– А что мы с тобой потом будем делать? – спросил он, принюхиваясь к запаху Тэмми; при этом щелки его ноздрей расширились.
– Поможете мне, – невозмутимо ответила она.
Чуть опустив тяжелую голову, призрак уставился на нее исподлобья.
– Мне нужно попасть обратно в дом, – продолжала настаивать Тэмми.
– Ты знакома с той женщиной? – осведомилась женская призрачная фигура.
– Какой женщиной?
– Которая живет в доме?
– Катьйа, – пропищал третий голос из-за спины женщины-призрака.
– С Катей? – переспросила Тэмми.
– Да, – подтвердил мужской призрак, – с Катей.
Он подошел к Тэмми вплотную и принялся обнюхивать ее волосы. Пленница не делала никаких попыток увернуться от его назойливого внимания, несмотря на то, что ее лицо и шея довольно болезненно восприняли прикосновения холодной склизкой кожи существа. Тэмми пыталась держать себя в руках настолько, насколько это было в ее власти, надеясь, что эти уродцы, при всей их эксцентричности, помогут пролить свет на причину появления в этих краях Тодда Пикетта. Раз уж она задалась целью его освободить, то нужно, по крайней мере, выяснить, от чего она собирается его спасать.
– А что вы хотите от Кати? – полюбопытствовала Тэмми, оставив открытым заданный ей вопрос.
При упоминании этого имени по телу женщины-призрака как будто пробежала легкая судорога. Откинув назад голову, она выставила напоказ прекрасную, как у самой Гарбо, шею. В следующее мгновение трепыхания ее тела прекратились, и существо сразу же дало Тэмми исчерпывающий ответ:
– Она та, которая владеет «Охотой».
Хотя этот ответ пролил не слишком много света на интересующую ее тему, Тэмми продолжала поддерживать беседу, почти ни на что не рассчитывая.
– Какой охотой? – понизив голос, спокойно осведомилась она.
– «Дьявольской охотой», – раздался у самого ее уха мужской голос.
– Ты ее видела? – поинтересовалась женщина-призрак.
– Нет, – ответила Тэмми.
– Врешь.
– Если бы видела, так бы и сказала. Но я ее не видела.
– А ты была в доме?
– Нет, не была. Выходит, «Охота», о которой вы говорите, находится в доме?
– Да, «Охота» находится в доме.
Это еще больше озадачило миссис Лоупер. Конечно, на сведения ее собеседников не следовало слишком полагаться. Однако не исключено, что так могла называться какая-нибудь игра, в которую играла Катя.
– А вы когда-нибудь были в доме? – в свою очередь, спросила Тэмми.
– Нет, – произнес женский голос.
– Но хотели бы увидеть эту самую «Охоту»?
– О да. Я не прочь на нее взглянуть.
– Ладно… – начала Тэмми. – Допустим, я помогу вам попасть… в дом.
Женщина-призрак настороженно на нее уставилась, вертя головой, чтобы разглядеть Тэмми обоими глазами.
– Это невозможно, – сказала она.
– Почему же?
Вместо нее ответил мужчина-призрак; произнесенная им фраза прозвучала довольно весомо, но для Тэмми совершенно непонятно:
– На пороге ждет Смерть.
При этих словах по подлеску, где скрывались многочисленные гибриды-призраки, прокатился рокот недовольства. Хотя эти существа были не лишены силы, Тэмми стало ясно, что дом, равно как и его хозяйка, наводит на них ужас.
– Наверно, эта женщина, которую зовут Катей, причинила вам какой-то вред? – предположила она.
– Убью ее когда-нибудь, – покачав уродливой головой, произнесла одна из собеседниц.
– Хочешь ее убить?
– Да.
– Почему?
Та ничего не ответила, а просто уставилась на пленницу недоверчивым взглядом. Вид у призрака был такой, будто каждый вздох ему давался с невыразимыми мучениями. Несмотря на отвратительную внешность этой уродливой особы, Тэмми прониклась к ней чем-то вроде сочувствия.
