Глава 3

– Джерри?

– Тэмми, дорогая моя. Куда ты пропала? Я все ждал, когда ты наконец позвонишь.

– Ты мог бы и сам позвонить.

– Откровенно говоря, я боялся быть навязчивым, – признался Джерри. – У тебя своя жизнь. И в отличие от меня ты не прозябаешь в одиночестве.

– Ну, тут ты ошибаешься. Мы с Арни расстались.

– О, мне очень жаль.

– Жалеть тут не о чем. Так будет лучше для нас обоих.

– Ты и в самом деле так считаешь?

– В самом деле. Мы друг другу не подходим. И сейчас мы оба это поняли. Ладно, хватит обо мне. Как ты поживаешь?

– Ну, с тех пор как наша история попала в газеты, я стал популярной личностью. Меня чуть ли не каждый день приглашают на обеды и вечеринки. Люди ведь чертовски любопытны. Готовы поить меня и кормить, лишь бы выведать какую-нибудь невероятную подробность. Честно говоря, я ничего не имею против. Несколько человек, по большей части молодые парни, делали вид, что интересуются моей скромной персоной, а на самом деле их занимал исключительно каньон. Но я им подыгрывал. И в результате неплохо провел время. Видишь ли, в моем возрасте привередничать не приходится. Уж лучше притворный интерес, чем искреннее равнодушие.

– И что же ты им рассказываешь?

– В основном отделываюсь загадочными намеками и недомолвками. Я уже наловчился с первого взгляда определять, кому что можно рассказать. Те, кто умоляет открыть все без утайки, поднимут меня на смех, вздумай я действительно это сделать.

– Значит, всю правду ты никому не выложил?

– Конечно нет. Я же говорю, никто из моих знакомых к этому не готов.

– А как люди реагируют на твои рассказы?

– Как правило, они жаждут услышать нечто вроде страшной сказки. Они ведь и приглашают меня потому, что уже сумели кое-что пронюхать. По городу ходят самые невероятные слухи. Разные обрывки сплетен. А мои знакомые жаждут их проверить. Вот, собственно, и все обо мне. А теперь расскажи, как у тебя дела. Ты ведь наверняка тоже поделилась с кем-нибудь впечатлениями от своей увеселительной поездки в каньон?

– Нет.

– Неужели?

– Я никому не сказала ни слова.

– Напрасно, уверяю тебя. Такое не следует держать в себе. Иначе и свихнуться недолго.

– Джерри, ты забыл, что я живу не в Голливуде, а в Сакраменто, в Рио-Линда. Если я начну распространяться о Стране дьявола и о том, что там видела, люди решат, что я свихнулась.

– А тебе разве не наплевать на то, что о тебе думают? Скажи честно.

– Не уверена, что мне хочется прослыть сумасшедшей.

– Слушай, а Руни тебя больше не беспокоил?

– Кто? – нахмурилась Тэмми.

– Руни. Ты что, забыла? Это же детектив, который с нами беседовал. Причем много раз.

– Разве его фамилия Руни? Мне казалось, Пельтцер.

– Нет, Лестер Пельтцер – это один из адвокатов Максин.

– Хорошо, Пельтцер – адвокат. А кто такой Руни?

– Да он же тысячу раз представлялся. Я смотрю, у тебя провалы в памяти. Он – детектив полицейского управления Беверли-Хиллз. Именно он первым нас допрашивал. И наверняка пытался с тобой связаться. Ты вообще прослушиваешь сообщения на своем автоответчике?

Тэмми давным-давно этого не делала, однако ответила утвердительно.

– С этим Руни вышла странная штука, – продолжал Джерри. – Он много раз звонил мне на автоответчик, говорил, что ему необходимо расспросить меня о каких-то деталях. Наконец я решил ему перезвонить. И знаешь, что мне ответили в управлении? Что Руни уволен две недели назад.

– Что же ему было от тебя нужно?

– Не иначе как этот сукин сын задумал написать книгу.

– О наших увлекательных приключениях?

– Боюсь, о сюжете и достоинствах его творения мы узнаем, лишь когда оно выйдет из печати.

– И этот детектив имеет право воспользоваться нашими показаниями? По-моему, это противозаконно.

