Кэнди готова была поклясться чем угодно: ни одна панорама в мире не сравнилась бы с той, которая открылась ей с вершины башни, вздымавшейся над макушкой колоссальной головы Веббы Гаснущий День. Куда бы она ни взглянула с этой продуваемой всеми ветрами площадки, повсюду обнаруживались чудеса.
      Сэмюель Клепп Пятый, разумеется, как мог старался быть полезен. Он не только указывал на самые известные из достопримечательностей и делал все необходимые пояснения, не только удерживал Кэнди за руку при особенно сильных порывах ветра, грозивших смести ее с платформы, но и предоставил в полное ее распоряжение одного из двух своих ручных спрутов. Моллюски взобрались на головы Клеппа и Кэнди и расположили свои бескостные тельца таким образом, что хозяин и его гостья могли смотреть на мир сквозь их огромные выпуклые глаза, как сквозь бинокли.
      Спруты были домашними любимцами Клеппа. Одного он звал Спуфик, другого — Спухлик. Кэнди поначалу показалось странным, что живое существо можно надевать на себя, подобно головному убору, но потом она припомнила, сколько животных беззаветно служат человеку каждое на свой лад — лошади, собаки, дельфины. А что тут, в Абарате, люди научились использовать спрутов, так на то он и Абарат, а не Цыптаун.
 
      — Если хочешь рассмотреть что-то с более близкого расстояния, — инструктировал ее Клепп, — просто скажи: «Спухлик, будь любезен, покажи мне это поближе». А захочется полюбоваться на какой-нибудь остров или горную цепь целиком, попроси: «Пожалуйста, Спухлик, сделай вид чуть крупнее». Разговаривать с ними надо предельно вежливо и выражать свои желания ясно и точно. Они очень щепетильно относятся к таким вещам.
      Кэнди без труда усвоила эти правила и через пару минут даже привыкла к спруту на своей голове, как если бы это был всего лишь головной убор, хотя и пролежавший несколько дней в ящике с рыбой.
      Спухлик, судя по всему, был счастлив продемонстрировать Кэнди Абарат во всем его великолепии. Часто Кэнди и рта не успевала раскрыть, чтобы обратиться к нему с очередной вежливой просьбой, — он умел предвосхищать ее желания, как будто читал мысли. И возможно, так оно в действительности и было. Еще дома она прочла в одном журнале, что спруты каким-то непостижимым образом обмениваются мыслями друг с другом. Разве удивительно было бы, если бы здесь эти их способности развились до уровня межвидовой телепатии? Здесь, где присутствие магии ощущается повсюду, похоже, вообще нет ничего невозможного. Во всяком случае, именно к такому выводу она пришла после того, как Клепп показал ей один за другим все острова Абарата и вкратце перечислил представленные на них чудеса.
      — Каждый остров олицетворяет собой один из часов суточного цикла, — так начал он свои пояснения. — Следственно, на каждом из островов ты обнаружишь все, что связываем мы с данным часом в своих мыслях и чувствах, в своем воображении.
      После краткого рассказа о каждом из Часов Абарата Клепп указал на едва заметное светлое пятно неподалеку от Сумеречного пролива.
      — Видишь вон тот остров в пене светлых облаков и дымке тумана?
      Кэнди при помощи Спухлика как следует пригляделась. Облачная спираль взбегала круто вверх по гигантской скале. Или то была башня невероятной высоты?
      — Что это? — с любопытством спросила она.
      —  Двадцать Пятый Час, —последовал ответ. — Иногда его еще называют Пик Одома. Это прибежище тайн, снов, мечтаний и чудес.
      — Там кто-нибудь живет?
      — Не знаю. Это одна из тайн острова. Мне доводилось слыхать, как в связи с этим местом упоминали имяФантомайя, но я понятия не имею, что оно означает.
      Спухлик, новообретенный маленький друг Кэнди, изо всех сил старался сфокусировать ее взгляд на Пике Одома, но даже при максимальном увеличении она не могла рассмотреть ничего, кроме клубящихся облаков и дымки тумана.
      — Если ты решила что-то разглядеть за облаками, — усмехнулся Клепп, — не трать понапрасну сил. Свет над этим островом преломляется каким-то удивительным образом, и перед всеми, кто смотрит на Пик, предстает один лишь туман. А иногда бывает, что облака вдруг разойдутся в стороны и тебе начинает чудиться,что ты вот-вот что-то увидишь...
      — Но это только кажется?
