Роковой туз

Последние сомне - ния развеялись, когда матросы Дюмон-Дюрвиля сумели вызволить из ко - раллового плена предметы, которые достоверно были на борту "Буссоли" и "Астролябии". Итак, кладбище кораблей Лаперуза было об наружено. Но несмотря на то, что дальнейшие поиски продолжались с перерывами вплоть до 1964 года, мы так и не знаем, посчастливилось ли самому Лаперузу уцелеть после кораблекрушения, был ли он одним из тех двух французов, которые долгие годы жили на Ваникоро, или уплыл со своими товарищами на маленьком боте спустя несколько месяцев после гибели кораблей.
      Тихий океан умеет хранить тайны. Но имя Лаперуза и поныне помнят и уважают все, кого судьба забрасывает в бескрайние просторы Великого Южного моря. Этим именем наречен пролив между островами Сахалин и Хоккайдо, а также несколько географических достопримечате - льностей на Гавайях, острове Пасхи и в Австралии.
      А. Шаров ПОЧЕМУ МЫ НЕ СЛЫШИМ ПРИВИДЕНИЙ?
      Чертовщина началась вечером. Часов в семь Вик Тэнди, как обычно, преспокойно играл клавишами своего компьютера, когда вдруг почувствовал странное смятение. Что-то висело рядом с ним в воздухе, неподвижно, тихо и настырно. Вик сразу понял, что за ним следят. Кто же это? Что это? Странная штуковина невозмутимо оглядывала его с ног до головы.
      Видать, я слишком засиделся в лаборатории, - подумал Вик и, пе ресилив себя, поднял глаза. Пепельно-серая фигура заколыхалась, обла - ком потекла прямо на него. Из странного клуба то ли выросли, то ли вып ростались ноги и руки, которые тоже потянулись к Вику. Ученый шарахну - лся прочь, но в этот миг едва успевший налиться плотью контур вдруг растаял, и теперь в лаборатории снова было пусто.
      Черт побери, и зачем я злоупотребляю крепким кофе? - спросил себя Вик. - Какая только дрянь не лезет в голову. А впрочем, что это было?
      Малость успокоившись, Тэнди, как и подобает ученому, да ещё британскому, решил дотошно разобраться в увиденном. И это ему уда - лось. Теперь сотрудник университета Ковентри убежден, что он знает, с какой стати по коридорам и комнатам шастают всевозможные призраки и почему англичане видят их чаще, чем представители других народов.
      Британские острова - воистину земля обетованная для привиде - ний! Сколько их, таинственных, туманными клочьями или серыми конту - рами высовывается из окон старинных замков, расхаживает по колоколь - ням, заброшенным мельницам, музеям, пугает зазевавшихся одиноких прохожих! Покой древних твердынь и таких же древних развалин то и де - ло тревожат тени монахов, королей и бледных как смерть дев. И вот кре - пкий духом Тэнди нашел, наконец, объяснение этому нашествию беспло - тных проказников. Оказывается, всему виной... роза ветров. Над Великоб - ританией испокон веку дует как в аэродинамической трубе. Эти ветры и порождают особые акустические волны, на которые прежде никто не об - ращал внимания, но благодаря которым в стране и завелась всяческая нечисть.
      Вот уже больше ста лет британское общество парапсихологов пы - тается найти земное объяснение потусторонних явлений, вывести тени усопших на чистую воду и потребовать с них ответа. Пока заметных успе - хов никто не добился. В расставляемых физическими законами ловушках все так же пусто, призраки ускользают из них как вода из решета. Вот по - чему охотники за привидениями ухватились за предположение Вика Тэн-ди как за идею, способную и впрямь объяснить многое.
      На след бессловесных призраков британский ученый вышел случ - айно, благодаря своей привычке засиживаться в лаборатории и... носить с собой как вы думаете, что? Шпагу! Да-да, самую настоящую шпагу. Вик Тэнди безумно увлекается фехтованием и часто приносит в лабораторию свое надежное оружие. На другой день после странного пришествия духа он захватил шпагу на работу, разумеется, не в надежде пустить кровь бесплотному созданию, а просто затем, чтобы подточить острие, поскольку вскоре должны были состояться какие-то соревнования фехтовальщиков. Вик зажал клинок в тиски, достал абразивный станок, и в этот миг шпага вдруг зазвенела. Тонко и тревожно, безо всякого посто - роннего вмешательства. Казалось, с клинком забавляется чья-то невиди - мая рука.
