Надо было напиться. Деньги, оставшиеся в его кармане, прожигали в нем дыру, требуя быть потраченными или проигранными. Он походил по Коммершиал-роуд и поймал такси, не слишком уверенный в том, что делать дальше.

Было почти семь – наступающая ночь нуждалась в четком планировании. «Что бы сделал Папа, – подумал он. – Преданный и сломленный, что бы сделал этот великий человек?»

«То, что подсказало бы ему сердце, – последовал ответ, – что подсказало бы ему его гребаное сердце».

Он отправился на Юстон Стейшн и провел полчаса в туалете, где умылся и переоделся в новую рубашку и новый костюм, выйдя оттуда полностью изменившимся. Старую одежду вместе с десятифунтовой банкнотой он отдал служителю.

После того как Марти переоделся, он почувствовал, что буквально рожден заново. Ему понравилось собственное отражение – вечер мог бы снова сделать его победителем, если только он не будет тратить время на нытье. Чтобы поднять дух и разогнать кровь, он немного выпил в Конвент Гардене, затем поужинал в итальянском ресторане. Когда он вышел, люди возвращались из театров; он ловил оценивающие взгляды, в основном женщин среднего возраста и аккуратно причесанных молодых людей. «Я, наверное, выгляжу как жиголо», подумал он. Между его лицом и его одеждой было явное несоответствие, которое указывало на то, что человек играет какую-то роль. Эта мысль доставила ему удовольствие. Отныне он будет играть Мартина Штраусса, человека большого мира, со всей бравурностью, на которую он способен. Он не слишком далеко зашел, будучи собой. Может быть, фантазия убыстрит его достижения?

Он прогулялся по Чаринг Кросс-роуд к треугольнику машин и пешеходов на Трафальгар-сквер. На ступенях собора Св. Мартина назревала драка – двое мужчин обменивались проклятиями и оскорблениями, пока их жены наблюдали за ними.

За площадью движение было тише. Несколько минут ему потребовалось, чтобы оглядеться вокруг. Он знал, куда он идет и как туда добраться, но он не был уверен. Прошло уже много времени с тех пор, как он был здесь в последний раз, и что, в конце концов, он предстал перед «Академией» – клубом Билла Тоя – было скорее случайностью.

Его сердце забилось сильнее, когда он поднимался по ступенькам. Впереди была основная часть игры, которая если он проиграет, испортит ему весь вечер. Он остановился на мгновение, чтобы прикурить сигару, затем вошел внутрь.

В свое время он часто бывал во многих казино высшего класса; здесь был тот же легкий оттенок былого величия, как и в тех, где он был: панели из темного дерева, темно-красные ковры, портреты забытых знаменитостей на стенах. Засунув руку в карман брюк, в расстегнутом, чтобы была видна шелковая подкладка, пиджаке, он подошел по мозаичному полу к конторке. Охрана мула бы напрячься – денежные люди любят безопасность. Он не был членом клуба и даже не мог ожидать стать им – не было поручителей или покровителей. Единственный способ получить хорошую ночь игры – это, блефуя, прорваться внутрь.

«Английская роза» за конторкой одарила его обещающей улыбкой.

– Добрый вечер, сэр.

– Ну, как сегодня ночка?

Ее улыбка не померкла ни на мгновение, хотя она в этот момент даже не знала, кто он.

– Прекрасно. А у вас?

– Отлично? Билл уже здесь?

– Простите, сэр?

– Мистер Той. Разве его еще нет?

– Мистер Той, – она обратилась к книге для гостей, проводя лакированным пальцем по списку сегодняшних игроков. – Я не думаю, что...

– Ему не нужно записываться здесь, – сказал Марти. – Он, слава Богу, член клуба.

Легкое раздражение в его голосе лишило девушку уверенности.

– О... понятно. Я просто не думаю, что знаю его.

– Это не имеет значения. Я просто пройду наверх. Скажите ему, что я за столами.

– Постойте, сэр. Я не...

Она протянула руку, словно собиралась схватить его за рукав, но передумала. Он повернулся и одарил ее ослепительной улыбкой, стоя на первых ступеньках лестницы.

– Как мне сказать, кто его ждет?

– Мистер Штраусс, – сказал он, изображая легкое изумление.

– Да. Конечно. – Искусственное узнавание залило ее лицо. – Простите, мистер Штраусс. Это просто...

– Все в порядке, – милостиво ответил он, оставив ее таращиться ему в спину.

Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы уяснить расположение залов. Рулетка, покер, «очко» – все это и много больше было в его распоряжении. Атмосфера была серьезной – фривольность не приветствовалась там, где проигрывались и выигрывались деньги такого масштаба. Если те мужчины и немногие женщины, которые были завсегдатаями этих молчаливых мест, наслаждались, приходя сюда, они не выказывали ни малейшего признака этого. Здесь была работа, тяжелая серьезная работа. На лестницах и в коридорах велось несколько тихих разговоров и, конечно, от столов слышались звонки; в остальном внутри царила почти благоговейная тишина.

Он прохаживался из зала в зал, задерживаясь то у одного стола, то у другого, вновь знакомя себя с этикетом этого места. Никто не обращал на него внимания – он слишком хорошо подходил к этому соблазнительному раю.

Ожидание того момента, когда он наконец сам сядет играть, подбадривало его; он оттягивал момент как можно дольше. В конце концов у него была вся ночь впереди и он слишком хорошо знал, что деньги могут очень быстро исчезнуть из его кармана, если он будет неосторожен. Он отправился в бар, заказал виски с содовой и стал глазеть на остальных пьющих. Все они были здесь по той же причине, что и он, – поставить свои ум против удачи. Большинство пили в одиночестве, психологически готовясь к предстоящей игре. Вскоре когда они выиграют целое состояние, они будут плясать на столах, заставляя пьяных любовниц разыгрывать импровизированный стриптиз. Но пока еще было слишком рано.

Появился официант. Молодой парень, лет двадцати – не больше, с усами, которые казались приклеенными; он уже достиг той смеси раболепия и превосходства, которая отмечала его профессию.

– Прошу прощенья, сэр...

У Марти свело живот. Неужели кто-то расколет его?

– Да?

– Виски или бурбон, сэр?

– Мм. А-а... виски.

– Отлично, сэр.

– Принесите к столу.

– Где вы будете, сэр?

– У рулетки.

Официант испарился. Марти подошел к кассе и купил фишек на восемьсот фунтов, после чего отправился в зал к рулетке.

Он никогда особенно не был картежником. Это требовало техники, которую ему всегда было лень изучать, и хотя он восхищался профессионализмом великих игроков, он был убежден, что именно профессионализм затенял чистое противоборство. Хороший картежник использовалудачу, великий ездил на ней верхом. Но рулетка, хотя у нее тоже была своя система и техника, была более чистой игрой. Ничто не могло сравниться с величием вращающегося колеса, сливающимися в полоску с номерами и то подпрыгивающим, то катающимся шариком.

Он сел за стол между благоухающим арабом, говорящим исключительно по-французски, и американцем. Никто не сказал ему ни слова – здесь не было ни прощаний, ни приветствий. Все прелести человеческих взаимоотношений здесь были принесены в жертву игре.

Это было серьезное заболевание. У него были те же симптомы, что и у страстной влюбленности – дрожь, бессонница. Существовало только одно лекарство – смерть. Пару раз он ловил свое отражение в зеркале бара казино или в зеркале кассы и встречал жадный, голодный взгляд. Но ничто – ни самоистязание, ни пренебрежение друзей – ничто никогда не могло утолить этот голод.

Официант поставил у его локтя рюмку, в которой позвякивал лед. Марти начал осторожно потягивать виски.

Колесо только начали раскручивать, хотя Марти сел за стол поздно, чтобы сделать ставки. Глаза всех были прикованы к вращающимся номерам.

Прошло больше часа, прежде чем Марти встал из-за стола, и лишь затем, чтобы сходить в туалет. Игроки приходили и уходили. Американец, развлекая юную красавицу, сопровождавшую его, предлагал ей делать ставки и проиграл весь свой выигрыш, прежде чем уйти. Резервы Марти истекали. Он выиграл и проиграл; выиграл и опять проиграл, проиграл, проиграл. Поражение не слишком удручило его. Это были не его деньги, как повторял ему Уайтхед, и их было достаточно там, откуда они появились. Потеряв еще достаточное количество фишек, поставив их наобум, он встал из-за стола, чтобы передохнуть. Он иногда обнаруживал, что может изменить свою удачу, оставляя поле на несколько минут и, впоследствии, возвращаясь к нему.

Когда он поднялся с сиденья и в глазах его рябили номера, кто-то прошел перед дверью в зал рулетки и заглянул внутрь, чтобы отправиться к другой игре. Нескольких секунд было достаточно, чтобы узнать его.