      — Именно!
      — А разве нельзя добраться туда по морю? Проплыть сквозь облака, которые окружают остров, на лодке?
      — Немало смельчаков пытались это сделать, — кивнул Клепп. — Некоторые вернулись живыми, но с помраченным рассудком. Разумеется, они не в состоянии были рассказать, что видели. Ну а остальные...
      — ...так и не возвратились?
      — Совершенно верно. Между прочим, одним из них был мой отец... — Клепп умолк было, заново переживая свое горе, но вдруг всплеснул руками. — Ты совсем продрогла, дитя мое!
      — Нет-нет, это просто ветер...
      — Не спорь. Сейчас я тебе принесу теплый жакет.
      — Спасибо, не стоит беспокоиться.
      — Слышать ничего не желаю! Не хватало еще тебе заработать воспаление легких. Я мигом вернусь.
      И он устремился к лифту. Кэнди не стала больше возражать. Ветер и вправду был холодным, и она порядком продрогла.
      — Только, пожалуйста, не подходи близко к краю площадки! — крикнул напоследок Сэмюель, захлопывая за собой дверцу лифта.
      Допотопный механизм загудел, увозя Клеппа вниз. Кэнди при помощи Спухлика продолжала разглядывать Абарат. Сэмюель несколько раз повторил ей названия островов, и сейчас она старалась припомнить их все, переводя взгляд с одного клочка суши на другой. Некоторые возникали в памяти без каких-либо усилий, с одним-двумя дело обстояло не так легко. Но в целом она справилась.
      Остров к западу от Веббы Гаснущий День назывался Смех-До-Упаду, а раскинувшийся на нем город с домами, крытыми красной черепицей, носил название... название... Тацмагор. Точно, Тацмагор. Немного поодаль от Смеха-До-Упаду, на юго-востоке, лежал гористый Баюн, остров Десятого Часа Утра. На соседнем с ним Нулли неизменно было одиннадцать, а на Изиле, купавшемся в неправдоподобно ярких солнечных лучах, — полдень.
      Остров Часа Дня носил название Шлем Орландо. Или нет, Шлем Орландо — это следующий, на котором всегда два часа пополудни, а Первый Час — Хлюстмазурик. Или наоборот. Кэнди немного запуталась.
      В некотором отдалении от остальных на юго-юго-западе виднелся еще один залитый щедрым светом участок суши. Именно на нем, как говорил ей Сэмюель, впервые возникла жизнь. Это был остров Трех Часов Дня, а назывался он несколько странно — Остров Частного Случая.
      Названия следующих островов Кэнди вспомнила безо всякого труда: Четыре Часа — остров Гномон, Пять — Утеха Плоти, посреди которого возвышалась огромная ступенчатая пирамида — зиккурат. Шестичасовой остров Балаганиум отстоял довольно далеко от Веббы Гаснущий День, хотя по абаратскому временному счету их разделяло всего-то два часа. Кэнди с любопытством разглядывала его поверхность, где жизнь, казалось, била ключом. Там было установлено несколько цирковых шатров, откуда вырывались снопы разноцветных огней, отблески которых плясали на листьях окружающих деревьев. «Я непременно должна там побывать», — сказала себе Кэнди.
      Севернее Балаганиума находился остров, название которого Кэнди успела забыть, зато ей удалось вспомнить, как назывался расположенный на нем действующий вулкан — Галигали. Следующим по счету из вечерних островов оказался как раз тот, на вершине которого она стояла, глядя на Сумеречный пролив, — Вебба Гаснущий День, где часы навек остановились на восьми.
      По соседству с Веббой лежала еще одна группа островов. Ближайший из них, находившийся на долготе Девяти Вечера, назывался Закрома Гапа. (Кэнди пыталась выведать у Клеппа, кем был этот Гап, но Сэмюель и сам этого не знал.) На Десятичасовом Острове Простофиль в городе Верхний Стремень обитали, по словам Клеппа, некие таинственные создания — кошки тарри.
      Название Одиннадцатичасового острова вылетело у Кэнди из головы, но она хорошо запомнила, как назывался Полуночный — Горгоссиум. «Это самое гиблое место на архипелаге, — предупредил ее Сэмюель. — Держись от него подальше».
      На Ксуксуксе, острове Часа Ночи, и на соседнем, Двухчасовом (Кэнди не могла припомнить, как поименовал его Клепп), возвышались семь пирамид, больших и малых, очертания которых смутно угадывались в окутывавшей их тьме. Рядом с ними лежал участок суши, от которого она долго не могла отвести глаз, хотя Сэмюель и раскритиковал, причем довольно резко, того, кто создал это великолепие.