– Он изменит имена. Или кое-какие обстоятельства. На этот счет существует много уловок.

– Но то, что случилось в каньоне, – наше частное дело. Он узнал о некоторых фактах благодаря своему служебному положению. И не имеет права растрепать об этом всему миру.

– Думаю, нам стоит поговорить с Пельтцером. Возможно, он придумает способ запретить этому пройдохе использовать наши показания.

– Господи, сколько проблем, – вздохнула Тэмми. – Раньше, до каньона, жизнь была куда проще.

– А сейчас тебе приходится нелегко?

– Да, не сладко. Хотя зачем кривить душой? У меня сейчас тяжелое время, очень тяжелое. Меня замучили кошмарные сны.

– Сны? Значит, все дело только в ночных кошмарах? Или в чем-то еще?

Тэмми помолчала, решая, стоит ли делиться с Джерри своими неприятностями. Не обернется ли излишняя откровенность против нее? Да, они вместе прошли через множество опасных передряг – но ведь, в сущности, она совсем не знает этого человека. Вдруг он тоже собирается писать книгу? Все эти соображения пронеслись в голове Тэмми, и она ответила:

– Да нет, на самом деле у меня все в порядке.

– Рад слышать. – В голосе Джерри звучало искреннее облегчение. – А репортеры оставили тебя в покое?

– Иногда кто-нибудь из этой братии пытается ко мне проникнуть. Но у меня в двери глазок, и если мне кажется, что незваный гость подозрительно напоминает журналиста, я просто не открываю дверь.

– Я так понимаю, ты теперь узница в собственном доме?

– Господи, конечно нет, – солгала Тэмми. – Неужели я буду сидеть взаперти?

– Рад слышать, – повторил Брамс.

– К сожалению, Джерри, сейчас мне придется с тобой проститься. У меня тысяча дел и…

– Понял, понял. И все же удели мне еще минуту.

– Да, разумеется.

– Возможно, то, что я тебе скажу, прозвучит немного… странно.

– Ничего, я привыкла к странностям.

– И все же мне необходимо рассказать тебе от этом.

– Джерри, я вся внимание.

– Мы с тобой никогда не обсуждали то, что произошло там, в этом доме.

– Нет. Но я думаю, мы все и так понимаем…

– Я сейчас говорю не обо всех. Только о нас с тобой. О том, что случилось с нами в той комнате. Ты же знаешь, она обладала особой силой. Благодаря ей Катя долгие годы сохраняла молодость и красоту.

– К чему ты клонишь?

– Я предупредил, что собираюсь сказать нечто странное. Но ты права, странностями нас с тобой не удивишь… – Джерри глубоко вздохнул, словно набираясь смелости. – Ты ведь знаешь, что я был болен раком? Доктора давали мне год жизни. Операция была бесполезна. Я узнал об этом в прошлом году. В декабре. Неплохой рождественский подарок, правда?

– Джерри, у меня нет слов, чтобы выразить тебе свое сочувствие.

– Подожди, Тэмми, ты не дослушала. Я сказал, что был болен раком.

– А теперь?

– Теперь опухоль исчезла.

– Полностью?

– Бесследно. Доктора глазам своим не поверили. Они заставили меня пять раз пройти сканирование – думали, тут какая-то ошибка. Но все исследования показали, что я здоров. Свершилось чудо. Подобного излечения, по словам докторов, просто не может быть.

– И все же это случилось.

– Да.

– И ты думаешь, тебе помогла комната?

– А как я могу думать иначе? Я вошел туда с неоперабельной опухолью, а когда вышел – опухоль исчезла. Трудно поверить, что это простое совпадение.

– Ты думаешь, комната сжалилась на тобой? Решила тебя спасти?

– Знаешь, что я думаю? – Джерри помедлил, – Наверное, это прозвучит еще более странно, чем все предыдущее, но я думаю, мне помогла Катя. Это ее последний подарок.

– Мне она вовсе не показалась любительницей делать подарки.

– Ты узнала лишь ее темную сторону, Тэмми. Но у нее была и светлая сторона. Как и у всех нас. В самых мрачных потемках всегда брезжит свет, поверь мне.

