— Куда это вдруг подевалось ваше чувство юмора? — с некоторым раздражением бросил ему Пикслер.
— Ах, шутка, — промямлил негр. — Да, сэр. Очень смешно, сэр.
— Хватит дуться, Берч, в самом деле. Я верю вам, верю! Берч нагнулся за блокнотом. Когда он выпрямлялся, лицо его попало в поле зрения Кэнди. Но не Пикслера. О том, что выражало это лицо, можно было бы написать не одну книгу. Под маской преданности у чернокожего великана скрывалась глубочайшая неприязнь к своему работодателю. Если не сказать больше.
— Мне в голову только что пришла гениальная мысль, Берч. Запишите ее для дальнейшей публикации, — скомандовал Пикслер. — Я желаю объявить амнистию всем, кто владеет книгами магического содержания. Если упомянутые книги будут доставлены в Коммексо в течение ближайшего месяца для предания огню, я лично обещаю их владельцам свободу от любого преследования.
— Почтительно напоминаю вам, сэр, — возразил Берч, — что законов, воспрещающих занятия магией, вне пределов города Коммексо не существует. Также с не меньшим почтением смею вас заверить, что нам вряд ли удастся добиться введения подобных законов от любого из Островных советов.
— А если пригрозить этим продажным советникам, что мы их и близко к Коммексо не подпустим, пока они не примут такой закон?
— Это может возыметь действие, — задумчиво проговорил Берч. — Но как быть с власть имущими? Взять, к примеру, семью Тленов. У них ведь, насколько я знаю, богатейшее собрание магической литературы. Возможно, самое обширное на островах. Как заставить Тленов расстаться с этими книгами?
— Уж я найду способ, — самоуверенно заявил Пикслер. — Вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю.
— Постойте-ка, — вполголоса проговорил Берч.
— Что такое?
— Одну минуту, сэр. С вашего позволения.
И он протянул Пикслеру электронный блокнот.
— Да что с вами, в самом деле, Берч? Какая муха вас укусила?
Сердито сдвинув брови, Пикслер с неохотой взял табло.
— Ничего особенного, сэр.
Берч шагнул в сторону от своего босса. Сделал еще один осторожный шажок. Потом еще.
— Берч! Куда это вы?
Но тут негр гигантскими прыжками помчался в заросли.
Кэнди слишком поздно догадалась, кто именно стал объектом его внимания. Она бросилась было бежать, но не успела сделать и пары шагов, как чернокожий ее настиг.
—
Шпионы? —взвизгнул Пикслер.
— Всего лишь девчушка, — успокоил его Берч, вытаскивая Кэнди из зарослей на поляну, залитую светом прожекторов.
Девушка пыталась вывернуться из его цепких рук, упиралась в землю ногами, но чернокожий был куда сильнее ее. Сопротивляться не имело смысла. К тому же его нисколько не заботило, что, сдавив столь немилосердно руки и плечи своей жертвы, он причиняет ей боль.
— Не ты ли сотворила нашего малютку мотылька? — обратился к ней Пикслер. Поскольку Кэнди упорно молчала, он ткнул пальцем в сторону бабочки, все еще висевшей на деревьях, несмотря на попытки Доггета сбросить ее оттуда, и повторил свой вопрос, произнося слова более раздельно и внятно, как если бы говорил со слабоумной: — Ты... сделала... вот это?.. Вот это твоих... рук... дело?
— Да она, поди, из аборигенов, — предположил Берч. Он все еще крепко держал Кэнди за плечи. — Говорят, среди них частенько встречаются глухонемые.
— Ты глухонемая? — полюбопытствовал Пикслер.
— Нет.
— Ага. По крайней мере одна из теорий опровергнута практикой, — осклабился Пикслер.
— Тогда отвечай, кто ты и откуда, — потребовал Берч.
— Меня зовут Кэнди Квокенбуш, и, к вашему сведению, я была похищена той тварью, что висит сейчас на деревьях. Она там очутилась только потому, что вы, достойные и бесстрашные джентльмены, подстрелили ее на лету. Между прочим, вы могли и в меня попасть.