      Остров носил название Пайон. Все его пространство занимал город Коммексо, залитый ярчайшим светом, хотя время здесь застыло на Трех Часах Ночи. Башни и дворцы Коммексо были совершенно не похожи на строения, которые Кэнди приходилось видеть до сих пор: казалось, их невероятные, причудливые формы были созданы на основе геометрии, которой не существовало в ее привычном мире; более того, устойчивость этих башен и дворцов явно противоречила законам физики.
      В отличие от своего великолепного соседа близлежащий остров выглядел мрачно и зловеще — горная цепь у самого берега, над которой сгущалась тьма. Да и название у него было под стать производимому впечатлению — Остров Черного Яйца. С него-то и начиналась цепь Внешних островов, припомнила Кэнди. Дальше следовал Пятнистый Фрю, лежавший на долготе Пяти Утра, а за ним — острова, соединенные мостом Золотого Остролиста — Шести— и Семичасовой. Взглянув на последний островок — Обадайя, расположенный на Восьми Утра, она повернулась к Смеху-до-Упаду, с которого начала свое мысленное путешествие, к залитому утренним солнцем городу Тацмагору, который занимал всю восточную часть острова.
      — Ты, похоже, весьма довольна собой, — улыбнулся Клепп, выходя из лифта.
      Через руку у него был переброшен светло-зеленый жакет с мелким красным рисунком. Кэнди с благодарностью приняла одежду.
      — Я пыталась вспомнить названия всех островов, — говорила она, продевая руки в рукава. — Некоторые, конечно, позабыла, но в целом, по-моему...
      Она замолчала, не закончив фразы.
      При виде того, какое смятение отобразилось вдруг на лице Клеппа, кровь застыла у нее в жилах. Глаза Сэмюеля едва не вылезли из орбит. Оцепенев, он смотрел куда-то мимо Кэнди. Судя по направлению его взгляда, его ужасно напугало что-то находившееся в воздухе позади и чуть слева от Кэнди.
      — Что... там... такое? — едва шевеля помертвевшими губами, произнесла она, боясь обернуться и все же оборачиваясь.
      — Беги! — крикнул Клепп.
      Она и рада была бы его послушаться, но ноги в эту самую минуту отказались ей служить. Казалось, они намертво приросли к поверхности площадки. Зрелище, открывшееся ей, повергло Кэнди в такой ужас, что она и шевельнуться не могла.
      Стремительный, будто хищная птица, с неба на нее пикировал мотылек с размахом крыльев, как у небольшого самолета. А на спине этой чудовищной букашки сидел ее старый знакомый — Мендельсон Остов.
      — Вот! Ты! Где! — прокаркал он с высоты.
      Тут ноги Кэнди все-таки согласились нести ее.
      Она бросилась к лифту, у входа в который уже стоял Сэмюель Клепп, готовый втащить ее в кабину, где она очутилась бы в безопасности, и захлопнуть дверь .
      Ринувшись к Сэмюелю, Кэнди понимала, что не успеет. Что мотылек летит слишком быстро и перехватит ее на полпути к спасительному лифту. Кэнди чувствовала колебание ветра — это крылья бабочки рассекали воздух при каждом взмахе. Очередное движение насекомого едва не стоило Кэнди жизни: порыв ветра оказался так силен, что чуть не сбросил ее с площадки башни. Она споткнулась, но цепкие лапы не дали ей упасть, сомкнувшись вокруг ее тела. Еще мгновение, и бабочка порхнула в сторону, унося с собой свою добычу — Кэнди.
      — Попалась! — дико взвыл Остов.
      А потом из горла его стали вылетать какие-то непонятные звуки, услышав которые бабочка развернулась в воздухе и стала набирать высоту.
      Перед Кэнди мелькнуло искаженное отчаянием и ужасом лицо Клеппа. Он бросился по крыше вслед за гигантским насекомым, но не смог дотянуться до Кэнди и застыл на краю площадки, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие.
      Кэнди смотрела вниз, на проносящиеся под нею вершины башен Веббы Гаснущий День. Ей было жутко. Сердцу ее, казалось, стало тесно в грудной клетке, кровь пульсировала в голове, ушах, кончиках пальцев. Она почувствовала, как по затылку и спине потекла струйка пота.