– Ты так думаешь? – усмехнулась Тэмми. – Что-то я не вижу никакого света впереди.

Глава 4

Тэмми всеми фибрами души стремилась поверить, что путешествие в каньон Холодных Сердец, едва не стоившее ей жизни и рассудка, в результате пошло ей на пользу. Она, конечно, даже не мечтала о чуде, подобном исцелению Джерри, и все ж надеялась увидеть хоть какой-то признак, который свидетельствовал бы, что выпавшие на ее долю страхи и страдания оказались благотворными.

Мысли ее неустанно возвращались к пережитому. О, как бы ей хотелось увидеть слабый проблеск надежды. Лучик света, развеявший бы тьму. Это придало бы смысл всей ее жизни. Однако ожидания Тэмми оставались тщетными. Никаких благих перемен с нею не происходило.

Здравый смысл подсказывал миссис Лоупер, что самое разумное в ее положении – позабыть о тайнах каньона и поскорее вернуться к обычной жизни. Возможно, ей следовало бы записаться в несколько женских клубов, а еще лучше – завести любовника. Иными словами, придумать себе занятие, которое отвлекло бы ее от тяжелых воспоминаний и помогло вновь ощутить себя обычной женщиной. Но как только дело доходило до решительного шага, Тэмми непременно изыскивала причину, чтобы от него отказаться. Казалось, опасности, пережитые в каньоне, полностью исчерпали отпущенный ей лимит смелости и решительности. Ее вылазки на территорию, раскинувшуюся за пределами дома, день ото дня становились короче. Стоило Тэмми опуститься на сиденье собственной машины, как ее охватывала паника, а к тому времени, как женщина добиралась до конца квартала, приступ тревоги становился столь невыносимым, что приходилось резко разворачиваться и возвращаться домой. Посещение магазинов превратилось для нее в пытку; теперь она заказывала продукты по телефону, а когда посыльный доставлял покупки, Тэмми старалась сократить общение с ним до минимума. Она торопливо хватала пакеты, протягивала посыльному деньги и захлопывала дверь прямо перед его носом, зачастую не дожидаясь сдачи.

Тэмми отдавала себе отчет в том, что странности ее не укрылись от внимания соседей. Нередко, выглянув в щель меж задернутыми шторами, она видела, как вокруг ее дома слоняются любопытные, причем некоторые даже указывают на ее окна пальцами. Тэмми догадывалась, что о ней ходит слава как о местной чудачке, о бедняжке, которая повредилась в рассудке, окунувшись в безумный мир Голливуда.

Разумеется, это обстоятельство немало усиливало ее тревогу, которая постепенно перерастала в настоящую манию преследования. Если, открыв дверь посыльному, Тэмми замечала на улице случайного прохожего, ее сразу же охватывало подозрение. Наверняка это шпион, ужасалась она про себя. Не раз она просыпалась по ночам, разбуженная непонятным шумом на крыше, и дрожала в темноте, уверенная, что это призраки добрались наконец до Рио-Линда и теперь пытаются проникнуть в окно ее спальни.

Периодически сознание Тэмми прояснялось (правда, такие моменты случались все реже и реже), и тогда она понимала, что все ее страхи – не более чем игра воспаленного воображения. И сопоставление редких светлых минут с той беспросветностью, в которой она пребывала постоянно, лишь подтверждало, что она неотвратимо скатывается в пучину безумия. Возможно, Джерри Брамс действительно излечился в той проклятой комнате от рака (она вполне допускала такую возможность); сама же Тэмми ощущала, что пребывание в каньоне повлияло лишь на ее душу, а не на тело, и влияние это было далеко не целительным. Напротив, в результате пережитых там потрясений она постепенно утрачивала чувство реальности. Бывали дни, когда, открыв утром глаза, Тэмми не могла отделаться от назойливых сновидений, которые застревали у нее в мозгу, словно занозы. Тогда она бродила по комнатам как сомнамбула, забывая, где она и что здесь делает.

