Мириады улиц покрывали возвышающиеся над домом склоны, увенчанные величественными стенами и башнями того, что Хои-Поллои назвала дворцом Автарха, а прямо из окна мансарды открывался вид на океан, блистающий сквозь усиливающуюся бурю. Но эти зрелища — океан, крыши и башни — были доступны ей и в Пятом Доминионе. О том, что это место находится в другом Доминионе, говорил вид находившихся на улице существ. Среди них некоторые были людьми, многие — нет, все они спешили укрыться от ветра. Некое создание с огромной головой ковыляло вверх по улице, таща под мышками нечто вроде двух остроносых свиней, издающих яростный лай. Несколько молодых людей, лысых и одетых в балахоны, пронеслись в другом направлении, размахивая над головами дымящими кадилами, словно пращами. Раненого, яростно вопящего человека с канареечно-желтой бородой и фарфорово-белой кожей вносили в дом напротив.

— Повсюду восстания, — сказала Хои-Поллои. — Надеюсь, что папа скоро придет.

— Где он? — спросила Юдит.

— Он в порту. Ожидает прибытия товара с островов.

— А вы не можете позвонить ему?

— Позвонить? — переспросила Хои-Поллои.

— Ну, вы знаете, это такая…

— Я знаю, что это такое, — раздраженно сказала Хои-Поллои. — Но они запрещены законом.

— Почему?

Хои-Поллои пожала плечами.

— Закон есть закон, — сказала она. Прежде чем опустить жалюзи на последнем окне, она устремила взгляд в бурю. — Папа будет благоразумен, — сказала она. — Я всегда говорю ему: будь благоразумен, и он всегда меня слушается.

Они спустились вниз и обнаружили, что Дауд стоит на крыльце, а дверь у него за спиной распахнута настежь. В дом задувал жаркий песчаный ветер, пахнущий пряностями и дальними странами. Хои-Поллои крикнула Дауду, чтобы он немедленно зашел в дом. Тон ее был таким пронзительным, что Юдит испугалась за ее голосовые связки, но Дауд, похоже, был рад играть роль непутевого гостя и незамедлительно выполнил ее распоряжение. Она захлопнула дверь, заперла ее на засов и спросила, не хочет ли кто-нибудь чаю. В ситуации, когда лампы в комнатах бешено раскачивались, и ветер завывал в каждой щели, было трудно делать вид, что все идет, как обычно, и, однако, Хои-Поллои удалось ни на шаг не отступить от самых банальных тем, занимая гостей, пока они ожидали порцию чая Дарджилинг и сдобных бисквитов. Полная абсурдность ситуации стала немного забавлять Юдит. Вот они сидят и пьют чай, в то время как город несказанных чудес сотрясается в непосредственной близости от бурь и революций. Если Оскар появится сейчас, — подумала она, — он будет очень доволен. Сядет на стул, будет макать бисквит в чай и рассуждать о крикете, как и положено идеальному англичанину.

— А где все остальные члены вашей семьи? — спросил Дауд у Хои-Поллои, когда разговор снова вернулся к ее отсутствующему отцу.

— Мама и братья уехали за город, — сказала она, — туда, где поспокойнее.

— А вы не хотели поехать вместе с ними?

— Но ведь папа здесь. Кто-то должен за ним присматривать. Конечно, он в основном ведет себя благоразумно, но мне надо ему постоянно напоминать.

Особенно злобный порыв ветра оторвал несколько черепиц, загремевших по крыше, словно ружейная канонада. Хои-Поллои подскочила на стуле.

— Если бы папа был здесь, — сказала она, — думаю, он предложил бы чем-нибудь успокоить нервы.

— А что у тебя есть, дорогуша? — спросил Дауд. — Может быть, немножко коньяка? Ведь Оскар всегда привозит с собой коньяк, не так ли?

Она ответила утвердительно, достала бутылку и разлила коньяк по крошечным рюмочкам.

— Доттерела тоже он привез, — сказала она.

— Кто такой Доттерел? — поинтересовалась Юдит.

— Попугай. Он подарил мне его, когда я была маленькая. У попугая была подружка, но ее съел соседский рагемай. Скотина! Теперь Доттерел один, и он несчастлив. Но Оскар собирается скоро привезти мне нового попугая. Он обещал. Как-то он привез маме жемчужное ожерелье. А папе от всегда привозит газеты. Папа любит газеты.