Пикслер с благодушным изумлением выслушал эту короткую отповедь. Когда Кэнди умолкла, он, улыбаясь, кивнул Берчу.
— Полагаю, вам больше нет нужды насильственно стеснять свободу юной леди.
— Но она может быть вооружена, — буркнул негр.
— Что это там у тебя в руках? — рявкнул издалека Доггет.
— Это Спухлик, — вздохнула Кэнди, опуская взгляд.
И, к огромному своему огорчению, убедилась, что за последние несколько минут — пока она прислушивалась к дурацким разглагольствованиям Роджо Пикслера о необходимости сожжения книг и истребления магии — жизнь покинула малютку спрута. Вероятнее всего, ему нельзя было так долго оставаться вне родной среды.
— Отпустите меня! — сердито крикнула она и стала отбиваться от гиганта Берча локтями.
— Вы слышали, о чем вас просила девушка? — сдвинул брови Пикслер. — Извольте подчиниться.
Берч нехотя разжал руки, но остался стоять почти вплотную к Кэнди с согнутыми руками, чтобы в случае необходимости пресечь любое ее посягательство на особу Пикслера.
— Позволь мне освободить тебя от этой никчемной обузы, — мягко проговорил Роджо и протянул руку, чтобы ухватить мертвого спрута за одно из обвисших щупалец.
— Не позволю. — Кэнди отпрянула назад. — Я сама его похороню. Хочу прочитать над ним заупокойную молитву.
— Это над спрутом-то? Бог мой! — высокомерно усмехнулся Берн. — Ну и примитивный же народ!
— Не будьте так категоричны, — мягко осадил его Пикслер. — Когда мы с сестрой Филоменой были детьми, она хоронила всех своих почивших любимцев в садике у заднего двора. А я ей помогал. У нас там получилось что-то вроде маленького кладбища. Я выкапывал ямку, а Филомена красивым почерком писала молитву на листке бумаги. Эти невинные ритуалы так забавляют детишек! А откуда ты родом, девочка?
— Издалека, — буркнула Кэнди.
Она внезапно ощутила прилив небывалой доселе грусти. Вот бы ей сейчас обрести какие-нибудь магические способности! Как хорошо было бы, щелкнув пальцами и произнеся нужное заклинание, перенестись в свой родной задний двор на Последовательной улице, где можно было бы похоронить Спухлика рядом с канарейкой Монти и несколькими золотыми рыбками — ее умершими любимцами. Она чувствовала, что того и гляди расплачется. Ну вот, не хватало еще зареветь в присутствии этих чужаков! Набрав полную грудь воздуха, Кэнди решительно сказала:
— Прошу простить меня за то, что я вынуждена вас покинуть. Мне хочется похоронить Спухлика в лесу. Рада была с вами познакомиться, мистер Пикслер. А с вами, — она метнула на Берча сердитый взгляд, — не очень.
— Похвальная прямота, — хмыкнул Роджо.
— У нас в Миннесоте так принято.
— Миннесота? — Берч пожал плечами. — Впервые слышу о таком острове.
— Миннесота находится вне Абарата, Берч, — уверенно заявил Пикслер.
— Вы хотите сказать?..
— Вот именно. Миннесота расположена в Иноземье. Оставив их продолжать дискуссию, Кэнди побрела в лес.
Она уходила все дальше и от Пикслера с Берчем, и от Доггета и остальных, все еще пытавшихся сбросить мотылька с ветвей деревьев.
В гуще леса она отыскала участок мягкой земли и принялась выкапывать руками могилку для спрута. Когда ямка достигла примерно фута в глубину, Кэнди отряхнула руки, подняла Спухлика и поместила его на дно. Потом бросила поверх его тельца горсть земли и пробормотала:
— Ибо прах ты и в прах возвратишься, — после чего добавила уже от себя: — Спасибо за компанию, Спухлик. Прости меня, ведь это и по моей вине ты погиб. Я буду по тебе скучать.