– А если мне удастся выманить Катю из дома? – осторожно спросила Тэмми.
– Ты вправду это сделаешь? – прорычал призрак-мужчина.
Чтобы только выпутаться из своего незавидного положения, Тэмми была готова пообещать все, что угодно.
В воздухе повисла тишина, которую не смел нарушить ни один призрачный обитатель сада. Наконец одна представительница этой братии, переглянувшись со своими приятелями и удостоверившись, что все они с ней согласны, взяла Тэмми за руку и куда-то потащила.
– Уже идем? – полюбопытствовала Тэмми.
– Да-да, – подтвердила та. – Только поторапливайся. Слышишь, шевели ногами.
Со стороны Тэмми не было никаких возражений, она была рада, что сумела склонить призраков на свою сторону. Какие бы опасности ни предвещал собой дом, вряд ли таковые могли сравниться с дикими зарослями каньона. День слишком быстро клонился к вечеру, еще немного – и над ущельем сгустится непроглядная мгла. Провожатая Тэмми, беспрестанно поглядывавшая на небо, вероятно, тоже была взволнована приближением темноты. Когда она вскинула глаза в третий или четвертый раз, пленница не удержалась и поинтересовалась причиной ее беспокойства.
– Павлин, – бросила та в ответ.
Павлин? Неужели здесь водятся павлины? Хотя почему бы и нет? Они вполне соответствуют экзотической атмосфере этого места. Правда, обычно они бродят по аккуратно выстриженным лужайкам, а не в джунглях среди колючего кустарника и цветов – пусть даже птица заберется-таки в эти заросли, не повредив при этом своего роскошного оперения. Что, собственно говоря, может случиться, если павлин повстречается им на пути? Помнится, Тэмми читала, что эти пернатые весьма своенравны, но тем не менее боязливы. Достаточно их шугнуть – и они уберутся прочь.
– Бояться ничего не следует, – заявила Тэмми.
Ее спутница вновь искоса бросила на нее взгляд, в котором читалось некоторое замешательство. Пока они обменивались мнениями, с другой стороны к Тэмми подошел мужчина-призрак и уставился на ее бюст. Ничуть не смутившись, женщина также стала внимательно его разглядывать. Что-то в его облике показалось ей ужасно знакомым, как будто своими чертами он отдаленно напоминал какую-то знаменитость. Но, черт возьми, кого именно? Очевидно, какую-то кинозвезду. Может, Виктора Мэйчера? Ну да, Виктора Мэйчера. Но это просто немыслимо.
Пока она думала, призрак наклонился вперед и, прежде чем Тэмми успела что-то сообразить, засунул свой длинный холодный палец в щелку над ее хлопчатобумажной блузкой и разорвал материю.
– Лучше держись от меня подальше, – твердо заявила она нахалу.
– Классные штучки, – осклабился он.
– Что?
– Сиськи. – Угрожающая гримаса на его лице сменилась своеобразной улыбкой.
Коснувшись ладонью боковой стороны груди, он принялся ее поглаживать, приговаривая:
– Кувшинки. Бубенчики…
– Детские рожки, – добавила она, сочтя за лучшее подыграть ему шуткой, как бы это ни казалось ей глупым.
– Потрясающие шары, – продолжал он все с той же идиотской улыбкой.
На мгновение Тэмми показалось, что разгадка тайны происхождения этих существ очень проста: эти жалкие человекоподобные создания были полудурками, недоумками и кретинами – словом, отпрысками неких жителей Голливуда, которые не могли смириться с мыслью, что произвели на свет подобных уродов и передали решить их судьбу тем, кто просто отнес несчастных погибать в безлюдный каньон. Однако в это было трудно поверить: столь невероятные проявления жестокости уже не случаются в наши дни. Тем не менее, подобная версия могла бы хоть как-то объяснить загадочное сходство несчастных существ с некоторыми известными людьми: женщина, линией шеи напоминавшая Гарбо, почитатель женской груди, чертами походивший на Виктора Мэйчера.
