишь слегка взмахнул хвостом и издал жалкий хрип.
      – Ну, пошли, – сказал Тодд, туго заворачивая пса в одеяло и поднимая его с кровати, – чем быстрей мы это сделаем, тем скорее ты избавишься от страданий. Ты отвезешь нас, Марко?
      На часах была половина пятого. Несмотря на то, что дождь усилился, дороги были запружены машинами, и до ветеринарной клиники Тодд с Марко добирались около часа. Доктор Отис, очевидно еще чувствуя вину после прошлого визита Пикетта, встретила его на этот раз в вестибюле и проводила через боковую дверь в пустую комнату.
      – Мне зайти вместе с вами, босс? – осведомился Марко.
      – Нет. Не волнуйся. Мы сами справимся.
      – Вид у него такой, будто он уже невменяем, – заметила врач.
      Услышав голос Тодда, Демпси едва сумел приоткрыть глаза.
      – Знаю, возможно, это прозвучит странно, но в некотором смысле мы рады, что с ним все разрешилось так быстро. Некоторым собакам приходится страдать в течение долгих недель и даже месяцев…
      – Здесь, в клинике?
      – Да.
      Доктор открыла дверь в комнату площадью не более восьми квадратных футов, выкрашенную в нежно-зеленый цвет. На одной стене висела репродукция картины Мане, на другой – листок с каким-то изречением в рамочке, которое Тодд не мог прочесть из-за заполнивших глаза слез.
      – Я дам вам немного времени, чтобы проститься, – сказала доктор Отис. – Вернусь через несколько минут.
      Тодд присел, не выпуская Демпси из рук.
      – Черт, – выругался он, – это несправедливо.
      Впервые за долгое время Демпси широко распахнул глаза, вероятно, потому, что он услышал, как Тодд плачет: это всегда приковывало внимание пса, даже если слезы были фальшивыми. Обычно, когда Пикетт репетировал какую-нибудь печальную сцену из фильма, пытаясь заучить текст, при первых грустных нотках в его голосе пес подбегал к нему и, в подтверждение своей готовности успокоить хозяина, ставил лапы ему на колени. Теперь же животное, будучи не в силах иначе утешить Тодда, глядело на него жалким, исполненным недоумения взором.
      – Господи, надеюсь, я поступаю правильно. Если бы ты мог сказать, что согласен со мной… – Тодд поцеловал Демпси, и слезы полились у него из глаз, капая прямо на морду пса. – Я знаю только одно: себе я никогда не пожелал бы такой участи – быть все время прикованным к постели.
      На протяжении одиннадцати лет – неважно, была у Тодда женщина или нет – Демпси спал с Тоддом на одной кровати и почти всегда будил его по утрам, прижимаясь холодным носом к лицу и потираясь шеей о грудь.
      – Я люблю тебя, парень, – продолжал Тодд. – И когда пробьет мой час, я хочу, чтобы ты ждал меня там, на небесах. Ладно? Хочу, чтобы ты придержал для меня местечко. Окажешь мне такую услугу?
      В дверь осторожно постучали, и у Тодда внутри все перевернулось.
      – Пора, дружище, – произнес он, целуя пса в морду.
      Тодд понимал, что еще не поздно сказать «нет» и отказаться от своего решения. Еще не поздно увезти Демпси домой, чтобы лишнюю ночь провести с ним на одной кровати. Но он также понимал, что пес уже достаточно настрадался. Нет, оттягивать дальше нельзя.
      – Входите, – громко произнес он.
      Пройдя в комнату, доктор Отис впервые внимательно взглянула Тодду в глаза.
      – Я знаю, как вам тяжело, – Сказала она. – У меня тоже дома собаки. Такие же дворняжки, как Демпси. Они ведь лучше всех… Вы готовы?
      Тодд кивнул, и доктор Отис все свое внимание переключила на пса. Взяв его из рук Пикетта, доктор Отис, ни на минуту не умолкая, перенесла Дэмпси на металлический стол в углу комнаты.
      – Эй, Демпси. Это совсем не больно. Все равно что комар укусит…
      Достав из кармана шприц, она вскрыла иглу. В голове Тодда вновь зазвучал искушающий голос «Скажи ей "нет", – настойчиво взывал он. – Выбей ты эту штуковину у нее из рук! Быстро! Быстро!» Отогнав от себя эти мысли, Пикетт вытер глаза тыльной стороной руки, дабы слезы не застили от него ответственного мига. Он хотел видеть все от начала до конца. Он положил руку псу на шею и почесал его так, как тот любил.
      Шприц вонзился в лапу Демпси, и пес издал легкий жалобный стон.
      – Вот и умница, – сказала доктор Отис – Вот и все. Самое страшное уже позади.
      Тодд продолжал почесывать Демпси загривок. Доктор Отис спрятала шприц обратно в карман.
      – Вот и славно, – произнесла она – Можете больше его не трогать. С ним уже все.
      Неужели так быстро? Тодд утер слезы и уставился на неподвижное тело, лежащее на столе. Глаз Демпси по-прежнему был полуоткрытым, но уже не видел Тодда.