Она начала сбрасывать в маленькую могилу землю, оставленную у краев, пока не засыпала спрута полностью.
— Надеюсь, тебе хорошо там, где ты теперь очутился. Кэнди часто и тяжело задышала, пытаясь справиться с подступавшими рыданиями. Не одна только жалость к спруту вызвала эти слезы. Кэнди вспомнила о Цыптауне, его улицах, о своем доме, представила себе огромное расстояние между ним и тем местом, где она сейчас находилась, и печально произнесла:
— Теперь я совсем одна.
— Да нет же, нет!
Она оглянулась через плечо. Позади нее стоял Роджо Пикслер.
— Посторонние на церемонию не допускаются.
— Ну извини. — Похоже, он и вправду почувствовал неловкость. Или неплохо изобразил смущение. — Я не хотел мешать тебе предаваться горю, но не мог дождаться окончания похорон. Мне не терпится расспросить тебя кое о чем. Ты сказала нечто очень важное.
— Что именно?
— Ты ведь упомянула Миннесоту, не так ли?
— Ах, это.
— Ну да, это! Скажи, ты мне не солгала?
— Да какая вам разница?
— Огромная. Если ты и правда из Иноземья, я просил бы тебя помочь мне туда пробраться. Ты об этом не пожалеешь, обещаю.
— Вы хотели бы попасть в Миннесоту?
— Да-да, в Миннесоту.
Кэнди даже не пыталась скрыть свое удивление.
— Но вам там совсем не понравится.
— О, вот тут ты ошибаешься! Я постоянно занят поисками новых рынков сбыта для всего, что связано с Малышом Коммексо. А в частности, для его Панацеи.
Кэнди промолчала. Она разровняла землю над могилой и стала легонько утрамбовывать ее ладонью. Пикслер тем временем подошел к ней вплотную и опустился на корточки.
— Держи, — сказал он, протягивая ей самодельный крест из двух прутиков, скрепленных стеблями травы.
Кэнди сперва немного опешила от столь явного проявления понимания и сочувствия ее горю со стороны этого малознакомого циничного взрослого человека, но потом сказала себе: «Пусть он всего лишь старается меня задобрить, и все же это очень мило с его стороны и ни к чему меня не обязывает», взяла крест из рук Пикслера и укрепила его в голове могилы.
— Благодарю вас.
— Рад быть тебе полезен. Я искренне хотел бы стать твоим другом. Кстати, как тебя зовут?
— Кэнди Квокенбуш.
— Кэнди. Очень приятно. А я Роджо. Значит, так, давай без обиняков, как принято у вас в Миннесоте. Тот факт, что ты из Иноземья, представляет для меня огромную важность.
— Не понимаю, что в этом такого уж важного. — Кэнди пожала плечами. — Поверьте, здесь гораздо интересней.
Пикслер с улыбкой кивнул.
— Возможно, так оно и есть. В твоем представлении. Но ведь тебе тот мир хорошо знаком, ты к нему привыкла. А привычка, как известно, порождает скуку. Для меня же Иноземье — новые горизонты. Новые неизведанные просторы. Здесь я уже осуществил почти все, что задумал. Мне необходимы дополнительные территории для...
— ...захвата?
Кэнди поднялась с колен и смотрела теперь на Пикслера сверху вниз.
— Ну что ты! — мягко запротестовал он. — Разве
япохож на захватчика? Человек я цивилизованный,
Кэнди.Строю города...
— Вот-вот. И сжигаете книги, — подсказала Кэнди. Пикслер скорчил недовольную гримасу. Он не ожидал, что будет пойман на лжи. Слова Кэнди застали его врасплох. И прежде, чем он собрался с ответом,
онамстительно добавила:
— И стреляете из арбалета по беззащитным тварям.
— Ну не видел я, что эта моль тебя тащила, клянусь! Иначе, разумеется, не стал бы по ней палить.
— Меня она несла в лапах. А еще кое-кто сидел на ней верхом. Его вы тоже не заметили?
