Но все это не имело никакого значения.
Обернувшись к растерянной негритянке, Роберт спокойно приказал:
— Ты можешь идти, Джуба. Отправляйся на кухню и отдохни. Хозяйка позовет тебя, когда ты ей потребуешься.
— Но, Роберт…
— Иди, Джуба.
Рабыня осторожно положила платье на кресло и поспешно удалилась. Дождавшись, когда ее шаги затихли, Роберт повернулся к раскрасневшейся Эммалине.
— Ты, похоже, расстроена, дорогая.
— Конечно, расстроена! — Эммалину затрясло еще сильнее. — Я кое-что собиралась сделать, а ты все испортил!
— И что же ты собиралась сделать? Эммалина растерянно заморгала.
— Но я тебе уже сказала, что собиралась…
— Ах, да, — что-то о новых платьях… Эммалина вдруг шагнула вперед. Лицо ее приняло умоляющее выражение.
— Да… новые платья… Роберт… дорогой… — Она ласково, знакомым жестом провела пальцами по его щеке. — Разве тебе не хочется увидеть меня в чем-то новом… например, в платье с глубоким вырезом… В нем я была бы еще красивее…
— Но ты уже надела кое-что новенькое, дорогая, — улыбнулся Роберт. — Это белье действительно очаровательно.
И он подцепил пальцем бретельку сорочки и сбросил ее с точеного плеча жены. Затем проделал то же самое со второй бретелькой. При виде недовольной гримасы на лице Эммалины ему вдруг стало трудно дышать. Мягко, но решительно он спустил ей сорочку до пояса.
— Роберт, ну что ты делаешь! — Эммалина затрясла головой. — У меня на, это сейчас нет времени. Мне столько нужно сделать!
Крепко взяв жену за руки, Роберт быстрым движением притянул ее к себе и плотно обхватил губами темно-коричневый сосок.
— Роберт… — задохнулась Эммалина. Он увидел, как затрепетали у нее веки, когда он начал сосать мягкий податливый бугорок. — Роберт, не надо…
Оторвавшись от ее груди, Роберт посмотрел на жену.
— Что не надо, дорогая?
Нагнувшись, он медленно приблизил рот ко второму соску. И снова она еле слышно ахнула.
Роберт принялся перекатывать набухающий сосок языком, и протесты Эммалины как-то сами собой затихли. Он подсунул руку под тонкий шелк сорочки, накрыл ладонью шелковистый треугольник внизу живота и чуть надавил. Эммалина застонала, и тогда он глубоко погрузил пальцы в ее жаркое лоно, источавшее любовную влагу. Глаза Эммалины широко раскрылись, и она сама опустилась на его пальцы. Роберт растянул губы в улыбке и с нарастающим пылом начал ласкать ее.
— Я пришел сегодня пораньше, чтобы мы могли побыть вдвоем. У меня появилась идея немного развлечь тебя. — Он помолчал и спокойно спросил: — Вот так тебе нравится, Эммалина?
Эммалина прерывисто вздохнула.
— Эммалина… Она кивнула.
— Я не слышу, Эммалина.
— Да… мне… нравится.
Он начал медленно подталкивать жену к кровати, ни на миг не вынимая ласкающей руки из ее лона.
— Хочешь, чтобы я продолжал? — Эммалина задрожала.
— Ответь, дорогая.
— Да.
Эммалина уперлась икрами в край кровати, и Роберт мягко заставил ее сесть. Потом опустился перед ней на колени и руками широко развел ей ноги.
— Ты хочешь, чтобы я это сейчас сделал? — С этими словами он наклонился вперед и прижался лицом к золотистому треугольнику между ее бедер. Его язык скользнул в ее лоно. По телу Эммалины прошла волна дрожи.
— Скажи мне, Эммалина…
— Роберт… я…
Его голова вновь опустилась, и Эммалина отозвалась новой волной трепетной дрожи.
— Я надеялся, что ты попросишь меня остаться.
— Роберт…
Взгляд добрых глаз Роберта стал жестким, но он продолжал ласкать жену, чувствуя, что она уже не в силах бороться с желанием.
— Так ты хочешь, чтобы я остался?
Эммалина содрогалась, глаза ее все больше наполнялись страстью. Он много лет разжигал в ней эту страсть, и его губы наизусть знали каждый чувственный уголок ее роскошного тела. Он был уверен, что может, когда пожелает, возбудить в ней чувственный экстаз. И он единственный мужчина, обладающий такой властью над ней. Правда, был еще один…
— Так как, Эммалина? — не обращая внимания на растущее в нем желание, прошептал Роберт: — Я могу уйти, если ты пожелаешь, дорогая.
— Нет! То есть я… — Он поймал взгляд зеленых глаз и увидел в них готовность уступить любовному зову плоти. Наконец она выдохнула: — Пожалуйста… останься.
С безумно бьющимся сердцем Роберт почувствовал на своем лице теплые ладони Эммалины. Она нежно обняла его за шею и мягко потянула на себя.
Обхватив ладонями ее напрягшиеся, твердые ягодицы, Роберт уже не сдерживался, отдавшись радости, которую сейчас дарила ему Эммалина. Его Эммалина… и он ни с кем не собирается ее делить. Он любит ее. Она всегда будет только его и больше ничья… Любой ценой.
В глазах Барретта загорелось дьявольское злорадство. Собравшаяся на торги толпа беспорядочно заколыхалась, пока в аукционе наступил небольшой перерыв. Потенциальные покупатели еще не могли видеть сестер Хейг, но он то их видел прекрасно. Искоса он следил, как девушки шли к помосту, заметил, как они переглянулись с проходившим мимо Гибсоном. В очередной раз мысленно обругал капитана самыми последними словами. Мало того, что парень почти все плавание проторчал в каюте сестер Хейг, ублажая себя их прелестями, пока он, Барретт, сидел в грязном вонючем карцере, так теперь этот негодяй спас его от плантаций.
Ни один мускул не дрогнул на лице капитана при виде обеих сестер. Значит, заключил Барретт, он пресытился ими. Ну что ж, зато у него еще все впереди. Он покажет этим гордячкам, что может сделать с аппетитным женским телом опытный мужчина. О, дайте только время…
Пауза затянулась, и шум в толпе усилился. Но Барретт знал, что все это лишь временная утрата интереса, и спокойно отыскивал в галдящей толпе знакомое лицо. Чарльз Хиггинс стоял совсем рядом с помостом, но чуть сбоку. По его широкому лицу ручьями лил пот. Чарльз Хиггинс был настолько толст, что его тело выпирало из одежды, как тесто из квашни. Поймав взгляд Барретта, он слегка улыбнулся и торопливо кивнул.
Барретт положил немало труда, чтобы заинтересовать Хиггинса сестрами Хейг, и теперь был уверен, что, как только владелец самого популярного в Кингстоне борделя увидит их, вопрос сам собой будет решен. Он подсуетился и выбил из этого типа обещание, что первым их клиентом будет он, Джон Барретт. Вот тогда-то они запоют песни любви…
Девушки подошли к лестнице, и Барретт еще раз придирчиво оглядел их с ног до головы. Все было исполнено в точности, как он хотел. Волосы у обеих распущены по плечам. Их светло-пепельный цвет, непривычный для этих мест, где преобладали черные волосы и темная кожа, наверняка привлечет внимание. Одеты они были в светло-голубые платья, которые он купил специально для них. Цвет платьев прекрасно оттенял прозрачную голубизну их глаз. Он специально не позволил им надеть нижнее белье, чтобы сквозь тонкий батист отчетливо просвечивали плавные линии ног и бедер. Низкий лиф открывал ослепительно-белые плечи и верхнюю часть округлых грудей.
Да… два лакомых кусочка. Все просто слюной изойдут.
Девушки уже поднимались по лестнице. Он увидел, как Джиллиан Хейг — ошибиться было невозможно из-за гордо вздернутого подбородка — повернулась к сестре, взяла ее за руку, и они вместе шагнули на помост. Он услышал, как мгновенно стих безразличный гул голосов. Это молчание стало невольной данью дивной красоте обеих девушек.
Они были похожи друг на друга как две капли воды. Лишь в глазах у одной вспыхнула ненависть, а у другой — страх, когда они встретились с ним взглядом.
Барретт ухмыльнулся при мысли, что скоро эти глаза будут смотреть на него с одинаковым выражением неизбывного ужаса.
Молчание толпы сменилось восхищенным перешептыванием, которое усилилось, как только Барретт вылез из-за своего стола и подошел к девушкам. Он грубо схватил Джиллиан за волосы. Кровь бросилась ей в лицо, сделав его еще привлекательнее. Барретт громко бросил в толпу:
— Итак, господа, какой будет начальная цена?
Свифт, спрятавшись за полуоткрытой дверью, тихо веселился, наблюдая за разворачивающимся на помосте спектаклем. Стоявший рядом Доббс снова нервно дернул его за рукав, и он сердито обернулся.
— Отвали ты от меня, наконец, слышишь? — огрызнулся он и со злостью отодрал вцепившуюся ему в рукав руку напарника. — Я хочу посмотреть, как эта стерва сполна получит за все свои штучки. Отстань, говорю тебе!
— Ну, коли тебе так невтерпеж… — пробурчал Доббс и тут же снова заволновался: — Слушай, а если нас увидят?
— Говорю же тебе, зря беспокоишься! — досадливо отмахнулся Свифт. — Нас до сих пор никто не отыскал? Не отыскал! Капитан выправит нам бумаги и устроит местечко на корабле, чтоб завтра мы убрались отсюда назад, в Англию? Выправит! Так ведь?
— Так-то оно так…
— А Барретт, хоть и дьявол, слишком занят своей местью белокурой потаскухе, чтоб думать еще и про нас. Когда до него дойдет, что мы куда-то запропастились, мы уже тю-тю, понял?
— Хорошо бы…
— Так что уймись и дай, наконец, поглазеть на потеху! — Лицо Свифта вдруг стало омерзительным. — Это мне награда за все, чего я натерпелся из-за этой заразы. Не суй сюда свой поганый нос, понял!
Доббс даже отшатнулся:
— Да ты совсем спятил, Свифт! Из-за какой-то девки подведешь себя и всех нас под монастырь!
— Пусть спятил… — рассеянно ответил Свифт, не отрывая взгляда от помоста. Он не заметил, как Доббс выскользнул наружу, и хрипло договорил в пустоту за своей спиной: — Но все равно досмотрю, как эта ведьма получит свое… раз и навсегда!
Шум в толпе стал еще громче, и Джиллиан крепко сжала руку Одри. Она так и не опустила головы под откровенно похотливыми взглядами обступивших помост мужчин. Она прекрасно понимала, зачем их одели в эти полупрозрачные платья, и давно заметила стоявшего позади толпы мрачного Дерека.
Барретт больно дернул ее за волосы и прокричал в толпу:
— Так кто же первым предложит цену? — Выкрикнули первое предложение, потом второе, затем последовало третье… Джиллиан пристально разглядывала лица в толпе. Предложения следовали одно за другим, и с каждым разом цена на них поднималась все выше и выше. Как бы внимательно она ни вглядывалась, ей не удавалось отыскать ни одного честного, сочувствующего лица. И не было ни одной пары глаз, в которых бы она смогла прочесть что-то еще, кроме жадной, откровенной похоти.
Бросив взгляд на Одри, Джиллиан поняла, что сестра окаменела от ужаса. Ледяной страх от полной своей беспомощности сковал ее душу.
— Давайте, друзья мои, не скупитесь! — Голос Барретта перекрыл стоявший вокруг шум. — Перед вами настоящий клад! Две красавицы — близняшки! Видели ли вы когда-нибудь такие роскошные, сияющие неземным светом волосы? — Он опять схватил Джиллиан за волосы, приподнял их и рассыпал по ее обнаженному плечу. — А какая кожа, господа! У кого еще вы видели такую чистую, нежную кожу?
Джиллиан с омерзением стряхнула его руку со своего плеча, и Барретт оглушительно расхохотался:
— Вот какие они чувствительные, эти юные леди! И с каким еще характером! Ну-ка, кто возьмется научить их помнить свое место?
Оборвав смех, Барретт повернулся к Джиллиан и злобно прошипел:
— Повернись кругом, стерва! Пусть на тебя полюбуются со всех сторон… или, даю слово, за твое упрямство сполна заплатит твоя сестра!
Джиллиан и не подумала сдвинуться с места. Но Барретт продолжал гнуть свое:
— Значит так, мисс Джиллиан Хейг. Да-да, я знаю, кто из вас кто! Вы и теперь намерены одаривать меня своим презрением, когда ваш покровитель бессердечный капитан Эндрюс преспокойно повернулся к вам спиной?
В душе Джиллиан поднималась волна горячей ненависти к этому подлецу. Она демонстративно не стала смотреть в ту сторону, куда указывал Барретт. Но вздрогнула, когда тот раздраженно проскрипел ей в лицо:
— Или ты немедленно сделаешь, как я сказал, или я займусь твоей сестрой!
Джиллиан наконец поняла, что шутки кончились, что Барретт сейчас выполнит свою угрозу. Она отпустила руку Одри, шагнула вперед и медленно начала поворачиваться под плотоядными взглядами покупателей. По толпе вновь прошла волна восхищенного шепота.
Барретт снова обратился к толпе:
— Вот так, джентльмены, вы все видели сами! Предлагается чудная пара, одна гордячка, и она доставит вам немало приятных минут, другая тихоня, и ей нужно помочь стать пообщительнее. Неплохо получается, не так ли? Так какая будет цена теперь, господа?
Дерек, наблюдая за происходящим, едва сдерживал свои чувства. Увидев, как Барретт бесцеремонно схватил, Джиллиан за волосы, Дерек едва не задохнулся от ненависти. А когда Барретт положил толстую лапу с жирными пальцами на ее обнаженное плечо, капитан непроизвольна шагнул вперед, но неимоверным усилием воли заставил себя остановиться.
Барретт, склонившись к Джиллиан, что-то прошептал ей на ухо. Она выпустила руку сестры, вышла вперед и повернулась кругом, давая себя рассмотреть. Однако Дерек успел заметить, какой ненавистью вспыхнули перед этим ее глаза.
Громкие замечания о ее достоинствах, посыпавшиеся из толпы, заставили Джиллиан густо покраснеть. Дерек с трудом сглотнул, едва выдерживая душевную муку.
Джиллиан неожиданно взглянула поверх голов и встретилась с ним взглядом. Дерек увидел в глубине небесно-голубых глаз унижение, которое неимоверной болью отозвалось в его душе. И еще он увидел в них отчаяние.
Инстинкт и уже просто невыносимая душевная боль заставили Дерека сделать еще шаг вперед. И снова он резко остановился.
Нет. Он уже однажды истекал кровью от такой же раны. Тогда он остался в живых только чудом.
Стиснув зубы, зажав все свои чувства в кулак, Дерек какое-то короткое мгновение, показавшееся ему вечностью, сумел выдержать взгляд Джиллиан. А потом медленно с непоколебимой решимостью отвел глаза в сторону.
Возбужденные крики толпы мгновенно исчезли для Джиллиан, она просто перестала их слышать, когда Дерек отвел глаза. Она все не могла поверить в горькую правду даже тогда, когда он повернулся и медленно пошел прочь. Барретт грубо схватил ее за руку и громко распорядился:
— Повернемся еще разок, мисс Хейг… — Она не сдвинулась с места.
— Я, кажется, сказал — еще разок, мисс Хейг… — Джиллиан не могла заставить себя пошевелиться. Шум толпы становился все глуше, яркое сияние полуденного солнца потускнело, перед глазами все поплыло…
Тонкая рука Одри скользнула в ее ладонь, и Джиллиан испытала ужасный, горячий стыд за себя. Пусть будут прокляты все, кто так старается лишить ее последних сил! Она не уступит!
Благодарно сжав руку сестры, Джиллиан собрала последние силы и медленно повернулась кругом по команде Барретта.
Она заметила, как по мокрому от пота лицу Барретта скользнула злобная, торжествующая улыбка, но не поняла, что же вызвало у него такую радость. Молоток оглушительно грохнул. Торги закончились. К сестрам подошел охранник и, грубо подталкивая, увел с помоста.
И тогда Джиллиан увидела, кто дожидался их внизу. Человек был совершенно необъятной толщины, в мокрой от пота одежде, пот ручьями стекал по его толстому широкому лицу. Чем ближе они подходили, тем сильнее несло от него запахом немытого тела.
Мужчина сально улыбнулся, обнажив желтые гнилые зубы, и сказал:
— Я Чарльз Хиггинс, леди. Соизвольте пройти со мной, нам о многом предстоит поговорить.
Следуя за Чарльзом Хиггинсом, который гордо вел их через толпу, Джиллиан видела презрительные усмешки и слышала похабные замечания. Крепче взяв сестру за руку, она продолжала идти вперед.
Глава 12
Джиллиан сидела совершенно неподвижно, неспособная произнести ни слова из-за комка в горле, который ей все никак не удавалось проглотить. Она посмотрела на Одри, пристроившуюся рядом с ней на узкой кровати в тесной обшарпанной каморке, куда недавно привел их Чарльз Хиггинс. Джиллиан все не могла сообразить, как давно они ждут его возвращения. Им принесли еду и воду, но все так и стояло нетронутым. А утро уже перешло в день, потом день стал клониться к вечеру… В душе у нее начали расти самые мрачные предчувствия.
У Джиллиан не было никаких сомнений в том, куда они попали. Она поняла это в тот самый момент, когда они подошли к неопрятного вида деревянному дому, расположенному недалеко от порта. У распахнутых окон верхних этажей сидели женщины, вызывающе и броско одетые, которые игриво обменивались с проходившими по улице мужчинами похабными замечаниями.
Когда Хиггинс распахнул дверь и ввел их внутрь, в ноздри ударил тяжелый дух, которым здесь было пропитано буквально все. От висевшего в воздухе густого запаха дешевых духов и пота к горлу Джиллиан подступила тошнота. Но то, что она увидела, пока они проходили через вестибюль к лестнице на верхний этаж, потрясло ее сильнее всего. Здесь толпилось множество полуодетых женщин, открыто поощрявших находившихся там мужчин и с явным удовольствием позволявших лапать себя.
Джиллиан, не решаясь повернуть голову к Одри из-за боязни увидеть выражение ее лица, вздернула подбородок и начала подниматься по лестнице следом за Хиггинсом, глядя прямо пред собой. Из-за дощатых дверей по обеим сторонам коридора доносились звуки, не оставлявшие сомнений в том, что там происходит. Джиллиан случайно бросила взгляд в широкую щель между досками одной из дверей и с трудом подавила приступ тошноты от увиденного.
Их привели в узкую комнатку, где они сейчас и сидели. Каморка была частью борделя. Она читала о таких заведениях, но никогда по-настоящему не верила в их существование.
Пока они с Одри ждали решения своей участи, Джиллиан думала, не станет ли этот бордель их с сестрой судьбой. От одной только мысли об этом можно было сойти с ума.
Одри вдруг начала дрожать. Джиллиан быстро повернулась к ней и увидела, как побелело ее лицо с широко раскрытыми глазами. С трудом, сдерживая тошноту, Джиллиан схватила сестру за руку и зашептала успокаивающие слова, которые в тишине комнаты показались криком:
— Одри, милая Одри, все будет хорошо. — Одри бросила на нее гневный взгляд:
— Я уже не ребенок, Джиллиан! Я знаю, куда мы попали.
Джиллиан без особого успеха попыталась улыбнуться
— Да, это ясно с первого взгляда.
— Неужели здесь нам и суждено окончить наши дни, Джиллиан? Неужели нам никто не поможет? Может быть, Кристофер…
— Нет. И не тешь себя напрасными надеждами, Одри Кристофер такой же подневольный, как и мы. Мы не можем надеяться на него. Мы можем надеяться только на самих себя.
— На самих себя? Но мы же совершенно беспомощны, Джиллиан!
— Как ты можешь так уверенно об этом говорить! Нам надо подождать и присмотреться. Может быть, когда вернется мистер Хиггинс…
— О да, когда вернется мистер Хиггинс, он возьмет да и отведет нас к посетителю этого заведения! — Глаза Одри наполнились слезами. — Я скорее умру, Джиллиан! Я скорее умру!
Дверь с треском распахнулась, и девушки испуганно обернулись. В комнату с вальяжным видом ввалился Чарльз Хиггинс. Джиллиан подумала, что он выглядит сейчас еще хуже, чем несколько часов назад. Сальные волосы, прежде прикрытые мятой шляпой, неопрятными прядями липли к голове. Лицо его было багровым от жары, а одежда пропотела еще больше, и несло от него еще сильнее.
Позыв к рвоте стал просто непреодолимым. Побелев и покрывшись испариной, Джиллиан неимоверным усилием сумела его подавить. Хиггинс обратился к ним подчеркнуто вежливо, и этот тон так не вязался с его отталкивающей манерой держаться, что все происходящее начало казаться просто нереальным.
— Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать, милые леди. Но появились кое-какие срочные дела, которые потребовали моего внимания. — Хиггинс улыбнулся, в очередной раз, обнажив свои желтые, редко посаженные зубы. — Я полагаю, что будет нелишним еще раз напомнить вам пункты вашего колониального контракта. Я также думаю, что вам необходимо ясное понимание вашего положения.
Хиггинс сделал паузу и стал скорее похож на адвоката, заботливо дающего советы своим клиентам, чем на владельца борделя. И от этого ощущение нереальности происходящего стало еще сильнее.
— Уважаемые леди, — продолжил Хиггинс, — условия колониального контракта написаны ясно и точно. Они таковы: вы были приговорены судом к принудительным работам на четыре года. В течение этого времени вы являетесь собственностью вашего хозяина. Работа, которую вы исполняете, и даже ваша одежда целиком и полностью принадлежит ему. Вы можете сдаваться внаем на его условиях и с выплатой ему всех получаемых доходов. — Хиггинс сделал эффектную паузу. — По его желанию вы можете быть перепроданы. На наказание, которому он может вас подвергнуть за непослушание или за плохое исполнение работы, не накладывается никаких ограничений, за исключением преднамеренного убийства. Попытка к бегству наказывается увеличением назначенного вам срока. Здесь я чувствую себя обязанным разъяснить, что побег практически невозможен, особенно на этом острове. А когда побег все же происходит, по всему острову расклеивают объявления о розыске, где подробно описываются приметы беглецов. А так как принудительные работы по колониальному контракту являются основной и узаконенной частью эмиграционной и уголовной системы, установленной Короной, содействие со стороны населения просто великолепное. Я также чувствую себя обязанным упомянуть, хотя это может показаться проявлением бесчувствия с моей стороны, — что здесь принято клеймить каленым железом особо упорных беглецов, с тем, чтобы с их поимкой не возникало трудностей.
Джиллиан непроизвольно прерывисто и хрипло задышала. От духоты, наполненной отвратительными запахами, от дикой несуразности всего произошедшего с ними с того момента, как они с Одри вступили на помост и были проданы, Джиллиан была близка к обмороку.
Нарочито не обращая внимания на состояние девушек, Хиггинс неторопливо продолжал:
— Милые леди, я думаю, нет необходимости объяснять вам, что это за дом. — Он ухмыльнулся. — Но заверяю вас, все мои дамы здесь очень счастливы. Их хорошо одевают и кормят. И развлекают! Они никогда не обращаются ко мне с жалобами на усталость, потому что большую часть своего рабочего дня, как правило, проводят в постели.
Чарльз Хиггинс громко расхохотался собственной шутке. Хохот его заметался по каморке, ударами тяжелого молота отдаваясь в голове Джиллиан. Ни она, ни Одри не поддержали веселья Хиггинса, и тот, оборвав смех, грустно покачал головой:
— Какие же вы обе серьезные. На мой взгляд, даже слишком серьезные. Я был бы рад любой благоприятной возможности помочь вам научиться радоваться жизни. Но, увы, такой возможности мне не представится. Дело в том, что большую часть сегодняшнего дня я провел в тяжелейших переговорах, касающихся перепродажи ваших договоров третьей стороне. Переговоры закончились лишь недавно. И сейчас я жду возвращения покупателя с соответствующей суммой, на которой мы сошлись. Сделка оказалась исключительно выгодной, и мне подумалось, что будет справедливо, если разъяснения по остальным пунктам колониального контракта я предоставлю вашему новому хозяину. — Мистер Хиггинс помолчал, его толстая физиономия приняла искренне печальное выражение. — Боюсь, что у нового хозяина вам не будет так хорошо, как могло бы быть у меня. У него довольно крутой нрав, и он не склонен к проявлениям любезности. Но, увы, своей решимостью он просто ошеломил меня, и я счел делом чести довести сделку до конца. — Тут Хиггинс шутливо подмигнул: — Довести до чьего-то конца — в этом есть изюминка, а?
Джиллиан безмолвствовала.
Снаружи раздались тяжелые шаги. Хиггинс обернулся к двери и впервые за все время разговора нахмурился.
— Похоже, что сей малоприятный господин уже здесь. Как мне кажется, вы с ним прекрасно знакомы.
У Джиллиан вдруг остановилось сердце. Комната начала наполняться ярким светом.
Ручка двери повернулась, и Хиггинс произнес:
— Мистер Джон Барретт…
Услышав это имя, Джиллиан невольно прижала руку ко рту. В голове у нее как будто взорвалось солнце. И все вокруг исчезло во тьме.
— Прочь с дороги!
Дерек, оттолкнув Хиггинса, бросился к соскользнувшей на пол Джиллиан. Одри в ужасе ахнула и начала приподниматься, беспомощно протягивая к сестре дрожащие руки. Но капитан, не обращая никакого внимания на Одри, склонился над Джиллиан, неподвижно лежащей на полу. В лице ни кровинки, безупречные черты застыли, как восковая маска. Леденящий страх сжал сердце Дерека.
— Джиллиан. — Дерек подхватил молодую женщину на руки и положил на кровать.
— Это надо же, — осклабившись, пробормотал Хиггинс. — Как это вы ловко разобрались, которая ваша! Они ж похожи друг на дружку как две капли воды. А впрочем, какая разница, та или эта, — обе лакомый кусочек…
От этих слов у Дерека потемнело в глазах. Он резко поднял голову и бросил испепеляющий взгляд на безучастно наблюдающего за происходящим толстяка и бессмысленно топчущуюся рядом с ним Одри.
— Дайте воды, черт возьми! — рявкнул Дерек. Одри опрометью кинулась к столу и налила воды в стакан. Она еле слышно рыдала. Эти звуки отчего-то действовали ему на нервы почти так же, как и тон, которым обратился к нему Хиггинс:
— Надеюсь, вы понимаете, что во всем этом моей вины нет. Вот эта юная леди подтвердит, что я приложил массу усилий, чтобы хоть как-то поддержать их. Я с исключительной добротой объяснил им их положение и как раз собирался сказать, что мистер Джон Барретт с ума сойдет от ярости, когда узнает, что я продал договоры этих двух дам да еще с такой выгодой. Тем более что в этом деле у него был личный интерес. Но едва я сказал…
— Да заткнешься ты, в конце концов, или нет! — Выплеснув в этой вспышке ярости остатки своего терпения, Дерек выхватил стакан с водой из руки Одри и рявкнул: — Пошли вон отсюда! Оба!
— Но моя сестра…
— Я сказал вон!
— Сэр, это мое заведение, и я…
— Вон, черт возьми! Вон!
Дверь за Хиггинсом и Одри захлопнулась, и Дерек повернулся к лежащей на кровати Джиллиан. Он с тревогой вгляделся в ее мертвенно-бледное лицо. На лбу и над верхней губой проступили капельки пота. Губы были слегка приоткрыты. Он склонился еще ниже и почувствовал на щеке легкое дуновение — она дышала. Дерек осторожно убрал со щеки девушки прилипшую прядку волос. Веки Джиллиан затрепетали, и Дерек подсунул руку ей под затылок, помогая слегка приподняться.
— Попей воды, Джиллиан… — сказал он охрипшим от волнения голосом. — Всего один глоток. Этот идиот должен был понять, что в комнате ужасно жарко и нельзя держать вас здесь столько времени.
Джиллиан открыла глаза. Она посмотрела на него странным взглядом, но ничего не сказала, и он повторил:
— Попей немного. Пару глотков, не больше. — Губы Джиллиан приоткрылись. Она послушно отпила из стакана и снова посмотрела ему в глаза.
— Тебе лучше?
Джиллиан кивнула. Дерек наклонился еще ближе и утонул в бездонной голубизне ее глаз.
— Мистер Хиггинс сказал… — выговорила она тихим шепотом.
Но Дерек не дал ей договорить:
— Плевать я хотел на то, что сказал этот чертов сводник!
— Он сказал, — упорно продолжала она, — что продал наши колониальные контракты.
— Да, он их действительно продал, — напряженным голосом ответил Дерек.
— Джону Барретту…
— Я не желаю, чтобы ты произносила имя этого гнусного негодяя! — прошипел Дерек.
— Но он сказал, что Джон Барретт…
— Пусть Джон Барретт катится ко всем чертям! Посмотри на меня, Джиллиан, и послушай, что я тебе скажу. — Дерек заглянул в кристально чистую голубизну ее глаз и увидел там смятение… боль. Когда он снова заговорил, голос его выдавал пережитую душевную муку, что терзала его весь этот день: — Ты принадлежишь мне.
Он заглушил сорвавшийся с ее губ изумленный вскрик долгим поцелуем, но отзвук этого вскрика остался в его сердце вместе с мучительной болью, которой не было конца. Он пробудил в нем чувство, с которым Дерек сначала безуспешно боролся, а потом убедил себя, что справился. Ничуть не бывало. Оно снова поднялось во весь рост, и остается только признать полное свое поражение. Пожалуй, это признание пришло слишком поздно, когда у него уже не оставалось выбора.
Дерек оторвался от губ Джиллиан, вгляделся в ее порозовевшее лицо и, запинаясь, проговорил:
— Ты достаточно побыла в этом мерзком месте. Он резко выпрямился, наклонился и одним движением, не обращая внимания на слабые протесты, поднял девушку на руки. В коридоре он бросил взгляд на взволнованную Одри и изумленного Хиггинса.
— Иди за мной, или я оставлю тебя здесь! — приказал он, проходя мимо до смерти перепуганной Одри.
Мгновение спустя с Джиллиан на руках Дерек вышел на улицу.
Эммалина, все еще окутанная негой послеполуденного сна, лениво открыла глаза. Она потянулась, наслаждаясь ласкающими прикосновениями к коже тонких простыней. Накрыла ладонями груди, с удовольствием ощущая их округлую мягкость, и слегка сдавила пальцами упругие полушария. Груди откликнулись на чувственное прикосновение, и от нахлынувшей горячей волны Эммалине захотелось раздвинуть бедра. Женщина рассеянно улыбнулась, но тут же вдруг вспомнила обо всем, и улыбку как ветром сдуло.
Эммалина с раздражением бросила взгляд в окно, за которым день уже начал клониться к вечеру. Потом посмотрела на стоящие, на туалетном столике часы, села на кровати и выругалась.
Черт бы побрал Роберта с его ненасытностью! Все утро она, как могла, старалась ублажить мужа, надеясь обессилить его. В конце концов, в голове у нее забрезжила мысль, что ее стареющий, располневший, благодушный супруг, который чуть ли не поклонялся ей и опрометью бросался исполнять любую ее прихоть, догадывается, куда она собиралась отправиться.
Эммалина в задумчивости покачала головой. Да нет, пожалуй. Она всегда была очень осторожна. В его присутствии она ни единого взгляда не бросала в сторону другого мужчины. Когда она выходила замуж за Роберта, то думала, что все будет намного труднее из-за страстности ее натуры. Но во многом получилось наоборот. За исключением снов, в которых ей продолжал сниться Дерек, муж с изумлявшей Эммалину неустанностью удовлетворял ее сексуальные аппетиты, порой даже превосходя самого себя, как, например, сегодня утром.