Когда Марти в последний раз видел это лицо, оно было плохо выбрито и бледно от боли, залитое светом ограды Убежища. Теперь Мамулян изменился. Он больше не был раздраженным, скрючившимся и покинутым. Марти невольно двинулся к двери, словно этот человек загипнотизировал его. Официант подскочил к нему: «Еще виски?» Но вопрос остался без ответа, Марти вышел из зала в коридор. Противоречивые чувства боролись в нем – он наполовину боялся удостовериться в том, что он видел этого человека, хотя то, что он был здесь, возбудило его любопытство. Он не обознался, это очевидно. Возможно, Той вместе с ним. Возможно, все тайны можно было разрешить здесь и сейчас. Он заметил, как Мамулян зашел в комнату, где играли в баккара. Там проходила обычная напряженная игра и масса зрителей заходила внутрь, чтобы понаблюдать за представлением. Комната была полна – игроки из-за других столов побросали свои игры, чтобы насладиться накалом схватки. Даже официанты собрались вокруг, пытаясь мельком углядеть что-либо.

Мамулян продирался сквозь толпу, чтобы лучше видеть, его тонкая серая фигура выделялась. Наконец он нашел себе удобное место, свет от лампы падал на его бледное лицо. Изуродованная рука была в кармане пиджака – подальше от взоров, широкие брови были невозмутимы. Марти наблюдал за ним в течение пяти минут. Ни разу глаза Европейца не оторвались от игры. Он казался фарфоровым – блестящая поверхность, по которой небрежный мастер провел несколько линий. Глаза, вжатые в глазницы, казалось, были неспособны ни на что, кроме неотрывного взгляда. В этом человеке все еще была сила. Люди избегали его, прижимаясь друг к другу, только бы не касаться его у стола.

Напротив Марти заметил официанта с неестественными усами. Он стал проталкиваться к нему между зрителями.

– На пару слов, – шепнул он ему.

– Да сэр?

– Этот человек. В сером костюме.

Официант метнул взгляд к столу, затем на Марти.

– Мистер Мамулян.

– Да. Вы что-нибудь знаете о нем?

Официант укоризненно взглянул на Марти.

– Простите, сэр. Но мы не вольны обсуждать членов клуба.

Он повернулся на каблуках и отправился по коридору. Марти последовал за ним. Там было пусто. Внизу девушка за конторкой – не та, с которой он беседовал, – хихикала со швейцаром.

– Подождите.

Когда официант обернулся, Марти достал свой бумажник, еще достаточно полный, чтобы обеспечить небольшую взятку. Парень уставился на банкноты с нескрываемой жадностью.

– Я только хотел задать несколько вопросов. Мне не нужен номер его счета в банке.

– В любом случае, я не знаю его, – ухмыльнулся официант. – Вы из полиции?

– Я интересуюсь мистером Мамуляном, – сказал Марти, протягивая пятьдесят фунтов десятками. – Просто личный интерес.

Официант схватил деньги и спрятал их в карман с ловкостью профессионального взяточника.

– Спрашивайте, – сказал он. – Он часто здесь бывает?

– Пару раз в месяц.

– Играет?

Официант нахмурился.

– Не знаю, но я не думаю, чтобы видел его действительно играющим.

– Тогда смотрит?

– Ну не могу быть уверенным. Но я думаю, что если бы он играл, то я бы видел это хотя бы раз. Странно. Хотя у нас есть члены клуба, которые так делают.

– У него есть друзья? Люди, с которыми он приходит, уходит?

– Не припомню. Он когда-то был в приятельских отношениях с одной гречанкой, которая, бывало, приходила. Всегда выигрывала. Ни одного проигрыша.

Это был эквивалент рыбацких баек у азартных игроков – история об игроке, чья система настолько совершенна, что он никогда не проигрывает.

Марти слышал ее сотни раз, всегда о приятеле приятеля – мифический кто-то, кого никогда нельзя встретить лицом к лицу. Но вот что странно – когда он думал о лице Мамуляна, таком расчетливом под своей бесстрастной маской, он почти готов был принять фантазию за действительность.

– А почему вы так интересуетесь им? – спросил официант.

– Он вызывает у меня довольно странные ощущения.

– Вы не единственный.

– То есть?

– Мы никогда ни о чем не говорили и не общались, как вы понимаете. Он всегда дает щедрые чаевые, хотя. Бог свидетель, он пьет только дистиллированную воду. Но пару лет назад сюда приходил один парень – американец из Бостона. Он увидел Мамуляна и, скажу я вам, – он чуть не спятил. Оказалось, он играл с мужиком, как две капли воды похожим на него, где-то в двадцатых годах. Это произвело такой шум. То есть, я имею в виду, он не выглядит типом, у которого может быть отец, правда?