– Вымя, – между тем продолжал тот.
– Женские прелести, – подхватила она, – наливные яблочки. Секс-погремушки…
О, у нее в запасе было еще много разных определений, как, впрочем, у всякой американской женщины с размером бюста выше среднего. Тэмми было всего двенадцать, когда природа сыграла с ней злую шутку, одарив такой грудью, каковая могла бы стать предметом гордости женщины довольно крупных размеров и по меньшей мере двадцати лет от роду. Случилось так, что Тэмми почти внезапно превратилась в объект чрезмерного внимания мужчин, из уст которых все чаще поступали в ее адрес пошлые ремарки. В ее жизни наступил такой период, когда ей казалось, что все мужчины в Сакраменто сексуально озабочены – иначе было бы трудно объяснить, почему при виде роскошной груди двенадцатилетней девочки их пробирал настоящий словесный понос. Как только ни называли ее грудь: титьки, близняшки, подушки, кормушки, холмы, ракеты, дыни, молокофермы. Поначалу она считала эти замечания оскорбительными, но постепенно научилась пропускать все это мимо ушей, пока ее словарный арсенал не пополняло какое-нибудь неожиданное определение, как, например, «мощные суперзвезды» или «трудовые мозоли».
Спустя два года все ее подружки обзавелись собственной грудью…
– Стой! – Ее провожатая резко остановилась, по призрачному телу пробежала легкая судорога.
– Что случилось? – осведомилась Тэмми.
Справившись с нервной дрожью, женщина-призрак вся обратилась в слух, после чего, указав рукой вправо, бросилась удирать, увлекая за собой и Тэмми.
Пока они уносили ноги, пленница оглянулась и обнаружила, что за ними движется целая армия призраков, хотя и на весьма почтительном расстоянии. Тем не менее, было вполне очевидно, что приступ страха у спутницы Тэмми вызвали отнюдь не их преследователи, а нечто другое.
– Что? – задыхаясь, спрашивала ее женщина. – Что случилось?
– Павлин, – повторила та.
Будучи не в состоянии что-либо объяснить, она освободила руку Тэмми и бросилась прятаться в кусты. Вновь и вновь озираясь по сторонам, пленница пыталась отыскать причину столь дикого ужаса. Поначалу она ничего подозрительного не видела и никаких звуков не слышала, если не считать шуршания кустов, в которых растворилась ее призрачная провожатая.
Потом наступила почти гробовая тишина – ни единого шороха. В этом безмолвии был слышен даже шум реактивного самолета, летящего высоко в небе и оставляющего за собой белый, слегка позолоченный закатом след. Позабыв о голоде и ноющих от боли суставах, Тэмми уставилась на небо как завороженная.
– Красотища! – тихо восхитилась она.
Вдруг из-за кустов приблизительно в десяти ярдах от нее кто-то выскочил.
Когда возле клетей призраки застигли Тэмми врасплох, она стояла как заколдованная. Однако этот страшный урок не прошел для нее зря. На сей раз женщина, не долго думая, изо всех сил рванула прочь от приближавшегося к ней бесформенного существа. Такого причудливого призрака ей еще не доводилось видеть. У него имелись специфические особенности, роднившие его с прочими нелюдями каньона, но зверь, с которым он был скрещен – безусловно, это был павлин, – настолько отличался по своему строению от человека, что получившийся гибрид превзошел все ожидания Тэмми. Туловище и задние конечности, тонкие, словно палки, и покрытые чешуей, по форме были такими же, как у людей, но шея у него оказалась слишком длинная, можно сказать змеиная, а голова – величиной с кулак. Между крошечными, будто черные зернышки, глазами торчал клюв, внушавший большие опасения. Не найдя Тэмми во время своего первого налета, павлин развернулся и, издав утробный крик, вновь направился в ее сторону. Женщина отпрянула назад, намереваясь развернуться и бежать со всех ног, но в этот самый миг чудище приподнялось вверх, и она с отвращением заметила у него в паху мужской член, находившийся в полной боевой готовности. Ей пришлось дорого заплатить за свою неосмотрительность. Она внезапно споткнулась и упала назад прямо в заросли цветущего рододендрона, и ее ноги утонули в море розово-сиреневых лепестков. Выкрикивая громкие проклятия, Тэмми пыталась хоть за что-нибудь ухватиться – за цветок, прут или корень, – чтобы встать. При этом человек-павлин опустил свою гладкую черепашью головку к одной из передних конечностей – жалкое подобие человеческих рук – и начал лениво вычесывать из подбородка блоху.