      По счастью, Тэнди был физиком-акустиком, а не парапсихологом. Он сразу же заметил, что беспричинный дребезг очень похож на резонан-сные колебания, которые, как правило, порождаются звуковыми волнами. Явление весьма распространенное: кому из нас не случалось в юности врубать на всю катушку магнитофон, а потом выслушивать жалобы сосе - дей, у которых в окнах дрожали стекла.
      Но вот ведь незадача. Кроме Тэнди, в лаборатории никого не было, если не считать таинственного невидимого гуляки, игравшего с оружием. Разумеется, не было и магнитофона. Только компьютер. В помещении царила могильная тишина. Но дотошный исследователь все же проделал необходимые измерения, и от их результатов у него на голове зашевели - лись волосы. Приборы неумолимо показывали, что стены лаборатории сотрясаются от адского грохота. К счастью для Тэнди, человеческое ухо не способно улавливать звуки столь низкой частоты, иначе кататься бы бедняге по полу, лезть на станку и биться о неё головой. Комнату прони - зывал инфразвук. Но где же прятался его источник? После недолгих поисков ученый обнаружил его. Вентилятор. Новенький вентилятор, толь - ко что с завода. Стоило выключить его, и клинок перестал звенеть.
      И тут физика-акустика осенило: а не связана ли неслышимая какофония с невидимым гостем, подкрадывавшимся к нему накануне?По - стойте-ка, что там показал прибор? Частота звука равнялась 18,98 Гц. Го - споди, да это же резонансная частота колебаний... глазного яблока! "Ве - роятно, из-за этих звуковых волн зрачки мои стали совершать колебате - льные движения, и потому мое зрение незаметно для меня самого пому - тилось. Перед глазами возникла какая-то химера, я увидел тень, туман - ный сгусток, которого на самом деле не было. Получается, что мы не ви - дим, а "слышим" привидения!"
      Эти низкие, не улавливаемые ухом тона возникают и в природе. Например, когда резкий ветер овевает шпиль церкви или задувает в ка минную трубу. Жутковатые басы способны пронизать самые толстые стены, особенно сильные неслышимые звуковые эффекты возникают в длинных и узких коридорах. Не случайно именно в них чаще всего встре - чаются привидения.
      "Бред да и только", - сказал мне берлинский экоолог Хартмут Из-инг, когда я поведал ему об открытии Тэнди. Бред-бредом, но сам Изинг вот уже долгие годы занимается ничем иным как воздействием инфра - звука на человеческий организм. Ведь это не только вопрос жизни и смерти бестелесных привидений, но и серьезная экологическая пробле - ма. Во время проводимых Изингом опытов некоторые участники, казал - ось, ни с того ни с сего уставали, другие ощущали давление на уши. Но призраков не видел никто.
      И вот ещё вопрос, на который британский автор новой "духогонии" пока не нашел ответа. Когда по дороге с бешеной скоростью мчится автомобиль, уровень инфразвука в нем достигает высшей отметки (свист ветра в ушах только слышимая "верхушка" этого леденящего кровь звукового "айсберга"). Выходит, теория не подтверждается практикой? Ведь, если мистер Тэнди прав, то по салонам автомобилей должны толпами сновать бестелесные "пассажиры", и водители просто не могут не видеть перед глазами монахов, королей и бледных как смерть дев. Но этой нечисти в кабинах своих машин пока не видел никто. И инспекторы дорожного патруля, к огорчению лихачей, все поголовно из плоти и крови...
      Дональд Уэстлейк
      П О Б Е Д И Т Е Л Ь
      (фантастический рассказ)
      Уордмэн стоял у окна и смотрел, как Ревелл шагает прочь от зоны.
      - Идите-ка сюда, - позвал он репортера. - Сейчас вы увидите Сторожа в действии.
      Репортер обошел письменный стол и остановился рядом с Уорд - мэном.
      - Кто-то норовит сбежать? - спросил он.
      - Совершенно верно, - Уордмэн расплылся в довольной улыб - ке. - Вам повезло. Нечасто они рыпаются. Может, этот парень специаль-но для вас расстарался.
      На лице репортера появилось выражение тревоги.
      - Разве он не знает, что произойдет?
      - Разумеется, нет. Пока не испытает на собственной шкуре. Смот-рите.
      Ревелл, вроде бы, никуда не торопился; он шел к лесу на дальнем краю пустоши. Прошагав ярдов двести за пределами зоны, он чуть накло-нился вперед, а ещё через несколько шагов обхватил руками живот и сог-нулся пополам вроде как от боли, но тем не менее продолжал идти своей дорогой. Он спотыкался все чаще и чаще, однако ухитрялся не падать и добрался таким манером до опушки леса, где, наконец, рухнул наземь и застыл без движения.
      Благодушие Уордмэна вдруг куда-то улетучилось. В теории Сторож нравился ему гораздо больше, чем в практическом приложении. Подойдя к столу, он позвонил в лазарет и сказал:
      - Пошлите людей с носилками в восточном направлении. Там на опушке леса лежит Ревелл.
      Услышав это имя, репортер встрепенулся.
      - Ревелл? - переспросил он. - Так вот кто он. Тот самый поэт?
      - Если можно величать его писанину поэзией, - ответил Уорд-мэн, презрительно скривив губы. Ему доводилось читать так называемые "стихотворения" Ревелла. Бред, сущий бред.
      Репортер снова выглянул из окна.
      - Я слышал, что он арестован, - задумчиво проговорил он.
      Высунувшись из-за плеча репортера, Уордмэн увидел, что Ревеллу удалось подняться на четвереньки, и он с великими мучениями ползком тащится к лесу. Но санитары с носилками уже трусцой нагоняли его. Уор-дмэн наблюдал, как они поднимают ослабевшее от боли тело, пристеги-вают его ремнями к носилкам и несут обратно в зону.
      Когда они скрылись из поля зрения, репортер спросил:
      - Он поправится?
      - Полежит пару суток в лазарете. Думаю, он потянул несколько мышц.
      Репортер отвернулся от окна.
      - Это было очень наглядно, - с опаской проговорил он.
      - Кроме вас, такого не видел ещё ни один посторонний, - сказал Уордмэн и снова самодовольно ухмыльнулся. - Как это у вас зовется? Сенсация?
      - Да, - садясь, ответил репортер. - Сенсация.
      Интервью возобновилось. За год, прошедший с тех пор, как Уорд-мэн приступил к воплощению благотворительного проекта "Сторож", этих интервью было уже несколько десятков. И вот теперь он в пятидеся-тый, наверное, раз объяснял, что такое этот самый Сторож и в чем его ценность для общества.
      Основной деталью Сторожа была крошечная черная коробочка - по сути дела, радиоприемник, который хирургическим путем вживлялся в тело каждого заключенного. Посреди зоны стоял передатчик, непрерывно посылавший сигналы на эти приемники. Если заключенный не удалялся от передатчика более чем на 150 ярдов, все было в порядке. Но стоило ему покинуть пределы этого радиуса, и черная коробочка под кожей начи-нала отправлять в нервную систему болевые импульчы, которые усили-вались по мере удаления заключенного от передатчика и в конце концов достигали такой мощи, что лишали человека способности двигаться.
      - Понимаете, заключенный не может спрятаться, - объяснил Уордмэн. Даже сумей Ревелл добраться до леса, мы все равно нашли бы его благодаря воплям.
      Использовать Сторожа предложил сам Уордмэн. В те времена он служил заместителем начальника самой заурядной тюряги общегосудар-ственного значения. Однако так называемые "сердобольные" подняли хай, и внедрение новшества было отложено на несколько лет. Но теперь, наконец, проект запущен, и Уордмэну обещано пять лет полной свободы действий, чтобы провести испытания, руководить которыми он должен был самолично.
      - Если моя уверенность в отменном результате оправдается, - сказал Уордмэн, - то все государственные тюрьмы перейдут на такой режим охраны.
      Сторож исключал всякую возможность побега, позволял легко по-давить любой мятеж (достаточно было на минуту-другую отключить пе-редатчик) и превращал работу часовых в легкое и приятное времяпреп-ровождение.
      - По сути дела, у нас тут даже нет охранников как таковых, под-черкнул Уордмэн. - Здесь нужен только обслуживающий персонал: сто-ловая, лазарет и так далее.
      В новой тюрьме сидели не простые уголовники, а лишь государст-венные преступники.
      - Можно сказать, - с ухмылочкой объяснил Уордмэн, - что мы собрали под своим крылышком всю непримиримую оппозицию.
      - Иными словами, это политзаключенные, - вставил репортер.
      - Нам не нравится это выражение, - ответил Уордмэн, и в его го-лос закрались ледяные нотки. - Слишком уж по-коммунистически оно звучит.
      Репортер извинился за оговорку и поспешил закончить интервью. Уордмэн снова подобрел и проводил гостя до выхода.
      - Видите, - сказал он. - Никаких вам стен или вышек с пулеме-тами. Наконец-то у нас есть тюрьма, отвечающая требованиям времени.
      Репортер ещё раз поблагодарил тюремщика и зашагал к машине. Дождавшись его отъезда, Уордмэн отправился в лазарет проведать Ревелла. Но тому уже вкатили укол, и теперь поэт крепко спал.
      Ревелл лежал на спине, пялился в потолок и повторял про себя: "Я не думал, что будет так погано. Я не думал, что будет так погано". Он мы-сленно взял здоровенную кисть и начертал черной краской на безупречно белом потолке: "Я не думал, что будет так погано".
      - Ревелл.
      Поэт слегка повернул голову и увидел стоявшего возле койки Уорд-мэна. Он смотрел на тюремщика так, словно не узнавал его.
      - Мне сообщили, что вы проснулись, - сказал Уордмэн.
      Ревелл молчал.
      - Когда вы поступили сюда, я попытался дать вам понять, что бе-жать бессмысленно, - напомнил ему тюремщик.
      Ревелл разомкнул губы и сказал:
      - Все в порядке, вам нет нужды терзаться. Вы исполняете свои обязанности, а я - мой долг.
      - Не терзаться?! - Уордмэн вытаращил глаза. - Мне-то с чего терзаться?
      Ревелл уставился в потолок. Слова, выведенные на нем всего ми-нуту назад, уже исчезли. Как жаль, что нет бумаги и карандаша. Слова утекали, будто вода из решета. Остановить их, поймать. Но для этого ну-жны карандаш и бумага.
      - Могу я получить бумагу и карандаш? - спросил Ревелл.
      - Чтобы опять строчить непристойности? Разумеется, нет.
      - Разумеется, нет, - эхом откликнулся Ревелл. Он закрыл глаза и принялся следить за ускользающими словами. Человек недостаточно расторопен, он не может и сочинять, и запоминать одновременно. Надо выбирать, и Ревелл сделал свой выбор уже давно: он будет сочинять. Но слова убегали, потому что у него нет бумаги, и распадались в пыль в огромном мире.
      - Боль в коленках, боль в руках, - тихо пробормотал он. - Боль в печенках и мозгах. То затихнет, то накатит.Может, хватит? Может, хватит?
      - Боль проходит, - ободрил его Уордмэн. - Минуло трое суток. Она уже давно должна была стихнуть.
      - Она вернется, - ответил Ревелл и, открыв глаза, начертал эти слова на потолке: "Она вернется".
      - Не валяйте дурака, - буркнул тюремщик. - Не вернется, если вы не ударитесь в бега ещё раз.
      Ревелл молчал. Легкая улыбка на лице Уордмэна сменилась хмурой миной.
      - Нет, - сказал он.
      Ревелл удивленно посмотрел на него и ответил:
      - Да. Еще как да. Разве вы не поняли?
      - Никто не бежит отсюда дважды.
      - Я никогда не успокоюсь. Неужели вы не уразумели? Я никогда не оставлю попыток бежать, никогда не перестану существовать, никогда не разуверюсь, что я - тот, кем должен быть.Вы не могли не знать этого.
      Уордмэн вытаращил глаза.
      - Так вы готовы ещё раз пройти через это?
      - Еще много, много раз.
      - Вы просто хорохоритесь, - Уордмэн сердито наставил на Рев-елла палец. - Что ж, помирайте, коли есть охота. Вы хоть понимаете, что подохнете, если мы не принесем вас обратно?
      - Смерть - тоже бегство.
      - Так вот чего вы хотите! Ну, ладно, можете отправляться. Я больше не пошлю за вами, обещаю.
      - Значит, вы проиграете, - сказал Ревелл и, наконец, взглянул на тупую и злобную физиономию тюремщика. - Вы сами установили прави-ла. И, даже играя по ним, все равно потерпите поражение. Вы утверждае-те, что ваша черная коробка может остановить меня. Но это значило бы перестать быть самим собой из-за какой-то черной коробки. По-моему, вы заблуждаетесь. Пока я убегаю, вы будете терпеть поражение за пораже-нием, а если черная коробка убьет меня, значит, вы проиграли окончате-льно.
      - Та, по-вашему, это игра? - возопил Уордмэн, воздевая руки к потолку.
      - Конечно, - ответил Ревелл. - Что ещё вы могли изобрести?
      - Вы сошли с ума, - заявил Уордмэн и шагнул к двери. - Вас надо отправить в дурдом.
      - Это тоже было бы вашим поражением! - гаркнул Ревелл, но Уордмэн уже хлопнул дверью и был таков.
      Ревелл откинулся на подушку. Оставшись в одиночестве, он вновь предался размышлениям о страхе. Он боялся черной коробочки, особен-но теперь, когда знал, как она действует, боялся до такой степени, что сводило желудок. Но был и другой страх, более отвлеченный и умозрите-льный, однако ничуть не менее жгучий. Страх потерять себя. Он неумо-лимо толкал Ревелла на новый побег, а значит, был ещё острее.
      - Но ведь я не думал, что будет так погано, - прошептал поэт и вновь мысленно начертал эти слова на потолке, только теперь уже - красной кистью.
      Уордмэну загодя сообщили, что Ревелл выходит из лазарета, и тю-ремщик караулил поэта под дверью. Ревелл немного похудел, даже вро-де бы постарел. Прикрыв ладонью глаза, он посмотрел на тюремщика, бросил: "Прощайте, Уордмэн" и зашагал на восток.
      Уордмэн не поверил.
      - Вы блефуете, Ревелл! - гаркнул он.
      Поэт молча шел вперед.
      Уордмэн уже и не помнил, когда в последний раз был так зол. Бо-льше всего ему хотелось броситься вдогонку за Ревеллом и придушить его голыми руками. Но Уордмэн сжал кулаки и напомнил себе, что он - человек разумный, здравомыслящий и милосердный. Как Сторож. Ведь Сторож требовал всего-навсего послушания, и он, Уордмэн, хотел того же. Сторож карал лишь за бессмысленное своеволие, и он, Уордмэн, то-же. Ревелл - антиобщественный элемент, склонный к самоуничтоже-нию, и его следует проучить. Ради него самого и ради блага общества.
      - Чего вы хотите добиться? - заорал Уордмэн, прожигая взгля-дом удаляющуюся спину Ревелла и жадно вслушиваясь в безмолвие по-эта. - Я не стану посылать за вами! Сами приползете сюда на карачках!
      Он смотрел вслед Ревеллу, пока тот не покинул пределы зоны. По-эт брел, обхватив руками живот и подволакивая ноги, голова его безволь-но поникла. Наконец Уордмэн скрипнул зубами, развернулся и отправил-ся в свой кабинет составлять месячный отчет. Всего две попытки к бегст-ву. Раза два или три за день он подходил к окну. Ревелл полз на четвере-ньках через пустошь, направляясь к деревьям. Под вечер поэт скрылся из виду, но Уордмэн слышал его вопли и лишь с большим трудом смог со-средоточиться на подготовке отчета. В сумерках он снова вышел на ули-цу. Из леса доносились слабые, но непрерывные крики Ревелла. Тюрем-щик застыл, обратившись в слух, сжимая и разжимая кулаки. Он был ис-полнен угрюмой решимости не давать воли состраданию. Ревелла надо проучить ради его же пользы.
      Спустя несколько минут к Уордмэну приблизился один из врачей.
      - Мистер Уордмэн, его необходимо вернуть.
      Начальник тюрьмы кивнул.
      - Знаю. Но я должен убедиться, что он усвоил урок.
      - Господи, да вы только послушайте! - воскликнул врач.
      Лицо Уордмэна омрачилось.
      - Ну, ладно, несите его сюда.
      Врач отвернулся, и в этот миг крики прекратились. Уордмэн и врач как по команде встрепенулись и прислушались. Ни звука. Врач опроме-тью бросился к лазарету.