— Уверяю тебя, что нет. Но бога ради, кто это был? Ты знаешь его имя?
— Да. Его звали Мендельсон Остов. Он разбился насмерть.
Это известие, казалось, повергло Пикслера в уныние.
— Какая трагедия! И всецело по моей вине. В пылу погони я утратил контроль над собой. Одним словом, увлекся. Никогда прежде не видел таких гигантских мотыльков. Мне хотелось сбить его, а уж потом как следует разглядеть. Вот я и торопился, боялся его упустить и палил почем зря. Разве могло мне прийти в голову, что он несет кого-то? Да еще двоих! Кстати, ты была с ним знакома? Я имею в виду пассажира. Если у него остались родные, они получат от меня щедрую компенсацию за свою утрату.
— Насчет его родных мне ничего не известно. Знаю только, что он состоял на службе у какого-то Кристофера Тлена.
— У Тлена?! Вот оно что! — Роджо перевел взгляд с Кэнди на мотылька, которого Доггету с подручными почти удалось стащить на землю. — Так значит, это рукоделие не кого иного, как господина Тлена... — В голосе его явственно слышались нотки почтительной зависти. — Впечатляет, ничего не скажешь.
Кэнди, в свою очередь, тоже посмотрела на мотылька. Разноцветные искры по-прежнему струились тугими спиралями из ран на его теле, их синие, пурпурные, желтые и красные отблески освещали окрестные деревья.
— Но скажи мне, — Пикслер снова воззрился на Кэнди, — куда и зачем ты летела на бабочке Тлена?
— Никуда, — нахмурилась Кэнди. — Я уже вам говорила. Остов меня похитил при помощи этого монстра.
— Похитил?
— Да.
Роджо самодовольно ухмыльнулся.
— В таком случае выходит, что я спас тебя от большой беды. Тебе пришлось бы несладко в плену у Тлена, можешь мне поверить. Его понятия о морали под стать самому дьяволу. Клянусь. И если он вдруг отыщет путь в Иноземье...
— Нет ничего проще.
— Быть может, попасть туда и несложно. А вот утвердиться, завоевать плацдарм... — Пикслер нервно пригладил свою рыжую шевелюру, — совсем не так легко. Но до чего заманчиво! Пожалуйста, выслушай меня, Кэнди. Я уверен, мы с тобой можем быть очень полезны друг другу.
Кэнди, ничуть не убежденная его словами, качнула головой:
— Вряд ли.
— А ты подумай как следует. Мне необходимы твои знания об Иноземье, а ты нуждаешься в моей защите, чтобы не попасть в лапы Тлена.
— Да не нужна мне никакая защита, спасибо большое.
— Ты сама не понимаешь, от чего отказываешься, дорогая. Если бы ты только знала, на что бывает способен этот тип, стоит ему дать волю своей жестокости. Имей в виду, любые законы против него бессильны.
— Пусть так, я все равно не вижу смысла рассказывать вам об Иноземье, — упорствовала Кэнди, потихоньку пятясь от него.
Пикслер досадливо вздохнул.
— Ну до чего же с тобой трудно. Согласен, мы встретились при довольно грустных обстоятельствах. И мне жаль твоего питомца. И о гибели моли я тоже искренне сожалею. Но это ведь был несчастный случай. От подобного никто не застрахован.
— Никто из охотников, — уточнила Кэнди.
— Понимаю, не все одобряют это занятие. Но мне оно доставляет удовольствие и помогает расслабиться. Между прочим, у меня в Коммексо огромная коллекция чучел всевозможных животных и птиц. Девятнадцать тысяч экспонатов, представляешь? Начиная с мошек и кончая кифалентскими китами. Добро пожаловать в мой зоологический музей. Тебе там наверняка понравится.
— Спасибо. Как-нибудь в другой раз.
— По сути дела, мне безразлично, что ты думаешь о моей персоне. — Пикслер нахмурился, тон его стал жестче. — Ведь рано или поздно Тлен нападет на твой след, он будет гнаться за тобой по пятам, и ты сама прибежишь ко мне умолять о помощи. О том, чтобы я тебя спрятал.