При том, что Тэмми проводила время в совершенной праздности, она постоянно ощущала смертельную усталость. Собственные руки и ноги казались ей свинцовыми. Однажды, очнувшись от очередного забытья, она обнаружила, что стоит на четвереньках в ванной и ощупывает кафельные плитки, надеясь обнаружить в них картину, подобную той, магической, что некогда так поразила ее. В другой раз женщина вошла в кухню, где из открытого крана бежала вода, и игра теней в раковине напомнила ей чудовище, встреченное на дороге: чешуйчатая шкура, два ряда острых зубов меж толстыми, мясистыми губами. Тэмми сунула руки под горячую воду, и призрак ожившего мертвеца постепенно растаял, уступив место уродливой голове какого-то монстра, – его она тоже видела прежде, не то в каньоне, не то в своих кошмарных снах.

Тэмми открыла кран на полную мощность. Поток воды вырвался изо рта жуткого создания, точно горячее дыхание. А потом оно растворилось: шкура, зубы, пасть – все исчезло в сливном отверстии.

– Всего и делов, – равнодушно пробормотала Тэмми.

Эта отвратительная галлюцинация не произвела на нее особого впечатления. Ей всегда казалось, что сумасшествие – это нечто более эффектное и увлекательное. По крайней мере, таким оно представало в кино. Ее любимые фильмы в очередной раз наврали. В видениях, порождаемых безумием, нет ничего величественного и необычного – просто клочья грязной шкуры и острые желтые зубы в раковине.

Тэмми понимала, что рассудок ее слабеет с ужасающей скоростью. Понимала, что необходимо принять срочные меры, иначе возврат к самой себе будет невозможен. Она навсегда превратится в существо с пустыми глазами и каменным лицом, без единой здравой мысли в голове.

Глава 5

В то время как Джерри радовался чудесному исцелению, а Тэмми сражалась с обступившими ее мрачными призраками, Максин пыталась решить свои проблемы. Последствия пережитых потрясений оказались для нее не слишком значительными. Уже через неделю она смогла вернуться в офис и приняться за дела. Телефон в ее конторе буквально раскалился от звонков, однако в первую неделю Максин почти не вела деловых переговоров. Большинство ее собеседников, осведомившись о самочувствии мисс Фрайзель, поспешно переводили разговор на события в каньоне Холодных Сердец. Казалось, это все, что сейчас интересовало обитателей Голливуда.

Откровенно говоря, Максин не имела ни малейшего желания рассказывать о развернувшейся на ее глазах трагедии кому бы то ни было, даже ближайшим знакомым. Призраки давно умерших актеров, монстры, комната, наполненная таинственными видениями, – ее подняли бы на смех, заикнись она только о подобных чудесах. Но отделываться молчанием тоже не годилось – так Максин могла нажить себе новых врагов, а этого добра у нее и без того хватало. В результате она измыслила свою, вполне правдоподобную версию случившегося, лишенную даже намека на мистический элемент. Согласно этой версии, Пикетт, перенесший неудачную пластическую операцию, был вынужден скрываться в некоем уединенном доме (молчать об операции, после того как Тодд во все горло кричал о ней на вечеринке, не имело смысла). Там его выследил и убил какой-то неизвестный злоумышленник – возможно, сумасшедший поклонник. Большинство тех, кому Максин поведала эту историю, нашли ее вполне убедительной. По крайней мере, никто не позволил себе даже отдаленных намеков на скрытность и неискренность рассказчицы. Однако Фрайзель располагала несколькими надежными источниками информации и благодаря им знала, что на самом деле ее знакомые далеко не так; доверчивы и простодушны. Каждый, кто подступал к ней с расспросами, имел собственную версию произошедшего. Таким образом, версий, от самых нелепых до весьма правдоподобных, набралось множество, и распространялись они с поразительной быстротой. Кто-то настаивал на том, что в каньоне имело место самое заурядное убийство, кто-то полагал, что тут не обошлось без черной магии, духов и привидений. Однако все сходились в одном: в смерти Тодда виновата Максин.

Ведь это она направила своего несчастного подопечного в зловещий дом, где его подстерегала опасность; это она не предупредила Тодда о том, что некто, принадлежавший к его ближайшему окружению, замыслил покончить с ним. (Согласно версии, выдвинутой «Инквайрер», убийцей Пикетта являлась некая довольно яркая кинозвезда. Об имени злоумышленника (или злоумышленницы) «Инквайрер» умалчивал, равно как и о том, к какому полу он принадлежал. Однако автор статьи клялся, что имя это ему известно и настанет день, когда он откроет общественности всю правду. А пока он имеет веские основания утверждать, что Максин Фрайзель была прекрасно осведомлена о готовящемся преступлении, однако не приняла планов убийцы всерьез.) Таким образом, именно ее пагубное легкомыслие стало причиной смерти Тодда. В это охотно все поверили, и никакие слова и поступки Максин не могли убедить людей в обратном. Копившаяся в них годами неприязнь вышла наружу теперь, когда недруги Максин с упоением придумывали бесчисленные сценарии разыгравшейся в каньоне трагедии. И все эти сценарии выставляли менеджера Тодда в самом неблаговидном свете.

Вскоре Максин поняла, что сопротивление бесполезно, и оставила всякие поползновения защитить свою подмоченную репутацию. Все равно люди будут верить в то, во что им хочется верить. Это она знала по опыту, приобретенному за те двадцать два года, которые она занималась кинобизнесом. Иногда, конечно, общественное мнение удается направить в нужное русло – но если люди не желают покупать то, что вы им предлагаете, никакие ухищрения не помогут исправить дело.

После нескольких дней, проведенных в бесплодных попытках оправдаться, Максин неожиданно исполнилась непробиваемым равнодушием к оскорбительным сплетням и полностью посвятила себя поискам новых талантов. Положение менеджера, не имеющего в качестве клиента никакой звезды, ее отнюдь не устраивало; это означало, что сейчас она пустое место – по крайней мере, пока не пожелает открыть истинную подоплеку событий в каньоне Холодных Сердец.

О том, что произошло в «самом таинственном доме в окрестностях Голливуда» (так окрестил его один из корреспондентов канала «Фокс»), многочисленные потребители желтой прессы, несмотря на скудость и противоречивость сведений, имели весьма подробное представление. Требовалось лишь время, чтобы кто-то создал вариант истории, этим представлениям отвечающий.

Этот «кто-то» не заставил себя ждать. Им оказался Мартин Руни, детектив полицейского управления Беверли-Хиллз, который проводил первоначальное расследование по делу Пикетта. Руни уже исполнилось пятьдесят восемь, так что отставка его была не за горами, и в недалеком будущем Мартина ожидало весьма скромное существование на пенсию детектива. Подобная перспектива ничуть не привлекала Руни. Конечно, он никогда не купался в роскоши, однако расходов у него было предостаточно – алименты, выплаты по закладной и за машину (машины являлись его главной слабостью, и у Мартина их насчитывалось три). К тому же он имел некоторые дорогостоящие привычки: например, любил посидеть в хорошем баре и выкуривал в день от сорока до пятидесяти сигарет. Руни уже подсчитал, сколь сильно ему придется урезать себя после отставки, и выяснилось, что от большинства маленьких удовольствий надо будет отказаться.

И вдруг судьба послала ему неожиданный подарок, который позволил бы не думать о деньгах весь остаток жизни. Рассказ о смерти Тодда Пикетта и сопутствовавших ей событиях он услышал сначала от фанатки покойного актера, женщины по фамилии Лоупер, а потом от его менеджера, Максин Фрайзель. История показалась ему совершенно неправдоподобной и в то же время на редкость убедительной и захватывающей. В этом каньоне явно творилась какая-то чертовщина. Какова была истинная подоплека произошедшего, Руни ничуть не волновало. Он знал: люди обожают подобные сюжеты, и он сможет неплохо заработать на всем этом. Достаточно, чтобы обеспечить себе безбедную старость.

Решив ступить на писательскую стезю, Руни принялся тайком делать копии допросов и дома обрабатывать содержавшиеся там сведения, придавая им форму повествования. Работа продвигалась без затруднений; Мартин имел доступ ко всем материалам дела, и, если он требовал копии некоторых протоколов для более полного ознакомления с тем или иным аспектом преступления, ему охотно шли навстречу. В результате в его домашнем компьютере накопилось одиннадцать больших файлов. Новоявленному автору уже виделась книга в яркой глянцевой обложке.

Однако он чувствовал: для того чтобы придать этому скопищу ужасов живость и остроту, необходимо выбрать нужный ракурс обзора. Вести рассказ от собственного лица не годилось. В конце концов, он ведь не был в сердце событий, а лишь судил о них с чужих слов. Повествование должно было вестись с точки зрения очевидца. И на роль такого очевидца он избрал Максин Фрайзель.

– Так все-таки чего вы от меня хотите, детектив?

– Я уже сказал вам, мисс Фрайзель, что собираюсь написать книгу о трагедии, случившейся в каньоне Холодных Сердец – так все почему-то называют это место. Ваш подробный рассказ оказал бы мне неоценимую помощь.

– Мой подробный рассказ? А как насчет моих показаний? Я уже сообщила вам все, что мне известно.

– Подождите, подождите! – взмолился Руни. – Прошу вас, не вешайте трубку. Подумайте хорошенько над моим предложением. Уверяю, вы не прогадаете, если его примете. Сколько лет вы занимались делами Тодда Пикетта?

– Одиннадцать.

– И сейчас у вас есть возможность доказать, что вы до последнего защищали его интересы. Опровергнуть все идиотские слухи.

– Мистер Руни, если бы я, как вы выражаетесь, решила опровергнуть все идиотские слухи и заняться писательством, мне не понадобился бы полицейский в качестве соавтора.

– Неужели вы думали, что я собираюсь сам писать? Для этой работы я найму какого-нибудь сочинителя, набившего руку на историях с привидениями.

– Вы окончательно сбили меня с толку, Руни, – ледяным тоном произнесла Максин. – Я не понимаю, в чем будет состоять ваш вклад в этот, с позволения сказать, литературный шедевр.

– Я сорок лет работал в полицейском управлении, это что-нибудь да значит. Кстати, я имел самое непосредственное отношение к делу Мэнсона…

– Я не вижу здесь ни малейшей связи с…

– Пожалуйста, позвольте мне договорить. Я вовсе не имел в виду, что эти случаи похожи. И все же между подобными убийствами можно провести параллели. И тут, и там погибают несколько светил Голливуда – при таинственных обстоятельствах, связанных с черной магией.

– Тодд никогда не занимался черной магией. Это я вам говорю со всей определенностью. Можете в своей книге сослаться на мои слова.

– Да, но все же без магии тут не обошлось. Кто-то из обитателей дома был крупным специалистом по этой части. В моем распоряжении множество фотографий. Вы знаете, что под порогами всех дверей скрывались оккультные символы? Незадолго до того, как погиб мистер Пикетт, из-под одного из этих порогов были извлечены несколько магических изображений, скорее всего восточноевропейского происхождения. Не исключено, что именно мистер Пикетт вытащил их с неизвестной целью. Что вы на это скажете?

– Скажу, что все это чушь, бред и ахинея. А еще скажу, что, если вы попытаетесь впутать имя Тодда в свои идиотские измышления, вам не миновать неприятностей. Это я вам гарантирую.

– Я так понимаю, вы мне угрожаете. Что ж, значит, придется пойти на риск. С вашей помощью или без, мисс Фрайзель, я все равно напишу книгу.

– Завидная самоуверенность, Руни. Увы, должна вас огорчить. Вы не имеете права предавать огласке информацию, которая стала вам доступна вследствие вашего служебного положения. И тем более использовать ее в коммерческих целях.

– Не мне вам говорить, что подобное использование происходит сплошь да рядом. Так что не я буду первым, не я последним, – усмехнулся Руни. – Сказать по чести, я совершенно не понимаю, почему вы не хотите со мной сотрудничать. Может, вы намерены сами написать книгу? Пожалуй, это похоже на правду. Сознайтесь, я перебежал вам дорогу?

– Ошибаетесь. У меня нет ни страсти к бумагомарательству, ни желания вновь окунаться в этот кошмар.

– Тогда помогите мне окунуться в него поглубже, – сказал Руни, стараясь, чтобы голос его звучал как можно убедительнее. – Вы, наверное, догадываетесь, что ваша помощь не останется безвозмездной. Как насчет пяти процентов с продаж?

– Руни, нам лучше прервать этот бессмысленный разговор. Вы и так наговорили много ерунды. Не усугубляйте дело новыми дурацкими предложениями. Не нужны мне ваши грязные деньги. Неужели вам неведома элементарная порядочность? Тодд погиб, и вместе с ним – еще несколько человек. Я не собираюсь извлекать выгоду из их смертей.

– А я не собираюсь чернить его имя. Можете быть спокойны за репутацию вашего покойного клиента. Она не пострадает. Конечно, мне известно немало пикантных фактов. Например, я знаю, что он питал пристрастие к наркотикам. Дня не мог прожить без кокаина, особенно когда работал со Смозерманом. Да, и еще история с пластической операцией. Но меня все это не волнует. Конечно, я упомяну о некоторых любопытных деталях, но порочить вашего Тодда мне ни к чему. Обещаю, его образ будет на редкость привлекательным. Благородным, трогательным и милым.

– Господи, Руни, да все ваши обещания яйца выеденного не стоят!

В трубке повисло молчание.

– Значит, ваш ответ – «нет»? – произнес наконец Руни.

– Именно. Огромное, жирное и непререкаемое «нет».

– Что ж, как говорится, потом пеняйте на себя.

– То же самое могу сказать и вам, мистер Руни. Если вы намерены использовать служебную информацию – рискните. Увидите, во что это выльется. Я напущу на вас целую стаю адвокатов, и они в клочки разорвут вашу жирную задницу.

– Слова, достойные истинной леди.

– Вот на что я никогда не претендовала, так это на звание леди. А теперь прошу вас, положите трубку. Мне необходимо срочно позвонить своему адвокату.

Глава 6

Разговор с Руни не на шутку обеспокоил Максин. Она не только без промедления связалась со своим адвокатом, Лестером Пельтцером, но и устроила целую конференцию, пригласив на нее самых уважаемых и дорогостоящих юристов Лос-Анджелеса. К несчастью, все они сошлись в одном: нет никакой возможности помешать Руни. Вот когда книга будет написана и опубликована, тогда автор подставит себя под удар. Если он исказит факты, против него можно будет возбудить судебное дело, а если к тому же выяснится, что он использовал служебную информацию, не исключено, что полицейский департамент Лос-Анджелеса сочтет необходимым провести служебное расследование. Но ручаться за подобный поворот событий невозможно. Нередко руководство департамента сквозь пальцы смотрит на подобные прегрешения своих сотрудников.

– Значит, этот засранец волен писать, что ему в голову взбредет? – процедила разъяренная Максин. – Использовать нашу беду для своей выгоды?

– Конституцией это не возбраняется, – пожал плечами один из юристов.

– В получении выгоды нет ничего противозаконного, Максин, – слегка улыбнулся Пельтцер. – Вы сами на протяжении многих лет занимались именно получением выгоды.

– Но я никогда не пускалась на такие мерзкие авантюры, Лестер, – отрезала она.

– Не надо нервничать, Максин. От этого поднимается давление. Я просто хотел напомнить, что мы в Америке. В стране, где господствует Маммона, – Пельтцер перевел дух и заговорил подчеркнуто деловым тоном: – Подумайте, Максин, стоит ли тратить время и силы, чтобы привлечь к суду автора какой-то книжонки, которую через несколько месяцев все забудут.

Процесс и связанная с ним шумиха только пойдут этому пройдохе на пользу. Привлекут внимание к нему и его проклятой писанине. В результате люди набросятся на его книгу, как на горячие пирожки, и мигом раскупят весь тираж до последнего экземпляра. Вы сами устроите ему отличную рекламу. Я не раз сталкивался с подобными случаями.

– Значит, по-вашему, я должна сидеть сложа руки? – буркнула Максин. – А этот сукин сын пусть мешает с дерьмом Тодда и…

– Подождите, подождите, – перебил Лестер. – Во-первых, почему вы так уверены, что он собирается мешать Тодда с дерьмом? Скорее всего, он не осмелится. Тодд – один из самых популярных актеров Америки. Нечто вроде национальной святыни. А к святыням принято относиться уважительно.