Она продолжала говорить в том же духе, почти не прерываясь. Тем временем рюмочки были уже несколько раз осушены и вновь наполнены, и Юдит почувствовала легкое опьянение. Звук непрекращающегося монолога и легкое покачивание света над головой оказали на нее сильное снотворное действие, и она в конце концов спросила, нельзя ли ей где-нибудь ненадолго прилечь. И вновь Дауд не стал возражать, позволив Хои-Поллои отвести Юдит в гостевую комнату и сказать вслед: «Спокойной ночи, дорогуша».

Она благодарно положила на подушку свою гудящую голову, подумав о том, что имеет смысл немного поспать, пока буря все равно не позволяет выйти на улицу. Когда она закончится, ее экспедиция начнется — с Даудом или без него. Оскар не отправился сразу вслед за ней, это точно. Либо он слишком сильно пострадал, либо запоздавшая посадка Дауда повредила сам экспресс. Но что бы ни произошло, она не может откладывать свое путешествие. Когда она проснется, она оставит далеко позади силы, барабанящие в окна, и бурей ринется в Изорддеррекс.

Ей снилось, что она оказалась в месте великой скорби. Темные покои со ставнями, закрытыми для защиты от той же бури, которая бушевала за стенами комнаты, где она спала, видела сон и знала, что спит и видит сон. И в этих покоях раздавался звук женских рыданий. Горе было таким осязаемым, что она почувствовала, как сжалась ее грудь, и она захотела утешить женщину, как ради нее, так и ради себя самой. Она двинулась через мрак по направлению к звуку, натыкаясь на покрывало за покрывалом. Все они были тонкими, как паутина, словно приданное сотни невест было развешано в этой комнате. Однако, прежде чем она смогла добраться до плачущей женщины, чья-то фигура приблизилась к кровати, в которой она лежала, и прошептала ей:…Криучи…

Сквозь покрывала Юдит мельком увидела обладателя шепелявого голоса.

Более странной фигуры ей никогда не приходилось видеть даже во сне. Существо было бледным, даже во мраке, и обнаженным, со спины его свисал целый сад хвостов. Юдит подалась вперед, чтобы разглядеть его получше, и существо также заметило ее — или, во всяком случае, вызванное ею движение покрывал, — потому что оно окинуло взглядом комнату, словно в ней был призрак. Его голос вновь зазвучал, и в нем послышалась тревога.

— Здесь еста ктот, гожа, — сказало оно.

— Я никого не замечаю. В особенности, Сеидукса.

— Я не говорита Сендукса. Я видета никтот, но я чуята ктот здесь еста.

Рыдания стали тише. Женщина подняла глаза. Между ней и Юдит висели покрывала, и комната действительно была темной, но Юдит безошибочно узнала свои черты, хотя волосы ее были влажными от пота и прилипли к голове, а глаза распухли от слез. Она не отпрянула при виде самой себя, постаралась замереть, насколько это доступно духам, окруженным паутиной, и смотрела, как женщина приподняла голову на кровати. На лице ее отразилось блаженство.

— Он послал ангела, — сказала она существу, стоявшему рядом с ней. — Конкуписцентия…Он послал ангела, чтобы вызвать меня.

— Да?

— Да, абсолютно точно. Это знамение. Я удостоюсь прощения.

Шум у двери привлек внимание женщины. Человек в военной форме, лицо которого было освещено только сигаретой, которой он затягивался, стоял и наблюдал за ней.

— Убирайся, — сказала женщина.

— Я пришел только для того, чтобы посмотреть, в порядке ли вы, мадам Кезуар.

— Я же сказала, Сеидукс, убирайся.

— Если вам что-нибудь понадобится…

Кезуар внезапно вскочила и бросилась сквозь покрывала в направлении Сеидукса. Нападение застало врасплох как Юдит, так и саму жертву. Хотя Кезуар была на голову ниже своего тюремщика, страха в ней не было. Она выбила сигарету из его губ.

— Я не хочу, чтобы ты наблюдал за мной, — сказала она. — Убирайся. Слышишь? Или мне закричать, что меня насилуют?

— Как вам будет угодно! — сказал он, выходя из комнаты. — Как вам будет угодно!

Кезуар захлопнула за ним дверь и стала внимательно оглядывать комнату.

— Где ты, дух? — спросила она, идя назад сквозь покрывала. — Ты ушел? Нет, не ушел, — она повернулась к Конкуписцентии. — Ты чувствуешь его присутствие? — Существо казалось слишком испуганным, чтобы вымолвить хотя бы слово. — Я ничего не чувствую, — сказала Кезуар, неподвижно стоя среди колышущихся покрывал. — Проклятый Сеидукс! Он прогнал духа!

За неимением способов опровергнуть это, все, что оставалось делать Юдит, это ждать рядом с кроватью, надеясь, что после изгнания Сеидукса их способности воспринимать ее присутствие вскоре восстановятся. Она вспомнила, как Клара говорила о склонности мужчин к разрушению. Разве ей сейчас не довелось видеть пример этого? Одного присутствия Сеидукса оказалось достаточно, чтобы прервать контакт между спящим и бодрствующим духами. Конечно, он сделал это, сам того не ведая, не подозревая о своей силе, но это не могло быть оправданием для него. Сколько раз на дню он и его собратья — разве Клара не говорила, что они принадлежат к другому виду? — тупо препятствовали соединению более тонких и нежных существ?

Кезуар села на кровать, давая Юдит возможность поразмыслить над загадкой, которую представляло ее лицо. С того момента, как она оказалась здесь, она не сомневалась, что ее теперешнее путешествие имеет ту же природу, что и ее путешествие в Башню. И в том и в другом случае ее дух использовал свободу сна, чтобы невидимым передвигаться по реальному миру. Загадку того, что теперь ей не понадобился для этого голубой глаз, она отложит на потом. Сейчас ее волновал другой вопрос: каким образом у этой женщины могло оказаться ее лицо? Может быть, этот Доминион является чем-то вроде зеркала того мира, который она оставила? А если нет — если она единственная женщина Пятого Доминиона, у которой есть абсолютный двойник, — то что этот факт может означать?

Ветер начал стихать, и Кезуар велела служанке открыть ставни. В атмосфере по-прежнему висела красная пыль, но, подлетев к подоконнику рядом со служанкой, Юдит увидела такое зрелище, от которого, будь у нее дыхание в теперешнем состоянии, его бы обязательно перехватило. Они находились высоко над городом, в одной из тех башен, которые она мельком видела, проходя по дому Греховодника вместе с Хои-Поллои. Перед ней открывался не просто Изорддеррекс — это было зрелище ее разрушения. В дюжине мест за пределами стен дворца Автарха пылали пожары, а в пределах этих стен, во внутренних двориках, строились войска. Вновь обернувшись к Кезуар, Юдит впервые обратила внимание на роскошное убранство комнаты, в которой она обнаружила женщину. Стены были покрыты гобеленами, мебель была позолоченной. Если это и была тюрьма, то достойная королевского величия.

Кезуар подошла к окну и окинула взглядом горящий город.

— Я должна найти Его, — сказала она. — Он послал ангела, для того чтобы он привел меня к Нему, а Сеидукс прогнал его. Значит, я должна сама найти Его. Этой ночью…

Юдит слушала, но довольно рассеянно. Ум ее отвлекся на мысли о царившей в комнате роскоши и о том, что это могло ей сообщить о ее двойняшке. Судя по всему, она делила лицо с женщиной, обладающей большой властью, но теперь лишенной ее и собирающейся разорвать сковавшие ее цепи. Судя по всему, ею двигала в этом любовь. Где-то в городе скрывался мужчина, с которым она страстно жаждала воссоединиться: любовник, который посылал ангелов нашептывать ей в ухо нежные глупости. Интересно, что же это был за человек? Может быть, Маэстро, маг?

Оглядев город, Кезуар отошла от окна и направилась в туалетную комнату.

— Я не могу отправиться к Нему в таком виде, — сказала она, начиная раздеваться. — Это было бы постыдно.

Женщина поймала взглядом свое отражение в одном из зеркал и села напротив него, с отвращением изучая свое лицо. От слез тушь у нее на ресницах превратилась в жидкую грязь, и ее щеки и шея были все в черных пятнышках. Она достала из туалетного столика кусок ткани, смочила его каким-то ароматным маслом и стала отчищать кожу.

— Я пойду к Нему обнаженной, — сказала она, улыбаясь в предвкушении этого удовольствия. — Такой Он примет меня с большей благосклонностью.

Загадочный возлюбленный интриговал Юдит все больше и больше. Слыша свой собственный голос, возбужденный мыслями о наготе, Юдит почувствовала искушение. Разве не здорово будет посмотреть на их половой акт? Наблюдение за своим собственным совокуплением с изорддеррекским Маэстро не входило в число тех чудес, которые она ожидала найти в этом городе, но мысль об этом вызвала в ней такое эротическое томление, что она не могла от нее отказаться. Она изучала отражение отражения. Хотя между ними и существовали некоторые различия косметической природы, черты были ее, до последней морщинки и родинки. Это не было лицо, похожее на нее, это была она сама, и это наблюдение вызвало у нее странное волнение. Ей надо как-то суметь поговорить с этой женщиной сегодня ночью. Даже если их абсолютное сходство — всего лишь каприз природы, они, безусловно, смогут пролить свет на жизнь друг друга, обменявшись своими историями. Лично ей был нужен только намек: в каком районе города ее двойник намеревается искать своего любовника — Маэстро.