— Не стану спорить с вами о будущем, его я не знаю, — дипломатично ответила Кэнди. — Но в настоящий момент я уж лучше сама о себе позабочусь.
— Ну не упрямься! — Пикслер предпринял последнюю попытку уговорить ее. — Позволь мне доставить тебя в Коммексо. Да на половине островов шагу нельзя ступить, не подвергая себя опасности! Аборигены здесь настоящие дикари. Нецивилизованное стадо.
— Я не принимаю ваше приглашение посетить город Коммексо, — твердо произнесла Кэнди. — И это мое окончательное решение.
Говоря по правде, в глубине души у нее ворочались сомнения. Не следует ли воспользоваться радушием коротышки? В конце концов, он держался с ней вежливо и в отличие от множества живых существ, которых она успела повстречать за время своих странствий, был в полном смысле слова человеком. При данных обстоятельствах одно это уже обнадеживало. Она безмерно устала, да и одиночество начинало ее тяготить. Она давно потеряла счет времени и даже приблизительно не представляла себе, сколько часов миновало с тех пор, как они с Хватом бросились в море Изабеллы. Наручные часы, стрелки которых она перевела на нужное время по совету Хвата, остановились, и теперь она хорошо понимала, как должны чувствовать себя путешественники по Иноземью, когда перебирались с континента на континент, из одного полушария в другое, и их биологические часы давали сбой. Голова ее была тяжелой, мышцы рук и ног ныли от непривычного напряжения. Потому-то она и позволила себе немного помечтать о комфорте того жилища, куда мог бы доставить ее Роджо Пикслер. Какие там, должно быть, мягкие постели! А какие чистые простыни! И душ. Горячий душ.
Но стоит ей ответить согласием на это предложение, как она окажется во власти Пикслера. Под его неусыпным надзором. В
егогороде. В качестве
егогостьи. Или пленницы?
— Ты, я вижу, колеблешься, — с надеждой произнес Пикслер, вглядываясь в лицо Кэнди. — Думаешь об уютном тихом уголке, где можно как следует выспаться, верно?
«Уж не читает ли он мои мысли?» — испугалась Кэнди и, чтобы лишить коротышку такой возможности, решила переключить внимание на что-нибудь постороннее. И повернулась к тем деревьям, в ветвях которых застрял мотылек.
Там шли уже самые последние приготовления к плавному спуску насекомого на землю. Доггет, задрав голову, отрывисто выкрикивал команды. Его подручные суетились вокруг. И тут случилось то, чего никто из них не ожидал и не мог предвидеть. Тело мертвой бабочки внезапно с треском обрушилось вниз. Соприкоснувшись с землей, оно взорвалось снопом ослепительных разноцветных искр.
Однако при падении из ее гигантского туловища высвободились не только яркие краски и слепящий свет. Перед глазами окружающих внезапно появились один за другим четыре или пять огромных контуров человеческих черепов. Они вынырнули из кучи светящейся трухи, в которую превратился труп насекомого, и, покачиваясь на ветру, уплыли ввысь.
От Кэнди, как ни была она поглощена этим неправдоподобным зрелищем, все же не ускользнуло, что Пикслер и Берч, не говоря уже о Доггете и его помощниках, увлечены им гораздо больше и не обращают внимания ни на что другое. Грех было не воспользоваться моментом. Она осторожно отступила на шаг назад. Помедлив, сделала еще шажок, потом еще и еще. Берч и Пикслер не видели ничего вокруг, кроме останков мотылька, по-прежнему брызжущих яркими искрами. Для них это наверняка было чем-то вроде неожиданного фейерверка, от которого оба были не в силах оторвать глаз.
Кэнди глубоко вздохнула, повернулась и помчалась прочь что было сил.
Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы добежать до опушки, где она остановилась, чтобы осмотреться и перевести дух. Силуэты Берча и Пикслера хорошо были видны на фоне ослепительного пятна. Останки бабочки все еще продолжали испускать яркий свет. По тому, с какой растерянностью Берч и Пикслер озирались вокруг, Кэнди поняла, что ее исчезновение обнаружено. Но оба они слишком долго любовались свечением мотылька, и оно их порядком ослепило. Теперь их глазам не скоро еще удастся привыкнуть к окружающей тьме, под покровом которой Кэнди чувствовала себя почти в безопасности. Сколько бы они ни смотрели по сторонам, в том числе и туда, где неподвижно стояла Кэнди, они ее не замечали.
Но вот Пикслер что-то прокричал Берчу, и негр со всех ног бросился к гондолам воздушных шаров.
«Отправился за подмогой, — подумала Кэнди. — Пожалуй, мне пора отсюда убраться подобру-поздорову».
Она повернулась спиной к преследователям и мотыльку и стала разглядывать окружающий ландшафт, освещенный вечерними звездами. Остров Простофиль изобиловал невысокими покатыми холмами. На вершине одного из таких холмов, примерно в миле от того места, где она стояла, Кэнди заметила невысокое здание с большим куполом вместо крыши и освещенными окнами. Раз там горит свет, подумала Кэнди, значит, в доме кто-то есть. Ну а если это какая-то церковь или молельня (иначе зачем бы там вместо крыши соорудили купол?), то она открыта для прихожан. И для ищущих убежища. Именно в этом она нуждалась сейчас, как никогда.
Кэнди не стала оглядываться на Роджо с помощниками и догоравшую моль с высвобождавшимися из ее тела призраками. Не задумываясь, она помчалась вниз с небольшой возвышенности, у края которой заканчивался лес. И вскоре деревья остались далеко позади, а голоса Пикслера и Берча перестали быть слышны.
Впервые за все время своего пребывания в Абарате Кэнди была совершенно одна. Поблизости от нее не было ни охотников, ни морских прыгунов, ни Изарис, ни Сэмюеля Клеппа, ни Джона Хвата с его братьями.
Только мисс Кэнди Квокенбуш из Цыптауна. Да еще незнакомые звезды, усеявшие небо над головой.
В душе ее невесть откуда возникло и стало нарастать чувство свободы, безграничной свободы и огромной радости.
Оно переполняло ее, накрывало с головой, оно требовало выхода. И Кэнди запела в такт своим шагам. В эту минуту ей на ум не пришел ни один из напевов, выученных в Иноземье. Она стала напевать смешную незатейливую пародию на рождественскую песню, которую услыхала от морских прыгунов:
Ах, бедный я!
Прощай, моя Моржественская елка!
Злодей тритон ее украл
И все плоды с нее сожрал,
Все ветки, все иголки.
Ах, бедный я!
Прощай, моя Моржественская елка!
Как ни странно, Кэнди прекрасно помнила слова, и ее не покидало чувство, что эта песенка знакома ей с давних-давних пор. Чего, разумеется, никак не могло быть. И тем не менее она спела ее без запинки, так, словно выучила еще в детском саду.
«Ох, ну что поделаешь, — думала она, не прекращая петь. — Это всего лишь еще одна загадка».
И, преисполнившись надежды, что рано или поздно разгадка найдется, а также — и по возможности скорее — что-нибудь съестное, Кэнди шла и шла вперед, распевая о тритонах и моржественских елках.
ЗЕМЛЕКОП И ДРАКОНЫ
Джон Хват вовсе не хвастался и ничего не преувеличивал, а говорил чистую правду, когда величал себя и своих братьев преступниками высочайшей квалификации. Откуда только не уносили они добычу за годы своей воровской деятельности, какие только сокровища не проходили через их руки! А попались Джоны только раз, да и то им посчастливилось совершить побег, выбросившись за борт полицейского катера, который перевозил их на Веббу Гаснущий День.