      – Мне очень жаль, мистер Пикетт, – нарушила молчание доктор Отис, – я знаю, как он был вам дорог. Но как; врач хочу вас уверить: вы сделали правильный выбор.
      Сильно шмыгнув носом, Тодд потянулся к коробке с носовыми платками.
      – Что там написано? – спросил он, указывая на текст в рамочке на стене. Слезы безудержно хлынули у него из глаз.
      – Это Роберт Льюис Стивенсон, – пояснила Андрэ. – Знаете, кто написал «Остров сокровищ»?
      – Да, знаю…
      – Там говорится: «Вы думаете, что собаки не попадают на небеса? Поверьте мне, они попадают туда раньше нас».

      Справившись со слезами, Тодд решил перед уходом уладить все формальности, связанные с кремацией тела. Для этого он оставил заявку в фирму, которую ветеринарная клиника рекомендовала ему как наиболее подходящую для проведения такой процедуры. Ее работники должны были забрать тело Демпси из морга больницы, кремировать его и передать владельцу урну с прахом – причем, как его уверили, с прахом именно той собаки, которая некогда принадлежала данному хозяину. Кроме того, Тодд позвонил своему бухгалтеру и просил перевести на счет ветеринарной больницы десять тысяч долларов в качестве пожертвования – с единственным условием, чтобы пять сотен из них были потрачены на приобретение новой скамейки для вестибюля.
      С помощью нескольких таблеток снотворного и изрядного количества виски Тодду удалось проспать до половины пятого утра. Когда он проснулся, ему почудилось, будто у него в ногах, как обычно, шевелится Демпси. Из-за спиртного в голове Тодда царила полная неразбериха. Лишь после того, как он привстал и обследовал со всех сторон кровать, к нему стал возвращаться рассудок. Демпси нигде не было.
      Тем не менее, он мог поклясться на Библии, что ощущал присутствие своего любимца – как тот снует по кровати, пытаясь найти для себя место поудобнее.
      Откинувшись на подушку, Тодд впал в полудрему, однако это был нездоровый сон. То и дело просыпаясь, он вглядывался сквозь темноту в то место, где имел обыкновение спать Демпси, и каждый раз задавал себе вопрос: не превратился ли Демпси в призрака, который теперь будет повсюду следовать за ним по пятам, пока в конце концов не образумится и не отправится на небеса?
 
      В десять часов Тодда разбудил Марко, который принес ему телефонный аппарат. Звонила дама по имени Розалия из Службы кремации животных. Хотя она говорила с Пикеттом очень вежливо, ее любезность была несколько натужной. Наверняка она неоднократно нарывалась на истеричных клиентов, и профессия выработала у нее привычку держаться с ними несколько отстраненно. Утром она связалась с больницей, и ей сообщили, что при Демпси остались ошейник и одеяло, поэтому первым делом она хотела узнать, не желает ли Тодд забрать эти вещи, или их кремировать вместе с собакой.
      – Это его вещи, – ответил Тодд, – пусть они и останутся с ним.
      – Хорошо, – ответила Розалия. – Тогда остается только вопрос с урной. У нас есть три разных варианта…
      – Выберите лучшую из них.
      – Тогда это будет бронза в греческом стиле.
      – Судя по названию, думаю, это подойдет.
      – Теперь мне нужен номер вашей кредитной карты.
      – Я передам трубку моему помощнику. Он вам все сообщит.
      – Минуточку, еще один вопрос.
      – Да?
      – А вы… тот самый Тодд Пикетт?
 
      Ну конечно, он был тот самый Тодд Пикетт. Но ему казалось, что это был не он, а какое-то жалкое подобие того человека, каким он был прежде. С Тоддом Пикеттом ничего подобного никогда не случалось. Тот, настоящий Тодд Пикетт всегда шел своей дорогой, и жизнь была к нему благосклонна.
      Проспав до полудня, он встал с постели и пошел на кухню перекусить. Тело его ломало, как при сильном гриппе. Не справившись с едой, Пикетт уставился тупым взором в окно, за которым вырисовывались искусно высаженные растения внутреннего дворика – те самые, над которыми Демпси всегда мимоходом задирал лапу, и Тодд никогда его за это не журил.
      – Пойду лягу в кровать, – сказал он Марко.
      – Не хочешь сделать ответный звонок Максин? Она звонила девять раз за утро. У нее есть новости насчет продажи «Бойца» какому-то иностранному покупателю.
      – Ты сообщил ей про Демпси?
      – Да.
      – И что она ответила?
      – Сказала «ох». А потом сразу перешла к разговору о покупателе.
      Обезоруженный ее бесчувственностью, Тодд глубоко вздохнул.
      – Наверно, мне пора с этим делом кончать, – сказал он Марко. – У меня нет никаких шансов на успех. И сил тоже нет.
      Марко не стал его разубеждать. Вопросы кинобизнеса всегда были ему не по нутру, он ненавидел в нем все и вся, кроме Тодда.
      – А почему бы нам не махнуть в Ки-Уэст, как мы когда-то собирались? Откроем свой бар. Будем толстыми и пьяными.
      – … И в пятьдесят лет нас хватит сердечный приступ.
      – Ты сейчас в ужасном состоянии.
      – Есть немного.
      – Ничего, это скоро пройдет. И в один прекрасный день мы в честь Демпси назовем другую собаку.
      – Это будет не в честь него, а вместо него. Его мне никто не сможет заменить. И знаешь почему?
      – Почему?
      – Потому что он был со мной рядом, когда я был никто.
      – Вы с ним были как два щенка.
      Впервые за последние сорок восемь часов Тодд улыбнулся.
      – Да, – заговорил он срывающимся голосом, – мы с ним были щенками. – Пикетт старался удержать слезы, но они ему не повиновались. – Да что это я? Ведь он был всего лишь псом то есть… ну, ты понимаешь. Скажи мне честно, как ты думаешь, Том Круз стал бы так убиваться, если бы у него умерла собака?
      – Боюсь, у него вообще нет собак.
      – А Брэд Питт?
      – Не знаю. Спроси их сам. Как только встретишь, сразу и спроси.
      – Могу себе представить, какая славная выйдет сцена. Тодд Пикетт спрашивает Брэда Питта «Скажи мне, Брэд, когда умерла твоя собака, ты рыдал по ней два дня, как девчонка?»
      – Рыдал, как девчонка? – На этот раз рассмеялся Марко.
      – Именно так я себя сейчас ощущаю – девчонкой, распустившей нюни из какой-то слезливой мыльной оперы.
      – Может, тебе стоит позвонить Вильгемине и трахнуться с ней?
      – Вильгемина никогда не трахается. Она занимается любовью с кучей свечей и мочалок. Клянусь, она боится от меня что-нибудь подхватить.
      – Например, блох?
      – Да. Блох. Знаешь, в качестве последнего акта протеста в память о Демпси я был бы не прочь поделиться блохами с Вильгеминой, Максин и…
      – Гарри Эппштадтом.
      Теперь они расхохотались вдвоем, и смех этот исцелил боль, сделав ее частью окружающего мира.
 
      Около шести часов вечера Тодду позвонила мать. Она находилась дома, в Кембридже, что в штате Массачусетс, но была готова в любую минуту прыгнуть в самолет и прилететь к сыну. Она пребывала в том состоянии духа, которое обычно называется «я сразу почувствовала что-то неладное».
      – Что произошло? – заволновалась она, услышав голос Тодда.
      – Ничего.
      – Нет, что-то произошло.
      Ей невозможно было возразить, поскольку она, как всегда, была права. Благодаря своему удивительному чутью мать всегда умела предугадать, когда стоит позвонить любимому сыну, а когда лучше держаться от него на расстоянии. Иногда он мог солгать ей, чтобы отделаться от лишних объяснений. Но сегодня был совсем другой случай.
      – Так что стряслось?
      – Демпси умер.
      – Твоя старая дворняга?
      – Никакая не старая дворняга. И вообще, будешь продолжать разговор в таком духе, он закончится, не начавшись.
      – Сколько же ему было лет? – спросила Патриция.
      – Одиннадцать, около двенадцати.
      – Это преклонный возраст.
      – Но не для такого пса, как он.
      – А какой он был породы?
      – Сама знаешь…
      – Дворняжка. Да, дворняжки всегда живут дольше породистых собак. Этого от них не отнимешь.
      – Но только не мой Демпси.
      – Ты, наверно, слишком его избаловал. Покупал самое дорогое и калорийное питание.
      – Ты не хочешь сказать мне что-нибудь еще, вместо того чтобы читать нотацию о том, как своей добротой я погубил собаку?
      – Нет, я просто хотела поболтать. Но ты, очевидно, сейчас не в настроении разговаривать.
      – Я любил Демпси, мама Ты хоть понимаешь, что для меня это значит?
      – Позволь мне заметить только то, что…
      – Да, тебя не остановить.
      – … Самые серьезные отношения у тебя за всю твою жизнь были только с этой собакой. Пора бы повзрослеть, Тодд. С годами ты не становишься моложе. Подумай о том, как быстро состарился твой отец.
      – Давай не будем об этом говорить, ладно?
      – Послушай меня, Тодд.
      – Мама, я не хочу…
      – У тебя его гены, поэтому хоть разок послушай, что я тебе скажу. Твой отец был очень привлекательным мужчиной, пока ему не стукнуло тридцать четыре или тридцать пять. Довольный своей внешностью, он никогда не заботился о себе – так же как и ты. Я имею в виду, он курил и выпивал больше нормы. Он подурнел и состарился буквально за одну ночь.
      – За одну ночь? Какие глупости. Никто не может состариться…
      – Ну конечно, не за одну ночь. Но все происходило на моих глазах. Поверь, я лично была тому свидетелем. Это случилось очень быстро. Пять, может шесть, месяцев – и его прежней красоты как не бывало.