Очистив лицо, Кезуар поднялась и вернулась обратно в спальню. Конкуписцентия сидела у окна, и Кезуар подошла к ней. Юдит приблизилась к служанке на расстояние нескольких дюймов, но все равно слова Кезуар были едва слышны.

— Нам понадобится нож, — сказала она.

Служанка покачала головой. — Все взята, — сказала она. — Ты зната как следить за нам.

— Тогда мы должны сами его сделать, — сказала Кезуар. — Сеидукс попытается помешать нам уйти отсюда.

— Ты хоч его убита?

— Да, хочу.

Этот разговор напугал Юдит. Хотя Сеидукс и отступил, когда Кезуар пригрозила ему закричать, Юдит сомневалась, что он проявит ту же уступчивость в случае физического нападения. Наоборот, какой более удобный повод может представиться ему для восстановления своего мужского превосходства, если она двинется на него с ножом? Если б она могла, она повторила бы Кезуар слова Клары о мужчине-разрушителе, в надежде удержать Кезуар от необдуманных действий. Это было бы проявлением невыносимой иронии — потерять эту женщину сейчас, оказавшись (безусловно, неслучайно, хотя в настоящий момент казалось именно так) после путешествия через пол-Имаджики не где-нибудь, а именно в ее комнате.

— Я знаю делать ножи, — сказала Конкуписцентия.

— Так сделай, — ответила Кезуар, придвигаясь еще ближе к своей сообщнице.

Юдит пропустила их следующие реплики, потому что кто-то позвал ее по имени. В удивлении она стала оглядывать комнату, но на полпути узнала голос. Это была Хои-Поллои, решившая разбудить спящую после окончания бури.

— Папа пришел! — услышала Юдит ее голос. — Проснитесь, папа пришел.

У нее не было времени попрощаться с Кезуар. Вот перед ней была ее комната — и вот, в следующее мгновение, вместо нее возникло лицо дочери Греховодника, которая трясла ее за плечо.

— Папа…— сказала она снова.

— Да-да, хорошо, — резко ответила Юдит, надеясь, что девушка уйдет, не громоздя дальнейших разглагольствований между ней и ее сном. Она знала, что у нее есть считанные секунды на то, чтобы захватить сон с собой в явь, а иначе он погрузится в глубины ее памяти и там уже не разглядеть его подробностей. Но ей повезло. Хои-Поллои заторопилась обратно к своему папочке, предоставив Юдит возможность повторить вслух все то, что она видела и слышала. Кезуар и ее служанка Конкуписцентия, Сеидукс и заговор против него. И, конечно, любовник. Нельзя забывать любовника, который, наверное, в этот самый момент сидит где-нибудь в городе и тоскует по своей возлюбленной, запертой в позолоченной тюрьме. Зафиксировав все это в своей голове, она зашла сначала в ванную, а потом спустилась вниз к Греховоднику.

У хорошо одетого и раскормленного Греховодника было лицо, которому явно не шло исказившее его гневное выражение. В своей ярости он выглядел слегка абсурдно: черты его были слишком округлыми, а рот — слишком маленьким для тех гневных речей, которые из него изливались. Их представили, но для обмена любезностями времени не было. Ярость Греховодника нуждалась в выходе, и, похоже, ему было не очень-то важно, кто его слушает, лишь бы на лицах отражалось сочувствие. У него была для ярости серьезная причина. Его склад рядом с гаванью был спален дотла, а сам он с трудом избежал гибели от рук толпы, которая захватила уже три Кеспарата и объявила их независимыми городами-государствами, тем самым бросив вызов Автарху. «До этого момента, — сказал он, — дворец сделал не так много. Небольшие военные отряды были посланы в Карамесс, в Оке Ти-Нун и семь Кеспаратов на другой стороне холма, чтобы подавлять там все признаки бунта. Но никаких ответных мер пока не было предпринято против восставших, захвативших гавань».

— Это самая обыкновенная чернь, — сказал торговец. — У них нет уважения ни к собственности, ни к человеческой личности. Уничтожать все без разбору — вот все, на что они годны! Я не большой любитель Автарха, но он должен стать выразителем интересов порядочных людей, вроде меня, в такие дни, как эти! Мне надо было продать свое дело еще год назад. Я говорил с Оскаром об этом. Мы собирались уехать из этого проклятого города. Но я держался до конца, потому что верил в людей. Это было моей ошибкой, — сказал он, устремив взор к потолку, словно человек, пострадавший из-за своей собственной порядочности. — Моя вера была слишком сильна. — Он посмотрел на Хои-Поллои. Разве не так?

— Так, папа, так.

— Ну что ж, теперь все будет иначе. Пойди упакуй наши вещи, радость моя, этим вечером мы уезжаем.

— А как же дом? — сказал Дауд. — И коллекция внизу в подвале?

Греховодник метнул взгляд на Хои-Поллои.

— Почему бы тебе не начать упаковывать вещи прямо сейчас? — сказал он, явно стесняясь обсуждать свою контрабандную деятельность в присутствии дочери. Он бросил такой же взгляд и на Юдит, но она притворилась, что не поняла его значения, и осталась сидеть. Примирившись с ее присутствием, он начал говорить.

— Когда мы покинем этот дом, мы покинем его навсегда, — сказал он. — Я совершенно уверен, что в самом скором времени здесь не останется ничего. Все будет сметено с лица земли. — Обиженный буржуа, взывающий к гражданской стабильности, неожиданно превратился в проповедника, вещающего о конце света. — Рано или поздно это должно было случиться. Не могли же они вечно держать под контролем эти секты.

— Они? — спросила Юдит.

— Автарх. И Кезуар.

Звук этого имени прозвучал, как удар колокола у нее над ухом.

— Кезуар? — переспросила она.

— Его жена. Наша Изорддеррекская Леди — мадам Кезуар. Если хотите знать мое мнение, это она погубила его. Он всегда прятался от посторонних глаз, что было весьма мудро. Никто и не вспоминал о нем, пока торговля шла хорошо, и на улицах горели фонари. Налоги, налоги, конечно, были для нас всех тяжким бременем, в особенности, для людей семейных, вроде меня, но, доложу я вам, у нас здесь дела обстоят еще получше, чем в Паташоке или Яхмандхасе. Нет, я бы не сказал, чтобы мы его сильно обманывали. А вы только послушайте, какие рассказывают истории о том времени, когда он начал править: хаос, да и только! Половина Кеспаратов воевала с другой половиной. Он принес стабильность. Люди начали процветать. Нет, политика его тут не причем, это все она, она его погубила. Все было прекрасно до тех пор, пока она не начала вмешиваться. Я думаю, она воображает, что оказывает нам величайшую честь, удостаивая нас своими публичными появлениями.

— А вы…видели ее? — спросила Юдит.

— Нет, в лицо нет. Она не показывается на глаза, даже когда посещает казни. Хотя я слышал, что сегодня она показалась открыто. Кое-кто даже утверждает, что видел ее лицо. Отвратительное, говорят. Зверское, тупое. Я не удивлен. Все эти казни — это ее выдумка. Явно, ей все это нравится. Ну а людям это не по вкусу. Налоги — согласны. Небольшая чистка, несколько политических процессов — и это тоже, да, мы можем согласиться с этим. Но нельзя превращать закон в спектакль для публики. Это издевательство, а мы в Изорддеррексе никогда не издеваемся над законом.

Он продолжал и дальше в том же духе, но Юдит не слушала его. Она пыталась скрыть овладевшую ей взрывоопасную смесь чувств. Кезуар, женщина с ее лицом, оказалась одним из двух властителей Изорддеррекса, а стало быть, и всей Имаджики. Могла ли она теперь сомневаться в том, что попала в этот город неслучайно? Ее лицо обладало властью. Ее лицо было скрыто от всего мира, но способно было сделать уступчивым самого Автарха Изорддеррекса. Вопрос был в одном: что все это значило? Может быть, после столь непримечательной жизни на земле судьба забросила ее в Доминион, чтобы она хотя бы чуть-чуть узнала вкус власти, столь привычной для ее двойника? Или она была подставным лицом, призванным сюда, чтобы понести наказания за преступления, совершенные Кезуар? А если и так, то кем она была призвана? Совершенно ясно, что здесь должен быть замешан Маэстро, имеющий прямой доступ к Пятому Доминиону, в котором у него есть свои агенты. Является ли Годольфин составной частью этого заговора? Или, возможно, Дауд? Это больше похоже на правду. А Кезуар? Знает ли она об этом заговоре и принимает ли в нем непосредственное участие?

Этой ночью она все узнает, пообещала Юдит себе. Этой ночью она найдет способ перехватить Кезуар на пути к ее любовнику, рассылающему ангелов, и еще до того, как наступит новый день, ей уже будет известно, какая роль предназначена ей в этом Доминионе — сестры или козла отпущения.