Официант был в чем-то прав. Невозможно было представить Мамуляна ребенком или прыщавым подростком. Страдал ли он от несчастной любви, смерти домашних животных, родителей? Это казалось настолько невероятным, что было почти смешным.

– Вот все, что я знаю.

– Спасибо, – ответил Марти. Этого было достаточно.

Официант ушел прочь, оставив Марти с набором вероятных возможностей. Все это больше похоже на апокриф: гречанка, которая никогда не проигрывает, паникующий американец. Человек типа Мамуляна просто обязан был обрасти слухами – легкий оттенок бывшего аристократизма притягивал к нему невероятные истории. Это, как луковица – очищаемая, очищаемая и очищаемая снова, – под каждой шкуркой обнаруживается далеко не сердцевина, а просто следующая шкурка.

Чувствуя усталость и головокружение от слишком большого количества выпитого и слишком короткого сна, Марти решил, что пора заканчивать. У него есть еще сотня фунтов, за которые он сможет нанять такси, которое отвезет его обратно в поместье; машину же можно забрать и завтра. Он был слишком пьян, чтобы сесть за руль. Он бросил последний взгляд на зал баккара – Мамулян стоял в прежней позе.

Марти спустился в туалет. Здесь было намного прохладнее, чем в помещении клуба, – его величественная отделка в стиле рококо была довольно забавна для места со столь низким предназначением. Он взглянул на себя в зеркало и пошел помочиться, чтобы оживить себя.

В одной из кабинок кто-то начал скулить – очень-очень тихо, словно старался приглушить звук. Несмотря на переполненный мочевой пузырь, Марти вдруг с удивлением обнаружил, что не может мочиться – безымянное горе слишком сильно действовало на него. Звук слышался из-за закрытой двери одной из кабинок. Наверное, это был какой-то оптимист, проигравший последнюю рубашку в кости я теперь задумывающийся о последствиях. Марти оставил его за этим занятием. Он не мог ничего сделать или сказать – это он знал по горькому опыту.

В фойе женщина за конторкой позвала его.

– Мистер Штраусс? – это была опять «английская роза», несмотря на поздний час в ней не было ни малейшего признака усталости, – Вы нашли мистера Тоя?

– Нет, не нашел.

– Странно. Он был здесь.

– Вы уверены?

– Конечно. Он пришел вместе с мистером Мамуляном. Я сказала ему, что вы здесь и что вы спрашивали о нем.

– И что он вам сказал?

– Ничего, – ответила девушка. – Ни слова. – Она понизила голос. – С ним все в порядке? То есть он выглядел просто ужасно, если позволите. Он был жуткого цвета.

Марти взглянул наверх, осматривая лестницы.

– Он все еще здесь?

– Ну, я не была за конторкой весь вечер, но я не видела, чтобы он уходил.

Марти еще раз поднялся по лестнице. Он очень хотел повидаться с Тоем. Нужно было спросить его кое о чем, поговорить. Он прошел по комнатам, отыскивая усталое лицо. Но хотя Мамулян был по-прежнему здесь, потягивая свою воду, Тоя с ним не было. Не нашел он его и ни в одном из баров. Очевидно, он пришел и ушел. Разочарованный, Марти спустился вниз, поблагодарил девушку за ее заботу, дал ей хорошие чаевые и ушел.

И только когда между ним и «Академией» было уже достаточно большое расстояние и он шел посредине дороги в поисках первого попавшегося такси, он вспомнил о плаче в туалете. Его шаги замедлились. Наконец он остановился на улице, удары сердца гулко отдавались в его голове. Показалось ли ему, или этот прерывистый голос был действительно знакомым, когда он оплакивал свою беду? Не был ли Тоем тот, кто сидел в сомнительной уединенности туалетной кабинки, плача, как заблудившийся ребенок?

Невольно Марти повернулся и бросил взгляд туда, откуда он пришел. Если предположить, что Той все еще в клубе, почему бы ему не вернуться и не проверить? Но в его голове всплыли неприятные ассоциации. Женщина по телефонному номеру в Пимлико, чей голос было так жутко слушать; вопрос девушки за конторкой «С ним все в порядке?»; глубина отчаяния, которое он слышал за закрытой дверью. Нет, он не вернется. Ничто, даже обещание беспроигрышной системы для любого стола в этом доме, не заставит вернуться. Кроме того, была такая вещь, как здравое сомнение, а в некоторых случаях, этот бальзам не знает себе равных.