      Бедняга Спухлик по-прежнему сидел у нее на голове. От ужаса он еще крепче обхватил ее лоб и макушку своими щупальцами, но Кэнди была только рада его присутствию. Ведь он оставался единственным дружелюбно настроенным к ней существом из всех, кто сейчас ее окружал. Разумеется, помочь ей он ничем не мог. Разве что стал бы своего рода талисманом. На счастье. Кэнди убедила себя, что смерть не грозит ей до тех пор, пока Спухлик останется рядом. Медленно и осторожно, чтобы не напугать и не поранить мотылька, который летел на головокружительной высоте над поверхностью моря Изабеллы (падение с такой
      высоты стало бы немедленным и бесславным завершением ее путешествия в Абарат), Кэнди высвободила руку и погладила спрута.
      — Все будет хорошо, — сказала она трепещущему от ужаса Спухлику. — Обещаю, что не дам тебя в обиду.
      Она была в ответе за этого безобидного малыша, и мысль об этом неожиданно придала ей сил. Ей предстояло выполнить данное ему обещание. Они оба должны выйти живыми из этого ужасного испытания, каким бы опасным ни был их путь и в каком бы жутком месте он ни завершился.

      При иных обстоятельствах Кэнди наверняка пришелся бы по душе этот полет, когда удивительное создание уносило ее все дальше и дальше от башен Веббы Гаснущий День. Она никогда не боялась высоты, а вид открывался изумительный: вокруг дневных островов море искрилось и переливалось на солнце, а там, где правили вечер и ночь, воды были сумрачными и темными.
      Однако в нынешнем своем опасном положении Кэнди едва обращала внимание на окружающие красоты. Хотя гигантская бабочка и сомкнула все свои шесть лап вокруг ее тела, Кэнди все же не могла не чувствовать, что ее вес — слишком большая нагрузка для насекомого, которое принуждено было напрягать все силы, чтобы тащить на себе двоих — ее и Остова. Малютка Спухлик, легкий как пушинка, был не в счет. Бабочка то выпрямляла, то вновь сгибала одну из лап, стремясь покрепче прижать к туловищу свою пленницу, и у Кэнди при этом всякий раз душа уходила в пятки от страха. Что же до Спухлика, бедняга все плотнее обхватывал голову Кэнди своими щупальцами, как скалолаз, пытающийся удержаться от падения с гладкого уступа.
      Впрочем, причиной страха, терзавшего Кэнди и заставлявшего мучительно сжиматься ее сердце, была не только угроза падения. Едва ли не более пугающей оказалась для нее несмолкаемая болтовня Остова.
      — Ты, поди, была уверена, что никогда больше меня не увидишь? — начал он.
      Кэнди промолчала.
      — Так знай наперед, — Остов повысил голос, — я не из тех, кто легко сдается. Если лорд Тлен желает тебя заполучить, я тебя к нему доставлю. Он мой властитель. Его слово для меня закон.
      Он сделал эффектную паузу в надежде, что Кэнди, поверженная в ужас его словами, станет молить о пощаде. Но она и на этот раз не произнесла ни звука, и он продолжил самовосхваления:
      — Лорд Тлен щедро меня наградит за верную службу. Пожалует землями на Абарате, как только наступит его Триумфальная Ночь и Тьма накроет своими огромными крыльями все вокруг. Ты хоть понимаешь, что это неизбежно произойдет? Что скоро наступит Абсолютная Полночь? И все, кто внесен в «Каталог Грешников», в эту ночь восстанут из мертвых, вот увидишь!
 
      Кэнди решила не отвечать Остову, что бы он там ни бормотал, но любопытство взяло верх над благоразумием и даже над страхом, и она впервые с момента своего похищения подала голос:
      — Господи, что это еще за «Каталог Грешников»?
      — Вот как раз Господь там и не значится, — ухмыльнулся Остов в восторге от своего остроумия. — Это, к твоему сведению, книга, которую составила бабка моего господина Тлена, Бабуля Ветошь. Там перечислены семь тысяч величайших грешников Абарата.
      — Семь тысяч грешников! И вы тоже из их числа?
      — А как же!
      — По-моему, гордиться тут особенно нечем.
      — Много ты понимаешь! — засопел Остов. — Сумела однажды от меня удрать и теперь, поди, возомнила о себе невесть что? Не больно-то задирай нос, барышня! Стоит мне сказать слово, полетишь кубарем вниз! — На сей раз Остову показалось мало словесных угроз. Он наклонился вперед и резко выкрикнул: — Кэфайр!
      В ответ на это приказание бабочка послушно разжала лапы, и Кэнди стремглав полетела вниз!
      Она пронзительно взвизгнула, зажмурилась, но тотчас же опять широко раскрыла глаза, от ужаса ничего не видя перед собой. В ушах у нее свистел ветер...
      —  Джазах! —рявкнул Остов где-то высоко-высоко над ней. — Джазах!
      Бабочка тотчас же нырнула следом за Кэнди и вновь подхватила ее лапами, однако теперь она удерживала девушку самыми их кончиками, ежеминутно рискуя уронить. Кэнди конвульсивно сглотнула. У нее начала кружиться голова. Остов перегнулся вниз, с одного взгляда оценил, какая опасность нависла над пленницей, которую ему стоило таких трудов захватить, и отрывисто пролаял третий приказ, немедленно выполненный бабочкой. Та подтянула Кэнди к самому своему брюшку и сдавила лапами так крепко, что толстые и жесткие волоски, которые покрывали все брюшко насекомого, стали немилосердно колоть шею и затылок Кэнди. Она чувствовала их даже спиной, сквозь плотный жакет Клеппа.
 
      Вдобавок по щеке ее потекла струйка теплой жидкости. Бедняга Спухлик во время их короткого падения, видимо, решил, что они неминуемо разобьются насмерть, и в панике потерял контроль над своим мочевым пузырем. Кэнди подняла руку и потрепала его по гладкой коже, шепча:
      — Все в порядке, малыш. Ничего не бойся.
      Голос ее предательски дрожал. Во рту чувствовался привкус горечи, сердце колотилось как сумасшедшее, голова сделалась тяжелой. Она изогнула шею, чтобы взглянуть на Остова. Следовало принять решение, стоит ли попытаться установить с этим спятившим чудовищем какое-то подобие перемирия, чтобы он не проделывал больше таких рискованных трюков. Ведь в следующий раз бабочка может оказаться чуть менее расторопной, и тогда их со Спухликом ждет неминуемая гибель.
      Но Остов, казалось, потерял всякий интерес к своей пленнице. Он напряженно всматривался вперед. Что могло так привлечь его внимание? Кэнди проследила за его взглядом и только теперь заметила на расстоянии примерно в четверть мили от их с Мендельсоном летательного средства целую флотилию воздушных шаров, выплывавших из-за огромного облака, которое освещали тусклые лунные лучи.
      — Какого Нефернау они здесь болтаются? — злобно пробормотал Остов.
      «Должно быть, это ругательство такое, „Нефернау“, — подумала Кэнди. — Вот я и узнала первое из здешних крепких словечек».
      На воздушных шарах, похоже, заметили гигантскую бабочку — тот аэростат, что шел первым, изменил направление и двинулся навстречу Остову и Кэнди.
      —  Скрилл! Скрилл! —завизжал Мендельсон.
      Бабочка, как и прежде, немедленно подчинилась приказу — стремительно спикировала вниз. Они спускались почти вертикально, и Кэнди, опасаясь, как бы им со Спухликом не выскользнуть из объятий бабочки, забросила руки за голову и что было сил вцепилась в брюшко насекомого, в жесткую щетину, которая больно оцарапала ей пальцы.
      Внизу под ними показался остров. Если они сейчас упадут, то неминуемо расшибутся насмерть. Кэнди еще крепче сжала пальцы. Похитительница-бабочка была сейчас ее единственной надеждой остаться в живых. Бе и Спухлика.
      Кэнди перевела взгляд на флотилию воздушных шаров. Аэростаты приближались, подгоняемые наверняка не одним лишь ветром, ведь всего за десять-пятнадцать секунд воздухоплаватели ухитрились вдвое сократить расстояние между шарами и мотыльком.
      До слуха Кэнди донесся резкий свист, и что-то пролетело на большой скорости у самого ее лица. Через мгновение свистящий звук повторился, на этот раз его сопроводил поток абаратских ругательств. Кэнди задрала голову и взглянула на Мендельсона. Тот распластался поверх бабочки, прижавшись всем своим тощим телом к ее туловищу и голове. Кэнди хватило нескольких мгновений, чтобы понять, для чего он это сделал. По ним стреляли. На воздушных шарах летели охотники, которые, судя по всему, устремились в погоню за бабочкой, чтобы ее сбить.