      Ревелл лежал и орал. Мысль была только одна - о боли и о том, что надо кричать. Время от времени ему удавалось издать особенно гро-мкий вопль, и тогда он выгадывал ничтожную долю секунды и отползал ещё немного дальше от тюрьмы, преодолевая несколько дюймов. За по-следний час Ревелл сумел проползти два с лишним метра. Теперь его голову и правую руку можно было видеть с проложенной через лес проселочной дороги.
      На одном уровне сознания существовали только боль и вопли. Но на каком-то другом Ревелла постоянно и неотступно преследовал окру-жающий мир: он видел былинки перед глазами, неподвижный тихий лес, ветви в вышине. И маленький грузовичок, который остановился рядом с ним на дороге.
      У человека, вылезшего из кабины и присевшего возле Ревелла на корточки, было морщинистое обветренное лицо. Судя по грубой одежде, он был фермером. Человек тронул Ревелла за плечо и спросил:
      - Вы ранены?
      - Восток! - крикнул Ревелл. - Восток!
      - А вас можно переносить?
      - Да! - взвизгнул страдалец. - Восток!
      - Отвезу-ка я вас к лекарю.
      Когда фермер поднял Ревелла и уложил в кузов грузовика, боль не усилилась. На таком расстоянии от передатчика её величина уже не мог-ла измениться.
      Скрутив тряпицу, фермер запихнул её в разинутый рот Ревелла и сказал:
      - Сожмите зубами, тогда полегчает.
      Ревеллу не полегчало. Но тряпица хотя бы приглушала его крики. И то слава богу: собственные вопли пугали его.
      Ревелл пребывал в сознании, когда фермер в сгущающихся сумер-ках внес его в здание, внешне похожее на поместье колониальной поры, но приютившее вполне современную больницу. Поэт видел склонивше-гося над ним врача, чувствовал его руку у себя на лбу, слышал, как врач благодарит фермера. Они наскоро обменялись несколькими словами, по-том фермер ушел, а врач снова склонился над Ревеллом. Это был моло-дой человек в белом халате, с пухлыми щеками и рыжей шевелюрой. Он казался сердитым и напуганным.
      - Вы из тюрьмы, верно? - спросил врач.
      Ревелл грыз свой кляп и орал, но сумел кивнуть. Точнее, судорож-но дернуть головой. Казалось, кто-то взрезал его подмышки ледяным но-жом, шею будто терли наждаком, суставы выворачивало. Так разделыва-ют крылышко цыпленка за обедом. В желудок словно налили кислоты, а в тело понатыкали иголок, да ещё жгли его паяльной лампой, одновремен-но сдирая кожу, вспарывая бритвой нервы и колотя молотками по мыш-цам. Чьи-то пальцы выдавливали ему глаза. Но эту боль придумал гений, вложивший в её создание все свое умение. Разум продолжал работать, и Ревелл все сознавал. Ему никак не удавалось лишиться чувств, впасть в забытье.
      - Иные двуногие - те ещё скоты, - рассудил врач. - Попытаюсь извлечь из вас эту штуку. Не знаю, получится ли: нам не положено разби-раться в механизме её действия. Но попробую.
      Он куда-то ушел и вскоре вернулся со шприцем.
      - Это вас усыпит.
      Ооооооооо!
      - Его там нет. Мы обшарили весь лес.
      Уордмэн злобно зыркнул на врача, хотя понимал, что ему придется принять эту истину.
      - Ладно, - сказал он. - Кто-то его увез. Там ждал сообщник, который помог ему смыться.
      - Никто не посмел бы, - возразил врач. - Любой пособник и сам угодит сюда.
      - И тем не менее, - ответил Уордмэн. - Я позвоню в полицию штата, добавил он и отправился в свой кабинет.
      Спустя два часа полицейские перезвонили ему. Они опросили всех, кто обычно ездил по лесной дороге, местных жителей, которые могли что-то видеть или слышать. Один фермер подобрал раненого неподалеку от тюрьмы и отвез его в Бунтаун, к доктору Эллину. Полиция была убеж-дена, что фермер сделал это по неведению.
      - Но не врач, - угрюмо буркнул Уордмэн. - Этот должен был сразу смекнуть, что к чему.
      - Да, сэр, я тоже так думаю.
      - И он не сообщил о Ревелле.
      - Нет, сэр.
      - Вы уже забрали беглеца?
      - Еще нет. Рапорт только что поступил.
      - Я поеду с вами. Дождитесь меня.
      Уордмэн отправился в карете "скорой помощи", которой предстоя-ло доставить Ревелла обратно в тюрьму. К больнице тихонько подъехали две патрульные машины, и полицейские ввалились прямо в операцион-ную, где доктор Эллин мыл хирургические инструменты.
      Врач невозмутимо оглядел пришельцев.
      - Я подозревал, что вы нагрянете.
      Уордмэн указал на стол посередине комнаты, на котором лежало бесчувственное тело.
      - Это Ревелл, - сказал он.
      Эллин удивленно взглянул на своего подопечного.
      - Ревелл? Тот самый поэт?
      - А вы не знали? Зачем же тогда помогали ему?
      Врач повнимательнее вгляделся в лицо тюремщика и спросил:
      - Неужто сам Уордмэн?
      - Да, это я.
      - Тогда, надо полагать, это принадлежит вам, - сказал Эллин и протянул тюремщику окровавленную черную коробочку.
      Потолок упрямо оставался белым. Ревелл мысленно выводил на нем такие словечки, от которых впору было покраснеть даже штукатурке, но ничего подобного не происходило. Наконец он зажмурился и багровыми, похожими на паучков буквами начертал на своих веках: "Забытье".
      Он услышал, как кто-то входит в палату, но не сразу открыл глаза: не было сил, весь их запас ушел на то, чтобы зажмуриться. Наконец он разомкнул веки и увидел возле своей койки злого и угрюмого Уордмэна.
      - Ну, как вы, Ревелл? - спросил тот.
      - Я размышлял о забытьи, - сообщил поэт. - Сочинял об этом стихотворение. - Он взглянул на чистый потолок.
      - Помнится, вы просили карандаш и бумагу, - сказал Уордмэн. - Мы решили дать их вам.
      Ревелл посмотрел на него, но надежда в его душе вспыхнула лишь на миг. Потом он все понял.
      - А... - ответил он. - Вот оно что.
      Уордмэн нахмурился.
      - Что-нибудь не так?Я же говорю: вы получите карандаш и бумагу.
      - Если пообещаю больше не уходить.
      Руки Уордмэна стиснули спинку койки.
      - Да что с вами? - сердито спросил он. - Вам не выбраться от-сюда. Пора бы уже уразуметь.
      - Вы хотите сказать, что я не сумею победить. Но я и не проиграю. Это ваша игра, по вашим правилам, на вашем поле, с вашим снаряжени-ем. Если мне удастся сести её вничью, и то неплохо.
      - Вы по-прежнему считаете это игрой! - взорвался Уордмэн. - Думаете, все понарошку. Хотите полюбоваться своими деяниями? - Он отступил к двери, махнул рукой, и в палату ввели доктора Эллина. - По-мните этого человека? Спросил Уордмэн.
      - Помню, - ответил Ревелл.
      - Он только что поступил к нам. Через час ему вживят Сторожа. Можете гордиться, Ревелл.
      - Простите меня, - сказал поэт врачу.
      Тот улыбнулся и покачал головой.
      - Не за что. Я надеялся, что открытое судебное разбирательство поможет избавить мир от Сторожа и ему подобного хлама, - улыбка Эллина сделалась грустной. - Но суд оказался не таким уж и открытым.
      - Вы оба слеплены из одного теста, - заявил Уордмэн. - Вас волнуют одни лишь чувства толпы. Виршеплет Ревелл долдонит об этом в своих так называемых "стихах", а вы - в той дурацкой речи на суде.
      - О, так вы сказали речь? - с улыбкой спросил Ревелл. - Жаль, что я её не слышал.
      - Она не очень удалась, - ответил Эллин. - Я не знал, что суд продлится всего один день, и мне не хватило времени подготовиться.
      - Ладно, довольно! - гаркнул Уордмэн. - Еще успеете наговориться. У вас будет на это не один год.
      На пороге Эллин обернулся.
      - Не уходите, пока я не оклемаюсь после операции, - попросил он Ревелла.
      - Собираетесь со мной? - спросил поэт.
      - Естественно, - ответил врач.
      Тюремщик сник.