Пока Тэмми безуспешно пыталась подняться на ноги, павлин выпятил нижнюю часть спины и раскрыл свой бесподобный хвост. Словно подарок судьбы, этот признак, во всем его великолепии, он унаследовал от пернатого родителя. Хвост раскрывался, как божественный веер, и в сравнении с ним можно было простить призраку все прочее уродство. Опахало было потрясающе красивым, и его обладатель это знал. Перестав сражаться с зарослями, Тэмми подумала, что было бы уместно сказать павлинообразной твари нечто разумное.
– Ты только посмотри на себя, какой ты красавец, – в восторге произнесла она.
«Хватит ли мозгов в его голове, чтобы оценить мое восхищение? Честно говоря, вряд ли».
Тем не менее призрак, слегка склонив голову набок, стал внимательно изучать женщину. Она продолжала говорить, продолжала осыпать его комплиментами – и одновременно пыталась нащупать ветку потолще, чтобы, ухватившись за нее, встать на ноги. Павлин тряхнул хвостом, его перья зашуршали, задевая друг о друга, а на черепашьей голове замерцали радужные глазки.
А в следующий миг без всякого предупреждения павлин набросился на нее сверху, и женщина опять упала в цветник. Это произошло так внезапно, что Тэмми не успела даже попытаться увернуться и, прежде чем подняла руки, чтобы отбиться от насильника, оказалась в крепких тисках павлиньих ног.
К ее телу прижался твердый член, морщинистые руки вцепились женщине в грудь, а перед ее глазами угрожающе защелкал острый клюв.
Какое-то время она лежала не шевелясь, опасаясь, что в случае сопротивления он может причинить ей вред. Но когда павлин начал прижиматься к ней бедрами, спазм отвращения лишил ее всякой рассудительности. Подавшись вперед, Тэмми вцепилась рукой ему в шею у самой головы с такой силой, что ее пальцы буквально вонзились в пятнистую гофрированную кожу. Тем не менее, этот жест чудовище не остановил. Тогда женщина подняла вторую руку и начала его душить. Однако павлин как ни в чем не бывало делал свое дело, будто вожделение начисто лишило его не только разума, но даже инстинкта самосохранения. Нащупав в павлиньем горле дыхательную трубку, Тэмми резко на нее надавила, но безуспешно: его прыть ничуть не стала меньше. Женщина давила сильней и сильней и в какой-то момент уже решила, что достигла крайней точки, когда спасти насильника уже ничто не сможет, но внезапно он забился в конвульсиях, оросив своей спермой ее оголенный живот в том месте, где задралась разорванная кофточка.
– О боже, – вымолвила она. – Ах ты, мерзкая дрянь…
Когда пик возбуждения остался позади, павлин, похоже, осознал что задыхается, и начал сражаться за жизнь. Его когти так сильно разодрали женщине грудь, что кожа горела огнем, тем не менее Тэмми не прекращала его душить. Ослабь она свою хватку хотя бы на миг, павлин наверняка бы ее прикончил. Она надеялась только на то, что в конце концов сумеет лишить его сознания.
Но не тут-то было. Павлиний оргазм, казалось, ничуть не истощил запаса своей энергии. Хлопая Тэмми крыльями по груди и вздымая, словно конфетти, цветочные лепестки в воздух, павлин продолжал отчаянно бороться за жизнь. Сжав изо всех сил руки и стиснув зубы, Тэмми ощущала, что с каждым мигом ее насильник все больше впадает в неистовство. Он уже высунул изо рта пятнистый язык и, издавая отвратительные утробные звуки, обрызгал ей лицо слюной, от которой у женщины больно зажгло глаза. Она закрыла их, но не отпустила рук, а павлин все бился, впивался в нее когтями, отмахивался крыльями.
Схватка продолжалась три или четыре минуты, когда Тэмми почувствовала, что ей стали изменять силы. У нее онемели руки и до невыносимости саднила грудь. Судя по всему, энергия у птицы тоже начала резко убывать, тем не менее, Тэмми не позволяла себе ослабить хватку, опасаясь, что у насильника может открыться второе дыхание и он возобновит атаку. Она крепко держала руками его шелковистую шею, пока он истерично не замахал крыльями. Лишь тогда позволила себе открыть глаза. Выражение лица получеловека-полупавлина говорило о том, что тварь уже на грани жизни и смерти. Вывалившийся изо рта язык почти касался кончика клюва, взгляд был бессмысленным и рассеянным, но наиболее красноречиво свидетельствовал о состоянии чудища его великолепный хвост, который к этому времени полностью опал и валялся в грязи.
Тэмми продолжала давить большими пальцами на дыхательное горло до тех пор, пока оттуда не вышел последний вздох. Только тогда женщина отпустила сначала одну руку, потом другую и начала выбираться из-под мертвого тела. Теперь, когда самое страшное было позади, Тэмми вновь ощутила холодную павлинью сперму у себя на животе и собственную горячую кровь на груди, и ее захлестнула новая волна отвращения. Но главное – она осталась жива. Несмотря на то, что павлин сделал-таки свое паскудное дело, Тэмми сумела справиться с этой тварью. Схватившись за сук, женщина поднялась на ноги, а поверженный насильник, зацепившийся головой за ее руку, раскинулся на ковре опавших цветочных лепестков. По его прекрасному хвосту пробежала предсмертная судорога, и жизнь навечно покинула тело.
Тэмми откинула в сторону его голову, и, упав на землю, та стала похожа на нескладную тряпичную куклу, которую кто-то бросил в траву. Все остальное напоминало груду нелепых форм.
– Я прикончила тебя, – тихо произнесла Тэмми, – проклятый сукин сын.
Она огляделась вокруг, почти не сомневаясь в том, что их битва происходила при свидетелях. Наверняка это зрелище привлекло внимание всех членов нечестивого племени. И хотя из-за листвы ей не было видно даже блеска их глаз, женщина знала, что преподнесла им хороший урок. Теперь каждый из тех, кто наблюдал за схваткой Тэмми с человеком-павлином из-за кустов, хорошо подумает, прежде чем вступить с ней в противоборство. Но, с другой стороны, ее силы изрядно истощились, и если бы кто-нибудь решился вдруг на нее наброситься, она не смогла бы оказать ему никакого сопротивления.
Тэмми взглянула на свою грудь. Блузка была разодрана в клочья, а кожа до крови исполосована когтями насильника. Она прикоснулась к груди рукой. Хотя кровь уже почти запеклась, раны отозвались жгучей болью. Кровотечение, к счастью, ей не грозило, однако нужно было промыть царапины, чтобы в них не попала инфекция, – одному богу известно, сколько всякого дерьма и грязи находилось у павлина под когтями. Следовательно, ей требовалось как можно скорее найти дорогу к дому, чтобы добраться до проточной воды и чистых бинтов.
Но прежде чем двинуться в путь, нужно было для начала немного привести себя в порядок. Сорвав пучок травы, Тэмми протерла ею живот, как можно тщательнее избавляясь от остатков павлиньей спермы. За один раз это сделать не удалось, поэтому женщина повторила процедуру дважды, потом третьим пучком очистила руки, лишь после этого наконец покинула злополучное место.
По дороге Тэмми изо всех сил прислушивалась к разным звукам – шуршанию листьев, потрескиванию веток, – но вокруг было тихо. Либо остальные члены нечестивого клана прекратили преследование, решив, что она для них слишком опасна, потому что убила одного из их наистрашнейших соплеменников, либо им наскучило это занятие и они вернулись к злодеяниям, которые обычно совершали в беспросветной темноте.
Однако это уже мало заботило Тэмми.
Пусть делают все, что им заблагорассудится, решила она. Главное, что они оставили ее в покое.
Глава 3
– Расскажи мне о тех вещах, что хранятся у тебя в домике для гостей, – обратился Тодд к Кате, когда они гуляли по саду. – Откуда это все?
– Большой гобелен в гостиной был изготовлен для «Скорби Фредерика». Жуткая была картина, хотя подготовка к ней потребовала существенных затрат. Чего стоил один замок, возведенный для сцены банкета! Столь грандиозного проекта ты наверняка никогда не видел. Прочая же бутафория досталась мне от «Нефертити».
– Ты играла Нефертити?
– Нет, ее играла Теда Бара. В администрации решили, что она более знаменита, чем я. Я же исполняла роль ее служанки. Но мне это было больше по душе, поэтому я не слишком возражала. Теда в фильме соблазняла мужчин на каждом шагу. Боже, какой же она была сукой! Но и у меня была возможность, хоть и небольшая, проявить себя. В самом конце, когда Нефертити убила моего возлюбленного за то, что он предпочел не ее, а меня, я выбросилась из лодки в Нил.
– И утонула?
– Скорее всего, да. Или была съедена крокодилами, – засмеялась она. – Точно не знаю. Так или иначе, но лучшие отзывы я получила именно за «Нефертити». Кто-то сказал, что я вышла прямо из истории…
Пока они гуляли по тропинке, которая вела кратчайшим путем к большому дому, и которой Тодд прежде не знал, день неминуемо клонился к вечеру. Впервые за долгое время Пикетт не коротал время у окна за бутылкой виски и не глотал таблеток, чтобы забыться от тягостных дум.
– А кровать? – спросил Тодд. – Откуда она тебе досталась?
– От «Невесты дьявола».
– Это фильм ужасов?
– Нет, но это была странная картина. Ее поставил Эдгар Копель. В свое время она произвела шокирующее впечатление. Видишь ли, по замыслу кровать принадлежала дьяволу. Об этом свидетельствует узор ее кованых частей. Но потом она досталась в наследство герою фильма, которого играл Рональд Колман. После того как он провел на ней свою брачную ночь, к его невесте явился дьявол, и начался сущий ад.
– И чем все это закончилось?
– Дьявол добился своего.
– Тебя?
– Да, меня.
– Боюсь, современную публику этим не возьмешь.
– Зато в тысяча девятьсот двадцать третьем году это прекрасно сработало. Очередям не было конца.
Какое-то время они шли молча.
– Что тебя так встревожило? – наконец осведомилась Катя.
– Никак не могу понять, что ты мне говоришь. Кое-что не вяжется…
– И это тебя расстраивает.
– Да.
– Может, лучше об этом просто не думать?
– Как я могу об этом не думать? – возразил он. – Само это место. Ты. Афиши. Кровать. Какой, по-твоему, я должен сделать вывод?
– Тот, который тебя устраивает, – посоветовала она – Почему тебе так важно всему давать объяснения? Помнишь, я тебя предупреждала: здесь все устроено по-другому.
Катя взяла его за руку, и они остановились. Из травы лилась привычная песнь кузнечиков и цикад, наверху выстроились знакомым узором звезды – но что-то в окружающем пространстве Тодду казалось странным. Словно его сомнения распространялись повсюду, как инфекция. Оттого, что он не мог понять, как умудрилась эта женщина прожить жизнь, о которой говорила, его видение мира превратилось в сущую неразбериху. Что он делал в этом месте, между шелестящей травой и сияющим звездами небом? Казалось, он внезапно перестал что-либо понимать. Кожа на лице вновь начала саднить, а глаза – жечь от боли.
– Успокойся, – ласково произнесла она, – не нужно ничего бояться.
– А я и не боюсь.
В некотором смысле это была правда. Его мучил не страх, а что-то более гнетущее. Пикетт чувствовал себя растерянным, лишенным всякой определенности.
Тогда он посмотрел на Катю, на ее безупречное лицо, и у него на душе сразу стало покойно. Что, если он немножко сошел с ума? Вернее сказать, они оба сошли с ума. Не лучше ли остаться с ней, разделив ее легкое помешательство, чем жить в одиночестве в жестоком и бескомпромиссном мире?
Приникнув к Катиным губам, Тодд запечатлел на них нежный поцелуй.
– За что? – улыбнулась она.
– За то, что мы здесь.
– Пусть даже ты считаешь меня немного не в себе?
– Этого я не говорил.
– Не говорил, но тем не менее считаешь. Думаешь, я живу в иллюзиях?
– Я просто следую твоему совету. Делаю то, что мне нравится. А сейчас мне нравится быть здесь, с тобой. На остальных же мне просто наплевать. Пусть катятся ко всем чертям!
– На остальных?
– Да, наплевать, – повторил он, махнув рукой в сторону города – Я имею в виду тех, кто прежде правил моей жизнью.
– Значит, ты посылаешь их ко всем чертям?
– Ко всем чертям!
– Мне это нравится. – Смеясь, Катя, в свою очередь, чмокнула его в губы.
– А теперь куда? – спросил Тодд.
– Вниз, к бассейну.
– Ты знаешь дорогу?
– Положись на меня. – И она еще раз его поцеловала. На этот раз Пикетт не позволил ей так легко оторваться от его рта. Скользнув под волосы, он обхватил ладонью ее шею; на это Катя ответила пылкими объятиями, прижавшись к Тодду с такой силой, будто собиралась проникнуть в него через кожу. Некоторое время после поцелуя они молча смотрели друг на друга, после чего Тодд наконец произнес:
– Кажется, мы собирались пройтись.
– Тогда пошли, – взяв его за руку, согласилась она. – К бассейну?
– Может, ты хочешь вернуться обратно?
– Для этого у нас будет уйма времени, – ответила Катя. – Давай сходим к бассейну, пока не стемнело.
Держась за руки, они спускались с горы в полной тишине – слова им были уже ни к чему.
На противоположной стороне каньона раздался одинокий лай койота – и сразу же был подхвачен другим сородичем, находившимся на той горе, что осталась позади Тодда и Кати. Тотчас к этому дуэту присоединились еще два койота, и через несколько секунд весь каньон залился многоголосым хором.
Когда Катя с Тоддом вышли на лужайку, по ней бежал тощий койот; направляясь к кустам, он устремил на людей виноватый взгляд. Стоило ему скрыться в подлеске, как звериный лай тотчас прекратился. На несколько секунд воцарилась тишина, которую нарушала лишь песнь насекомых.
– Как жаль, что все приходит в упадок, – посетовала Катя, глядя на открывшийся им вид. Несмотря на щадящий звездный свет, ничто не могло скрыть царившей здесь разрухи. Это поместье знавало куда лучшие времена: статуи с разрушенными руками и ногами, подчас упавшие или обросшие диким виноградом; треснутые и покрытые мхом плиточные дорожки; загаженный, разивший вонью бассейн.
– Что это? – спросил Тодд, указывая на одноэтажное сооружение в псевдоклассическом стиле, которое проглядывалось между растущими вокруг бассейна кипарисами.
– Это Бассейный дом. Давненько я туда не заходила.
– Мне бы хотелось на него взглянуть.
Здание оказалось гораздо крупнее и великолепнее, чем Тодду показалось с первого взгляда. В потолке были проделаны несколько стеклянных люков, и струившийся через них свет луны и звезд отражался от зеркальной поверхности мраморного пола. Посреди комнаты находился коктейль-бар с зеркалами из мраморного стекла и стеклянными полками. Несмотря на то, что бар давно был предан забвению, на полках до сих пор красовались бутылки бренди, виски и ликера.
– Вы часто пользовались бассейном? – поинтересовался Тодд.
– Здесь проходили лучшие вечеринки в Голливуде.
Их голоса эхом отражались от холодных стенок.
– И люди, которые здесь бывали, знали… – Катя на миг запнулась. – Они знали… – Не закончив фразы, она направилась к бару.
– О чем они знали? – спросил Тодд.
– Что нельзя ни о чем судить. – С этими словами она исчезла за стойкой бара и принялась разглядывать бутылки.
– Мне кажется, не стоит прикасаться к этой коллекции напитков, – счел своим долгом предупредить ее Тодд. – Если хочешь, в доме полно свежих запасов спиртного.
Ничего не ответив, Катя продолжала обследовать содержимое бара. Наконец остановившись на бутылке бренди, взяла ее за горлышко и наклонила вперед. Из-за зеркала послышался скрежет, как будто пришел в действие какой-то механизм, и оно разъехалось на три-четыре дюйма в стороны, обнажив небольшой сейф.
Тодд был заинтригован. Перепрыгнув через стойку бара, он подошел к Кате, чтобы посмотреть, что она делает. Очевидно, она пыталась справиться с замком, который тихонько клацал, когда его переключали туда-сюда.
– А что там находится? – полюбопытствовал он.
– Там у нас хранилась записная книжка…
– У нас?
– У меня с Зеффером. Мы завели ее развлечения ради.
– И что же вы в ней записывали?
– Заметки о вечеринках, – слегка улыбнулась она. – Кто, что и для кого сделал. И сколько раз.
– Ты шутишь?
Она еще раз повернула замок и, когда он наконец подался, надавила на ручку. Прогнившая резиновая перемычка с треском порвалась, и дверца резко распахнулась.
– Посмотри, нет ли там свечей, – попросила она Тодда, – в буфете между колоннами.
Тодд отыскал на полках три коробки обыкновенных белых свечей. Одна из них оказалась открыта, вероятно, поэтому ее содержимое за несколько жарких сезонов превратилось в монолитную восковую массу. Однако две другие коробки не пострадали, и под слегка подпортившимся верхним рядом нашлись вполне пригодные к употреблению свечи. Шесть из них Тодд поставил на стойке бара, предварительно накапав расплавленного воска.
Мягкий желтый свет разлился по мраморному интерьеру комнаты. Благодаря особому устройству стен шуршание горящих фитилей, казалось, многократно усиливалось. Как ни странно, они издавали звуки, очень похожие на чьи-то голоса. Тодд даже огляделся вокруг, ожидая, что кто-нибудь вот-вот выпорхнет из-за колон.
– A, voila, – воскликнула Катя, погружая руку в глубину сейфа.
Выудив оттуда небольшую толстую тетрадь вместе со связкой фотографий, она положила, их на освещенную свечами стойку бара. Записная книжка, переплетенная темно-красной кожей, больше смахивала на дневник. Катя с интересом открыла ее.
– Взгляни, – сказала она, явно радуясь своей находке.
Тодд взял тетрадь и пролистал ее. Почти три четверти страниц оказались исписаны, причем некоторые из них были разбиты на две графы. Тодд открыл первую попавшуюся страницу, которая разделялась на колонки. В левой из них перечислялись имена, но разгадать значение правой ему оказалось не под силу. Иногда в ней значились чьи-то имена, но гораздо чаще фигурировали буквы и символы, порой напоминавшие странные математические записи. Его недоумение немало позабавило Катю.