Преступных эпизодов в жизни братьев было слишком много, чтобы помнить о каждом из них, но к некоторым, самым ярким и значительным, они неизменно возвращались мыслями в редкие часы отдохновения. Эти особые случаи были предметом профессиональной гордости, поводом для вполне заслуженного самолюбования. Взять, к примеру, ограбление дворца Мельюса Найса, что на горе Фуфуля. Ну и доходное же оказалось дельце! Они стащили все до единого костюмы, в которых Найсу случалось щеголять на Какодемонических карнавалах на Утехе Плоти: шестьдесят один наряд, расшитый драгоценными камнями и звездными нитями. А всего через какой-нибудь год они пробрались
в тюрьмуна Окалине и украли татуировки, которые покрывали кожу гангстера по имени Мокак-Мокак. Бедняга снова сделался таким, каким вышел из материнской утробы, — без единого рисунка на теле.
А затем последовал взлом Хранилища Воспоминаний. Сто один зал музея был тесно уставлен предметами, некогда принадлежавшими самым богатым и знаменитым гражданам Абарата. Коллекция эта начала создаваться еще в те далекие времена, когда острова представляли собой союз двадцати четырех племен.
В Хранилище не было ни одного предмета из золота или драгоценных камней. Вещи, которыми были забиты бесчисленные шкафы и полки всех залов, представляли собой ценности совсем иного рода. Погремушки и зубные кольца будущих королей, игрушечные солдатики и лодочки малолетних принцев, пирожки из глины, вылепленные детскими ладошками тех, кто впоследствии воздвиг дворцы и храмы. Самое любопытное, что на архипелаге насчитывалось немало состоятельных граждан, по-прежнему втайне преклонявшихся перед былыми властителями островов и готовых выложить кругленькие суммы за подлинные вещи своих кумиров. Братья рассчитывали заработать на этом несколько миллионов земов. Тогда бы они могли навек распроститься со своим ремеслом, денег им хватило бы на безбедное житье до конца дней.
Но судьба распорядилась иначе. Через два дня после их удачной операции в Хранилище Мокак-Мокак сбежал из тюрьмы. Он немедленно разыскал братьев Джонов, чтобы отомстить за их надругательство над своей особой. И Хвату пришлось отдать ему всю свою поживу из Хранилища. Иначе не сносить бы ему головы. Вернее, голов. А уж ими-то Джон Хват дорожил больше всего на свете.
Но больше всего братья гордились кражей картины под названием «Прекрасное мгновение» — для совершения этой кражи им потребовалось все их мастерство, а вдобавок решимость, смекалка и немного везения.
Знаменитое полотно украшало одну из стен дворца, называемого Каменным домом, и дворец этот находился во владении его величества Клауса, бывшего короля островов Дня. После смерти дочери король предался неумеренному чревоугодию, а говоря попросту, стал таким обжорой, что ко времени описываемых событий весил больше тысячи фунтов. Он принимал пищу и спал в специально сконструированном автомобиле с часовым механизмом. Именно на этой машине он и погнался за воришками, когда, проснувшись, обнаружил пропажу.
Братья еле ноги унесли. Автомобиль передвигался на удивление быстро. Но все обошлось благополучно. И им было чем гордиться. Поначалу они даже решили оставить картину себе в качестве сувенира.
«Прекрасное мгновение» было работой настоящего мастера. Вернее, если на то пошло, тремя работами, поскольку художник, Тадеуш Джордж, дал это название триптиху, на котором был изображен весь архипелаг в одно из мгновений того недолгого периода, когда в душах у его жителей еще теплились надежды на светлое будущее. Король Клаус заказал Тадеушу эту работу за шесть недель до свадьбы своей дочери. Он лично поднялся на воздушном шаре вместе с живописцем, чтобы тот мог увидеть Абарат от края до края «в это прекрасное мгновение».
Мир, который Тадеуш изобразил маслом на своем триптихе, значительно отличался от нынешнего Абарата. Шестнадцать лет тому назад острова были совсем другими. На Пайоне не было никакого Коммексо. Балаганиум представлял собой полузаброшенный островок с несколькими парусиновыми тентами посередине, где предлагались самые незатейливые развлечения: карусель, кривые зеркала да передвижной тир. В воздухе над архипелагом кружились миллионы птиц. Воздушные шары были большой редкостью, , а воды морей бороздили по большей части рыбачьи баркасы.
Чтобы произведение получилось более выразительным, Тадеуш произвольно изменил размеры и очертания некоторых островов. Он не стал изображать большинство городов и деревень, а также выдававшиеся из воды скалы, рифы и незначительные участки суши, не считавшиеся Часами, вроде Прощального утеса.
Но, несмотря на все эти упрощения, последняя из известных работ Тадеуша слыла настоящим шедевром. У каждого, кто ею любовался, невольно захватывало дух. Любому из зрителей казалось, что он парит над Абаратом высоко в воздухе, что он превратился в птицу, чьими перьями играет ветер, — так искусно сумел Тадеуш передать в своей картине ощущение красоты, полета, свободы.
Для Джонов эта кража оказалась малодоходной.
Картину они после недолгих колебаний все же продали. Покупателем стал Роджо Пикслер. Он уплатил им за нее несколько тысяч земов, которые не иначе как взял у кого-то взаймы. Он ведь в ту пору был всего лишь бродячим торговцем, продавал ребятишкам глиняные свистульки, грубо вылепленные и небрежно раскрашенные.
Братья не сомневались, что Пикслер составил и постепенно претворял в жизнь свой план по захвату островов, черпая вдохновение в созерцании шедевра Тадеуша Джорджа. Стоило бродячему торговцу купить у них картину, как его известность, авторитет, а также состояние начали расти не по дням, а по часам. И к настоящему времени он безусловно, являлся самым могущественным из не посвященных в тайны волшебства жителей Абарата. Помимо города Коммексо, который был настолько велик, что являл собой некий особый самодостаточный мирок, Пикслер владел контрольным пакетом акций Балаганиума и намеревался в самое ближайшее время начать возведение центра увеселений на Пяти Вечера. Ходили даже слухи о его намерениях купить Великий Зиккурат на Утехе Плоти, чтобы, истребив в его окрестностях всяческую магию и волшебство, создать там город наподобие Коммексо.
И хотя рекламным брэндом Пикслера служила добросердечная приветливая улыбка на личике Малыша Коммексо, сам Роджо был начисто лишен как приветливости, так и добросердечия. При покупке «Прекрасного мгновения» у братьев Джонов он недвусмысленно заявил им, что, если о состоявшейся сделке услышит хоть одна живая душа, Хвату и остальным вскоре придется умолкнуть навек.
Братья ни на секунду не усомнились в реальности этой угрозы и держали рты на замке. Об исчезновении полотна из дворца молчали даже газеты. Но известность Джонов и без того была весьма широка. О множестве других эпизодов с их участием не переставая судачили в кофейнях и на рынках едва ли не каждого из обитаемых островов. Мало кто сомневался, что, если Хват с братьями когда-нибудь попадутся, не миновать им казни.
Именно по всем приведенным выше причинам Хват, как ни был он изнурен путешествием в Иноземье и обратно, как ни стремился он держаться поближе к Кэнди, чтобы рано или поздно получить назад Ключ, отданный ей на хранение, не отважился подняться на Веббу Гаснущий День.
Вместо того чтобы пуститься по следу Кэнди, рискуя быть опознанным и пойманным, Джон Хват остался ждать развития событий в водах Изабеллы, неподалеку от острова. Причал и набережная обрушились на его глазах, и лишь когда были устранены все последствия этого несчастья — пострадавших доставили в лечебницы, а зеваки разбрелись, — Хват рискнул выбраться из воды на берег и расположился на уцелевших досках причала в надежде наняться гребцом на какую-нибудь лодку и перебраться на более спокойный остров. Куда-нибудь, где братья могли бы отдохнуть несколько деньков и поразмыслить, как им быть дальше.
Хвату повезло. Он как раз скармливал Губошлепу крошки жареной рыбы, которые подобрал с досок возле того места, где сидел, как вдруг какая-то женщина хлопнула в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание, и громко крикнула: